Текст книги "12 часов"

Глава 18. Сотрясение

Джеймс.

Выпрыгивая из тачки на ходу на подъезде к цели, я понесся ураганом к утесу. Заметив ее, я сбавил ход, ибо моя малышка, моя маленькая любимая крошка сидела на самом краю пропасти на камешке и читала, мать ее, книжечку. Мой грифон порхал невесомой бабочкой в груди, едва приземляясь на когтистые лапы, и мечтал скорее объять своими могучими крыльями свою змеечку, свою Горгошечку.

Я увидел, как дрогнули ее плечи, как она услышала мои шаги, как поняла, что это я… я услышал ее легкую ослепительную улыбку и невероятно свободный выдох облегчения. И все же она продолжала сидеть, бесстрашно болтая ножками на охренительной высоте, несмотря на свою лютую фобию.

Я, конечно, понимал, что она сидит очень удобно и все же поднял ее на руки и отнес подальше от обрыва, усаживая к себе на колени, располагаясь на высоком валуне.

– Привет, малая. Что читаешь?

– Привет, волчонок. Да нашла какую-то дурацкую единственную книжонку в номере, кто-то видимо даже забирать не стал. Так вот затянуло так, что не могу оторваться.

Ее губы задрожали, и крупные градины полились из ее сияющих глаз.

– Про вампиров…

Книга скатилась на камни, и моя малышка крепко обняла меня за шею, прижимаясь и содрогаясь всем телом. А я уткнулся в ее хрупкое плечо, которое тут же пропиталось моими горячими слезами.

– Маленькая моя…

– Джеймс… родной мой… живой…

Я обнял ее лицо ладонями, упираясь в ее влажный холодный лобик таким же своим, и выдохнул в ее трепещущие распухающие от слез горящие губки.

– Ты – моя жизнь…

И обрушился на ее широкую улыбку глубоким безбрежным проникновенным поцелуем, поднимаясь вместе с ней, держа ее на руках. Я так скучал по этим сладким устам, по таким соленым бархатным щечкам. С огромным трудом, но все-таки, я оторвался от нее, потому что мне было дико интересно спросить кое-что.

– А ты что больше не боишься высоты, моя горная пума?

– Боюсь, все также безумно, но отсюда лучший обзор на весь каньон, высшая точка… и я подумала, вдруг ты появишься и увидишь меня… или я тебя… – я опять она поджала свои губки, почему-то виновато улыбаясь, и я понял, как вовремя успел к ней сейчас. Глядя в любимые глаза цвета солнца, я произнес со всей своей любовью и трепетом.

– Я люблю тебя, моя орлица.

– А я люблю тебя, мой грифон.

*******************************************

Мы вернулись в Нью-Йорк, и первым делом я отправился к Феликсу, ибо мои головные боли усилились, а постоянное головокружение и чувство тошноты преследовали меня повсеместно. Мы сегодня встречались не в лаборатории, не в процедурном кабинете, а просто в его кабинете, что насторожило меня еще больше, чем его следующее заявление.

– Ну что там, док?

– Джеймс, я не знаю, как тебе сказать… – запнулся мой лечащий врач.

«Да твою ж мать…»

– Но ты абсолютно здоров, малыш.

«Малыш?!» – рассмеялся я, и непонимающе уточнил.

– Феликс, не могли бы вы разъяснить?

Доктор дал мне в руки результаты исследований тканей костного мозга, УЗИ, анализы, и прочую хренотень, которую я сдавал каждые три года перед терапией. Я пробежал их округляющимися глазами.

– Но как это возможно?! – воскликнул я, а Феликс вырвал из моих рук мою проклятую карту и швырнул в стену, и бесконечный ворох шелестящей кипы рассыпался по деревянному паркету бумажным листопадом.

– Это просто чудо, Джеймс! Болезнь не просто на стадии ремиссии. Ее нет, как ты говоришь "от слова совсем". Она ушла, не оставив даже намека и надежды на ее существование.

– Но что тогда со мной?

