Текст книги "Мэгги по книжке"

Глава 3

Доктор Боб Челфонт открыл дверь в кабинет и предусмотрительно посторонился. Мэгги промчалась мимо него к стулу возле стола, на котором находилась только что открытая коробка бумажных салфеток.

– Вы говорите, случилось что-то чрезвычайное, Маргарет? – доктор Боб занял кресло с высокой спинкой, напоминающее трон. Благодаря Мэгги, которая познакомила его со своим агентом, Табитой Лейтон, доктор Боб издал книгу по самопомощи, попавшую в список бестселлеров, и теперь готовилась к печати вторая. Он стал знаменитостью, однако понимал, что уделять время Мэгги, когда бы она ни позвонила, по-прежнему… в общем, полезно для дела.

Глядя на нее сейчас, он видел ту же молодую женщину, что и всегда, это было одновременно и хорошо, и плохо.

Мэгги начала посещать его несколько лет назад, якобы для лечения от никотиновой зависимости. Поэтому запах табака от ее одежды по-прежнему отравлял ему жизнь. Казалось, он скорее спасет мир, чем добьется, чтобы одна-единственная женщина отложила сигареты больше чем на несколько дней.

Единственное, что ему удалось – и с чем он постоянно себя поздравлял, – это обнаружить у Мэгги комплекс неполноценности; то есть курение было следствием, а не причиной. Несмотря на популярность, она не чувствовала собственной значимости, или, иначе говоря, у нее не было уверенности в себе.

В результате пагубная привычка стала для Мэгги как эмоциональным костылем, так и удовольствием. Свои творческие заслуги она приписывала табаку. Доктор Боб посвятил ей целую главу в своей новой книге – конечно, не упоминая имени, – и слава богу, что зависимость этой женщины не распространилась на выпивку. Или картофельные чипсы.

В какой-то степени успех в издательском мире лишь усилил ее страхи. Отец-неудачник, властная мать, сама Мэгги – средний ребенок в неблагополучной семье – все привело к такому количеству проблем, что она не могла справиться с ними без помощи верного доктора Боба.

Как ему повезло, что сейчас она зарабатывает достаточно, чтобы вносить почасовую оплату и обнаружить, что у нее есть эти проблемы.

Но до чего красивая женщина! Сейчас она держалась лучше, чем когда в первый раз пришла в этот кабинет, и доктор Боб убедил себя, что это его заслуга. Ростом пять с половиной футов, стройная, зеленые ирландские глаза, волосы цвета темной меди, в которых недавно появились светлые мелированные пряди. А ее улыбка, несомненно, должна собирать толпы мужчин со всех пяти районов Нью-Йорка.

Но Мэгги до сих пор жила с кузеном и его другом. Еще одно новшество в ее жизни. Доктор Боб пока не встречался с этими джентльменами, Сен-Жюстом и Болдером, с которых она списала своих персонажей. Болдер воплощал собой Мэгги-ребенка, а Сен-Жюст – ее альтер-эго, Храбрую Мэгги. Хотя ей такое объяснение не слишком нравилось.

Сначала он положительно оценил кузена – в тот тяжелый момент, когда Мэгги подозревали в причастности к убийству Кёрка Толанда, – однако теперь этим двоим пришла пора удалиться. Если уж она от кого и зависит, то пусть этим человеком остается доктор Боб.

Теперь он смотрел, как она вытянула из коробки три салфетки, затем спрятала ноги под стул и обхватила себя руками. Она не плакала, но собиралась. Мэгги проделывала это и раньше. Словно жук, который в момент опасности сворачивается в шарик, чтобы никто не мог проникнуть сквозь его «броню», на самом деле не слишком прочную.

– Расскажите, что стряслось, Маргарет.

– Это Алекс, – она скомкала в руках салфетки. – Вчера он подписал меня на эту чертову конференцию ГиТЛЭР. Мне написала о конференции Вирджиния, моя старая подруга, она звала меня туда. Алекс увидел письмо. У меня совершенно сдали нервы. Я не могу писать, не могу даже думать.

– ГиТЛЭР? О боже, столько всего сразу вспоминается, – доктор Боб откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком. – Вы не слишком любите ГиТЛЭР, правда?

