Текст книги "Где ты, мой незнакомец?"

В голову ей пришла интересная идея. Аманда вспомнила, что в спальне Эштона есть большой портрет Лирин. Отлично, именно этот портрет и поможет решить, Лирин перед ними или же нет!

– Эштон, дорогой, мне кажется, девочка и впрямь немного похожа. Кажется, у тебя был портрет Лирин. Может быть, стоит принести его сюда?

Эштон охотно согласился и почти тотчас вернулся с портретом. Тетушка Дженнифер прислонила холст к изголовью. На портрете была изображена женщина в желтом платье, рыжевато-каштановые локоны были перехвачены золотистой лентой, светло-зеленые глаза сияли, как драгоценные камни. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: Лирин и эта женщина – одно и то же лицо. Сходство было потрясающее.

– Талантливый художник смог передать радость жизни, – одобрительно пробормотала Аманда. – Но если это Лирин, то оригинал лучше портрета. В жизни она еще красивее.

Эштон не сводил глаз с портрета. Он заметил некоторое различие, но оно было настолько ничтожно, что Эштон легко отнес его на счет художника. Похоже, тетушка Дженнифер была с ним согласна.

– Конечно, трудно требовать от портрета полного сходства с оригиналом. Порой приходится радоваться, если совпадет хотя бы цвет глаз и волос, – заметила она.

– Тебе прислали портрет Лирин уже после того, как она утонула? – осторожно спросила Аманда. Эштон кивнул. – Откуда он?

– В завещании ее деда было оговорено, чтобы портрет переслали мне. Пока он был жив, я и не подозревал, что портрет существует. Насколько я знаю, портретов было два, на втором художник изобразил сестру Лирин – Ленору. Оба эти портрета были подарены судье Кэссиди вскоре после того, как у него в гостях побывало семейство Сомертонов из Англии. Это случилось незадолго до того, как я познакомился с Лирин.

– Может, это и не так плохо, что тебе не пришлось встретиться с остальным семейством, Эштон, – грустно прошептала тетушка Дженнифер.

– Как ужасно, что я так никогда и не увидела Лирин, – вздохнула Аманда.

– Ты не представляешь, сколько раз я твердила, что это его долг – позаботиться о том, чтобы наш род не угас. Но годы шли, и мне казалось, что Эштон куда больше дорожит своей свободой, чем семьей. Когда же он наконец женился, это было словно гром среди ясного неба, а потом… – Аманда махнула рукой, – он вдруг возвращается домой, раненый и без жены. Вдовец!

– Терпение, Аманда. – Тетя Дженнифер похлопала ее по руке. – Я понимаю, Эштон уже не мальчик, но ведь тридцать четыре года – это еще не так много.

– Но и не мало, – вздохнула Аманда. – Мне даже кажется, что для него куда важнее создать собственную империю, а не семью.

– Леди, леди, вы сейчас разорвете меня на части, словно курицы несчастного червяка! – воскликнул Эштон. – Помилосердствуйте!

– Вот еще, придумал тоже! – Бабушка взглянула на внука с притворной строгостью, которая тут же смягчилась нежной улыбкой. – А мне сдается, это я должна просить пощады.

После того как гости разъехались, а те, которые остались, разошлись по своим комнатам, Эштон обошел весь дом, запер двери и поднялся к себе. Кабинет и гостиную слабо освещали лампы, но в камине горел огонь, и по комнатам разливалось приятное тепло. Уиллис, как всегда, не забыл о привычках своего хозяина – в соседней комнате, которая была устроена как раз для этого, Эштона дожидалась ванна с горячей водой. Он сбросил одежду и с наслаждением погрузился в горячую воду, откинул голову и предался размышлениям. События нынешнего дня не шли у него из головы, и столбик пепла на длинной тонкой сигаре все рос, пока он не спохватился и не стряхнул его в стоявшую рядом на столике фарфоровую пепельницу. Рядом с ней красовался хрустальный графин и всякие флакончики. Откинувшись назад, Эштон лениво следил, как струйка синеватого дыма ползет к потолку, а в усталой его голове так же лениво тянулась череда воспоминаний о давно прошедших днях. Он считал, что навсегда изгнал их из своей памяти, и сейчас с удивлением понял, что впервые они не причиняют ему боли.

