Текст книги "Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения"

Многие видели в болезни – как и в войнах, неурожае и природных катастрофах – Божие наказание за грехи. Намеки на появление болезни искали в старинных пророчествах и видениях[112]112
  Arrizabalaga et al., 40–42.


[Закрыть]. В XV веке жители Италии живо интересовались знаками и пророчествами. Появление комет и другие астрономические явления вызывали всеобщие волнения. Когда началась война, пошли слухи, что кто-то видел на небе три солнца, статуи исходили потом, а у женщин и животных рождались чудовищные уроды[113]113
  Guicciardini 1969, 44.


[Закрыть]. Об этом говорили не только неграмотные крестьяне: герцоги Миланские, к примеру, принимая политические решения и интересуясь возможностями смерти врагов, всегда советовались с астрологами[114]114
  Azzolini.


[Закрыть]. (Хотя, конечно, многие относились к подобному весьма скептически: историк Джовио писал, что королевские гороскопы часто оказывались ошибочными и «мы получали более истинные ответы от разумных людей»[115]115
  Giovio 2013, 43.


[Закрыть]).

В этом мире обычные болезни большинства людей чаще всего лечили домашними средствами или лекарствами из аптек. Медициной занимались лицензированные врачи, часто имевшие университетское образование, и цирюльники-хирурги, образования не имевшие. Впрочем, искусные хирурги постепенно выделялись в отдельную категорию. Низшее положение в этой иерархии занимали травники и аптекари[116]116
  Siraisi, 19–20.


[Закрыть]. Когда из-за эпидемии проституток изгнали из городов, это произошло не потому, что болезнь считали венерической (хота она была таковой, и в момент ее распространения в ней все чаще винили распутных женщин). Просто люди считали, что общественное здоровье можно вернуть, избавив город от греха[117]117
  Grafton, 188; Arrizabalaga et al., 34–6.


[Закрыть].

То, что итальянцы, пытаясь понять природу болезни, обратились к религии, неудивительно. На рубеже XVI века христианство определяло жизнь человека настолько, что нам сегодня даже трудно представить. В XXI веке существование атеистов – совершенно обычное дело. В XVI веке не было практически никого, кто не верил бы в Бога. Некоторые интеллектуалы могли интересоваться аргументами античных авторов, которые сознавали беспомощность своих богов – а в мифах видели скорее мыльную оперу, чем нечто реальное. Но атеистические идеи в обществе распространения не имели, и религия не была набором абстрактных интеллектуальных убеждений, какой мы видим ее сегодня. Это было нечто встроенное в повседневную жизнь, мир ритуалов, определяющих цикл жизни и года. Контакты с Церковью соответствовали временам года. Так, в кругу виноделов главным праздником было завершение сбора урожая винограда в ноябре – день святого Мартина. В каждом городе устраивались праздники с торжественными процессиями в честь святого покровителя. Главные события жизненного цикла также отмечались религиозными церемониями: крещение при рождении ребенка, свадьба, рукоположение, предсмертные обряды. На Пасху жители деревень и городов исповедовались в грехах и принимали причастие. Матери следили за религиозным воспитанием детей. Со временем мальчики переходили в руки более серьезных наставников.

В те времена никто не проводил опросов общественного мнения по поводу религиозных убеждений, поэтому нам трудно точно оценить, как обычные люди воспринимали богословские нюансы. В конце XVI века, после Реформации, когда религии стали уделять еще более серьезное внимание, общественное невежество стало вызывать в Церкви беспокойство. Но это могло всего лишь отражать разрыв между отношением к религии у священнослужителей и у тех, кого они окормляли. Скорее всего, многие имели весьма туманное представление о религиозных тонкостях – они просто верили в Бога и дьявола (обоих считали сущностями, оказывающими реальное и мгновенное влияние на мир), в Деву Марию и Христа, а также в святых, связанных с родным городом или с собственным занятием. На практике официальная религия всегда стремилась учитывать особенности местных убеждений и почитать местных святых. Люди просили священников благословить какие-то вещи, приносили дары статуе Девы Марии, прося у нее исцеления больных. Между традиционными народными верованиями и формальным изучением Библии всегда существовал разрыв. В мире, где грамотность была ограничена, витражи церквей наряду с проповедями доносили до слушателей слово Божие. Короче говоря, это был мир яркой и непрерывной религиозной жизни.

