Текст книги "Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения"

Глава VI. Солдаты и общество

Пока во Флоренции разворачивалась драма Савонаролы, а Чезаре терзал Романью, конфликт вокруг Неаполя на юге подошел к завершению, и процесс этот иллюстрировал множество факторов, которые определяли следующие десятилетия Итальянских войн. Как мы уже говорили в третьей главе, в 1494 году Карл VIII захватил город, не встретив особого сопротивления. А вот удержать власть оказалось гораздо труднее: непокорные неаполитанские бароны не испытывали любви ни к Карлу, ни к другим претендентам на престол, включая короля Фердинанда II, который оказался на престоле, когда Карл отступил на север.

Чтобы закрепить за собой новые территории, Карл попытался заключить союз – типичная тактика для войны, в которой участвовало множество государств. 9 октября 1495 года в Верчелли был подписан договор с Миланом – Карл рассчитывал на поддержку Сфорца для защиты Неаполя. Противник Карла в Неаполе сделал то же самое: Фердинанд II заручился поддержкой Испании и Венеции в борьбе с вице-королем Карла и его армиями. Кроме того, как это часто бывало в войнах с участиями французов и испанцев, свою роль сыграли местные конфликты, поэтому война за Неаполь была не только захватом со стороны крупной европейской державы, но еще и войной между группировками неаполитанских баронов. Война эта типична сочетанием ожесточенных сражений и местных беспорядков. Летом 1495 года произошло несколько важных событий. 28 июня французы одержали победу при Семинаре – их тяжелая кавалерия и швейцарские копейщики разгромили легко вооруженных испанцев[183]183
  Sherer, 182.


[Закрыть]. 6–7 июля в Неаполе начались беспорядки. При помощи баронов из семейства Колонна Фердинанд захватил власть – но ненадолго. К начале 1496 года Фердинанд укрепил обе главные крепости города: Кастель-Нуово и Кастель-дель-Ово. Тем временем командующий испанской армией, блестящий тактик Гонсало Фернандес де Кордоба, «Эль Гран Капитан, разумно откладывал решающее сражение до подхода подкреплений[184]184
  Mallett and Shaw, 32–34.


[Закрыть]. Выбор места и времени сражений – очень важное военное решение. Неудивительно, что Джовио называл Кордобу, который сделал себе имя во время войны за Гранаду, самым благородным и успешным иностранным военачальником в Италии[185]185
  Giovio 2013, 77.


[Закрыть]. Болезнь Чезаре Борджиа в решающий момент помешала ему утвердить свое правление в Романье. Точно так же и арагонские правители Неаполя пострадали из-за слабого здоровья. 7 сентября 1496 года Фердинан II умер, и наследником его стал дядя Федерико. А тем временем король Фердинанд Арагонский решил получить неаполитанскую корону для себя. Он начал переговоры с французами о разделе территории. Людовику XII предложение Фердинанда понравилось – в тот момент его более всего интересовал захват герцогства Миланского (что ему и удалось в 1499 году, когда он сместил Лодовико Сфорца). В этих войнах стратеги всегда стремились ограничить боевые действия одним фронтом. В 1500 году Людовик подписал Гранадский договор с Фердинандом и Изабеллой, по которому они делили Неаполитанское королевство между собой – и смещали с престола Федерико. Но затем испанцы отвернулись от бывших союзников и захватили все королевство, расширив свои владения в Средиземноморье на восток. Конфликт был жестоким. После трехмесячной осады в живых осталась лишь половина десятитысячного гарнизона. Французы после разграбления и резни сжигали дома – подобного Италия не видела несколько веков, и это «наполнило все королевство величайшим ужасом»[186]186
  Guicciardini 1969, 72.


[Закрыть].

Те историки, кто описывал Итальянские войны, когда они еще велись, в том числе флорентийцы Никколо Макиавелли и Франческо Гвиччардини, подчеркивали их необычность и новизну. 1494 год они считали драматичным водоразделом в ведении войны. Современные историки более чувствительны к исторической неразрывности, хотя сомнений в том, что войны были «кровавой экспериментальной лабораторией», ни у кого нет[187]187
  Arfaioli, 4.