Перед его мысленным взором живо встало то утро, когда он впервые увидел Лирин. Сопровождаемая другой женщиной, постарше, она разглядывала витрины магазинов, шляпных мастерских и ювелирных лавок. С первого же момента она полностью завладела его вниманием, он выбросил из головы назначенную встречу и последовал за ними в некотором отдалении. Эштон был уверен, что девушка и не подозревает о его присутствии, пока она не остановилась у магазина дамских шляпок и, чуть приподняв зонтик, метнула на него кокетливый взгляд, вопросительно изогнув бровь. Увы, дуэнья была начеку, и он не рискнул завязать знакомство. Обе женщины скрылись за углом, а он в унынии поплелся дальше, гадая, увидит ли вновь прелестную незнакомку.

Надежды на встречу таяли, и Эштон вспомнил о деловом свидании. Он помахал извозчику, рассчитывая не очень опоздать. Разговор, который ему предстоял, не обещал быть приятным. Наоборот, Эштон предполагал, что придется выдержать настоящий бой, добиваясь компенсации за ущерб, который был нанесен его кораблю и команде.

Добравшись до дома судьи Кэссиди, он постучал, и его немедленно проводили в кабинет. Эштон объяснял почтенному служителю Фемиды свои претензии, как вдруг из соседней комнаты до него донеслись женские голоса. Он запнулся и смолк, негодуя на шум. Откуда ему было знать, что к судье неожиданно нагрянули родственники из Англии и что его внучка – как раз та самая незнакомка, которой он любовался сегодня утром. А когда она вихрем влетела в кабинет, праведный гнев его улетучился, как по волшебству. Эштон был уверен, что судьба благосклонна к нему, дав возможность снова встретить свою незнакомку. Что же касается самой Лирин, она на мгновение застыла от удивления, а потом в негодовании накинулась на него, обвинила в том, что он преследует беззащитную девушку, и перед лицом служителя закона призвала его к ответу. В девушке бурлила ирландская кровь, унаследованная от предков со стороны матери, но она была так прелестна, что даже гнев не портил ее.

Эштон был в полном восторге. С первой минуты, заглянув в сверкающие светло-зеленые глаза Лирин Сомертон, затененные пушистыми темными ресницами, он понял, что отныне его сердце принадлежит ей. Он был восхищен ее красотой. Сияющие влажным блеском глаза, тонкий прямой нос и мягкая линия выразительного рта – все это было настолько совершенно, что Эштон потерял голову. Горя желанием познакомиться с ней поближе, заинтригованный, он смотрел на нее и не мог оторваться, так что в конце концов Лирин покраснела от смущения. Позже она призналась, что никогда в жизни не встречала мужчины, от взгляда которого по телу разливалось бы тепло. Кое-как овладев собой, Эштон извинился перед судьей и изложил причину своего визита. Судья Кэссиди, который то и дело лукаво поглядывал на смущенных молодых людей, пригласил его остаться к обеду под тем предлогом, что ему нужно как следует разобраться во всех деталях. На самом деле, как он потом признался, у старика возникла одна идея. Он давно уже втайне мечтал выдать одну из внучек за кого-нибудь по соседству, чтобы она оставалась рядом, а не выскочила, как их мать, за какого-нибудь надутого англичанина. Сообразив, что судья на его стороне, Эштон с жаром принялся добиваться расположения Лирин.

Выбравшись из ванны и обернув полотенце вокруг мускулистых бедер, Эштон продолжал предаваться воспоминаниям. Он накинул теплый бархатный халат, налил себе выпить и, закурив сигару, вышел на балкон. Прохладный ночной воздух нес с собой свежий аромат сосен, и он вдыхал его полной грудью, наслаждаясь тем, что наконец-то он дома. Опустившись в кресло и положив ноги на перила, Эштон вновь погрузился в воспоминания.

