Текст книги "Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения"

Еще один независимый город-государство, Сиена, как и Лукка, располагался на Виа Франсижена, только к югу от Флоренции. Этот город традиционно был союзником императоров Священной Римской империи, а не пап, хотя некоторые сиенцы сделали блестящую церковную карьеру – в том числе папа Пий II. Сиена была крупным средневековым центром, но с конца XIV века в городе начался экономический спад. После 1455 года Сиеной управляли не традиционные общинные институты, а специальный комитет Балья, который постепенно стал постоянным органом. Здесь тоже прослеживалась тенденция к правлению узкого круга политической элиты[329]329
  Hook 1979, 161.


[Закрыть]. Высокие требования города всегда не нравились имперским союзникам.

Интересный гибрид представляла собой Венеция. Городом управлял выборный правитель, дож. По итальянским меркам Венецию можно было бы считать герцогством (в мире дипломатических церемоний республики занимали самую низкую ступень). Венецией управляли различные советы: Сенат (120 постоянных членов) принимал большинство законов, но был также и Большой совет, состоявший из всех аристократов, достигших определенного возраста, и Малый совет (избранная группа советников дожа). Еще в Венеции были два юридических совета по сорок членов в каждом (тоже аристократы), которые рассматривали гражданские и уголовные дела соответственно. Магистраты занимались вопросами общественного порядка и налогов. Хотя покупка и продажа мест в этих институтах официально была запрещена, это правило часто игнорировалось[330]330
  Viggiano 52, 67–68.


[Закрыть].

Италия была не единственным регионом Европы, где сосуществовали разные формы управления. Сходная ситуация сложилась в Священной Римской империи, которая протянулась от северных границ Италии через Австрию и Германию до Нидерландов. Здесь тоже существовали разнообразные графства и герцогства, а также множество свободных имперских городов на самоуправлении. Но, если говорить о борьбе за господство в Европе, ни одно из малых государств не могло соперничать ни с богатством Франции, ни с растущими колониальными доходами из Нового Света, получаемыми Испанией.

Именно на фоне такой Италии со множеством государств, систем управления и споров об их успешности писал и продолжал писать свои труды изгнанный из Флоренции Никколо Макиавелли. Самая знаменитая его книга «Государь», менее известны, но гораздо более важны исследования республик «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (римский историк), «История Флоренции», три комические пьесы и множество небольших работ, в том числе «Искусство войны». «Государь» получил печальную известность, но эта книга была всего лишь одним из множества текстов, посвященных обсуждению проблем управления и политики, которые велись в Италии в XVI веке и в будущем. Идея республики стала определяющей для Запада, а сформировалась она именно в период Итальянских войн.

Макиавелли родился во Флоренции в 1469 году. Ранее его кузены противостояли правлению Медичи, кого-то казнили, кого-то изгнали из города. Отец Никколо из-за своих долгов (по-видимому, унаследованных) на место чиновника рассчитывать не мог, поэтому в политику не вмешивался. Хотя он был законником, но жил преимущественно на доходы от нескольких ферм и таверны. Юный Никколо получил приличное образование. В возрасте семи лет он изучил латинскую грамматику и познакомился с трудами классиков, хотя основные свои труды писал по-итальянски. Все, что мы знаем о юности Макиавелли, проистекает из дневника его отца, ricordi, где он фиксировал покупки, контракты и важные семейные события. Дневник этот заканчивается в 1487 году, и детали жизни Макиавелли с восемнадцати до двадцати восьми лет остаются неизвестными. Учился ли он в университете Флоренции? Работал ли? Если да, то чем он занимался?

В городских записях Макиавелли появляется в 1497 году во времена правления Савонаролы. В начале 1498 года он баллотировался на пост первого секретаря Синьории (городского совета Флоренции). Он не был сторонником Савонаролы, и, по-видимому, это стоило ему избрания. Но после казни Савонаролы Макиавелли стал секретарем второй канцелярии республики. Именно в этой роли он получил наибольшую известность. Он выполнял множество дипломатических миссий. После возвращения в 1512 году Медичи ему пришлось покинуть город, но впоследствии он стал работать на Медичи и их союзников. В период финансовых трудностей покровительство родичей Медичи, семейства Строцци, помогло убедить их воспользоваться услугами Макиавелли[331]331
  Landon, 80; об этом периоде жизни Макиавелли см. также Najemy 1993.


