Текст книги "Одержимое сердце"

Глава 22

Мы проговорили шепотом до глубокой ночи. Николас рассказал мне кое-что о своей жизни, то, что мог вспомнить с того момента, когда поцеловал меня на прощание у дверей таверны моего дяди.

Потеря памяти очень его беспокоила, но я его уверила, что, вероятно, он вспомнит все, как только его телу и духу будет отпущено достаточно времени, чтобы достигнуть исцеления. Я объяснила ему, что падение в ледяную воду стало для него шоком и вызвало травму, а уже травмированный мозг легче поддался действию опиума, влияние которого вследствие этого усилилось.

Когда Николас спросил меня, откуда мне это известно, мне пришлось объяснить, что в пору моего пребывания в Оуксе я помогала нескольким докторам, практиковавшим там. В свою очередь, меня лечили и со мной обращались лучше, чем со многими другими пациентами, и разрешали мне читать книги по медицине в качестве развлечения.

Он поощрял меня рассказывать об Оуксе, и я попыталась рассказать об этом времени так бесстрастно, насколько могла. И все же это был тягостный для меня момент. Много раз я замечала, как в тон моего повествования прокрадывалась горечь при воспоминании об ужасных условиях, пренебрежении и жестокости многих сестер и санитарок. Несколько раз Николас нежно касался меня.

– Мне так жаль, – твердил он снова и снова.

Раз он закрыл лицо руками и не отрывал их от лица, пока не успокоился и не смог посмотреть на меня снова.

Мало-помалу мои сомнения в нем улеглись, как это бывало всегда.

Я убедила Николаса рассказать мне о мучивших его кошмарах, доказала, что каким-то образом они должны быть связаны с его воспоминаниями. Как обычно, он говорил о том, что постоянно видел огонь, о том, что ударил Джейн, и этот кошмар повторялся снова и снова, о том, как он выбирался из конюшни, как на его глазах она сгорела.

Это были осколки, фрагменты, кусочки образов, смешавшиеся в хаос. Был ли он к тому времени уже одурманен наркотиком? Он не знал этого наверное, но подозревал, что было именно так. Он подозревал также, что опиум каким-то образом оказал на него действие в день того злополучного происшествия по пути в Йорк. А иначе как можно было бы объяснить то, что он рискнул поехать по еще тонкому льду?

Он говорил о голосах, которые слышал ночью в коридоре возле своей двери. Потом снова упомянул призрачный образ женщины, которую видел в коридоре, на аллее Уолтхэмстоу и в конюшне.

Тут я подняла голову с подушки.

– Но это не было игрой воображения, Николас. Я сама ее видела.

Его темные глаза впились в меня.

– Ты ее видела, – повторил он.

– Да. Первый раз она показалась мне на кладбище в день похорон моей подруги. Тогда мне показалось, что она просто растаяла в тумане. Второй раз я видела ее в нежилом западном крыле дома.

Николас приподнялся на кровати, прижал меня к своей груди.

– Почему ты не рассказала об этом мне?

– Откровенно говоря, дорогой, я в тот момент уже не верила в твою честность. После того как я обнаружила комнату в западном крыле, обставленную так, будто там живут и теперь…

– Комнату? Какую комнату?

– Комнату, в которой она жила. Так я полагаю. Позже я повела туда Тревора, но, когда мы туда вошли, комната выглядела так, будто никто и никогда в ней не жил. И в этот момент я решила, что и сама страдаю от галлюцинаций. Когда мне объяснили, что когда-то там жила Саманта…

– Жила?

– Да, – ответила я. – Что ты или Тревор держали ее там.

– И кто же это объяснил?

– Адриенна.

Сквозь ночной мрак я внимательно вглядывалась в глаза мужа.

– Муж мой, – шепотом спросила я, – ты и Саманта, вы были любовниками?

Николас прижал меня к себе еще сильнее.

– Не могу ответить честно, Мэгги. Столько всего необъяснимого случилось и до и после смерти Джейн, что не могу поклясться. В то время мое безумие достигло пика, или так мне кажется. Я мог сделать девушку своей любовницей. Помню, что она была прелестным созданием, маленькая бледная блондиночка, пожалуй, похожая на Джейн. Возможно, я поцеловал ее раз-другой, нет, не отворачивайся. Ты ведь хотела честного ответа и получила его. Да, я помню, что целовал ее, но что касается остального, не могу сказать.

