Текст книги "Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения"

Глава III. 1494: французское вторжение

В 1494 году Леонардо да Винчи работал в Милане при дворе правителя города Лодовико Сфорца. Среди множества заказов у него был и заказ на конную статую отца Лодовико, первого правителя Милана Франческо Сфорца. Колоссальные размеры статуи делали эту задачу трудновыполнимой. В записках Леонардо сохранились планы решения проблем первой отливки из бронзы, а затем высвобождения фигуры из формы. В 1493 году он завершил модель скульптуры к свадебным торжествам племянницы Лодовико, Бьянки Марии Сфорца, и императора Священной Римской империи Максимилиана. Но сомнения в возможности изготовления такой бронзовой фигуры оставались – и даже в том, действительно ли Леонардо намеревался выполнить работу. Леонардо поселился в Милане в 1482 году – прибыл сюда на мирные переговоры из Флоренции. Сфорца сразу оценил гений этого человека и мгновенно переманил его. В то время Леонардо было тридцать лет, и уже десять лет он был мастером гильдии святого Луки (гильдия художников и врачей). «Небесным произволением на человеческие существа воочию проливаются величайшие дары, – писал Джорджо Вазари, – зачастую естественным порядком, а порой и сверхъестественным; тогда в одном существе дивно соединяются красота, изящество и дарование»[76]76
  Brugnoli; Vasari 1912–1914, https://ebooks.adelaide.edu.au/v/vasari/giorgio/lives/part3.1.html.


[Закрыть]. Труд Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» стал основополагающим трудом истории западного искусства. Вазари исследовал жизненный путь Леонардо да Винчи гораздо позже. Его преклонение перед сверхчеловеческим гением Леонардо просто поразительно.

Леонардо родился за сорок лет до этого, в 1452 году, в маленьком городке Винчи на флорентийской территории. Он был внебрачным сыном нотариуса, сера Пьеро, и юной сироты, Катерины ди Мео Липпи[77]77
  Подробное обсуждение документов см. Kemp and Pallanti, esp. Ch. 2. Слухи о том, что Катерина была рабыней, кажутся маловероятными.


[Закрыть]. В возрасте четырнадцати лет он стал учеником знаменитого флорентийского художника Андреа дель Верроккьо (у него же учились Гирландайо, Перуджино и Боттичелли). В 1472 году Леонардо стал мастером гильдии. Вместе с учителем он работал над прекрасным «Благовещением». Но в конце 1470-х годов у него возникли личные и политические проблемы. В 1476 году его и трех других обвинили в содомии, но хода делу не дали, и тот случай не повредил его карьере. Достоверной информации о сексуальных отношениях Леонардо не сохранилось – тот случай явно научил его осторожности и разборчивости. (В таких обвинениях не было ничего необычного: полицейские документы показывают, что большинство мужчин во Флоренции в конце XV века хотя бы раз имели сексуальные отношения с другими мужчинами[78]78
  Rocke, 5.


[Закрыть].)Политические проблемы у Леонардо возникли в сложный момент после заговора Пацци 1478 года: в декабре Леонардо сделал набросок повешенного заговорщика Бернардо ди Бандино Барончелли[79]79
  Эскиз ныне хранится в музее Бонне в Байонне.


[Закрыть]. Как бы то ни было, переезд в Милан был весьма соблазнителен. Многие самые знаменитые работы Леонардо были написаны именно в Милане, в том числе «Мадонна в скалах» и фреска «Тайная вечеря» для трапезной доминиканского монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. Леонардо был не только художником: он разрабатывал архитектурные планы Миланского собора, устраивал спектакли и развлечения для празднеств Лодовико и учился у географа Паоло Тосканелли, картами которого пользовался сам Колумб[80]80
  Strathern, 17–18.


