Текст книги "Исчезновение"

4

Вторник

Второй день после бомбардировок

– Они отреагировали на это, ну… просто странно, – хмуро говорила Френсис, ковыряясь в своей обеденной тарелке. – Ни слова не проронили.

Она рассказывала Пэм о визите к Норе и Кэрис и своем предположении о невиновности Иоганнеса. После этого посещения у нее словно желудок свело, и она никак не могла избавиться от этого ощущения, что мешало ей даже есть.

– Ну а какой реакции ты от них ожидала? Это ведь не пустяк, правда? Я хочу сказать, что напрашивается такой вывод: если это был кто-то, кого Вин знала, значит они все его знали, ведь так? Кто-то из своих.

– Да, поэтому я ожидала, что Кэрис станет кричать на меня, а потом выгонит вон, а миссис Хьюз будет настаивать, что это сделал Иоганнес. Но вместо этого… они просто таращились на меня.

– Бедная женщина за все эти годы так и не смогла свыкнуться с мыслью, что ее дочь мертва. Наконец она вынуждена была это признать, и тут являешься ты и говоришь, что, возможно, убийца все эти годы разгуливал на свободе. – Пэм со свистом сердито втянула воздух.

– Ты считаешь, я не должна была им ничего говорить? – возмутилась Френсис.

– А ты не считаешь, что им сейчас и без того хватает забот? – жестко ответила Пэм и посмотрела на Френсис так строго, что той пришлось отвести взгляд.

– Конечно, – тихо проговорила Френсис. У нее снова разболелась голова. – Главное сейчас – это найти Дэви. И я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

– Согласна, – смягчилась Пэм.

– Но ведь и дело Вин тоже важное?

– Полиция провела расследование. Того человека судил суд присяжных, и его повесили. Вопрос, кто это сделал, снят, Френсис.

– Не говори так! Не говори «тот человек»!

– А как я должна говорить о человеке, который убивает детей?

– А если это был не он?

– Френсис…

– Иоганнес никогда бы не спрятал Вин на ее собственном дворе! Он бы просто не смог!

– Но ты же не можешь знать это наверняка, Френсис.

– Могу! Я знала его, и я… – Френсис осеклась, не находя нужных слов.

– Ты думала, что знаешь его, но ты была еще совсем ребенком. Ну, даже если так, ты знала, что это не он… точно знала, так? Но ты рассказала в полиции, что он делал, что говорил…

– Он никогда бы нас не обидел! Нет… Просто полиция использовала мои слова… как им этого хотелось!

– Нет. Они просто сопоставили все факты и поняли, как все было. А ты не могла этого сделать в силу своего возраста.

– Я думаю, нам никогда не откроется до конца то, что случилось тогда. Чего-то мы никогда не узнаем.

– Что-то? Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю, Пэм. Просто… С тех пор как мы нашли ее, я вспоминаю… и чувствую стыд. Мне кажется, что я… сыграла в этом какую-то роль. Ужасную роль.

– Френсис, нет. Ты тут ни при чем. – Пэм взяла ее руку и сжала. – Никакой роли ты не сыграла.

– Откуда у тебя такая уверенность? Я помню, как вы однажды спорили с Сесилией, когда я играла у вас в саду. Еще до того, как все это случилось. Сесилия была за отмену смертной казни, а ты утверждала, что некоторые заслуживают смерти. И Сесилия спросила, что является большим злом: когда виновный окажется на свободе или когда невиновного казнят по ошибке?

– Да. Она всегда считала, что второе намного хуже первого. А вот я никогда не была так категорична.

– Ну а что, если тогда случилось именно так, казнили невиновного?

Они обе на какое-то время замолчали. Пэм откинулась на спинку стула и сидела, глубоко задумавшись, с мрачным лицом.

– Френсис, дорогая… – наконец заговорила Пэм. – На тебя сейчас столько навалилось. Ты оставила Джо, снова стала жить с родителями. Теперь вот это все, да еще малыш Дэви пропал… – Пэм огорченно покачала головой. – Должно быть, ты очень взволнована и очень… расстроена.

– Что ты хочешь сказать, тетя Пэм?

Пэм снова потянулась к ней через стол и взяла за руку.

