Текст книги "Цветочное сердце"

6

Казалось, что с каждым наложенным заклинанием Ксавье слабеет все сильнее. А заклинаний он создавал много. Из-за моих ошибок, вероятно, больше обычного. После инцидента с противорвотным снадобьем он решил последовать примеру других моих учителей и наставников – позволил мне соединять ингредиенты, не заряжая их своей магической силой.

В пять часов Ксавье закрыл дверь за последним посетителем – одним из нескольких дюжин, пришедших к нам в тот день, – и перевернул вывеску с «Открыто» на «Закрыто». А затем упал на стул возле кухонного столика и потер глаза.

Я опасливо подошла к столику и поставила перед Ксавье чашку с горячим чаем.

– Подумалось, это самое меньшее из того, что я могу сделать после сегодняшнего, – проговорила я тихим, подавленным голосом. – Если вы почувствуете вкус чая, мне станет немного легче.

Ксавье поблагодарил меня и осторожно глотнул напиток. Когда плечи друга расслабились, а на лице появилась усталая улыбка, облегчение накрыло меня, словно порыв свежего ветра.

– Лаванда, – проговорил Ксавье, и в глазах у него мелькнула слабейшая искорка веселья. – Видите? Никакого непоправимого ущерба.

– Вот и хорошо!

Но я не могла не думать о реальном вреде, который причинила моя магия. Я пыталась прятать свои тревоги внутри, отвлекала себя, расплетая и заплетая косу, но, когда Ксавье сделал второй глоток, почувствовала, как магия шебуршится у меня под кожей.

– Понимаю, что мы только что закончили работу, – начала я, – но не могли бы вы сейчас научить меня накладывать благословение?

Из взгляда Ксавье пропали все признаки оживления.

– Это… это так быстро не освоишь.

– Когда же я буду учиться? – настаивала я. Со временем папино сердце могло только ослабеть.

Взгляд Ксавье скользнул по потолку, словно там был написан ответ.

– Ну, если хотите, могу показать, как выглядит благословение. – Ксавье предостерегающе поднял палец. – Но помните, что я сказал. Магия такого рода требует большой целеустремленности и настоящего контроля. С вашей… такой норовистой силой могут потребоваться недели тренировок.

– Вы видели моего отца. Я не могу сидеть здесь и неделями баловаться, готовя магические снадобья, когда он так болен!

Ксавье потер плечо:

– Те снадобья учат направлять свою магию с помощью легких заклинаний; однажды получится и нечто серьезное, вроде благословения.

Я фыркнула:

– Со снадобьем я ужасно напортачила.

Ксавье задумчиво поджал губы:

– Не знаю, сказал бы я, что «ужасно». Просто ваша сила чрезмерна. Полагаю, снадобье у вас получилось действенным. Без вкусовых ощущений тошноту почувствовать сложно. Но получилось… чересчур. Хочу побольше прочесть об этом, как только удастся…

– А как насчет благословения?

– Да, конечно, – отозвался Ксавье. – Раз ваша магия пожелала отцу зла, вы должны пожелать ему хорошего. Подумайте о сильном положительном посыле. О чем-то вроде «чтобы тебе…» – Ксавье махнул рукой в мою сторону. – Лучше, если заклинание придумаете вы сами. Фразы должны быть уникальными для вас. Именно поэтому их нужно произносить именно вашим голосом. Ничего не получится, если я озвучу свои слова.

Я желала папе самого лучшего на свете. Мира, который он создавал мне своими ободряющими словами и утешающими объятиями. Уверенности, что рядом со мной отец проживет долгую счастливую жизнь. Свободы жизни, не обремененной этим проклятием. Моя мать бросила папу, обрекла на одиночество, страх и сомнения. Теперь, повзрослев, я хотела вернуть ему все, что она у него отняла.

– Пусть каждый удар твоего сердца будет наполнен миром, уверенностью и свободой, – прошептала я.

У Ксавье заблестели глаза. Он кивнул.

– Красиво. Благословение сложно накладывать, потому что нужно искренне любить или убедить себя, что любишь человека, которого благословляешь. Сосредоточьтесь на любви к отцу – и вы совершенно точно почувствуете, что ваши пожелания исполнятся. Крепко держитесь за мир, уверенность и свободу внутри себя, пока готовитесь передать их отцу.