Разжав наконец крепкие объятия, он задумчиво продолжал:

– Одно мне ясно, Мэгги. Я не придумал эту женщину. Я видел ее. Думаю, она старалась заставить меня поверить в собственное безумие. А я был так близок к тому, чтобы сломаться, Мэгги. Потом явилась ты и спасла меня, и снова заставила поверить в себя.

Наступило долгое молчание, я почувствовала, что уплываю в сон, убаюканная глухим биением сердца моего мужа у самого уха. В какой-то момент, уже засыпая, я услышала, как он сказал:

– Мэгги, я люблю тебя.

Потом погладил меня по волосам, и губы его коснулись моего лба. И мне почудилось, что он плачет.

Этот звук был столь слабым, что сначала я подумала, что мне показалось. Потом я снова услышала его: кто-то трогал дверную ручку.

Я почувствовала, как тело моего мужа, лежавшего возле меня, напряглось. Потом его рука поднялась, и ладонь закрыла мне рот, предупреждая, что следует молчать. Он отодвинулся от меня, потом спустил ноги на пол. Тихо, как кошка, подошел к камину и вооружился кочергой.

Я тоже встала с постели, побуждаемая к действию страхом. Если бы он ушел из комнаты, он мог бы и не вернуться. Бросившись к нему, я зашептала горячо и настоятельно:

– Ник, выйти за дверь было бы глупостью. Останься. Подожди до завтра, и мы увидим этот кошмар до конца, но при свете дня.

Потрепав меня по щеке свободной рукой, он улыбнулся и спросил тихонько:

– Должен ли я расценивать ваши слова как напутствие, леди Малхэм? Может быть, вы решили наконец поверить мне?

Снова кто-то попытался открыть дверь Муж отстранил меня и на цыпочках приблизился к двери, прислушался. Бесшумно вынул ключ из кармана, так же бесшумно вставил в замок. Потом быстрым движением руки откинул болт и распахнул дверь.

Никого.

Он вышел в коридор.

Никого.

Поколебавшись и, видимо, строя в уме план действий, он шагнул в темноту и исчез. Я нетерпеливо ждала, уши мои чутко пытались уловить хоть какой-нибудь звук, глаза напряженно всматривались в темноту, пытаясь что-нибудь разглядеть. Я вышла из комнаты, остановилась в середине темного коридора, похожего на тоннель, бесконечного и пустого, и удивилась тому, насколько быстро тени поглотили фигуру Николаса. Потом я увидела его. Он нес на руках Кевина.

Не говоря ни слова я бросилась назад в комнату, протягивая руки, чтобы взять нашего сына. Прижимая ребенка к груди, я смотрела на мужа и улыбалась.

Я заметила, что его взгляд стал благоговейным.

– А теперь я пойду, – сказал он. – Запри дверь за мной на ключ и не отпирай никому, кроме меня. Ты знаешь, как я обычно стучу.

– Куда ты пойдешь? – спросила я. – Что ты надеешься найти в темноте? Я уверена, это может подождать до утра.

Но тут же поняла, что уговаривать его бесполезно.

Он поцеловал меня и молча закрыл за собой дверь.

Я заперла ее за ним.

Удушливая и тоскливая тишина, усугублявшаяся каждым колебанием пламени свечи, каждым скрипом веток вяза, царапавших время от времени по стеклу, угнетала меня. Каждый стук ветки по стеклу заставлял меня дергаться, и не раз я подбегала к двери в надежде на то, что мой муж вернулся, но он все не шел.

Фитиль свечи уже почти догорел, а свет ее стал тусклым. Я сидела в центре кровати, мой безмятежно спящий сын лежал рядом со мной, и я наблюдала, как желтый круг света вокруг нас все уменьшается по мере того, как фитиль становился меньше, и последние трепетные блики танцевали на стенах. Потом наступила темнота.

Поднялся ветер. Я слышала где-то вдали собачий вой. Подойдя к окну, я выглянула в сад. По земле стлался туман, медленно наползая из лесу и приближаясь к дому дюйм за дюймом. И над всем этим в черном бархате неба светила полная, белая как алебастр, луна.