[Закрыть]. Назначению в Милан предшествовало «рекламное» письмо, в котором Леонардо по пунктам перечислял «секреты», которыми он мог бы поделиться с герцогом и которые заметно превосходили «творения рук тех несносных выскочек, которые воображают себя подлинными мастерами и изобретателями орудий войны». В письме он описывал планы мостов, осад, обстрелов, артиллерийских орудий, тайных ходов, крытых железом повозок (почти танков!), пушек, мортир и легких орудий, катапульт и «прочих замечательно эффективных приспособлений». Только в последнем пункте он добавлял, что в мирное время «не хуже любого другого способен полностью удовлетворить любые Ваши запросы в том, что касается архитектуры и строительства зданий… и в устройстве водопроводов», а также занимается скульптурой и живописью. Кроме того, Леонардо писал, что готов взяться за работы по отливке бронзовой лошади[81]81
  Leonardo 2008, 276–277.


[Закрыть]. Сделать конный памятник ему так и не удалось, потому что после начала войны бронзу, предназначавшуюся для памятника, Лодовико отправил своему тестю, герцогу Феррары Эрколе д’Эсте, для отливки пушек. Мы с вами еще будем говорить о военных экспериментах герцогов Эсте.

У Леонардо были веские основания подчеркивать свои военные навыки. Как и многие конфликты, Итальянские войны 1494–1559 годов начались с мелких разногласий. В первой главе мы говорили о том, как в 1442 году правители Милана и Неаполя объединились, чтобы противостоять французскому вторжению в Италию – Анжуйский дом давно претендовал на Неаполитанское королевство. Следующие пятьдесят лет выдались для Милана нелегкими. Милан был самым северным из великих итальянских городов и, как многие из них, некогда был центром Римской империи. С конца XII века Милан стал герцогством. Когда же в 1447 году умер последний герцог из династии Висконти, Филиппо Мария, город остался без правителя, и ремесленники и купцы пользовались значительным политическим влиянием в Амброзианской республике (название происходит от покровителя Милана, святого Амвросия, который, согласно легенде, был избран епископом гласом народа). Впрочем, республика просуществовала недолго. Через три года герцогом себя провозгласил Франческо Сфорца, муж внебрачной дочери Филиппо Марии, Бьянки Марии. Несмотря на стремления граждан к большей свободе, а правителей – к жесткому контролю, подобные события в XV–XVI веках происходили в Италии нередко. Папы всячески старались избавиться от угрозы, которую представляли для их власти свободолюбивые советы Флоренции и Сиены.

После смерти Франческо семейству Сфорца стало трудно сохранять контроль над городом. Легендарная жестокость второго герцога, Галеаццо Марии, который унаследовал власть в 1466 году, вошла в историю. Через десять лет он был убит, и герцогом стал его сын, семилетний Джан Галеаццо. В ходе борьбы за власть дяде Джан Галеаццо, Лодовико Сфорца, удалось сместить с поста регента его мать, Бону Савойскую. Но по мере взросления мальчика влияние Лодовико стало ослабевать. В 1489 году девятнадцатилетний Джан Галеаццо женился на своей кузине, Изабелле Неаполитанской, внучке короля Фердинанда, «очень отважной» юной девушке (по крайней мере, по словам Коммина). Мужа же ее везде называли «слабым принцем». Несмотря на все недостатки Джана Галеаццо, этот союз обеспечил ему поддержку Неаполя и укрепил его власть к вящему разочарованию дяди. Лодовико обратился за поддержкой к французам. Он отправил в Париж посольство, чтобы убедить Карла VIII предъявить давние претензии Неаполю и выступить против новых родственников Джана Галеаццо[82]82
  Commynes 1906, vol. 2, 104, 108.


[Закрыть]. Подобное властолюбие регентов – не редкость. И не впервые крупная держава пользовалась разногласиями внутри правящей семьи. Ситуация еще более осложнялась конфликтом между Фердинандом и папой Иннокентием. Конфликт этот достиг такой силы, что в 1489 году Иннокентий даже сместил Фердинанда с неаполитанского престола в пользу французского короля Карла VIII. Кроме того, Милан и Франция вели переговоры относительно судьбы Генуи[83]83
  Mallett and Shaw, 10–11.


[Закрыть].

Итальянские территории, и Неаполь в частности, давно привлекали французов. Италия была настоящей житницей Европы. Ее портовые города были крупными торговыми центрами – в них пересекались средиземноморские торговые пути, идущие на юг и восток. В XV веке Неаполь значительно вырос, тогда как более мелкие итальянские города медленно уменьшались[84]84
  Epstein 2007, 24–25.


