Текст книги "Тень Камбера"

Там, после того, как его праведный гнев немного утих, и король смог трезво оценить ситуацию – поскольку у него не было сомнений насчет решения суда – он позволил себе поплакать. Несмотря на наказание, которое Конал понесет за свои преступления, кое-что исправить уже нельзя никогда.

Келсон стоял на коленях перед алтарем, закрыв лицо руками. Вдруг он услышал, как открылась дверь за его спиной. Он повернул голову, ожидая увидеть Дугала, который пришел за ним, но это была Росана, закутанна в плащ синего цвета, ее лицо скрывал капюшон. Король неловко поднялся, когда дверь закрылась за нею и она направилась к нему, но не смог ничего прочитать за ее щитами. Она низко поклонилась ему, почти касаясь лбом пола, а затем поднялась, чтобы встретиться с ним взглядом.

Росана плакала. Перед Келсоном была уже не та беззаботная и невинная девушка, которую он помнил с того времени, как уезжал.

– Я бы умоляла вас о милосердии ко мне и моему супругу, мой господин, – прошептала она, – но знаю: вы никогда не простите того, что мы сделали.

– А что сделала ты, Росана, чего я не мог бы простить? – спросил Келсон, ласково снимая капюшон у нее с головы. – Ведь ты, конечно, не участвовала в предательстве Конала.

Ее волосы под капюшоном были уложены подобающим замужней женщине образом, а не распущены, как у девушки, и на левой руке, как тяжелый груз, находились золотое обручальное кольцо и кольцо с рубином, подаренные ей Коналом. Они оба знали это и понимали: их отношения никогда не смогут стать такими же, как были.

– Вы добры, сир, – прошептала Росана, – но я знаю о своей вине. Я больше не достойна вас.

– Росана…

– Нет, выслушайте меня, сир. Я потеряла надежду. И теперь я жена Конала, соединенная с ним навсегда, независимо от его положения.

– Его жизнь, – резко сказал Келсон, – скоро закончится. Это судьба всех убийц и предателей. А когда он умрет, я возьму в жену его вдову, если она согласится.

– Она не может согласиться, сир, – прошептала Росана, опуская глаза. – И Церковь не согласится.

Мы теперь состоим в кровном родстве: ведь я же вышла замуж за вашего двоюродного брата.

– Можно получить особое разрешение Церкви.

– Ничто не изменит того факта, что я ношу его ребенка.

– Ты беременна?

– Я ношу сына Конала, любовь моя, – с несчастным видом сказала Росана, поднимая на него глаза, на которые наворачивались слезы. – Это меняет дело.

– Нет! Это просто означает, что у наших детей будет старший сводный брат, также Халдейн по крови, – ответил Келсон без колебаний. – Росана, я люблю тебя. Не отвергай нашу любовь!

– Мне бы очень хотелось поступить по-другому, сир, – сказала она. – Но принц Конал Халдейн, мой законный муж, является отцом ребенка, которого я ношу, а из-за совершенных им убийства и предательства я больше не достойна быть вашей королевой.

– Нет! Его преступления тебя не касаются!

– По закону, возможно, и нет, сир. Но, на самом деле, стоит только посмотреть, как страдала моя кузина Риченда, оказавшись вдовой предателя, чтобы понять, насколько хуже все окажется для королевы.

И для короля этой королевы. Я не могу поступить так с Гвиннедом, мой господин – и я не могу позволить вам сделать поступить так с землей, с которой вы обручились, прежде чем стали думать о том, чтобы найти себе королеву. Поэтому не принимайте во внимание наши прошлые отношения. Теперь я никогда не смогу быть вашей, что бы ни случилось.

***

Полчаса спустя Келсон отправился в тронный зал; он шел по центральному проходу в сопровождении одного только Дугала. Его приветствовали ревущие толпы. Он преднамеренно не стал переодевать их в цвета Халдейнов, оставаясь в грубой одежде горцев. Она стала как бы символом его с трудом сдерживаемого гнева, до сих пор кипящего в сердце.

