Текст книги "Последняя битва"

Глава 4
Упрямая пленница

Гретхен осторожно опустила ноги на земляной пол. Выпрямившись, она оперлась обеими руками о край лежанки и какое-то время неподвижно сидела, ожидая, когда у нее перестанет кружиться голова. В глазах мелькали искры, но постепенно зрение прояснилось, и леди-лисица смогла рассмотреть коричневую домотканую юбку, прикрывавшую ее правую, раненую ногу. Приподняв ткань, Гретхен увидела на своей лодыжке шрам – полученная от укуса Дикого волка рана была зашита не очень умело, но надежно. Гретхен опустила руку, провела пальцем по неровным стежкам. Да, эту рану обрабатывал и зашивал явно не магистр, и теперь Гретхен придется, наверное, прихрамывать всю оставшуюся жизнь, однако нога была спасена, а это самое главное.

Гретхен подумала о том, что отдала бы сейчас все на свете, лишь бы рядом с ней оказался Гектор со своим волшебным саквояжем. Только Гектор давно перестал быть Гектором, не так ли? Ее старый друг исчез, и вместо него, если верить слухам, появился черный маг и некромант по прозвищу Черная Рука. Гретхен знала Гектора с самого детства, и он всегда был таким добрым, заботливым, ласковым. Неужели юный лорд-кабан действительно отказался от своего призвания лечить людей и мертвые интересуют его теперь больше, чем живые? Гретхен поежилась. Она вспомнила ту ночь, когда получила свою рану, и почувствовала во рту привкус желчи. В ту ночь Лукас со своими Дикими волками ворвался в тихий городок Брей и перебил в нем всех, кто попался под руку, включая ее дорогого Трента Феррана. Она сама тоже должна была погибнуть тогда, бросившись в ледяные волны реки Редвайн, чтобы только не попасть в лапы ненавистного ей Лукаса.

«Интересно, сколько времени я здесь нахожусь? И где я?» – подумала Гретхен.

Преодолевая тошноту, Гретхен протянула руку и ухватила оставленный для нее костыль. Сделанный из узловатого древесного корня, с обмотанной тряпицей рукоятью, он стоял прислоненным к обмазанной сухой глиной стене. Гретхен сунула костыль под мышку, осторожно поднялась на ноги, проверяя, выдержит ли костыль вес ее тела. Костыль выдержал, но раненую ногу пронзила такая боль, что Гретхен едва не опрокинулась назад на лежанку. Сжимая костыль в побелевшем от усилия кулаке, Гретхен привалилась к стене. Прохладная глиняная поверхность охладила ее пылающее лицо, помогла успокоиться и прийти в себя. Гретхен ощущала слабость во всем теле, ее мышцы дрожали от напряжения – очевидно, она пролежала здесь очень долго. Гретхен смутно припоминала, как ее поили отварами трав, прикладывали компрессы к ноге, но никак не могла вспомнить лицо врача, который ухаживал за ней. В памяти сохранился только размытый силуэт, который она видела, ненадолго приходя в сознание. Или это тоже был лишь фрагмент ее путаных, кошмарных снов?

Внимание Гретхен привлек долетевший откуда-то смех. Собрав в кулак свою волю, леди-лисица доковыляла до прикрытого старой холстиной входа в хижину. Сквозь потертую ткань просвечивало солнце. Гретхен постояла немного, морщась от боли, а затем потянула холстину на себя. Яркий свет ударил в глаза, ослепил так, что Лисица едва не потеряла сознание. Но вскоре ее глаза привыкли к свету, и Гретхен впервые смогла увидеть то, что находится за порогом ее хижины.

А там мягко колыхалась под легким ветерком трава и стояли заросли камышей – высоких, местами вытянувшихся вверх на два с лишним метра. Над камышами порхали, чирикали на лету маленькие птички, из-за камышей доносилось кваканье скрытых от глаз лягушек. Но на солнечный свет из полутемной хижины вывело Гретхен не чириканье и кваканье, а смех, детский смех. Неподалеку от хижины виднелось кострище, а рядом с ним сидела на корточках молодая женщина и щекотала животик лежавшего рядом с ней малыша, совершенно голенького.

– Сколько ему? – спросила Гретхен.

