Текст книги "Где ты, мой незнакомец?"

– Мы плыли по реке на моем пароходе. Это был наш медовый месяц, мы возвращались домой. На судно напали пираты. Завязалось сражение, во время которого по несчастной случайности вы упали за борт. Я был тяжело ранен. Никто из моих людей не видел, что случилось с вами. Поиски начались, когда я очнулся, а это случилось не скоро. Мы больше недели обыскивали реку вдоль и поперек, но все было напрасно. В конце концов все решили, что вы утонули и тело унесло течением.

– То есть вы хотите сказать, что целых три года считали меня погибшей? – спросила она.

– Да. Только прошлой ночью я узнал, что ошибался.

Ей не хотелось показаться упрямой до глупости, но все же она спросила:

– А может быть, сэр, ваша супруга и в самом деле погибла, а я просто очень похожа на нее? Ведь с тех пор прошло уже почти три года. За это время вы могли немного забыть ее.

– Эштон, дорогой, думаю, будет лучше всего, если ты покажешь ей портрет Лирин, – мягко предложила тетушка Дженнифер. – Может, тогда она поверит.

Эштон молча кивнул и вытащил из-за изголовья портрет, приподняв его так, чтобы она могла хорошенько разглядеть лицо изображенной на нем женщины. Но заметив растерянный взгляд девушки, Эштон похолодел.

– Вы хотите сказать, что именно так я и выгляжу? – ошеломленно спросила она.

– Дитя мое! – Аманда не могла прийти в себя от удивления. – Неужели ты хочешь сказать, что сама не помнишь, как выглядишь?! – Выдвинув ящичек стола, она вынула маленькое зеркальце и сунула его в руку девушки. – Вот, можешь убедиться сама, – довольно улыбнулась старушка. – А заодно и рассмотри себя хорошенько. Конечно, вид у тебя усталый, и личико бледненькое, но все равно ты очень хорошенькая!

Бросив робкий взгляд в зеркало, девушка увидела совершенно незнакомое лицо: изящный овал, тонкие, аристократические черты, высокие скулы, светло-каштановые волосы цвета опавшей осенней листвы. Широко распахнув глаза, она перевела взгляд с незнакомки в зеркале на портрет. Сходство было несомненное: тот же прямой, изящный нос, те же светло-зеленые глаза под густыми темными ресницами, тот же выразительный рот. Да, теперь, подумала девушка, будет нелегко убедить так называемого мужа в том, что он ошибся.

– Все это так неожиданно, – жалобно прошептала она.

Невероятная усталость вдруг навалилась на нее, и девушка с облегчением откинулась на подушки. Из груди ее вырвался тяжелый вздох.

– Вам нужно отдохнуть, моя дорогая, – добродушно сказал доктор Пейдж. – Здесь вы в безопасности. О вас хорошо позаботятся.

Прохладная, влажная салфетка вновь легла на ее горячий лоб и прикрыла воспаленные глаза. Девушка с наслаждением вздохнула. Затем стул скрипнул, и доктор встал.

– Насколько я помню, Аманда, вы обещали накормить меня завтраком. – Пейдж двинулся к дверям, а женщины торопливо засеменили вслед за ним. Перед дверью доктор немного помедлил и, обернувшись, встретился взглядом с Эштоном. И такая боль и тревога были в его потемневших глазах, что добродушный доктор не нашел в себе мужества потребовать, чтобы тот ушел.

– Только не слишком долго, Эштон. Она еще слаба.

Дверь за ними закрылась, и Эштон остался наедине со своей предполагаемой женой. В наступившей тишине они пристально взглянули в глаза друг другу. Глаза девушки сузились, в них читалось недоумение и покорность судьбе. Подойдя поближе, Эштон жадным взглядом впился в прекрасное лицо, которое так часто являлось ему во сне. Кровь закипела в нем, он с трудом подавил в себе острое желание схватить ее в объятия и крепко прижать к груди. Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки. Только почувствовав, что вновь владеет собой, он осторожно присел на край кровати и, взяв ее ладонь в свою, сказал:

– Лирин, дорогая, я готов ждать сколько угодно, лишь бы с тобой все было в порядке. Поверь мне, ты – та самая женщина, которую я любил и люблю. Бог милостив, скоро ты сама тоже это поймешь и все вспомнишь.