[Закрыть]. Папы Лев X и Клемент VII (главы семейства) заказали Макиавелли труд об управлении Флоренцией и об истории города. Клемент после смерти Макиавелли первым напечатал его труды. Печальную известность они получили позже, а в 1559 году их включили в список запрещенных книг. Макиавелли разделял гуманистические убеждения. Политические советы и занятия политикой он считал гражданскими добродетелями: долг человека – способствовать совершенствованию управления. Если единственный путь к этому – советы семейству Медичи (а, учитывая недопущение к чиновнической службе, так оно и было), значит, он будет давать такие советы.

Смысл работы Макиавелли и развитие его карьеры долгое время вызывали споры среди ученых. Текст «Государя» толковали по-разному. Слава и популярность этой книги в разные исторические периоды и в разном контексте объясняется ее двусмысленностью. Некоторые считали Макиавелли убежденным республиканцем, а его книгу сатирой. Как можно всерьез писать о «выдающейся добродетели» Чезаре Борджиа и одновременно восхищаться его жестокостью? (Добродетель – главная концепция «Государя», но в этой книге основной смысл термина – «навык», «умение» или «власть», а также мужественность, а не только добродетель нравственная.) В последнее время в «Государе» стали видеть не откровенную сатиру, а иронию, поскольку в книге даются тактические советы правителя и сразу же описываются возможные промахи и ошибки: возможно, это рассказ о правителях-неудачниках (примером чего может быть сам Борджиа)[332]332
  О неудачах государей см. Najemy 2013; об иронии см. Benner 2013.


[Закрыть]. Все сходятся в том, что «Государь» – не набор советов по превращению Флоренции в княжество. Флоренция – город с богатой историей республиканского правления, пусть даже и не самого удачного и закончившегося формированием несбалансированного режима, склонившегося к интересам одного социального класса[333]333
  Viroli 1998, 125.


[Закрыть]. В тот момент почти никто не считал перемены хорошей идеей (хотя мнения об улучшении ситуации разнились). Другие толкователи «Государя» считали, что Макиавелли хотел видеть в правителе спасителя (ему самому нужно было спасение после изгнания). Многие сосредоточивались на риторической ценности его труда: его тексты должны читаться в свете того, кого они были призваны убедить. Макиавелли стремился установить и сохранить верховенство закона, а для этого в разных условиях требовались разные действующие лица: государь может сформировать систему законов, но поддерживать их должен народ[334]334
  Viroli 1998, 3.


[Закрыть].

«Государь» был написан во время изгнания Макиавелли из Флоренции, после попыток вернуть себе место в системе управления – и после пыток, о влиянии которых на него многие до сих пор спорят[335]335
  Black 2013, 77.


[Закрыть]. Возможно, это была попытка заработать на жизнь (заработка у Макиавелли больше не было). Его книгу следует рассматривать в контексте продолжающихся войн и, в частности, в свете поражения французов при Новаре (об этом мы поговорим позже) и других конфликтов в Средиземноморье. Ранее Макиавелли видел во французах потенциальных спасителей Италии (не как завоевателей, а как союзников в борьбе с Испанией). Но к 1510-м годам его мнение изменилось. Теперь свои надежды он возлагал на государя, о котором писал в своей книге[336]336
  Black 2013, 97.


[Закрыть]. У Макиавелли был весьма негативный взгляд на положение Италии и Европы в целом. Он замечал, что Фердинанд Арагонский, к примеру, «всегда использовал религию в собственных целях […] преследуя и изгоняя мавров из своего королевства: не может быть примера более жалкого и более необычного, чем он». По мнению Макиавелли, Фердинад прикрывался религией, чтобы оправдать нападение на северное побережье Африки для создания там испанских аванпостов[337]337
  Machiavelli 1984, 74, cited in Black 2013, 107.


[Закрыть]. Тем не менее Макиавелли высоко ценил Фердинанда и его «великие деяния»: историю этого короля он рассказал в главе о том, как должен действовать государь, чтобы заслужить высокую оценку.