[Закрыть]. Население Неаполя превысило 150 тысяч человек, это был крупнейший город на Апеннинском полуострове[85]85
  Black 2000, 219.


[Закрыть]. Не менее важными причинами для войны стала королевская гордыня и рыцарские устремления, но все же основными мотивами территориальных захватов оставались финансовые соображений.

Впрочем, европейским монархам никогда не составляло труда найти поводы для войн и захватов.

В 1491 году, когда Лодовико Сфорца вел переговоры с французами, Иннокентий VIII задумал разрешить свои разногласия с Фердинандом, и король Неаполя наконец-то получил папское признание. В 1492 году умер Лоренцо Медичи, что еще более осложнило ситуацию. Сын Лоренцо, Пьеро, подтвердил, что семейство Медичи (и, следовательно, Флоренция) сохранит дружбу с Неаполем, и это еще более усугубило изоляцию Лодовико в Милане. Избрание папой римским Родриго Борджиа должно было убедить миланцев в сохранении политического равновесия (главным союзником Борджиа на конклаве был брат Лодовико, кардинал Асканио Сфорца). Однако новый папа быстро рассорился с неаполитанцами после попытки Фердинанда укрепить свое влияние в Папской области. Александр VI решил поддержать претензии французов и буквально пригласил захватчиков на свою территорию. Короче говоря, в 90-е годы XV века не было какого-то определенного политического фактора, который привел к событиям года 1494. Смерть Лоренцо Медичи слегка изменила политическую конфигурацию, но это была лишь часть значительных перемен в хрупком балансе сил итальянских государств. Достаточно было легкого толчка, чтобы полуостров скатился к войне. Кстати, события 1492 года тоже сыграли свою роль, хотя в тот момент этого никто не сознавал. Богатства Нового Света, полученные Европой после путешествия Колумба, сыграли колоссальную роль в финансировании дальнейших войн.

Такой была Италия. Но что мы знаем о захватчиках? Гвиччардини, вполне ожидаемо, дает французскому королю Карлу VIII весьма суровую характеристику: королю недоставало образования, он «не умел сохранять… своего величия и авторитета» среди придворных, он был слишком импульсивен, «щедр, но легкомыслен, не знал меры и различий». «Если какие-то его качества и заслуживали похвалы, при ближайшем рассмотрении они побуждали его скорее к дурному, чем хорошему»[86]86
  Guicciardini 1763, vol. 1, 141–142.


[Закрыть]. К началу первой кампании во Франции Карлу исполнилось двадцать четыре года. На трон он взошел в возрасте тринадцати лет. До 1491 года регентами были его старшая сестра и ее муж (хотя и неофициально). Ему удалось противостоять попытке кузена, Людовика Орлеанского, сместить его с престола. Как мы говорили во второй главе, отец Карла, Людовик XI, начал процесс собирания французских земель с захвата Бургундии. При Карле этот процесс продолжился – его армии вторглись в Бретань, а затем он женился на Анне Бретонской, окончательно закрепив французское владычество над этими землями. Но брак оказал Карлу плохую услугу – испортил его отношения с Габсбургами, правившими Священной Римской империей: Анна должна была выйти замуж за императора Максимилиана, а Карл ради брака с ней отказался от руки дочери Максимилиана, Маргариты. С другой стороны, Франция стала стабильной монархией, о которой мог только мечтать любой король. Экономика страны развивалась вполне гармонично, а улучшение доступа к средиземноморским портам должно было еще более ее укрепить. Карл был единственным монархом Западной Европы, обеспечившим себе такую стабильность. В Англии не прошло еще и десяти лет со времени сражения на Босвортском поле, и Генрих VII все еще занимался упрочением собственной власти и власти своих потомков. В Испании Фердинанд и Изабелла завершили Реконкисту покорением Гранады, но теперь им предстояло собирать испанские земли. В начале 1494 года умер король Неаполя Фердинанд, и его сыну Альфонсо пришлось иметь дело с непокорными баронами. Короче говоря, время для вторжения Карла VIII было очень подходящим. Помимо приглашения Лодовико Сфорца, у короля были и собственные планы на Неаполитанское королевство, и он собирался их осуществить.

