Текст книги "Исход"

Глава 13

Я чувствую его.

Везде.

И хотя постирала простыни, все еще чувствую пряный аромат Тобиаса, который словно поселился в моей спальне. Я не смотрю в зеркало заднего вида, зная, что за каждым моим шагом следят. Если честно, я чувствовала это задолго до случившегося.

Я даже не пытаюсь сотворить какую-нибудь глупость. Скоро, совсем скоро моя жизнь снова будет принадлежать мне. Я начала строить планы на будущее и обеспечивать себе место в новой жизни. Нужно продумать каждый шаг. Снова и снова отмечаясь на выходе, я приближаюсь к окончанию сделки с Романом. В тот день, когда я отмечусь на выходе в последний раз, я устрою судьбоносные перемены в жизни матери. Что касается меня, я воспользуюсь деньгами, но знаю, это не повлияет на мое душевное состояние. Разве что мне больше не придется беспокоиться, как материально обеспечить себя в будущем.

Кроме того, я хочу большего, чем унаследованное богатство. Я с каждым днем чувствую себя немного сильнее, словно могу изменить ситуацию и скрыть полученные шрамы, несмотря на то, что они все такие же глубокие.

Оставшееся в Трипл-Фоллс время я вела себя прилежно, обходилась без происшествий: пропускала по стаканчику пива после работы или приходила в гости к Мелинде, а между делом выбирала специализацию. Лето проходит мимо меня. Колоссальная разница с прошлым летом, но я не собираюсь на этом зацикливаться. Каждый день отгоняю мысли о мужчинах, которые имели надо мной безграничную власть, а последнее дополнение к этому все сложнее становится игнорировать. Это происходит ночью, когда подсознание овладевает мной, и я вижу яркие сны. Наутро я, проклятая даром отчетливо помнить сны, вынуждена проживать заново каждый мучительный момент.

Головная боль после них может длиться часами, а иногда и весь день. Я отдаюсь этой боли, надеясь, что это часть моего исцеления, что эти сны сделают меня сильнее.

Твоему сердцу здесь не рады.

Если я считала, что в прошлом году отрастила крылья, то теперь крылья сгорели. Утешает, что отныне я больше сосредоточена на том, что будет, когда я стану свободна от Романа.

Я размышляю над поступлением в колледж на другом конце страны или, может, вообще в другой стране. С крупным банковским счетом и приличным средним баллом меня ничто не ограничивает в выборе. Я могу начать новую жизнь, получить образование в более престижном учебном заведении. Я пробыла студенткой всего несколько месяцев, и хотя мне нравится колледж, мое обучение в Трипл-Фоллс принесло очень много боли.

Между тем моя целеустремленность заняла главенствующее место, и я ни за что на свете не стану гасить искру надежды – она мой стимул. Единственное, о чем жалею, что продолжаю лгать Кристи во время созвонов по «Фейстайму». Придумываю отговорки, чтобы держать ее на расстоянии и не вмешивать в свои дела. Сознательно ввожу ее в заблуждение при каждой беседе и мало рассказываю о своей жизни. Кристи отвлекает ее новый парень Джош, и он мое единственное спасение. Если бы не Джош, я бы столкнулась с немалыми трудностями.

Но я не хочу, чтобы Тобиас оказался рядом с ней, и отказываюсь о нем говорить. Отныне у меня с ним лишь деловая сделка, и я с ней справляюсь. Тобиас недостоин признания, что присутствует в моей жизни.

Я разберусь с ним сама.

Однако, возможно, было бы лучше не уклоняться от намеченных планов относительно университета Джорджии. Может, возвращение к Кристи поможет восстановить нашу разорванную связь. Может, возвращение к ней напомнит мне, какой я была до того, как оказалась хранительницей такого количества тайн.

И я храню секреты. Никому не выгодно, если я нарушу молчание. Более того, многие пострадают.

Усевшись на кровать, я начинаю заполнять заявление в последнюю минуту – просто на всякий случай, – и вдруг чувствую, как в дверях появляется его тень. С Тобиасом я поняла, что обладаю извращенным шестым чувством.

Он задерживается на пороге, а до меня доносится его еле уловимый парфюм. Я презираю свою первоначальную реакцию на его появление. Продолжая печатать, я наконец даю понять, что заметила его.

– У меня критические дни, – сухо заявляю я, даже не взглянув в его сторону. – И я не хочу тебя видеть.

Он не двигается с места, краем глаза я вижу его силуэт в костюме.