По спине моей поползли мурашки, кожу мою будто пронзали иголки, я похолодела, и сердце мое застучало сильно и глухо, как барабан, а в голове зашумело.

Мне показалось, что в комнате я не одна.

Медленно я отвернулась от окна, оглядывая утопающие в тени углы, всматриваясь в каждый закоулок, в каждую трещину и щель. Я снова позволила своему паническому страху перед темнотой овладеть собой. В комнате никого не было. И все же…

Я чувствовала чье-то присутствие. Как и прежде, в саду, как в коридоре, как на кладбище. Присутствие зла, столь могущественного, что оно могло преодолеть границу между жизнью и смертью. Я содрогнулась.

Осторожно я приложила ухо к двери и прислушалась.

Ничего.

Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться только на слухе. Что там было возле меня? Что-то было в этой пустоте и тишине, за этой преградой. Я была в этом уверена.

Я медленно открыла глаза и увидела, как поворачивается дверная ручка. Отшатнувшись от двери, я прикрыла рот руками, чтобы не закричать, уверенная, что, кто бы ни стоял сейчас за дверью, он мог услышать мое судорожное дыхание. Потом я услышала стук. Раз… два… Наступила пауза. Снова стук – в третий раз.

Меня охватила радость. Я почувствовала облегчение и бросилась к двери. И тут инстинкт остановил меня. Что-то не тик! Разве стал бы Николас пытаться повернуть ручку? Он прекрасно знал, что я заперла за ним дверь.

А этот стук? Эта долгая пауза, будто он колебался, постучать ли в третий раз, будто не был уверен. Конечно, это не было условленным стуком моего мужа.

Кто бы там ни скрывался за дверью, он, должно быть, знал, что я одна.

Наступила тишина, и снова мне показалось, что в комнате стало теплее, и охватившие меня щупальца страха будто растаяли, как туман на солнце. Несколько минут я простояла, стараясь успокоиться, и мне это почти удалось, когда я снова услышала стук в дверь.

На этот раз стучали уверенно. Я замерла на месте, не в силах двинуться. Стук повторился.

Я заставила себя подойти к двери, вынуть ключ из кармана, вставить его в замочную скважину и повернуть, сдвинула с места болт и отступила, готовая сразиться с самим Сатаной, если бы это потребовалось. Дверь скрипнула и отворилась. В комнату вошел мой муж.

С возгласом облегчения я бросилась ему на шею и принялась покрывать поцелуями его лицо. Однако он не отвечал на мои ласки с такой же горячностью. Слегка отстранив меня, Николас снова запер дверь и подошел к окну.

– Сэр, – сказала я, – слава Богу, с вами все в порядке. Вы что-нибудь выяснили?

И тотчас же рассказала ему, что кто-то пытался проникнуть в комнату в его отсутствие. Он ответил:

– У меня нет никаких сомнений в том, что за мной следили. Да я и не пытался скрываться.

Милорд посмотрел на меня.

– Скоро рассветет. Постарайся отдохнуть, Мэгги, пока я буду сторожить твой сон.

Я задремала. Когда я снова открыла глаза, в окно струился тусклый свет раннего утра. Мой муж стоял у окна, кончики его пальцев были слегка прижаты к стеклу, лицо казалось бледным, как мрамор. Подняв голову с подушки, я уже собралась было заговорить с ним, когда он вдруг бросился к двери. Я окликала его, но, похоже, он меня даже не слышал.

Я спрыгнула с кровати и подбежала к окну, пытаясь узнать, что он там увидел. Клочья тумана медленно проплывали над пробуждающейся землей. Они были похожи на гигантские серые облака, оттенком слегка темнее тусклого утреннего света. Потом я уловила какое-то движение среди деревьев.

Я распахнула окно, проклиная туман, и напрягла зрение, чтобы увидеть то, что так взволновало моего мужа и заставило убежать без объяснений. Вот! Что-то белое… фигура, закутанная в плащ с капюшоном спешила по тропинке в сторону конюшни.

– Нет! – громко закричала я.

Я подбежала к двери и столкнулась лицом к лицу с Би. Она протянула ко мне руки, вцепилась крючковатыми пальцами в мои плечи, и внезапно я увидела, что ее бескровное лицо выглядит много старше обычного.

