Текст книги "Тень Камбера"

Пришлось выбрать самые толстые шерстяные штаны, и не одну, а даже две толстые шерстяные туники, а также тяжелые высокие сапоги на толстой подошве, правда, казалось маловероятным, что кто-то обратит внимание на это облачение под свободным плащом на меховой подкладке. В такую погоду Келсон не стал надевать и тяжелую корону. Епископам придется довольствоваться простым золотым обручем с чеканкой на лбу короля, под отделанным мехом капюшоном.

По крайней мере, зал внутри казался достаточно сухим, хотя несколько образовавшихся луж сразу за дверью могли свидетельствовать и о проблемах с крышей, а не только о том, что вода попала сюда благодаря сильным струям, бьющим в открытую дверь. И внутри было ненамного светлее, чем снаружи, несмотря на факелы, установленные в подставках вдоль стен, и свечи на столах, за которыми сидели выделенные для ведения протокола монахи.

Внутри должно быть теплее. На полу по периметру зала было установлено шесть жаровен, а седьмая весело дымила между тронами архиепископов на возвышении. Вероятно, это были тщетные попытки избавиться от влаги и холода. Келсон решил во что бы то ни стало оказаться у одной из них.

Он отстегнул от пояса меч и вручил Дугалу, у ног которого тоже образовалась лужа. Король уже практически дошел до точки и был готов зайти в помещение, несмотря на нежелание секретаря архиепископа.

Затем он снова чихнул, несколько раз подряд, а когда его зрение прояснилось после того, как он высморкался, рядом с ним уже стоял капеллан. На лице капеллана отражалось глубокое уважение к королю и беспокойство, он посмотрел с осуждением на секретаря архиепископа.

– Отче, ты должен был позволить его величеству подождать за дверьми, а не на ветру, – сказал капеллан, полный священник средних лет, по имени отец Элрой. – Сир, примите мои извинения. Погода ужасна. Пожалуйста, проходите. Вы предпочтете сидеть или стоять, выступая перед синодом?

– Я предпочту лечь, – с мрачным видом ответил Келсон. – Хотя, как очевидно, такой выбор мне не предоставляется. Значит, я буду сидеть. В любом случае, я не знаю, что смог бы произнести лежа, когда у меня льет из носа. Простите, отче, – смягчился он, заметив, как Элрой содрогнулся, услышав его резкий ответ. – Вы не виноваты в том, что я подхватил этот отвратительный насморк и что стоит такая отвратительная погода. Как вы считаете, нам придется пережить сорок дней и сорок ночей потопа за наши грехи?

Отец Элрой позволил себе легкую улыбку, неуверенный, что ему делать: успокоиться после извинений короля, раздражаться из-за слегка непочтительной ссылки на Священное Писание или все еще обижаться.

– Ваше Величество, несомненно, помнит, что Господь поклялся никогда больше не насылать на нас такое наказание и в качестве завета подарил нам радугу, – священник начинал говорить с суровым лицом, но затем строгое выражение смягчилось и превратилось в обычное человеческое сочувствие. – С другой стороны, сир, тридцать девять дней и ночей не удивят меня, если судить по тому, что мы уже видели.

Когда он подмигнул, Келсон засмеялся, несмотря на плохое самочувствие, и похлопал отца Элроя по плечу, оценивая его юмор, а затем прошел в зал, снова вытирая нос. Внутри он откинул капюшон.

Возможно, ему все-таки удастся это пережить. Теперь, когда не задувал ветер и до него не долетали капли дождя, ему стало теплее.

– Господа епископы, ваши преосвященства и святые отцы, – обратился к собравшимся капеллан, стукая посохом с железным наконечником, чтобы призвать собравшихся к порядку. – Его величество король.

Все, кто еще не стоял, поднялись, когда Келсон проследовал по выложенному плиткой полу к возвышению, где на тронах сидели архиепископы. Дугал не сопровождал его, устроившись в задней части зала рядом с Сэйром де Трегерном и Дхассом. За его спиной были двери, которые закрыл секретарь архиепископа.