Христианская вера в «добрые дела» и спасение играла важную роль в меценатстве. В течение жизни человек неизбежно грешил – и, следовательно, после смерти должен был провести какое-то время в чистилище. Но эти грехи можно было искупить (по крайней мере, в определенной степени) пожертвованиями на благотворительность, украшениями местной церкви или пожертвованиями на мессу, отслуженную за чью-то душу. Торговцев больше всего волновал такой грех, как ростовщичество. Официально христианам запрещалось давать деньги в долг под проценты, хотя к этому времени очень многие сделали состояние именно на таких банковских операциях. Средства, потраченные на добрые дела ради искупления грехов, считались разумными инвестициями – отсюда и множество роскошно украшенных семейных капелл в ренессансных церквях. По мере того как итальянские купцы богатели, они начинали все больше денег тратить на искусство, и не только на искусство, но и на различные материальные объекты. Так возникла поразительная культура изображений[118]118
  Сложные отношения между богатством и искусством в Италии подробно обсуждаются в книге Goldthwaite.


[Закрыть].

За духовной жизнью людей наблюдали священники. Иногда они делали это хорошо, иногда – плохо. Абсентеизм, плохо образованные священники, низкие моральные стандарты являлись очень серьезной проблемой, которая вызывала ожесточенные споры внутри Церкви. Удивительно, но даже когда Церковь начала становиться более политической организацией, участвующей в управлении жизнью итальянских государств, в ней постоянно велись споры о реформах и обновлении. В середине XV века после окончания раскола, восстановления единого папы в Ватикане и возвращения многих церковников в Рим пошли разговоры об «обновлении», духовном и физическом (церкви долгое время находились в запустении и нуждались в восстановлении и ремонте)[119]119
  Richardson 2009, especially 143–181.


[Закрыть]. Строительство современного собора Святого Петра началось в 1505 году при папе Юлии II, хотя поначалу он планировал всего лишь отремонтировать и обновить существующую церковь, а вовсе не строить совершенно новую базилику[120]120
  Kempers, 388.


[Закрыть].

Эти явления – живое христианство, которое определяло повседневную жизнь и мышление, и папство, осознающее необходимость реформ, но более занятое вопросами светского управления, – заняли центральное место в дальнейших конфликтах на территории Италии, когда один из самых печально известных римских пап в истории столкнулся с реформатором, имеющим совершенно иной взгляд на Церковь.

Глава IV. Борджиа против Савонаролы

Самое печально известное семейство в ренессансной Италии, семейство Борджиа, пользовалось дурной славой[121]121
  Основным источником информации о Борджиа остается книга Маллетта, которую я и использовала в работе. О Лукреции см. также Bradford and Bellonci.


[Закрыть]. Гвиччардини называл Родриго Борджиа, ставшего папой Александром VI, человеком «незаурядного усердия и сметливости, выдающегося ума, поразительного дара убеждения, невиданной расторопности и рвения во всех важных делах». Александр был опытным политиком, но его «достоинства намного перевешивались его пороками: распутным нравом, неискренностью, бесстыдством, лживостью, неверностью, неблагочестием, ненасытной алчностью, неумеренным честолюбием, более чем варварской жестокостью и ярой жаждой непременно возвысить своих многочисленных отпрысков, среди которых кое-кто, дабы послужить злодейским орудием злодейских планов, нисколько не уступал в порочности отцу»[122]122
  Guicciardini 1763, vol. 1, 14.


[Закрыть]. Не прибавляло популярности Борджиа и то, что они были испанцами, чужаками для итальянцев. Но в 1492 году, когда Родриго Борджиа стал папой Александром VI, в Риме он был не новичком. Да и испанцем уже тоже не был. Фамилия семейства давно итальянизировалась – слишком уж долго Борха жили при римском дворе. Родриго приехал в Рим во время краткого понтификата своего дяди, папы Каликста III. В 1456 году дядя сделал его кардиналом. Карьера Родриго развивалась успешно – со временем он занял пост вице-канцлера, высший в светской иерархии Церкви. Он стал одним из множества племянников римских пап, которым доставались завидные церковные посты. В бытность свою вице-канцлером Родриго вел себя вполне достойно и обыкновенно. В какой-то момент он получил выговор от папы Пия II за довольно буйную попойку с кардиналом д’Эстутевиллем: «Вы вели себя как обычные молодые миряне!» Но через три дня Пий прислал другое письмо, где признавался, что немного перегнул палку. Если бы не печальная будущая известность Родриго, этот инцидент остался бы незамеченным[123]123
  Mallett, 85–86.