Я уселась на стул напротив Ксавье, закрыла глаза и представила, что передо мной сидит папа. Затем ссутулилась и сделала несколько ровных глубоких вдохов. На этот раз магия ощущалась как часть меня, а не как постороннее, воюющее со мной нечто.

– Пусть каждый удар твоего сердца будет наполнен миром, уверенностью и свободой. – Я открыла один глаз, совсем как когда мы с Ксавье играли в прятки. – Этого достаточно? – спросила я. – Могла я снять проклятье уже сейчас, сама того не ведая?

– Нет. Вы должны касаться отца руками. И, как я говорил, научить свою магию исполнять вашу волю.

– Как я пойму, что способна на это?

– Вы произнесете благословение и, когда магия повинуется, почувствуете это ладонями. – Ксавье согнул обтянутые перчаткой пальцы. – Покажется, что ваши руки будто сотворены из звездной пыли. Что они шипят и горят. Ощущение престранное.

Я наклонила голову и прищурилась.

– Вам доводилось накладывать благословение?

– Да. Однажды, – голос Ксавье звучал тихо.

– И о чем оно было?

Ксавье фыркнул.

– Вы очень пытливая, мисс Лукас.

– В смысле, дерзкая?

Ксавье покачал головой:

– Вы вроде меня. Любопытная.

Он поднялся во весь свой чрезмерно высокий рост, вытянул руки и потер глаза, как ребенок, пробуждающийся ото сна.

– Пойдемте, покажу вам книги о благословении. Раньше я ими пользовался.

Я проследовала за ним вверх по винтовой лестнице, там и сям испещренной солнцем, льющимся в окна.

– Мне угадать, кого вы благословили, или сами скажете? – спросила я.

Вздохнув, Ксавье поднялся в холл второго этажа и повернулся лицом ко мне.

– Предлагаю игру.

Я нахмурила лоб.

– Игру?

– Да. Если вы так горячо желаете узнать мои секреты, то для начала должны рассказать мне кое-что о себе.

Я усмехнулась:

– Должна? И должна для начала?

Ксавье закатил глаза:

– Ну хорошо. Я благословил Инес, прежде чем она уехала в Альбиль.

Ксавье направился в библиотеку, я со всех ног – следом.

– А зачем ей?..

Он вошел в комнату и перебил меня, подняв руку:

– Мы с вами договорились.

– Вы и так все про меня знаете. Рыжие волосы. Дикая магия. Любопытство. По-прежнему смогу одолеть вас в состязании по ходьбе.

Пока я отмечала пункты, загибая пальцы, Ксавье порылся в кармане пиджака и вытащил золотое кольцо.

– Кому оно принадлежало? – спросил он.

У меня сердце упало. Раз – и одна из книг слетела с полки.

Ксавье вскинул брови.

– Теперь мне еще интереснее.

– Оно принадлежало моей матери, – пробормотала я, а книга быстро вернулась на место. Под ложечкой засосало при мысли о ней – и о друге, принявшем вчера от меня оплату, словно мы были совершенно чужими.

Ксавье положил кольцо на дубовый стол.

– Спасибо, – проговорил он уже мягче, не поддразнивая меня. – Теперь ваша очередь.

Ксавье подошел к самой ближней к камину полке и пальцем провел по корешкам книг. Я шагнула к столу, что выглядел свободнее, на нем в серебряной раме стоял набросок семейного портрета. Три улыбающиеся девочки обнимали своего смущенного, краснеющего брата.

– Что за благословение вы наложили на Инес?

Стопка книг с грохотом упала на ближний ко мне стол, заставив меня схватиться за грудь.

– Извините! – пробормотал Ксавье, выдвинул стул, и я присела.

Затем разложила упавшие книги на столе. Каждая была с яркой обложкой, потрепанными краями и названием, напечатанным серебром: «Полное руководство по проклятиям и благословениям», «Критическое исследование силы голоса и намерения», «Не говори зла».

Ксавье наклонился над моим плечом, прижав длинные пальцы к обложке последней книги. Он задел меня рукавом, наклонил голову, и его волосы свесились вниз. У меня аж лицо защипало, оттого что Ксавье оказался так близко. От него пахло апельсинами и гвоздикой, как от хорошего зимнего чая.