Боясь задеть его чувства, она осторожно высвободила свою руку из его горячих пальцев и натянула одеяло до подбородка.

– Вы называете меня Лирин, но это имя мне ни о чем не говорит. Я вообще ничего не помню, что со мной было, вплоть до той минуты, когда пришла в себя. Мне нужно подумать… – Она чуть заметно сдвинула изящно выгнутые брови. – Но странно, правда? Даже думать мне как бы не о чем. Я так устала, и сердце болит. Доктор сказал, чтобы я как можно больше отдыхала. Он, наверное, прав. – Она не поняла, почему лицо его внезапно потемнело, и мягко дотронулась до его руки кончиками пальцев. – Я совсем не знаю вас, Эштон. – Слабая, неуверенная улыбка тронула ее губы. – Может быть, это и есть мой дом. – Она произнесла это так неуверенно, словно и сама не знала, так ли это. – Все, что вы говорите, конечно, может быть правдой. В моем нынешнем состоянии вряд ли я могу возражать. Если это доставит вам удовольствие, я даже согласна, чтобы вы называли меня Лирин: по крайней мере до тех пор, пока я не вспомню свое настоящее имя. – Она опустила глаза, и пушистые ресницы легли на побледневшие щеки. – А сейчас, Эштон, если вы не возражаете, я хотела бы отдохнуть.

Его взгляд с жадностью следил за каждым ее движением, будто это утоляло мучительный голод, который все эти три долгих года терзал его душу – три долгих года, когда он был уверен, что никогда больше не увидит ее. Низко склонившись над постелью, он осторожно коснулся ее губ едва заметным поцелуем и с немалым трудом заставил себя выйти из комнаты. К счастью, он не видел, каким взглядом провожали его светло-зеленые глаза. Плотно закрыв за собой дверь, Эштон прижался к стене горячим лбом и долго стоял так, стараясь успокоиться, затем медленным шагом направился в столовую, где его уже ждали все остальные. По лицу Эштона было заметно, что он напряженно о чем-то размышляет.

Бабушка, заметив появление внука, встревоженно взглянула в его сторону, но не произнесла ни слова, пока Эштон не уселся на свое место во главе стола. Тогда она задала вопрос, который давным-давно не давал ей покоя:

– Дорогой, я видела портрет собственными глазами. Признаюсь, у тебя есть все основания полагать, что это и есть Лирин. Но скажи честно, Эштон, неужели у тебя нет никаких сомнений? Я хочу сказать, ты твердо уверен в том, что это и есть твоя пропавшая жена?

– Не могу представить себе, чтобы это была не она, – с тяжелым вздохом отозвался тот. – Я смотрю на нее и вижу Лирин.

– Дорогой, ты говорил, что у Лирин есть сестра, – осторожно спросила тетя Дженнифер. – Ты что-нибудь знаешь о ней?

Эштон помедлил с ответом, дожидаясь, пока Уиллис поставит на стол блюдо с нарезанной розовой ветчиной, подцепил один кусочек и поднял голову, встретившись взглядом с теткой.

– Скорее всего Ленора сейчас благоденствует на плантации мужа где-нибудь на островах Карибского моря. В то время, когда мы с Лирин познакомились, она хлопотала, готовя приданое к свадьбе. Конечно, я точно не знаю, как сложилась ее жизнь после того, как она с отцом отплыла в Англию. Честно говоря, с тех пор я вообще о них больше не слышал.

Аманда сделала крошечный глоток из фарфоровой чашки и сказала:

– Если ты помнишь, дорогой, твоя скоропалительная женитьба доставила нам немало беспокойства. Уверена, что и для Роберта Сомертона было страшным ударом получить вначале известие о замужестве дочери и почти сразу же – о ее трагической гибели.

– Поверьте, гранмер, мы хотели все сделать, как положено, и так оно и было бы, если бы не та трагедия, – со вздохом откликнулся Эштон.