С появлением Лирин жизнь его изменилась. Было время, когда он даже думать не хотел о женитьбе, брак казался ему чем-то вроде тяжкого бремени. Но теперь, когда перед ним встала необходимость уехать из Нового Орлеана и навеки потерять Лирин, он взглянул на дело по-другому. Сейчас он не мог вспомнить, когда впервые представил ее в роли будущей жены, но твердо знал, что, как только эта мысль пришла ему в голову, он решился без колебаний. И вот тут-то Эштон, чьи победы у женщин вошли в поговорку, вдруг оробел. Когда дело дошло до предложения, он бормотал что-то невнятное, краснел и заикался, опасаясь, что Лирин будет настаивать на продолжительной помолвке и не даст согласия на брак, пока не получит благословения отца. Но к его изумлению, она была так же влюблена, как и он. Эштон даже опешил, когда увидел, как засияли ее необыкновенные глаза. Забыв обо всем, она обвила его шею руками, и он не поверил ушам, услышав радостное «да!». Несмотря на то что оба горели желанием скорее соединиться, предстояло еще многое решить. Поскольку отец ее, Роберт Сомертон, был родом из Англии, все понимали, что его согласие на брак дочери с американцем вряд ли удастся получить. Эштон в шутку даже предложил соблазнить Лирин и наградить малышом, чтобы у Сомертона не было выбора. В конце концов Лирин обратилась за согласием к деду, хотя оба сильно сомневались, что Сомертон придет в восторг от столь скоропалительного брака.

Судьбе было угодно, чтобы его счастье с Лирин длилось совсем недолго, но Эштон не мог не заметить, как он изменился за это короткое время. Разве когда-нибудь раньше ему приходило в голову любоваться красотой цветов во время долгой прогулки по парку? А теперь, когда Лирин научила его замечать их, он и сам не мог оторвать глаз, восхищаясь их прелестью и нежным ароматом. И прежде бывало, что он замечал красоту заката, но только любуясь им вместе с Лирин из окна гостиницы, Эштон понял, какое это великолепное зрелище. Но самое главное – рядом с ним была Лирин. Таким и бывает настоящее счастье, подумал он, когда нет ничего важнее лица любимой женщины, ее милого смеха и нежного голоса!

Эштон осторожно отставил стакан и, зажав в зубах сигару, следил, как она тлеет.

Они провели неделю в Новом Орлеане, наслаждаясь своим счастьем, а потом было решено провести остаток медового месяца на «Речной колдунье». Эштон рассчитывал спуститься по реке до Натчеза и познакомить молодую жену с родственниками, а также просить прощения за скоропалительный брак. После этого они предполагали вернуться в Новый Орлеан, куда к тому времени должны были прибыть ее отец Роберт со второй дочерью. Лирин успела немало порассказать ему об отце – это был один из тех сухих, чопорных англичан, которые терпеть не могут напористых янки. Единственное исключение было сделано для Дирдры, матери Лирин, которую он любил без памяти. Когда-то именно она заставила его обосноваться в Новом Орлеане, поскольку не хотела оставить отца и родной дом, но после ее внезапной смерти Роберт забрал дочерей и вернулся в Англию. Там он и жил до тех пор, пока его дочь Ленора не собралась замуж за молодого аристократа с Карибских островов. Им предстояло совершить путешествие через океан, чтобы навестить жениха в его райском уголке. Роберт уступил просьбам младшей дочери и разрешил ей пожить с дедом в Новом Орлеане, пока они с Ленорой будут заниматься подготовкой к пышной свадьбе.

Эштон был неглуп и сразу понял, что Роберту Сомертону будет трудно смириться с тем, что в то время когда он хлопотал об устройстве судьбы старшей дочери, младшая успела влюбиться и выскочить замуж. Путешествие в Натчез закончилось трагедией, и встреча Эштона с тестем так и не состоялась. Известие о гибели Лирин достигло Нового Орлеана прежде, чем Эштон оправился от ран, чтобы самому поехать туда. А к тому времени, когда он вернулся в город, судья Кэссиди уже был на смертном одре, и Эштон узнал, что Сомертоны, отец и дочь, спешно отплыли в Англию, даже не поинтересовавшись, уцелел ли муж Лирин.