Однако он вновь надел Кольцо Огня вместе с Глазом Цыгана и медальоном святого Камбера. Словно королевский скипетр, он нес на сгибе руки не убранный в ножны меч Халдейнов.

Его шаг сбился только один раз, как раз перед тем, как он достиг возвышения. Тогда Келсон увидел, как Росана вместе с Мерауд проскользнула в боковую дверь, чтобы сесть со своей свекровью на скамье рядом с носилками, на которых принесли Нигеля. Великий герцог, за которым ухаживали Дункан и отец Лаел, полусидел, окруженный множеством подушек, его глаза лихорадочно блестели, когда он попытался подняться при приближении Келсона, но Дункан тут же приказал ему снова лечь. У Дугала на плече висел ягдташ Тирцеля, а на лице застыло суровое выражение. Морган ждал сразу за боковыми дверьми вместе с Коналом, окруженным жителями Сент-Кириелла и полудюжиной рыцарей в полном снаряжении. На верхних галереях расположились лучники Халдейнов, тетива их луков была натянута, стрелы готовы сорваться. Они успеют справиться даже с пленником Дерини до того, как он сможет причинить кому-то вред.

Приветственные крики собравшихся продолжались, пока король не повернулся к подданным лицом. Он стоял, поглаживая рукоятку меча Халдейнов. Крики приветствия долго отдавались эхом от высоких балок зала. Браден и Кардиель стояли за троном с двух сторон. Поймав взгляд короля, Браден принес самую старую и простую из парадных корон Келсона: золотой обруч шириной в два пальца, украшенный резьбой со вставленными небольшими рубинами. Она лучше всего сочеталась с одеждой горцев. В зале стало тихо, когда король склонил голову, чтобы принять корону из рук архиепископа, прошептал слова благодарности, а затем занял свое место.

– Господа, благодарю вас за такое приветствие, – сказал Келсон, когда наконец установилась такая тишина, словно перед ним лежал спокойный пруд. – Очень хорошо быть дома и еще лучше знать, что верность тебе не поколебалась. Хотелось бы мне сказать то же самое обо всех моих подданных, о том, что все оставались преданы мне в мое отсутствие, но к сожалению это не так, по крайней мере, в одном ужасающем случае. Однако перед тем как перейти к решению этого неприятного вопроса, я с радостью готов сообщить вам приятную новость – мой любимый дядя Нигель, который всегда преданно служил мне и моей семье, снова среди нас и пошел на поправку – хотя и достаточно слаб, слабее, чем нам хотелось бы его видеть, – добавил он, бросая взгляд на Нигеля и останавливая жестом его очередную попытку подняться. – Но через несколько недель, как полагают его лекари, он полностью выздоровеет и вернется к подготовке королевских пажей и оруженосцев, гоняя их как следует, чтобы из них получились прекрасные воины и честные люди, а также продолжит выполнять функции одного из моих самых доверенных и ценных советников. Приветствую тебя, дядя, и благодарю за все.

Когда зал опять взорвался радостными и одобрительными криками, Келсон снова бросил взгляд на Нигеля, который неловко опустил голову, смахивая слезы гордости. К нему подошла Мерауд и склонилась рядом. За ним стояли два его сына, Пэйн и Рори, которых утешал Дункан. Им явно было неуютно и страшно, по крайней мере, они выглядели испуганными и старались, чтобы никто не заметил, как они вглядываются в зал, пытаясь найти глазами старшего брата. А Росана так и сидела на скамье. Казалось, ей хочется сжаться в комок, чтобы стать невидимой. Она не поднимала глаз. Келсон вздохнул, отворачиваясь от этого печального зрелища.