[Закрыть].

Стратегия Родриго на папском престоле была столь же обычной: он стремился к миру и равновесию, уделяя главное внимание противостоянию с турками. А вот личная жизнь папы Александра VI оказалась более сомнительной, хотя он был не первым папой, который признал и способствовал продвижению своих незаконнорожденных детей. Иннокентий VIII женил своего сына на дочери Лоренцо Великолепного, других родственников сделал кардиналами. Но Родриго в этом отношении действовал с поразительной открытостью. (Сын Иннокентия, Франческетто, родился до того, как его отец начал церковную карьеру.) У Родриго было, по меньшей мере, девять детей, из которых наибольшего политического веса достигли четверо, рожденные в 70–80-х годах его любовницей Ваноццей деи Каттанеи. Ваноцца происходила из мантуанской семьи. Она обеспечила себе солидное состояние и владела массой недвижимости в Риме – в том числе ей принадлежал постоялый двор «Ла Вакка» («Корова»)[124]124
  Modigliani, 29.


[Закрыть]. Итак, наибольшего влияния достигли Чезаре, которому от рождения была суждена церковная карьера; Хуан, ставший после смерти старшего брата вторым герцогом Гандии в Испании; Лукреция, которую хотели выдать замуж за кого-то из испанской знати; и Джоффре, который, как и Чезаре, пошел по церковной стезе. Но все эти планы изменились, когда Родриго был избран папой и перед его детьми открылись более впечатляющие возможности.

В июне 1493 года Лукреция вышла замуж за кузена Лодовико, Джованни Сфорца. (Сама церемония, проведенная в Ватикане, была провокацией: папы и раньше имели незаконнорожденных детей, но никогда не демонстрировали их настолько публично.) В следующем году, 10 июня 1494 года, четырнадцатилетняя Лукреция писала отцу из Пезаро на Адриатическом побережье. Они с мужем благополучно добрались, и, «несмотря на дождь, который нас немало побеспокоил, встретили нас большими празднествами», хотя всех тревожили перспективы французского вторжения. «Мы узнали, – писала Лукреция, – что в Риме сейчас очень тревожно, и это вселило в нас большое беспокойство и огорчение. […] Умоляю Ваше Святейшество всей своей душой уехать из Рима, а если покидать город сейчас неудобно, то сохранять всяческую бдительность и осторожность»[125]125
  Corresponding Renaissance, 116–117.


[Закрыть]. Не только Лукреция выиграла от избрания Родриго папой римским. Ее брат Джоффре женился на внебрачной дочери будущего короля Альфонсо II, Санче. Благодаря этому браку, он стал неаполитанским аристократом, князем Сквиллаче (город на крайнем юге Италии). Хуан, герцог Гандии, женился на Марии Энрикес де Луна, кузине Фердинанда Арагонского. Этот брак позволил обеспечить семейное состояние в Испании. Такие династические браки и союзы были очень типичны для ренессансных правителей, и преемники Александра VI поступали точно так же. Один из них, Алессандро Фарнезе, будущий папа Павел III, и сам получил кардинальский сан от Александра. Алессандро был братом любовницы папы, Джулии Фарнезе, отсюда его прозвище «дамский кардинал». Стал кардиналом и Чезаре Борджиа. В 1493 году под свое управление он получил папский город Орвието. Хуан тоже играл определенную роль в Церкви – он стал гонфалоньером, командующим папской армией. Хуан возглавил кампанию против римских баронов Орсини, переметнувшихся к французам. В январе 1497 года войска его потерпели поражение в битве при Сориано, но через два месяца с помощью испанцев им удалось отбить у французов портовый город Остия. Хотя Александру VI приходилось мириться с французским вторжением в Италию, он не намеревался позволять Карлу VIII чрезмерно расширять сферу влияния.