– Я хочу сказать: не загоняй себя, девочка, – мягко заговорила Пэм. – Ты всегда все переживала тяжелее других, все обдумывала, прежде чем что-то сделать. И это очень хорошо, но… возможно, вот именно сейчас будет лучше просто плыть по течению, не пытаясь что-то понять или изменить. Живи настоящим. И пусть все войдет в свое русло. – Пэм пристально посмотрела на Френсис, и та ощутила, что между ними возникла стена отчуждения, которой раньше не было.

Френсис стало страшно и очень одиноко. «Цыц, малышня!» – услышала она из глубин своей памяти. Затем: «Заглянули под каждый камень». И вдруг совершенно отчетливо прозвучал голос Дэви – последнее, что он сказал, когда она оставляла его у Лэндисов, одно-единственное сонное слово протеста: «Френсис». Она резко встала из-за стола.

– Хорошо, – выговорила Френсис, еле сдерживая слезы.

– Господи, я расстроила тебя! Френсис, дорогая…

– Нет-нет, ты права. Я должна просто плыть по течению и жить настоящим. Я должна искать Дэви. Я… Я пойду сейчас в полицию, проверю, есть ли у них заявление о том, что он пропал, и описание примет.

И прежде чем Пэм успела что-то сказать, Френсис быстро вышла из дома. Она отправилась в полицейский участок на Орандж-Грув. Когда она остановилась у входа в участок, то успела расслышать за спиной несколько торопливых шагов, но они тут же стихли. Френсис обернулась – позади никого не было. Нахмурившись, она зашла внутрь. Дежурный сержант проявил живое сочувствие, помогая ей заполнить заявление о пропаже Дэви. Но когда она попросила поговорить с детективом и не сказала, на предмет чего, тот нахмурился. Да она и сама не ясно представляла себе, о чем собиралась спрашивать, но твердо решила не уходить, пока не добьется встречи. Она ожидала в просторной приемной, но обещанные десять минут перетекли в полчаса, и ее стало донимать беспокойство. Периодически в участок прибегали курьеры с какими-то документами и, пока им готовились ответные послания, сидели, пытаясь отдышаться. Вокруг полицейского участка многие дома были разрушены во время налета. В самом участке в окнах выбило стекла, и они были закрыты щитами и брезентом. Внутри стоял сумрак, было душно и пахло табаком, сапожным кремом и потом – неприятный запах, словно кто-то чужой долгое время спал на твоих простынях.

– Как думаете, он еще долго не появится? – спросила Френсис у дежурного сержанта.

– Думаю, да, – ответил сержант и шумно втянул воздух носом. – Может, хотите чашку чая?

Наконец появился детектив – инспектор Риз, высокий, худой и холеный. Его пышные усы были гораздо светлее темно-рыжих волос. От него исходил слабый запах несвежего кофе. С измученным видом он проводил Френсис в обшитую деревянными панелями комнату, усадил за стол. За ними в комнату вошла женщина-сержант и села рядом с инспектором Ризом, что весьма удивило Френсис. У женщины были белокурые волосы, золотистые ресницы и розовая ухоженная кожа. Однако было видно, что она старше Френсис; возможно, ей было чуть больше сорока. Усевшись, женщина взяла блокнот и карандаш наизготовку.

– Миссис Пэрри, – начал инспектор Риз, – прошу прощения за ожидание. У нас тут много дел, как вы, безусловно, могли заметить. Поэтому, пожалуйста, покороче. – Инспектор сложил пальцы рук домиком перед собой на столе.

Френсис раздирали сомнения. Еще ничего не сказав, она почувствовала, что все это бесполезно. Но мысли об Иоганнесе не покидали ее, а тут еще Кэрис – почему она вдруг так неожиданно замолчала, а миссис Хьюз вежливо, но настойчиво сразу же выставила ее после того, как Френсис о нем заикнулась?

– Я пришла, чтобы… поговорить о новых фактах в деле об исчезновении Бронвин Хьюз, – наконец выговорила Френсис.

– Бронвин Хьюз… – Инспектор Риз нахмурил брови, силясь отыскать в памяти это имя.

