Текст книги "Круги компенсации. Экономический рост и глобализация Японии"

Смягчающая роль банков долгосрочного кредитования

Главным приоритетом классических участников японского «королевства банкиров», включая банки, страховые компании и отраслевые ассоциации, а также финансовые регуляторы в МФ и БЯ, была стабильность. Инновации и даже экономический рост по отношению к этому императиву стабильности были вторичны. Коммерческие банкиры были в основном выходцами из юридической среды – в основном выпускниками юридического факультета Токийского университета, не слишком знакомыми с деталями промышленной организации и технологий.

Япония XX века, однако, была благосклонна к одному отличительному типу финансовых институтов, которые замечательным образом преодолели зияющий разрыв между банковскими возможностями и промышленным развитием. Банки долгосрочного кредитования мобилизовали в огромных количествах капитал, внимательно следили за корпоративными показателями и давали практические стратегические советы самым разным субъектам, от начальника цеха до председателя совета директоров. Они были способны выполнять эти важнейшие гибридные функции благодаря как уникальным институциональным характеристикам, так и особым программам обучения и корпоративной культуре[78]78
  О многочисленных функциях банков долгосрочного кредитования в японских корпорациях см. [Packer 1994: 142–187].


[Закрыть].

Первым банком долгосрочного кредитования, возглавлявшим в стране промышленные инновации на протяжении целого столетия, был Промышленный банк Японии (ПБЯ), основанный в 1902 году[79]79
  О истории и функциональной роли Промышленного банка Японии см. [Nihon 1957, 1982; Calder 1993: 134–173].


[Закрыть]. До Второй мировой войны ПБЯ был специальным государственно-частным банком под контролем правительства, при этом казначейство от имени государства владело в нем значительным миноритарным пакетом акций[80]80
  В 1902 году доля казначейства в общем количестве акций, находящихся в обращении, составляла 21,2 %, а в 1930 году она выросла до 23,7 %. К 1939 году его доля снизилась до 2,3 %, а большая часть остатка была передана местным органам власти, чтобы поощрить их участие в военных действиях [Nihon 1957].


[Закрыть]. Во время войны ПБЯ играл центральную роль в финансировании военной экспансии в Китае, а потом и в других частях Тихого океана. После войны он был умеренно дисциплинирован оккупационной администрацией, которая сократила его филиальную сеть, ограничила выпуск долговых обязательств и в соответствии с Законом 1952 года о банке долгосрочного кредитования сделала его однозначно частным с юридической точки зрения учреждением, см. [Calder 1993: 159].

В том же 1952 году в соответствии с тем же законом, который официально приватизировал ПБЯ, был создан Японский банк долгосрочного кредитования (LTCB). Как и ПБЯ, LTCB первоначально тоже финансировал крупномасштабные проекты капиталовложений, особенно в судостроение, электронику, автомобили и нефтехимию, а также оказался пионером долгосрочного финансирования проектов мелиорации и жилищного строительства [Mirabile 1990]. Пять лет спустя, в апреле 1957 года, был основан третий банк долгосрочного кредитования – Nippon Fudosan Bank, основанный на оставшихся в Японии активах банка Тёсэн, реликта колониальной эпохи, и специализирующийся на финансировании крупных сделок с недвижимостью [Fukuda, Koibuchi 2006].

Банки долгосрочного кредитования функционально дополняли коммерческие банки, а не конкурировали с ними, инициируя изменения в структуре промышленности и развитие новых отраслей, даже когда коммерческие банки старались сохранить статус-кво. Их активистская роль в стратегическом капитализме Японии периода высоких темпов экономического роста вытекала из семи ключевых реалий, наиболее ярко проявившихся в крупнейшем банковском учреждении, ПБЯ [Calder 1993: 160–161]:

В отличие от японских коммерческих банков, таких как Mitsubishi, Mitsui и Sumitomo, но подобно немецким универсальным банкам, японским банкам долгосрочного кредитования было разрешено выпускать облигации и долговые обязательства.