– Кевин, – прокаркала она. – Малыша нет, миледи!

– Он спит здесь, – объяснила я и, отстранив ее, бросилась бежать по коридору, невзирая на боль от ушибов.

Добравшись до площадки возле комнаты Адриенны, я задержалась и заметила, что дверь ее спальни открыта нараспашку. Из дверного проема на площадку падал желтый свет.

Я должна была это предвидеть. Я поспешила к ее двери и заглянула в комнату. Она была пуста.

Добравшись до кухни, я нашла там Матильду, пребывающую в полной растерянности. При моем стремительном появлении она воскликнула:

– Боже! Что здесь происходит? Все выбегают из дома, будто сам дьявол гонится за ними по пятам.

Я встряхнула ее, заставляя замолчать, и приказала:

– Тилли, поспеши к доктору Бреббсу и приведи его сюда. Скажи, что это срочно. Он поймет!

Я выбежала из дома без плаща, и мое тонкое белое ночное одеяние не защищало от ярости стихии. Я бежала настолько быстро, насколько позволяло мое ослабленное тело, по тропинке к конюшне.

Наконец я оказалась у цели – передо мной выросло пепелище, все, что оставалось от конюшни, – это мрачные черные обугленные столбы и камни. В этом месте царило безмолвие смерти.

С места, где я на мгновение остановилась перевести дух, я могла видеть обугленные остатки двери и стойла – там умерла Джейн. В углу валялась какая-то бесформенная масса, наверное, остатки упряжи. Там же я заметила колесо, остов экипажа и покачала головой, стараясь отогнать воспоминания об «аде», изображенном на картинах моего мужа.

Но где же был он сам?

Оставив унылое заброшенное место, я вернулась на главную аллею, лихорадочно оглядываясь по сторонам, я искала мужа и тут наконец заметила его вдали, на самой высокой точке вересковой пустоши. Потом он исчез, скрывшись за обломком скалы.

За пределами сада ветер бушевал со страшной силой. Он свистел, забираясь в каждую щель и трещину, ломая сухие кусты, унося клочья ночного тумана. Наконец и я взобралась на холм и оттуда оглядела местность. Мне был виден утес Пайкадоу, передо мной клубился и завивался туман, уносимый ветром, я различала каменную стену, ремонтом которой занимались мой муж и Джим. Должно быть, мое падение с лестницы помешало им закончить работу, потому что огромный пролом в стене еще не был заделан полностью.

Мои воспаленные глаза искали на фоне тусклого и туманного ландшафта фигуру моего мужа и того таинственного существа, что увлекло его сюда, это негостеприимное место. «Почему? – спрашивала я себя. – Почему сюда?Мои глаза обшаривали стену… И там… И тут истина пронзила меня с такой ясностью, что я похолодела от ужаса, потому что я увидела мужа на краю утеса Пайкадоу, а рядом с ним различила закутанную в плащ с капюшоном женскую фигуру.

Могла ли я осмелиться окликнуть его? Смела ли я двинуться с места? Что за ужас гнал моего мужа к обрыву? Почему смерть ему казалась желаннее встречи с этой странной женщиной, с этой Немезидой?

А Николас все пятился, все отступал, и оказывался все ближе к обрыву. Страх за его жизнь придал мне сил. Спотыкаясь, я сбежала с холма, перебралась через полуразрушенную стену и достигла мрачного утеса.

Приблизившись к женской фигуре, я закричала:

– Постойте!

Ветер, продолжавший выть и рыдать над ущельем, поднял капюшон ее плаща, когда она повернулась ко мне.

Джейн!

Во мне поднялся непреодолимый ужас, ноги мои обмякли, я пошатнулась и осела на землю. Неужели это был призрак, посланный из могилы в мир живых, чтобы отомстить за свою погибшую душу? Нет, я видела гриву светлых волос, облаком поднявшихся над ее головой, я слышала ее зловещий, полный ненависти смех и поняла, что передо мной живая женщина. К тому же в Оуксе я научилась распознавать признаки подлинного безумия. Я видела его там, я видела его и здесь, в глазах Джейн Уиндхэм. Да, она была реальной, живой, из плоти и крови, и более злой, чем любой демон, вышедший из ада.