– Ненавижу, – Мэгги шмыгнула носом. – То есть я хочу увидеть Вирджинию, но почему обязательно там? – Она посмотрела на доктора Боба, ее глаза наполнились слезами, которые она, как обычно, старалась сдержать. – Вы же помните? В прошлый раз? Когда я сидела на той проклятой дискуссии об издательском бизнесе. Кто-то спросил, каково общаться с издателями, и я сказала, что оставляю это своему агенту. А затем разверзся ад, – она закатила глаза. – Словно в «Песках Иводзимы»[4]4
  Битва при Иводзиме – крупная операция США против Японии по захвату о. Иводзима (февраль – март 1945), берег которого полностью состоял из рыхлого черного вулканического песка. В 1949 году режиссер Аллан Дуон (1885-1981) снял фильм «Пески Иводзимы», главную роль в котором исполнил Джон Уэйн (1907-1979).


[Закрыть].

– То есть один из участников дискуссии… – доктор Боб соединил пухлые указательные пальцы, возвращая беседу в прежнее русло.

– Все участники, – перебила Мэгги.

– Да, конечно, все участники дискуссии. Они, фигурально выражаясь, набросились на вас, говорили, что издатели – это враги и что только полный лопух может считать издательства, редакторов и агентов чем угодно, но не рекламщиками. И этим полным лопухом были вы. Я правильно излагаю?

– Там были прекрасные дискуссии, отличные участники, – Мэгги кивнула и вытерла нос салфеткой. – Но именно мне почему-то всегда попадаются чокнутые фанатики. Может, у меня на лбу тайный знак, который видят только эти люди? Я сидела там, и мне хотелось исчезнуть. Но понимаете, я ведь ни черта не знаю об этом бизнесе. Все говорили о статистике, тенденциях, прочей ерунде, а я сидела, прикусив язык. Даже неопубликованные авторы знали больше меня.

– Зарабатывают ли они столько же, сколько вы, Маргарет?

– Вряд ли. Думаю, нет, – Мэгги наставила на него палец. – Это была не единственная такая дискуссия. Так что примерно шесть лет назад очередная конференция ГиТЛЭР закончилась для меня творческим кризисом.

– И вы вините во всем эту организацию?

– Нет, конечно, нет. Я виню себя – за то, что слушала весь этот треп. У вас должен быть график. Вы должны работать каждый день. Вы должны много издаваться. Вы должны описывать каждого героя в мельчайших подробностях. Где он родился? Девичья фамилия его бабушки? Его любимое блюдо? Сосал ли он большой палец, находясь в материнской утробе? Кому это надо! Вы должны пользоваться компьютером. У вас должно быть уютное рабочее место. Вы должны, блин, сидеть лицом на восток, когда пишете.

– Я уверен, этого никто не говорил, Маргарет.

– Ладно, я преувеличиваю, но не слишком.

– Вам незачем их слушать, если вы верите в себя, в свой талант.

Она бросила на доктора Боба испепеляющий взгляд.

– Тогда какого черта я здесь? К тому времени я опубликовала семь или восемь книг и не видела будущего. Я отчаянно хваталась за любую соломинку.

– Это вполне объяснимо, но вряд ли правильно.

– Да. Еще там говорили: у тебя должен быть свой сайт, и рассылка, и баннеры; ты должна ездить повсюду, даже за свой счет; должна сама общаться с продавцами, должна, должна, должна. И я повелась на это. Решила, что так и надо. И пока не поняла, что у меня есть своя система – никакой системы, – я не написала ни одного слова за четыре месяца. Так что я сама виновата. Мне сказали, а я поверила. Я больше не слушаю подобную чепуху. Но почему с этими людьми я всегда чувствую себя такой дурой, такой косноязычной? Такой… непрофессиональной?

– Я бы сказал, что вы стремитесь общаться с властными, самоуверенными людьми, такими, как ваша мать. Мы оба знаем, что это так, Маргарет.

Теперь она вытирала салфеткой глаза.

– Я знаю, знаю. Побеждает тот, кто говорит громче и увереннее других. Правы они или не правы – они побеждают, даже когда вы знаете, что они не правы. Я помню. Потому и не могу смотреть «Перекрестный огонь». Видели там парня, который закрывал глаза, когда начинал говорить? Улыбался и закрывал глаза, не смотрел ни на кого и ни на что. Помните его? Меня он просто бесит. Никогда не доверяй тому, кто улыбается, когда говорит. Я не шучу. Эта улыбка означает – я, мол, такой умный, а ты несчастный придурок. А испорченный богатенький сынок, маленький лорд Фаунтлерой[5]5
  «Маленький лорд Фаунтлерой» (1886) – роман англо-американской писательницы Бёрнетт Фрэнсис Элайза Ходгстон (1849-1924).