– Прости, Эштон, но мне придется затронуть довольно неприятную для тебя тему – гибель Лирин. Ты никогда не задумывался, почему так долго не было известно, что она по какой-то счастливой случайности осталась жива? Почему она не сделала попытки разыскать тебя? И вообще где она была все эти годы?!

– Марельда задала мне те же вопросы.

– Ну, надеюсь, ты не станешь спорить, что они напрашиваются сами собой, – заметила бабушка. – Разве амнезия – такая болезнь, которая может время от времени повторяться? Возможно ли, чтобы именно поэтому она и не пыталась связаться с тобой? – Аманда повернулась к доктору Пейджу. – Что скажете, Франклин?

– Вряд ли, – старик доктор положил полную ложку сахара в чашку с кофе и смущенно откашлялся, словно не решаясь сказать, что пришло ему в голову. – Все вы, полагаю, слышали о том, что на днях сгорел сумасшедший дом, но мало кому известно, что власти до сих пор недосчитались кое-кого из своих пациентов.

Эштон впился в старика подозрительным взглядом:

– Прошлой ночью Лэтем что-то говорил об этом несчастье. Но какое это имеет отношение к Лирин?

Доктор облокотился на стол и сложил ладони в молитвенном жесте, смущенный тем, что ему предстояло сказать. Он хорошо знал, как горько оплакивал Эштон потерю своей молодой жены, и меньше всего хотел бередить его старую рану.

– Давайте попробуем сопоставить те факты, что нам уже известны: первое – место, где произошел несчастный случай, то есть неподалеку от лечебницы, и второе – на Лирин была одна ночная рубашка. Не указывает ли все это на возможность ее побега из больницы?

– Вы хотите сказать, что моя жена – сумасшедшая? – еле сдерживая гнев, произнес Эштон.

Доктор заволновался, чувствуя, что попал в крайне неприятное положение.

– Кто знает, что могло случиться за три года, Эштон? Вспомните, Лирин упала за борт. Она могла быть ранена. Могла удариться головой, да мало ли что? – Доктор заметил, как заходили желваки на скулах Эштона, и поежился, чувствуя, что ступает на зыбкую почву. – Постарайся понять меня правильно, дорогой. Бывает и так, что люди попадают в подобную лечебницу по самому пустячному поводу, даже тогда, когда о сумасшествии и речи нет. Это похоже на то, как если бы тебя похоронили заживо. Человек может многие годы находиться в этом проклятом месте, а родные даже не узнают, где он и что с ним.

В коридоре застучали чьи-то каблучки, и Эштон поднял руку.

– Это Марельда. Мне бы не хотелось, чтобы ей стало известно об этом разговоре.

– Не беспокойся, Эштон, – успокоил его доктор. – Не забывай: именно я ввел девчонку в этот мир. Уж кому-кому, а мне-то доподлинно известно, каких бед она может натворить, коли дать ей в руки такое оружие.

– Похоже, мы поняли друг друга, – усмехнулся Эштон.

Зашелестела пышная шелковая юбка, и в дверях показалась темноволосая молодая женщина. Она помедлила немного у порога, давая возможность всем присутствующим оценить по достоинству ее ослепительный туалет. Насладившись произведенным эффектом, она порхнула к столу и небрежно чмокнула старых леди в морщинистые щеки. Потом, послав хозяину самую очаровательную улыбку, устроилась в кресле по правую руку от него.

– Как ты себя чувствуешь, Эштон? – не дожидаясь ответа, защебетала она. – Коль скоро доктор Пейдж приехал, уверена, все вы были наверху, у нашей гостьи. – Она остановила вопросительный взгляд на докторе. – Ну, доктор Пейдж, как вы нашли свою пациентку? Надеюсь, она очнулась?

Франклин помялся, прежде чем ответить:

– У нее довольно серьезная травма.

– В самом деле серьезная? – Марельда постаралась вложить в эту простенькую фразу столько яду, что все переглянулись.

– Время покажет.

Этот уклончивый ответ ничуть не удовлетворил любопытную Марельду, и она с нетерпением посмотрела на старых леди.

Под этим испытующим взглядом тетушка Дженнифер неловко поежилась и сделала слабую попытку объяснить ситуацию.