Женщина тревожно вскинула голову, схватила малыша на руки, прижала его к своей груди и попятилась прочь от хижины. Гретхен миролюбиво подняла вверх раскрытую ладонь своей свободной руки, другой рукой продолжая держаться за костыль.

– Пожалуйста, не бойтесь, – сказала она, удивленная такой реакцией матери.

Гретхен обратила внимание на странную фигуру женщины – таких людей она еще никогда не встречала. Женщина была невысокой, приземистой, с огромной, утопленной в широкие плечи головой.

Руки у женщины казались какими-то вздутыми, пальцы, которыми она прижимала к себе малыша, были невероятно длинными и словно вывернутыми наружу. И одета женщина была не так, как одеваются в Дейлиленде или Вестланде – в накидку из звериной шкуры, наброшенную поверх длинной домотканой холщовой рубахи. Взгляд женщины казался диким, и от этого Гретхен стало не по себе. Постепенно Гретхен начала подмечать все новые детали: лежащее возле кострища копье с кремневым наконечником, охотничий рог рядом с ним, костяное ожерелье на шее женщины. Может быть, эта женщина – дикарка? Неужели Гретхен занесло в поселение Лесовиков?

Внимательно осматриваясь по сторонам, наблюдая за тем, не шевелится ли кто-нибудь в камышах, Гретхен сделала неуверенный шаг в сторону матери с ребенком. Конечно, в случае опасности и костыль сгодится как оружие, но гораздо лучше было бы трансформироваться в Лисицу. Лучше? Да, но Гретхен была настолько слаба, что эта трансформация отберет у нее последние силы, и их уже просто не останется для того, чтобы вести бой. Поскальзываясь на каждом шагу, Гретхен продолжала приближаться к женщине. Несмотря на летнее жаркое солнце, земля вокруг хижины и кострища оставалась влажной, скользкой от грязи, и над ней стелился легкий туман.

– Я не причиню тебе зла, – сказала Гретхен, пытаясь улыбнуться. Она действительно не желала причинить вреда этой женщине, однако, если встанет выбор – оставаться в руках диких Лесовиков или из последних сил сражаться за свою жизнь, – раздумывать не придется. Гретхен не понаслышке знала о том, насколько жестоки и злы Лесовики, знала о том, что они каннибалы, сама видела жуткие жертвоприношения их богине-змее по имени Вала. В свое время – как давно, кажется, это было! – Гретхен оказалась однажды в плену у Лесовиков, и они готовились принести ее саму в жертву богине-змее.

И принесли бы, не вмешайся пришедший ей на выручку верный друг, Дрю Ферран. Но это была не последняя стычка Гретхен с Лесовиками. Позднее они преследовали ее в Дайрвудском лесу, где она скрывалась от них вместе с Трентом, братом Дрю Феррана, и тогда это тоже едва не привело ее к гибели. Нет, этих тварей Гретхен знала достаточно хорошо. При встрече с ними нужно сражаться, и, если так уж случится, лучше погибнуть в бою, чем быть зажаренной на обед.

Гретхен заметила, что женщина напряженно смотрит в сторону кострища, туда, где в грязи лежало копье с костяным наконечником.

– Не делай этого, не нужно, – покачала головой Гретхен и погрозила женщине пальцем. Хотелось бы надеяться, что эта дикарка понимает человеческую речь. Но если женщина и понимала Гретхен, слушаться ее она не собиралась. Одной рукой мать сильнее прижала своего ребенка к груди, другой потянулась за копьем. Гретхен пригнулась, на ее теле появился рыжевато-красный лисий мех, на кончиках пальцев показались острые, как иглы, когти.

– Подумай о своем ребенке, прошу тебя, – прорычала Гретхен, но женщина продолжила свое движение.

Гретхен прыгнула вперед.

Возле кострища Лисица и женщина-дикарка оказались одновременно. Гретхен первой успела схватить копье и отшвырнула его назад, себе за спину. Копье просвистело в воздухе и воткнулось в обмазанную глиной стену хижины. Одержав эту маленькую победу, Гретхен вернула себе человеческий облик и только теперь поняла, что допустила ошибку. Как оказалось, женщине-дикарке нужно было не копье. Ей нужен был охотничий рог.

