Текст книги "Проект «Джейн Остен»"

– Он сказал, что у него какие-то приступы, но обошелся без подробностей. Говорил только: «Мучительные желчные приступы, дорогой мой друг».

– Это, видимо, приступы рвоты. Он упоминал про рвоту? Как он выглядит?

– Слабый. Желтоватый.

– Он в постели?

– Сказал, что попозже встанет.

– Ты спросил, у него зудит кожа?

– Зудит. Он, похоже, удивился этому вопросу.

– Он много пьет, когда леди выходят?

– Не больше, чем другие.

– Но в ночь знакомства вы с ним оба мощно напились.

– Нехарактерно для него. Мы тогда так хорошо разговорились – пунш уходил бокал за бокалом.

– То есть напиться вдрызг он способен.

Это были скорее мысли вслух, но Лиам заметил:

– Тебя послушать – так это патология. Но для их жизни это норма.

– Ты спросил, не потемнела ли у него моча?

– Не спросил.

– Подозреваю, у него был жар. Он был горячий на ощупь?

– Я его не трогал.

– Ну, вид-то у него был лихорадочный?

Лиам не ответил.

– Он мог выглядеть потным или излишне румяным. Взгляд тоже, может быть, странный. Потускневший.

– Возможно, он и правда слегка раскраснелся, – немного помолчав, пробормотал Лиам. – Трудно сказать, кожа у него так пожелтела.

– А что у него со стулом? Есть заметные нарушения?

Лиам не ответил.

– И как выглядит его стул – ты сподобился узнать?

Снова пауза, еще длиннее прежней.

– Мне, как джентльмену, было неудобно задавать такие вопросы, – наконец сказал Лиам. Говорил он негромко, но прозвучало это недобро. – Иными словами, я забыл про одиннадцатый пункт из твоего обширного списка вопросов. Но если бы даже и вспомнил, то спрашивать об этом не стал бы. – Помолчав, он добавил – еще злее: – Так что на этом все.

Мы все еще были в парке и ехали на север, но при первой же возможности, сразу за резервуаром, Лиам увел экипаж налево, а потом еще раз налево. Я отметила этот факт, но значения ему не придала, поскольку была погружена в размышления о возможном диагнозе Генри Остена, который мне нужно было поставить с чужих слов, и дивилась Лиаму. Эти тихони – нет на них надежды. Подняв голову, я с удивлением осознала, что мы выезжаем из парка, но с южной его стороны. Лиам свернул налево к Найтсбриджу, а потом выехал на Слоун-стрит.

– Разве нам сюда? – спросила я. По парку кататься куда приятнее, чем по улицам. За площадью Слоун-сквер смотреть особенно не на что: там есть Королевский военный приют – сиротский дом для детей солдат, погибших в сражениях с Наполеоном, за ним – большой мрачный госпиталь с удобно расположенным рядом кладбищем, чуть дальше – Ранелах, бывший публичный сад, ныне закрытый и заброшенный. Путь обратно на Хилл-стрит будет долгим. – Зачем ты сюда поехал?

Лиам не ответил, но я все поняла, когда мы вывернули на площадь Ханс-плейс.

– Ты что, опять к Генри Остену собрался?

– Похоже на то.

– Для визитов уже поздно – сейчас, наверное, около пяти. И ты сегодня там уже был.

Лиам не удостоил меня ни взглядом, ни ответом, но, судя по натяжению жил на шее и гулявшим желвакам, в нем кипела злость. Меня вдруг пронзила мысль, что, если он решит упечь меня в лечебницу для душевнобольных, запереть дома или поколотить, закон будет на его стороне и все наши деньги положены в банк на его имя. Не то чтобы я ожидала от него чего-то подобного, но вся похолодела, подумав о том, что он мог так поступить, что я находилась там, где такое возможно.

– Эй, посмотри на меня, – голос у меня дрожал. – Ты что, с ума сошел?

Мы уже были у дома Генри. Лиам рывком остановил лошадей и наконец повернулся ко мне с лицом, которое отнюдь не выражало злость, как я думала. Он, похоже, не мог подобрать нужных слов, но все же попытался:

– Дело в том… В данной ситуации, Рейчел, нам нужно быть заодно, потому что…

Он умолк. И в этот краткий миг что-то случилось. Вспоминая тот момент, я могу сказать, что именно тогда впервые разглядела в нем того, кем он был на самом деле. Не свои представления о нем и не все те личины, которые он умел надевать, но то, что составляло подлинного Лиама, – его застенчивость, его странную харизму. С какого перепуга я так на него надавила?