– Еще одна вещь, которую я должен сообщить вам, касается моего верного друга и духовника епископа Дункана Маклайна, герцога Кассанского, – он почувствовал, как Дункан напрягся, но не стал смотреть в его направлении. – Многие из вас уже знают, что отец Дункан – Дерини. – Он поднял руку, призывая к молчанию, когда по залу пробежал шепот, угрожая снова надолго нарушить тишину и не дать королю продолжить. Не все смогли с легкостью принять такое открытое и откровенное признание принадлежности Дункана к Дерини. – Как я также знаю, некоторые из вас высказывали опасения насчет того, не сделает ли раскрытие этого факта невозможным для него оставаться священнослужителем и епископом. Я рад сообщить вам, что только что вернулся с заседания синода в Валорете, и Рамосские Уложения, запрещающие Дерини становиться священнослужителями, находятся в процессе отмены. Вчера, как подтвердит архиепископ Браден, епископы единогласно проголосовали за то, чтобы оставить отца Дункана священником и епископом, простили его и отпустили ему грехи, а также простили все пригрешения, что он мог совершить в прошлом в связи с этим несправедливым положением закона. Как меня заверили, отпущение грехов будет дано любому другому Дерини, который в настоящее время может быть священнослужителем, и таким образом мы покончим с суровой несправедливостью, совершенной в прошлом относительно тех, кто пришел служить Господу, бросая вызов законам человеческим, и чей единственный грех заключался в том, что они родились Дерини.

Келсон сделал глубокий вдох.

– И все это приводит нас к изменению прошлой официальной позиции относительно Дерини. Закон меняется, и простая принадлежность к Дерини отныне не будет считаться преступлением. Отсутствие подобного в прошлом объясняется тем, что большинство людей не осознавало истинных способностей Дерини – и это слабость нашего народа, и простых смертных, и Дерини: мы часто боимся того, чего не понимаем. Поэтому то, что я собираюсь продемонстрировать вам, будет представлено открыто, чтобы вы все знали: и Дерини, и даже члены королевской семьи равным образом несут ответственность перед законом. Кое-что из того, что должно произойти, удивит, поразит и даже испугает вас – но я считаю: пришло время всем узнать правду.

Он повернулся к тому месту, где в конце зала стоял Морган. Рядом с ним находился Конал.

– Аларик, герцог Корвинский, введите обвиняемого.

Собравшиеся одновременно резко вздохнули, когда Морган медленно пошел по центральному проходу вместе с Коналом. Стилет касался горла принца, его руки были связаны, а в серых глазах горел вызов и гнев.

Глава двадцать восьмая

Царь, сидящий на престоле суда, разгоняет очами своими всякое зло

Притчи 20:8

Во время суда все случившееся в конце концов выплыло на свет. Когда Коналу показали ягдташ Тирцеля, он сперва стал отрицать свою вину.

– Я не предавал тебя, Келсон, – рыдал он, – но эти несчастья просто.., случались сами по себе. Это несправедливо! Почему ты получил все, раз твой отец оказался старше моего? Ты становишься королем, тебе достается вся слава – и власть – и ты, ко всему в придачу, собирался жениться на женщине, которую любил и я. Я видел тебя с ней в саду в последний вечер перед нашим отъездом!

– И ты решил погубить соперника? – спросил Морган, когда Росана закрыла лицо руками и молча плакала, а Келсон крепко сжал зубы.

– Нет! – ответил Конал. – Я ревновал – это я признаю – но я никогда не сделал бы ничего дурного Келсону. Он был моим королем.

– Тем не менее, ты добавил мерашу во флягу Дугала, зная, что Келсон также может из нее хлебнуть, – вставил Дункан. – Несомненно, ты понимал, какие могут быть последствия.

– Я ничего не знаю о мераше, – настаивал Конал, хотя ни у кого из присутствующих Дерини не было сомнений, что он лжет. – Я.., завидовал Дугалу, но я никогда бы не попытался убить и его.

– Но ты очень быстро воспользовался ситуацией, поверив в смерть Келсона и Дугала, – сказал архиепископ Браден.

Конал с вызовом поднял голову.

– Казалось, судьба убрала с дороги обоих моих соперников, а мне даже не потребовалось ударить пальцем о палец, – надменно сказал он. – Тем временем я чувствовал ответственность за продолжение королевского рода. Все считали, что Келсон мертв – включая Аларика и Дункана! И это означало: мой отец становится королем – а я его наследник. Мне следовало тут же найти себе подходящую невесту и обеспечить наследование престола, чего не удалось сделать моему кузену. Что бы еще я ни сделал ошибочно, но, по крайней мере, свой династический долг я выполнил: моя жена уже носит ребенка. Это не преступление.