Риз был средних лет, и Френсис сомневалась, служил ли он в полиции двадцать четыре года назад и мог ли знать о деле Вин. Возможно, его и в Бате тогда не было, акцент выдавал в нем выходца из Лондона.

– Вам придется напомнить мне, – в итоге сдался инспектор.

– Она пропала двенадцатого августа тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда ей было восемь лет, а вчера нашли ее останки. Во время бомбежки в ночь на воскресенье.

– Ах да, да, я слышал об этой находке. Дело в том, что это случилось еще до моего приезда сюда. Да, последний фрагмент в незавершенной мозаике. Но здесь нет никакой загадки. Дело закрыто. О каких новых фактах вы хотели поговорить?

– Ну… о том, где обнаружилось тело. Я пыталась объяснить офицеру, который приезжал в Бичен-Клифф, но, боюсь, он меня не понял. Она лежала все это время там, где ее и спрятали тогда, понимаете, на заднем дворе ее собственного дома. Получается, ее спрятали под одной из надворных построек.

«Заглянули под каждый камень» – эта фраза не давала Френсис покоя, постоянно всплывая в памяти.

– А вы что, специалист в этой области? Можете с уверенностью сказать, что останки не были перенесены туда позже?

– Ну… нет. – Френсис часто заморгала, сдерживая нарастающее отчаяние, отчаяние не быть услышанной, не быть понятой. – Но ведь она… ее скелет был очень хрупкий. И все же каждая косточка находилась на своем месте. Они сделали фотографии, люди, которые забрали ее потом, – у одного из них была камера. Фотографии останков и окрестностей, чтобы можно было составить полную картину, – я попросила их сделать это. И я думаю… Ну хорошо, а вы не находите, что Вин захоронили так близко к ее дому, потому что она была убита… кем-то из ее знакомых? По крайней мере, тем, кто знал, где она живет?

– Любой убийца готов выжидать и высматривать, чтобы добыть нужную информацию. Вероятнее всего, он так и поступил. Похитители детей неделями выслеживают и подстерегают своих жертв, как хищники. А дом – это лучшее место, чтобы что-то спрятать. Люди зачастую не замечают, что у них делается под носом.

– Но… тот человек, которого тогда арестовали… он не знал, где она живет. И он никогда бы не пошел туда, даже если бы захотел…

– Почему вы в этом так уверены?

– Потому что я знала его. Я была… Я была его другом… Он был нашим другом.

– Да уж, бедный друг… – сказал Риз, но замялся и замолчал, и Френсис почувствовала, что внимание женщины-сержанта приковано к ней.

– Вы знали Бронвин Хьюз?

– Она была моей лучшей подругой. Я та, кто… Она… – Френсис смолкла, съежившись под их внимательными взглядами, как под ударами плетки. Краска хлынула ей в лицо, и щеки зарделись пламенем стыда.

– Если мне не изменяет память, – кашлянув, начал инспектор, – то этот человек был не только арестован, но и осужден судом присяжных и повешен.

– А что, если он этого не делал?

– Чего вы от меня хотите, миссис Пэрри? Воскресить его?

– Он мог бы быть оправдан. Посмертно. А настоящий убийца привлечен к суду.

– И кто же, по-вашему, настоящий убийца?

– Я… Я точно не знаю, – еле слышно произнесла Френсис.

От вопроса инспектора у нее снова свело желудок и бросило в пот. Снова из глубин ее памяти выплыли какие-то образы. Она вдруг ощутила на своей коже тепло летнего дня, почувствовала запах крапивы и вместе с этим – страх.

– Насколько мне известно, он был немец, – заговорил инспектор, – участник боевых действий на стороне противника в прошлой войне. И мужчина, который водит дружбу с маленькими девочками. Какие могли возникнуть вопросы…

– Он был австриец, – перебила Френсис. – И вопросы должны были возникнуть! Вопросы должны были возникнуть!

Она вовсе не хотела повышать голос. Инспектор напрягся, сержант заерзала на своем стуле.

– Итак, вы предлагаете, чтобы я вновь открыл дело, которое было раскрыто много лет назад, сейчас, когда все мы находимся в тяжелейших военных условиях и, кроме того, уже никто ничего не помнит. И это на основании того, что были найдены останки ребенка. При этом никакой дополнительной информации у вас нет, верно?