Порыв холодного ветра вернул Эштона к действительности, остудив его разгоряченное нахлынувшими воспоминаниями лицо. Он тяжело вздохнул. Его судно и другие лодки много дней подряд бороздили реку вверх и вниз по течению, но, кроме нескольких тел утонувших пиратов, им ничего не удалось обнаружить. Лирин исчезла без следа. Эштону пришлось смириться с тем, что его любимая стала еще одной жертвой, которую потребовала река. Его первая и единственная любовь погибла, а равнодушная река продолжала безмятежно нести свои волны. Три долгих года воспоминания о жене не давали ему покоя. И вот пробудилась надежда. Встанет солнце, и жизнь начнется заново. Ведь Лирин снова с ним.

Глава 2

Она возвращалась к жизни из небытия. Прошлого у нее не было, было только настоящее. Она, словно эмбрион в утробе матери, плавала в кромешной тьме, дышала, следовательно, существовала, но была отделена от окружающего мира тончайшей невидимой пеленой. Слабый свет по ту сторону манил ее к себе, но едва она робко приближалась к нему, как острая боль начинала ломить виски, и она удалялась от невидимой границы, предпочитая страданию и боли грезы и забвение.

Словно из далекого тоннеля до нее смутно донеслось эхо чьих-то голосов. Она силилась разобрать слова.

– Вы меня слышите? – кто-то спрашивал ее. – Мадам, вы меня слышите?

Она испытывала адские муки: ее несчастное тело ломило, руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а когда она попробовала слабо пошевелиться, то чуть не закричала от боли. Ей удалось приоткрыть глаза, но, жалобно застонав, она поспешно зажмурила их. Даже слабый свет заходящего солнца показался ей ослепительным.

– Эй, кто-нибудь, задерните шторы! – приказал сидевший у изголовья кровати незнакомый мужчина. – Свет режет ей глаза.

Наконец, к ее облегчению, комната погрузилась в приятный полумрак. Постепенно неясная тень, склонившаяся над ней, приобрела четкие очертания пожилого мужчины с седой бородой. Пышные усы посеребрил иней, глубокие морщины свидетельствовали о том, что он уже далеко не молод. Годы, однако, оказались бессильны притушить молодой задор в серых глазах. Очки в железной оправе придавали ему довольно строгий вид, но и они не могли скрыть живой блеск глаз.

– А я уж было подумал, что вам, моя дорогая, явно не по душе наше общество. Если позволите, меня зовут Пейдж, доктор Пейдж. Меня пригласили сюда понаблюдать за вами.

Девушка уже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но голос ей не повиновался. Она провела языком по пересохшим губам, и доктор, сообразив, что ее мучает жажда, взял стакан с водой, который подала негритянка, приподняв беспомощное тело, и поднес к ее губам. Когда она напилась, он вновь бережно опустил ее на подушки и положил мокрую холодную салфетку на ее лоб. Боль немного отступила, и теперь девушка могла уже без особых усилий оглядеться.

Она лежала на необъятной кровати, покрытая одеялом, под спину ей подложили подушки. Над ее головой висел изумительной работы балдахин бледно-розового шелка с вышитыми по нему розами, которые казались живыми. Стены комнаты были затянуты штофными обоями с розовыми и бледно-желтыми цветами на фоне изумрудно-зеленой травы. Шторы на окнах были тоже нежно-розовыми, украшенными по краям роскошной бахромой и забавными ярко-зелеными кисточками. По углам стояли кресла, обитые пестрой тканью в цветочек.