– Франклин хочет сказать, дорогая, что Лирин в настоящее время испытывает некоторые трудности с памятью. Доктор считает, что в конце концов она сможет все вспомнить, но для этого потребуется некоторое время.

В глазах Марельды появился недобрый блеск.

– Лирин?! – Она сделала вид, что с трудом сдерживает усмешку. Эта усмешка не обманула бы даже слепого – тепла в ней было не больше, чем в айсберге. – Однако у нее хватило памяти на то, чтобы объявить себя женой Эштона! Ну а все остальное она, разумеется, забыла.

Эштон поднял чашку и, пока слуга наполнял ее ароматным кофе, молчал, не желая отвечать на язвительное замечание Марельды. Потом он повернулся в ее сторону, с трудом сдерживая раздражение:

– Если хочешь знать, она не помнит даже своего имени, – сквозь зубы процедил он.

Зеленоглазый демон ревности не оставлял Марельду в покое.

– Ты хочешь сказать, что эта девица полностью потеряла память?! В жизни не слышала о подобном!

Тонкие губы Аманды изогнулись в некоем подобии улыбки.

– И неудивительно, Марельда! Доктор Пейдж тоже никогда не сталкивался с таким случаем в своей практике.

– Еще бы! Какая нелепость – забыть собственное имя?!

– Это не так уж нелепо, как вам, может быть, кажется, Марельда, – перебил ее доктор Пейдж. – Перед нами болезнь, и в медицине есть даже ее название – амнезия. Правда, с амнезией приходится сталкиваться не так уж часто, тем не менее она существует, и с этим нельзя не считаться.

– А почему вы так уверены, что это, как вы сказали, амнезия? – с сомнением спросила Марельда. – Может быть, эта девица просто притворяется!

Доктор задумчиво пожал плечами.

– Конечно, случай довольно сложный и трудно быть уверенным до конца. Но с другой стороны – к чему ей притворяться?

– У нее хватит ума всех вас водить за нос, милейший доктор! – Краем глаза Марельда заметила, как потемнело лицо Эштона, и благоразумно решила остановиться, пока его раздражение не выплеснулось на нее. – Впрочем, не исключено, что девчонка и в самом деле больна.

– У меня нет оснований считать, что она нас обманывает. – Доктор Пейдж встал из-за стола и кивнул на прощание Эштону и обеим пожилым леди. – Мне пора. Увы, бессонная ночь в мои годы дает о себе знать, а уж тем более после такого сытного завтрака. Как бы мне в дороге не заснуть, а то, пожалуй, так и домой не попа-ду. – Он выпрямился во весь рост. – Ближе к вечеру заеду проведать Лирин. Постарайтесь, чтобы она как можно больше спала и ела, сколько сможет. Лучшего совета я сейчас дать не могу.

Эштон поднялся вслед за ним.

– Я должен хорошенько обдумать то, что вы мне сказали. Скорее всего стоит съездить в Натчез да навести там справки, хотя, если честно, я не верю, что это что-нибудь даст.

– Будем надеяться, что все очень скоро выяснится, – добродушно заметил доктор.

На лице Марельды появилась кислая гримаса при мысли о том, что Эштону и в голову не пришло сообщить ей о своих планах. Она не преминула ехидно осведомиться:

– Неужели ты сможешь так надолго оставить свой «драгоценный цветочек»?!

Эштон оглянулся и с легкой усмешкой сказал:

– Моя дорогая Марельда, я ничуть не сомневаюсь, что и в мое отсутствие вам уделят достаточно внимания!

Едкая ирония, которую он вложил в свои слова, больно уколола Марельду, и она с высокомерным презрением отрезала:

– Ах, Эштон, милый, я имела в виду вашу бесценную больную!

– Прошу извинить, Марельда, мне пора. – Он вежливо поклонился и вышел из комнаты вслед за доктором Пейджем.

Оставшись в обществе дам, Марельда бесцеремонно накинулась на еду. Проглотив последний кусок, она откинулась на спинку кресла и сказала с легкой гримасой неудовольствия:

– Не уверена, что Эштон захочет прислушаться к доводам рассудка.