Френсис сидела, опустив глаза, не зная, что ответить; но вместе с тем в ней крепла уверенность в одном.

– Они повесили не того человека, – твердо сказала она и сама содрогнулась от этих слов.

Казалось, что все эти двадцать четыре года она ждала, чтобы произнести их, и они вызвали в ней холодящее, тошнотворное чувство вины.

– И вот именно сейчас, когда идет война и наш город на осадном положении из-за налетов немецких агрессоров, вы намерены заявить о невиновности этого человека?

– Он не был немцем! Но даже если бы и был, это не делает его убийцей.

– Думаю, беглый взгляд на окрестности говорит об обратном, миссис Пэрри.

– А о чем говорят бомбы, которые мы сбросили на них? Я читала о сожжении Любека! Так что, мы тоже убийцы? – выпалила Френсис на одном дыхании.

Инспектор Риз окинул ее холодным взглядом.

– Я советую вам идти домой, миссис Пэрри. Надеюсь, вы доберетесь самостоятельно. Если же нет, то, полагаю, найдутся люди, готовые вам помочь. Я понимаю, что обнаружение останков вашей подруги произвело тягостное впечатление…

– Вы что же, ничего не предпримете?

– Этой несчастной девочке уже ничем не поможешь, – ответил инспектор и резко встал.

Женщина-сержант, строчившая что-то в своем блокноте, подняла на него глаза.

– Может, мне следует выяснить у миссис Пэрри все подробности на случай, если нам понадобится… – обратилась она к инспектору.

– В этом нет необходимости, сержант Каммингс, – категоричным тоном прервал ее Риз.

Каммингс с извиняющимся видом посмотрела на Френсис, поднялась и проводила ее к двери. Френсис ничего не оставалось, как подчиниться. Раздавленная отказом, она удалилась.

* * *

Из полицейского участка Френсис направилась по тому же маршруту, который они проделали с Оуэном за день до этого, разыскивая Дэви. По дороге Френсис не раз оглядывалась – то и дело ей казалось, что позади кто-то идет, или слышались шаги, которые явно подстраивались под ритм ее ходьбы. Правда, она так и не заметила никого, кто наблюдал бы за ней или шел следом, но ощущение слежки все нарастало, к тому же усиливалась тревога из-за отсутствия каких-либо следов Дэви. В конце концов, едва сдерживая горькие слезы разочарования, она повернула домой и остановилась на мосту Полпенни, чтобы успокоиться. Тонкий лучик солнца пробился сквозь облака и скользнул по поверхности реки, поблескивая, словно рыбья чешуя. Много лет назад десять человек погибли, когда рухнул старый деревянный мост, и теперь, как слышала Френсис, несколько неразорвавшихся бомб упали на дно; погребенные под слоем тины, они будут лежать там, поджидая своего часа, чтобы в конце концов взорваться. Френсис смотрела на реку, а мысли ее убегали в далекое прошлое, когда ей было восемь лет и жизнь ее в одночасье надломилась, как тонкая кость. Со временем все срослось, обе половинки снова были вместе, но боль все еще чувствовалась.

Чайки кружили совсем низко над головой девушки и тревожно кричали. К сегодняшнему вечеру Дэви пропустил уже шесть доз фенобарбитала, и его все еще не нашли. Скорее всего, припадка ему не избежать. Возможно, припадок уже был и Дэви очнулся в полном неведении, где находится и что с ним произошло. Он мог упасть и разбить голову или что-нибудь сломать. После бомбежки у Лэндисов с ним могло случиться что угодно. Френсис не могла позволить ему исчезнуть, как Вин, чтобы потом, много лет спустя, снова стоять над его крохотными останками, зная, что во всем виновата она сама. Внезапно она вспомнила о Перси Клифтоне, который лежал без сознания в госпитале, и снова ощутила дыхание давней летней жары, обжигающей и удушливой. И паническую нехватку воздуха. Перед мысленным взором Френсис встало набухшее багровое веко Перси, и девушка вспоминала, какой беззащитной и уязвимой она чувствовала себя рядом с ним. И потом весь оставшийся день ей казалось, что за ней следят. Френсис снова принялась ворошить в памяти события прошлого и вновь была вынуждена признать, что не знает этого человека. И все же она не могла отделаться от чувства, которое он в ней зародил, – словно в кромешной темноте ее поджидает кто-то невидимый.