– Я знаю, – сказала я. – Ты прав. Прости. Главное сейчас – приручить его, поселить в нем доверие к тебе. И ты с этим справляешься. Не стоило мне так…

Тут парадная дверь распахнулась – на пороге стоял Ричард, камердинер Генри Остена.

– Доктор Рейвенсвуд! – Вид у него был восторженный. – Малец сейчас примет ваших лошадей. Я уточню, дома ли господин. – Сияя, он скрылся в холле. Однако я сомневалась, что его господин будет рад нашему визиту; положим, врач мог бы заглянуть к нему в столь поздний час повторно, например под предлогом забытой вещи, – но я-то здесь зачем? В предвкушении неловкой ситуации меня сначала пробрал ледяной озноб, потом окатило жаром.

– Возможно, я дал ему слишком щедрые чаевые, – сказал Лиам. – Я думал, что он припадет к моей руке, когда на выходе сунул ему купюру. Неужели он простоял все это время у окна, молясь о моем возвращении? – Вопреки всему я рассмеялась. – И мелочь я ему теперь давать не смогу – он меня возненавидит.

– Это наименьшая из наших забот. Как ты объяснишься перед Генри Остеном?

– Что-нибудь придумаю.

Я могла лишь надеяться, что Генри «не будет дома», но Ричард провел нас в пустую гостиную, уверив, что господин сейчас сойдет вниз. Мы стояли возле камина, словно парочка, приведенная на расстрел. Как мне себя вести?

Лиам тихо ахнул рядом, и я подняла взгляд. В дверях показался Генри – куда желтее, чем я ожидала, в восточном баньяне – более элегантной версии халата, – накинутом поверх сорочки и брюк. Позади него стояла женщина – стройная, довольно высокая, с выбивавшимися из-под кружевного чепца завитками волос. У нее был его нос, карие глаза как у него, на лице отражалось вполне уместное недоумение. И все же я не могла поверить собственным глазам, пока Генри не вошел в комнату со словами:

– Доктор, я искренне польщен вашим вторым визитом за день – и вашим, мисс Рейвенсвуд, первым. И моя сестра, мисс Остен, выразила желание быть представленной вам…

– Почтем за честь, – сказал Лиам, шагнул вперед и протянул было руку, но затем, вспомнив, что инициатива рукопожатия должна исходить от леди, отдернул ее. – Я ваш… то есть… к вашим услугам. – Отчаянно зардевшись, он поклонился.

Джейн Остен с непроницаемым видом оглядела его и руки не предложила. Она чуть нагнула голову и посмотрела на меня. Глаза у нее были лучистые, взгляд уверенный. Мне вспомнилась встреча с Евой Фармер, и в тот миг у меня возникло то же ощущение присутствия рядом с невероятным интеллектом, мощь которого трансформировала атмосферу вокруг. Тишина затянулась, но я в конце концов все-таки пискнула:

– Как поживаете?

– Прошу, – сказала она, – садитесь. Как хорошо, что вы к нам заглянули. – Голос у нее был с хрипотцой, будто она простужена, тон – игривый, отчего даже общие фразы в ее исполнении звучали как-то особенно.

Мы с Лиамом резко сели, будто брошенные марионетки, и снова наступила тишина. Генри пришел нам на выручку:

– Сестра здесь всего несколько дней. Мне нездоровилось, и выходить я не мог – в противном случае мы навестили бы вас, мисс Рейвенсвуд, как я и обещал. Сожалею об этом досадном упущении.

Джейн Остен улыбнулась брату.

– Нет нужды извиняться. Тебя послушать, так можно решить, что люди приехали в город с одной лишь целью – познакомиться со мной. – Она с улыбкой обратила свой взор на нас. – Но таков уж Генри. Все его мысли только об одном – как бы поднять мне настроение.

– Стало быть, вы в городе недавно? – Я поморщилась от заурядности собственной реплики.

– С пятницы.

– Надеюсь, ваше путешествие прошло спокойно?