Резкий звук рога разнесся над зарослями камышей, вспугнул птиц, стаей поднявшихся в воздух. У Гретхен упало сердце, она поняла, что теперь в любой момент на помощь женщине придут ее товарищи. Сможет ли Лисица выдержать схватку с ними? И нужно ли ей вступать в этот, заведомо неравный, бой? Может быть, разумнее было бы немедленно развернуться и броситься наутек? Но Гретхен не имела ни малейшего представления о том, где она находится. Далеко ли ей удастся убежать, прежде чем она попадет в руки преследователей или просто-напросто утонет в раскинувшемся за камышами болоте?

Звук рога стих, женщина отняла его от своих губ и бросила на землю, после чего уже обеими руками прижала ребенка к своей груди. Ребенок, кстати сказать, был таким же необычным внешне, как и его мать, – с короткой толстой шеей, длинными пальчиками на руках, с таким же диким выражением глаз, которыми он следил за частично трансформировавшейся Лисицей.

В эту секунду Гретхен вдруг стало невероятно жаль эту мать и ее ребенка, которым судьбой предназначено было родиться и жить среди жестоких варваров. Гретхен не испытывала к этой женщине никакой ненависти, ей просто хотелось поскорее убраться отсюда, вернуться на дорогу и продолжить поиски своих друзей. Быть может, Тренту удалось каким-то чудом выжить после той ночи в Брее? Она видела, как на Трента набросились чудовищные волки-дикари, которых привел с собой король-лев Лукас. Мог ли Трент выжить в той схватке? Сердце Гретхен ни на секунду не покидала надежда на то, что они с Трентом когда-нибудь еще встретят друг друга. Но вот прозвучал всего один сигнал рога, и всем этим надеждам, похоже, пришел конец.

Гретхен печальным взглядом провожала мать с ребенком, которые осторожно отходили прочь от нее, приближаясь к стоящим стеной камышам. Стиснув кулаки, Лисица размышляла о том, успеет ли она лишить этих двоих жизни, пока у нее есть такая возможность. Но сможет ли она это сделать?

И нужно ли это делать? Имеет ли она право решать, кто должен жить, а кто умереть? Гретхен разжала кулаки и выронила свой костыль на землю. Мать замерла на месте, прижимая к себе ребенка, и со страхом наблюдала за выражением зеленых глаз Лисицы.

Неведомо откуда вылетела сеть и с поразительной точностью опустилась на плечи Лисицы. Подвешенные к краю сети грузики помогли сети плотно опутать Гретхен своими прочными ячейками. Лисица выгнула руку, сумела прорвать когтями несколько волокон, но не удержалась на ногах, повалилась боком на влажную землю и задергалась, задыхаясь, словно пойманная рыба. Женщина, держа ребенка на руках, с криком бросилась бежать к хижине, по широкой дуге огибая лежащую на земле Гретхен. Лисица услышала чавкающие по грязи шаги, они приближались и остановились у нее за спиной. Гретхен изогнулась, пытаясь увидеть набросившего на нее сеть дикаря, но не смогла этого сделать, потому что была спелената сетью туго, как поросенок, которого тащат на бойню. За спиной у нее продолжали раздаваться крики, чавкала грязь, опутавший ее сетью противник, судя по всему, наклонился над лежащей Лисицей – на ее лицо упала его тень. Теперь Гретхен слышала его горячее, пахнущее тиной и гнилью дыхание.

– Если собираешься убить и сожрать меня, давай, сделай это, и поскорей, вонючий дикарь, – прохрипела Гретхен и плюнула, целясь в ту сторону, где должно было находиться лицо дикаря. – Чтоб тебе подавиться, скотина!

Теперь Гретхен ощутила прикосновение его рук – холодные, скользкие, они ухватили ее обнаженное предплечье. От этого прикосновения Гретхен вскрикнула, заставив подпрыгнуть на месте наблюдавшую за ними женщину с ребенком. Грубая мозолистая ладонь сильнее вцепилась в Гретхен и перевернула девушку на спину.

Гретхен увидела над собой лицо присевшего на корточки мужчины, точнее, темный силуэт его головы на фоне ослепительного солнечного диска.