Их доступ к депозитам физических и юридических лиц был сильно ограничен, а на расширение филиалов наложены жесткие ограничения. Соответственно, банки долгосрочного кредитования сильно зависели от государственных и корпоративных вкладов и, следовательно, были более, чем коммерческие банки, уязвимы перед внешним влиянием и вмешательством.

Их способность ссужать деньги зависела от сотрудничества с другими крупными финансовыми центрами – МФ, коммерческими банками и компаниями по ценным бумагам.

Банки долгосрочного кредитования – в частности ПБЯ – воспринимались в острой борьбе между крупными промышленными группами, в которую были вовлечены основные коммерческие банки, как нейтральные.

Эти банки, и ПБЯ в частности, обладали непревзойденным техническим опытом, особенно в области оценки кредитов, макроэкономического анализа и организации крупномасштабных проектов, в то время, когда государственные организации, такие как Японский банк развития, только лишь появились, а крупные частные банки все еще находились в состоянии послевоенной дезорганизации и переходного периода.

ПБЯ, в частности, имел для принятия решений о кредитовании промышленности сложные внутренние механизмы, включая пользующееся большим авторитетом управление планирования, находящееся непосредственно в офисе председателя, изощренный кредитный отдел для оценки долгосрочных рисков и самый большой департамент промышленных исследований среди крупнейших финансовых институтов Японии[81]81
  Кредитный отдел ПБЯ действовал с 1929 года, а отдел промышленных исследований – с 1955 года [Calder 1993: 161].


[Закрыть].

Банки долгосрочного кредитования, в частности ПБЯ, были необычайно активны в политическом плане. Например, ПБЯ был последовательным союзником ориентированного на экономический рост премьер-министра Хаято Икеда, а председатель банка Сохэй Накаяма был одним из активных сторонников приверженца экономической экспансии Какуэя Танака в его борьбе за пост премьер-министра в 1972 году.

Преобразования в системе японских финансов

В годы высоких темпов роста, начиная с Корейской войны и заканчивая двумя нефтяными кризисами 1970-х годов, банковский мир Японии создал и укрепил, в сотрудничестве с МФ, БЯ и другими финансистами, например страховщиками, мощный и прибыльный круг компенсации в японских финансах. Этот круг доминировал в предоставлении промышленных кредитов, создавая и поддерживая сильный структурный уклон в сторону косвенного финансирования через корпоративный долг, заложенный под быстро дорожающую землю в рамках японской финансовой системы в целом. Таким образом, финансовый круг сыграл ключевую роль в поддержке тяжелой индустриализации с высоким уровнем заемных средств и поддержании политико-экономического господства «королевства банкиров» в Японии, в то время как глобальная финансовая система начала претерпевать более радикальные изменения.

В политическом мире конца XX века значение банковского дела было неоспоримым благодаря мощному положению в японской политико-экономической системе Дзэнгинкё наряду со сталелитейными и электроэнергетическими ассоциациями [Curtis 1988: 183–184]. Они обеспечивали критически важное прямое финансирование правящей Либерально-демократической партии, в то же время активно поддерживая политику заемного развития, от которой выигрывали ее влиятельные представители, занимавшиеся строительством и недвижимостью. Однако в 1970-х годах, когда японские финансовые рынки начали углубляться и расширяться благодаря растущей ликвидности, которую обеспечивали замедлившийся экономический рост и растущее внутреннее благосостояние, в финансовом мире появился новый центр власти в виде индустрии ценных бумаг.

Такие фирмы, как Nomura, Daiwa и Nikko, делали деньги на торговле и андеррайтинге акций и облигаций, как отечественных, так и зарубежных[82]82
  Глубокий микроуровневый профиль такой фирмы и ее стимулов см. [А1-letzhauser 1990].