– Весьма. – Она чуть помолчала. – В глубине души иногда мечтаешь о встрече с бандитами – о какой-то встряске, чтобы было о чем вспоминать в минуты умиротворения…

– Джейн! – возмутился Генри.

Она посмотрела на него так, будто никого рядом не было. Поскольку час был уже поздний – в такое время без предупреждения просто знакомые не заявляются, – и они явно не скучали и без нас, наверстывая упущенное за месяцы разлуки, я гадала, зачем он вообще принял гостей, почему она тоже спустилась поздороваться и жалела ли теперь об этом решении. Остроумием в этой беседе мы не блистали.

– Кажется, ваш брат говорил, что вы часто бываете в городе? – спросила я.

– Стараюсь бывать как можно чаще.

Опять минута безмолвия. От Лиама проку не было: он просто сидел, закусив губу и вылупив глаза на Джейн Остен.

– Вы в Лондоне впервые, мисс Рейвенсвуд. Нравится ли вам здесь?

– Очень. Впрочем, я наслышана о красоте английской глубинки, и, признаюсь, мне не терпится повидать и ее.

– Подобное желание не требует признания, это ведь не что-то постыдное. Позвольте поинтересоваться, а что вас останавливает?

Я помедлила с ответом: она шутя угадала, что в Лондоне я исключительно ради знакомства с ней, но признать этого в открытую, разумеется, было нельзя.

– Полагаю, недостатка в средствах и свободном времени вы не испытываете?

Эти слова, похоже, вывели Лиама из транса. Вскочив с места, он заявил:

– С вашего позволения, леди, я хотел бы побеседовать с мистером Остеном наедине. Я заехал с намерением задать ему еще один вопрос касательно его здоровья и не желаю повторно злоупотреблять его гостеприимством дольше необходимого.

Генри вскинул голову.

– Не выношу ажиотаж. Мне куда лучше. И нам обязательно переходить для этого в другую комнату?

Отвлекшись на его сестру, я все это время почти не обращала внимания на Генри, но теперь рассмотрела его как следует. Несмотря на то что он был собран, гладко выбрит и в свежей одежде, вид у него был изнуренный и весьма желтушный.

– Давайте все же выйдем, сэр, и вы сами составите мнение.

Генри нахмурился и помедлил, но учтивость взяла над ним верх.

– Что ж, прошу… – Он встал и изящным жестом указал на дверь.

Лиам вышел первым, и я осталась наедине с Джейн Остен и чувством полного неверия в происходящее. Как давно я предвкушала этот миг, шла к нему, грезила о нем? Но испытывала преимущественно страх; я бы променяла что угодно на возможность оказаться сейчас дома и погрузиться в чтение одной из ее книг. Как вообще произвести впечатление на Джейн Остен?

Пока я пребывала в оцепенении, она вытянула из рукава платок и утерла чуть покрасневший нос. Я вдруг осознала, что, даже если собеседница из меня не очень, сидеть и молчать будет куда хуже. Я набралась смелости и сказала:

– Отвечая на ваш вопрос – думаю, главное затруднение мое заключается в незнании, с чего начать. Какие места вы посоветуете? Озерный край? Дербишир?

Она задумалась. Ее игривость исчезла, и до меня дошло, что истинной ее аудиторией был брат, что это его она старалась раззадорить.

– В Кенте очень красиво. Я хорошо знаю те места, хотя живу в другом графстве.

– У вас там брат, кажется?

– Да. – Она ограничилась кратким ответом. – Или можете съездить в Лайм-Реджис на дорсетском побережье.

– Почему? – Мне стало интересно, дописала ли она уже ту часть «Доводов рассудка», в которой туда отправляются персонажи. Возможно, она работала над ней прямо сейчас.

Ее брови поползли вверх – похоже, мой вопрос она сочла странным.

– Там очень живописно.

Пауза.

– Что ж, тогда я с удовольствием воспользуюсь вашим советом. Но не поздновато ли ехать на морское побережье в октябре? Может, стоит отложить поездку до весны?

– Некоторые считают, что осенью там красивее всего. Но и холоднее. – Она помолчала. – Дни становятся все короче.

Я кивнула.

– Спору нет, это более меланхоличная пора.