– Холка не дикарь, – низким утробным голосом сказал незнакомец. Казалось, что в горле у него что-то булькает и переливается. – Холка – болотник.

Придерживая Гретхен на месте своими длинными сильными пальцами, он продолжал внимательно осматривать ее с головы до ног. Гретхен еще оставалась трансформированной – покрытой рыжей шерстью, с длинными клыками и острыми когтями на пальцах, но чувствовала, что удерживать свою Лисицу у нее не осталось сил. И сил на то, чтобы сражаться, у нее тоже не осталось. Она была совершенно беспомощной. Назвавшийся Холкой мужчина продолжал крепко держать Гретхен, покачивал головой из стороны в сторону, изучая свою добычу, а затем вдруг резко наклонился вперед, заставив Лисицу вздрогнуть. Теперь она впервые смогла в подробностях рассмотреть его лицо, бледное и одутловатое. У Холки были такие же, как у женщины с ребенком, выпученные немигающие глаза, и тонкие, растянутые губы с опущенными вниз уголками, придававшими его лицу печальное, смущенное выражение. Мужчина вновь покачал своим печальным лицом и повторил:

– Холка – болотник. Ненавидит Лесовиков. Ты вести себя хорошо, так?

Гретхен решила, что, судя по интонации, это действительно заданный на ломаном языке вопрос, а не утверждение, и согласно закивала головой. Мужчина протянул свой длинный палец и забавным жестом погладил свисавшую у него под подбородком кожаную складку. Таких странных людей, как этот Холка, Гретхен никогда раньше не видела, и ей стало неловко оттого, что она поначалу приняла его и ту женщину с ребенком за Лесовиков.

– Холка снимать сеть. Девушка сделать свободный. Девушка хорошо себя вести?

Гретхен утвердительно закивала. Холка энергично заработал пальцами, распутывая сеть, а Гретхен начала возвращать себе человеческий облик.

Путы ослабели, провисли, еще немного, и мужчина снял сеть. Почувствовав себя свободной, Гретхен неуклюже отползла в сторону от продолжавшего сидеть на корточках мужчины. Холка тем временем аккуратно свернул сеть и положил ее рядом с собой на землю.

– Нога девушки, – сказал Холка. – Девушка счастлива?

Гретхен посмотрела на свою зашитую ногу. Сейчас она была до колена покрыта подсыхающей грязью.

– Это ты сделал? Ты позаботился о моих ранах?

Холка не ответил, вместо этого он моргнул, тяжело и медленно, как лягушка, сначала подняв, а потом опустив веки. Гретхен посмотрела в ту сторону, где возле хижины стояла женщина с ребенком, и спросила:

– Это твоя жена и ребенок?

Он снова моргнул.

– Спасибо тебе… Холка, – сказала Гретхен и попыталась улыбнуться, а затем добавила, обращаясь к женщине с ребенком: – И тебе тоже. Прости, что испугала тебя.

– Девушка зря стараться, – сказал мужчина. – Жена Холка не говорить. Девушка говорить с дерево. Дерево больше говорить, чем она.

Гретхен попыталась подняться, поскальзываясь и морщась от боли в раненой ноге. Холка прыгнул вперед, шлепнув по грязи своими широкими ступнями, и поддержал Гретхен под локоть. Как и его жена, Холка был одет в звериную шкуру, и тоже босой. Гретхен обратила внимание на то, какие у Холки длинные, как ласты, ступни и мощные икры – мускулы на них так и переливались под бледной пятнистой кожей. Да, таких необычных людей, как эти двое, Гретхен еще не встречала.

– Где я? – спросила она. В ответ Холка недоуменно склонил свою голову набок. Гретхен указала на землю у себя под ногами, потом повела рукой вокруг и повторила: – Это место. Где оно?

Холка неожиданно подхватил Гретхен на руки и понес к хижине. Подойдя к ней, он легко, с места, подпрыгнул вместе с девушкой на два с лишним метра в высоту и приземлился на широкую покатую крышу. Здесь он опустился на одно колено и посадил на него Гретхен – так взрослые сажают маленьких детей. Гретхен изумленно взглянула на Холку, а тот обвел своим длинным пальцем раскинувшиеся во все стороны камыши, за которыми виднелись болота, а еще дальше, у самого горизонта, темной ниточкой протянулся бескрайний лес. Его Гретхен узнала с первого взгляда. Дайрвуд.