– Джеймс, у тебя обычное сотрясение. Ты случайно ни откуда не падал с высоты? – взглянул он на меня с подозрением.

– Да, с лестницы упал тут на днях… – искусно соврал я, второй раз в своей жизни, а мой вечный спаситель широкого улыбнулся.

– Видимо хорошо упал, раз вся дурь вылетела из тебя. Прощай же, сынок. Надеюсь, больше не увидимся.

*******************************************

Месяц я не мог решиться… Четыре недели я ходил и сиял, как диско шар, но не говорил ей… Я готовил ей сюрприз. Я хотел наконец донести до нее свои чувства, но не словами. И вот в один прекрасный вечер я попросил приехать ее ко мне на работу, когда офис совсем опустел. Я услышал тихий стук в дверь.

– Войдите.

Сначала вошли ее острые длинные коготки, царапая дверной наличник, а потом и она сама, поджимающая нижнюю губу и искрящаяся словно бенгальский огонек.

«Что задумали эти хитрые глазки?»

– Я вам не помешаю, мистер Гриф? – маняще промурлыкала моя пума.

По ее голым ногам под коротеньким пальто, я сразу понял, что под ним скрывается нечто крышесносное, но когда она скинула верх, то я просто молча поставил локти на стол и упал лицом в ладони.

«Ну вот как… КАК для этой девушки можно делать сюрпризы?!»

– Что-то не так, мой спартанец? Почему ты не смотришь на меня? – еще более эротично произнесла Мили.

А я не смотрел, потому что еще один только взгляд, и все пойдет насмарку, весь потрясающий идеально выверенный план. Я улыбался своему столу, не поднимая глаз на свою безудержную дикую пантеру.

– Посмотри на меня, Гриф.

А грифон уже бился своими крыльями, издавая пронзительный клёкот, и рыл когтями ход к своей чаровнице.

– Нет.

«Точно Горгона.»

Она была уже совсем близко, и ее дурманящий, сносящий мозги ко всем хренам, аромат заставил меня оторвать взгляд от зеркальной столешницы. Я взглянул на нее мимолетно, одним краешком глаза, и этого хватило.

«Ммм… придется Сэму подождать. Ох, девочка моя, держись.»

– Да-а-а… иди ко мне…

Пиджак и галстук улетели на диван вместе с брюками, а платье Мили опустилось с груди и задралось на пояс, когда я неистово терзал ее губы и изворотливый язык, пока крошка умело расстегивала мою рубашку.

«Гррррр… моя дикарка…»

Я впился в ее трепещущую венку на шее, посылая миллионы импульсов в то место, где блуждали мои руки, раскрывая такую чувственную страстную малышку, и Мили издала свой первый вскрик…

– Ох… Джеймс…

Одной рукой я держал кисти над ее головой, а второй сжимал покачивающееся влажное бедро, ускоряясь и вбиваясь до тех пор, пока картины не начали сыпаться с гипсокартонных стен. Я безудержно упивался своей малышкой, пока окна в помещении не запотели, а мой телефон не зазвонил, наверное, в тридцатый раз.

– Говори.

– Гриф, имейте совесть, на улице уже октябрь, – стучащими от холода зубами прорычал Сэм.

– Прости, друг, будь готов. Сейчас.

Моя малышка сидела на моем столе, поправляя свои распушившиеся кудряшки, все еще вызывающе поглядывая в мою сторону, пока я надевал пиджак.

– Мили… хватит! Я так никогда не сделаю то, зачем тебя сюда позвал.

– Ладно-ладно. Я вся во внимании, – спрыгнула на шпильки красавица.

– Только оденься, нам надо выйти на балкон.

– Заинтриговали вы меня, мистер Уайлд.

– Идем…

Я взял ее за руку и вывел наружу. Сегодня было удивительно чистое звездное небо, и полная луна дополняла этот потрясающий своим великолепием черно-синий небосвод. Мили жадно сканировала небеса, а я не мог наглядеться ее красотой.