– К доводам рассудка? – Тетушка Дженнифер была явно шокирована. – Что ты хочешь этим сказать, дорогая?

– Ну смотрите: Эштон привозит неизвестно откуда эту бродяжку, – Марельда с досадой указала на потолок, – которую и знать никто не знает, укладывает ее в постель, будто королеву, и требует, чтобы о ней заботились, как о самой почетной гостье! – Голос ее дрожал от обиды и негодования. – А потом – нет, вы только подумайте! – объявляет, что это, дескать, его вновь обретенная супруга!

Тетушка Дженнифер не задумываясь ринулась на защиту внучатого племянника:

– Моя дорогая, ты ведь сама понимаешь, что Эштон никогда бы не стал утверждать, что она его жена, не будь он абсолютно уверен в этом.

– А по-моему, эта девица – обычная самозванка, которая ловко использует свое сходство с Лирин, – злобно прошипела Марельда.

– Как бы то ни было, – вступила в разговор Аманда, – она серьезно больна, и ей требуется провести в постели по меньшей мере несколько дней, чтобы прийти в себя.

Марельда, словно трагедийная актриса, подняла глаза к небу и сложила руки в молитвенном жесте, будто взывая к какому-то божеству.

– О жестокая судьба! Доколе же ты будешь рвать мне душу своими когтями?! Разве не довольно того, что меня уже однажды отшвырнули в сторону? Неужто необходимо наказывать меня дважды, а может, и трижды? Сколько же можно еще терпеть? – Ее голос послушно дрогнул, словно от едва сдерживаемых рыданий. Она закрыла лицо руками, не заметив встревоженного взгляда, который тетушка Дженнифер бросила в сторону сестры.

Та подняла руки и похлопала, изображая аплодисменты.

– Марельда, дорогая, мы в восхищении. Скажи, пожалуйста, ты никогда не думала о сцене? – с невинным видом осведомилась Аманда. – Ты просто неподражаема – такой талант! А сколько чувства!

Несколько обескураженная, Марельда откинулась на спинку стула и обиженно надулась:

– Похоже, я здесь единственная, кого этой маленькой мошеннице не удалось одурачить!

Злой огонек вспыхнул в глазах Аманды, когда она искоса взглянула на молодую женщину. Дрожащими от едва сдерживаемого негодования руками она схватила салфетку и, скомкав ее, поднесла к губам.

– Прошу тебя воздерживаться от подобных эпитетов, когда ты говоришь об этой девушке. Хотелось бы напомнить тебе, что, вполне возможно, ты говоришь о жене моего внука. Я прошу с этой минуты запомнить, что для меня верность семье превыше всего, даже нашей дружбы, дорогая.

В своем страстном стремлении разоблачить обман Марельда, однако, поняла, что действительно рискует потерять расположение единственного человека в семье, кто относился к ней снисходительно. Нет, она не настолько глупа, чтобы забыться до такой степени. Закрыв лицо руками, она жалобно прошептала:

– Простите, я просто становлюсь сама не своя при одной только мысли, что кто-то может снова отнять у меня Эштона. Глупо, конечно, но я ничего не могу поделать.

Аманда с готовностью согласилась с этим, но про себя, и сочла за лучшее перевести разговор на другое.

Тем временем юная леди, которая согласилась на то, чтобы ее называли Лирин, пристально разглядывала свои тонкие пальцы. На безымянном пальце левой руки блестело узенькое золотое колечко, которое неопровержимо свидетельствовало о том, что она замужем. Это заставило ее встревожиться еще больше. Как могла она принять за чистую монету заявление этого незнакомца, если совершенно не ощущала себя его женой?!

Плотные шторы на окнах были все еще задернуты. Свет не мог пробиться в комнату, которая оттого выглядела угрюмой и холодной. Девушка внезапно подумала, как было бы приятно, если бы солнечные лучи коснулись ее кожи, она бы нежилась в них, как в теплой ванне, и, кто знает, может быть, эти ласкающие прикосновения успокоили бы и утешили ее?