– Вы живете здесь одни? – спросила Гретхен. – Только Холка со своей семьей?

Холка отрицательно покачал головой и указал пальцем на едва виднеющиеся в зарослях камыша крыши других хижин. Этих крыш, если присмотреться, было много, они были рассеяны повсюду. А затем Гретхен увидела и головы других, скрывавшихся в камышах, болотников: их странные лица напряженно и внимательно наблюдали за ними с края лужайки, на которой стояла хижина Холки. Когда они успели подойти сюда, Гретхен сказать не могла, и как давно они здесь были, тоже не знала. Возможно, пришли еще вместе с Холкой, перед тем как он накинул на нее свою сеть. Соседи. Наверное, их тоже позвал сюда звук охотничьего рога, в который протрубила жена Холки.

Гретхен посмотрела на небо, пытаясь сориентироваться по сторонам света. Солнце сейчас стояло прямо в зените, следовательно, Дайрвудский лес находится к югу отсюда.

– Мы на трясине Ботт? – спросила Гретхен.

– Трясина Ботт? Там, – ответил Холка. – За рекой.

– То есть мы находимся к северу от реки Редвайн?

Холка моргнул.

– В таком случае вы можете помочь мне попасть к моим друзьям! – взволнованно воскликнула Гретхен. – Холка, отведите меня до края вашей земли, а дальше я доберусь сама.

Холка нахмурился, посмотрел на ногу Гретхен, затем снова ей в лицо.

– Мне нужно идти, – медленно и отчетливо произнесла Гретхен, надеясь, что это поможет ей убедить Холку. – Я должна идти, – повторила она, указывая рукой на север.

Холка покачал своей плоской головой, затряс кожаным мешком у себя под нижней челюстью.

– Опасно. Девушка надо есть. Спать. Копить сила.

– Девушка нет, – возразила Гретхен, переходя на тот же ломаный язык. Ее начинало раздражать упрямство Холки. Она поднялась с его колена и подошла к краю крыши, собираясь спрыгнуть с нее вниз, на влажную мягкую землю. Холка схватил Гретхен за запястье и повторил:

– Нет. Опасно. Девушка остаться.

– Не могу я остаться, – вспыхнула Гретхен, пытаясь вырвать свою руку из цепких пальцев Холки, но не смогла. – Я знаю, что это опасно, но я должна идти. – Война продолжается, Холка.

– Здесь нет война, – медленно покачал своей круглой головой Холка. – Болотники не воевать. Болотники мирные.

– Нет, война идет везде, Холка, – возразила Гретхен. – Тебе не может быть все равно, что происходит у твоих соседей в Вестланде или Дейле.

– Болотники мирные, – повторил он.

Гретхен попыталась свободной рукой оторвать от себя пальцы Холки, но не смогла и огорченно опустила голову. Увы, Холка прав. Она еще слишком слаба. Ей нужно отдохнуть, поправиться и набраться сил. Но сколько же времени она потеряет, греясь здесь на теплом летнем солнышке, отсыпаясь в хижине, которая сейчас у нее под ногами? Разумеется, Холка прав, но он… совершенно не прав.

– Сейчас здесь все спокойно, – сказала она, – но предупреждаю тебя, Холка, так будет не всегда. Там, за вашими болотами, лежит огромный мир, и весь он охвачен войной. Она придет и сюда.

– Болотники мирные, – снова повторил он, словно это было заклинание, которое сохранит его дом от жестокости и кровопролития.

– Нравится тебе это или нет, но война приближается и к этим местам, – вздохнула Гретхен. – И когда сюда придут лорды-коты, они не станут разбираться, мирные болотники или нет.