Ко времени завершения работы над «Рассуждениями» в 1519 году (работу он начал намного раньше, вскоре после общения с Чезаре Борджиа) взгляды Макиавелли серьезно изменились. «Рассуждения» – книга гораздо более гуманистическая, чем «Государь»: как исследователи Нового Света рассматривали античные труды как призму для восприятия собственных открытий, так и Макиавелли видел в них основу гармоничного управления государством[338]338
  Black 2013, 130–161.


[Закрыть]. «Рассуждения» – книга очень республиканская по духу, не принимающая тиранию и монархию. В ней Макиавелли пишет, что два слабых правителя один за другим – это катастрофа для государства. В контексте Флоренции, которая вернулась под управление Медичи, то есть все более автократического режима, текст Макиавелли явно направлен против правящей семьи, хотя критика в адрес Медичи весьма завуалирована[339]339
  Machiavelli, 1989, vol. 1, 228 (Discourses I. xii.13, translation from Black 2013, 168.)


[Закрыть]. Макиавелли был противником не только феодальной знати, но еще и весьма критически относился к папству. В «Рассуждениях» он писал, что «народы, наиболее близкие к римской Церкви, главе нашей религии, оказываются менее всего религиозными». Он с похвалой отзывался о Джанпаоло Бальони и писал, что, если бы ему в 1506 году удалось убить Юлия II, «он заслужил бы всеобщее восхищение силой его духа и оставил бы после себя вечную память, потому что он первый показал бы прелатам, сколь малого уважения заслуживают те, кто живет и правит, как они»[340]340
  Machiavelli, 1989, vol. 1, 255 (Discourses I. xxvii.7, translation from Black 2013, 168).


[Закрыть]. Не следует думать, что Макиавелли враждебно относился к религии: он был критичен, но считал религию политической необходимостью[341]341
  Black 2013, 166–171.


[Закрыть]. С другой стороны, роль Фортуны (в противоположность воле Господа) в его книгах и постоянная критика в адрес пап сделали его объектом церковной цензуры.

Но если Макиавелли и был угрозой для Медичи и папства, вскоре на сцене появилась угроза куда более серьезная – Мартин Лютер.

Глава IX. Рывок к реформации

Впервые Мартин Лютер побывал в Вечном городе в 1511 году. Тогда никто (и уж, конечно, сам Лютер) не догадывался, как будет развиваться его неприязнь к папству. В популярной версии этой истории, во время своего визита Лютер был поражен роскошью папского двора, и эти наблюдения впоследствии пробудили в нем желание реформ. Однако это утверждение не так просто вписывается в ограниченное количество доступных источников.

Мы знаем, что зимой 1510–1511 годов августинец Лютер, которому было около тридцати лет, вместе с другим монахом отправился из германского монастыря в Эрфурте в Рим. Они шли на юг через Альпы по старой паломнической дороге (и к тому же зимой) – неудивительно, что путь занял два месяца. Они должны были принять участие в диспуте о реформе августинского ордена – такие церковные диспуты регулярно привлекали в Рим разнообразных клириков. В Риме они встретились с приором ордена, Эгидио да Витербо – позже Лютер с похвалой отзывался о реформаторском духе этого священнослужителя. Детали визита известны лишь в общих чертах, и то из источников, написанных гораздо позже. Лютер не мог встречаться с папой Юлием, который в это время вел болонскую кампанию, но сделать все, что делает в Риме любой паломник, мог вполне. Он посетил семь главных церквей, включая собор Святого Петра и собор Святого Иоанна в Латерано, а также катакомбы. Он осмотрел Пантеон и Колизей. Он на коленях поднялся по Святой Лестнице – этот акт поклонения совершают и современные паломники[342]342
  Schilling, 80–84.


[Закрыть].

Лишь гораздо позже, после 1525 года, когда Лютер уже был отлучен от церкви, он обрушился с критикой на Рим. Лютера не удивляло, что папа живет в Риме, «ибо итальянцы могут делать многое, что кажется настоящим и истинным, хотя таковым не является: разум их искусен и хитроумен». Он писал об убийстве в Риме двух монахов-августинцев, которые осмелились в своих проповедях критиковать преемника Юлия, папу Льва X. Он приводил слова тех, кто критиковал Церковь изнутри, в том числе и Пьетро Бембо, который позже стал кардиналом.