Это был очень важный момент для европейских королей. Хотя королевские дворы уже неплохо устоялись, перестав быть группами военных сподвижников (для придворных уже строились новые дворцы), короли все еще считали вопросом рыцарской чести вести войны лично и лично захватывать территории соперников. Английский король Ричард III погиб на поле боя всего за девять лет до вторжения Карла в Италию. Король Фердинанд Арагонский лично возглавлял свою армию. Война была доказательством мужественности, но одновременно и долгом. Если позже монархи со спокойной душой поручали завоевания другим, в тот период от королей ожидали личного участия и владения боевыми искусствами, что доказывалось на турнирах или на охоте. Монарх должен был демонстрировать свою готовность к ведению войны. Карл всегда отличался слабым здоровьем, и у него были веские основания настаивать на участии в военных действиях. Некоторые стороны жизни на рубеже XV–XVI веков могут показаться новыми и даже «современными» (например, книгопечатание и использование пороха), но если говорить о роли короля в жизни страны, то здесь господствовали старинные обычаи и идеалы. Королевская честь втянула Карла и его преемников, а также их царственных соперников в конфликт, который продлился гораздо дольше, чем кто-то мог предполагать в 1494 году.

Итак, Карл собрал свои войска (численность французской армии превышала двадцать тысяч человек) у подножия Альп. У придворных его планы вызывали серьезные сомнения. Коммин пишет:

«По этому поводу были сильные споры – идти в поход или нет, ибо всем мудрым и опытным людям предприятие казалось весьма безрассудным, и благонадежным его находили только король да еще некий… худородный и ни в чем не разбиравшийся человек»[87]87
  Commynes 1906, vol. 2, 93.


[Закрыть].

Несмотря на относительную стабильность королевства, Карл испытывал недостаток в деньгах и припасах. А его противник Альфонсо II, освободитель Отранто и новый король Неаполя, несмотря на проблемы с местными баронами, был весьма состоятелен. И все же Карла посещали религиозные видения, сулившие победу. Венецианский врач Алессандро Бенедетти, написавший дневник о первой Итальянской войне, сомневался в искренности Карла, который заявлял, что ведет крестовый поход против турок, и писал, что французского короля «одолевала страстная жажда власти»[88]88
  Benedetti, 61.


[Закрыть]. Любая кампания по захвату Неаполя неизбежно потребовала бы значительных затрат – финансовых и человеческих. Но Карла было не остановить. 2 сентября его войска вошли на территорию Италии. У армий захватчиков были два главных пути по суше – две древние римские дороги были хорошо известны путешественникам и курьерам. По этим дорогам паломники шли из Северной Европы в Рим. Одна пересекала Альпы близ Сузы (ныне здесь проходит западная граница Италии и Франции), затем спускалась к Турину, оттуда к Милану, потом по плоской долине реки По к Болонье, круто поднималась вверх на Апеннины и уходила к Флоренции, а после довольно ровно вела к Риму. Другой дорогой шли германские солдаты. Они спускались из Баварии через Инсбрук и Бреннерский перевал (ныне северная граница Италии с Австрией), проходили через епископский город Брессанона (Бриксен) к Больцано и Тренту (позже этот город вошел в историю проходившим здесь церковным Собором), а оттуда через Верону, Мантую и Модену, расположенную чуть в стороне от Болоньи. Обеспечить армии всем необходимым на этих дорогах было сложно. Французам пришлось переправлять пушки через Альпы, и решить эту задачу удалось лишь с помощью швейцарцев, которые перетаскивали пушки на руках по тропам, где не могли пройти мулы[89]89
  Commynes 1906, vol. 2, 199.


[Закрыть].

Продвижение армий Карла по полуострову оказалось на удивление спокойным и успешным, хотя его наемников – швейцарцев, шотландцев и германцев – обвиняли в «великой жестокости» при разграблении городов и деревень. Своим успехом на ранних этапах Итальянских войн французы были обязаны великолепной артиллерии. Со времен побед над англичанами в войнах середины XV века французы заметно усовершенствовали свою артиллерию, перейдя с железа на бронзу, что позволяло делать более легкие и маневренные пушки. В сочетании с усовершенствованными повозками, натренированными лошадьми и опытными стрелками французские пушки становились непобедимыми[90]90
  Guilmartin 1995, 306–307.