В данном случае Конал, к сожалению, был прав, хотя многие и сожалели о случившемся, когда было уже слишком поздно. Придворных в шоке повернулись к Росане, но ее лицо оставалось скрытым в ладонях. Она одиноко сидела на скамье недалеко от носилок Нигеля.

– А как насчет смерти Тирцеля? – спросил Дункан. – Ты хочешь сказать, это тоже не преступление?

– Это был несчастный случай, – ответил Конал. – Мы поругались. Мы оба сказали вещи, которых не следовало говорить. Это привело к драке, и он.., свалился спиной вперед и ударился головой. Я не собирался убивать его, но боялся, что меня обвинят в его смерти.

– И ты чувствовал себя виноватым, потому что втайне встречался с Тирцелем, – холодно добавил Морган. – А встречаясь с ним тайно, ты, на самом деле, совершал вместе с ним преступление – поскольку вы хотели узурпировать магию Халдейнов, которая всегда доставалась старшему в роду. В конце концов, ты планировал оспорить права короля на престол. Именно поэтому, когда мы с Дунканом пытались передать тебе магическое наследие Халдейнов – после того, как ты чуть не убил своего отца незаконно полученной силой – у нас обоих сложилось впечатление: что-то не так. Мы не могли на самом деле передать тебе могущество, поскольку ты уже овладел им, бросив вызов закону!

– Нет! Это было совсем не так!

– Тогда как это было, кузен? – потребовал ответа Келсон, – Мы знаем, что Тирцель всегда считал: сила Халдейнов может принадлежать более, чем одному Халдейну за раз. И вы вдвоем решили это доказать, не так ли? И теперь мы точно знаем, почему это раньше всегда запрещалось.

Допрос длился несколько часов. Где-то в середине прибыла радостная, немного испуганная Джехана, сопровождаемая отцом Амбросом. Их перехватил Дункан и велел отцу Амбросу отвести королеву на одну из верхних галерей прежде, чем она смогла прервать процедуру, поскольку Келсону не следовало на нее отвлекаться в такое время. Келсон заметил, как появилась мать, но это не поколебало его намерений. Вздохнув, он медленно кивнул, когда Конал наконец закончил свою последнюю попытку оправдаться.

– Продолжать бессмысленно, – тихо сказал король. – Сам твой отказ позволить нам выяснить, говоришь ты правду или лжешь, приговаривает тебя.

Что ты сделал бы на моем месте, Конал? Как бы ты сам разрешил эту сложную ситуацию?

Конал, сидевший на стуле с прямой спинкой, устало поднял связанные руки, как бы демонстрируя этим жестом полную безвыходность своего положения. Морган и Дхасс Макардри стояли по обеим его сторонам.

– Что еще можно сделать, кроме как убить меня, кузен? – горько спросил он. – Ты уже давно лишил меня возможности получить положенное мне по праву рождения. И независимо от того, что я скажу, ты все равно приговоришь меня.

Келсон неуютно поерзал на троне, зная, что это правда. Но прежде чем он успел открыть рот, чтобы что-то сказать, Конал внезапно в отчаянии прыгнул влево и перекинул связанные запястья через голову Дхасса, заваливаясь на пол таким образом, чтобы тело Дхасса предохранило его от ударов и стрел. Он перевернул стул, совершая бросок, но до того, как стул упал, Конал ловко отшвырнул его в сторону Моргана. В результате Морган рухнул на пол вместе со стулом. Одновременно Конал создал горящую ауру белого света вокруг себя и Дхасса, тут же заставившую Моргана отскочить подальше.

– Отзови лучников, или я убью его! – закричал Конал, неистово вертя головой из стороны в сторону, чтобы видеть всех. Дхасс пытался сопротивляться. – Я не хочу его убивать, но если уж мне все равно умирать, мне нечего терять. Морган, отойди! Ты знаешь, что я могу сделать. И если меня коснется хоть одна стрела, я убью Дхасса до того, как умру сам. Я могу это сделать!