[Закрыть]. Если говорить о технологии и тактике, то новшества Итальянских войн возникли не на пустом месте. Мужчин из окрестностей Лукки еще в 40-е годы XV века приглашали на городские состязания лучников – так город готовился к войне. Когда ближе к концу века большое распространение получило огнестрельное оружие, власти города стали проводить и состязания стрелков, обучая местных жителей стрелять из аркебуз[188]188
  Bratchel, 211.


[Закрыть]. После поражения от миланцев при Арбедо в 1422 году швейцарцы стали постепенно менять и пехотную тактику. Они сменили алебарды (древковое оружие примерно шесть футов длиной с клинком боевого топора и игольчатым копейным острием) на пики, которые были почти в три раза длиннее, что делало их более эффективными в бою против кавалерии. В отличие от алебарды, которая была полезным индивидуальным оружием, тяжелые пики лучше всего подходили для группового боя. Швейцарцы атаковали противника свирепыми «ежами», ощетинившимися пиками. Долгие тренировки помогали им успешно использовать пики в бою. В таких построениях жизненно важен был дух товарищества: хотя многие считают, что Ренессанс – это время гениев-одиночек, Итальянские войны были временем коллективных усилий[189]189
  Более широкое обсуждение мифа об индивидуализме см. Martin.


[Закрыть]. Солдаты выстраивались квадратом, пики торчали на шесть футов во все стороны. Между пикинерами располагались стрелки с аркебузами. Сделав выстрел, они отступали назад, и их меняли стрелки второго ряда. На перезарядку аркебузы уходило около двух минут. Такая тактика требовала подготовки и дисциплины – получался своеобразный человеческий пулемет. Так во время Итальянских войн основной упор с кавалерийских атак сместился на пехотные формирования пикинеров и стрелков.

Новаторская стратегия Гонсало де Кордобы ярко проявилась в битве при Кериньоле 28 апреля 1503 года. Это было первое сражение, в котором огнестрельное оружие сыграло решающую роль. Испанцы, которые первыми прибыли в маленький городок Кериньола на Адриатическом побережье, имели преимущество. Их командир приказал вырыть траншею и сделать насыпь, за которой расположил свою армию. Аркебузиры прикрывали и кавалерию, и пехоту. Французы появились позже и начали спорить, атаковать ли противника сразу или выждать до утра. Решив атаковать, они оказались перед траншеей. Преодолеть ее лошади не смогли. Смятение среди французов нарастало, и тут открыли огонь испанские аркебузиры. Сражение продлилось не дольше часа. За это время погибло две тысячи французов[190]190
  Sherer, 183, 219.


[Закрыть]. Эта «скоростная» испанская победа получила такую известность, что спустя несколько лет Бальдассаре Кастильоне в «Книге придворного» шутил, что один из командиров немного припозднился, а прибыв на место, обнаружил, что пропустил бой[191]191
  Castiglione, 179.


[Закрыть]. «Испанские дела идут превосходно», – замечал венецианский посол в Риме[192]192
  Giustinian, vol. 1, 490.


[Закрыть].

Лишь немногие подробно описывали сражения Итальянских войн. Дипломатические депеши обычно были довольно краткими. Но мы можем получить представление об этом времени благодаря Леонардо да Винчи. Леонардо постоянно подчеркивал важность наблюдений. Готовясь к написанию батальных картин, он делал подробные заметки. «Сделай прежде всего дым артиллерийских орудий, смешанный в воздухе с пылью, поднятой движением лошадей сражающихся», – писал он. Рассуждения о цвете и свете чередуются в его трактате с наблюдениями о реалиях сражений:

«Воздух должен быть полон стрел в различных положениях – какая поднимается, какая опускается, иная должна идти по горизонтальной линии; пули ружейников должны сопровождаться некоторым количеством дыма по следам их полета. […] И если ты делаешь кого-нибудь упавшим, то сделай след ранения на пыли, ставшей кровавой грязью; и вокруг, на сравнительно сырой земле, покажи следы ног людей и лошадей, здесь проходивших; пусть какая-нибудь лошадь тащит своего мертвого господина. […] Делай победителей и побежденных бледными, с бровями, поднятыми в местах их схождения […] одна из рук пусть защищает преисполненные страхом глаза, поворачивая ладонь к врагу, другая опирается в землю, чтобы поддержать приподнятое туловище. Других сделай ты кричащими, с разинутым ртом, и бегущими. Сделай многочисленные виды оружия между ногами сражающихся, например, разбитые щиты, копья, разбитые мечи и другие подобные предметы. Сделай мертвецов, одних наполовину прикрытых пылью, других целиком; пыль, которая, перемешиваясь с пролитой кровью, превращается в красную грязь, и кровь, своего цвета, извилисто бегущую по пыли от тела»[193]193
  Leonardo 2008, 174–175.