Брак Лукреции с Джованни Сфорца трещал по всем швам. Дипломатический союз с Миланом более не привлекал Борджиа, да и преданность Сфорца папству была весьма сомнительной. Процедура развода началась в 1497 году. Поскольку никаких технических проблем с документами в то время не существовало (значительное преимущество!), Александр аннулировал брак как не состоявшийся. Намек на супружескую несостоятельность был оскорбителен, и он выдвинул встречный иск, обвинив Борджиа в инцестуозных отношениях внутри семьи. У нас нет оснований полагать, что эти обвинения были чем-то большим, чем обычными слухами, но они имели метафорический смысл. Печально известных императоров Нерона и Калигулу тоже обвиняли в инцесте – об этом Светоний пишет в «Жизни десяти Цезарей». Калигула жил сразу с тремя своими сестрами. Светоний был большим авторитетом для ренессансных писателей, и в Риме без труда можно было найти его труды. Более того, дом являлся популярной метафорой управления: мужчина, который поощряет сексуальные извращения в собственном доме, не может быть хорошим правителем государства. Впрочем, все это не волновало писателей-протестантов, которые с удовольствием истолковывали истории папского поведения в буквальном смысле слова.

Со временем Лодовико Сфорца убедил кузена согласиться с аннулированием брака, и Лукреция получила развод. В июне 1498 года она вышла замуж за Альфонсо, герцога Бишелье, внебрачного сына Альфонсо II Неаполитанского и брата Санчи. Мужу она принесла приданое в размере 41 тысячи дукатов (огромная сумма). В браке Лукреция исполняла серьезные административные обязанности в Папской области: отец назначил ее правительницей Сполето. В 1499–1500 годах, когда Александр VI объезжал бывшие территории семейства Колонна, Лукреция управляла Ватиканом. Подобные поступки были в порядке вещей для светских правителей (как мы увидим в главе 11, родственницы нередко становились регентами), но папа должен был играть по другим правилам. Враги семейства Борджиа не ограничились одними лишь слухами об инцесте. 14 июня 1497 года был убит брат Лукреции, Хуан. Его тело с многочисленными ножевыми ранениями обнаружили в Тибре. По количеству подозреваемых эта история могла бы соперничать с романом Агаты Кристи. Обвиняли бывшего мужа Лукреции, Джованни Сфорца; герцога Урбинского Гвидобальдо да Монтефельтро; семейство Орсини, которые нанесли Хуану поражение при Сориано; испанского военачальника Гонсало Фернандеса де Сирдоба и кардинала Асканио Сфорца, у которого с Хуаном были личные счеты. Ходили слухи, что убийцей мог быть граф Антонио Мария делла Мирандола, дочь которого Хуан соблазнил. Александр публично заявил, что не обвиняет никого из Сфорца (несомненно, дипломатический шаг), а позже снял обвинения с герцога Урбинского и младшего брата Хуана, Джоффре. Обвинения в адрес другого брата, Чезаре, появились уже через девять месяцев. Никто так и не знает, кто же убил Хуана. Возможно, это были Орсини (с них Александр официально обвинений не снимал), а может быть, и нет[126]126
  Mallett, 139–42.


[Закрыть]. История семейства Борджиа потому так и увлекает писателей и сценаристов, что в ней очень много запутанных и неясных сюжетов.

У французов тоже хватало династических проблем, хотя и не таких драматических: в апреле 1498 года Карл VIII умер в возрасте 27 лет. Прямых наследников у него не было, поэтому на престол под именем Людовика XII взошел герцог Орлеанский. (Смерть Карла была не столь героической, как подобает французскому королю: он разбил голову о притолоку двери в замке Амбуаз и скончался от травмы.) Войны на время прекратились. Новый король собирался жениться на вдове Карла, Анне Бретонской. Но для этого нужно было аннулировать брак и получить особое разрешение от папы, и Александр решил извлечь из этой ситуации максимальную политическую пользу. Юная Лукреция могла волноваться за безопасность отца во время французского вторжения, но через четыре года папа получил значительное дипломатическое преимущество в отношениях с Францией и, как всегда, использовал его во благо своей семьи. В обмен на дарованное разрешение Людовик сделал Чезаре, который в 1498 году сложил с себя кардинальский сан и стал военачальником, герцогом Валентинуа – имя это перекликалось с прежним титулом Чезаре, он был кардиналом Валенсии. Чезаре исполнилось 23 года, и отказ от кардинальского сана был серьезной жертвой: он лишился ежегодного дохода в 35 тысяч дукатов ради светской, военной власти. С другой стороны, отцу его исполнилось 67, и у Чезаре оставалось не слишком много времени, чтобы обеспечить себе королевский титул, пока у него еще есть папское покровительство. Наиболее удобным путем был династический брак. В 1499 году Чезаре женился на Шарлотте д’Альбре, сестре короля Наварры, области на севере Испании. Людовик пообещал дать ему армию, чтобы Чезаре навел порядок в Романье и стал герцогом. В обмен Чезаре пообещал принять участие в войне с Миланом, которую Людовик собирался начать осенью. Война открывала перед ним блестящие возможности.