Она с трудом встала с постели, подойдя к окну, раздвинула двойные шторы и чуть не вскрикнула: в глаза ей хлынул ослепительный поток света. Словно теплая, заботливая дружеская рука ласково коснулась ее лица. Душа у нее будто оттаяла, и терзавшие ее страхи и сомнения рассеялись без следа. Девушка склонилась над подоконником, и взгляд ее упал на зеленую ухоженную лужайку перед домом. Высоко над землей ветви деревьев сплетались в причудливый зеленый шатер. Солнечные лучи, с трудом пробираясь сквозь густую листву, зайчиками прыгали по траве. Хотя стояла зима и зелень газона слегка поблекла, было заметно, что заботливый садовник по-прежнему ухаживает за садом. Аккуратно посыпанные гравием дорожки прихотливо вились, то исчезая среди куп заботливо подстриженных кустов, то вновь появляясь, огибая клумбы, увитые плющом. Из темных крон вечнозеленых кустарников выглядывал украшенный резьбой купол беседки. Укрытая пышной листвой от посторонних глаз, она словно звала к себе ищущих уединения любовников.

Лирин повернулась и сделала несколько шагов в сторону постели, но неожиданно замерла, заметив какое-то движение слева. Не на шутку перепугавшись, она резко обернулась – прямо перед ней было огромное, до пола зеркало, а в нем отражалась она сама. Острое любопытство заставило ее всмотреться в собственное изображение, в душе шевельнулась неясная надежда: а вдруг, увидев себя, она вернет утраченную память?! Девушка, что предстала перед ее глазами, не понравилась ей с первого взгляда: щеки были мертвенно-бледными и только с левой стороны их немного оживлял синевато-лиловый синяк. Лоб был тоже синевато-серым, как-то неприятно подчеркивая пепельную бледность кожи. С откинутыми за спину спутанными волосами и запавшими, лихорадочно блестевшими зелеными глазами, в которых отражался страх, она казалась загнанным зверьком. Хотя она понятия не имела, сколько ей лет, но тонкая ночная рубашка не скрывала ни женственных изгибов и очаровательных округлостей изящного молодого тела, ни ее хрупкого сложения. На языке у нее вертелись слова на незнакомых ей языках, какие-то неясные цифры то и дело проносились в мозгу, но откуда они, оставалось для нее полнейшей загадкой. Тем не менее девушка была уверена, что сможет красиво накрыть стол, помнила, как обращаться со столовыми приборами, вести вежливый и непринужденный светский разговор и изящно танцевать, но где и когда она научилась всему этому, она так и не смогла вспомнить, сколько ни старалась.

– Лирин Уингейт, – чуть слышно прошептала она. – Неужели это действительно я?

На этот вопрос она была бессильна ответить. Внезапно девушка встрепенулась – из холла до нее долетел звук чьих-то приближающихся шагов. Лирин лихорадочно огляделась, ища, где бы укрыться, но было поздно – дверь распахнулась, и Эштон замер на пороге, вне себя от изумления. По-видимому, он не ожидал, что Лирин рискнет встать с постели. Девушка зажмурилась, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Ей показалось, что она балансирует на краю огромного, темного кратера и ее со страшной силой затягивает в его зияющее жерло. Она покачнулась и в то же самое мгновение почувствовала, как сильные руки подхватили ее и прижали к широкой груди. Они были совершенно одни, слабость и беспомощность сделали женщину послушной игрушкой в руках Эштона. Лирин попыталась было высвободиться, вне себя от смущения, когда сквозь тонкую ткань сорочки почувствовала крепкие мускулы мужского тела, опалившего ее своим огнем. В ужасе она забилась в его объятиях, пытаясь освободиться. Ее пугал безумный вид этого незнакомого человека, который, по-видимому, намеревался овладеть ею силой прямо под носом у родных! Слабо толкнув его в грудь, она попыталась увернуться.

– Нет! Прошу вас! Вы не можете сделать это со мной!