Когда Келсон проходил мимо, священнослужители кланялись. Некоторых ему доводилось встречать раньше, но многих он видел впервые. Все епископы занимали места в партере круглого помещения, каждый имел в помощниках капеллана; остальные священнослужители располагались в два ряда на каменных скамьях, идущих по кругу, причем многие в тесноте. Пять стульев оказались пусты, включая место Дункана рядом с Кардиелем и представителя Меарской епархии, так как место до сих пор оставалось вакантным: предыдущего священнослужителя жестоко убили более года назад. Вопрос о причислении его к лику святых стоял в повестке дня на ближайшие дни или недели. Свободными оказались также три места епископов, которым на данный момент было запрещено служение за участие или попустительство этого убийства. По крайней мере, один точно потеряет место, если не жизнь в дополнение в свободе, которой эти трое уже были лишены.

Не приготовили места и для пяти странствующих епископов, которым также было запрещено служить после Меарского дела. Несомненно, несколько вакансий будут созданы и заполнены к тому времени, как участники заседания закончат с дисциплинарными мерами, применяемыми к их сбившимся с пути братьям. Отец Лаел показал Келсону список семи странствующих епископов, которым не было отказано в служении, уверяя его, что каждый из них постарается присутствовать, и Келсон верил в это.

Если же кто-то из странствующих епископов станет епископом Меарским, то его место окажется пустующим. И его, возможно, займет кто-то из многочисленных аббатов и приоров и других высокопоставленных священнослужителей, которые также приложили усилия, чтобы присутствовать и чтобы их кандидатуры рассмотрели. Келсон невольно вспомнил все перестановки и маневры, продолжавшиеся со времени выбора последнего епископа Меарского.

Этому синоду предстоит снова кого-то выбирать, а также избрать еще нескольких прелатов. Келсон раздумывал, случалось ли такое глубокое потрясение епископата после первых массовых реорганизаций вслед за Реставрацией.

– Добро пожаловать в Валорет, сир, – сказал архиепископ Браден, наклоняясь над королем, когда Келсон поднялся по ступеням на возвышение и встал на одно колено, чтобы поцеловать перстень примаса. – Мне очень жаль, что наши молитвы оказались малоэффективны и ваше путешествие проходило в такую ужасную погоду. Возможно, путешествие прошло бы легче, если бы вы приехали сюда с архиепископом Кардиелем, епископами Ариланом и Вольфрамом сразу же после посвящения вас в рыцари. Все мои коллеги, присутствующие здесь, которые не смогли стать свидетелями такого важного события, искренне поздравляют вас и возносят свои молитвы, чтобы Ваше Величество всегда находило исполнение своих рыцарских клятв радостью, а не тяжелой обязанностью.

– Спасибо, архиепископ, – тихо произнес Келсон, отмахиваясь от монаха, пытавшегося украдкой приблизиться к нему со стулом, который велел ему подать капеллан. – Спасибо, отец, я все-таки постою.

Это заставит меня выступить кратко. Простите меня, господа.

Оказавшись между двумя архиепископами, он подобрал полы плаща и перешагнул через жаровню, затем развернулся и сапогом подвинул ее к краю возвышения, чтобы стоять сразу же за ней на одном уровне с архиепископами. Тепло казалось благословенным после холода и сырости, от которых он так страдал снаружи, и король слегка раздвинул полы плаща, чтобы тепло шло прямо на его тело.

Плащ был сшит из шерстяной ткани темно-малинового цвета, причем настолько темного, что представлялся почти черным в тусклом свете. Когда король распахнул плащ, собравшиеся могли увидеть только белый рыцарский пояс на сером фоне туники. Король поднес руки в перчатках к огню, чтобы согреть, и подержал их над жаровней. Из одного сапога торчала рукоятка кинжала – единственного представленного на обозрение оружия. На короле также не было украшений, если не считать золотого обруча с чеканкой на лбу, и серьги с красным рубином, принадлежавшей отцу Келсона.