[Закрыть]. Лишь после очередного витка гонки вооружений появились оборонительные сооружения, способные противостоять этим великим пушкам.

Французам были рады не везде. Политика итальянских государств была сложной: тосканские территории с радостью избавились от своих прежних хозяев. Во Флоренции противники правящей семьи Медичи (и среди них Никколо Макиавелли) воспользовались возможностью изгнать бывших олигархов. После переговоров с Карлом сын Лоренцо Великолепного, Пьеро Медичи, получил прозвище «Невезучий». Он пытался заключить с королем соглашение, но оказался настолько непопулярным, что ему пришлось бежать из города, спасая собственную жизнь. 17 ноября 1494 года Карл торжественно вошел в город как покоритель Флоренции. Сознавая, что ему нужна поддержка Флоренции в кампании против Неаполя, Карл заключил сделку с новыми правителями города, и это позволило ему захватить ряд флорентийских крепостей (в том числе Пизу), пообещав вернуть их после неаполитанской экспедиции. Флорентийцы заплатили Карлу 120 тысяч флоринов и договорились, что его представители в городе будут присутствовать на любых переговорах во Франции или Неаполе. Карла устраивало не все: он попытался вернуть Медичи, но надавил слишком сильно, и флорентийцы отказались. Соглашение было заключено в конце ноября, и Карл двинулся дальше на юг через Сиену в Рим. Армия опередила его, пройдя традиционным триумфальным путем с севера через Монте-Марио и спустилась с холма близ церкви Сан-Ладзаро на поля вокруг замка Сант-Анджело. 31 декабря король торжественно вошел в Рим, где его приветствовали знатные люди города и кардиналы. За этим последовали официальные визиты священнослужителей и почетных граждан, а рядовые римляне страдали от вандализма и жестокости французских солдат, изнывавших от безделья. Пятеро особо провинившихся солдат были повешены в наставление другим. 16 января 1495 года король присутствовал на папской мессе и осмотрел новые апартаменты папы Александра XI, «самое великолепное жилище, имевшее все, чего никогда раньше не видели ни в одном дворце или замке»[91]91
  Delaborde, 519, cited in Mancini, 128.


[Закрыть].

А тем временем велись активные дипломатические переговоры. Папа согласился пропустить французов к Неаполю и передать Карлу своего давнего заложника, брата османского султана Баязида II, принца Джема. Джем был человеком «огромной смелости и живого ума»[92]92
  Benedetti, 71.


[Закрыть], потенциальным претендентом на османский трон. Для папы (а также для Венгрии и других христианских государств) он был выгодным заложником. В любой момент можно было пригрозить султану поддержкой претензий Джема на престол. Джем и Баязид были сыновьями покорителя Константинополя Мехмеда II. После смерти отца в 1481 году между братьями вспыхнула ожесточенная борьба – к этому времени Османская империя являла собой завидную добычу. Мехмед не назначил наследника. Неудивительно, что 21-летний Джем, правитель города Караман в центральной Анатолии, рассчитывал получить всю империю. Он заручился поддержкой великого визиря, но у старшего брата, Баязида, были другие соображения и (что более важно) собственные сторонники среди влиятельных чиновников Стамбула, а также поддержка янычар, элитной гвардии султана. После кровавого бунта, во время которого великого визиря попросту растерзали, Баязид вошел в город и 21 мая 1481 года объявил себя султаном. Джем предлагал разделить империю, но Баязид отказался. После непродолжительной войны Джем бежал в соседний Мамлюкский султанат, где его приняли в Каире. Он совершил паломничество в Мекку, безуспешно пытался вторгнуться в Анатолию, а затем отправился на Родос под защиту рыцарей-иоаннитов. Этот орден крестоносцев принимал паломников, направлявшихся в Иерусалим. Рыцари же взяли его в плен, заключили мирный договор с Баязидом и со свойственным им прагматизмом договорились с султаном о ежегодной выплате 45 тысяч дукатов за то, что Джем останется заложником. Позже Джема перевозили в разные города Франции и Савойи. Он стал разменной монетой европейских дипломатических переговоров с османами. В 1489 году Джем оказался в руках папы Иннокентия VIII. Папа с удовольствием получал выплаты от султана. Кроме того, султан прислал ему священную реликвию – Святое копье. Реликвии были очень востребованы в итальянских церквях, поскольку привлекали паломников[93]93
  Setton, vol. 2, 384, 425.