– Я сказала…

– Я слышал, что ты сказала, – огрызается Тобиас, – и не тебе решать, когда мы видимся. – Он подходит к кровати, вырывает из моих рук ноутбук, берет с тумбы телефон и, положив его на крышку ноутбука, выходит из комнаты. Хлопнувшая дверь в одной из гостевых спален дает понять, где я могу его найти. Тобиас, как Шон и Доминик, не разрешает мне пользоваться электроникой в его присутствии. Когда он покидал дом, я не раз замечала, что рядом нет гаджетов, и мне приходилось искать их по всему дому. Вот же ублюдок. У него нет ни капли уважения к моей личной жизни, включая то, каким видом контрацепции я пользуюсь. Этот дьявол знает обо мне все.

– Я работала! Это важно!

Его низкий голос раздается с другого конца коридора:

– Я не собираюсь сражаться с электроникой за твое внимание.

– Знакомые слова, – холодно произношу я. – Кстати, тебя никто не приглашал!

Когда Тобиас снова появляется на пороге, я поднимаю глаза, отвергая нахлынувшую волну чувств, когда встречаюсь с ним взглядом.

– Думаю, ты достаточно высказался. Полагаешь, я еще долго буду спускать тебе это с рук?

– А с чего ты решила, что можешь меня остановить? – Тобиас входит в комнату, кидает на мою кровать коробку, и я перевожу на нее взгляд.

– Что бы это ни было, забери это.

– Твою мать, просто открой.

– Я не твоя шлюха, не надо таскать мне подарки.

Тобиас дергает за бант на коробке и цедит сквозь зубы:

– Открывай.

Я развязываю ленту и, открыв коробку, вижу новый пеньюар и шелковый халат в тон. Дорогой подарок. Кидаю его в Тобиаса, и коробка падает у его ног.

– Как бы ты ни старалась отделаться от ярлыка папиной принцессы, ведешь себя как стервозная лицемерка.

– Хочешь, чтобы я тебя поблагодарила? – Я качаю головой. – Твое высокомерие поистине изумляет. – Перевожу взгляд на его подарок. – Когда будешь уходить, забери это.

В следующую секунду Тобиас наматывает мои волосы на кулак и прижимает к себе, его глаза горят от раздражения. Я отворачиваюсь и чувствую, что кожа головы горит от того, что он управляет мной, как ему вздумается. Сдавшись, я вздыхаю, мое тело оживает, когда он так близко.

– Уходи. Мне нечего тебе предложить.

Тобиас сжимает мою челюсть, так что мои губы слегка приоткрываются, и я перевожу взгляд на него.

– Молю, скажи, что ты не настолько мерзкий человек.

– С тобой я легко становлюсь настолько больным ублюдком.

– Я не хочу ни твоих подарков, ни тебя.

Он толкает меня на кровать и прижимается своим лбом к моему.

– Я пришел извиниться за то, что порвал твое платье.

– Не хочешь извиниться за то, что разрушил мои отношения, вторгся в личное пространство, забрал кулон, кусал, целовал, трахал меня?

– Нет.

– Тогда зачем извиняться за платье?

– Хороший вопрос. – Тобиас наклоняется и целует меня, а я сопротивляюсь. Сопротивляюсь, но возбуждение накатывает волнами, когда Тобиас прижимается ко мне, ложится сверху, лишая воздуха, пока я не уступаю. Я прижимаю его к себе, запуская в густые пряди пальцы, растрепывая ему волосы. Целую его с тем же пылом, с той же страстью, с которой сопротивлялась пару секунд назад. Потому что я ненавижу его, ненавижу свои мысли о нем, ненавижу укол в сердце, который почувствовала, как только наши взгляды встретились. Ненавижу, что сочла подаренный им пеньюар красивым и представила, как он трахает меня в нем. Ненавижу, что люблю его поцелуи.

Это одержимость на грани сумасшествия, и я не ожидала таких чувств. Я противилась им. Я прикусываю ему губу, в ответ Тобиас кусает мою, и мы стонем друг другу в рот. Он так близко, что я чувствую его, хочу его, и он прекрасно это понимает.

Тобиас отстраняется, и я тянусь к нему, схватив за горло, оставляя на шее засосы, вдыхая его аромат и наслаждаясь стонами, которые он издает, когда водит руками по моему телу.

И тогда я понимаю, что ждала Тобиаса и, что еще хуже, надеялась, что он придет. Почему он кажется таким знакомым, отнюдь не является для меня загадкой. Потому что я знаю его, а причина этого заключается в том, что его сущность по крупице мне передали Шон и Доминик. По иронии судьбы, меня влечет к нему, потому что прошлым летом, когда я влюбилась в парней, я влюбилась и в Тобиаса. В его идеалы, амбиции, цель, взгляд на жизнь. Я отрываюсь от него и падаю на спину. Чувствуя, как меня переполняет разочарование, отворачиваюсь, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Уйди. Ничего хорошего из этого не выйдет. Это не входило в нашу сделку.