Глава 5
Крючок с наживкой

По мнению Дрю, разных нарядов у «Мальстрема» было больше, чем у танцовщицы. Исчезло потрепанное, неказистое рыбацкое судно, стоявшее в гавани Денджи, и вместо него появился на свет более приличный, крепкий торговый корабль. Хотя старенькие паруса на мачтах остались, вся рыбацкая мишура, вроде сетей и ловушек для лобстеров, полетела за борт сразу же, как только скрылся на горизонте негостеприимный порт, где им не удалось высадиться на берег. Теперь на мачтах взвились алые омирские вымпелы, превратившие «Мальстрем» в морского купца, везущего в своих трюмах эфирное масло. Разумеется, трюмы «Мальстрема» были набиты не бочонками с драгоценной жидкостью, а гвардейцами Тигра – Фуриями из Фелоса, – но об этом известно только самим пассажирам, но никак не экипажу «Бастийской императрицы». Сейчас этот громадный боевой корабль под командованием адмирала Скорпио стремительно приближался к «Мальстрему», оставляя за своей кормой белый пенистый след. Вега мечтал приманить к себе бастийский флагман, и это, похоже, ему удалось.

– Почему ты так уверен в том, что Скорпио клюнет на нашу наживку? – шепотом спросил Дрю. – Он же командует всем бастийским флотом. Зачем ему связываться с каким-то «купцом»?

– А как ты думаешь, милый Дрю, каким образом достигают уважения и могущества на море? – усмехнулся Вега, не сводя глаз с приближающегося дредноута. – Дипломатией? Или, может быть, добрыми делами? Покажи мне морского волка, который не был бы пиратом, и я в две минуты докажу, что ты ошибаешься. Нет, разбой и жажда наживы у Скорпио в крови…. Как, впрочем, и у меня самого.

Лорд-акула хищно улыбнулся, и от этой улыбки Дрю стало немного не по себе. Близился вечер, солнце уже садилось за горизонт, окрашивая в алый цвет небо, на фоне которого четко вырисовывался черный силуэт «Бастийской императрицы». Ближе к вечеру Вега всегда становился агрессивнее, чем обычно, впрочем, к этой особенности лорда-акулы Дрю уже привык. Одного упоминания о пиратстве, да еще под вечер, было достаточно, чтобы затронуть в душе Веги какие-то неведомые струны, пробудить воспоминания о сладостных и развеселых былых деньках. Если забыть о том, что сейчас идет война, лорд-акула как был, так и остался лихим Принцем пиратов с островов Кластер, жаждущим легкой наживы и крови.

– Может, он просто хочет выяснить, кто мы? Узнать, что у нас за груз, куда мы идем и откуда?

– Нет, приятель, – покачал головой Вега. – Ты посмотри, как он держит курс. Он заходит на абордаж, считает «Мальстрем» легкой для себя добычей. Пускай, пускай идет на перехват. Хуже всего, если он атакует нас с левого борта, который у нас открыт. Лучше всего, если зайдет наперерез с носа, чтобы притормозить нас. Держать прямо по курсу, мистер Фиггинс! – крикнул он своему стоявшему у штурвала первому помощнику.

– А если он таранит нас? – с опаской спросил Дрю.

– Тогда мы слегка промокнем, – ухмыльнулся Вега. – Кстати, говоря, ты хорошо плаваешь, Дрю?

* * *

Адмирал Скорпио стоял на носу «Бастийской императрицы» и улыбался. После случившегося в заливе Калико разгрома он улыбался сейчас впервые за несколько последних недель. А как хорошо все тогда начиналось! Город Быка продолжал оставаться в осаде, герцог Бранд и его союзники находились на грани голодной смерти, а затем все вдруг пошло не так. Уму непостижимо, где смог Боса, этот мешок с ворванью, раздобыть секретные флаг-коды, позволившие Киту пробраться в самую середину флота Скорпио! А дальше все было просто. Боса нанес внезапный удар, прорвал блокаду города и пустил на дно почти весь бастийский флот. Уцелевшую горсточку своих кораблей Скорпио поспешно увел в Лиссийский пролив и направился к побережью Омира. К счастью, Боса не стал преследовать беглецов и остался в Калико, иначе и последние жалкие остатки бастийского флота уже лежали бы на морском дне.

Груженный эфирным маслом «купец» выглядел ладно скроенным, быстроходным судном. Нет, ну надо же быть таким идиотом – поднять на мачтах красные шелковые флаги, объявляя всем желающим о том, что ты везешь драгоценный груз? Или хозяин этого корыта всерьез полагает, что принадлежность к купеческой гильдии спасет его от морских разбойников? Ну, от своих родных омирских пиратов, может быть, и спасет, однако океан велик, здесь всяких людей хватает, и далеко не все они согласны играть по одним и тем же правилам. Многие эти правила сами и устанавливают.