– Пожалуйста, садитесь, господа. Я не очень хорошо себя чувствую, и надеюсь, что вы меня извините, если моя речь покажется вам более резкой и прямой, чем обычно.

Когда участники заседания подчинились и стали устраиваться в ожидании, перешептываясь, Келсон еще несколько раз потер руки в перчатках, оглядывая аудиторию, затем вытер нос, надеясь, что хоть какое-то время ему не потребуется больше этого делать, а затем сунул носовой платок в рукав.

– Приветствую вас, уважаемые святые отцы, – сказал он, снова грея руки и уважительно склоняя голову. – Благодарю вас за ваши поздравления и за предоставленную мне возможность обратиться к вам перед тем, как вы начнете обсуждение. Со многими из вас я встречался ранее, но с некоторыми мне только предстоит познакомиться. Если я не слягу с простудой, то надеюсь встретить вас сегодня вечером на ужине. Надеюсь, дождь когда-нибудь закончится.

Отец Элрой заверил меня, что он не должен длиться сорок дней и ночей, хотя вполне может затянуться на тридцать девять.

Его шутка вызвала скромные смешки, но Келсон предполагал, что дальше будет не до веселья. Он заткнул большие пальцы за пояс и приготовился перейти к самой сути того, о чем собирался говорить.

– Как я и заверял многих из вас в прошлом, я очень ценю ваши советы, как в мирских, так и духовных вопросах. Поэтому я надеюсь, что вы не посчитаете слишком высокомерными и дерзкими мои советы вам по нескольким духовным вопросам, которые вы будете рассматривать во время нынешнего заседания синода.

После этой фразы по залу прошел шепот, но Келсон и ожидал его. По крайней мере, они не выражали враждебности. И теперь, произнеся перед ними речь, он почувствовал себя лучше, да и выступление стоя мобилизует гораздо лучше, чем сидя. Ему просто следует проявлять осторожность, чтобы не выразиться уж слишком прямо и не рисковать: иначе они настроятся против него.

– Во-первых, я не завидую вам в выполнении задачи наложения дисциплинарных взысканий на тех из ваших рядов, кто не оправдал вашего доверия и не оправдал моего доверия в том неприятном деле прошлым летом. Как вас, несомненно, уже оповестили, я тогда свершил правосудие – по совету и с согласия архиепископа Кардиеля и епископа Маклайна – в отношении трех священнослужителей, чье предательство по отношению ко мне и вам было так велико, что я посчитал бы необходимым для себя вмешаться, даже если бы Церковь добровольно не сдала их для мирского правосудия. К счастью, преступления всех троих были таковы, что между нами не возникло разногласий относительно наложения наказания. Бывший архиепископ Эдмунд Лорис, монсеньор Лоуренс Горони и принц-епископ Джедаил Меарский были казнены по моему приказу в июле прошлого года – последний, в основном, в наказание за преступления против государства, хотя предательство им Церкви и неподчинение были таковы, что при сложившихся обстоятельствах политическая необходимость вами не оспаривалась. И я так понимаю, что двое других были бы повешены духовным судом, если бы я не сделал этого раньше.

Он обвел взглядом зал и продолжил:

– После этих трех казней, а также нескольких чисто мирских, постановления о коих принимались судом относительно лиц за конкретные совершенные преступления против рыцарства и обычаев военного времени, королевская справедливость восторжествовала, и я удовлетворен. Я не ищу лишних смертей, потому что и так слишком многие погибли прошлым летом в результате предательства и его последствий. Однако я хочу, чтобы вы отметили: если вы посчитаете необходимым вынести смертный приговор в адрес некоторых других лиц, участвовавших в Меарском восстании, я поддержу ваше решение.