Тобиас наклоняется и целует ямочку на моей шее, а когда не получает от меня отклика, напрягается. В комнате раздается его громкий вздох.

– Может, я прошу прощения не только за платье. – Если он испытывает угрызения совести, то уже слишком поздно. Никогда не поверю, что у него есть сердце. У него не должно быть сердца, и у меня тоже.

– Пожалуйста, не надо.

Молчание затягивается, а он все еще нависает надо мной. Я чувствую его нужду, наше желание бьет нас рикошетом. Я привыкаю к Тобиасу, и это пугает.

Этого не должно было случиться.

Мы не должны были случиться.

И не можем.

Я не позволю.

– Я разрушил твою жизнь из-за злости… – Он глотает ком в горле, а я качаю головой.

– Тобиас, не оправдывайся передо мной. Я знаю, почему ты так поступил. Ты чувствовал себя преданным, но мы зашли еще дальше и теперь не можем повернуть время вспять. Никакие извинения никогда не исправят этого. Ты сделал то, что намеревался, так что, черт возьми, смирись с этим. – Я поворачиваю голову и смотрю на него. – У нас только деловые отношения.

Лицо Тобиаса искажается яростью, и он садится.

– Думаешь, дело в твоей сраной любви? Ты и извинение обернула в мелодраму. Это пеньюар, а не признание в любви. – Он морщится из-за отказа, и я понимаю, что наступила на очередную больную мозоль. – Думаешь, я не трахну тебя, если захочу?

Лежа на кровати, я ставлю ступню ему на грудь, и джинсовые шорты задираются.

– Тогда трахни меня, Тобиас, поймай меня на обмане. Вперед, подлый глупый монстр, – подначиваю его я и морщу нос. – Испогань все по-настоящему и преврати в цирк.

Тобиас фыркает.

– Ты ведешь себя глупо.

– Конечно. – Я приподнимаюсь и сажусь. – Я всего лишь глупая маленькая девочка.

Он сжимает мой подбородок и опускает взгляд на губы.

– Я сказал «одинокая», а не «глупая».

– Одинокие люди принимают глупые решения. И тому доказательство то, что я с тобой переспала. Извинения не принимаются, убирайся. – Я вытаскиваю из стопки почты рекламную брошюру колледжа и начинаю ее листать.

Несколько минут он молчит, а потом заговаривает:

– Ты сделала верные выводы. Я знал про тебя. Это было моим решением, моей инициативой не подпускать тебя к нам. Это я тебя скрывал.

Он забирает у меня брошюру и, потянув за руку, держит ее своими ладонями.

– Я тот, кто много лет назад принял решение не впутывать тебя. Я подвел тебя. Отвлекся и все испортил. Давным-давно я пообещал себе, что независимо от своих планов свергнуть твоего отца ты не пострадаешь. Я и не думал заставлять тебя расплачиваться за его прегрешения.

Я пытаюсь вырвать руку, но Тобиас тянет на себя, и мне приходится на него смотреть.

– Я подвел тебя. Не Шон, не Доминик. Я. И когда я узнал, что тебя втянули в это… да еще и так… – В его голосе слышен гнев. – Я опоздал. Поэтому, когда сказал тебе – когда говорю, – что ты никогда не была частью плана, я говорю искренне. Я подвел тебя, Сесилия. Я поступал так, что ни черта этим не горжусь. Так можно потенциально уничтожить все, над чем я работал половину своей жизни.

Мы сидим лицом к лицу, наше притяжение не вызывает сомнений. Тобиас отпускает меня и, сев на край кровати, трет лицо рукой. Его действия не позволяют мне посочувствовать, но я понимаю его отчаяние, его борьбу, необходимость верить в то, что мы катастрофическая ошибка. Мы не виноваты во влечении, которое чувствуем. В точности как и в прошлом году, оно просто возникло, как бы банально это ни прозвучало.

И мы хотели, чтобы так и случилось – из своих эгоистичных соображений.

Но я буду дурой, если поверю Тобиасу. До сих пор в его поступках не было искренности.

И утешать его – не моя задача. Потому что среди руин, которые остались от Сесилии Хорнер и Тобиаса Кинга, мы, будучи врагами, еще трепыхаемся, цепляемся за наши цели и верность любимым людям. Двум людям, которые, возможно, никогда не узнают, что произошло между нами, потому что если я дорога этим мужчинам, то подобная новость их уничтожит.