[Закрыть] с галстуком-бабочкой? Господи, да он…

– Вы снова ушли от темы, Маргарет.

– Да, – она повесила голову. – Что-то я часто отвлекаюсь. – Мэгги скатала салфетку в шарик, не глядя бросила ее в корзину и достала еще три салфетки. – Я не могу поехать. Не вижу смысла. Там же будет полным-полно этих людей, и все намерены добраться до меня. Даже и подумать не могут, что я все еще пишу любовные романы. Что мне делать с этим состоянием?

– В самом деле, Маргарет, что вам делать? Не ездите туда. Спрячьтесь дома. Не встречайтесь с Каролиной.

– С Вирджинией, – всхлипнула Мэгги, вытирая нос.

– Да, конечно, с Вирджинией. Но речь не об этом. Не надо ехать. Останьтесь дома. Откажитесь от встречи со старыми друзьями, от славной компании лишь потому, что, возможно – возможно, – там будет несколько неприятных вам людей. Сколько их, Маргарет? Три, пять, десять? А сколько там всего народу?

Мэгги призадумалась.

– Не знаю. Это в Нью-Йорке, значит, конференция будет большая. Может быть, полторы тысячи. Из них человек двести ненормальных. Но с моей способностью притягивать разных придурков лучше не буду рисковать.

– Опять же, вполне логично, вы защищаетесь. Пусть они победят.

Мэгги, смотревшая на свои руки, медленно подняла глаза на доктора Боба и усмехнулась.

– О, это так… психотерапевтично с вашей стороны.

– Ну да, – улыбнулся доктор Боб. – Я учился этому на факультете психологии. Вам нравится?

– Нет, не нравится. Вы хотите, чтобы я верила в себя, выпустила себя на свободу, встретилась лицом к лицу с такими людьми, как ГиТЛЭРовцы, но я не могу этого сделать. Почему я должна добровольно ехать туда, где мне так неприятно?

– Опять верно. Вы чувствуете себя скованно рядом с людьми уверенными, шумными, властными. Вы, словно чревовещатель, прячетесь за своими остроумными и саркастичными персонажами, которые живут так, как хотелось бы жить вам. Но зачем избегать только этой конференции, только этих людей? Где-то в горах Кэтскиллс есть пещеры, там можно отлично спрятаться ото всех и каждого.

– Мне нужно закурить, – тихо произнесла Мэгги, но он услышал ее.

– Да, бросить никак не получается, а, Маргарет? Когда вы зашли, от вашей одежды пахло табаком.

– Нет, не пахло. Я завязала две недели назад. Просто нашла новые духи, которые пахнут табаком. Я так людям мозги пудрю.

Доктор Боб похлопал в ладоши.

– Так вот оно что! Блестяще, Маргарет! Видите? Когда вас что-то цепляет – хотя ваше пристрастие к никотину меня озадачивает, – вы способны поднять голову и выразить свое мнение. Почти рассвирепеть. Возможно – возможно, – участники ГиТЛЭР устрашают вас лишь потому, что не настолько вас цепляют, чтобы вам захотелось высунуться из раковины и помериться с ними силами. Когда вам не все равно, моя дорогая, вы такая же грозная, как ваше творение Сен-Жюст. Иногда вам стоит лишь применить то, что вы с таким мастерством излагаете на бумаге, и сказать те слова, которые у вас на уме. Нельзя же бесконечно жить через своего заместителя, Сен-Жюста.

– Вы хотите, чтобы я поехала?

– Я никогда не стану принуждать вас к чему бы то ни было, Маргарет.

– Да, правда, – Мэгги ссутулилась. – Кажется, мне надо сходить в магазин.

– Хотите купить новые наряды, Маргарет? Прекрасно.

– Хочу купить сигареты, доктор, – сказала Мэгги и улыбнулась.

Такие рестораны вроде как стояли, так и стоят, но при этом совершенно преображаются. Еще недавно стены этого ресторана были темно-бордовыми с нарисованными сценами охоты. Сегодня он выглядел как сад. Пластиковые плющи взбираются по белым деревянным решеткам кабинок, персонал ходит в зеленых широких штанах, белых майках и с розовыми гвоздичками. Нью-Йорк умеет поднять рухлядь на новый уровень – после чего поднять на нее цены.

Мэгги проследовала за официантом через лабиринт к столу, за которым ждала Табита Лейтон.

– Привет, Табби, я не опоздала? – спросила Мэгги и, не дожидаясь помощи официанта, уселась в белое кресло.