«Бембо, превосходно образованный человек, который тщательно изучал Рим, говорил: «Рим – грязная, зловонная лужа, полная самых изощренных злодеев мира. […Но] Папе и его свите ненавистна идея реформации; само это слово вызывает в Риме тревоги больше, чем молнии с небес или Судный день. В другой раз кардинал сказал: «Пусть они едят, и пьют, и делают, что захотят; но если говорить о реформах, то мы считаем эту идею пустой; мы этого не выдержим».

Следует признать, что здесь Лютер говорит не только о собственной реакции, но и о формировании протестантского образа Рима. Более того, истории Лютера о развращенном Риме основаны не только на личном опыте: одна такая история позаимствована из «Декамерона» знаменитого средневекового писателя Боккаччо. Но и личные впечатления Лютера были не самыми лучшими. Он писал: «В Риме показывают голову Иоанна Крестителя, хотя хорошо известно, что сарацины раскрыли его гробницу и сожгли его останки, превратив их в пепел. Такое мошенничество папистов заслуживает самого сурового осуждения»[343]343
  Luther 1857, numbers 459, 444, 889, 888 and 470; Street Life, 141–146.


[Закрыть]. (Если захотите увидеть голову, которая так возмутила Лютера, то она до сих пор хранится в церкви Сан-Сильвестро-ин-Капите, совсем недалеко от Пантеона.)

Историки спорят, какое влияние поход в Рим оказал на взгляды Лютера: с одной стороны, в его трудах чувствуется явная враждебность по отношению к итальянцам, которая могла возникнуть только во время этого похода; с другой стороны, многое из того, что он говорил гораздо позже, было продиктовано определенными политическими соображениями. В Риме он купил отцу ту самую индульгенцию (отпущение грехов ради сокращения времени, проведенного в чистилище после смерти), на которые впоследствии обрушился с жестокой критикой[344]344
  Schilling, 84–85. Roper, 62–65. Ропер допускает, что визит в Рим оказал более сильное влияние на взгляды Лютера, чем считает Шиллинг.


[Закрыть]. Многое из того, что Лютер говорил о Риме, с легкостью мог сказать любой критически настроенный, но верный Церкви человек. У антиклерикальной литературы богатая история. Кроме Боккаччо, Церковь критиковал поэт Данте, не говоря уже о менее известных баллатах. Антиклерикализм – отнюдь не синоним протестантизма. В пьесе 1525 года «Куртизанка» (La Cortigiana) Пьетро Аретино (о нем мы еще будем говорить позже) называл Рим coda mundi, то есть «хвостом мира» (Рим всегда гордо именовался caput mundi, то есть «голова мира»)[345]345
  Цитируется в Baker-Bates, 15.


[Закрыть]. Микеланджело, измученный тяжелой работой в Сикстинской капелле, так говорил о дворе Юлия II:

 
Здесь делают из чаш мечи и шлемы
И кровь Христову продают на вес;
На щит здесь терн, на копья крест исчез, —
Уста ж Христову терпеливо-немы[346]346
  Michelangelo Buonarroti 1980, poem no. 10, p. 8; Hirst, vol. 1, 100–101.


[Закрыть],[347]347
  Пер. А. Г. Габричевского.


[Закрыть].
 

Эразму же, несмотря на негативное отношение к Юлию II, Рим понравился. Он высоко оценил библиотеки и ученых, щедрость кардиналов, не говоря уже о «ярком свете и благородном виде самого знаменитого города мира»[348]348
  Erasmus, vol. 3, 94.


[Закрыть].

Призывы к реформам раздавались со всех сторон, и, как мы уже видели в истории Савонаролы, многие из них воспринимали вполне серьезно. Александр VI в 1497 году создал комиссию по реформам, которая не только призвала к большей скромности, но и значительно ограничила доходы кардиналов через запрет многих источников и торговли должностями. Один из членов комиссии предложил ограничить доходы кардиналов от иностранных держав за такие услуги, как предложение кандидатов на епископство, – в некоторых случаях эти суммы увеличивали доходы кардиналов на 5 тысяч дукатов в год[349]349
  Chambers 1966, 302, 309. См. также Mallett, 143–144.