Она стремительно повернулась к моему мужу, остекленевшие глаза которого заставили меня похолодеть. Видимо, Николас переживал страшный шок.

И вдруг земля подо мной задрожала от топота копыт. Через стену перемахнуло храпящее чудовище, в тумане оно казалось огромным и угрожающим и ринулось прямо на Джейн. Джейн подняла руки и пронзительно закричала. Я в страхе смотрела, как она отшатнулась от бьющих по воздуху копыт коня и исчезла за краем обрыва. Жуткий крик ужаса поглотил туман.

Николас деревянной походкой, спотыкаясь, сделал несколько шагов от края утеса. Казалось, его руки и ноги были налиты свинцом, но лицо выражало облегчение. С трудом поднявшись на ноги, я бросилась к нему, а Тревор спрыгнул с коня и торопливо направился к нам.

Милорд обнял меня, крепко прижал к себе и прошептал:

– О Боже, Боже, Мэгги, это в самом деле была Джейн? Значит, я не вообразил ее?

– Да! – воскликнула я. – Это была Джейн, сэр, и она не плод больной фантазии.

Милорд раскрыл объятия своему брату:

– Благодарю, Трев, ты появился как раз вовремя!

Я отстранилась и теперь смотрела, как мой муж обнимает брата, выражая ему свою благодарность. Я заметила, что Тревор слишком напряжен и сдержан, и сердце мое сжалось от недоброго предчувствия.

С каменным лицом Тревор отступил на несколько шагов.

– Нет! – сказала я громко. – О Господи! Николас переводил непонимающий взгляд с Тревора на меня и обратно. По его лицу я поняла, что и до него начал доходить страшный смысл этой сцены. Теперь оно тоже утратило всякое выражение и казалось высеченным из мрамора. Он старался встать так, чтобы защитить своим телом меня. Тревор холодно мне улыбнулся.

– Привет, Мэгги, – сказал он. – Вас удивляет, что я знаю, кто вы?

Я только кивнула, слишком потрясенная, чтобы обрести дар речи.

– Я и не догадывался до тех пор, пока Джейн не столкнула вас с лестницы. Во время осмотра я заметил клеймо на вашей руке. Как врач, я тотчас же понял, что это отметина, полученная в том заведении, где вы побывали. У меня не много времени ушло на то, чтобы связаться с официальными лицами, которые и подтвердили пребывание в лечебнице Ариэль Маргарет Рашдон и то, что вы произвели там на свет сына Кевина.

– Так это ты был тем чертовым ублюдком, кто отравлял меня? – сказал Ник. – Но Брэббс уверял меня…

– Я пополнял свой запас опиума каждый раз, как ездил в Йорк. Боже милостивый, Ник, неужто ты был так глуп, чтобы поверить, что меня интересует что-нибудь столь прозаическое, как выращивание чая в Индии? Последние пять тысяч фунтов, которые ты любезно выдал мне, пошли полностью на опий для тебя и… других.

Теперь заговорила я:

– Милорд, было совсем несложно добавить опий в вашу еду или питье, после чего вы засыпали на несколько дней, а когда просыпались, не помня ничего о своих действиях, он умел убедить вас, что вы совершили то, чего и не думали делать. Как произошло недавно во время вашего спора в библиотеке.Он порезал себе губу и заставил нас всех думать, что это вы его ударили. Это было совсем нетрудно сделать ножом для разрезания бумаг. Не понимаю, почему мне это не пришло в голову сразу же.

Синие глаза Тревора теперь пристально смотрели на меня.

– Если бы вы не появились, Мэгги, возможно, ни Джейн, ни мне не пришлось бы прибегнуть к убийству. Мы были так близки к тому, чтобы убедить всех, включая и Ника, что он безумен. Но вот являетесь вы, человек сведущий в нервных и психических болезнях, и портите всю нашу игру.

Я почувствовала, что мой муж дрожит от гнева. В приступе ярости он сжимал и разжимал кулаки.