– Я благословил Инес смелостью, – проговорил он, открыл книгу и перелистнул страницы.

Инес всегда была тихой, даже среди родных. Ксавье умел ее развеселить. Теперь, когда семья уехала… ему имело смысл наделить сестру храбростью, раз они оказались порознь.

Ксавье показал на главу под заголовком «Визуализация».

– Я представил, как Инес разговаривает с незнакомыми людьми. Без страха гуляет по рынку. Дает отпор задирам. Те сцены рисовались мне яркими красками. Я вдыхал запах ночного воздуха, слышал толпу, чувствовал пульс сестры. Представить, что это правда, было легко. Я держал сестру за руку и ощущал, как мое намерение перетекает к ней.

Даже сейчас Ксавье говорил об Инес с большой нежностью. Он взглянул на стоящий на столе портрет и вздохнул.

Мне претило видеть друга таким грустным, особенно здесь, в библиотеке. Он сильно изменился, но это все равно казалось неправильным. Здесь, в этой комнате, мы смеялись. Читали часы напролет. Помнилось, как от долгого лежания на половике у меня болел живот. Как пахли страницы, как они шуршали, когда мы с Ксавье переворачивали их. Как трещал огонь в камине, как пламя грело нам щеки.

– Помните, мы устраивали состязания? – подала я голос. – Выявляли, кто читает быстрее?

Как я и надеялась, Ксавье снова посмотрел на меня, изогнув бровь.

– Помню, что вы жульничали.

У меня вырвался смешок, слишком громкий для просторной библиотеки. В воздухе зашипели искры, такие мелкие и быстрые, что я усомнилась в том, не показалось ли мне.

– Это я жульничала? Вы никак не могли прочитать роман в пятьсот страниц за тридцать минут.

– А вы не могли прочитать целый учебник об использовании корнеплодов в снадобьях. Вместе с дополнениями и примечаниями.

Я закусила губу и надменно сосредоточила внимание на лежащих передо мной учебниках.

– Ну, может, я чуток пролистала. Но не могла позволить вам выиграть.

– Да, знаю. – Ксавье поднял кольцо со стола, стоящего напротив моего, и осмотрел его в свете лампы. – Отец когда-нибудь рассказывал вам о вашей матери? В детстве вы… не любили ее обсуждать.

Магия скрутилась у меня в животе, как мокрый половик. Улыбка померкла. Я по-прежнему не любила ее обсуждать. Но уговор есть уговор.

– По словам папы, Имоджен молилась, чтобы я выросла ведьмой, как она. – Я нервно сглотнула, чтобы сдержать дурноту.

Ксавье медленно кивнул, глядя на дверь. Бездумно опустив руку в карман, достал две жемчужные сережки, мой маленький кошелек с монетами и положил их рядом с кольцом.

– Не следовало мне это брать, – пробормотал он. – Вы уже даете мне достаточно.

По моей спине пробежала дрожь. В конце концов, я платила Ксавье своей магией. «И это хорошо, – пообещала я себе. – По ней я скучать не стану. Не стану».

Я бережно взяла сережки в руки. Папа подарил мне их на день рождения вместе со вкуснейшим, нежнейшим лимонным кексом.

Когда я снова подняла голову, друг уже выходил за порог.

– Спасибо вам, Ксавье! – сказала я ему вслед.

Он не оглянулся.

– Удачи вам в занятиях, мисс Лукас! – пожелал Ксавье и закрыл дверь.

Откинувшись на спинку стула, я хмуро посмотрела на сережки.

– Странный какой! – пробурчала я. Ксавье любезно вернул мне мое имущество, а сохранить магическую силу после того, как я научусь благословлять, не предложил. Многие говорили, что этот дар дороже золота и драгоценностей. Я так легко им пожертвовала. А Ксавье так же легко мою жертву принял.

«Следи за ним», – велела мне мадам Бен Аммар.

Той ночью магия шипела у меня в животе, как упрямый, не желающий догорать в камине уголек. Внизу старый дом скрипел и гремел, словно дыша, но эти звуки скорее умиротворяли, чем тревожили. У моей магии не было причин беспокоиться или тревожить меня. Окутанная ароматом цветов, которые собрала с пола, я лежала на кровати, смотрела в сводчатый потолок башенной комнаты и прижимала руку к животу. Среди черноты заколдованного потолка блистали белые звезды.