C небольшой лоджии открывался потрясающий вид на бескрайний залив, плавно перетекающий в океан. Я повернул малышку в нужную сторону, на вид стены соседнего здания, где красовалась шелковая ткань.

– Что там такое? Признание в любви?

– Угадала.

Взволнованно прошептал я ей на ухо, махнул рукой, и Сэм сорвал занавес, под которым пряталось то, что я всегда пытался ей сказать своими поступками, то, что хотел донести своими движениями… там были мои истинные чувства.

– О. Мой. Бог. Это же я…

Я писал ее неохватный портрет целыми рабочими буднями напролет, вкладывая в ее прекрасное лицо всю свою нежность и трепет… абсолютно все, что мы пережили с ней.

– Джеймс, это прекрасно… просто потрясающе…

И сейчас на нас смотрела необыкновенно ослепительно красивая молодая девушка, с копной кудрявых каштановых волос, с глазами цвета солнца, с коралловыми губками и румянцем цвета красного кадмия. Я уткнулся в ее макушку и бесконечно нежил свою голубку, и, все сильнее обнимая и прижимая к своей высоко вздымающейся груди, повторял вновь и вновь.

– Вот так я люблю тебя, Мили… теперь ты тоже видишь то, что вижу я… и то, что чувствую…

– Господи, Джеймс, это так прекрасно. Я так люблю тебя… ты даже не можешь себе представить как…

– О, нет, малая, могу… еще как могу…

Я повернул ее к себе и, отрывая от земли, подарил самозабвенный поцелуй, в котором отдавал безвозвратно всю свою душу.

– Мили, я еще кое-что должен тебе сказать…

Она погладила мою щеку и нежно спросила.

– Что еще, любовь моя?

– Я здоров, малышка. Совершенно здоров. Я был у Феликса… и теперь мы сможем… у нас получится… ты понимаешь, что это значит, любимая моя? – я говорил без остановки, теряясь в буквах и словосочетаниях, а моя любимая жена смотрела на меня сияющим счастливым взглядом, ослепляя меня своей такой прекрасной улыбкой.

– Да… Джеймс, я понимаю, и я безмерно счастлива… я это чувствовала… сказать почему?

– Почему?

– Потому что я уже три недели, как беременна, Джеймс… – на этих словах я оторвал ее от пола и закружил, бесконечно целуя ее влажное прелестное личико.

– Боже мой… девочка моя…

– И их там сразу двое, мой могучий гладиатор…ы

– Сколько?!

Глава 19. Финал

Кит Блэк был осужден и приговорен к смертной казни путем введения смертельной инъекции в его организм внутривенно.

Казнь состоялась в воскресенье в полдень. Его отец безумно тяжело переживал эту утрату и покинул Нью-Йорк вскоре после этого вместе с женой и старшей дочерью.

*******************************************

Фишер Перри стал правой рукой Стоуна, который позвал его к себе после совместной операции по спасению одной заточенной красавицы. И он ранним утром, как обычно, вошел в его кабинет, оформленный в охотничьем стиле.

– Перри, здравствуй, родной. Какие новости у нас с Купером?

– Я не уверен, Стоун, этот клиент меня настораживает. В его владении находятся несколько крупных казино, которые не совсем честным обра…

– Папочка, доброе утро. – каждодневный четкий рапорт Фишера был прерван девичьим нежным тембром, – Ой… Здравствуйте, мистер Перри.

Прерывая Фишера на пол слове, в кабинет вбежала юная дочь Стоуна, которая при виде высокого широкоплечего статного адвоката заливалась пунцовым румянцем, утопая в его небесно-голубых глазах.

– Доброе утро, Лия. Зови меня Фишер и, пожалуйста, на ты.

Да и Фишер не мог оторвать взгляда от такой потрясающе милой и невинной молодой девушки. И в этот раз, он хотел все сделать САМ…

– Эммм… ну я попозже зайду… до встречи, Фишер…

– До свидания, красавица.