Комната была очаровательна – большая, светлая, роскошно обставленная, но все же она почувствовала себя неловко в незнакомой обстановке. Ничего этого она прежде не видела: ни картин, ни мебели. Даже стакан, из которого она пила, был ей незнаком. Тонкую прозрачную сорочку, которая была на ней, и ту она не могла узнать, что же говорить о людях, которые окружали ее, выжидательно глядя? Две пожилые леди замерли у плотно занавешенного окна, а рядом с ними – огромная негритянка в белоснежном накрахмаленном переднике и таком же ослепительном чепце с оборками. Она выпрямилась во весь рост за стулом, на котором сидел доктор. Другой мужчина, помоложе, задумчиво смотрел на пламя в камине. Но лица его не было видно, а чтобы его разглядеть, ей пришлось бы повернуться на бок, но при одной мысли об этом ее мышцы свело болью. Единственное, что она смогла разглядеть, это темные, густые волосы, белую шелковую рубашку и темно-серые брюки, которые были на нем. В ней зародилось невольное любопытство, ведь по сравнению с другими, которые, не стесняясь, разглядывали ее, как диковинного зверя, только он один не сделал ни малейшей попытки повернуться к ней.

Молоденькая чернокожая служанка осторожно появилась в дверях и направилась к ее постели, держа в руках поднос, на котором стояла большая чашка бульона. Доктор Пейдж протянул ей чашку:

– Выпейте, если сможете. Это придаст вам сил.

Девушку усадили поудобнее, и, сделав небольшой глоток, она снова обвела комнату удивленным взглядом.

– А как я здесь оказалась?

– Несчастный случай: вы чуть не оказались под колесами экипажа, – объяснил доктор Пейдж. – Вас привезли в этот дом после того, как вы упали с лошади.

– С лошади?! А что с ней?

Возникла маленькая пауза. Внимательно вглядевшись в ее лицо, доктор все-таки решил ответить:

– Мне очень жаль, но ее пришлось пристрелить.

– Пристрелить? – Она лихорадочно рылась в памяти, но тщетно. Утихшая на время боль в голове вновь напомнила о себе с такой силой, что девушка судорожно сжала виски дрожащими пальцами. – Не помню, ничего не помню.

– Вы довольно сильно ударились, дорогая. Не волнуйтесь ни о чем, просто отдыхайте и набирайтесь сил. Память вернется к вам, я обещаю.

Ее глаза растерянно обежали комнату в тщетной надежде уцепиться хоть за что-нибудь знакомое.

– А где я?

– Вы в Бель-Шене. – Доктор Пейдж заглянул ей в глаза. – Поместье Эштона Уингейта.

– Эштона Уингейта? – Она растерянно уставилась на него широко распахнутыми, недоумевающими глазами. От нее не укрылось, что в комнате мгновенно воцарилась напряженная тишина, как будто все замерли, ожидая, что она скажет.

Мужчина в серых брюках с грохотом отставил в сторону каминные щипцы, и она невольно перевела на него взгляд. Неожиданно острое чувство надвигающейся опасности охватило ее, когда он направился в ее сторону. Девушка никак не могла понять, что в этом человеке так встревожило ее. Мужественное, четко очерченное лицо, должно быть, заставляло трепетать не одно женское сердце. Тем не менее ее собственное при виде незнакомца словно превратилось в кусок льда. Мужчина остановился в двух шагах от постели, его испытующий взгляд лишил ее последних сил, и, заглянув в его дымчато-карие глаза, она резким движением отставила в сторону чашку, так что та звякнула, и все изумленно переглянулись.

На губах незнакомца играла странная улыбка.

– До сих пор не могу поверить в это чудо, любимая, – ты вновь вернулась ко мне! Но я безмерно благодарен судьбе за эту милость.

Она испуганно взглянула на него, подозревая, что кто-то из них двоих сошел с ума. Вначале ей показалось, что он мертвецки пьян. Но потом она отбросила эту мысль: он выглядел абсолютно трезвым и вообще держался со спокойным достоинством, что выдавало в нем человека благородного, вполне уверенного в себе. Так почему он обращается к ней, будто они знакомы давным-давно?

Если у Эштона до того времени и оставались хоть какие-то сомнения относительно этой девушки, неизвестно как и почему вдруг оказавшейся на его пути глухой ночью, то теперь они мгновенно рассеялись, стоило только ему вновь заглянуть в эти незабываемые светло-зеленые глаза. За всю свою жизнь он не видел ни у одной женщины таких необыкновенных глаз – лишь у своей жены.