– Генри сказал, что вы никогда прежде не бывали в Лондоне. Откуда вы родом, если Англии совсем не знаете? Из Ирландии? – Ее ноздри дрогнули – едва заметный знак отвращения. Или ей вспомнился Томас Лефрой, студент юридического факультета из Лимерика и будущий лорд главный судья, к которому она, как известно, проявляла интерес в 1796 году? Часто ли она думала о нем?

– Мы с Ямайки. Из Вест-Индии. – Устыдившись, я запнулась. – Но простите меня, мисс Остен. Я уверена, что вам известно, где это, и вы не нуждаетесь в уроке географии.

Впервые за все это время в ее взгляде блеснул интерес.

– Знаю. Но вы не зря даете пояснение. Многие из ваших новых знакомых не знают, где это? Не отвечайте: вероятно, ваш ответ прозвучит не в пользу моих земляков и землячек. На прошлой неделе в Альтоне я повстречала юную леди, которая была убеждена, что Эльба находится в Красном море. Представить не могу, с чего она это взяла. – Джейн на секунду умолкла. – Но вы ведь не на Ямайке выросли.

– К сожалению, я вынуждена возразить вам, но именно так и было.

– Ваш отец состоял в колониальном правительстве?

– Он унаследовал кофейную плантацию от дальнего родственника.

– Вот как.

– Но вы должны понять: он не поддерживал работорговлю, не больше, чем мы с братом, его наследники. Мы избавились от имущества там и возвращаться не собираемся.

– Правда? – От ее пронзительного взгляда мне было не по себе. – А вы не тоскуете по родным краям?

Никто здесь меня об этом еще не спрашивал. Какой ответ убедит ее в том, что я хороший человек с прогрессивными взглядами? Она прочувствованно писала о привязанности к местам, что, видимо, свидетельствовало о ее знакомстве с ностальгией. Но пресловутая Вест-Индия – дурное место, где царили кровопролития и тропические болезни вроде той, что прикончила жениха Кассандры в Сан-Доминго в 1797 году, – допустимо ли тосковать по чему-то подобному?

– Любить место можно и вопреки испытанной там боли, – осторожно ответила я.

– Интересная мысль. – Она все изучала меня. – И, простите мне мое любопытство, это не мое дело, но я не могу не спросить – кто ваш отец, у него были английские корни?

Мы удостоили друг друга несколькими секундами молчания.

– Наша семья ведет историю со времен Вильгельма Завоевателя, – сказала я, снова гадая, правильный ли это ответ. Возможно, более экзотичная версия привлекла бы к нам больше интереса. Гугеноты, как Томас Лефрой. Потомки аристократов, бежавших во времена польского восстания. Я бы назвалась кем угодно, если бы только знала, какой ответ придется ей по вкусу. – Я произвожу впечатление чужестранки, мисс Остен?

Она не улыбнулась, но оживилась.

– Благодарю вас. Прямолинейный вопрос – лучший способ отбить вопрос неуместный. Как вам известно, у Генри весьма обширный круг знакомств. – Меня позабавило то, как она отметила мой вопрос, но ушла от ответа. Из коридора до нас донеслись голоса Лиама и Генри – они возвращались. – Надеюсь, что нам еще выдастся возможность побеседовать. Я была бы рада узнать больше о жизни в тех местах. На мою долю выпало не много путешествий, и вряд ли они случатся в будущем.

Я склонила голову.

– Я к вашим услугам.

Разговор по пути домой весь состоял из обрывков; у нас обоих голова шла кругом, как у кошек, нализавшихся валерьянки.

– О чем вы говорили? Как она себя вела, когда вы остались вдвоем? – допытывался Лиам.

– Ну, знаешь. У меня поджилки тряслись.

– Знаю, я и сам не мог… Просто…

– Ты дар речи потерял. Никогда тебя таким не видела.

– Хочешь сказать, я слишком болтлив?

– Нет! В окружении людей ты всегда подбираешь верные слова. Просто душа компании. Но только не в этот раз.

– Ох, матерь божья, как унизительно. – Он помолчал, а затем добавил: – И что это на нем было надето? Я хочу такое же. Завтра же поеду к портному.

Меня насмешило то, как резко он переключился на наряды, но я удержалась от подкола.