Насколько я понимаю, речь идет о восьми лицах, все из которых – епископы, и все они в настоящее время лишены свободы архиепископом Валоретским.

Он позволил собравшимся несколько секунд переваривать услышанное, сделав паузу, чтобы самому откашляться и высморкаться. Эта часть речи не была слишком трудной. Он просто повторил то, что большинство из них знали и так. Да и следующая проблема не должна была вызвать особых разногласий.

– Второй вопрос, по которому я хочу обратиться к вашему собранию, связан с первым, потому что он касается выбора следующего главы Меарской епархии, чье место в настоящий момент остается вакантным. Также должны образоваться и другие вакансии – после ваших действий, связанных с первым затронутым мною вопросом, потому что даже если вы решите не выносить смертные приговоры в отношении ряда нарушителей, сомневаюсь, что вы посчитаете возможным, чтобы эти люди занимали высокие духовные посты. Относительно выбора новых кандидатур скажу только, что я знаю ряд кандидатов, которые рассматривались вами на заседании два года назад, и считаю, что некоторые из этих людей теперь еще более достойны, чем были тогда. Я уверен, вы оцените их должным образом, а также рассмотрите и ряд новых кандидатур. Несколько недель назад после совещания с некоторыми из моих светских советников я передал архиепископу Кардиелю письмо, изложив ряд своих наблюдений и рекомендаций относительно известных мне кандидатов.

Он представит вам эту информацию в свое время.

Однако, уверен, мне не нужно напоминать вам, что и вы, и те кандидаты, которых вы выберете, имеют и будут иметь значительную мирскую власть в дополнение к духовной, поэтому ваш выбор должен рассматриваться и в свете мирских проблем. События последних нескольких лет и, в особенности, прошлого лета, широко продемонстрировали нам, что епископу уже недостаточно быть просто благочестивым священнослужителем и заниматься своей паствой.

Он также должен быть администратором, а иногда и политиком – хотя, хочу отметить, ему никогда не следует позволять мирским занятиям затмевать духовные обязанности. Относительно выборов я просто хочу сказать: очистите свой разум, свои сердца и души и вслушайтесь в послания Святого Духа, когда обсуждаете новых Пастырей Стада.

После последней фразы, когда Келсон сделал паузу, чтобы снова высморкаться, по залу пронесся шепот. Его нос теперь щекотало от тепла, идущего от жаровни. Но он знал, что может избавиться от щекотки, сделав следующее заявление.

– Третий вопрос, по которому я хочу выступить, касается одного из вас. Его больше нет с нами. Я имею в виду епископа Генри Истелина, да будет он благословен во веки веков. Его очень не хватает нам, и, как я понимаю, вы собираетесь обсуждать вопрос о его канонизации.

Шепот мгновенно прекратился. Теперь король знал, что они очень внимательно слушают его, не отвлекаясь ни на что другое.

– Могу только сказать, что мои собственные дела с его преосвященством всегда приносили глубокое удовлетворение, и его преданность короне и Церкви не поколебались до самого конца. Мученики являются примерами для всех нас, и, конечно, Генри Истелин – один из самых ярких примеров. Нет сомнений, что за смелость и благочестивую жизнь, которую он вел, его уже признал наш Господь на небесах. Мое страстное желание заключается в том, чтобы в ближайшее время мы могли официально обращаться к святому Генри Истелину, епископу и мученику.

По залу прокатился вздох согласия, когда участники заседания выслушали короля, и Келсон понял, что достаточно подготовил почву для последнего и наиболее трудного вопроса, который ему предстояло поднять сегодня. Это был самый важный вопрос, если учитывать перспективу, и он потребует очень осторожной подачи. Королю хотелось бы, чтобы он мог более четко изложить суть.