Было слишком поздно – о том, как справиться с моей магией, в такой час не спросишь.

Вместо этого я зажгла лампу и скользнула на пол, где теперь лежали книги, взятые из библиотеки Ксавье. Все были для меня новыми, некоторые – переводами с альбиланского. Открыв переведенный справочник под названием «Не говори зла», я перелистала страницы до той, что заложила лавандовым стебельком.

«Благословение – сложнейший вид заклинания. Простой декламации текста недостаточно. Налагающий должен полностью контролировать свою силу».

Прочитав это, я вздохнула и взялась за учебник попроще – «Инструкции молодым магам».

Я перепробовала все предложенные автором способы снятия магической тревожности. Чередовала быстрые вдохи с медленными выдохами. Представляла прогулку в лесу. Воображала, что магическая сила от головы течет вниз по позвоночнику, к пальцам ног, затем ползет обратно.

Негромкие звон и лязг с первого этажа разом вырвали меня из плена медитации. Вскочив на ноги, я схватила лампу со стола и выбежала из комнаты. Остановилась на лестнице, тишину которой нарушал лишь мой пульс. Может, тот шум я придумала? Нет, теперь слышалось кое-что еще: звон стекла, стук ножа по доске, напевание Ксавье.

Спустившись по плотной спирали ступеней, я остановилась на первом этаже и прошла на кухню. Ксавье стоял в свете лампы, склонившись над котлом на плите. По воздуху плыл приторный запах, как от жженого сахара.

– Ксавье!

Он вздрогнул и обернулся. Налитые кровью глаза вылезали из орбит, влажные волосы свесились на лоб. Белую рубашку, аккуратно заправленную в брюки, испещрили пятна пота и пурпурные капли снадобья. К груди Ксавье плотно прижимал записную книжку в кожаной обложке.

– Чем вы занимаетесь? – спросила я.

– Ничем. – Ксавье засунул книжку в выдвижной ящик и, прислонившись к нему, хмуро посмотрел на меня. – А вы, мисс Лукас? Почему не спите в такой час?

Я осторожно вошла в освещенную лампой зону вокруг рабочего места Ксавье на кухне.

– Я читала и услышала шум.

Ксавье встал перед плитой, заслоняя ее собой.

– Я просто готовил снадобье, – проговорил он.

– Среди ночи?

– Днем я работаю в лавке, вечером обучаю вас, а ночью готовлю снадобья, – отбарабанил он резким голосом. – Вы позволите мне продолжить?

Днем Ксавье был таким добрым, я даже увидела тень его былого, а сейчас смутилась пуще прежнего.

Не дожидаясь моего ответа, он снова повернулся к снадобью и налил в котел содержимое маленькой керамической чаши.

Я подошла к нему и оглядела ингредиенты на столешницах. Листья мяты, чашка тростникового сахара, мелко нарубленные лепестки подсолнечника.

– Я могла бы помочь…

– Нет! – Ксавье вытянул руку, преграждая мне путь, и я отступила, заслоняясь своей маленькой лампой. Наверное, он увидел шок в моих глазах, потому что, вздохнув, проговорил: – Вы… простите меня. Я имею в виду, что нет, не хочу вашей помощи.

Меня передернуло: во-первых, от грубости Ксавье, во-вторых, от воспоминания о своей «помощи» этим утром.

– Понимаю, я опасна, но вы же видели, что с измельчением трав я прекрасно справляюсь.

– Спасибо, не надо. – Стоя спиной ко мне, Ксавье длинной деревянной палочкой мешал густую фиолетовую жидкость в котле.

«Будь с ним осторожна», – предупредила меня магия голосом мадам Бен Аммар.

– Что это за снадобье? – тихо спросила я.

– Целебный эликсир, который я должен приготовить для Совета к летнему солнцестоянию.

Искоса и буквально на секунду Ксавье бросил на меня раздраженный взгляд.

– Пожалуйста, ложитесь спасть, мисс Лукас. – Не успела я ответить, как он левой рукой махнул на полки: – Если нужно, налейте себе сонное зелье. Небольшую дозу.

Кулаки и живот крепко сжались.

– Осел! – проговорила я сквозь зубы.