В следующем году судьба Лукреции сделала очередной болезненный поворот. Ее муж Альфонсо был убит, и молва обвиняла в этом преступлении Чезаре. Что Альфонсо убили по приказу Чезаре, было очевидно, но история эта тоже довольно туманная. 15 июля 1500 года кто-то пытался убить Альфонсо на ступенях собора Святого Петра – удивительный публичный шаг в эпоху, когда без труда можно было воспользоваться ядом. В этом Чезаре не обвинили, сочтя виновниками покушения Орсини. Но через месяц Альфонсо был задушен в собственной постели, и сделал это адъютант Чезаре, Микеле Корелла, известный как дон Микелотто. Возможно, это была месть за то, что Альфонсо сам пытался убить Чезаре. Как бы то ни было, за Чезаре окончательно закрепилась репутация убийцы, и пошли слухи, что именно он стоял за убийством Хуана тремя годами раньше. Кто бы ни был убийцей, папской стратегии это никак не помешало: брак Лукреции с представителем правящего Неаполитанского дома более не имел политического значения, поскольку Александр заключил союз с Францией. Как бы нам ни хотелось видеть в этом историю семейной ревности, все это в гораздо большей степени было связано с геополитическими интересами и военными союзами.

Лукреции предстоял третий брак. Ей был двадцать один год. Новым ее мужем стал Альфонсо д’Эсте, наследник герцогства Феррарского. Репутация Лукреции была подпорчена судьбой второго мужа, слухами об инцесте и незаконнорожденном ребенке. Вряд ли ее можно было считать завидной партией. Но у Александра VI имелся козырь: папа мог признать права семейства Эсте на герцогство Феррарское (хотя существовало оно очень давно, но папы никогда его полностью не признавали). Кроме того, он посулил будущему мужу деньги, хотя 100 тысяч приданого Лукреции проделали значительную брешь в папском бюджете. Предварительная свадебная церемония состоялась 30 декабря 1501 года. 6 января Лукреция отбыла в Феррару. Ее сопровождала свита из семисот придворных и слуг. В Ферраре состоялась грандиозная церемония, на которой Лукреция поразила всех платьем со вставками из золотой парчи[127]127
  Diario Ferrarese, col. 403; Mallett, 71.


[Закрыть]. Лукреция быстро освоилась в новой роли. Ее муж стал видным военачальником и сыграл важную роль в Итальянских войнах, пойдя по стопам своего отца Эрколя.

Непристойные сюжеты из личной жизни Борджиа – лишь часть истории этого папства. Александру VI пришлось иметь дело с последствиями путешествий Колумба в Новый Свет. Как мы уже видели, папы того периода обладали наднациональным юридическим авторитетом. Неудивительно, что державы обращались к Александру за официальным одобрением своей деятельности. Когда-то папа Николай V благословил португальскую экспансию, в 1493 году так поступил и Александр. Он издал папскую буллу, которая разрешала конфликт между испанцами и португальцами. По ней все земли на сто лиг к югу и западу от Азорских островов оказывались под испанским суверенитетом (неудивительно, что подобное решение впоследствии вызвало ожесточенные споры между сторонами). В следующем году в городе Тордесильяс Испания и Португалия заключили договор. Этот договор и папская булла разделили мир между Востоком и Западом: Запад достался Испании, Восток – Португалии. (Бразилия находилась восточнее линии раздела.) В булле папа восхвалял Фердинанда и Изабеллу за «освобождение королевства Гранады из сарацинской неволи, свершенное во славу имени Божьего», и поддерживал их стремление к «открытию неких островов и материков, далеких и неведомых». Папа продолжал:

«Повелеваем Вам по долгу послушания – и это Вами обещано, – и мы не сомневаемся, что Вы совершите нижеуказанное, ибо тому порукой Ваша набожность и великодушие, – отправить на упомянутые острова и материки людей добрых, богобоязненных, сведущих, ученых и опытных, дабы они наставляли упомянутых обитателей и жителей в католической вере и обучали их добрым обычаям, прилагая при этом все необходимое для подобного дела усердие».