Она трепыхалась, но с таким же успехом могла бы рваться на волю попавшая в сачок бабочка. Вдруг ее ноги оторвались от пола, и она почувствовала, как ее поднимают на руки. Перед ее глазами внезапно возникла кровать, и она представила себе сцену, которая должна была произойти в следующее мгновение и которую иначе, как насилием, нельзя было назвать. Она еще успела заметить, как осторожно ее опускают на постель, и тут страх овладел ею полностью. Она изо всех сил зажмурилась и вцепилась в одеяло мертвой хваткой, натянув его до самого подбородка. От отчаяния и ощущения полной беззащитности на глаза у нее навернулись слезы.

– Если ты овладеешь мной, то только силой! – задыхаясь, проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Ни за что на свете я не приду к тебе по доброй воле. Мерзавец! Грубое животное!

Вдруг, к своему удивлению, Лирин услышала над головой веселый смешок, и чья-то прохладная рука убрала влажные, спутанные волосы с ее горячего лба. Широко распахнув от изумления глаза, она встретилась с другими глазами – карими, в них искрилось веселье. Добродушно улыбнувшись, Эштон присел на край постели.

– Любимая моя Лирин, вы и представить себе не можете, как я горю желанием вновь испить вместе с вами из кубка страсти! Но когда это произойдет, поверьте, вы и думать забудете о насилии. Уверен, что случится это не скоро. Но до тех пор я настаиваю, чтобы вы с большим вниманием относились к собственному здоровью. Силы еще не вернулись к вам. А пока вы ведете себя словно неразумное дитя, ни о каком выздоровлении не может быть и речи.

Убедившись, что бояться ей нечего, по крайней мере пока, Лирин с облегчением вздохнула.

– Вы сказали «когда это произойдет», – слабо прошептала она. – Может, было бы правильнее сказать «если»?

Не говоря ни слова, он убрал влажную прядь с ее лба, а потом нежно коснулся пальцами холодной щеки и обвел маленький, упрямый подбородок. Склонившись над ней, он осторожно обхватил ее за плечи. Лирин заметила, что его лицо стало серьезным, а глаза потемнели.

– Моя дорогая, у меня нет привычки бросать слова на ветер, и я всегда стараюсь употреблять точные выражения.

Она залилась краской смущения и с трудом заставила себя отвести взгляд от его глаз, поспешив сменить тему разговора.

– Скажите, это ведь вы принесли меня сюда?

Он кивнул:

– И именно я уложил вас в эту самую постель, точно так же, как и минуту назад.

Она старалась избегать его настойчивого, ищущего взгляда.

– А что было на мне надето?

– Видите ли, на вас была лишь ночная рубашка, порванная, насквозь промокшая и испачканная в грязи. Я приказал ее выстирать и убрать подальше на тот случай, если вам вдруг придет в голову взглянуть на нее. Или если она вам зачем-то понадобится.

– Ночная рубашка? – изумленно спросила она, явно не веря его словам. – Вы хотите сказать – вроде этой, что надета на мне?

Эштон беспомощно развел руками, и в его глазах зажглись веселые огоньки:

– Нет, не совсем: она была более… как бы это сказать? Более нарядная, что ли? Такую рубашку надела бы замужняя женщина или, скорее, невеста в первую брачную ночь.

– Невеста?! – еле слышно прошептала она, глаза ее округлились от ужаса.

Не замечая этого, Эштон принялся подробно описывать ее туалет в ту злополучную ночь.

– Она была гораздо тоньше. Без рукавов, а спереди – низкий, глубокий вырез, а здесь было кружево… и по бокам тоже.

Вся сжавшись в комок, с напряженным лицом, она следила за его увлеченным живописанием. Затем, сделав над собой усилие, спросила:

– Вы и… купали меня сами?

Эштон замолчал, сделал шаг назад и долго думал о чем-то, прежде чем ответить. Потом перевел на нее взгляд и мечтательно вздохнул:

– Увы, нет! К сожалению, явилась Уиллабелл и тут же выгнала меня из комнаты.

Лирин с трудом удержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением. Слава Богу, ей удалось сохранить хоть какую-то крупицу достоинства перед лицом этого чудака.

Повернувшись к камину, Эштон бросил через плечо:

– Мне придется уехать на пару часов. С вами останется Уиллабелл. Она позаботится о вас до моего возвращения. – С этими словами он взял каминные щипцы и помешал поленья в камине.