– Только попробуй представить, что я пережил прошлой ночью, когда ты, можно сказать, свалилась мне на голову! Три года, три бесконечно долгих года я был уверен, что тебя нет в живых, и вот теперь ты вдруг возникаешь из небытия! Боже милостивый, ты даже вообразить не можешь, до чего же я счастлив.

Глаза девушки расширились. Стало быть, это она сумасшедшая! Иначе и быть не может. Все эти люди вряд ли стали бы так спокойно слушать тот бред, что он несет, если бы это не было правдой! Охваченная ужасом при мысли о собственном безумии, она уже не могла сдержать паники. Крупная дрожь сотрясала худенькое тело. Кровь бешено пульсировала в висках, боль росла с каждой минутой, и тошнота подкатила к горлу. Боже, что за пытка! Она судорожно обхватила голову руками, пытаясь отгородиться от этого чужого, враждебного мира.

– Лирин!

Незнакомое имя эхом отозвалось в ее ускользающем сознании, однако она невольно поразилась, как странно прозвучал этот голос – он и молил, и приказывал в то же время. И все же, увы, ни голос, ни имя не всколыхнули в ней никаких воспоминаний. Лишь повергли в растерянность и еще большее смущение. Сколько она ни пыталась, так и не смогла собрать свои мысли, нащупать ту путеводную нить, которая, как Ариадну, вывела бы ее к свету, не дала соскользнуть в страшную бездну беспамятства, куда ее затягивало с ужасающей силой, а она барахталась, пытаясь уцепиться за что-то. Еще больше пугало ее то, что прошлое не существовало для нее, лишь какие-то смутные, обрывочные воспоминания. Комната вдруг стремительно завертелась, затягивая ее в свой бешеный водоворот, и она широко раскинула руки, пытаясь удержаться на поверхности. Но все ее усилия были напрасны – ревущий поток ее подхватил и повлек за собой в темную, бездонную пропасть.

– Быстро! – крикнул доктор Пейдж встрепенувшейся Уиллабелл. – Принеси нюхательную соль, она в моем чемоданчике. – Эштон бросился было к девушке, но доктор остановил его резким жестом. – Не сходите с ума, Эштон. В конце концов в таких случаях шок – довольно обычное дело. Не торопитесь. Все обойдется.

Уингейт смущенно понурился и отошел в сторону. Застыв в углу, словно статуя, он беспомощно наблюдал за мучениями девушки. Доктор склонился над ней и, приподняв как можно осторожнее ее голову, поднес к носу флакон с солью. Она сделала глубокий вдох. Резкий аромат соли заставил ее закашляться, но темнота перед глазами рассеялась, и в голове немного прояснилось. Она широко открыла глаза, обвела взглядом комнату и немного успокоилась, когда окружавшие ее люди и предметы вновь обрели отчетливые очертания. Комната перестала вращаться, и взгляд ее снова невольно обратился к лицу человека, который стал для нее источником нестерпимых душевных страданий. Больше всего ее поразило то, что незнакомец, похоже, тоже испытывал мучительную боль – он с такой силой вцепился в спинку стула, что побелели даже костяшки пальцев. Ей даже показалось, что он вот-вот лишится чувств.

Измученная тем непонятным и необъяснимым, что происходило с ней, девушка откинулась на подушки, не обратив внимания на то, что шелковое одеяло в кружевном пододеяльнике соскользнуло с ее плеч. Прохлада, проникавшая сквозь тонкую ткань ночной рубашки, казалось, принесла некоторое облегчение. Но вдруг она заметила жадный взгляд, которым незнакомец буквально пожирал ее, и мгновенно догадалась, что прозрачная ткань почти не скрывает ее тела, его нежных округлостей и женственных изгибов. Страшная догадка пронзила ее мозг, и лицо девушки вспыхнуло от смущения. Так, значит, этот бесчестный негодяй намерен не только вводить ее в заблуждение?! Нет, похоже, на уме у него куда более недостойные мысли. Почти теряя сознание от страха и чувства какой-то неясной угрозы, она зарылась в подушки и беспомощно прошептала:

– Можно мне еще воды?