Келсон вскочил на ноги, когда началась борьба, и Дугал уже пробежал до середины возвышения. Все придворные инстинктивно шарахнулись назад, пока лучники целились, а люди Макардри выхватили оружие, но король жестом показал: следует прекратить любое вмешательство, по крайней мере, сейчас.

– Конал, не будь глупцом! – сказал Келсон. – Не добавляй преднамеренное убийство к списку своих преступлений. Что тебе сделал Дхасс?

Конал только улыбнулся и прошептал что-то на ухо Дхассу. Глаза принца горели, в них был вызов.

Молодой рыцарь прекратил сопротивление, его руки безвольно обвисли по бокам, а глаза закрылись.

Энергетическое поле, не позволявшее Моргану подойти поближе, исказило ощущение того, что именно делал Конал, но недостаточно. Всем Дерини стало ясно: он уже взял под контроль разум Дхасса – поскольку руки юноши медленно поднялись и начали развязывать запястья Конала.

– Ну, почему ты не пошлешь своих людей разрубить меня на части, Келсон? – издевался Конал, победно поглядывая вверх на колеблющихся лучников, пока Дхасс развязывал узлы. – Убей меня, как ты прошлым летом убил Сикарда Макардри. Но не думаю, что ты станешь рисковать жизнью Дхасса, если вместо этого сможешь заключить сделку.

– Я не заключаю сделок с предателями, Конал, – холодно сказал Келсон, поднимая руку, чтобы удержать лучников на галереях от поспешных действий. – Но хотя бы для того, чтобы развлечь меня, может, скажешь, чего ты хочешь? Ты, конечно, не думаешь спокойно уйти отсюда после всего, что ты натворил?

Запястья Конала наконец были развязаны. Он отвел правую руку назад и намотал на кулак косицу Дхасса, держа голову молодого рыцаря близко к своей собственной, в то время как другой рукой сжимал шею юноши.

– Я хочу, чтобы ты сразился со мной, один на один, в настоящем Магическом Поединке, – тихо сказал Конал, в его глазах появилось дикое и одновременно хитрое выражение. – Я хочу, чтобы ты сразился со мной так, как сражался с Кариссой во время коронации – но только в этом случае исход будет немного другим. Ведь за мной стоят знания Тирцеля Кларонского, усиливающие магию Халдейнов, которой обладаем мы оба.

В заполненном зале поднялся шепот. Люди были возмущены и не одобряли происходящее, в особенности Дерини, но Келсон только сжал зубы, с трудом сдерживая гнев.

– Ты, в самом деле, думаешь, что это что-то решит? Даже если ты и выиграешь, Конал, тебя никто не признает. Если ты убьешь меня, ты не выйдешь из этого зала живым, несмотря на то, сколько невинных людей тебе придется убить по пути.

– Значит, они заплатят высокую цену за мою жизнь, – ответил Конал. – И я умру в битве – а не от руки палача.

– А ты так уверен, что должен умереть?

Конал хмыкнул.

– Ты принимаешь меня за идиота? Ты не можешь оставить меня в живых, зная, что я могу сделать. Если ты не убьешь меня, тебе придется постоянно использовать своих лучших Дерини, чтобы охраняли меня день и ночь до конца моей жизни – ведь попробовав вкус того, что на самом деле означает быть Халдейном, я теперь не успокоюсь, пока корона не будет моей.

И хотя ему хотелось бы, чтобы все сложилось каким-то другим образом, Келсон знал – это правда: на этот раз Конал позволил ему проникнуть в свое сознание. И это понимал и Нигель, теперь принявший сидячее положение, опираясь на плечо Дункана, который также защищал его своими щитами. Нигель понял это не с помощью способностей Халдейнов, а благодаря простой человеческой интуиции. И он знал своего сына. Его глаза потемнели от праведного гнева.