[Закрыть]. Идея реформ и обновления приобрела особую значимость в Церкви после возвращения пап в Рим в середине XV века. Эта идея постоянно возникала и в богословских дебатах, и в самом облике города, где активно велась реставрация церквей. Кампания по строительству нового собора Святого Петра, которая позже так возмутила Лютера, требовала значительных средств, но все признавали, что Церковь обязана почтить гробницу апостола достойной церковной постройкой[350]350
  Фасад собора Святого Петра выходит на запад, а не на восток. По-видимому, создатели собора хотели разместить алтарь над местом захоронения апостола, но из-за сложностей рельефа смогли сделать это, лишь изменив традиционное расположение.


[Закрыть]. Архитектурное величие было вполне обоснованным – ведь в эпоху Ренессанса «великолепие» считалось добродетелью государя. Если позже кто-то и считал подобную роскошь чрезмерной, то в тот период трата денег на такие грандиозные проекты считалась обязанностью правителя. Более того, такой подход был частью сложной социоэкономической структуры, в которой покупатели и продавцы были знакомы друг с другом, и все ожидали, что правители будут поддерживать ремесленников и художников своего региона[351]351
  Guerzoni.


[Закрыть]. Обновление Рима играло важную роль в символизме города: Рим часто называли невестой Христовой, и, когда в 1309–1376 годах папы пребывали в Авиньоне, город превратился в рыдающую вдову (или, в более пошлом варианте, в невесту, брошенную папой ради своей шлюхи)[352]352
  Richardson 2009, 10, 012.


[Закрыть]. Обновление и реновация были проектами политическими, направленными на возвышение папства. Работы велись в самых разных точках Рима. Величественный новый папский Рим должен был превзойти своего античного предшественника. Античный Рим был всего лишь светской столицей, Рим же в эпоху Ренессанса вел простых мирян прямо на небеса[353]353
  Stinger 2005, 178.


[Закрыть].

Такова, по крайней мере, теория. Практика была совершенно иной. Как мы видели, папская курия постепенно переставала быть сенатом и превращалась в аристократический двор. Дворы кардиналов вели такой же роскошный образ жизни, как и дворы светских правителей. Конечно, не каждый кардинал тратил деньги так бездумно: охотой и пирами более увлекались отпрыски итальянских аристократических семейств, получивших сан по политическим соображениям, а не истинные теологи и юристы. Но, по сравнении с обычными людьми, кардиналы были обеспечены очень хорошо: те, кто занимал высокие посты в службах вице-канцлера и пенитенциарной системе, получали 6 тысяч дукатов в год. С другой стороны, кардиналы должны были принимать гостей соответственно своему статусу князей Церкви. По мере расширения коллегии кардиналов средств в «общем котле» становилось все меньше, что вело к постоянным жалобам[354]354
  Byatt; Chambers 1966, 297, 299.


[Закрыть].

В этой книге мы не будем подробно описывать возвышение Лютера. Но суть его теологии можно понять только в свете природы церковного руководства XVI века и в контексте реформ и войны. В идеях Лютера можно выделить три ключевых момента. Первый – это священство для всех верующих. Он считал, что священники не должны быть особой кастой, единственно способной толковать слово Божие. Впрочем, на практике этот принцип был быстро забыт протестантскими церквями, хотя принцип равенства все же сохранился. Второй принцип – искупление грехов может быть получено только через веру: человек должен совершать добрые дела на земле не для того, чтобы сократить время в чистилище, но по зову сердца, поскольку это естественное поведение для верующего. Третий принцип заключался в том, что важно только Священное Писание – почитается только Библия, а все остальные религиозные тексты только в той мере, в какой они согласуются с Писанием. Связь идей Лютера с ранними трудами гуманистов итальянского Ренессанса (и не только итальянского) не прямолинейна. Хотя он учился в университете, где живо обсуждались идеи гуманистов, Лютер в круг интеллектуалов не входил[355]355
  Roper, 44.