[Закрыть]. Изначально интересы крупнейших эмитентов ценных бумаг переплетались с интересами банков, особенно ПБЯ, через узконаправленные мини круги компенсации, такие как Комитет по организации выпуска облигаций (Кисай Кай), возглавляемый ПБЯ, а позднее – синдикатами по выпуску государственных облигаций [Calder 1993:29–30,164–167,214-218]. Однако индустрия ценных бумаг имела склонность к развитию и инновациям, которую не всегда разделяли банки, ориентированные на стабильность и избегающие риска. В 1980-е годы эти разногласия выливались в периодические конфликты, что в тех секторах японской политико-экономической системы, где доминировали круги компенсации, было редкостью [Rosenbluth 1989: 167–230]. И наоборот, система ценных бумаг, за исключением ПБЯ, не могла обеспечить такой основанный на личных и стабильных человеческих связях детальный финансовый мониторинг, какой обеспечивало классическое «королевство банкиров».

В конце 1970-х годов ориентированные на риск дилерские фирмы сыграли роковую роль в самом важном в политико-экономическом смысле изменении курса в послевоенной истории японской экономики – пересмотре в декабре 1979 года Закона о контроле за иностранной валютой и внешней торговлей[83]83
  Закон, вступивший в силу в 1949 году, регулировал международную торговлю и финансовые операции между Японией и другими странами мира. Он был заменен еще более либеральным Законом об иностранной валюте и внешней торговле, который вступил в силу 1 апреля 1998 года.


[Закрыть]. Это событие, происшедшее всего за несколько месяцев до избрания Рональда Рейгана президентом США, открыло японским страховым компаниям и фирмам, специализирующимся на ценных бумагах, огромный новый рынок американских казначейских облигаций. Однако это также вызвало огромный отток японского капитала из того, что ранее было герметически закрытой, изысканно сегментированной и фундаментально стабильной внутренней финансовой системой. Эти потоки в итоге подорвали саму опору послевоенных финансов: систему земельных стандартов (точи хоньсэй), более подробно рассматриваемую в главе 5.

Результатом этого поистине исторического перенаправления средств стали появившиеся у банков огромные проблемы, включая неопределенность в их системах кредитного мониторинга и оценки, поскольку, сдувая перегретую стоимость местной недвижимости, на которой традиционно основывались кредитные решения банкиров, капитал перетек из отечественных активов в иностранные ценные бумаги. Однако банки, наряду со многими политиками и богатыми землей инвесторами, не смогли эффективно отреагировать на новые и динамичные изменения в инвестиционных стимулах, которые подразумевало это дерегулирование. По иронии судьбы их процессы оценки оказались в конце концов закостенелыми, затуманенными устаревшими критериями, а их уверенность в будущем опасно ослаблена доселе благополучными кругами компенсации в финансовой сфере.

Круги компенсации и глобализация японских финансов

В классический круг компенсации в японских финансах входили различные японские частные банки (городские, региональные и промышленные), страховые компании, государственные регулирующие органы (МФ и БЯ), капиталоемкие промышленные фирмы и значительная часть консервативного политического мира. Косвенными бенефициарами были и землевладельцы, поскольку традиционно для банковских кредитов требовался земельный залог. Этот круг существовал в течение более двух десятилетий благодаря сочетанию благоприятного внутреннего регулирования, высокого спроса на кредиты и международного финансового контроля, который поощрял высокий корпоративный леверидж, ограничивая при этом инвестиционные горизонты все более состоятельных отечественных потребителей отечественными активами – прежде всего недвижимостью.

Вслед за ослаблением государственного контроля над оттоком капитала в начале 1980-х годов японские вкладчики столкнулись с гораздо более широким спектром альтернативных инвестиций, чем тот, которым они пользовались ранее, – как это показано на рис. 4.3. В дополнение к земле, акциям и облигациям самой Японии теперь они получили возможность инвестировать в иностранные активы, чем и стали активно пользоваться[84]84
  Такие японские институциональные инвесторы, как банки и страховые компании, присоединились в этом движении к индивидуальным инвесторам, хотя их зарубежные инвестиции сдерживались дополнительными вложениями в японские государственные ценные бумаги.