– Наконец, – сказал он, и несколько участников заседания неуютно заерзали на своих местах, – наконец я рекомендую вам тщательно рассмотреть вопрос внесения дальнейших изменений в Рамосские Уложения, которые почти двести лет являлись основой как нашего гражданского права, так и канонического. Я не буду даже пытаться доказывать вам, что все Рамосские Уложения следует отменить, так как этого делать, и правда, не следует. Я не стану также отрицать, что некоторые положения являются ценными и уважаемыми. Но относительно законов, касающихся в частности – давайте говорить прямо, господа – тех, кто известен как Дерини, я хотел бы попросить вас рассмотреть их наиболее внимательно.

Он обвел взглядом зал.

– Гражданское право, касающееся Дерини, постепенно менялось последние два десятилетия, по мере того, как отдельные Дерини доказывали свою ценность и преданность короне – как и было во многих случаях во время худших периодов Междуцарствия.

Мой собственный отец, пусть земля будет ему пухом, осмелился исключить или внести поправки в несколько наиболее проблемных положений гражданского права, запрещавших Дерини, даже тем, которые доказали свою преданность, занимать посты или иметь титулы, или даже владеть землей, как простому крестьянину или помещику. Но я склонен считать, что некоторые положения канонического права были продиктованы скорее корыстным расчетом, нежели оправдывались неким изначальным злом, свойственным Дерини. Вы сами в течение последнего года наконец согласились, что смертная казнь не должна налагаться на Дерини, который просто хочет быть посвящен в духовный сан, поняв, что это – его призвание. Слава Богу, что выявлять отступления от этой до сих пор не вычеркнутой части Рамосских Уложений не предлагалось на практике. Сомневаюсь, знает ли большинство из вас, как на протяжении двух последних столетий обеспечивалось обнаружение будущих священников Дерини.

– А вы сами знаете, сир? – прозвучал голос из правой части зала.

– Кто это спросил? – Келсон осмотрел повернутые к нему лица. – Встань. Тебя не накажут за твой честный вопрос. Я клянусь в этом.

Мужчина в черной рясе с синим поясом Ordo Vox Dei поднялся со своего места. Келсон отметил его для себя, чтобы в дальнейшем побольше о нем узнать, а затем кивнул ему, разрешая сесть.

– Да, знаю, – тихо сказал он. – Не все детали, но мне знаком сам метод. И с этим необходимо что-то делать, ибо рука человека, а не Господа обнаруживала их и посылала на костер.

– Вам об этом рассказал епископ Маклайн, сир? – спросил еще один человек, сидевший слева.

Келсон заметил его, пока тот еще не закончил говорить, и в упор посмотрел на него.

– Епископ Маклайн теперь знает об этом, но не он рассказал мне. И не он уберег себя, когда был посвящен в духовный сан более двадцати лет назад, Вот, пусть поразмыслят над этим; нужно приготовить их к тому, что и другие, подобно Дункану, смогли обойти их драгоценную систему. Келсон не смел смотреть на Арилана, который, наверное, сейчас был еще более возбужден, чем он сам.

– Я хочу сказать вам, господа, что пришло время полностью пересмотреть весь вопрос с Дерини. Пути человеческие могут быть ошибочными, в отличие от путей Господних. Бог призывает людей быть Его священниками, когда, где и как Он пожелает, независимо от того, являются ли они простыми людьми, Дерини или смесью обоих. Пришла пора снять все человеческие наказания с этого преступления, которое на самом деле никогда не являлось преступлением, и судить, подходит ли человек на роль священнослужителя, по тому, какую жизнь он ведет – а не по способностями, с какими он мог родиться или не родиться. Если вы намерены продолжать поддерживать эту безжалостную и нелогичную позицию относительно Дерини, то вы не уважаете и меня – хотя все вы поклялись защищать и поддерживать меня, как я клялся защищать и поддерживать вас. Потому что моя мать, независимо от того, с каким неистовством она это отрицает, передала мне в наследство кровь Дерини, которую я ценю не меньше, чем кровь Халдейнов, текущую в моих жилах. Молюсь, чтобы вы не забывали об этом, когда в последующие недели будете вести обсуждение.