– Ты про баньян? Да, симпатично. Но скажи-ка лучше, хитрый лис, ты знал? Знал, когда решил заехать туда еще раз…

– Что нас ждет знакомство с Джейн Остен?

– Именно.

Он ответил не сразу:

– По тому, что Генри говорил еще днем, я понял, что она в доме. Но если спрашиваешь, ожидал ли я такого, – нет.

– Она сказала, что надеется еще со мной побеседовать. Но я не уверена, что это было сказано не из вежливости. – Я помолчала. – Как думаешь, она догадывается, что… – Я осеклась, подумав, что он сочтет мой вопрос идиотским.

– Что мы прибыли из будущего? Нет.

Глава 6

17 октября

Дом 33 по Хилл-стрит

Я проснулась с ноющей челюстью, будто всю ночь скрипела зубами, и вспомнила, что мне снился Исаак из Йорка, ростовщик-страдалец из «Айвенго». Истолковать сон было несложно: Исаак олицетворял мою тревогу насчет вопроса, который я так и не решилась задать Лиаму по дороге домой. Способны ли они вообще распознать еврейку, гадала я, не открывая глаз. Или думают, что евреи похожи на карикатурных персонажей с крючковатыми носами, которых рисуют в шаржах? Джейн вряд ли видела хоть одного вблизи. Но вот Генри. Возможно ли, работая в лондонском банке в 1815 году, ни разу…

Впрочем, у меня были куда более насущные проблемы. Еще вчера знакомство с Джейн казалось огромным прорывом, сегодня же я осознала, сколько препятствий у нас еще впереди. Нужно было придумать повод, чтобы попасть в Чотон – и не просто получить приглашение в гости, но пробраться в саму спальню сестер, где, вероятнее всего, хранились их письма и «Уотсоны». Завоевать доверие Джейн и сблизиться с ней настолько, чтобы она сама поведала нам подробности о своей болезни. Однако было ясно, что она, в отличие от брата, не подпускает к себе людей так быстро и просто и ей не нужно, как ему, обхаживать их из соображений предпринимательского толка. Как нам ей понравиться? Чем я могу ее заинтересовать? Мое фанатское обожание только отпугнет ее. Я знаю о том, что ждет ее в будущем, о ее посмертной славе – но какой от этого прок, если я не могу воспользоваться этим знанием?

Вероятно, пригодиться мне может понимание ее в целом. Джейн Остен я любила вовсе не за матримониальные сюжеты; даже будучи юной и более впечатлительной, поиски мужа в ее романах я воспринимала как макгаффин[19]19
  Предмет, вокруг которого строится сюжет истории и завладеть которым стремятся почти все ее герои.


[Закрыть] или как минимум метафору. Я всегда подозревала, что именно такой смысл она в это и закладывала. Многие в моем мире считают странным, даже трагичным, что женщина, писавшая столь эмоциональные любовные истории с хорошим концом, сама так и не обрела любовь, – но я думаю иначе.

Во-первых, она была гениальна: горела желанием творить бессмертные произведения искусства, а не выстраивать домашнюю идиллию для мужа и детей. Во-вторых, она описывала мир, который знала и который был близок ее читателям. Матримониальный сюжет интересен преимущественно тем, как он высвечивает суть ее персонажей и то, что они открывают в себе на пути к алтарю. Она задается куда более масштабными вопросами: как отличить хороших людей от честных с виду пустословов; какова цена благопристойной жизни; что значит быть умной женщиной в мире, в котором женщине негде применить свой интеллект. Если я сумею вывести беседу на обсуждение ее книг и убедить ее, что все это понимаю, может быть, тогда она увидит, что я не такая, как все, и мне не придется похищать «Уотсонов». Возможно, она сама отдаст мне рукопись.

Меня снедало любопытство насчет этой книги – что за откровения в ней содержались, если Джейн Остен решила ее уничтожить?

В первых пяти главах (в моем мире уцелели только они) рассказывается история девятнадцатилетней Эммы Уотсон, воспитанницы богатых и любящих тетушки и дядюшки, которая выросла в зажиточном комфорте и с надеждами на солидное наследство. Когда открывается действие, ее дядюшка уже мертв, тетушка неудачно выходит замуж, Эмму выставляют из дома без гроша в кармане, и она вынужденно возвращается к братьям и сестрам, которых едва помнит, и доброму, но угасающему отцу, чья неминуемая смерть впоследствии ухудшит и без того шаткое финансовое положение четырех незамужних девушек.