[Закрыть]. Иностранные фондовые рынки выросли, а относительно менее привлекательные цены на землю в Японии упали, что быстро сделало связанные с землей кредитные портфели японских банков все более токсичными и подорвало их способность поддерживать инновации и рост. При этом вопрос проблемных долгов усугублялся неспособностью классической японской системы оценки кредитов, основанной на мониторинге главного банка, точно оценивать риск во все более изменчивой и нестабильной финансовой среде, созданной меняющимися внутренними рынками, упадком кейрецу и углублением глобальной финансовой интеграции.

Рис. 4.3. Финансовая либерализация: проблема внутренней политической экономики Японии

Источник: рисунок автора

В условиях системы земельных стандартов, требующей, чтобы залог вносился в форме недвижимости, отвлечение японских сбережений от земли к другим инвестициям создало японской политико-экономической системе далеко идущие структурные проблемы, которые вызвали менее благоприятную реакцию, чем могли бы предсказать чистые модели свободного рынка. Цены на землю начали падать, а институциональная власть японских банков, олицетворением которой была Дзэнгинкё, не позволила правительству спровоцировать обращение взыскания на растущие портфели токсичных, обеспеченных недвижимостью внутренних кредитов. На протяжении более чем одного поколения неспособность списать безнадежные кредиты продолжала препятствовать восстановлению Японии после взрыва пузыря недвижимости 1980-х годов. Проблемы японских банков также затрудняли массированную адаптацию Японии к глобальному экономическому давлению, потому что их ранее уместные функции разделения рисков препятствовали принятию риска отдельными корпорациями. Исчезновение предпринимательских банков долгосрочного кредитования во время и после азиатского финансового кризиса усугубило проблему структурной перестройки.

Гибель банков долгосрочного кредитования и преобразованная финансовая система

Японские банки долгосрочного кредитования были главным локомотивом инноваций и развития, а также чувствительным механизмом оценки кредитов на протяжении всего периода высоких темпов экономического роста после Второй мировой войны, начиная с Корейской войны и до начала 1970-х годов [Calder 1993: 134–173]. Тяжелый удар по ним нанес нефтяной кризис 1973 года, когда многие из их самых крупных промышленных клиентов неожиданно столкнулись с резким ослаблением рынков и даже банкротством, что привело к резкому общему сокращению японских капиталовложений. Еще один тяжелый удар был нанесен ПБЯ в 1979 году, когда строительство финансируемого им на 80 % завершенного нефтехимического комплекса в Иране стоимостью 3,2 млрд долларов было остановлено в результате иранской революции [Mirabile 1990: 300–301]. Тем не менее банки долгосрочного кредитования продолжали демонстрировать свой неординарный опыт реструктуризации в условиях нефтяного кризиса: в 1970-1980-х годах ПБЯ успешно реструктурировал несколько проблемных компаний, таких как Тоуо Soda Manufacturing, Nippon Soda, Keisei Electric Railway и химическая компания Chisso[85]85
  URL: http://go.galegroup.com/ps/i.do?id=GALE%7CCX2840600114&v=2.1 &u= balt85423&it=r&p=GVRL&sw=w&asid=3471d008fdfbcd6f55cf4ea4c606fd0f (дата обращения: 18.01.2022).


[Закрыть].

Несмотря на свой очевидный опыт, огромные межличностные связи, обширные информационные потоки, банки долгосрочного кредитования все же столкнулись с новой обременительной внешней средой, поскольку жестко регулируемая финансовая система Японии начала либерализироваться. Традиционно эти банки предоставляли средства для огромных сталелитейных заводов, нефтехимических предприятий и судостроительных верфей, сроки возврата средств которыми исчислялись десятилетиями, даже когда они привлекали деньги путем продажи одно: двух: трех– и пятилетних долговых обязательств [Packer 1994]. Пока процентные ставки оставались стабильными, такое несоответствие в сроках погашения было управляемым. Однако растущая ликвидность и волатильность как во внутренних, так и в международных финансах не позволяли рассчитывать на сохранение таких постоянных параметров. Подобно динозаврам, оказавшимся перед наступающим ледниковым периодом, банки долгосрочного кредитования, несмотря на их удивительную прозорливость и ловкость, сталкивались со все более серьезным давлением окружающей среды, включающим в себя растущую волатильность процентных ставок по депозитам на фоне усиливающейся конкуренции с долговыми обязательствами. Это новое давление угрожало самому их существованию[86]86
  Об отрицательном давлении окружающей среды на банки долгосрочного кредитования в 1990-х годах, включая зайтеку (финансовые технологии), см. [Calder 1997].