– Конечно, дитя мое, – немедленно откликнулся доктор Пейдж и поднес к ее губам стакан.

Покачав головой, она отказалась от помощи добродушного доктора и поднесла к губам стакан, крепко обхватив его дрожащими пальцами. Она торопливо делала глоток за глотком, а сама в это время украдкой наблюдала за незнакомцем, застывшим в изножье кровати. Мужчина был высок и строен, с широкими плечами, поджарый и мускулистый, но не худой. Прекрасная шелковая рубашка красиво облегала широкую, сильную грудь, а плотные брюки подчеркивали узкие бедра и длинные ноги. Ни чересчур худой, ни слишком плотный, этот сильный мужчина в отличной форме, по-видимому, мог заставить сладко замереть сердце любой женщины. Ему явно было чем гордиться.

Девушка протянула доктору стакан и, почувствовав, что больше не в состоянии переносить хаос, царивший в ее измученном мозгу, робко спросила:

– Похоже, я должна кого-то здесь знать?

Челюсть доктора Пейджа удивленно отвисла, он смущенно покосился в сторону Эштона и убедился, что он, только что объявивший лежавшую перед ними женщину своей вновь обретенной женой, пребывает в таком же изумлении. Казалось, Эштон был совершенно раздавлен. Ведь он ни минуты не сомневался, что перед ним Лирин, та единственная в мире женщина, которую он выбрал себе в жены. Эштон был абсолютно уверен в этом и готов был голову дать на отсечение, что это она.

– Так, значит, вы не Лирин?

Тонкие, темные брови слегка нахмурились. Девушка была явно смущена, но при этом, казалось, не пыталась вызвать ни в ком сочувствия, хотя и ощущала себя неловко.

– Я… право, я… и сама не знаю, кто я.

Мучительно покраснев, она совсем растерялась, по-видимому, испугавшись, что после такого ответа ее примут просто-напросто за сумасшедшую. В его глазах, которые ни на мгновение не отрывались от ее лица, мелькнул ужас, и она не могла не заметить этого. Остальные были потрясены ничуть не меньше. Тетя Дженнифер подошла к кровати и ласково сжала худенькое запястье девушки.

– Успокойся, дорогая, все будет хорошо. Я уверена, что ты все вспомнишь, и очень скоро.

– Дженни, но ведь так не бывает, чтобы человек забыл, кто он такой! – хмуро заметила Аманда. – Знаешь, по-моему, ей нужно хорошенько отдохнуть.

– Боюсь, Аманда, тут все гораздо более серьезно, случай очень непростой, – задумчиво сказал доктор Пейдж. – Мне известны по меньшей мере несколько случаев, когда человек в результате какого-то происшествия терял память. Это то, что обычно называют амнезией. Я много читал на эту тему и могу вас заверить, что такие случаи довольно редки. Гораздо чаще бывает так называемая частичная амнезия, то есть человек забывает определенный отрезок своей жизни или просто какое-то событие. Конечно, бывают и гораздо более тяжелые случаи, когда больной забывает свое имя, где он жил, вообще всю свою жизнь и что с ним было до болезни. Известны и несколько случаев полной потери памяти. Эти несчастные не помнили вообще ничего, казалось, их жизнь началась заново в тот момент, когда они пришли в себя, и они были беспомощны, как новорожденные младенцы.

– Ну, Франклин, если уж вы в растерянности, то что же говорить о бедной девочке, – пробормотала себе под нос расстроенная Аманда.

Похоже, слова доктора произвели на старушку сильное впечатление. А она-то, глупая, ничуть не сомневалась, что достаточно будет девушке открыть глаза и взглянуть на Эштона, как все сразу станет ясно. Единственное, чего она опасалась, это как бы такое событие не слишком сильно взволновало Эштона, ведь на долю внука и так уже выпало немало.

– Бог с вами, Аманда, ведь не думаете же вы, что я должен знать все на свете, – добродушно проворчал старик доктор.