Вопрос, почему Джейн Остен так и не закончила «Уотсонов», терзал ученых на протяжении многих лет. Джеймс-Эдвард Остен, ее племянник, в преклонном возрасте написавший первую биографию тетки, по-снобски предполагал, что та ошибочно выбрала в герои романа людей слишком низкого происхождения. Другие настаивали на том, что описанные классовые и денежные проблемы слишком остро стояли и в ее собственной жизни, оттого она и забросила работу над книгой. Но я никогда в это не верила, даже до того, как обнаружилось письмо к Энн Шарп. «Чувство и чувствительность» начинается со столь же безрадостного рассказа о семье, оставшейся без наследства и скатившейся по экономической лестнице; не знай мы, что у романа хороший конец, воспринимали бы его совсем иначе.

– Мисс Рейвенсвуд, какая радость, сестра мистера Остена гостит в городе! – сообщила мне миссис Тилсон, когда я приехала к ней с визитом чуть позже тем же утром.

– Да. Я побывала вчера в доме номер двадцать три вместе с братом – поэтому и пропустила вчера ваш визит – и там имела удовольствие с нею познакомиться.

– Так вы видели мистера Остена? Мистер Тилсон говорит, что он очень болен и не появлялся в банке уже несколько дней.

– Мой брат печется о его здоровье и заехал к нему, чтобы осведомиться о его самочувствии.

– И?

– И там мы имели честь познакомиться с мисс Остен.

– О, она прелесть что за создание! Но что же мистер Остен? Он действительно так плох?

Я поколебалась.

– Мой брат считает, что его ждет полное выздоровление.

– Бедняжка, на его долю и так выпало достаточно страданий. Потеря супруги…

– Да, очень печально. – Пока я пыталась придумать, как бы вернуть беседу к сестре Генри, все разрешилось само собой: вошел слуга и объявил, что она уже здесь.

Тем утром Лиам решил еще раз повидать Генри, и я доехала с ним до Ханс-плейс, но сама отправилась в соседний дом, к миссис Тилсон, которой я задолжала визит. К еще одной встрече с Джейн я была не готова. Несмотря на то что именно за этим я и явилась в 1815 год, справиться с эмоциями было трудно; мне нужно было переварить этот опыт, может, придумать пару-тройку уместных тем, чтобы с непринужденным видом завести беседу при нашей следующей встрече. Следовало ожидать, что она может заглянуть к миссис Тилсон, но я об этом не подумала.

На Джейн было то же голубое платье, что и вчера, на лице играла теплая улыбка, которая угасла, когда она вошла в комнату и поняла, что миссис Тилсон не одна. Я ей не нравлюсь, обескураженно поняла я. Да и с чего бы?

– Дорогая Джейн! – Миссис Тилсон поднялась, взяла ее руки в свои и расцеловала в обе щеки. – Как ваш брат? Надеюсь, сегодня ему лучше.

Так и не выпустив рук миссис Тилсон, Джейн ответила – но не сразу:

– Говорит, что поедет в банк, но из дома пока не вышел. Передает наилучшие пожелания. – Она бросила на меня взгляд в знак приветствия.

– Мисс Рейвенсвуд говорит, что ее брат убежден: Генри вскорости поправится.

Джейн удостоила меня еще одним взглядом.

– Неужели? Воистину это отрадно.

– Я не уверена, что он сказал именно «вскорости». – Поправлять ее казалось мне мелочным, но на кону была врачебная репутация Лиама. – Он уверен, что выздоровление будет полным. Но не обязательно быстрым.

– Со стороны вашего брата очень любезно относиться с таким участием к тому, с кем он едва знаком.

Это прозвучало как укол – хотя, возможно, и непреднамеренный.

– Своей добротой и открытостью мистер Остен располагает к себе так, словно он наш давний друг, пусть даже им и не является, – ответила я. Джейн кивнула в знак согласия с этим утверждением. – Сегодня он выглядит лучше? – продолжала я. – Не такой желтый?

Она нахмурилась.

– Он и вчера был не таким уж желтым.