Скорпио оглянулся назад, на палубу своего корабля. Его люди деловито готовились к нападению. Многие матросы с «Бастийской императрицы» погибли во время нападения Кита, в экипаже Скорпио был недобор, но для того, чтобы справиться с «купцом», хватит и этого остатка, «купец» – добыча легкая. О своих погибших матросах Скорпио нисколько не жалел, экипаж у него, честно говоря, подобрался никудышный, и адмирал постоянно напоминал об этом тем, кто выжил после катастрофы в Калико.

Хоть бы закончилась поскорее эта бесконечная кампания в Лиссии, чтобы можно было возвратиться домой, в Баст, и заняться наконец настоящим делом, работать на себя самого, а не на лордов-котов.

До войны Скорпио был работорговцем, поставщиком «живого товара» – крови, плоти и костей. Эх, какие возможности для этого бизнеса он был вынужден упустить, когда шла операция по высадке армии Оникса на северный континент! Не приходится сомневаться, что его свободный от службы приятель, граф Кесслар, буквально озолотился на войне в Лиссии. Ну, ничего, закончится война, и мы еще потягаемся с тобой, старый Козел.

Над морем сгущались сумерки, однако они не мешали Скорпио лучше рассмотреть «купца», которого преследовала «Бастийская императрица». Это был красивый парусник с плавными обводами корпуса, характерными для боевого быстроходного корабля. Возможно, в прошлом это и был боевой корабль, списанный впоследствии с флота по старости. «Если так, то с его списанием явно поспешили», – подумал Скорпио. Заплатанные, похожие на лоскутное одеяло паруса говорили о том, что теперь капитаном корабля является какой-то бесшабашный малый. И дурак к тому же, если вывесил красные флаги, объявляя всему миру о том, что за груз он везет в своих трюмах. Скорпио уже слышал, как хлопают на ветру эти омирские красные вымпелы, видел мачты и реи «купца». Удивительно, но они были в полном порядке, как и туго натянутый такелаж. Сами мачты в полном порядке, а паруса сшиты из лоскутов? Странно, странно….

Что-то еще раздражало в этом паруснике старого морского волка Скорпио, и вскоре он понял, что именно. Осадка. Не должен был этот корабль так низко сидеть в воде, если был омирским «купцом» с эфирным маслом на борту. И еще эти деревянные щиты, подвешенные вдоль всех бортов, – они дребезжали на своих креплениях и дрожали, прикрывая именно тот уровень нижних палуб, где обычно располагаются иллюминаторы. Или пушечные порты.

Адмирал Скорпио все понял, но предпринять уже ничего не успел. Деревянные щиты на бортах «купца» свалились в воду, и из открывшихся за ними портов ударили пушки, насквозь прошившие своими ядрами корпус «Бастийской императрицы».

* * *

Еще не успели прогреметь пушки «Мальстрема», а Дрю и Вега уже были в воде, и оба успели трансформироваться. Лорд-волк плыл не сам, а ухватившись за спинной плавник лорда-акулы, стрелой летевшего по волнам к вражескому флагману. Сгущавшиеся сумерки и белые буруны на неспокойной волне надежно укрывали верлордов. Дрю крепко держался за Вегу своей единственной здоровой рукой, а к его поясу были надежно пристегнуты ножны с вложенным в них волшебным мечом Мунбренд. Вега плыл с непостижимой для Дрю скоростью, то вылетая на поверхность моря, то снова уходя неглубоко под воду – Дрю едва успевал глотнуть воздуха между этими стремительными нырками. Еще несколько секунд, и перед ними вырос обросший ракушками борт неприятельского корабля.

Хотя Дрю был слегка оглушен после путешествия верхом на акуле, гром пушек «Мальстрема» он уловил сразу же – спутать этот звук с каким-либо другим было невозможно. Нависший над головами Дрю и Веги выпуклый деревянный борт «Бастийской императрицы» разлетелся в щепки, и в нем появилось большое неровное отверстие, в которое немедленно хлынула вода. Сверху раздались тревожные крики экипажа, а «Бастийская императрица» начала стремительно крениться в сторону пробитого борта.