[Закрыть].

Мирные переговоры, которые начались в конце весны 1503 года, закончились ничем. В июне того же года испанцы захватили неаполитанскую крепость Кастель-Нуово. Они заложили пороховые запалы и взорвали стены[194]194
  Giustinian vol. 2, 40.


[Закрыть]. В декабре испанцы одержали победу в битве при Гарильяно, где успех им принесла хитроумная тактика – на сей раз неожиданная атака. Французам пришлось бросить свои пушки. После короткой осады соседнего города Гаэта испанцы одержали решающую победу, которая положила конец французским планам на Неаполь[195]195
  Giustinian, vol. 2, 485–487.


[Закрыть].

В течение следующих двадцати лет испанцы полностью трансформировали свою пехоту, переняв у швейцарцев тактику одновременного использования пикинеров и аркебузиров. Роль Гонсало де Кордобы трудно переоценить, но и стойкость испанских солдат тоже сыграла свою роль. К Кериньоле они маршировали под «палящим солнцем», и несколько солдат умерло по дороге. Сражение при Гарильяно происходило зимой, и им пришлось терпеть холод и дождь[196]196
  Sherer, 49 citing Crynicas del Gran Capitán, 519 and 403.


[Закрыть]. Вплоть до недавнего времени мало кто занимался изучением солдатского опыта – солдат, которые сражались в этих войнах. Сейчас историки начали более глубоко исследовать эту тему, чтобы представить, какой в реальности была война эпохи Ренессанса.

Писатели того времени довольно уничижительно отзывались о качестве армий. В одном из диалогов в книге «О военном искусстве» герой Макиавелли замечает, что «добровольцы из чужеземцев никогда не принадлежат к числу лучших солдат, наоборот, это подонки [своей] страны: буяны, ленивые, разнузданные, безбожники, убежавшие из дому, богохульники, игроки – вот что такое эти охотники»[197]197
  Machiavelli 1968–1982, vol. 2, 344. Machiavelli 2003, 21.


[Закрыть]. Это был довольно распространенный среди интеллектуалов того времени взгляд: в книге Джовио «Диалоги, касающиеся мужчин и женщин, знаменитых в наши времена» военачальники сокрушаются, что положение дел «становится ужасно небрежным – тщетно кто-то будет ждать усердия от солдат и решимости и твердости от командиров»[198]198
  Giovio 2013, 65.


[Закрыть]. Лишь немногие солдаты писали о своем военном опыте (традиция ведения дневников возникла гораздо позже). Но по современным источникам мы понимаем, что главной побудительной причиной для вступления в армию становились финансовые трудности[199]199
  Sherer, 23.


[Закрыть]. Большинство испанских солдат происходило из крупных городов Иберии. Кто-то мигрировал в эти центры из сельской местности. Множеству бедных и безработных мужчин военная служба обеспечивала стабильность в худшем случае и богатство в лучшем. Армия привлекала и молодых дворян, особенно тех, кто испытывал проблемы с деньгами: их было немного, но они могли рассчитывать на приличное содержание в зависимости от ранга[200]200
  Sherer, 17–21.


[Закрыть]. В армию вступали и иностранцы (португальцы, фламандцы и бургундцы), кое-где встречаются упоминания о службе в армии мавров и евреев, хотя чаще всего делалось это, чтобы приписать военные жестокости именно нехристианам. В армиях служили представители религиозных меньшинств (или обращенные в христианство). На портрете военного кисти Париса Бордоне, написанной в середине XVI века, когда художник жил в Милане, изображены два пажа – один чернокожий, другой белый[201]201
  Paris Bordon, Portrait of a Man in Armour with Two Pages. Oil on canvas, 46×62 in. Metropolitan Museum of Art, New York. Accession number 1973.311.1.


[Закрыть]. Большинству солдат было лет двадцать: некоторые служили всего год-два, другие задерживались в армии лет на двадцать. Итальянские войны привлекали тех, кто планировал связать свою жизнь с армией[202]202
  Sherer, 31, 35, 37.


[Закрыть].