– В общем, нет. У тебя взволнованный вид. Что-то случилось? Надеюсь, это не имеет отношения к новой книге?

Здесь требуется сказать несколько слов о Табите Лейтон. Блондинка, из тех женщин, которые, кажется, никогда не сидят на месте, даже если сидят; которые носят шарфы и умеют их повязывать. Собственно говоря, Табита – литературный агент Мэгги.

Табби (в очередной раз) разошлась с мужем, бродвейским продюсером, пьяницей и бабником. Она предпочитает называть это кризисом среднего возраста (который длится у него уже пятнадцать лет). Табби вышвырнула его, прочитав рукопись одной из своих новых авторес. Книга называлась «Очнитесь, леди! Вы окажетесь подстилкой, если ляжете». Не исключено, что на следующей неделе, прочитав рукопись со счастливым концом, она позовет Дэвида обратно, свято веря, что за это время он изменился.

Если бы Мэгги описывала свою подругу и агента, она, прежде всего, представила бы себе помесь Мартины Стюарт, и Джорджа Стейнбреннера[6]6
  Джордж Стейнбреннер(р. 1930) – владелец бейсбольного клуба «Нью-йоркские янки».


[Закрыть], и чуть-чуть Солнышка Мэри[7]7
  «Солнышко Мэри» – героиня бродвейского мюзикла «Маленькая Солнышко Мэри» (1959), хозяйка постоялого двора: у нее добрый нрав и она старается всем угодить.


[Закрыть], поскольку Табби достаточно умна, чтобы не показывать Стейнбреннера.

– Книжка тут ни при чем, Табби, – Мэгги встряхнула льняную салфетку, которой впору было бы прикрыть небольшое кресло, и кинула себе на колени. – Мы сегодня вообще не будем о ней говорить. Глава десятая. Намек ясен?

– «Деталь А в отверстие Б», по твоему гадостному выражению? Намек ясен, можешь не продолжать. Ну а как с доктором Бобом?

– Все как обычно. Я пришла, поплакала, пожаловалась, а ушла с мыслью, какого черта приходила, – Мэгги взяла огромное меню у другого официанта, который появился позади столика, предупредительный, словно налоговое извещение в январе или же охотился за большими чаевыми. И то и другое выманивало деньги. – Спасибо. Вы будете нас обслуживать?

– Нет, мисс. Вас обслуживает Джаред. Я Колин, помощник.

– И чем же вы помогаете? Приносите напитки?

– Нет, мисс. Я рассказываю о персонале. Мэри поможет вам определиться с вином, а Дункан кратко опишет специальные предложения.

– Ладно, понятно, – сказала Мэгги и скорчила рожу Табби, когда Колин удалился. – Что-то вроде теста, да? Он вернется через десять минут и проверит, как мы запомнили имена. Кто больше всех запомнил, тот бесплатно получит французский луковый суп. У тебя есть время, Табби? Я обещала Стиву, что встречусь с ним в восемь, когда у него перерыв.

– Ах, любезный лев-тенант Венделл, как его зовет Алекс. Вы все еще встречаетесь?

– Если это можно так назвать. У детективов по убийствам еще более адский труд, чем у писателей. Он кого-то выслеживает уже примерно месяц. И каждый раз, как мы встречаемся, у него на одежде сахар от пончиков.

– Да, но он тебе нравится.

– Он мне нравится, – произнесла Мэгги с улыбкой. – Но между нами ничего нет. Я пишу любовные сцены по памяти, Табби. И вообще, у нас бывает примерно час времени, если только я не опаздываю на встречу. А где Берни?

– Она как раз звонила несколько минут назад. Говорила что-то про Венеру Бут Симмонс и критический обзор от Леди Шпильки, который пришел по электронной почте, когда она уже уходила из офиса.

– Да ты что… – Мэгги подалась вперед, тут же забыв о своих проблемах. – Ах, Леди Шпилька. Всеобщий нелюбимый интернетный критик. И как тебе показалось, Берни была довольна или раздрызгана? Хотя бы намекни.

Табби заложила за ухо светлый локон и склонила голову, вспоминая тот телефонный разговор.

– Я бы сказала – раздрызгана. Хотя нет, я бы так не сказала. Это ты так сказала бы. Она была взбудоражена. Вот.

– Отлично! – воскликнула Мэгги, ударяя кулаком в воздух. – Венера получила разнос. Давай поскорее закажем и поедим, и я пойду домой просмотреть этот обзор в Интернете. Бог мой, она отделала Венеру Сисястую. А я-то уж было подумала, что день прожит зря.