– Мне стыдно за честь моей семьи, сир, – сказал он, когда Келсон просмотрел в его направлении. – Конал – мой сын, и я люблю его, но он опозорил меня. Если даже отбросить то, что он сотворил с собственным отцом, он пытался узурпировать трон и убить короля. За это я не могу простить его. Он предатель. Он должен умереть.

Мерауд также не могла просить за сына и выступать в его защиту, поскольку ей это не позволяла честь. Хотя она ничего не выразила словами, она напоказ отвернулась от Конала, когда Келсон перевел взгляд на нее.

– Госпожа? – тихо сказал Келсон, с неохотой обращая внимание на Росану.

Она отказывалась встретиться с ним взглядом.

– Не просите меня говорить за или против моего мужа, сир, – прошептала она. – И мое будущее не должно влиять на ваше решение. Я никогда больше не выйду замуж. Никогда! Поэтому делайте то, что, как вы знаете, вы должны сделать. Делайте то, к чему вы были рождены и к чему вас готовили.

Вздохнув, Келсон снова повернулся к Коналу, на лице которого во время речи Росаны вначале появилась надежда, а потом легкая грусть. Но когда он опять посмотрел на короля, его выражение вновь сделалось вызывающим, а рука сжалась на горле Дхасса.

– Она ведь все сказала, не так ли? – спросил он. – Делай то, что должен. А я сделаю то, что должен я.

– Хорошо, – устало сказал Келсон. – Значит, состоится Поединок. А теперь отпусти Дхасса.

– А откуда я могу знать, что ты не отдашь приказ лучникам расстрелять меня до того, как мы сможем встретиться в схватке? – возразил Конал, когда Джехана медленно встала, внезапно поняв, что должно произойти. – Вспомни, мне доводилось раньше пользоваться лучниками, кузен. Я знаю, на что они способны.

Келсон насмешливо хмыкнул. Встретившись с ним взглядом, Джехана тут же села обратно.

– Я дам тебе слово.

– В самом деле? – ответил Конал. – Поклянешься своей честью на мече Халдейнов?

Келсон покраснел: Конал оценил его правильно – Келсон Халдейн не сможет нарушить данную таким образом клятву.

– Я клянусь своей честью на мече Халдейнов. Я честно встречусь с тобой в схватке, в соответствии с Древними традициями, установленным для Магических Поединков, но при двух условиях. Первое: если в любое время до или во время схватки ты нарушишь правила, все клятвы отменяются, и я буду свободен сделать с тобой то, что посчитаю нужным, и таким образом, как посчитаю нужным.

– Разумное условие, но я не собираюсь нарушать традиции – согласился Конал. – А второе?

– Необязательно проводить Поединок до смерти одного из участников, а только до тех пор, пока один из нас не одержит явную победу над другим.

Скорее всего, это буду я.

– Несколько самоуверенное предположение, кузен, – заметил Конал. – Или ты боишься умереть в круге?

Келсон только грустно покачал головой.

– Я не собираюсь сегодня нигде умирать, Конал.

Но я намерен не позволить тебе достойно умереть в битве, поскольку ты должен быть казнен так, как следует казнить предателей.

Ответ явно разозлил Конала, но он понял: никаких других условий не последует.

– Хорошо. В любом случае это спорный вопрос, раз я тоже не собираюсь умирать. Но я клянусь моей честью – что бы ты о ней ни думал. Я также буду следовать традициям Магического Поединка и двум поставленным тобою условиям. Значит, этот вопрос решен, – добавил он, отталкивая покорного Дхасса, и встал.

Лучники переминались с ноги на ногу, некоторые из них стали вновь поднимать луки, но их остановил жест Келсона.

– Пусть никто не вмешивается, – сказал он, быстро поднимаясь, чтобы отдать меч Дугалу.

Корону он передал на хранение Нигелю, тем самым демонстрируя, что Нигель все еще остается наследником, даже если Коналу и удастся одержать победу. Когда Келсон сошел с возвышения, Морган помогал плохо соображающему Дхассу сесть на ступеньку. Король остановился выразить сочувствие и одобряюще положил руку на плечо молодого рыцаря.

– С тобой все в порядке, Дхасс?