[Закрыть]. Тем не менее развитие изучения Библии играло важную роль в критическом отношении к церковным практикам. Гуманисты подготовили новые издания важных христианских текстов, в том числе трудов святого Августина (толкование этих трудов занимало центральное место в спорах протестантов и католиков касательно искупления грехов через веру). Они также перевели Библию, обратившись к греческим текстам. Процесс нового перевода обратил внимание на серьезные богословские вопросы. Например, в стандартном латинском переводе Библии, Вульгата (перевод был сделан святым Иеронимом в конце IV или начале V века), строка 4:17 в Евангелии от Матфея звучала так: «Творите покаяние, ибо приблизилось Царство Небесное». У Эразма в переводе 1516 года: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное»[356]356
  Grafton, 32.


[Закрыть]. Внутренний поворот к внутреннему раскаянию от внешнего действия нашел отражение в протестантизме, хотя сам Эразм не был протестантом. С другой стороны, более поздние лидеры протестантов – в том числе Ульрих Цвингли и Филипп Меланхтон – опирались на христианскую гуманистическую традицию.

Контекстом событий, которые так возмутили Лютера, стало изменение финансового положения папства. В 1462 году в горах Тольфа были обнаружены залежи квасцов, необходимых для текстильного производства. Горы эти находились в Папской области. Открытие способствовало обогащению Церкви, поскольку ввоз квасцов из Османской империи тут же был запрещен[357]357
  Mallett, 37.


[Закрыть]. К 1480 году эта монополия давала почти 20 процентов папского дохода. Значительные суммы поступали также от торговли индульгенциями и должностями в церкви. Роль же рутинных налогов снижалась. Светские доходы (от нецерковных источников, в том числе таможенные пошлины, налоги и рента) в начале XVI века составляли половину папского дохода, хотя почти все они уходили на военные расходы[358]358
  Stinger 2005, 170; дополнительная информация см. Partner 1960 и 1980.


[Закрыть]. Однако такой крупный и богатый институт, как Церковь, неизбежно привлекал к себе не только искренне верующих людей, но и властолюбцев (а во многих монахах, монахинях и клириках, несомненно, сочетались оба эти качества). Аристократические семейства стремились обеспечить своим представителям место на папской службе. Отправить племянника в Рим, чтобы тот сделал карьеру в курии, было обычным делом, и в результате курия становилась все более итальянской по составу. Большие свиты были не только у высших церковных чинов, но и у местных епископов и архиепископов. Как мы видели на примере монастыря Сан-Марко во Флоренции, монастыри становились прочной базой для амбициозных проповедников, не говоря о том, что аббаты и аббатисы вполне могли интересоваться и искусством и архитектурой, чтобы повысить репутацию своих монастырей. Даже скромные деревенские священники обладали огромным авторитетом в своих общинах. По финансовому положению и образу жизни папы все более походили на светских государей, опыт Савонаролы мало чему их научил. Итальянские войны еще более усугубили ситуацию: война – не самое лучшее время для внутренних реформ любых институтов. Однако надо признать, что Юлий II пытался, хотя усилия его (по крайней мере в определенной степени) были связаны с действиями противников, которые в 1511 году собрали «Малый собор» в Пизе. Впрочем, собор этот быстро перебрался – сначала в Милан, затем во Францию, а потом окончательно распался, поскольку Юлий сам решил созвать собор по вопросу реформ.

Пятый Латеранский собор открылся в мае 1512 года обращением Эгидио да Витербо. Собор продолжался до марта 1517 года. В нем принимали участие клирики со всей Европы и даже из Сирии (христиане-марониты должны были быть представлены). Помимо церковных представителей на соборе присутствовали послы большинства европейских стран – настолько важны были церковные решения для общего государственного управления[359]359
  Об адресе: Egidio da Viterbo; о Совете см. Minnich 1974 and 2001.


[Закрыть].

Впрочем, решения собора ушли в тень последующих событий, хотя он и заложил основу для реформ, которые сформировали последующую реакцию на возникновение протестантизма. Решения Пятого Латеранского собора стали основой решений Тридентского собора, который состоялся тридцатью годами позже. На Латеранском соборе было решено провести реформу университетского образования, а также повысить требования к качеству священников, которые должны были быть «зрелыми, просвещенными и серьезными»[360]360
  Decrees, vol. 1, 615.