Глава десятая

День тьмы и мрака, день облачный и туманный

Иоиль 2-2

Во второй половине дня, когда Келсон закончил свою речь, оба архиепископа обратились к синоду, и члены синода перешли во дворец архиепископа на ужин. Келсону не стало лучше, поэтому он отправился в постель сразу же после трапезы и позволил отцу Лаелу дать себе жаропонижающее, которое запил горячим и крепким рендишским бренди. Он сомневался, что простуда тут же пройдет, но уход за королем давал удовлетворение отцу Лаелу, которого всегда беспокоило его здоровье. А вообще, королю было приятно наконец лечь в кровать, да и от бренди больному горлу стало легче. После того, как он покорно выпил его, Келсон попросил Дугала помочь ему погрузиться в глубокий сон, который если и не вылечит его, по крайней мере, не даст страдать от физических неудобств всю ночь. Последним, что он слышал перед тем, как перейти в состояние, когда уже ничто не волнует, был монотонный голос Дугала, все глубже и глубже погружающий его в дрему, а также непрекращающийся стук дождя по крыше.

В Ремуте тоже шел дождь, когда тем же вечером, но позднее, Дункан, работавший у себя в кабинете, отложил перо и потер кулаками усталые слезящиеся глаза. Во время своей «болезни» на прошлой неделе он стал время от времени выполнять функции секретаря Нигеля. Иногда подобное времяпровождение казалось ему бессмысленным, часто скучным, но, по крайней мере, это занятие не позволяло ему постоянно думать о том, что может произойти в Валорете, и он помогал Нигелю. Переписывание, которым он занимался последние два дня, оказалось скучнее большинства предыдущих работ. Наконец-то он его закончил и собирался отнести принцу. Было поздно, но все-таки не настолько, чтобы Нигель уже лег спать – хотя, судя по звуку непрекращающегося дождя снаружи, кровать, вероятно, была лучшим местом в такую ночь.

Дункан позволил себе лениво зевнуть, затем отодвинул одну из тяжелых бархатных штор, закрывающих окно, и приложил лицо к стеклу, стараясь понять, насколько все-таки сильно льет дождь. Стекло янтарного цвета, конечно, несколько искажало картину, но не настолько, чтобы Дункан мог усомниться: его первоначальная оценка погоды была даже слишком благоприятной. Более того, сейчас он слышал, как струи дождя бьют по крытой листовым железом крыше.

Дункан поморщился, глядя на дождь, затем опустил штору на место, скрутил лист трубочкой, опустил ее в специальный кожаный чехол для переноски пергаментов, просунул его за пояс, затем надел отделанную мехом шапочку, перчатки и набросил на плечи тяжелый черный плащ.

По крайней мере, ему не требуется в дождь идти назад во дворец архиепископа, хотя и добраться до покоев Нигеля, не промокнув до нитки, будет не самой легкой задачей. После отъезда Дугала вместе с королем на прошлой неделе и в свете его собственного предполагаемого плохого самочувствия, Дункан, можно сказать, почти перебрался в покои Дугала в замке. Было только естественным ожидать, что в процессе «выздоровления» он черпает там успокоение. А поскольку Дункан постепенно взял на себя и дополнительную секретарскую работу, оказывалось гораздо удобнее спать в замке, а не ходить туда и обратно в свои старые покои, в особенности в такую ночь, или когда он засиживался за работой в кабинете. Иногда они с Нигелем разговаривали далеко за полночь, что происходило все чаще, так как Дункан стал проводить вечера в компании принца-регента, нередко ужиная вместе с ним и Мерауд. Все они скучали по сыновьям, а после массового ухода практически всех Дерини из Ремута на прошлой неделе, Нигель оставался единственным, кто мог составить Дункану компанию, которая ему так требовалась.