– Да, сир. Я пытался не позволить ему так меня использовать, но ничего не мог поделать.

– Это не твоя вина, – тихо ответил Келсон. – Не беспокойся по этому поводу. Аларик, должен ли я волноваться из-за Дхасса? Конал не подготовил никаких неприятных сюрпризов?

Морган покачал головой с поджатыми губами.

– Это было просто установление контроля через контакт. Никаких последствий и остаточных явлений. Но будь осторожен. С его потенциалом Конал может быть таким же могущественным, как и ты. И невозможно предсказать, какую дополнительную информацию и способности он получил от Тирцеля.

– Ну, у него все равно нет крови Дерини, – ответил Келсон, поднимая глаза на Джехану и стараясь успокоить ее улыбкой. – Может, это сыграет роль.

– Это, или опыт, – согласился Морган. – К счастью, он лишь недавно получил знания от Тирцеля.

Это минус для него, независимо от того, насколько хорош был его наставник. Удачи, мой господин.

Келсон кивнул, выпрямляясь. Конал стоял в одиночестве в центре зала, его руки были скрещены на груди, лицо выражало самодовольство, правда, в глазах поблескивало легкое беспокойство, но оно заглушалось предвкушением схватки. Кто-то отодвинул стул в сторону. Когда их глаза встретились, Келсон спустился с возвышения. Собравшиеся в зале придворные тут же стали отступать назад, освобождая побольше места в центре зала, поскольку многие присутствовали на дуэли Келсона с Кариссой, и знали: вскоре в воздухе полетят молнии, которыми станут обмениваться поединщики.

– Ты уверен, что желаешь этого? – тихо спросил Келсон.

На мгновение Конал показался неуверенным, но затем надменно кивнул.

– Ты не оставил мне выбора, – прошептал он, – Я загнан в угол. Независимо от того, что я сделаю, я умру. Но если я утяну и тебя с собой, то это уже что-то, не так ли? Я только хотел получить принадлежащее мне по праву, Келсон, но ты был королем и не собирался ничего мне отдавать.

Келсон презрительно хмыкнул.

– По праву? Когда, интересно, ты показывал себя достойным и заслуживающим получить что-то сверх того, на что в самом деле имел право? Ты мог бы пойти по стопам отца, Конал. Разве это была бы такая ужасная судьба?

– Мой отец может быть великим воином, но у него нет честолюбия, – ответил Конал. – Он был доволен всегда оставаться на втором месте, а я не могу.

Это не в моей природе.

– Значит, в твоей природе заложено желание опозориться? – возразил Келсон. – Поскольку это – единственное, на что ты можешь рассчитывать сегодня.

– Один из нас будет опозорен, но я не намерен быть им!

– Это бессмысленный спор, – вполголоса ответил Келсон. – Устанавливай круг.

– Я? – пробормотал Конал.

– Да, ты. Ты все это затеял. Поэтому можешь начинать свою последнюю игру. Или не знаешь, как это делается? укол возымел желаемый результат. Конал с обиженным видом отступил назад на три шага, поднял руки над головой, потом развел их в стороны, тихо шепча себе под нос слова нужного заговора. Полукруг малинового огня взметнулся вверх из пола за его спиной и вокруг него. Наблюдающие за процессом придворные тут же отбежали еще дальше и прижались спиной к южной стене зала. Стоявшие за спиной Келсона тоже отошли назад, к нишам с окнами на северной стороне.

Келсон проверил барьер, установленный Коналом, удовлетворившись, что никому не грозит смерть в попытке его снять. Затем он сам поднял руки и торжественно развел их в стороны, рисуя в воздухе ровную дугу. За его спиной тоже вспыхнул малиновый огонь, подобный огню Конала, и они оба оказались закрыт в магическом круге.

– Снова твоя очередь, – сказал Келсон, опуская руки.

Легкость тона короля, предполагающая тривиальность всего, что может попытаться сделать Конал, разозлила принца, но Конал снова поднял руки до уровня плеч.