[Закрыть]. (Некоторые остроумцы тут же припомнили назначение Джованни Медичи, который стал старшим кардиналом в весьма юном возрасте.) Кроме того, были внесены изменения в функционирование религиозных институтов, епископам вменили в обязанность посещать и инспектировать монастыри и церкви монашеских орденов, следить за деятельностью отсутствующих аббатов и проверять сомнительные заявления о чудесах[361]361
  Mullett, 8, 15–16.


[Закрыть]. Собор осудил роскошный образ жизни курии: кардиналам было предписано воздерживаться от чрезмерной «демонстрации роскоши» и стать «зерцалами умеренности и бережливости»[362]362
  Decrees, vol. 1, 618.


[Закрыть]. Основные решения Латеранского собора были направлены на централизацию власти в церковной иерархии. Трудно не заметить, что подобные решения позволяли лучше контролировать подобных Савонароле. Некоторые из предложенных реформ были значительными и заметными. Например, требование компетентности проповедников в равной степени волновало и католиков, и протестантов. Развитие книгопечатания серьезно тревожило Церковь. Особую тревогу вызывали книги, где имелись «ошибки, противные вере, а также вредоносные взгляды, идущие вразрез с христианской религией и порочащие репутацию достойных мужей Церкви»[363]363
  Decrees, vol. 1, 632.


[Закрыть]. Собор выражал надежду на крестовый поход – «священный и необходимый поход против беснования неверных, жаждущих христианской крови»[364]364
  Decrees, vol. 1, 607.


[Закрыть]. Как бы то ни было, Латеранский собор и его реформы показали, что, несмотря на явные мирские интересы пап эпохи Ренессанса, они были серьезно заняты религиозными реформами и стремились к улучшениям Церкви. Поэтому не следует думать, что более поздние и более известные реформы Тридентского собора были всего лишь реакцией на протестантизм. Сегодняшние историки отмечают явную преемственность в процессе католических реформ.

Юлий II не дожил до завершения собственного собора. Он умер 21 февраля 1513 года. Конклав по выборам его преемника открылся в марте. Базилика Святого Петра все еще перестраивалась, поэтому мессу пришлось отслужить в капелле святого Андрея. В Сикстинской капелле для кардиналов и их слуг (каждый кардинал мог взять с собой двух слуг) были устроены маленькие кельи по 2,5 метра в длину. Кельи родственников умершего папы и «дворцовых» кардиналов, которые могли жить в Ватиканском дворце, были оформлены пурпурными занавесями, у других кардиналов занавеси были зелеными. Кардиналы принесли клятву в небольшой капелле святого Николая в Ватиканском дворце. На выборах мог голосовать тридцать один кардинал (после раскола с Малым собором Юлий II отлучил четырех кардиналов от Церкви). Двадцать четыре кардинала прибыли вовремя. Опоздавшим, среди которых был и кардинал Адриано Кастеллези, епископ Херефорда, пришлось вести переговоры, чтобы их впустили на конклав. Все выходы из Сикстинской капеллы бдительно охраняла стража. Церемониймейстер строго следил за ключами, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. Говорили, что тайные переговоры велись через временные туалеты (довольно неприятный способ), а порой сообщения царапали на тарелках (впрочем, тарелки строго изучали, прежде чем передать за двери Сикстинской капеллы. Кардиналу Джованни де Медичи на конклаве пришлось нелегко. Он страдал от анального свища, и ему пришлось держать при себе хирурга. Несмотря на болезнь (а может, благодаря ей), которая сулила относительно короткий понтификат, на этих выборах Джованни был одним из двух главных кандидатов. Вторым кандидатом был Раффаэле Риарио, родственник умершего папы Юлия. В конце концов, несмотря на задержки, вызванные спорами из-за денег среди кардинальских слуг, и перерывом из-за солнечного затмения, конклав оказался относительно коротким. После переговоров между кандидатами 10 марта 1513 года папой Львом X стал Джованни Медичи[365]365
  Creighton, vol. 5, 203–6. BAV, MS Vat. Lat. 12275, fols 3–15.


[Закрыть].

Во Флоренции известие о результатах конклава встретили восторженно. Теперь многие могли рассчитывать на места в курии[366]366
  Tomas, 126–127.