Однако не это было главной целью буллы. Документ был призван разделить территории между Испанией и Португалией[128]128
  For translations see Italian Reports 2001, 31–37.


[Закрыть].

На фресках в апартаментах Борджиа появилось первое в Европе изображение коренных американцев. Фрески были написаны в 1494 году, но обнаружены лишь во время реставрации 2013 года. На них очень детально изображены обнаженные танцующие мужчины в головных уборах из перьев, а за ними человек на лошади. Фрески в точности соответствуют описанию неведомых народов, данному Колумбом[129]129
  https://www.washingtonpost.com/local/vatican-first-known-depiction-of-native-americansmay-be-in-1494-painting/2013/05/10/1157f4ae-b8f2–11e2-aa9e-a02b765ff0ea_story.html?noredirect=on&utm_term=.b8ec62e75989. Контекст изображения туземцев в обнаженном виде см. Burke 2018, 34–38 и Burke 2013.


[Закрыть]. Сегодня серию фресок можно увидеть в музеях Ватикана. Из них мы очень многое узнаем о папстве Александра. Как многие правители того времени, Александр был покровителем искусств. Любимого его художника, Пинтуриккьо (Бернардино ди Бетто), историки искусств долго недооценивали, поддавшись влиянию Джорджо Вазари, который критиковал его приемы и понимание перспективы. Вазари писал, что Пинтуриккьо «приобрел гораздо большую известность, чем его произведения это заслуживали»[130]130
  Vasari 1991, 250. О Пинтуриккьо и этом цикле фресок см. Mancini; La Malfa, 113–141; Buranelli.


[Закрыть]. Оценка Вазари продолжала влиять на суждения искусствоведов вплоть до недавнего времени, несмотря на то что современники художника очень высоко ценили его работы. Как и сами Борджиа, Пинтуриккьо заслужил определенной реабилитации. Вместе с Андреа Мантеньей он расписывал казино («маленький домик») Бельведер в садах Ватикана. Потолки он расписал в стиле Древнего Рима. Пинтуриккьо написал ложные «мраморные» колонны и другие фрески в стиле тромплей – в том числе клетку с попугаем, висящую на стене казино. В росписях апартаментов Борджиа он тоже использовал прием тромплей – он написал на стенах шкафы, модный мотив, использованный гораздо ранее в студиоло герцогского дворца в Урбино.

Схемы, использованные Пинтуриккьо для оформления шести залов и двух малых комнат, дают представление о сочетании христианских и языческих тем в искусстве того времени. Залы рассказывают историю спасения, начиная с сивилл (пророчиц) и пророков Ветхого Завета. Вплоть до финальной сцены искупления Христа на фресках встречаются изображения планет и знаков зодиака. Зал святых соседствует с Залом сивилл. Идею Зала сивилл Пинтуриккьо почерпнул из доминиканского трактата 1481 года, в котором пророчества сивилл связывались с первым годами жизни Христа.

Сивиллы не раз соседствовали с персонажами христианских источников. В начале XIV века Джованни Пизано сделал кафедру собора в Пизе, и кафедру эту изображают сивиллы и символы гуманитарных наук. Мотив сивилл и пророков в росписи потолков Сикстинской капеллы использовал Микеланджело, а Филиппино Липпи изобразил их на своде капеллы Карафа в римской церкви Санта-Мария сопра Минерва. В 1485 году те же мотивы в капелле Сассетти в церкви Санта-Тринита во Флоренции использовал Доменико Гирландайо. Двумя годами позже собственный вариант предложил гильдии менял Перуджи художник Перуджино (Пьетро Ваннуччи). Росписи были созданы по проекту гуманиста Франческо Матуранцио, который преподавал в университетах Виченцы и Венеции, а потом вернулся на гражданскую службу в Перуджу. На фреске Перуджино изображены Луна, Меркурий, Марс, Сатурн, Юпитер и Венера. Темой фрески стало совершенство человека на земле, достигаемое согласием античных добродетелей и христианского откровения.