Если говорить об организации армии, то Испания была страной необычной: армия ее была более постоянной и более профессиональной, набор солдат был более централизованным и контролируемым государством, чем в других странах, где главную роль играли феодалы и иностранные наемники[203]203
  Sherer, 27.


[Закрыть]. Наемники происходили из разных мест. Швейцарские кантоны, к примеру, давно поставляли наемников всей Европе, поскольку здесь издавна существовала гражданская милиция для обороны. Со временем наемничество стало основой швейцарской экономики. Солдаты получали столько же, сколько и искусные ремесленники, – вдвое больше, чем можно было получить от крестьянского труда. Кроме того, они могли рассчитывать на солидные прибавки к жалованью. Дворянские семьи поставляли в европейские армии опытных офицеров, заметно превосходивших выходцев из других стран[204]204
  Parrott 2012, 46–54.


[Закрыть]. Следом за швейцарцами шли германские ландскнехты. Они стали мощной силой во времена императора Максимилиана, когда тот понял, что ему нужна постоянная и хорошо подготовленная армия, способная побеждать швейцарцев[205]205
  Parrott 2012, 55–70.


[Закрыть].

Хотя отдельные подразделения (различные по размерам) французской и испанской армии состояли из представителей одной нации, сами по себе войны были очень интернациональными, в результате чего с итальянским народом и обычаями контактировали самые разные люди. Первая французская армия, вторгшаяся в Италию, состояла преимущественно из французов. Но и французы, и испанцы очень быстро начали набирать в свои армии итальянцев, а потом еще и швейцарскую и германскую пехоту, балканских стратиотов и авантюристов со всей Европы – включая Англию, самым ярким представителем которой стал Томас Кромвель, будущий главный министр Генриха VIII. Наемники направлялись в Италию и с севера, из Нидерландов и Бургундии, по торговым путям Священной Римской империи.

Безработица в Европе была довольно серьезной проблемой, и это способствовало расширению армий – заранее оговоренное жалованье солдат играло в этом не последнюю роль. Кроме того, солдатам платили по стандартным ставкам. Во время Итальянских войн пикинеры получали около трех дукатов в месяц: элитные подразделения, например, швейцарцы или германцы, могли требовать и больше. Швейцарцы были очень востребованы, поэтому им жалованье выплачивали ежемесячно. Другим же солдатам приходилось месяцами ждать обещанных денег. Кавалерия получала больше, но их 90–110 дукатов в год уходили на покрытие расходов сразу троих. Капитаны часто были обязаны финансировать своих людей, пока им не приходили деньги от центральной администрации[206]206
  Mallett and Shaw, 198–202, 209–211.


[Закрыть]. Кроме всего прочего, значительные средства уходили на боеприпасы. Аркебузирам требовались пыжи, порох и пули. Все это стоило дорого, поэтому они получали дополнительные деньги. Испанские аркебузиры, к примеру, получали на треть больше, чем пикинеры. Дополнительные средства получали также дворяне. Но солдаты очень часто оставались без денег: их жалованье разворовывали капитаны, а порой обещанные королевские деньги попросту не приходили вовремя[207]207
  Sherer, 36, 40–45.


[Закрыть]. Невыплаченные средства часто компенсировались обещанием трофеев. В армию вступали не только из-за денег (и возможностей мародерства или выкупа за пленников). Некоторым хотелось увидеть большой мир за пределами своего тесного мирка, другие бежали от проблем того или иного рода[208]208
  Mallett and Shaw, 202, 211.


[Закрыть].

Итальянские государства изо всех сил старались соответствовать этому подходу. В Италии сложилась иная социоэкономическая структура, которая делала долгосрочный наем в армию затруднительным. Италия не имела истории организованной военной службы типа германских ландскнехтов или швейцарской милиции. Как мы еще увидим, в Италии сложилась давняя традиция приглашения наемников для ведения войн. Новая тактика требовала обучения, большой живой силы и объединения усилий, поэтому у итальянских государств было больше стимулов сотрудничать с крупными державами, оставляя собственные армии «на подхвате»[209]209
  Arfaioli, 8–9.


[Закрыть]. Отчасти это было связано с динамической экономикой Италии: в отличие от менее экономически развитых регионов Европы, где в солдаты шли, привлеченные финансовыми перспективами, у итальянцев не было причин бросать достойное ремесло ради войны. Такая экономика была результатом факторов демографических и социальных – эти факторы влияли на методы ведения войны, но и война, в свою очередь, влияла на них.