[Закрыть].

Через шесть лет, когда в январе 1495 года французская армия покидала Рим, папа Александр VI передал Джема французам. Через месяц османский принц умер. Сразу же пошли обычные слухи об отравлении (они всегда появлялись после безвременной смерти известных людей того времени), но, похоже, все дело было в пневмонии: в качестве заложника Джем был куда полезнее живым, чем мертвым. Баязид попросил вернуть тело Джема для погребения по исламскому обычаю (Джем сам выражал желание умереть на родине). Это не помешало христианским державам попытаться вытянуть из Османской империи дополнительные деньги за возвращение тела. Тело Джема ожидало погребения целых четыре года.

А тем временем в Неаполе король Альфонсо не оправдал ожиданий. Он оказался настолько непопулярным, что через год после восшествия на престол отрекся от власти в пользу своего сына Феррандино, а тот пообещал баронам реформы. Гвиччардини писал, что Альфонсо решил отречься, после того как придворному врачу явился призрак его отца и повелел передать королю, что потомство его обречено сначала потерять королевство, а затем и жизнь. Альфонсо и без того терзали призраки убитых по его приказу баронов. Он погрузил золото на корабли и отплыл на Сицилию, где и умер в 1495 году[94]94
  Guicciardini 1969, 71.


[Закрыть]. Поэтому армиям Карла пришлось противостоять 25-летнему Фердинанду II, который к тому времени провел на престоле всего месяц. Неудивительно, что все сложилось неудачно. Вдохновить граждан Фердинанду не удалось. Те не желали воевать с французами. Поначалу Фердинанд скрылся в приморских крепостях Кастель-Нуово и Кастель-дель-Ово, а затем переправился на острова Прочида и Искья. Его войска продолжали удерживать крепости. Они подожгли корабли в заливе, чтобы французы их не захватили (уничтожили они и городской арсенал). Сдержать армию Карла им не удалось, но сражения оказались такими ожесточенными, что запланированный торжественный вход Карла в город пришлось отменить, отдав предпочтение более скромной церемонии. Король вошел в город словно после дня, проведенного на охоте, а не как могучий завоеватель, одержавший победу[95]95
  Mallett and Shaw, 26. On Ferrandino and Alfonso see Benedetti, 71.


[Закрыть].

На десять лет предвосхитив замечание Макиавелли, что крепости не спасут правителя, которого ненавидят его подданные, маркиза Мантуи и внучка короля Фердинанда, Изабелла д’Эсте, писала мужу: «Всем правителям стоит ценить сердца подданных превыше крепостей, сокровищ и солдат, потому что недовольство подданных во время войны опаснее врага в поле»[96]96
  Luzio and Renier, 622–623; translation from Mallett and Shaw, 26.


[Закрыть]. Впрочем, Карл VIII обращался с подданными ничуть не лучше, чем Фердинанд II, и покорить себе завоеванное королевство ему тоже не удавалось.

А тем временем другие итальянские государства сплотились против него, и Карл двинулся на север. Он решил нанести ответный удар из родной Франции, а Неаполь оставил в руках вице-короля. Карл надеялся убедить папу Александра VI официально передать королевство в его руки, но папа решительно воспротивился. Он отказался встретиться с Карлом и уехал из Рима в Орвието. Этот город располагался на высоком холме, который было легко оборонять. Папа с комфортом расположился в удобном епископском дворце и чувствовал себя в полной безопасности. Но король Карл преследовал папу, и тому приходилось переезжать из города в город. Французы осадили город Тосканелла близ Болоньи, и там погибли восемьсот человек, от чего «вся Италия содрогнулась от такой жестокости»[97]97
  Guicciardini 1969, 92–93; Sanuto 1738, col. 20.