В росписях Пинтуриккьо в апартаментах Борджиа мы видим также сохранившиеся памятники Древнего Рима. На фреске со святой Екатериной можно увидеть арку Контантина, а на фреске с мученичеством святого Себастьяна – Колизей[131]131
  La Malfa, 127, 131.


[Закрыть]. В оформлении Зала таинств веры использованы геральдические символы Борджиа – золотые быки, двойная корона Арагона и полдюжины языков пламени на ультрамариновом фоне[132]132
  Buranelli, 71–72.


[Закрыть].

Впрочем, и современные темы не были чужды художнику. На фресках Пинтуриккьо изображены интеллектуалы того времени, в том числе Джованни Понтано (бывший первый министр Неаполя) и философ Пико делла Мирандола. Повсюду мы находим намеки на конфликт с Османской империей. Фрески так понравились папе, что он подарил Пинтуриккьо два участка земли и заказал оформление башни и лоджии в замке Святого Ангела[133]133
  La Malfa, 122–123.


[Закрыть]. Там художник написал сцены встречи Александра VI с Карлом VIII (эта фреска не сохранилась) – по-видимому в том же стиле, что и фрески для библиотеки Пикколомини в Сиене, над которыми он работал позже. Сиенские фрески прославляли дипломатические успехи папы Пия II[134]134
  La Malfa, 123.


[Закрыть]. Значимость этих фресок для культуры того времени заключается в сочетании двойственного наследия христианской Европы и языческого мира с современными мотивами превосходства христиан над свирепыми захватчиками турками, с одной стороны, и обнаженными, веселыми народами Нового Света, с другой.

Если говорить о вопросах религии, то главной проблемой Александра VI стала Флоренция. Десятью годами раньше во Флоренцию пришел харизматичный проповедник Джироламо Савонарола. Савонарола родился в Ферраре в 1452 году. Семья его была вполне состоятельной – дед проповедника был доктором. Савонарола учился в университете, начал изучать медицину, но уже в двадцать лет ушел в доминиканский монастырь в Болонье[135]135
  О Савонароле см. Dall’Aglio 2010; Weinstein; Martines.


[Закрыть]. В письме к отцу он объяснял причины, побудившие его уйти из родного дома. Он не мог более выносить «страшного ничтожества света и испорченности людей: разврата, нарушения святости брака, обмана, высокомерия, нечестия, проклятий и кощунств всех родов». Беззаконие, творившееся в Италии, стало для него невыносимым, и он решил бежать от мира. Каждый день он молился, чтобы Христос «избавил его от этой грязи». Из родного дома Савонарола бежал тайно, решив посвятить себя религии. В конце он выражал надежду, что отец перестанет горевать и утешит мать[136]136
  Savonarola 2003, 35–37.


[Закрыть].

Тревоги Савонаролы о состоянии Церкви выплеснулись в его стихотворении «О падении Церкви», написанном в 1475 году. В нем он пишет, что Церковь извращена демоном, а корни ее подточены саранчой (метафора развращенных монахов)[137]137
  Savonarola 1973, 210–214.


[Закрыть]. Конечно, критика Савонаролы была очень жесткой, но антиклерикальные настроения в то время были не редки. В начале XIV века Данте написал «Божественную комедию», где многих клириков смело отправил в ад. Примерно через тридцать лет появился «Декамерон» Боккаччо, где персонажи-священнослужители нарушали все свои обеты. Антиклерикальные настроения процветали не только в литературе, но и в более популярных и более серьезных источниках. Интеллектуалы давно призывали Церковь к реформам. В то время Церковь была крупнейшим землевладельцем. Многие крестьянские семьи являлись арендаторами аббатов и епископов и тяжко страдали от ханжества своих хозяев. Когда папы в середине XV века вернулись в Рим, они дали немало обещаний обновить Церковь. Они не раз говорили, что реформы необходимы и желательны. Подобной риторикой политики пользовались в самых разных ситуациях на протяжении веков.