– Если ты ожидаешь чего-то банального, то зря, – сказал Конал. – Мой наставник имел свой взгляд на подобные вещи. Я подтверждаю: круг будет сдерживать все силы, которые мы поднимем в этих границах, чтобы никто за его пределами не пострадал. Он не будет разорван, пока один из нас не одержит над Другим чистую победу. Ты точно так же понимаешь условия?

– Да, – согласился Келсон, снова поднимая руки.

И получив кивок от Конала, стал изливать энергию, чтобы замкнуть круг. Конал делал то же самое, смутно осознавая, как огонь двух дуг, нарисованных ими, поднимается, создавая купол у них над головами. Когда они закончили, сложилось впечатление, что они оказались под куполом из розоватого, слегка опалесцирующего стекла.

Практически сразу же после того, как купол оказался на месте, Келсон перешел к атаке, даже не удосужившись выглянуть наружу, за пределы купола.

При сложившихся обстоятельствах он не хотел тратить время на театральные эффекты. Поэтому внешне было совершенно незаметно, как он собирает силу. Как тот, кому бросили вызов, он не намеревался отказываться от права первого удара просто потому, что Конал был одной с ним крови. Атака началась до того, как Конал понял, что схватка уже идет.

Конал слегка пошатнулся после первого удара, однако его щиты устояли, и он ответил серией традиционных разведывательных ударов, которые Келсону и раньше приходилось отражать. Король снова это сделал с легкостью, и в ответ отправил ожидаемые от него пробные удары – на которые Конал ответил так же легко, как король отвечал на его собственные.

Последовавшее за этим стало более серьезной битвой разумов и силы. Какое-то время Келсон решил просто твердо держаться и позволить Коналу выплеснуть первые излишки энергии на непродуктивные атаки. Конал принял вызов, подпитывая свои атаки все возрастающим количеством живых визуальных образов – вначале кошмарные видения из его собственных худших снов, затем – безжалостная последовательность образов из прошлого Келсона. Это были люди и события, которые или угрожали Келсону, или приносили ему сильную боль: фанатичный и слегка безумный архиепископ Лорис, мучивший Дункана; обреченный Сикард Макардри, дядя Дугала и предатель, на которого Конал ссылался раньше, беспомощно падающий со стрелой в глазу, застреленный самим Келсоном в кругу рыцарей и стрелков, неспособный убежать; старший сын Сикарда принц Ител Меарский, повешенный по приказу Келсона, не исповедовавшийся, не получивший отпущения грехов и не раскаявшийся; еще один меарский принц, священнослужитель и епископ по имени Джедаил, кланяющийся палачу; принц Ллевелл из Меары, младший брат Итела, обвиняющий Келсона в смерти Сиданы как раз перед тем, как палач отрубил ему голову и, наконец, сама Сидана, захлебнувшаяся кровью на руках у Келсона, и осквернение кровью священного алтаря, перед которым они только что произнесли свои брачные обеты.

Последнее больше всего потрясло Келсона, но только пока Конал не показал яркие образы брачной ночи с Росаной, которые разбудили в памяти Келсона его собственный эротический сон о ней во время испытания в пещере.

Из памяти всплыл другой образ, с которым он встретился у святыни – призрак одетого в серое покровителя того места, могущественного, стоявшего у края его круга и просящего войти, и то, как Келсон впустил его внутрь. И теперь он обратился к святому Камберу, вызывая его образ настолько точно в деталях, насколько помнил – серебристые глаза, в которых человек мог утонуть, так похожие на глаза Халдейнов; круглое доброе лицо, обрамленное седыми волосами; нежные, но сильные руки, протягивающие пальцы к его голове – и к голове Конала.

Внезапно Конал тоже увидел этот образ, и в удивлении отступил назад, испуганно поднимая руки, стараясь оборониться, когда фигура святого не отступила, а наоборот продолжала приближаться. Келсон стоял, не двигаясь, уставившись на призрак, едва позволяя себе дышать, неуверенный, его ли воле повинуется этот образ – ибо как Камберу удалось войти в круг было выше его понимания. В последний раз, когда к нему являлся Камбер, Келсону ведь пришлось отворить врата…