Однако принадлежность к Дерини сегодня ночью не давала никаких особых преимуществ. Переставив несколько предметов на письменном столе, Дункан погасил свечи и на мгновение задумался, не воспользоваться ли ему Порталом в кабинете, чтобы перенестись на расположенный в библиотеке, а оттуда проследовать к Нигелю, но отогнал эту мысль.

Неизвестно, кто может оказаться в библиотеке и стать свидетелем его прибытия. И как можно объяснить, что ты не промок в такую ночь?

Нет, о таком использовании дара Дерини сейчас нельзя и думать. Ведь его положение столь неустойчиво, а будущее в Церкви туманно. Однако, он может воспользоваться тайным ходом, соединяющим покои Дугала со двором базилики, вместо того, чтобы шлепать по лужам через плац и мимо конюшен, чтобы войти через тронный зал. Обычно он избегал пользоваться тайным ходом из-за крутых ступеней и своей нелюбви к закрытым помещениям, где стены давят с двух сторон, но это казалось предпочтительней, чем промокнуть до нитки или спать на стуле у себя в кабинете.

Все равно он достаточно промок, даже когда перебегал небольшой участок двора к входу на потайную лестницу. По пути он поскользнулся и чуть не упал. По лицу струями стекала вода, забираясь под капюшон, и ему пришлось стоять в луже, пока он искал потайной рычаг, открывающий дверь.

Однако внутри было сухо и темно. По привычке и потому что использование магического огня до недавнего времени могло стать фатальным для священника Дерини, Дункан зажег обычную свечу из набора, хранившегося в нише за закрытой дверью. Пламя фактически не грело, но дрожащий желтый огонек казался веселым в мрачной и сырой атмосфере.

И Дункану показалось, что ему стало теплее.

До первой площадки требовалось преодолеть пятьдесят пять ступеней, крутых и разновысотных, и Дункан остановился, чтобы привести дыхание в норму, когда добрался до нее, чтобы с новыми силами преодолевать следующий пролет по закругляющейся лестнице. Он был занят своими мыслями, обдумывая, что сказать Нигелю относительно документа, который ему нес. Но Дункан не прошел и двух или трех ступеней, когда почувствовал слабый, сладковатый запах.

Он остановился и принюхался, затем напрягся и стал использовать свои чувства Дерини. Здесь было нечто мертвое – причем гораздо больших размеров, чем случайно забежавшая крыса или еще кто-то из грызунов, которых ожидаешь встретить в таких местах.

Дункан повернулся и снова принюхался, повыше поднимая свечу, затем быстро вернулся вниз на площадку и осмотрелся по сторонам. Здесь запах был сильнее. Он удивился, как мог не почувствовать его раньше. Ему доводилось и раньше вдыхать этот запах, причем слишком много раз, и он не хотел о них вспоминать, после стольких битв, в которых он участвовал. Он не мог ошибиться.

Дункан создал магический огонь, чтобы получше осветить окружающую территорию, и площадка заполнилась серебристым светом. А затем он увидел то, что лежало у дальней стены: с одной стороны торчал сапог, с другой виднелась вытянутая рука.

***

– Понятия не имею, сколько он здесь пролежал, – сказал Дункан Нигелю полчаса спустя, когда привел принца вниз по крутым ступеням через покои Дугала. – Достаточно, чтобы начать разлагаться. В такую погоду, вероятно, неделю или две. Похоже, он упал с лестницы и сломал себе шею. Но я не могу понять, что делал член Камберианского Совета в этом тайном ходе. Я думал, что они не могут войти в замок, воспользовавшись Порталом в библиотеке.

Нигель только покачал головой, когда они добрались до площадки. Он склонился над трупом, пока Дункан искал объяснения случившегося.

– Я тоже так думал, – сказал Нигель. – По крайней мере, так Келсон сказал мне. Ты говоришь, его звали Тирцель Кларонский?

Дункан кивнул.