Френсис поспешила в паб «Молодой лис», располагавшийся на углу Холлоуэй и Олд-Орчард. Этот паб находился в старом здании, которое много раз перестраивалось и достраивалось и ныне представляло собой нагромождение построек разной высоты со смежными комнатами внутри, косыми дверными проемами и фронтонными окнами под крутой остроконечной крышей. После пяти вечера здесь толпилось много народу, в основном это были рабочие с механического завода «Стозерт и Питт», которые имели бронь или миновали призывной возраст. Они заходили пропустить по стаканчику по пути домой. По сравнению с гарью, все еще заполнявшей улицы города, запах пива и старой одежды внутри паба был даже приятным. Френсис взяла пинту крепкого пива, и бармен даже глазом не повел в ее сторону, хотя она была одна в такой час и в таком месте – война на многое заставляла смотреть по-другому. Френсис окинула взглядом залы по обе стороны от бара, затем обернулась и в дальнем углу увидела Оуэна. Его долговязая фигура была едва заметна среди леса чужих спин, локтей и голов.

Помещение не отличалось богатством убранства – несколько старых карт на стенах и чучело лиса, который молодым совсем не выглядел. Таксидермист постарался придать лисьей морде весьма свирепый вид, совсем не соответствовавший печальному выражению стеклянных глаз. Хьюз Оуэн сидел прямо под этим чучелом, и, когда он улыбнулся, Френсис снова увидела в нем прежнего мальчишку, а не нынешнего мужчину. Лицо у него было перепачкано, и грязь въелась в морщинки. Ногти на руках почернели от мазута и копоти, вид был усталый. В детстве Оуэн был весельчаком. Хотел стать профессиональным футболистом. А теперь работал слесарем-наладчиком на заводе «Стозерт и Питт». Маленький живой винтик в огромном ревущем механизме завода, который каждый день поглощал и потом выплевывал его обратно вместе с толпой других рабочих. По слухам Френсис знала, что теперь, кроме привычных морских кранов и другого оборудования, они еще выпускали для армии танковые башни и пушечные лафеты.

– Подвинься, Баз, – сказал Оуэн мужчине, что сидел напротив него, освобождая место для Френсис.

После небольшой суеты последовала сдержанная пауза, пока мужчины пытались скорректировать свой разговор с учетом присутствия среди них дамы. Во время этой заминки Френсис налегала на свое пиво. Когда все вернулось на круги своя, Оуэн обратил на Френсис извиняющийся взгляд и слегка улыбнулся; в его глазах она уловила скрытую печаль.

– Как ты? – спросила Френсис.

Оуэн пожал плечами:

– Надоел этот бардак, а так – прекрасно. Как сама? С утра забежал к Пэм, но ты еще спала.

– Да, я знаю. Прости… она меня не разбудила. Я была сегодня в «Ройял юнайтед» и, кроме того, заходила повидаться с твоей мамой.

– Тебе не за что извиняться. Сколько времени ты не спала до этого? Надо отдыхать.

Он помолчал и добавил:

– Пэм говорила, ты обе ночи не приходила домой. Во время налетов.

– Да, так получилось.

Оуэн укоризненно покачал головой. Френсис заметила разводы соли от высохшего пота у него на лбу под прядями темных волос и представила себе, какие они мягкие и шелковистые, если их вымыть.

– Значит, и там ничего? В госпитале? – спросил Оуэн.

– Ничего. Но я видела… – Френсис осеклась и отвела взгляд.

Снова вместе с воспоминаниями об этом мужчине, которого она даже не знала, на нее нахлынул прежний, уже полузабытый страх.

– Видела что?

– Я… Да так, ничего. А как было в склепе Святого Марка, ужасно?

– Об этом нетрудно догадаться, – ответил Оуэн и замолчал.

– Ну а ты как, в порядке? В смысле… Надеюсь, все нормально. Я должна была пойти с тобой.

– Нет, не должна, – решительно сказал Оуэн. – Я рад, что ты не пошла. В любом случае, Дэви там нет, и это главное.