В безопасности маленького светового нимба своей лампы я бросилась в коридор, потом вверх по лестнице. Взбежав на несколько ступеней, я остановилась и прислушалась. Ложка стучала по металлу котла.

Звуки с первого этажа эхом звучали в моей голове, когда я вернулась к себе в комнату. Шагнула к кровати, но охнула, увидев свое отражение в зеркале: среди спутанных кудрей расцвели крупные бегонии персикового цвета.

Одну за другой я вырвала их и бросила на пол.

«Бегонии, – подумалось мне. – Предупреждение о том, что грядет что-то плохое».

7

Следующим утром я застала Ксавье на кухне накрывающим тканью плетеную корзину.

Остановилась на пороге, не зная, возмутит ли хозяина, если я прерву и это его занятие. Не зная, считать ли случившееся прошлой ночью нормой или чем-то за ее пределы выходящим. Ксавье поднял голову и, заметив меня, мигом залился нежно-розовым румянцем. Он снова опустил глаза, словно я застала его за чем-то неподобающим.

– Доброе утро! – сказал друг, больше обращаясь к корзине, чем ко мне.

Я осмелилась приблизиться на несколько шагов:

– Доброе утро!

Ксавье сделал глубокий вдох, и слова полились потоком:

– Мисс Лукас, прошу извинить меня за то, что прошлой ночью я повел себя нетактично. Вы не заслужили подобной резкости. Мне стыдно.

Сложив руки на груди, я стояла у другого конца разделочного стола и внимательно следила за выражением лица друга. Ксавье казался изнуренным, потерявшим надежду. Он все меньше напоминал того грубияна, которого я видела прошлой ночью.

– Вы каждую ночь снадобья готовите?

Ксавье снова заглянул в мои глаза. Его же по-прежнему были покрасневшими, с темными кругами.

– Да, я работаю каждую ночь.

Ксавье не отвел взгляда. Значит, он сказал правду. Причем без встречного вопроса, колкости и обвинения. Возможно, моя удача еще не закончилась.

– Почему вы прятали от меня свое зелье?

Когда он потупился, я ощетинилась, ожидая лжи.

– Задание Совета… деликатное. Они хотят держать его в тайне.

Ксавье буравил взглядом деревянный пол так, словно тот его обидел. Врать другу было явно нелегко. Проблема состояла в том, что я не знала, которая часть его слов – ложь.

– Летнее солнцестояние через девять дней, – напомнила я. – Вы наверняка нервничаете из-за того, что сроки поджимают.

– Ну да. – Ксавье хлопнул в ладоши и выпрямил спину, как механическая игрушка, которую только что завели снова. Кончиками пальцев он коснулся плетеной корзины. – Поэтому не будем терять время. Я решил устроить вам урок на свежем воздухе.

Я вскинула брови.

– Мы на пикник идем?

– Не совсем. – Ксавье подхватил корзину и направился к парадной двери, кивком поманив меня за собой.

Я двинулась следом за ним. Ксавье поставил корзину на пол и одной рукой коснулся двери, совсем как в день, когда создал портал ко мне в дом.

– Погодите! – сказала я. – Если мы уходим, что будет с лавкой? С посетителями?

– Я… я решил, что график работы можно слегка изменить. Кроме того, отлучимся мы не более чем на полчаса, обещаю.

Изменить график работы? Похоже, передо мной все-таки был новый Ксавье.

Он наклонил голову к двери словно в молитве. Как и в предыдущий раз, дышал Ксавье глубоко и медленно. Его глаза закрылись. Он начал петь двери, произнося каждый слог тихо, мягко, завораживающе. Его грудь вздымалась, когда потом он со щелчком открыл дверь.

Вместо заросшего травой холма и грязной дороги в Уильямстон за порогом лежала равнина с красивыми, покрытыми листвой деревьями на горизонте, шепчущимися друг с другом. Ступив на мягкую землю, я вдохнула аромат влажной от росы травы и почувствовала, как ветер щиплет мне щеки.

Пухлые облака едва не целовали ровный зеленый горизонт, линию которого то и дело прерывали островерхие бурые горы. На вершине одной из таких гор мы и оказались. Пройдя приличное расстояние, у подножия отвесной скалы я увидела красивое мерцающее озеро.

Непослушные кудряшки выбились из косы, юбки развевались на ветру, только мне было все равно. Я смотрела, как на солнце блестит зеркально-гладкая поверхность озера, с такой высоты больше похожего на лужу.