[Закрыть]. Как все новоизбранные папы, Лев назначал кардиналов из своего круга. Среди них были его кузен Джулио де Медичи и племянник Инноченцо Чибо. Лев X надеялся, что брак его младшего брата Джулиано с невестой из Савойского дома закрепит союз с французами. В сентябре 1513 года он устроил грандиозную церемонию, на которой даровал гражданство Рима Джулиано и старшему своему племяннику Лоренцо. У папы Льва X были большие планы. Как папа Александр VI Борджиа, он заботился о собственной семье: Лоренцо он собирался сделать герцогом Урбино, города близ Адриатического побережья, сместив родственника умершего Юлия, Франческо Марию делла Ровере. Такой была его месть члену семейства, соперничество которого с Медичи уходило во времена заговора Пацци, более тридцати лет назад. В контексте Итальянских войн это был относительно быстрый конфликт. Лев получил от Флоренции заем в размере 130 тысяч дукатов на военную операцию против Урбино (обеспечением должны были стать дополнительные территории)[367]367
  Stephens, 103.


[Закрыть]. Набор армии начался в середине апреля 1516 года. Через полтора месяца Урбино сдался, и к осени Лоренцо стал герцогом Урбинским и ожидал свою французскую невесту. Через два года он женился на Мадлен де ла Тур д’Овернь, наследнице и дальней родственнице французских королей[368]368
  Clough 2005, 90.


[Закрыть].

Управление Флоренцией оказалось делом более сложным. После возвращения Медичи в 1512 году брат Льва Х, Джулиано (в 1515 году папа назначил его главнокомандующим папской армией, снова вытеснив Франческо Марию делла Ровере), стал правителем города. Но в 1516 году Джулиано неожиданно умер в возрасте всего тридцати семи лет. Усложняло ситуацию то, что его брак с Филибертой Савойской был бездетным. У Джулиано был внебрачный сын Ипполито, но у Медичи остался единственный законный наследник, способный вступить в брак, – герцог Лоренцо Урбинский. Худшее было еще впереди. Летом 1516 года Лев X серьезно заболел. Он и без того не был самым здоровым из кандидатов на папский престол, и теперь свищ мучил его с удвоенной силой. Лев изо всех сил стремился собрать своих союзников в Риме. Он сделал кардиналами рекордное количество друзей и родственников. Кроме того, он выступил против потенциальных соперников Медичи в коллегии кардиналов.

«Заговор кардиналов» 1517 года стоило бы назвать «Папским заговором»[369]369
  О так называемом заговоре см. Hyde, 131–172; Lowe 1993, 104–113; Simonetta, 161–201. Здесь также приводятся выдержки из книги Fletcher 2017.


[Закрыть]. В конце весны – начале лета 1517 года пятерых кардиналов обвинили в заговоре с целью отравления Льва X. В начале следствие занималось слугами подозреваемых: подкупить, соблазнить и запугать их оказалось легче, чем их хозяев. Назначенный прокурор пользовался печальной репутацией человека жестокого. Неудивительно, что расследователи быстро нашли связь (хотя и очень неявную) с одним из врачей папы. Врач вполне мог дать папе яд – на этом и строилось обвинение. Теперь Льву предстояло решить, что делать с заговорщиками.

Один из них, кардинал Петруччи, происходил из тосканского города Сиена – давнего соперника родного города Льва Х, Флоренции. Годом раньше Лев отстранил родственников Петруччи от управления городом и перевел Сиену под «защиту» папства. Такова была его стратегия объединения папских интересов и интересов флорентийских родственников. Естественно, Петруччи остался этим недоволен. Несколько месяцев он вел переговоры по созданию союза во имя возвращения Сиены. Такое поведение никак не могло понравиться Льву. Самым очевидным союзником Петруччи мог бы стать тот, кого Медичи изгнали из Урбино и сместили с поста главнокомандующего. Кардинал обратился к Франческо Мария делла Ровере (мы уже говорили, как он убил кардинала Алидози). Петруччи вел переговоры также с семейством Бальони из Перуджи. Этот пограничный город традиционно враждовал и с папами, и с Флоренцией. Кроме того, Петруччи полагался на поддержку испанцев, которые всегда поддерживали Сиену в ее вражде с поддерживаемой французами Флоренцией.