Проводя девочку взглядом, адвокат перевел свой взор на пышущего огненного дракона, который все время шугал эту алую влюбленную парочку.

– Даже не думай, Перри! Я тебя кастрирую! – взревел будущий свекор.

– Что ты?! Конечно же нет… конечно же… – бормотал Фишер, расплываясь в хитром, ехидном оскале, косясь на винтовку висящую на стене над незажженным камином.

– ПЕРРРРИ!!!

*******************************************

Мелиса.

Сказать, что я была счастлива, ничего не сказать. Ведь всего неделю назад я стала мамой, и это самое великое счастье, которое только можно испытать в жизни. И сегодня мой любимый муж, героически выдержавший мою непростую беременность, неуверенно держал на руках двух прелестных дочерей, Хоуп и Фейт, и бесконечно целовал малюсенькие лобики, носики и щечки.

И рядом с ними урчала и принюхивалась наша Фифи, которая тыкалась мокрым носом в крохотные волосенки и наводила девочкам прически шершавым розовым язычком. Кошка не отходила от них ни на минуту.

– Господи, Мили, они такие маленькие… мне кажется, я их сейчас сломаю… мне так страшно… – Джеймс нервно улыбался и хихикал, а я не могла не любоваться его такой милой уязвимостью.

– Мистер Гриф чего-то боится? С ума можно сойти.

Но мама уже подоспела на помощь любимому зятю.

– Так, и где же мои любимые внучки?! Вот видишь, Джеймс, можешь же, когда захочешь!

– Ма-а-ам!

– Да, миссис Кларк… – рассмеялся мой муж – ваша правда. Мили помоги, у меня так дрожат руки… и я, если честно, сейчас вообще свалюсь без сознания от волнения… это просто крышеснос…

Мы с мамой забрали малышек, а светящийся Джеймс начал накрывать на стол, потому что сегодня у нас были гости. Со второго этажа, я услышала, как вошли наши лучшие друзья и пошла встречать любимых родных.

– Джей! Поздравляем! – первой влетела Люси, и за ней Сэм с маленьким Джеймсом на руках.

– Ну, брат, за раз отстрелялся, с чем тебя и поздравляю.

– Да… уж… метко получилось, – ухмыльнулся любимый, играя с маленькими ножками смеющегося малыша.

– А где Мили? – оглядела Люси нарядную столовую, где уже скатерть ломилась всевозможными изысканными блюдами, наготовленными к нашему празднику.

– Укладывает девочек, сейчас спустится.

– А я как раз пойду ее подменю и помогу ее прекрасной мамочке, – подлетел отец Джеймса.

Поспевая к теме разговора, я ласково произнесла своему ненаглядному тестю.

– Девочки спят, мама справится, мистер Уайлд.

Но Уайлд старший уже упорхал на второй этаж, не обращая на меня никакого внимания.

– Просто кое-кто похоже запал на твою маму, лисичка.

Когда Джеймс шепнул мне эту суровую правду на ушко, я раскрыла рот от удивления.

– Нет!

– Да-да!

На этих словах в дом ураганом ворвался Стоун с двумя букетищами цветов, плюшевыми медведями и воздушными шарами. Один он пихнул мне, медведей и шары Джеймсу и громогласно запел.

– И где же моя ненаглядная Прелесть, где же моя прелестная Марго?

– Марго?! – снова воскликнула я, а мой муж продолжал веселиться моей реакции.

– Вон смотри, еще один кавалер нарисовался, хрен сотрешь.

– Джеймс!!!

– Пока ты была в роддоме, малышка, тут были просто павлиньи бои.

Джеймс кинул плюшевых монстров на диван и обратился к поникающему с каждым его словом бугаю.

– Твоя прелесть, МАРГАРЕТ, а не Марго, с моим отцом укладывает девочек. Так что прижми хвост.

«Нет… не может быть!»

После семейного потрясающе веселого, теплого и непринужденного ужина Джеймс мягко положил мне руку на мое поднимающееся плечо и ласково проговорил, целуя нежно в висок.