[Закрыть]. Теперь уже не только папа, но и правители всех итальянских государств поняли, что Лодовико Сфорца открыл ящик Пандоры. Даже сам Лодовико сожалел о своем шаге. (После смерти в октябре 1494 года Джан Галеаццо Лодовико стал реальным правителем Милана. Гвиччардини упоминал о слухах, что Джан Галеаццо умер из-за «половой невоздержности», хотя более вероятно, что он был отравлен[98]98
  Guicciardini 1969, 54.


[Закрыть].) 31 марта 1495 года была сформирована Священная лига или Лига Венеции, которая объединила крупные северные государства (Милан, Венецию, Флоренцию, Мантую) для борьбы с французами. Кроме Неаполя, Лигу поддержали Испания и Священная Римская империя. В июле 1495 года близ города Форново (примерно в двадцати милях к юго-западу от Пармы и в шестидесяти милях к западу от Болоньи) противники сошлись в решающем сражении. Так произошла первая крупная битва Итальянских войн.

Армию Лиги возглавлял муж Изабеллы, Франческо Гонзага, маркиз Мантуанский. Его армия, состоявшая преимущественно из венецианцев, почти вдвое превосходила армию французов. Венецианцы надеялись, что сражения удастся избежать. Но уже в начале месяца начались стычки. Когда французы приблизились к венецианскому лагерю, вперед были высланы стратиоты (наемные кавалеристы с Балкан). Их неожиданная атака оказалась успешной. Венецианский хронист Бенедетти так описывал из возвращение в лагерь: «возбужденные первой стычкой, [они] воздели головы врагов на свои легкие копья […] и их приветствовали с большим восторгом»[99]99
  Benedetti, 89.


[Закрыть]. Француз Коммин полагал, что «они сделали это специально, чтобы устрашить нас, и им это удалось», хотя в то же время он с гордостью писал, что французская артиллерия произвела на противника то же впечатление[100]100
  Commynes, vol. 2, 201.


[Закрыть]. Сама битва происходила на болотистом берегу, из-за чего в войсках царила сумятица и неразбериха. Солдаты «завязли в болоте и погибали там». Из-за сильного дождя использование артиллерии оказалось неэффективным[101]101
  Benedetti, 99, 101.


[Закрыть]. Словом, битва не стала триумфом ни для одной из сторон.

Карл отступил. Французы потеряли практически все трофеи, полученные во время кампании, и солдаты поделили между собой золото, серебро, драгоценности и ткани, не говоря уже (по словам Бенедетти) о «книге, в которой были нарисованы королевские любовницы в обнаженном виде». Карл возил эту книгу с собой как напоминание о сексуальных победах во время кампании[102]102
  Benedetti, 107.


[Закрыть]. Санудо довольно грубо пишет о поведении Карла, называя короля «одним из самых развращенных мужчин Франции». Карл использовал власть, чтобы склонить к сексу девственниц и замужних женщин[103]103
  Sanuto 1738, col. 31.


[Закрыть]. Все это было плохим утешением для короля, войска которого возвращались во Францию. В дневнике Бенедетти между непристойными историями мы находим яркое описание поля боя после разграбления мародерами. На мертвых он «не видел крови, ибо дождь омыл их зияющие раны»[104]104
  Benedetti, 105.


[Закрыть]. Он видел раненых, лишенных одежды. Они «лежали нагими среди трупов. Кто-то умолял о помощи, кто-то был на грани смерти […] измученный голодом и потерей крови, страдающий от солнечного жара и жажды». Бенедетти и другие венецианские врачи лечили и французов тоже. Противник имел жалкий вид, раненые «были покрыты грязью и кровью и походили на рабов». Больше всего погибло от ранений в шею или голову, чем от артиллерийских ударов[105]105
  Benedetti, 109.


[Закрыть]. Обе стороны объявили себя победителями, но в долгосрочной перспективе победа осталась за итальянцами, которым удалось предотвратить новое наступление французов. Историк и советник пап Медичи Паоло Джовио отлично знал, кто виновен в «скорби и несчастьях»: Лодовико Сфорца, который «не стерпел чудовищного высокомерия короля Альфонсо», и «венецианцы, более честолюбивые, чем это подобает свободным людям; а также папа Александр VI, худший из людей»[106]106
  Giovio 2013, 55.