– А еще есть история ее продаж. Ей гарантировано как минимум шесть недель в первой десятке «Нью-Йорк Тайме», что бы там ни говорили критики, – заметила Табби, пробежав пальцем по списку салатов. – А если ты думаешь, что критика имеет значение, то «Все о романе знает Роза» в своем обзоре поставила этой книге пять поцелуев и Большое Сердце. Только подумать, что вы с Венерой были друзьями.

– Ну да, были, – Мэгги вставила сигарету в маленький никотиновый ингалятор, глубоко затянулась, задержала воздух и выдохнула, снова скорчив рожу. – Это совсем другое. Мне все равно, что там говорят, но это совсем другое.

– Слушай, могла бы уже и бросить, – сказала Табби. – Скоро в Нью-Йорке не останется ни одного места, где разрешается курить. Рестораны, бары и так далее.

– Знаю, – ответила Мэгги, снова затягиваясь. – Поэтому я и купила эти штуки. Доктор Боб думает, что с их помощью я бросаю курить. Этот человек порой бывает таким наивным. Но пока что они удерживают меня от того, чтобы с воплем ринуться в ночь, не дожидаясь десерта.

– Это не слишком полезно для здоровья, – нахмурилась Табби.

– Жить под мостом тоже вредно. Я, знаешь ли, не могу писать без сигареты. Как мой агент, ты вообще должна их мне покупать.

– Или железные легкие, – добавила Табби, но очень тихо.

Мэгги ткнула в открытое меню.

– Весенний салат? Нравится ли мне весенний салат? Ладно, пусть будет, – она захлопнула меню. – И, если говорить о Сисястой, мы никогда не были друзьями, даже когда она была обычной плоскогрудой Верой Симмонс. Я думала, что она моя подруга. Наверное, у доброй половины ГиТЛЭРа следы на спине от того, как Вера по ним карабкалась.

– Опять поносишь моего автора, Мэгги? – Верни скользнула на свободное кресло. За ней шел Колин (или Дункан?), он принес маленький серебряный поднос с двумя двойными скотчами, которые поставил перед ней. – Спасибо, дорогуша. Не забывай доливать.

– Видишь? – пожаловалась Мэгги. – Она может напиваться где угодно. А могу я курить где угодно? Нет.

– От выпивки еще ни у кого не бывало рака, – заявила Табби и прикусила язык, поскольку Верни стрельнула в нее взглядом, в котором читалось паническое «заткнись».

Но было поздно.

– Конечно. Курение – причина всего на свете, начиная от рака и кончая псориазной депрессией. Медики твердят, что все от курения, конечно же, от курения, и удивляются, почему мы им больше не верим, – Мэгги яростно уставилась на свой пластиковый мундштук. – А вождение в пьяном виде никого не убило. Ожирение никого не убило. У пьяниц есть бары, у обжор – фастфуды, но никто не позволит держать бар или ресторан только для курящих. Это дискриминация, и я готова носить футболку с такой надписью. Могу я отдыхать, как хочу?

– Бог мой, да на здоровье, – Берни взялась за голову. – Тебе это надо было, Табби? Никогда не спорь с курильщиками. Она считает, что рассуждает логично. – Она посмотрела на Мэгги. – Хотя псориазная депрессия – это сильно.

– Спасибо, я тоже так подумала, – самодовольно заявила Мэгги и нахмурилась. – А теперь, если позволите, сменю тему – мне нужно ехать на конференцию ГиТЛЭРа. Это будет полезно для моей самооценки.

Табби и Берни переглянулись и хором произнесли:

– Доктор Боб.

– Доктор уже сидит у меня в печенках, – сказала Мэгги. – Но будет приятно повидаться с Вирджинией.

– С кем? – спросила Табби, глядя в меню и показывая три пальца Колину – или Дункану. В любом случае не Мэри. Хотя кто их знает…

– Вирджиния Нойендорф. Мы старые подруги.

– Нет, не припоминаю. Мэгги закатила глаза:

– Ну-у, Табби. Это ведь одна из твоих авторов.

– А-а-а, точно, прости. Вспомнила. Романы об эпохе Регентства. Годились только для продажи вразнос и маленькими тиражами.

– Она так ничего и не продала? Я не очень следила последние несколько месяцев, – Мэгги тыкала вилкой в скатерть, продавливая узоры, лишь бы занять руки.

– Я не знаю. Я передала ее Миранде год назад или около того. Сбыла с рук в числе самых неудачных авторов.