– Сиди, любимая, я все сделаю сам. Сэ-э-эм!

– Иду-иду!

Мы с Люси, у которой на руках сидел подросший мальчуган, переглянулись, когда наши мужья начали порхать от стола до кухни.

– Смотри, Алекс, – насмешливо прорычал Стоун, – Твой сын – самый настоящий каблук.

– Да, настоящий мужчина… – мечтательно, точно произнесла мамочка, и матерый бандит подорвался с места.

– Эй, Гриф, я тоже помогу! Что ты Сэм сразу? Пусть с сыночком посидит.

– Я тоже! – подоспел Уайлд старший.

Я смотрела, как здоровые мужики дерутся за грязные тарелки и не могла сдержать свой озорной смех, заражая им всех окружающих.

«О. Мой. Бог. "Синдром Кларк" – это наследственное.»

*******************************************

Три года спустя.

Хоуп – наша маленькая робкая кареглазая кудряшка. Ангелочек, чье сердечко так легко ранить даже мимолетной сердитостью. Очень добрая и открытая, и такая скромная и невинная, как мама…

Фейт – зеленоглазый бесенок с черными, как воронье крыло волосами. Настоящая оторва и бестия, очаянно защищающая сестру. Храбрая, самоотверженная, и такая чистая, как папа.

Но их объединяло то, что они были на сто процентов папиными дочками, так сильно любимыми. Девочки Грифа, которых он уже не боялся носить на руках, плечах, закорках и шее. И он в них не чаял души.

Вечером, когда наши двойняшки наконец улеглись, мы нежились в нашей постели, и я расплетала хвостики, которые девочки заплели своему папочке, выдирая ему не один десяток волос. Распушив своему грифону его черную гриву, я сравнила его внешность с рисунком на его мускулистой груди, пробегаясь по ней быстрыми когтистыми пальчиками.

– Похож?

– Ну просто одно лицо.

Я закусила губу и слегка поцарапала мужское плечо, с наслаждением осыпая моего гладиатора горячими комплиментами.

– Мой отважный неистовый лев… мой могучий гордый орел…

– Моя царица… ммм…

Его пальцы прошлись по пояску и, развязав халатик, блуждали по голому покрывающемуся мурашками животу. Но вдруг ладонь застыла, и Джеймс навис надо мной.

– Мили, дорогая, а когда у тебя в последний раз были… эти… ну "дела"…

– Какие дела, дорогой? – прикинулась я дурочкой, но Джеймс с легкостью меня раскусил.

– Месячные, Мили!

– Не понимаю, о чем ты.

«Мили, ты попалась!»

Его изумрудные прекрасные такие любящие глаза ослепительно засверкали, и он заигрывающе произнес.

– И какой срок, малая?

– Двенадцать недель… – тихо произнесла я, а мой счастливейший муж подпрыгнул в постели.

– Двенадцать, Мили?! И ты молчишь?! Только не говори, пожалуйста, что их там двое.

Мы рассмеялись в голос, и Джеймс накрыл мою улыбку долгим, проникновенным поцелуем. А потом я негромко произнесла.

– Нет, любимый. Он там один. И это – Николас Уайлд.

– Мили… я… я… я просто… – его щетинистые щеки залились алой краской, я накрыла его сбивчивый шепот ладонью и негромко ответила.

– Я знаю… я тоже…

«О… Мой… Гриф…»

*******************************************

Эпилог.

Адам.

Я стоял на коленях в храме у скромного алтаря перед деревянным распятием во всю стену, в том месте, где я вырос… дома… я искренне молился под звук тлеющего воска, капающего на металлические высокие подсвечники, негромко шепча в благоговейной тишине себе под нос единственное свое желание.