– Желтый? – Миссис Тилсон испуганно зажала рот. – Вы не упоминали, что он желтый. Это ведь не может быть желтая лихорадка, правда? Уместно ли вам приходить с визитом в дом, где живут дети?

– Мне и в голову подобное не… – начала было Джейн.

– Это не желтая лихорадка, – перебила ее я, пока они не успели развить тему.

Обе воззрились на меня.

– Почему вы так в этом уверены? – спросила миссис Тилсон.

– Просто знаю. – Такой ответ их, видимо, не удовлетворил, поэтому я добавила: – Я не раз видела желтую лихорадку на Ямайке; это не то, чем болен мистер Остен. Но даже если бы это была она – что не так, – мы можем не бояться, что ее подхватим.

– Почему это? – требовательно спросила Джейн.

Я поколебалась. Люди заражались этой болезнью от москитов, но в 1815 году об этом еще не знали.

– Она заразна только в тропиках. Те редчайшие случаи, которые встречались в умеренном климате, никогда не проявлялись столь ярким образом.

– Вы, похоже, в этом уверены, – в голосе миссис Тилсон звучало сомнение.

– Мадам, я часто помогала брату в лазарете, который мы устроили у себя на плантации.

– О, неужели? – удивилась миссис Тилсон. – Стало быть, вы настоящая леди Баунтифул[20]20
  Персонаж пьесы ирландского драматурга Джорджа Фаркера «Хитроумный план щеголей, или В погоне за женой» (1707), пожилая дама, учтивая и провинциальная, которая обожает лечить соседей от всевозможных недугов.


[Закрыть]. Надеюсь, вам выдастся возможность совершать добрые дела и в Лондоне.

– Судя по тому, что мне довелось увидеть, здесь предостаточно сирых и убогих, кои нуждаются в помощи. – Я посмотрела на Джейн, которая в этот момент пыталась подавить зевок. Если мы будем продолжать в том же духе, миссис Тилсон опять пригласит меня на чтение Библии. – Но не заблуждайтесь на мой счет, мисс Остен, я вовсе не считаю себя образчиком благолепия, подобно гипсовой святой.

– Какая пугающе папистская метафора. Очень на это надеюсь. – Глаза ее при этом вспыхнули любопытством. – Генри уверял меня, что вы и ваш брат – чрезвычайно приятные люди и прекрасно вписываетесь в его круг. Вот только брат ваш накануне был неразговорчив. Доктор всегда так скуп на слова?

– Отнюдь! – возразила миссис Тилсон.

– Он, вероятно, был под впечатлением от знакомства с вами, – предположила я.

Сначала она посмотрела на меня с непониманием, затем улыбнулась.

– Вы жестоки. Удалось ли мне хоть раз в жизни поразить джентльмена до полного оцепенения, судить оставлю другим. Но в будущем мне это явно не грозит.

– Ах, Джейн! – Миссис Тилсон рассмеялась, чем удивила меня, поскольку я затруднялась вычленить смысл из замысловатой реплики Джейн. – Мисс Рейвенсвуд, поверьте мне на слово, она была безмерно красива…

– И бесстыже кокетлива, – добавила Джейн.

– …и в свое время разбила десятки сердец. И, знаю доподлинно, она все еще…

– Право, довольно! – Но Джейн и сама зашлась смехом.

К тому моменту я находилась там уже двадцать пять минут и почти исчерпала допустимый приличиями лимит времени, поэтому, несмотря на то что разговор только-только обрел интересный поворот, я приготовилась вставить в беседу благовидную отговорку и удалиться. Но, прежде чем я успела это сделать, в комнату снова вошел слуга.

– Доктор Рейвенсвуд, мадам, – сообщил он миссис Тилсон.

На лицах обеих отразилось удивление: утренние визиты все-таки были прерогативой женщин. Я тоже удивилась, поскольку мы с Лиамом договорились встретиться у экипажа на улице, где нас дожидался Уилкокс. Наверное, Генри упомянул, что его сестра пошла сюда, и Лиам решил воспользоваться возможностью исправить впечатление, которое произвел на нее вчера. Я надеялась, что ему это по силам; сама мысль об этом вызывала у меня нервный мандраж.