[Закрыть].

Последней каплей стал азиатский финансовый кризис 1997–1998 годов. В ноябре внезапно обанкротился банк Hokkaido Takushoku, один из 20 крупнейших банков, который МФ когда-то объявило слишком большим, чтобы обанкротиться, а за ним последовал Yamaichi Securities, один из четырех крупнейших японских банков. Этот кризис привел в марте 1998 года к принудительному вливанию государственного капитала в различные японские банки, за которым в конце того же года последовала эффективная национализация LTCB и Nippon Credit Bank (NCB) [Sapsford 1998][87]87
  Statement by Prime Minister Obuchi on the Temporary Nationalization of the Long-Term Credit Bank of Japan, Ltd., October 23,1998. URL: http://japan.kantei. go.jp/souri /981023thogin.html (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть]. Теоретически национализация должна была продлиться как можно меньше времени, однако ее оказалось трудно остановить[88]88
  Statement by the Governor Concerning the Temporary Nationalization of the Nippon Credit Bank, December 18,1998. URL: www.boj.or.jp/en/announcements/ press/danwa/dan9812a.htm/ (дата обращения: 18.01.2022).


[Закрыть].

В 2000 году оба этих учреждения были проданы частному сектору обратно: LTCB – Ripplewood Group, конгломерату иностранных инвесторов [Tett 2003], a NCB – сначала японскому консорциуму (SoftBank и Orix Corporation, вместе с Tokio Marine и Fire Insurance), который, в свою очередь, продал его в 2003 году иностранным инвесторам Cerberus Group, которая, в свою очередь, в 2013 году перепродала его Barclays[89]89
  Saberasu, Aozora-gin no Zen-kabushiki Baikyaku: Bakureizu-shoken ni [Cerberus sells all shares of Aozora Bank to Barclays], Nikkei, August 6, 2013. URL: www. nikkei.eom/article/DGXNASGC06011_W3A80 °ClEE8000/ (дата обращения: 18.01.2022).


[Закрыть]. В 2002 году ПБЯ, поддавшись тому же влиянию, которое ранее погубило LTCB и NCB, попытался спастись путем слияния под давлением с банками Dai-Ichi Kangyo и Sanwa, образовав банк Mizuho, который был действительно слишком велик, чтобы обанкротиться[90]90
  В конце первого квартала 2015 финансового года общая сумма активов финансовой группы Mizuho составила около 1,5 трлн долларов, и она занимала семнадцатое место в мире по общей сумме активов Mizuho Financial Group, Inc., Consolidated Financial Statements for the First Quarter of Fiscal 2015, July 31, 2015. URL: www.mizuho-fg.co.jp/english /investors/fmancial/fm_state-ments/datal5_lq/pdf/lq.pdf (в настоящий момент ресурс недоступен). Также см.: Top Banks in the world, Banks Around the World. URL: www.relbanks.com/ worlds-top-banks/assets (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть].

Исчезновение банков долгосрочного кредитования оставило в японской финансовой системе зияющую дыру, ощущения от которой сохранятся в Японии в течение десятилетия или более. Был уничтожен важный механизм оценки кредитоспособности и важнейший двигатель инноваций, благодаря дальновидности которого в послевоенные годы удавалось развивать новые отрасли промышленности. С гибелью ПБЯ исчез один из самых важных нейтральных координаторов коллективных действий в японской политико-экономической системе. В результате Япония осталась лицом к лицу с более жестким и бюрократизированным измерением своей банковской системы, лишившись при этом финансовых институтов с наиболее глубоким пониманием динамики низового уровня промышленности и грядущих изменений.