– Здесь чудесно! – вскричала я, и мой возглас унесся к основанию каменных стен.

Зашелестела трава – это Ксавье подошел ко мне с корзиной в руке. Он был завораживающе красив, с длинными черными волосами, щекочущими лицо. Что жгло мне щеки – солнце или румянец?

– Вам здесь нравится? – спросил он.

– О да!

Нагнувшись, я сняла перчатку, чтобы изумрудно-зеленые травинки ласкали мне пальцы. Вдохнула аромат росы и запрокинула голову к восхитительно теплому солнцу. Большая часть моего обучения прошла в четырех стенах, что всегда очень меня удивляло. Мы, маги, сотканы из земли, солнечного света и самой природы. Запах травы дарил мне полную внутреннюю гармонию.

– Раньше мы устраивали здесь семейные пикники, – объяснил Ксавье, вырывая меня из плена грез. Я выпрямилась в полный рост и, глядя на него, снова надела перчатку. Кожа Ксавье золотилась в свете солнца, но круги под глазами потемнели еще сильнее. – Помню, как пусто здесь было. Людей нет. Препятствий почти нет. Идеальное место, чтобы выплеснуть эмоции.

Нагнувшись над поставленной на траву корзиной, Ксавье убрал тканевый покров и достал фарфорового розового кролика. Эту тяжелую аляповатую вещицу он вложил мне в руки.

– Кролик… он волшебный? – спросила я, не уверенная, что Ксавье надо мной не подшучивает.

– Самый обычный. Я считаю этого кролика преуродливым и хочу, чтобы вы его разбили.

Мне аж лоб защемило.

– Это часть подготовки?

– Когда чувства подавлены, магия теряет покой. Поэтому сначала вы высвободите эмоции бесконтрольно, дав магии свободу здесь, где никому не навредите. Потом мы попробуем заставить вашу силу проявляться другим способом – так, как вы пожелаете. Со временем она будет слушаться вас быстрее и быстрее.

Я повернулась к краю склона за много шагов от меня, глядя на аляповатого кролика в своих обтянутых перчатками руках.

– Так я должна… разозлиться?

– Да, и только.

Волосы Ксавье развевались на ветру, а бледное лицо осталось пассивным и бесчувственным. Будто у него вовсе не было сердца.

Огонь, теплящийся у меня в груди, загремел как гром.

Ксавье не понимал, какое зло моя магия. Она не капризный ребенок, которого нужно занять. Одним прикосновением чары едва не убили моего отца, а Ксавье тут стоит и спокойно наблюдает за ходом своего маленького эксперимента.

– Вы тоже свою магическую силу проявите? – спросила я.

Взгляд Ксавье метнулся ко мне.

– Вряд ли это будет необходимо.

– Почему нет? – не унималась я. – Вы велели не сдерживать своих чувств. Дескать, это магии вредит.

Ксавье побледнел и ничего не ответил.

Я нерешительно шагнула к нему.

– Вчера ночью я увидела в ваших глазах панику. Страх. Гнев. Дело было в том снадобье и во мне – в том, что я оказалась так близко к нему. Это разозлило вас.

Ксавье уставился на траву:

– Вашей вины там не было.

– Однако вы расстроились.

Ксавье поджал губы:

– Если я разозлюсь, это поможет вашей подготовке?

Мне очень хотелось увидеть, что скрыто за его странной, бесчувственной маской.

– Это помогло бы мне.

Ксавье достал из корзины желто-коричневую чашку и вместе со мной подошел к краю склона.

– Можно сосчитать до трех, – предложила я.

Казалось, если задеть Ксавье, его унесет ветром. Сжимающая чашку рука дрожала.

– Да, – отозвался он. – Считать буду я. Сосредоточьтесь на том, что вас злит, и на счет три бросайте кролика.

Я закрыла глаза.

Горожане, шарахающиеся от меня, как от бешеного животного. Папа, отплевывающийся азалиями, – все по моей вине. Яд моей магии, растекающийся по его телу.

– Раз.

Резкий тон Ксавье вчера ночью. Его злой взгляд, его рука, отталкивающая меня от котла. Его повернутая ко мне спина. Отказ от моей помощи. Невозможная, упрямая скрытность. Нежелание общаться со мной на протяжении пяти лет.