В период французского вторжения в Италии проживало около 11 миллионов человек. Это был один из двух урбанизированных регионов Европы – вторым были Нидерланды. В Венеции и Милане насчитывалось около 100 тысяч жителей, в Генуе – 60 тысяч, в Болонье и Риме – по 55 тысяч, во Флоренции – около 70 тысяч[210]210
  Black 2000, 218–220.


[Закрыть]. Некоторые города до Черной смерти 1348 года были еще больше – во Флоренции в 1300 году было более 100 тысяч жителей. Черная смерть убила около трети итальянцев, что привело к дефициту рабочей силы и повышению заработков[211]211
  О влиянии Черной смерти см. Bosker et al., 8–9; о демографии см. Black 2000, 21.


[Закрыть]. Несмотря на относительно значительную урбанизацию, самым крупным сектором занятости в Италии оставалось сельское хозяйство, тогда как в городах люди занимались разнообразными ремеслами – от кузнечного дела до плотницкого или ткачества. Имелась определенная специализация – высоко ценились ткани из Лукки и стекло из Венеции. Различные мастерские производили ювелирные украшения, мебель, гончарные изделия, книги и музыкальные инструменты, были и более крупные предприятия, занимавшиеся кораблестроением и горным делом. В Европе сложился довольно развитый банковский сектор, который обслуживал торговлю и обеспечивал купцов свободными средствами через векселя. Менялы обеспечивали потребности крестьян, которым нужны были краткосрочные займы для покупки посадочного материала, и городских ремесленников, когда тем не хватало наличных.

В центре экономической жизни городов стояли гильдии. Гильдии регулировали объемы производства, а членство в гильдии часто было связано с политическими правами. Во Флоренции, к примеру, существовали гильдии производителей и торговцев шерстью и шелком, врачей и аптекарей, судей, адвокатов и нотариусов, кузнецов, каменщиков, седельщиков, оружейников и т. п. Чтобы стать настоящим ремесленником, мальчик должен был сначала стать учеником, затем подняться до статуса работника и лишь затем (если повезет) стать мастером. Не все добивались этой цели, но работу можно было найти и вне гильдий. Человек, обладавший определенными навыками, мог стать поденным работником в своем деле. Если его навыки не были востребованы, можно было заняться черной работой или работать в сельском хозяйстве. Поскольку в обществе огромное внимание уделялось религии и религиозным ритуалам, члены гильдии могли одновременно быть членами какого-то братства, религиозной организации, которая занималась благотворительностью – распределением пищи и милостыни, уходом за больными, меценатством. Многие знаменитые произведения Ренессанса были созданы по заказу братств, и сотрудничество с ними являлось неотъемлемой частью их ритуалов: картины становились объектом медитации и размышлений о страданиях Христа, иногда в сочетании с такими практиками, как самобичевание[212]212
  Chen.


[Закрыть]. Братства становились важной социальной сетью. Через благотворительную и религиозную деятельность члены братства завязывали полезные контакты в работе и общественной жизни[213]213
  Terpstra 2000.


[Закрыть]. От таких социальных связей зависела доступность кредитов и личная репутация. Короче говоря, это был мир со множеством более привлекательных вариантов и стимулов к работе, чем в армии и на войне.

Многие итальянцы становились домашними слугами. В 1502 году в Вероне количество слуг составляло более 12 процентов населения. Во Флоренции с течением времени слуг становилось все больше (16,7 процента в 1552 году), но уменьшилось в Венеции (7,65 процента в 1563 году). В венецианских домах, даже в богатых, слуг было немного, обычно два-три, хотя эта ситуация постепенно менялась. Итальянские войны познакомили итальянцев с аристократическими обычаями других европейских стран. А многие молодые девушки шли в служанки, чтобы собрать себе приданое[214]214
  Romano 1996, 233–234, 108, 155–163.


[Закрыть].