– Почему, Тревор? – наконец спросил он. – Что я сделал тебе…

– Сделал? Боже милостивый! Это же очевидно. Ты унаследовал Уолтхэмстоу, мой братец, а я нет. Прийти к мысли о том, чтобы устранить тебя, а самому завладеть имением было легко, должен тебе признаться. Видишь ли, мне не было нужды убивать тебя. В этом случае Уолтхэмстоу перешел бы к Джорджу, потом к Юджину. Поэтому я должен был создать мнение, что ты не можешь дальше управлять имением из-за своего плачевного состояния. Тогда я мог бы обратиться в суд и потребовать, чтобы меня назначили твоим опекуном. Несчастный случай по дороге в Йорк и краткая амнезия были настоящим подарком небес.

– Но ведь ты получал свое содержание. Я всегда был готов дать тебе прибавку, выплатить деньги раньше срока, авансом, если считал, что твои доводы убедительны.

– Ты считал мои доводы… – передразнил брата Тревор. – Мне до смерти надоело слышать о том, что ты считаешь, мой добрый лорд Малхэм. Я устал жить в твоей тени, устал ползать перед тобой на брюхе каждый раз, когда мне понадобятся деньги. Мое ежегодное содержание – это жалкие гроши по сравнению с тем, что требуется, чтобы жить в свое удовольствие в Лондоне или Париже. А я именно туда собираюсь направить свои стопы, когда разделаюсь с тобой. Боже, я буду счастлив покинуть этот обшарпанный дом и этих жалких мелких людишек…

Я подняла глаза на мужа, когда он спросил:

– А какова роль моей жены во всей этой истории?

– Ты спрашиваешь о Джейн? – Тревор рассмеялся. – Еще одна дура. Мы были любовниками долгие годы, и наша связь продолжалась даже тогда, когда мамочка и папочка устраивали ваш брак. Конечно, я никогда не женился бы на ней, но убедил ее принять участие в игре. Ей была отведена определенная роль. Я обещал продать Уолтхэмстоу, когда он станет моим, а деньги истратить на нашу совместную поездку за границу и поселиться с ней там, где нас никто не знает. Та ссора, которая разгорелась между вами в конюшне, была заранее нами подготовлена. Джейн намеренно разозлила тебя, и ты ее ударил. Все произошло, как мы задумывали. Она притворилась, будто потеряла сознание, а когда ты, испуганный безумец, побежал за помощью, мы вместе подожгли конюшню.

– Но на пепелище было обнаружено тело, – сказал Николас бесстрастным тоном. – Как насчет тела?

– Это была Саманта. Чтобы заманить ее в конюшню, я написал записку, а когда она прибежала на мой зов, оглушил ударом камня по голове. Никто никогда не действовал так ловко и предусмотрительно. Впрочем, идеальных преступлений, видимо, не бывает. Мне было ненавистно то, что мы сделали. Саманта была отличной любовницей, но дело есть дело…

Тревор снова посмотрел на меня. Николас инстинктивно заслонил меня от него.

– Милое дитя, – услышала я его голос. – Поначалу, когда вы только появились здесь, я искренне привязался к вам. Даже подумывал о том, чтобы соблазнить вас, но потом понял, что мне не будет от этого проку. Как и Саманта, вы с обожанием смотрели только на него. Но в отличие от Саманты вы не примирились бы с ролью второго плана. Вы, Мэгги, не представляли для меня угрозы, пока не вышли замуж за Ника. Став леди Уинд-хэм, вы смогли бы повлиять на него, но не стали бы действовать ради меня. Мы с Джейн думали, что падение с лестницы поможет нам убить двух зайцев: мы могли или устранить вас, или убедить, что Ник опасен. По-видимому, не добились этим ничего. Но потом мы обнаружили клеймо и поняли, что вы мать Кевина. Вы догадываетесь, что это значит? Что он законный сын!

Углы его губ зловеще изогнулись. Тревор молниеносным движением вытащил пистолет из-под плаща, когда Николас шагнул к нему с угрожающим видом.

Держа пистолет на уровне сердца милорда, Тревор продолжал:

– Будь Кевин незаконнорожденным, Уолтхэмстоу никогда бы не перешел к нему. Но теперь с вашей смертью я предъявлю свидетельство о том, что Ариэль была матерью Кевина, и поместье отойдет к нему. А ему, без сомнения, понадобится опекун, пока он не достигнет совершеннолетия. Думаю, мне не составит труда убедить всех, что Ником снова овладело безумие, и он убил новоявленную леди Малхэм и себя.