– Господи… я знаю, что далеко не святой, что совершил много ошибок, но я обращаюсь к тебе с одним… умоляю помоги мне забыть ЕЕ… я не могу больше так жить… дай мне исцеление умоляю, Господи…

Было уже поздно, и в помещении были зажжены все свечи и люстры, а сквозь арки расписных куполов проглядывала черная ночь. Я почувствовал легкое прикосновение к моему вздрагивающему плечу. Я ощущал своей массивной спиной хрупкий маленький силуэт позади, который деликатно прочистив горло тихонько произнес.

– Простите… храм закрывается на ночь. Вы не могли бы… не могли бы вы…

Я развернулся и встал, заставляя едва заметную кроху задирать голову все выше. Она что-то бормотала себе под нос, завороженная моим угрожающим видом. Ее взгляд упал на мою черную прирастегнутую рубашку

«Маленькая мышка.»

Я по-джентльменски указал ей рукой на проход.

– Только после вас.

«Я раньше не видел ее здесь. Видимо она совсем недавно приняла обет. А может еще и не успела…»

Я шел за ней, глубоко дыша ей в ее крохотные плечики, завороженно следя за легкими очертаниями ее фигуры под плотной непроглядной рясой.

«Что же ты таишь под этой дурацкой накидкой, которая совершенно тебе не идет?»

Мы вышли на улицу. Девочка закрыла дверь на массивный ключ, который был больше ее миниатюрной ладошки.

– Как тебя зовут?

– Ева.

«Да ладно?!»

– А меня Адам.

Девушка усмехнулась, повторяя мои мысли вслух.

– Да ладно?! Серьезно?!

Ее на мгновение вскинутая бровь заставила меня усомниться в ее ангельском характере.

– Я серьезно. Могу показать водительское удостоверение. Сходим в мою тачку?

Я указал на свою горячо любимую красную Феррари, вторую спортивную крошку в моей коллекции. Девушка посмотрела на машину в цвет моего пиджака, на мою ехидную ухмылку… на тачку… на меня…

– Что тебе нужно от меня?! – грозно бросила мне дерзкая монахиня.

– Тише, крошка, ты чего так разошлась? Это же ты мне не поверила.

– Отвали!!! Понял меня?!

«О-хо-хо… монахини так не говорят…2

По необъяснимым для меня причинам мышка кипела страстной яростью, пятясь назад, стреляя в меня из своих глаз цвета бездонного океана, не замечая высокую цветочную клумбу.

– Аккуратно.

Наступая себе на одеяние, она оступилась, спотыкаясь о вазон, и плюхнулась на траву, теряя с головы свое нелепое покрывало.

– Ты рыжая…

– Что?!

– Рыжая-бесстыжая.

Я невольно сказал это вслух, а открывшаяся моему взору дерзкая пленительная огненная лиса уже сверкала пятками в сторону жилого комплекса. Я рванул к машине и, молниеносно доставая водительские права, понесся следом, заливаясь смехом.

– СТОЙ! Стой бесстыжая!

– Да пошел ты!

«Ну уж не-е-ет!»

Она захлопнула дверь прямо перед моим носом, и показала язык в маленький стеклянный квадратик, взглядом пробегаясь по документу, который я приложил в подтверждение своего имени… и сбежала внутрь.

«А-ха-ха-ха, вот егоза! Кто же ты такая?!»

Но на мою удачу или по воле судьбы, я увидел подходящую к крыльцу матушку и тут же налетел на нее с расспросами.

– Мама, что за новая монахиня у вас?

– Адам?! – изумилась уставшая женщина. – Я думала, ты уже уехал, дорогой.

– Нет еще. Я, пожалуй, задержусь. Так что там с новенькой?

– Ах, да… Ева Блэк. С неделю здесь. Она еще не монахиня, она не приняла обет, – повествовала матушка под мои мечтательные мысли.

«Очень хорошо… хм… Блэк Найт – "черная ночь"… идеальное сочетание.»

– Она совсем недавно переехала из Нью-Йорка. Ты ее знаешь?

– Нет. Я ее не знаю, мам… пока что… – я сощурился, и в моей голове созрело дикое желание узнать ее поближе, а мама схватилась за сердце и заголосила.

– Адам! Что ты задумал?!