– Да, – с трудом выдавила Френсис, к горлу у нее подкатил комок. – Сколько, ты думаешь, он сможет продержаться? Среди всего этого хаоса.

– Френсис, перестань. Он или… погиб с Лэндисами, или убежал и его кто-то подобрал. Тогда он в безопасности. За ним присмотрят, пока мы его ищем.

– Нет, с Лэндисами он не погиб. Он ушел раньше и пытался отыскать меня, но… если его кто-нибудь подобрал, то где же он теперь? Почему его не отвели в один из центров временного размещения или в госпиталь? Он должен принимать лекарства!

– Ну они же этого не знают, так? Дэви же им вряд ли скажет.

– Но не оставят же они его… вот так… себе, верно?

– Конечно, – сказал Оуэн и вдруг нахмурился, – естественно, не оставят.

– Что с тобой?

– Ничего.

– Оуэн, скажи.

Оуэн поднял на нее взгляд, но тут же отвел. Он явно не хотел говорить и даже слегка отодвинулся.

– Ты помнишь те шальные бомбы, что угодили в Долмитс еще на прошлую Пасху? – наконец заговорил Оуэн.

Френсис молча кивнула.

– Ну так вот… тогда тоже пропал ребенок – Гордон Пэйн. Дом Пэйнов был разрушен, но они все успели выскочить, к счастью. Утром он был еще с ними, но потом, в суматохе, пока приходили в себя, они его потеряли.

– Как это – потеряли?

– Он просто пропал. Вот только был с ними, испуганный, но целехонький, они бросились спасать то, что осталось от их имущества, и потом он исчез.

– Так что с ним случилось? – спросила Френсис. – Его кто-то забрал?

Оуэн посмотрел ей в глаза и кивнул.

– Его… Две недели о Гордоне не было ни слуху ни духу. Родители уже отчаялись, разыскивая его. А потом он вернулся – сам пришел домой. Ну… туда, где раньше был его дом. Господи, никогда не забуду, как его мать рыдала, когда увидела сына.

– Так где же он был?

– Он не смог рассказать, – пожал плечами Оуэн, – или не захотел. Было понятно, что его… ну, удерживали силой. Синяки и все такое. Единственное, что он рассказал, что мужчина обещал накормить его рыбой и жареной картошкой, а потом просто не отпускал его домой, но ему удалось сбежать.

– И ты думаешь… Думаешь, что и с Дэви могло такое случиться? Что его похитили? Так, что ли?

– Я не знаю, Френсис, маловероятно, конечно, но…

– А сколько Гордону было лет?

– Семь или около того, я думаю. Послушай, не следовало мне все это тебе рассказывать, и… скорее всего, это ничего не значит.

– А если Дэви похитили? Он не сможет сбежать, как Гордон. Он совсем не такой. Он и плакать-то не будет или звать на помощь. Ведь не будет? А они заявляли в полицию? Эти Пэйны.

– Ну знаешь, они не из тех семей, что любят обращаться в полицию.

– А может, я с ними поговорю? Вдруг малыш вспомнит, где его похитили или где держали? Я могла бы расспросить его… – Френсис осеклась, потому что Оуэн отрицательно замотал головой.

– Их дом разбомбили, Френсис. Они уехали, и я не знаю куда. Не нужно было мне говорить тебе все это… Френсис, постарайся не думать об этом. Я уверен, Дэви просто потерялся, и все!

– Но что, если он… – Френсис почувствовала, как задрожал ее голос, и она никак не могла с этим справиться.

– Прекрати, – оборвал ее Оуэн, взял за руку и стал нежно гладить ее ладонь большим пальцем, стараясь успокоить. – Ты сведешь себя с ума этим «что, если».