– Два.

Моя мать, которая исчезла из нашей жизни, бросила нас с папой, вынудив его работать до изнеможения, чтобы меня прокормить. Вред, который она нанесла обществу. Члены Совета, которые следили за мной и наказывали меня. Мои учителя, считавшие, что «она, возможно, труднообучаема, как ее мать». Ночи, когда я слушала, как плачет папа. Зияющая дыра, которую мать оставила в нашей семье. Она разбила сердце папе, а теперь я отравила его своей магической силой.

– Три.

Я швырнула фарфорового кролика с края выступа и проследила, как он подскакивает, затем живописно разбивается о камни. Чайная чашка Ксавье присоединилась к розовым осколкам у основания склона. Мы снова полезли в корзину – я взяла сахарницу, Ксавье – блюдце – пару разбитой чашки.

– На этот раз кричите, – велел он со вздымающейся грудью. – Я сделаю то же самое.

Не дождавшись его отсчета, я с негромким возгласом швырнула сахарницу вниз.

– Нет, кричите, – настаивал Ксавье. – Нельзя держать злость внутри, будет только больнее.

– Я стараюсь! – рявкнула я и со всей силы швырнула вниз стеклянное пресс-папье. Оно треснуло, приземлившись у основания склона, а я вдохнула поглубже и крикнула в пустоту. Резкий звук эхом отразился от камней, вернулся ко мне и повлек за собой еще один вопль чистого гнева. Я едва узнала стоящего рядом юношу. Лицо красное, кулаки сжаты, глаза зажмурены. У обрыва стоял настоящий Ксавье. Страх, натужные улыбки, усталость – все они скрывали это.

– Зачем вы мне лжете? – спросила я.

Глаза Ксавье распахнулись.

– Я не…

– Лжете, лжете! О том снадобье лжете. И вы сама настороженность. Мадам Бен Аммар предупредила, что за вами надо смотреть в оба. Почему бы вам просто не сказать мне, в чем дело?

– Это сложно, – ответил Ксавье, скривившись.

– С вашей стороны неправильно… – я бросила с обрыва старые часы, – держать меня в неведении! Только не после того, как мы дали клятву. Мы уже не дети.

Ксавье достал из корзины цветочный горшок и, словно диск, швырнул его вниз кистевым движением. Горшок с грохотом разбился о камни.

– Вы с этим никак не связаны. Ни с моей злостью, ни с моим прошлым – ни с чем.

Раздраженно фыркнув, я бросила с обрыва ярко-зеленый заварочный чайник:

– Но когда-то была связана! Когда-то я была частью вашего прошлого…

– Я обязан обнажить перед вами все закоулки своей души?

– Да! – Я прижала ладонь ко лбу: в глазницах у меня пульсировал горячий белый жар. – Когда-то мы были лучшими друзьями! И все друг другу рассказывали.

Ксавье наклонил голову и снова плотно зажмурился, словно пытаясь что-то вспомнить – или забыть.

– Вы правы. Мы уже не дети. А очень разные люди. – Ксавье стиснул зубы и уставился на сияющий горизонт. – Почему вы меня не навещали?

Слова получились разрозненными и несуразными, как цветок, выросший среди сорняков.

– Я… что?..

Ксавье повернул голову в мою сторону, но глаз не поднимал – вышел эдакий полувзгляд.

– Даже в период ученичества вы наверняка бывали дома, навещали отца. На праздники и так далее. Вы… никогда к нам не заглядывали.

Голос Ксавье звучал чуть слышно. Стал глубже за годы, которые мы не общались, но следы былых интонаций сохранились. Ксавье всегда говорил мягко и вкрадчиво.

– Это вы перестали мне писать, – пробормотала я. – Я отправляла вам весточки, а вы ни разу не ответили. Я подумала, что вы меня ненавидите.

Ксавье передернуло, словно я его ударила.

Он что-то недоговаривал. Я шагнула к нему:

– Почему вы не писали мне?

Обтянутые черными перчатками руки Ксавье сжались в плотные кулаки.

– Мой отец беспокоился, что вы дурно на меня повлияете.

Я нахмурила лоб:

– Но в ту пору моя магия не была такой дикой…

– Дело в вашей матери, – перебил Ксавье и на этот раз осмелился заглянуть мне в глаза. Губы его были плотно сжаты.