– Бедная Вирджиния. Она так старается. Хотя я могла бы и догадаться, что она ничего не продала. Она опять беременна. Кажется, это пятый. Если она больше года ничего не продает, то беременеет. Видимо, ей нужно родить хоть что-нибудь.

– На рынке с Регентством всегда так. Она может дойти до девяти и переплюнуть «Осмондов»[8]8
  «Осмонды» – американская семейная группа, создана в 1960 г.


[Закрыть], – Берни опрокинула второй стакан скотча, и официант тут же подскочил с добавкой. – Надо бы и Венере кого-нибудь родить. Почему женщины, которые никогда не рожали, думают, что умеют описывать роды, а потом отправляют их редакторам, которые тоже никогда не имели детей? Леди Шпилька распяла нас за новую книгу. Там у Венеры героиня родила ребеночка весом в десять фунтов и уже через пару дней скакала по пустыне на неоседланной лошади.

– Десять фунтов? Я тоже не рожала, но все равно удивлюсь, если через пару дней женщина вообще сможет ходить, особенно если она типичная тощая Венерина героиня. Наверняка так и есть, поскольку от Венеры не приходится ожидать новых идей. – Мэгги потрясла головой. – Помните «Молодого турка» Рода Стюарта? Кажется, именно так называется эта песня. Там про девчонку с десятифунтовым младенчиком. Я всегда считала, что он загнул, но это все же для рифмы или в таком духе. Значит, Леди Шпилька на самом деле ее раскритиковала? Молодец.

– Целиком и полностью. Начиная с десяти – ерундового младенца, и пошло-поехало. Мол, на коробках с овсяными хлопьями и то лучше написано, «нажмите здесь и поднимите» – гораздо более вдохновенная и берущая за душу проза, чем любая из Венериных любовных сцен. И так далее, и тому подобное. Восхищаюсь, как пишет эта Шпилька. Я даже кое-где посмеялась. Но она раскритиковала нас, Мэгги. Я редактировала ту книгу. Кстати, раз уж мы обсуждаем книги, то пусть это будет деловой ужин. Дамы, кушайте вволю, «Книги Толанда» платят.

– А у меня есть куча цитат про обозревателей и критиков, – сказала Мэгги, посасывая свой никотиновый умиротворитель. – Хотите одну? Конечно, хотите. Это из Сэмюэля Кольриджа. Старый добрый Сэмюэль. Короче, слушайте. – Она прикрыла глаза, сосредоточившись, чтобы вспомнить дословно. – «Критиками обычно становятся люди, которые могли бы быть поэтами, историками, биографами, но у них ничего не вышло, и они стали критиками». Кто не умеет писать, тот критикует. Между прочим, хороший обзор или разнос – это ведь личное мнение одного человека. Вот вам и Леди Шпилька, да?

Табби сделала вид, что внимательно оглядывается, потом склонилась к подругам и притянула их к себе.

– Ну ладно, вы меня уломали. Я знаю один секрет, но вы должны поклясться, что никому не расскажете.

– Обещаем? – спросила Мэгги у Верни.

– Почему нет? Ты же слышала, как Сен-Жюст однажды сказал: «Если она поверит мне, то поверит любому».

– Очень смешно, – Табби придвинула их еще ближе. – Но я помню, что вы обещали. Поклянитесь, что даже под страхом смерти…

– Табби, – предупредила Верни, – не тяни резину.

– Ладно, все равно я не могу молчать. Леди Шпилька прислала мне рукопись.

– Да ну? – Мэгги откинулась назад. – Откуда ты узнала, что это ее?

– Его, – Табби улыбалась (если бы Мэгги описывала эту сцену в духе Регентства), словно кошка, на морде которой остались канареечные перья.

– Кого – его? – спросила Верни. Все-таки она уже здорово нагрузилась скотчем. – Я что-то не пойму.

– Леди Шпилька – это мужчина, – вздохнула Табби. – Будь внимательнее, Верни.

– Откуда ты знаешь? – спросила Мэгги, стараясь переварить эту информацию. Ей никогда не приходило на ум, что Леди Шпилька могла быть мужчиной. Для мужчины он – она – уж слишком ехидная. И время от времени упоминался некий муж. А также долгая страсть к Пирсу Броснану.