Френсис потерла глаза, щипавшие от густого табачного дыма, и попыталась отделаться от мыслей о похитителе. Дэви был таким тихим, таким смирным и кротким. Идеальный ребенок для похищения. Чтобы обуздать воображение, Френсис глубоко вдохнула и резко выдохнула. Она остановила свой взгляд на ладони Оуэна, в которой лежала ее рука. Оуэн отпустил ее, смущенно склонив голову и сцепив руки перед собой на столе. Когда-то им было легко и просто вместе, но с тех пор многое изменилось. Френсис точно знала, как и когда оборвалась эта связь. И хотя было уже слишком поздно что-либо исправлять, она все еще жалела об этом. Случилось это прозрачной июньской ночью. Они шли по Линкомб-Вэйл, дорога постепенно превратилась в неровную тропу и, нырнув под железнодорожный мост, исчезала в поле. У них была бутылка сидра, которую Оуэн где-то стащил. Ей было всего четырнадцать, а ему лет восемнадцать или около того. К тому времени она уже имела опыт поцелуев и знала в подробностях, чего хотят мужчины от женщин. Но с Оуэном все было по-другому, настолько по-другому, что они даже не прикасались друг к другу.

Дорога впереди них исчезала в девственной природе, им не требовалось никакого огня, кроме света звезд на ночном небе, и она угадывала каждое движение его тела, даже не глядя на него, – все это вселяло в нее уверенность, что так будет вечно: он и она, всегда рядом. Потом она собралась с духом и сама поцеловала его. В первое мгновение он, казалось, ответил ей, но затем резко отстранился. Оуэн сказал, что она еще слишком юная для всего этого, и в голосе его слышались тревога и изумление. Френсис уверила себя, что она опозорена, и надолго возненавидела Оуэна. Она с отвращением вспоминала вкус этого поцелуя, тепло его кожи и никак не могла избавиться от этих воспоминаний. Повзрослев, Френсис поняла, что любит его, но было уже слишком поздно – все стало другим, и они практически не виделись. Изредка встретившись на улице, просто проходили мимо. Затем пропадали на недели, месяцы, годы. Она не позволила себе расплакаться, когда узнала, что он женился, а через пару лет и сама вышла замуж за Джо.

И теперь, глядя на Оуэна, она вновь разбередила старую рану: «Что бы могло быть, если…»

– Так, значит, Мэгги все еще не вернулась? – спросила Френсис.

Имя жены Оуэна всегда приобретало в ее устах своеобразное звучание, словно она произносила его неправильно, хотя слово было предельно простое.

– Нет. Говорит, не уверена, что это безопасно. Плюс вся эта пыль в доме сводит ее с ума. Кроме того, мне надо еще кое-что подремонтировать, прежде чем все они вернутся снова путаться у меня под ногами, – сказал он с легкой улыбкой.

– Так ты скучаешь по детям или наслаждаешься тишиной и покоем?

– Наслаждался первую ночь, теперь скучаю. Невероятно, но так оно и есть. Неву уже четырнадцать, и он обижается, когда его называют ребенком. Саре десять – вылитая мать, а Колину только шесть исполнилось. – Оуэн перечислял, загибая пальцы, но потом спохватился и убрал руки, словно совершил какую-то промашку. – Они поселились у сестры Мэгги в Бэдфорте.

– Ну и хорошо, – отозвалась Френсис. – Хорошо, что они в безопасности, по крайней мере. На тебе же еще дочь Кэрис – Дениз, так ведь?

– Все верно, – закивал Оуэн. – Она мне совсем не в тягость, просто золото.

– А сколько ей?

– Семь. Выглядит совсем как… – Оуэн нахмурился. – В этом возрасте вылитая Вин. Светлые волосы, неровные зубы. Просто чертовщина какая-то.

– Так поэтому… Ты думаешь, из-за этого Кэрис попросила тебя взять ее к себе?

– В каком смысле? Да нет, просто она сама не справляется. Ты же знаешь, какая она теперь… Нет, Дениз у нас лучше; они с Сарой как родные сестры. А дома с кем бы она играла, с матерью, что ли? Фреду двенадцать, тоже не товарищ ей, а Дэви… – Он вздохнул. – Ну, Дэви немного не в себе, и ей приходилось все время возиться с ним… Это же несправедливо.

– Ну так он один и остался на руках у Кэрис.

– И на твоих руках тоже. Тут ты и понадобилась, так ведь?

Френсис понимала, что он не стал бы ни в чем ее обвинять, но ей все равно послышался упрек в его словах.