В отсутствие сохранившихся документов об освобождении, трудно определить, кто из домашних слуг был рабами, а кто свободными, поскольку занимались они практически одинаковой работой. В XV веке в Италии около одного процента населения составляли рабы, подавляющее большинство которых происходило из черноморских регионов. С течением времени на этих рынках стали преобладать османские торговцы, а венецианцы и генуэзцы порабощали жителей Балкан и Западной Африки. Порабощать христиан запрещалось, но этот закон не всегда соблюдался, и обращение в христианство не всегда делало раба свободным. В конце XV века рабами в Италии были люди разного этнического происхождения, и лишь малая их часть могла обрести свободу. Расовая система рабского труда, характерная для Америки, и свойственное ей презрение к жизни и человечности рабов еще не сложилось. С другой стороны, итальянские купцы отлично понимали, какую прибыль можно получить от работорговли, и это знание они несли с собой, куда бы ни отправились.

Лишь в самых бедных итальянских домах была одна комната. Как правило, в итальянском доме был зал (sala) или гостиная. В XVI веке зал стал исполнять общественную функцию: здесь принимали гостей. В зале стояли переносные столы на козлах, скамьи, стулья деревянные и плетеные. В более скромных домах на комоде (credenza) стояли таз и кувшин, в домах же богатых гостям с гордостью демонстрировали серебряное или золотое блюдо. Некоторые семьи, принимая гостей, иногда заимствовали дорогие тарелки, чтобы создать впечатление процветания и богатства. Проточная вода была только в самых роскошных дворцах – в столовых имелись настенные фонтанчики. Над дверями висели картины с изображениями святых. Дома освещались свечами, огонь пылал в очаге, рядом с очагом лежала кочерга или щипцы. Обитатели дома спали в комнатах. Кровати были самыми разнообразными – с балдахинами на четырех столбиках или с занавесью, закрепленной на потолке. Вещи хранили в сундуке (cassone): сундуки богатых девушек были расписаны картинками, изображавшими их приданое. Расписывать мебель не гнушались даже самые знаменитые итальянские художники: панели (spalliere), расписанные Боттичелли, служили изголовьями или изножьями кроватей и сундуков[215]215
  https://www.nationalgallery.org.uk/paintings/sandro-botticelli-threemiracles-of-saint-zenobius.


[Закрыть]. В богатых домах использовался высококачественный текстиль: гобелены на стенах, турецкие ковры на столах, тонкое постельное белье. В домах среднего и высшего класса были предметы, говорившие о людях, которые здесь жили. У среднего класса ценных предметов было немного: «одна позолоченная мраморная чаша, одно блюдо из майолики или два хрустальных бокала для напитков»[216]216
  Hohti, 384.


[Закрыть]. На обратной стороне письма Микеланджело 1518 года сохранился набросок меню, по которому можно представить себе доступные блюда того времени: «два хлеба, кувшин вина, селедка, тортелли», или «салат, четыре хлеба, кувшин сладкого вина и четверть сухого вина, маленькая тарелка шпината, четыре анчоуса и тортелли», или «шесть хлебов, два супа с фенхелем, селедка, кувшин сладкого вина»[217]217
  Barkan, 82.


[Закрыть].

В военное время добыть хорошие припасы было нелегко. Война требовала очень многого в плане логистики. Если перед кем-то она открывала огромные экономические возможности, то кому-то приходилось за это платить. Огромное количество солдат, сражавшихся в Италии, нужно было где-то разместить. Обычно солдат размещали в деревнях. Зимой командиры реквизировали постоялые дворы или частные дома, летом солдаты устраивали лагеря или просто спали на улице. У офицеров, особенно во время долгих кампаний, условия проживания были порой даже роскошными. На фреске в Кастелло ди Иссонье изображена стража замка в весьма привлекательном окружении: на столе роскошная еда, вино, игральные кости, оружие висит на стене за их спинами, но даже в таких комфортных условиях трое стражников ухитрились подраться[218]218
  Hale 1990, 121.


[Закрыть]. Дальние походы порождали серьезные проблемы снабжения: солдат и их лошадей нужно было кормить – да и самих лошадей тоже нужно было где-то найти. Купцы в северной и центральной частях Италии перешли от снабжения городов к снабжению армий. В ходе войны в армиях появились специальные квартирмейстеры. Испания могла доставлять припасы по морю – не только с Иберийского полуострова, но и с находящейся под испанским контролем Сицилии.