Лирин вздрогнула и с ужасом уставилась на каминные щипцы в руках Эштона. Перед ее мысленным взором возникло перекошенное от ужаса, бледное как смерть лицо. Открытый рот, из которого только что вырвался отчаянный крик, зиял как черная дыра. Она вскрикнула и спрятала лицо в ладонях, чтобы избавиться от настигшего ее ужасного видения.

Услышав сдавленный вопль, Эштон удивленно оглянулся и бросился к Лирин, но она отчаянно замотала головой.

– Уходите! – закричала она. – Пожалуйста!

– Лирин, что с тобой? – Совершенно сбитый с толку, Эштон протянул было к ней руку, но Лирин в ужасе отпрянула от него.

– Оставьте меня! – взмолилась она, и голос ее прервался рыданием. – Прошу вас, уйдите!

– Хорошо, Лирин, – сдался Эштон. – Я сейчас уйду. Только успокойся.

Он направился к двери, ломая голову, чем была вызвана такая резкая перемена в настроении Лирин. Но найти подходящего объяснения он не мог. Очутившись в коридоре, Эштон осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Из груди его вырвался тяжелый вздох. Только теперь он почувствовал, как страх ледяной рукой сжимает его сердце.

Дом погрузился в тишину – дамы разошлись по своим комнатам, чтобы немного отдохнуть и подремать. Марельда была в восторге – отличный повод уединиться и обдумать сложившуюся ситуацию. К сожалению, помощи искать было не у кого. А заглянув в небольшой томик стихов в кожаном переплете, который она накануне забыла открытым на ночном столике, она и там не смогла почерпнуть для себя ничего дельного. Закутавшись в теплую шаль, Марельда металась по комнате, и с каждой минутой в душе ее росла черная злоба. То и дело она хватала злополучную книжку и впивалась глазами в любовные четверостишия, выхватывая наугад строчки. Наконец это занятие ей надоело, и Марельда с досадой швырнула книгу в стену.

– И козырем убил я даму пик! – злобно прошипела она сквозь зубы. – Дьявольщина! И кто только сочиняет подобную чепуху! – Кипевшее в ней раздражение вновь заставило ее кружить по комнате. – И как только можно верить в эти романтические бредни? Рано или поздно приходит прозрение, и человек видит, что реальность совсем не такая, какой казалась ему через эти дурацкие розовые очки! – Лицо Марельды исказила гримаса ненависти. – А эта маленькая мерзавка наверху! Разыграла душераздирающую сцену, и недотепа Эштон вмиг поверил, что она и впрямь его жена! Эх, мне бы ее способности! Да я бы на все пошла, лишь бы он в меня влюбился!

Она задохнулась и с ненавистью взглянула на камин: огонь его почти погас. Вот так же погасли и ее надежды на счастье. А ведь было время, когда они пылали ярким пламенем, согревая своим теплом душу, в которой теперь холодно и пусто!

– Проклятие! – Марельда вновь заметалась по комнате. – Эта тварь все повернет по-своему, если… если только мне не удастся вывести ее на чистую воду. И как этой мерзавке удалось так быстро вскружить ему голову! Ох и хитрая же бестия! А может, она знала о Лирин и задумала весь этот план с самого начала?

Закусив до боли губу, Марельда задумчиво уставилась на дверь спальни. Комната для гостей, где поместили мерзкую самозванку, находилась как раз в конце коридора.

– Может, стоит взглянуть на нее поближе? – Эта идея явно пришлась девушке по душе, и в глазах ее вспыхнул огонек надежды. – В конце концов, хуже не будет. Терять мне нечего, а значит, стоит попробовать.

Марельда осторожно приоткрыла дверь и, высунув голову в коридор, прислушалась. Весь дом, казалось, был погружен в сон, лишь из кухни доносились приглушенные голоса и позвякивание посуды. Она выскользнула из спальни и бесшумно прокралась по коридору до самой дальней комнаты. Дверь была приоткрыта. Марельда, слегка толкнув ее, вошла в комнату. Луэлла Мэй, вскочив со стула, растерянно взглянула на нее.