Некоторые из лучших предпринимателей и финансовых аналитиков из банков долгосрочного кредитования ушли в новую поросль венчурных предприятий, которые начали появляться по всей Японии, что привело к короткому замыканию в работе устоявшихся коммерческих банков, переполненных токсичными кредитами[91]91
  О новых предприятиях см. [Schaede 2008: 226–252].


[Закрыть]. Некоторые из этих предприятий, такие как Rakuten, основанная бывшим руководителем ПБЯ Хироси Микитани, были очень успешными, и их истории подробно рассматриваются в главе 10[92]92
  О Микитани см.: Business Profile: Anti-Hero Flies into Gathering Storm, The Telegraph, January 19,2006. URL: www.telegraph.co.uk/finance/2930416/Business-profile-Anti-hero-flies-into-gathering-storm.html (в настоящий момент ресурс недоступен).


[Закрыть]. Другие, как Livedoor, основанная Такафуми Хорие, прозванным в народе Хориемон, поддались соблазнам нового, более свободного финансового мира и потерпели неудачу. Таким образом, сеть и опыт тех, кто был погружен в долгосрочный опыт кредитных банков, продолжали жить. Однако гибель этих институтов привела к критическим издержкам для японской финансовой системы в целом, в конечном итоге укрепив продолжающееся господство классического «королевства банкиров» и его статичных кругов компенсации – конфигурации, структурно нечувствительной к микроэкономическим рискам и, следовательно, не склонной к инновациям.

Выводы

К началу XXI века Япония осталась с жесткой, но хрупкой внутренней финансовой системой, в которой доминировал круг компенсации, избегающий принятия риска, способствующего необходимым структурным преобразованиям. Важнейший двигатель инноваций в классической системе – банки долгосрочного кредитования – исчез, хотя механизмы кредитного мониторинга, заложенные в системе главных банков, разрушались. Развивающаяся система подвергла страну новому мощному международному финансовому давлению в связи с отменой валютного контроля, который традиционно изолировал отечественных инвесторов от сложной проблемы выбора глобально ориентированных активов. Новая изменчивая среда перечеркнула многие старые ориентиры и институты, но не дала оставшимся отечественным финансовым субъектам адекватных стимулов для адаптации к новым вызовам и сделала нежизнеспособными таких традиционных новаторов, как банки долгосрочного кредитования.

Японские финансовые круги компенсации продолжали направлять значительные внутренние сбережения Японии в недвижимость и капиталовложения, обеспеченные землей внутри страны, как они делали это на протяжении полувека, даже когда цены на эту землю после 1990 года начали обваливаться. Что еще хуже, либерализация ограничений на внешние финансовые инвестиции в 1980-х годах не смогла предоставить внутренним японским банкам и специализирующимся на ценных бумагах фирмам четких параметров для адаптации к новым глобальным давлениям и возникающим внутренним проблемам. Интернационализация 1980-х годов по иронии судьбы помогла подготовить почву для провинциальной, ориентированной вовнутрь стагнации на протяжении двух последующих десятилетий, причем проблема усугублялась внутренними кругами компенсации, которые рассеивали краткосрочный риск сохранения все более неблагоприятного и опасного статус-кво.

На протяжении более чем столетия финансовые события играли центральную роль в определении всего курса японской политической экономии. Начиная с дефляции Мацуката 1880-х годов и до взрыва финансового пузыря Хэйсэй в начале 1990-х годов, частные банки в сотрудничестве с правительством поставляли капитал и снижали корпоративные риски, что позволило таким капиталоемким отраслям, как сталелитейная, судостроительная и нефтехимическая промышленность, быстро развиваться, используя высокий леверидж. Система земельных стандартов, при которой компании брали кредиты под залог недвижимости, стоимость которой постоянно росла, помогла сделать этот мощный финансовый рычаг рациональным и снизить связанные с ним экономические риски.