– Не надо извинений, Франклин, – великодушно произнесла Аманда и покровительственно похлопала его по плечу, будто перед ней был не почтенный, убеленный сединами доктор, а желторотый студент. – Просто разберитесь, в чем тут дело, и поставьте девочку на ноги.

– Боюсь, Аманда, это будет не так просто сделать, – откликнулся тот. – Обычно амнезия не возникает сама по себе, для этого должны быть серьезные причины. В данном случае рискну предположить, что причиной потери памяти послужил несчастный случай. И мне это совсем не нравится, потому что, насколько я знаю, в таких случаях опробованного метода лечения не существует.

– Но ведь это же пройдет? – с надеждой спросил Эштон.

Доктор Пейдж задумчиво пожал плечами.

– Прошу прощения, Эштон. Сейчас я не могу ничего сказать. Будем надеяться, что ей просто надо как следует отдохнуть, а там, скажем, через пару дней, память сама к ней вернется. Возможно, конечно, что пройдет и гораздо больше времени; а возможно даже, этого не случится никогда. Такое тоже бывает, мой мальчик. Время покажет. Нам остается лишь ждать и уповать на лучшее.

Больная с удивлением посмотрела на бородатого доктора. Внезапно старик показался ей чудовищем из ночного кошмара, который преследует ее в ужасном сне, а она все никак не может проснуться.

– Неужели вы и в самом деле считаете, что я Лирин, хотя и не подозреваю об этом?

– Эштон абсолютно уверен, что вы и есть Лирин Уингейт, – мягко ответил доктор Пейдж. – Подтвердить это более некому, ведь никто из нас никогда ее не видел.

Она бросила исподтишка неуверенный взгляд на молодого человека и снова обратилась к старику доктору:

– А этот человек – Эштон?

– Да-да, Эштон, – ворчливо заявила Аманда. – Уж в этом-то можете не сомневаться.

Девушка повернулась к нему. В глазах ее ясно читался страх, хотя она сделала над собой усилие и спросила:

– Вы и в самом деле уверены, что узнали меня?

Взгляд карих глаз немного потеплел.

– Неужели муж может не узнать свою собственную жену?

– Жену?! – вырвалось у девушки.

Голова у нее закружилась. Она с ужасающей ясностью поняла, в какую ловушку загнала ее судьба. Если то, что он только что сказал, было правдой, значит, она замужем за совершенно чужим для нее человеком, которого видит первый раз в жизни. Прикрыв лицо дрожащей от слабости рукой, она зажмурилась, стараясь не смотреть на него.

– Но я… я даже не знаю вас!

– Позвольте представиться, мадам! – Нежность, которая звучала в этом голосе, невольно притягивала ее. Его испытующий взгляд утонул в темных, загадочных глубинах ее сознания, и ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он весело усмехнулся и отвесил ей галантный поклон: – Эштон Уингейт, к вашим услугам, миледи, а это, – и он указал на двух пожилых дам, – это моя бабушка, Аманда Уингейт, и ее сестра, Дженнифер Тейт. А вот это, – он кивнул в сторону огромной негритянки, – наша экономка Уиллабелл. – Приняв более серьезный вид, он продолжал: – Уверен, что тетушка Дженни и Уиллабелл не откажутся подтвердить, что я именно тот, за кого себя выдаю, если тебе недостаточно слов бабушки. Они также могут подтвердить, что не далее как три года назад я сообщил им, что женился на девушке по имени Лирин Сомертон.

Недоумение девушки все возрастало. То, что она услышала, звучало так странно, что она невольно высказала сомнение:

– Но если, как вы говорите, мы женаты уже три года, а ваши родственницы живут с вами, то почему же тогда они не знают меня?

– Все очень просто. Они и в самом деле ни разу в жизни вас не видели.

Девушка недоуменно вздернула бровь. Что за странную игру он затеял, утверждая, что никто, кроме него, не может ее опознать?

Чутье подсказало Эштону, что она подозревает неладное, и он поспешил развеять ее страхи, ничуть не сомневаясь, что перед ним та самая женщина, в которую он так отчаянно был влюблен и ради которой, отбросив все сомнения, покончил с холостяцкой жизнью.