– Все просто. Я читала рукопись одного автора – опубликованного, – который хотел, чтобы я стала его агентом, и там примерно посредине был вставлен первый абзац из обзора Леди Шпильки. На колонтитуле – или как его – стояло ее имя. Обзор попал в рукопись по ошибке. Такое часто бывает, сами знаете. Я иногда нахожу в рукописях списки продуктов. Кому придет в голову покупать кумкваты[9]9
  Кумкват (кинкан) – род вечнозеленых деревьев и кустарников семейства рутовых. Декоративны, плоды используют для варенья и цукатов.


[Закрыть]? Я и написать-то это слово не смогу.

– Ты продолжай, продолжай, – махнула рукой Берни, призывая Табби вернуться к теме.

– Ладно. Я проверила, этот обзор еще не отправлен на сайт Леди Шпильки, «Город любовных историй». А листы те же самые, что и в рукописи. Такая же самая бумага, я посмотрела на свет водяные знаки. С тех пор просто умираю от желания кому-нибудь рассказать. Этот тип – Леди Шпилька.

Мэгги указала вилкой на Табби:

– Имя, Табби. Сейчас, немедленно. Агентша снова оглядела зал на предмет скрытых микрофонов и шепнула:

– Регина Холл.

– Рэгги? Регина Холл? – Мэгги опустила вилку. – Но он такой приятный. Не то чтобы великий писатель, но приятный. Ты наверняка ошиблась.

– Нет-нет, – сказала Берни, – все сходится. Мужчина работает в мире женщин и не добивается такого же успеха. Его это наверняка бесит.

– Настолько, что он пишет эти жуткие обзоры? Ведь даже положительные обзоры полны колкостей, – Мэгги попыталась представить спокойного, тихого Рэгги Холла в образе Леди Шпильки.

С тем же успехом можно вообразить Дона Ноттса[10]10
  Дон Ноттс(р. 1924) – американский актер и сценарист («Этот безумный, безумный мир», «Плезантвилль»).


[Закрыть] в роли Геракла. – Это же чревовещание, о котором говорил доктор Боб. Тихий парень, который и муравья не раздавит, превращается в настоящего монстра, когда говорит от имени куклы.

– Да-да, но это наш секрет, – напомнила Табби. – Вы никому ничего не расскажете.

– За растерзание Венеры я могу послать Рэгги цветы. Анонимно, конечно. Или, может быть, новый «бьюик», – Мэгги злобно усмехнулась. – О бедная Венера. Раскритикована Рэгги Холлом и даже не знает, чью фотографию наклеить на куклу вуду, чтобы утыкать ее булавками.

Берни отпила очередной двойной скотч.

– Вы, деточки, забавляйтесь, но сделайте одно одолжение. Не надо смотреть так, будто вы готовы сплясать на столе джигу, или я расскажу, что печатный заказ на «Волшебную гору» скромненько так потянул на четыреста тысяч.

– Твердая обложка?

– Мягкая. Первая книга исторической трилогии. Невзрачная простецкая обложка, слезу вышибает, но мы рекламируем ее следующее издание в твердой обложке. Кроме того, на это еще и потрясающие скидки.

Мэгги надула губы.

– Для меня ты так не старалась. Черт, Берни, с нормальной рекламой можно продать все.

– Это правда. Но пока ты еще писала любовные романы, всем заправлял Кёрк. А это уже моя собственная идея. По счастью, Венера пишет очень быстро…

– Чихала я на это, – прервала Мэгги, поднося к губам никотиновый ингалятор.

– Очень смешно, Мэгги, а теперь послушай. В прошлом году закончено две книги. А вчера она дописала свою последнюю. Я хочу по-быстрому обернуть эту книгу в три месяца. Издательству «Книги Толанда» нужны баксы. Я просто зарабатываю на одной из наших самых денежных коров, и не надо меня за это ненавидеть.

– Да она сама, наверное, скупила большую часть… Нет, это слишком легко. Даже я так не могу.

– За что мисс Табби, сильно покрасневшая, и я будем тебе вечно благодарны. Да, и когда ты увидишь Венеру на конференции, ради бога, улыбайся. Ты пишешь по книге в год и зарабатываешь больше, чем она. И это наш маленький секрет, договорились?

– Так выпьем же за это, – провозгласила Табби, поднимая стакан с газировкой.

– Ладно, ладно. Это утешает. Нет, вообще-то я не вздорная. Ну, не слишком. Но когда дело касается Венеры… Нет, я совсем не хочу ехать на эту конференцию.

– И даже на грандиозную вечеринку «Книг Толанда»? Я разрешу тебе курить на балконе!

– То есть ты тоже едешь? – спросила Мэгги у Берни, и та кивнула. – А ты, Табби?