Таким образом, был сформирован неявный круг компенсации между банкирами, промышленниками, инвесторами в недвижимость и консервативными политиками, которые поддерживали и стимулировали процесс быстрого экономического роста Японии. Японская ассоциация банкиров, Дзэнгинкё, находясь в центре этого круга, помогала координировать процентные ставки с БЯ и МФ, и ее центральная роль оправдывала название круга – «королевство банкиров». Сеть также помогала направлять кредитные потоки. Банки долгосрочного кредитования, стоящие на нейтральной полосе между промышленными планировщиками из MITI и «королевством банкиров», обеспечивали небольшую долю инновационного импульса.

Дзэнгинкё также действовала более узко, как меньший, но более институционализированный круг компенсации, играя важную роль в андеррайтинге и покупке государственного долга, а также выступая посредником в решении ряда вопросов регулирования между правительственными бюрократами и своими собственными членами. Пока японская финансовая система оставалась закрытой от мира, этот механизм работал как часы. Учитывая наличие валютного контроля и нормативных ограничений на иностранные инвестиции, все более состоятельные отечественные инвесторы были лишены привлекательных зарубежных альтернатив внутренним инвестициям в землю, которые занимали центральное место в преобладающей и очень замкнутой финансовой системе, основанной на земельных ресурсах.

В 1980-1990-е годы финансовая либерализация в Японии, а также углубляющаяся глобализация международных финансов в целом привели стабильную динамику основного японского круга компенсации и соответствующие системы кредитного мониторинга его банковских участников в болезненное замешательство. Японские инвесторы, поощряемые занимающимися ценными бумагами компаниями, начали вкладывать средства по всему миру, обнаружив, что отечественные активы недвижимости, раздутые финансовым пузырем Хэйсэй 1980-х годов, становятся все более непривлекательными. Цены на землю в Японии рухнули. Однако совместная система регулирования «королевства банкиров», в которой доминировала статичная система сопровождения МФ, препятствовала переоценке и реструктуризации существующего внутреннего порядка, который в достаточной степени реагировал на глобальное экономическое влияние.

Такая внутренняя ригидность – усиленная по иронии судьбы неформальным корпоративным распределением рисков, ограниченной прозрачностью и моральным риском правительственных указаний – препятствовала взысканию безнадежных долгов и сделала доминирующую финансовую систему опасно токсичной, что в конечном итоге поставило под угрозу жизнеспособность множества банков. Начали появляться новые формы прямого финансирования, однако после краха банков долгосрочного кредитования они оказались под угрозой по причине неразвитости механизмов оценки кредитов в Японии. Таким образом, вызванная кругами компенсации ригидность финансовой системы помогла спровоцировать затяжную стагнацию, от которой японская экономика страдает уже несколько десятилетий.

На протяжении многих лет круги компенсации играли в финансовой сфере роль двуликого Януса: как положительную, так и отрицательную. Так, в годы высоких темпов экономического роста они снижали риски, способствуя бурным капиталовложениям и успешной тяжелой индустриализации в рамках Плана удвоения доходов. Однако, как ни странно, эти же круги затушевывали риск и усугубляли жесткость, что было обусловлено их парадоксальным вето на перемены, когда в последующие «потерянные десятилетия» возникла необходимость в структурных реформах. Самый инновационный элемент классической финансовой системы – банки долгосрочного кредитования – пал жертвой финансовой либерализации. Японские банки и их регуляторы, благодаря порочной динамике сотрудничества и неадекватному механизму оценки рисков, таким образом, препятствовали динамичному национальному ответу Японии на глобализацию, которая стала столь необходимой в начале XXI века. Благодаря этому процессу финансы помогли ускорить нисходящее движение по спирали от успеха к стагнации, от которой Япония страдает уже несколько десятилетий.