Из Савонаролы получился хороший монах. В 1482 году его отправили проповедовать во Флоренцию, где кипела жизнь и светская, и религиозная. Во Флоренции Савонарола поселился в доминиканском монастыре Сан-Марко. В те годы в Италии существовало несколько монашеских орденов, соперничающих между собой. Главными соперниками доминиканских братьев-проповедников были францисканцы из Ассизи, августинцы и бенедиктинцы. Доминиканцы видели свою главную роль в проповедовании. Нищенствующий орден был создан почти триста лет назад, и само его существование зависело от пожертвований сторонников и доброжелателей. Во Флоренции доминиканцы нашли состоятельных последователей, среди которых был и Лоренцо Великолепный, часто гостивший в монастыре. А его дед, Козимо Старший, финансировал восстановление обветшавшего бенедиктинского монастыря Сан-Марко и передачу его доминиканцам. Монастырь украшали странные и прекрасные фрески, написанные тридцать лет назад Фра Анжелико. Гости, поднимающиеся по лестнице, видели великолепное «Благовещение» с ангелом с поразительными крыльями, покрытыми перьями. В каждой келье были написаны сцены из жизни Христа или святого Доминика, чтобы монахи могли молиться. Фра Анжелико был человеком крайне религиозным. По словам Вазари, «святые, написанные им, имеют больше вид и подобие святых, чем у кого-либо из других художников»[138]138
  Vasari 1991, 177.


[Закрыть]. Популярность проповедей Савонаролы росла по всей Италии. Он отправился в Брешию, где в 1486 году проповедовал об Откровении от Иоанна. Мысли о грядущем Апокалипсисе стали для него наваждением. И в этом он был не одинок: многие ожидали, что 1500 год принесет неисчислимые катаклизмы. Сходные мысли посещали Колумба[139]139
  Grafton, 81.


[Закрыть]. Распространение подобных убеждений подготовило аудиторию к восприятию проповедников, которые требовали немедленных моральных реформ во имя вечного спасения души. В 1489 году Савонарола вернулся во Флоренцию и в августе следующего года стал читать в Сан-Марко проповеди на эту тему. Медичи терпели его нападки на богатых и знаменитых, пока он не упоминал имен[140]140
  Weinstein, 79–80.


[Закрыть]. Лоренцо Великолепный умер на пасхальной неделе 1492 года. Савонарола объявил это знамением. Позже он утверждал, что в Страстную пятницу ему было видение: он видел Крест гнева Господня над Римом, а потом Крест милости Господней над Иерусалимом[141]141
  Seward, 61.


[Закрыть]. (Видения креста были распространены в христианской традиции: сорок лет назад Пьеро делла Франческа завершил работу над драматичной серией фресок «История Животворящего Креста» для базилики Сан-Франческо в Ареццо. На одной из них изображено видение первого христианского императора Константина, явившееся ему в Риме перед победой над язычником Максенцием в битве у Мильвийского моста.)

Было очевидно, что смена власти после смерти Лоренцо Великолепного будет непростой. Сын Лоренцо, Пьеро, был не самым подходящим наследником. Формально республиканская система не позволяла просто полагаться на династические узы. Не пользовалась популярностью во Флоренции и жена Пьеро, неаполитанка Альфонсина, – женщина влиятельная, но чужая. А тем временем тосканские монастыри получили разрешение папы Александра на формирование независимой конгрегации в рамках доминиканского ордена. Савонарола стал генеральным викарием. Он сразу же энергично взялся за реформирование монашеской жизни, призывая к аскетизму. Его призывы увлекли молодежь Флоренции. Численность монахов Сан-Марко росла на глазах. Влияние Савонаролы не ограничивалось одной лишь Флоренцией. В 1495–1497 годах он активно переписывался с герцогом Феррары Эрколем д’Эсте, свекром Лукреции Борджиа[142]142
  Arrizabalaga et al., 39–44.


[Закрыть]. Гвиччардини называет Савонаролу человеком «великой учености»[143]143
  Guicciardini 1969, 83.


[Закрыть]. В своих проповедях Савонарола бичевал пороки флорентийцев, клеймил языческие (то есть античные) книги и искусство, осуждал сексуальную развращенность – и тираническое правление Медичи. В том же году ему было другое видение: на сей раз ему явился Меч Божий, о чем он говорил в проповеди Адвента[144]144
  Seward, 66–67. Weinstein, 95.


[Закрыть].