Мощным взмахом хвоста лорд-акула развернулся в сторону уже наполовину погрузившейся под воду пробоины. Стала видна накренившаяся палуба «Бастийской императрицы», на которой царила паника. Офицер выкрикивал с мостика команды, безуспешно пытаясь привести в чувство своих матросов, которые беспорядочно метались из стороны в сторону.

Не докричавшись до них, офицер вскоре сорвался с мостика и шумно плюхнулся в воду. Как раз в этот момент на палубу поднялись Волк и Акула.

Сражаться никто из оставшихся на палубе моряков не хотел – увидев появившихся на борту мокрых страшных верлордов, кто-то из матросов с криком бросился бежать прочь, другие испуганно расступались, освобождая дорогу. В руке Дрю матово светился Мунбренд, но пока что не было никакой необходимости пускать его в дело.

Хаос, царивший на наклонившейся средней палубе дредноута, был еще сильней. «Мальстрем» к этому времени поравнялся с «Бастийской императрицей», и его матросы радостно приветствовали своего капитана, увидев его стоящим на палубе вражеского судна. Бастийцы же тем временем дружно тянули веревки, пытаясь спустить в воду подвешенные на талях спасательные шлюпки. Дрю увидел двух офицеров, которые яростно спорили за право принять на себя командование оставшимися матросами, при этом один офицер настаивал на том, чтобы немедленно покинуть тонущий корабль, а второй считал, что всем нужно до конца оставаться на своих местах. Затем в воздухе сверкнул клинок, положивший конец этому спору. Сторонник дисциплины и долга опустился на колени, зажимая руками свой распоротый живот, а будущий дезертир продолжил вместе с матросами развязывать шлюпки.

– Что будем делать? – ворчливо спросил Дрю.

– То, зачем сюда приплыли, – раздраженно ответил Вега. – Добывать ответы на накопившиеся у нас вопросы.

– Тогда давай захватим одного из этих офицеров, – предложил Дрю, нацеливаясь своими желтыми глазами на дезертира с окровавленным кортиком.

– Зачем нам какие-то кильки, Дрю, – возразил Вега, указывая своим заостренным серым пальцем на носовую надстройку, где возвышалась, возилась, топталась на месте и пинками прогоняла вниз по трапу остававшихся на мостике матросов массивная фигура. – Вот кто нам нужен. Прошу любить и жаловать – командующий бастийским военным флотом адмирал Скорпио. Собственной персоной.

С этими словами Вега стремительно зашагал по палубе, Дрю поспешил следом за ним. Проходя мимо спускавших шлюпку на воду матросов, лорд-акула вытащил из ножен свою рапиру и, не замедляя шага, небрежно взмахнул рукой, проткнув насквозь офицера-предателя, недавно убившего своего товарища. Дрю пошел дальше за капитаном «Мальстрема», поежившись при виде кровавого пятна, расплывающегося по белой рубашке офицера. Пройдя еще несколько шагов, Дрю услышал за своей спиной глухой стук замертво свалившегося на палубу тела.

– Чтоб мне лопнуть! Адмирал Скорпио, живой и невредимый! – громко крикнул Вега, подойдя к мостику. – Честно говоря, я надеялся, что наша встреча произойдет в более приятной обстановке. В конце концов, не так уж часто встречаются для дружеской беседы командующие двумя неприятельскими флотами, верно, Ерш?

Дрю поднял голову, чтобы лучше рассмотреть капитана «Бастийской императрицы», а Скорпио тем временем скинул вниз с трапа еще пару матросов, чтобы преградить незваным гостям путь на мостик. Скорпио был невероятно уродлив, особенно в трансформированном виде, с далеко выступающей вперед нижней челюстью, раздувающимся на горле воздушным пузырем, с усыпанным бородавками лицом. Впрочем, как мог выглядеть лорд-скорпена, или Морской Ерш, вы и сами можете себе представить. На голове и спине Скорпио уже успели вырасти острые шипы и иглы, они раскачивались и сухо потрескивали, ударяясь друг о друга, когда Скорпио раздраженно метался по мостику, крича своим остававшимся на палубе матросам.