Когда Лиам вошел в гостиную, с робким выражением лица, но уверенной осанкой, я поняла, что специально для этой встречи он надел очередную свою личину и был решительно настроен не сдавать позиций. Он пожал руку миссис Тилсон, кивнул Джейн и со смущенным видом опустился в кресло.

– Я не стал бы докучать вам, миссис Тилсон, – начал он, – не желай я уверить мисс Остен, что брату ее сим утром, по моему убеждению, значительно лучше.

– Я и сама составила такое же мнение, – заметила Джейн.

– Острота вашего медицинского чутья, мадам, дает фору моему, – пробормотал он. – Но я не уверен, что опасность однозначно миновала. Смею просить вас присмотреть за ним и помочь ему избежать излишнего утомления. Нервы его… В целом мистер Остен не производит на меня впечатления человека нервического, но не испытывал ли он в последнее время грандиозного переживания?

Говорил он тихо, голос его звучал вкрадчиво, и он смотрел на Джейн неотрывно, и я испугалась, что он, говоря намеками, вызовет у нее раздражение своей фамильярностью, явно не состоя с ней в отношениях, допускавших такое обращение. Но я оказалась не права – похоже, это сработало. Она чуть наклонила голову и заморгала. И, кажется, покраснела?

– Большая удача, что вы сейчас здесь, в городе, и можете быть с ним, – тем временем продолжал Лиам. – Я знаю, как высоко он ценит вашу рассудительность и силу ума. – Бесстыжая лесть поднесена с невинным видом; неужели ей так легко заморочить голову? Если он и был ей смешон, она хорошо это скрывала, но, к слову, иного я от нее и не ожидала. – Могу я нанести визит вам завтра, мадам? Только для того, чтобы узнать, как у него дела?

Она помедлила с ответом.

– Мы пригласили на чай друзей – еще до того, как все это случилось. Прошу, почтите нас своей компанией, сэр, если у вас найдется время. – Ее взгляд соскользнул на меня, словно она только что вспомнила о моем присутствии. – И вы, разумеется, мисс Рейвенсвуд. В семь, если изволите.

Следующим вечером в доме на Ханс-плейс компания собралась внушительная: Тилсоны, мистер Сеймур, сестры Джексон с отцом, французский эмигрант, чьего имени я так и не запомнила, флотский друг одного из капитанов Остенов. Джейн с лицом, исполненным сознанием долга, восседала во главе стола, а Лиам расположился подле нее и, сидя там с чашкой и блюдцем, которые он держал с непринужденной грацией, то и дело бросал на нее серьезные взгляды, сопровождая их короткими замечаниями. Насколько я могла судить с другого конца комнаты, оба испытывали неловкость – по крайней мере, поначалу. Но постепенно их тела стали сближаться, она улыбнулась и спрятала выбившийся локон. Их реплики стали длиннее.

Я испытывала соблазн подойти к ним и присоединиться к разговору, но опасалась сбить Лиама с настроя; если он сейчас флиртует так же неприкрыто, как накануне утром, то я ему только помешаю. Кроме того, нужно было проявить внимание и к Генри. Он тепло поприветствовал меня в момент прибытия и, обходя всех своих гостей по кругу, неизменно возвращался ко мне – такой фаворитизм вынудил мисс Джексон решительно от нас отвернуться. На мой взгляд, с прошлой нашей встречи ему явно стало лучше, но он все еще был нездоров. Взгляд был мутноват, белки глаз сохраняли желтоватый оттенок. В тот вечер, когда мы с ним познакомились, меня впечатлило, до чего безупречно сидит на нем одежда; сейчас же вещи висели на нем так, словно он усох. Я старалась подмечать все эти мелочи украдкой, чтобы это не бросалось в глаза, но визуальный осмотр крайне важен при постановке диагноза. Мне оставалось лишь надеяться, что мое внимание к нему он примет за любование, а не за странный интерес. Впрочем, я действительно любовалась им – мой взгляд на нем задерживало удовольствие от созерцания, а не один лишь профессиональный интерес: на красивого и умного мужчину, который не скрывает своих симпатий, всегда приятно смотреть.

Он вернулся к беседе о путешествиях, начатой нами несколько дней назад, и фонтанировал идеями, куда нам с братом непременно следует отправиться или, наоборот, ни в коем случае нельзя ехать.