Когда Тревор поднял пистолет с взведенным курком, я бросилась вперед, надеясь, что неожиданность моего нападения даст мужу время что-то предпринять. Но Тревор оказался слишком проворным. Он успел ударить меня локтем в лицо, и я покатилась на землю.

Мой мир превратился в ужасную какофонию звуков: крики дерущихся мужчин, ругательства, звук ударов. Внезапно я услышала выстрел, и пуля зарылась в землю всего в нескольких дюймах от моего лица.

Братья были так близко от обрыва, так близко от края.

Мой муж оборонялся, но брат его оказался сильнее, здоровее и оттеснял его все ближе и ближе к краю пропасти. Я попыталась встать, но мое и без того пострадавшее тело не позволило мне сделать этого, мне удалось только встать на колени. Я отчаянно плакала, умоляя о милосердии к моему мужу, пока страх не лишил меня всех сил, и я упала плашмя в пропитанный влагой торф.

Я подняла голову. Мужчины продолжали бороться и все больше приближались к обрыву.

В ужасе я закричала, видя, как мой муж скользит в пропасть, к вечному забвению. Я увидела, как он скрылся за краем обрыва. Видны были только его руки, судорожно хватающиеся за землю, ноги же не могли найти опоры и двигались из стороны в сторону в поисках ее.

Я увидела счастливый шанс на спасение мужа и бросилась на землю, ухватившись за его руки и стараясь удержать Николаса от падения. Но он был слишком тяжелым и постепенно сползал вниз. Я с ужасом поняла, что мне суждено увидеть его гибель в той самой бездне, что уже поглотила Джейн. В моих отчаянных попытках спасти мужа я совершенно забыла о Треворе. Шум, раздавшийся позади, напомнил о его присутствии. Оглянувшись через плечо, я увидела, что Тревор приближается, занеся над собой огромный камень. Ненависть придала ему сверхъестественную силу.

– Мэгги! – крикнул Николас. – Беги, Мэгги! Вспомни о Кевине, ты нужна ему.

Мои руки, скользкие от грязи, торфа и пота, еще крепче ухватили его запястья.

– Верно, Мэгги, – хмыкнул Тревор, – бегите поскорее, но будьте уверены, что в конце концов я догоню вас.

Он стоял совсем рядом с нами.

– Остановись, Тревор! – раздался женский голос. – О Боже, Тревор, прекрати это безумие!

На вершине холма стояла Адриенна. Она целилась из пистолета в Тревора.

– Тревор! – крикнула она. – Не вынуждай меня убивать тебя!

Я услышала его язвительный смех.

– Глупая сучка! Чем ты будешь без меня? Кто будет доставать для тебя эти прекрасные белые порошки, если ты убьешь меня?

– Прекрати! – крикнула Адриенна. – Я не позволю тебе совершить зло!

Мои руки слабели с каждой секундой, я продолжала цепляться за запястья Николаса, а он в свою очередь хватался за ускользавший из-под согнутых пальцев торф. Он не мог больше удерживаться в этом положении. Да и никто бы не смог.

Тревор сделал еще шаг вперед, и Адриенна зарыдала в голос:

– Не вынуждай меня! Остановись, Тревор! Клянусь, я выстрелю!

Он нависал над нами, глаза его казались дикими, лицо было незнакомым – теперь это была маска безумия.

Послышался выстрел, и Тревор повернулся к сестре, не веря в случившееся. Камень выпал из его рук и покатился вниз, а Тревор очень медленно опрокинулся спиной с утеса и исчез в тумане.

Я крикнула Адриенне, прося помочь мне вытащить Николаса. Мне казалось, прошла вечность, прежде чем она опустилась на колени рядом со мной и схватила моего мужа за руку. Вместе мы вытянули его на край утеса и остались сидеть, ежимая друг друга в объятиях, не решаясь поверить в то, что этому кошмару пришел конец.

– Все плохое позади, – сказала я ему, целуя его в лоб и стараясь его успокоить.

Тело Николаса сотрясалось от дрожи.

– Все кончилось, милорд муж. Клянусь вам! И так оно и было. Он крепко сжал мою руку в своей, обнял сестру за плечи и помог нам подняться на ноги Ни разу не оглянувшись назад, мы вернулись в Уолтхэмстоу.