[Закрыть].

Если говорить о гражданских, то влияние войны на них было различно. Поэт Маттео Мария Боярдо, который в 1494 году работал над грандиозным рыцарским романом «Влюбленный Роланд», почувствовал, что невозможно писать о любви, когда Италия охвачена «огнем и пламенем» французского вторжения[107]107
  Martinez, 68.


[Закрыть]. Немало было и более прозаических проблем: местные жители часто схватывались с солдатами из-за припасов. Прокормить армию было нелегко. Там, где проходила армия, оставалась пустыня. Коммин жаловался, что, хотя местные жители приветствовали французов в Форново, найти хлеба было нелегко. Французам доставались лишь «маленькие черные булки, и продавали их очень дорого, а вино было на три четверти разбавлено водой». Коммина беспокоило, что «большие запасы провизии», обнаруженные в городе, могут оказаться ловушкой, чтобы отравить французов[108]108
  Commynes vol. 2, 204.


[Закрыть]. В отсутствие нормального финансирования солдатам часто позволялось (напрямую или косвенным образом) грабить захваченные города. Иногда деньги получали от городских властей, пригрозив им разграблением. Бенедетти пишет, как армия Карла прошла «через Кампанию, Апулию, Калабрию и Абруццо, грабя частные дома, оскверняя церкви и не гнушаясь насилием даже над монахинями в своей неутолимой похоти»[109]109
  Benedetti, p. 75.


[Закрыть].

90-е годы XV века принесли в Италию еще одну неприятность. Итальянцы назвали это «французской болезнью». Чаще всего считается, что это был сифилис, хотя в то время такого названия еще не существовало. Впрочем, точно определить пятисотлетние патогены и их происхождение – задача почти неразрешимая. (В те времена считалось, что болезнь пришла из Франции, но говорили также и об Эфиопии или Индии, а в более современных источниках можно найти намеки на американское происхождение.) А вот в отношении симптомов авторы сходятся, хотя и не полностью: лихорадка и боль в конечностях, затем гниющая плоть – но в то же время существовала и возможность ремиссии. Какова бы ни была причина, но французское вторжение 1494 года стало фоном для развития эпидемии. Ситуацию усугубила вечные проблемы плохих урожаев. Население росло, зима 1495–1496 годов выдалась суровой, и прокормить еще и многотысячную армию было просто невозможно. Флорентийский врач Антонио Бенивьени в 1528 году издал свой трактат об эпидемии. Он замечал:

«В 1496 году почти вся Италия была поражена таким тяжелым и всеобщим голодом, что повсюду люди умирали прямо на улицах и площадях, а другие становились жертвами разных болезней из-за дурной и нездоровой пищи. […] Видели мы также и женщин, которые умерли вместе с зараженными детьми, которых они кормили грудью»[110]110
  Benivieni, fol. 12v. (Translation from Arrizabalaga et al., 20–21.)


[Закрыть].

Среди первых известных жертв новой болезни был Бернард Стюарт (ок. 1447–1508), генерал-лейтенант французской армии. Его болезнь описали свидетели, которые вместе с ним отступали из Калабрии в конце 1496 года. В следующем году стало известно, что «французскую болезнь» подцепил Альфонсо д’Эсте, старший сын герцога Феррары. Говорили, что той же болезнью страдал его брат, кардинал Ипполито д’Эсте, а также кардиналы Асканио Сфорца, Чезаре Борджиа и Джулиано делла Ровере (будущий папа Юлий II). Конечно, судьбу заболевших в значительной степени определял социальный статус и доступ к качественной медицинской помощи. Особенно важно это было после первых лет эпидемии, когда болезнь пошла на спад. Маркиз Мантуанский Франческо Гонзага после появления первых симптомов прожил двадцать три года. В 1515 году папа Лев X восстановил больницу Сан-Джакомо для больных новой болезнью[111]111
  Arrizabalaga et al., 45–46; 113, 48, 155.


[Закрыть].