– Ты не сказал им.

Молчание. По лицу Тобиаса видно, как он ведет борьбу с самим собой, стараясь не задавать вопроса, потому что у него нет такого права.

Однако я произношу его вслух.

– Ты не хочешь, чтобы они узнали.

Тобиас молчит несколько мгновений и произносит низким голосом:

– Так ты будешь выглядеть сообщницей, а не жертвой, которой являешься, и я сомневаюсь, что смогу жить с этим.

– Я прекрасно осознаю, что натворила.

Он резко переводит на меня взгляд, и я понимаю, что, вероятно, ляпнула лишнее.

– Ну а я нет, – признается Тобиас с необычной для него ранимостью в голосе.

– Ты меня не принуждал. И если я решила хранить этот секрет, то не обольщайся: это мое решение. Я сама решила сохранить случившееся в тайне от них. – Все сводится к одному. Принципы, которых я придерживаюсь, принципы, на основе которых Тобиас выстроил свою жизнь, тайны, ложь и связь со своими братьями – они превосходят все остальное.

Могу ли я сохранить еще одну тайну?

Хочу ли?

Хочу ли я облегчить наказание Тобиаса? Хочу ли винить себя больше за то, что придерживаюсь принципов, которым меня научил мужчина, что лишил безопасности?

Поступай как хочешь, когда хочешь и ни о чем не жалей.

Слова Шона.

Я изучаю Тобиаса, пытаясь понять, не очередная ли это уловка с его стороны.

– Неважно, – произношу я. – Оглянись. Ты видишь их? Это ты… – Я отодвигаюсь от него, вдруг испытав к себе отвращение. – Я почти купилась. – Качаю головой. – Ты почти заставил меня поверить. – Я собираюсь встать с кровати, и Тобиас останавливает меня, положив руку на бедро. – Я не поведусь на твои слова, – заявляю я.

Тобиас всего лишь очередной человек без принципов, берущий от меня все, что хочет. Его дальнейшее присутствие обескураживает, но я уверена, что за этим скрываются его истинные намерения. Без этого никак. Тобиас поставил перед собой цель стать единственным мужчиной в моей жизни – сугубо назло своим братьям.

Он наклоняется и ведет костяшками по моей щеке.

– Я знаю, что ты делаешь, и не виню тебя.

– Понятия не имею, о чем ты.

Тобиас взглядом разоблачает мой блеф. То, что он настолько хорошо меня знает и понимает, что я искала о нем информацию, раздражает.

Вот только если в его признании есть хотя бы толика правды, тогда, выходит, он пытался меня защитить. Вот почему он не рассказал братьям. Дело не в том, что меня прятали, а в том, что меня обнаружили.

Теперь этот мерзавец хочет, чтобы я, вопреки тому, как он со мной обращался, поверила, что его черная душа преисполнена добрых намерений.

– Подвергай сомнению все, – прочитав мои мысли, тихо произносит Тобиас. – Я не заслуживаю твоего доверия.

– Сейчас это стало бы чудом.

Он вздыхает и ведет большим пальцем по моей нижней губе.

– Но ты права. Это твое решение. Эта карта твоя, и тебе платить самую высокую цену. Если решишь ею воспользоваться, я отнесусь с уважением к твоему решению. И не стану мешать.

– Ничего не забыл?

Тобиас сводит брови.

– Это ты нас разлучил. Они перестали для меня существовать, Тобиас. – Я прищуриваюсь и уворачиваюсь от его прикосновения. – Что ты от меня утаиваешь?

– Многое.

– Выметайся.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто.

– Так все просто. Ты встаешь, выходишь за дверь и больше не возвращаешься. И тоже перестаешь для меня существовать.

Тобиас наклоняется ко мне.

– Если бы я мог, так бы и сделал – оставил бы тебя и больше не вернулся.

– Так что тебя останавливает? – огрызаюсь я.

Он сглатывает и, встав, заставляет меня подняться на ноги. Я поддаюсь ему.

– Тобиас, – возражаю я, скидывая его руки.

– Позволь мне, – он умоляет меня. – Пожалуйста?