Недостаток денег приводил к недостатку пищи, поскольку в ходу была политика «выжженой земли», когда отступающая армия разрушала мельницы, из-за чего нельзя было молоть зерно и печь хлеб. Солдаты постоянно воровали скот у крестьян, а в условиях осады положение становилось еще более отчаянным. Портила жизнь солдатам и плохая погода. На севере Италии зимы бывали морозными, и солдатам в палатках грозило настоящее обморожение. Формы в те времена не было: солдаты одевались в то, что могли раздобыть, купить или украсть. Порой они месяцами не меняли одежду. Даже когда купить что-то можно было, цены чаще всего оказывались слишком высокими для рядовых пехотинцев. Самыми яркими нарядами славились ландскнехты. Солдаты армии Джованни де Медичи (сына Катерины Риарио Сфорца) после смерти своего командира стали постоянно носить траурные кушаки. Кожаные плащи обеспечивали определенную защиту от ударов ножей и мечей[219]219
  Arfaioli, 55.


[Закрыть]. Оружие и доспехи украшали религиозные символы. На сохранившемся огнестрельном оружии того времени мы видим религиозные сюжеты, сцены охоты и даже эротические сцены. Нетрудно представить, что для солдат картинки на оружии были чем-то вроде девушек в стиле пин-ап, которых в XX веке современные солдаты рисовали на носах боевых самолетов.

Армиям на марше было нелегко обеспечить себя припасами. А в плохую погоду солдатам порой приходилось форсировать реки. В то время в Европе наступил «малый ледниковый период», когда средние температуры заметно снизились. Из-за штормов морской переход из Испании в Италию мог так затянуться, что на кораблях кончались все припасы. Еще опаснее были кораблекрушения, в чем на собственном опыте убедились германские солдаты, направлявшиеся морем в Геную в октябре 1535 года. Их корабль получил пробоину, и из сотен находившихся на борту выжить удалось лишь тридцати[220]220
  Sherer, 65–68.


[Закрыть]. Не следует забывать и об еще одной серьезной опасности – болезнях. Солдат преследовали брюшной и сыпной тиф, чума, дизентерия, оспа. В условиях плохого питания и несоблюдения санитарных норм исход болезней часто был печальным. Те, у кого были деньги, чтобы заплатить за лечение (или что-то ценное для заклада), могли как-то полечиться, если удавалось добраться до больницы. Но любое лечение было личным делом солдата, а не ответственностью армии, хотя при армии имелись цирюльники-хирурги, равно как и капелланы, которые несли духовное утешение тем, кто находился на пороге смерти.

Надо сказать, что во времена Итальянских войн солдаты чаще умирали от голода или болезней, чем от ранений. Во время кампаний 1527 и 1536 годов испанская армия потеряла от трети до половины солдат не в боях, а по другим причинам[221]221
  Sherer, 78.


[Закрыть]. В XVI годах люди были привычны к голоду, болезням и лишениям в повседневной жизни[222]222
  Sherer, 59.


[Закрыть], поэтому многие были готовы рискнуть.

С другой стороны, в солдатской жизни были свои плюсы. Именно испанская армия дала нам современное слово «камарад» (товарищ). Camarada у испанцев – это неформальная группа солдат, которые вместе жили, питались и воевали во время кампании. За солдатами следовали жены и дети, а также те, кто обслуживал армию: кухарки, сиделки и проститутки. Связи с местными женщинами были официально запрещены, но на запрет этот никто не обращал внимания, равно как и на запрет на азартные игры. Официально позволялось играть лишь в шахматы, устраивать состязания лучников или метать кольца, причем не на деньги, а на еду. Карты и кости были под запретом. Вино входило в рацион, и опьянение помогало справляться со стрессами войны[223]223
  Sherer, 92–101.


[Закрыть].

Война порождала значительные налоги или насильственные займы в оборонных целях, а доходы населения сокращались. Там, где населению приходилось бежать, где мужчин забирали в армию, резко падало сельскохозяйственное производство. С другой стороны, военная экономика создавала новые рабочие места – прямым или косвенным образом. Кто-то уходил в солдаты, а кто-то производил необходимое для армии: производители канатов поставляли фитили для пушек и фитильных замков, сборщики лома продавали свой улов оружейникам. Для строительства и ремонта укреплений требовалось дерево. Возчики и пекари (в том числе и женщины) обслуживали армии вместо своих обычных покупателей. За десять лет, с 1495 по 1504 год, испанцы потратили на одну лишь войну за Неаполь 2,73 миллиона дукатов[224]224
  Thompson, 274.


[Закрыть]. Сколь бы жестокой, мучительной и смертельной ни была война, но она все равно оставалась крупным бизнесом.