– Ну, разумеется. Я всегда в поисках новых талантов, ты же знаешь. Буду давать интервью и даже принимать участие в одной из дискуссий. Стандартная чушь. Вопрос: чего вы ищете? Ответ: лучшую книгу, которую вы могли бы написать. Вопрос: что продается? Ответ: Англия эпохи Регентства и американский Запад. Не Древний Египет и не дореволюционная Америка. Вопрос: что делает книгу бестселлером? Ответ: это сразу видно по книге. Я столько раз бывала на таких дискуссиях, что уже могу вести их по телефону. – Табби взяла Мэгги за руку. – Так что тебе не будет одиноко.

– Замечательно, страдать лучше в компании, – произнесла Мэгги, и тут ей принесли весенний салат, который немедленно захватил ее внимание. Кошмар. Будь миска чуть поменьше, ее содержимое могло бы прокормить страны «третьего мира». Зелень вся темная, красная, белая и с зубчатыми листьями, как если бы кто-то пошел в парк и нарвал пучок сорняков. Там могут быть и одуванчики. А где же мясо? Мяса нет. Вот, например, в салате из «Тако Белл»[11]11
  «Тако Белл» – американская сеть закусочных.


[Закрыть] есть мясо. В некотором роде. Мэгги старательно отвела взгляд от миски.

– Где ты была, Берни? Я не могла тебе дозвониться.

Берни сгребла стакан.

– Гуляла, – сообщила она, взмахнув пустым стаканом.

– Гуляла с Алексом, – уточнила Мэгги, насыпая в салат соль и перец, как Табби. Она ненавидела салаты, даже маленькие порции нормального вида, но через две недели ждет ГиТЛЭР, надо выглядеть пристойно. В мире авторов любовных романов это значит «как можно худее».

– Ну да, с Алексом. Мы обсуждали его уличные речи. Пока что у него их шесть, так что я сказала ему, пусть приходит ко мне на следующий год. Мне нравится твой кузен, Мэгги. Он такой джентльмен.

– А Берни такая лгунья, – сказала Мэгги, глядя на Табби, которая уже избороздила свой салат, но так и не попробовала.

У Мэгги была своя теория насчет салатов. Едоки салатов делились на две группы: те, кто ест аккуратно, и те, от кого всегда укатываются помидоры «черри». Первые ловко нападают на салат и уничтожают его, не уронив на пол ни кусочка латука. Вторые режут его, жуют, глотают, перемешивают, снова жуют, но в итоге кажется, что они ничего не съели, а стол выглядит так, будто миска с салатом взорвалась.

Мэгги отодвинула тарелку и потянулась за булочкой. Намазала маслом, посыпала солью – просто она любит соленое масло. Потолстеть – последнее, что ее сейчас волнует.

– Честно, мы обсуждали его речь, – настаивала Берни, – и еще кучу всего. Алекса очень вдохновляет конференция ГиТЛЭРа, Мэгги. Они с Носоксом пойдут сегодня добывать наряды для конкурса «Лицо с обложки» и конкурса костюмов.

– Алекс участвует в конкурсе? – спросила Табби, наконец отвлекшись настолько, что кусок латука упал с вилки к ней на колени. – Он будет просто блистать. Правда, Мэгги? С тех пор как мы познакомились, мне безумно хочется попросить, чтобы он произнес «взболтать, но не перемешивать». Или наоборот? Ты знаешь, у него голос в точности как у Шона Коннери в «Джеймсе Бонде»!

Внезапно занервничав, поскольку Табби как-то слишком попала в точку, Мэгги опустила глаза. Однажды она, быть может, расскажет Берни и Табби всю правду об Алексе и Стерлинге. Но не сегодня. Она чувствовала, что ее примут за ненормальную, если она решит выдать эту историю за реальность.

– Да, в нем определенно что-то есть от эпохи Регентства.

– Это потому, что он англичанин, – заявила Табби. – Акцент, частная школа – что-то такое есть. Ну и манеры в целом.

– Да уж, манер ему не занимать, – проворчала Мэгги и положила нож и вилку в салатницу, надеясь, что кто-нибудь из стаи официантов поймет намек и унесет эту чертову миску, пока у нее не начал дергаться нос. – С Носоксом, говоришь? Это логично. У Носокса, видимо, куча друзей с костюмами – театральными, так что перестань смеяться, Берни. Ты знаешь, в каком-то смысле я жду этой конференции. Особенно того момента, когда скажу Алексу, что участники конкурса должны побрить себе грудь.