– Я видел его лишь дважды, да и начинающееся разложение могло меня обмануть. Но он, в самом деле, очень похож. Только Арилан может сказать точно – по крайней мере никто другой не приходит мне на ум.

– А Арилан находится в Валорете, где следует быть тебе, – ответил Нигель, выпрямляясь и с беспокойством потирая усы. – Боже праведный, если это на самом деле член Совета, то они здорово разозлятся.

– Но не на нас, – прошептал Дункан, снова садясь на корточки перед телом. – Мы его не убивали.

Ты не поможешь мне его перевернуть, чтобы взглянуть, не скинул ли его кто-то с лестницы? Я не хотел ничего трогать, пока ты не увидел все своими глазами. Только повернул голову, чтобы посмотреть на лицо и понять, что у него сломана шея, да запустил ментальный импульс, выясняя, не удастся ли почерпнуть что-то из его памяти. Конечно, ничего не получилось после прошествия такого количества времени. Его мозг сейчас, наверное, напоминает кашу.

Нигель скривился, приподнял полы халата, чтобы не мешали, и наклонился.

– Из меня никогда не получится хирург, – сказал он, когда они вдвоем осторожно перевернули тело на спину. – В свое время я лично довел немало людей до такого состояния, но обычно мне не приходилось иметь с ними дело после того, как они были мертвы так долго. Ты крепче меня, – закончил он, поднимаясь и отступая на пару шагов, когда Дункан приступил к дальнейшему осмотру тела. – Раны?

Дункан покачал головой. Крысы добрались до тела, но не было следов никаких других травм, кроме сломанной шеи и нескольких синяков, чего и следовало ожидать, если Тирцель в самом деле свалился с лестницы и таким образом встретил свою смерть.

– Ничего, что бросилось бы сразу в глаза, хотя мне хочется его еще разок осмотреть, до того, как тело будут готовить к погребению. Как ты думаешь этим заниматься?

Когда Дункан встал, Нигель покачал головой.

– Понятия не имею. Вообще-то, не мы должны его хоронить. У него, наверняка, есть семья или, возможно, члены Совета захотят заняться организацией похорон. Но наша единственная связь с Советом – это Арилан. Поэтому если ты уверен, что он тоже входит в Совет Камбера, тебе, наверное, следует временно выздороветь и отправиться в Валорет, чтобы рассказать обо всем Арилану. Там есть Портал, чтобы облегчить тебе дорогу?

– До меня доходили какие-то слухи, но я не знаю, где он расположен. Да даже если бы и знал, что толку, если я там ни разу не был? – вздохнул Дункан. – Я уеду на рассвете. Тебе, вероятно, следует написать письмо Келсону, которое я смогу отправить из Валорета. К тому времени, как я туда доберусь, он, скорее всего, уже отправится в Кайрори, но ему тоже следует знать о случившемся.

Нигель вздохнул, как и Дункан.

– Хорошо. Есть еще кое-какие письма, которые я также должен отослать. Через несколько дней я в любом случае отправил бы курьера. А пока, как я полагаю, тело следует поместить в гроб. Оно ведь не станет красивее, пока лежит тут в сырости. Как мы вытащим его отсюда?

– Например, на его плаще. Спустим его вниз во двор, – ответил Дункан, тут же начиная действовать.

Нигель с неохотой стал ему помогать. – Положим его на крыльцо базилики, пока я не позову нескольких монахов, чтобы занялись им. Тогда никто не узнает об этом ходе.

– Никто, кроме того, кому мог сказать Тирцель, – пробормотал Нигель. – Ты доверяешь этим своим монахам?

– В том, что они должны будут сделать – да. Я велю своему капеллану отцу Шандону присмотреть за ними в мое отсутствие. Он умеет держать язык за зубами и предан мне, да и я могу сделать так, что он забудет все, чего ему не следует знать. Мне не нравится это делать, но иногда нет выбора. Послать за ним?