– Я не то имел в виду, Френсис… – постарался успокоить ее Оуэн. – У Лэндисов ему всегда было хорошо. Ты же не могла знать…

– Но мне не следовало…

– Ты всегда берешь вину на себя, но если здесь кто и виноват, так это Кэрис. Она его мать. И вместо того чтобы пьянствовать, ей следовало бы лучше следить за ним, а не раскидывать своих детей направо и налево. Может, тогда и Клайв больше времени проводил бы с семьей. И когда она Дэви носила, тоже не просыхала, вот он и родился таким… каким родился.

Некоторое время они сидели молча. Оуэн был прав насчет Клайва: тот действительно редко бывал дома. Френсис силилась вспомнить, когда же она видела Клайва последний раз с его семьей. Было это много лет назад, когда сама она еще была подростком. Вспомнилось, как она выходила от миссис Хьюз из дома номер тридцать четыре, а на пороге соседнего – тридцать третьего – стоял Клайв в грязной рабочей робе и протягивал ведерко с лягушками четырехлетнему Говарду, их с Кэрис первенцу. Кэрис тогда была уже снова на сносях – и скоро родился Тэрри, второе их чадо. Она стояла, уперев руки в поясницу, и, взглянув на копошащихся лягушек с выпученными глазами и раздувающимися гортанями, изменилась в лице.

– Мы сегодня чистили пруд на площадке. Там сотни этих гадов, – радостно сообщил Клайв.

– Не понимаю, зачем ты их сюда-то притащил, – ответила Кэрис и, перехватив взгляд Френсис, скривилась, но Клайв лишь улыбался, глядя на вытаращенные от восторга глаза Говарда.

Тогда они еще были вполне счастливы. Кэрис не пила так сильно, а Клайв время от времени уезжал на заработки на несколько недель. Это было до того, как он получил первый срок за мелкое воровство; потом стало все труднее находить работу, и ему пришлось уезжать далеко и надолго.

Френсис глотнула пива и тихо выговорила:

– Я спрашивала Кэрис, где Дэви любил играть или где он мог прятаться, но она не смогла ответить. – Френсис подняла взгляд на Оуэна. – Я не знаю… Не думаю, что она ищет его.

Говорила она без твердой уверенности, но в то же время чувствовалась ее явная неприязнь к матери Дэви. Оуэн был сконфужен.

– Нет, ну что ты… Она просто убита горем, и дом у нее почти разрушен. – Он залпом допил свое пиво. – Толку от нее мало. Мы об этом уже говорили.

По его тону Френсис поняла, что эта тема закрыта. Выпитое пиво путало мысли. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Она смотрела в его глаза, отмечая их особый оттенок размытой синевы, словно выгоревшая ткань.

– Твой Джо наверняка беспокоится о тебе. Надеюсь, он приедет повидаться, – сказал Оуэн, и она отвела взгляд.

– Я не знаю, – произнесла Френсис. – Ты думаешь, до них там, на севере, доходят новости отсюда?

Когда Джо призвали, он предпочел отправиться в угольные шахты, нежели встать под ружье. Френсис трудно было представить его работающим глубоко под землей, в темноте. Он так привык к открытым горизонтам и простирающимся вдаль зеленым просторам. Впрочем, она с легкостью могла не думать о нем вообще, хотя и не хотела в этом себе признаваться.

– Конечно доходят! Ты дала ему знать, что с тобой все в порядке? – спросил Оуэн настороженно.

– Пожалуй, надо было.

Френсис не хотела говорить о Джо, и уж тем более с Оуэном. Она привыкла к тому, что все ее подталкивают к мысли, что она поступила неправильно, уехав от мужа, но внутренне Френсис была уверена, что поступила верно. Неправильным было выходить за него замуж.

– Джо хороший человек, – назидательно сказал Оуэн, словно Френсис могла этого не знать или случайно забыла.

Она подняла на него взгляд, но Оуэн в смущении отвернулся. В этот момент к ним подошел один из посетителей паба, и Френсис с облегчением вздохнула. Ее обдало густым пивным духом, когда мужчина потеснил ее, наклоняясь к Оуэну.

– Ты уже нашел своего мальца? Я только что слышал, что целая шайка пацанов ночует в скирдах в Клэвертон-Даун, потому что все ночлежки переполнены.