В какой-то мере я никогда не исключала такую возможность и опасалась, что причина именно в этом.

– Она… – продолжал Ксавье, вертя в руках нож. – Она отравила сотню человек в нашей округе.

Я хорошо знала об этом инциденте. Мадам Олбрайт передавала мне сообщения о нем, особенно когда стало ясно, что они связаны с моей матерью.

– Я никогда в жизни с ней не разговаривала, – заявила я и сжала кулаки, чтобы перестали дрожать руки. – Почему из-за того инцидента вы перестали отвечать на мои письма?

– Потому что я Морвин! – выкрик Ксавье эхом разнесся по долине. Он поморщился, словно испугавшись собственного голоса. – Отец… отец запретил мне писать. Он сказал, что дружба с вами негативно отразится на репутации семьи.

Гнев горячим воском растекся по моей спине. Мастер Морвин, который принимал нас с папой как гостей и разрешал брать свои книги… Он оказался еще одним человеком, считавшим меня не лучше моей матери. Хотя я была ребенком. Хотя он знал, какая я. И мнение Ксавье обо мне Морвин-старший тоже испортил. Разбил отношения, которые у нас с его сыном когда-то были.

Магия стонала у меня в ребрах, словно старые, ржавые дверные петли. Мать не просто разрушила мою семью, она отравила старейшую, крепчайшую дружбу, которая была у меня в жизни. И даже не присутствовала при этом. Я прижала ладонь к бешено бьющемуся сердцу.

– Простите, мисс Лукас, я… С вами все в порядке?

Вопреки вкрадчивому тону, официальное обращение покоробило меня, потому что подчеркивало дистанцию между нами. Я поморщилась.

Ветер ревел в деревьях на горизонте, сгибая их ветви. Я чувствовала, как слабеет мой самоконтроль. В груди становилось жарко. В ушах шипел чей-то голос. Я снова получила доказательство того, что эмоции и магия у меня всегда будут сильнее воли, что мое единственное назначение – разрушать.

– Пожалуйста, верните меня домой, – попросила я дрожащим голосом.

Ксавье покачал головой. Во взгляде читалось нечто хуже злости – жалость.

– Нам нужно продолжить урок. – Он показал на деревья, качающиеся вокруг нас. – Мать так сильно вас расстраивает?

Какой дурак! Ксавье пытался свалить всю мою боль, весь мой гнев на нее, хотя причин имелось куда больше. Дело в нем, дело во всем. В моих неудачах, в годах, бесцельно потраченных на ожидание Ксавье. И все эти раны следовало вскрыть ради моего собственного образования?

Моя магическая сила дошла до кипения и повалила из меня хриплым отчаянным криком:

– Оставьте меня в покое!

На горизонте мелькнула белая молния. Гром загрохотал быстрой барабанной дробью, дождь полил как из ведра. Внезапно оказавшись под холодной водой, я охнула. Ксавье нагнулся, спешно роясь в корзине для пикника, а я тем временем прижала уже влажный рукав к глазам и затряслась от плача. Даже теплое солнце, источник покоя для всех магов, теперь скрывали темные тучи.

Я оказалась безнадежна. Моя магия не справилась с простым противорвотным снадобьем, а теперь упражнение, не подразумевавшее ничего, кроме крика и разбивания предметов, тоже привело к катастрофе.

– Я не могу это делать, – хныкала я, и мой голос тонул в реве дождя.

Ксавье вернулся с зонтом и – хлоп – раскрыл его над моей головой. Прячась от дождя, я инстинктивно приблизилась к другу, но потом подняла голову и поняла, что нас разделяет лишь дюйм. Мое дыхание ерошило его касавшиеся воротника волосы.

– Мисс Лукас, вы прекрасно справились, – сказал Ксавье. Он протянул руку под дождь так, что капли засияли у него на перчатке. – Только посмотрите, ваша безыскусная магия!

Во мне кипело возмущение. Мы стояли так близко, а сердце у меня стучало так быстро, что я не сомневалась: Ксавье слышит мой пульс сквозь барабанную дробь дождя.

– Хотите сказать, ваша магия? В этом состояла цель? Шанс увидеть, какие фокусы вы сможете проворачивать в один прекрасный день?