Слово, которое я вовсе не рассчитывала услышать, звучит от него искренне. Я молчу, взирая на Тобиаса с откровенным возмущением, но он с тем же серьезным выражением лица стягивает с моих бедер шорты и хватает меня за руку, чтобы помочь их снять. Медленно приподнимает футболку, снимая ее через голову, и наклоняется, чтобы приникнуть поцелуем к моему обнаженному плечу. Расстегивает лифчик и откидывает его к растущей на полу куче одежды. Стоя в одних хлопковых трусиках, я с пылающими щеками скрещиваю на груди руки, радуясь, что утром сделала выбор в пользу тампона. Тобиас опускает мои руки и оценивающе обводит мое тело взглядом.

Мой пульс учащается, когда Тобиас поднимает с пола пеньюар и, подняв мои руки, надевает его на меня. Шелк ласково скользит по моему телу, ниспадая до середины бедер.

Тобиас отступает назад.

– Exquise.

Я прикусываю губу, чувствуя, как атмосфера вокруг нас сгущается. Тобиас выуживает из брюк бумажник и бросает несколько сотен долларов на кровать за моей спиной. Он замечает, как я оскорблена его поступком, и ладонью прижимает меня к себе, скользя большим пальцем по бедру. Он пылко говорит:

– Я не знаю, где ты купила платье, поэтому не могу его заменить. Но пеньюар напомнил тебя. Нежная. – Он касается поцелуем ниже моего уха. – Чувственная. – Еще один поцелуй. – Утонченная. – Отстраняется, оценивая мою реакцию, а потом облизывает мою нижнюю губу. – Красивая. – Тобиас отпускает меня и отступает назад, прожигая взглядом, после чего разворачивается и уходит. Я остаюсь одна, соблазненная и совершенно сбитая с толку.

Глава 14

После рабочего дня я моюсь в душе, решив позвонить Кристи завтра. Теперь я не знаю, о чем ей рассказывать. После того, как Тобиас оставил меня со своим признанием, я была как во сне и совершала привычные действия. Даже Мелинда оставила меня наедине со своими мыслями, и последние смены я провела словно на автопилоте.

Отработав столько времени на заводе, я привыкла к своему окружению, но иногда меня охватывал страх, несмотря на то, что на стоянку я шла вместе с коллегами. Я знала, что за мной наблюдают, что я под защитой Тобиаса, но порой меня охватывала тревога. Все чаще мои сны становятся кошмарами, и все чаще покой начинает от меня ускользать. Не знаю, то ли дело в чувстве вины из-за роли, которую я играю в крахе моего отца, то ли в выбранном мною любовнике, то ли в пугающей правде, которая мне открылась, но что-то не так.

Я дошла до того, что никому и ничему не доверяю.

Я сказала Тобиасу, что он боится меня так же сильно, как и ненавидит, но после того, как он покинул меня несколько дней назад, стало очевидно, что он пытается изменить ход игры и предстать в лучшем свете.

Ни за что ему не поверю. Тобиас слишком коварен, чтобы его просьбу о прощении можно было расценить как искреннюю. Придется списать его внезапную перемену поведения на очередную попытку манипуляции. Он явно чего-то хочет, и я любой ценой обязана выяснить, что.

Если подумать, его внезапная перемена настроения слишком выгодна, слишком неправдоподобна. Надо отдать ему должное: он был убедителен, но я не стану его жертвой. Дважды я на эту уловку не попадусь.

Я больше не позволю, чтобы он играл со мной. Как бы сильно я его ни желала.

Чем больше я думаю о разговоре с ним, тем любопытнее мне становится, почему он боится, что нас раскроют.

Будет ли это вообще их волновать?

Они не давали о себе знать почти десять месяцев.

Но в признании Тобиаса сквозил намек, что Доминика и Шона взбудоражит – очень взбудоражит – новость, что я сплю с Тобиасом. И все же дни проходят, от них ни весточки, ни намека, что они вообще существуют.

Однако во время нашей беседы на поляне Тобиаса одолевали сомнения. Он предположил, что кулон был от Доминика.

Почему?

Что он от меня утаивает? Это я должна выяснить.

Признание Тобиаса стало компроматом на него, а он сказал, что не будет мне мешать. Он дал мне гранату и вставил мой палец в чеку, предоставив возможность выбора. Не понимаю, в чем его выгода, если только он не думает, что может манипулировать мной ради сохранения нашего секрета.

А может, он как раз добивается от меня признания.

Может, в этом и заключается его мотив.

Этот мужчина умеет вынести мозги.

Я смываю кондиционер, когда внезапно, но отчетливо ощущаю, как накалился воздух.

Промыв глаза, выглядываю за стеклянную дверь и замечаю Тобиаса, стоящего обнаженным с бросающимся в глаза недвусмысленным желанием. Стоит нам встретиться взглядами, как все мысли из головы улетучиваются, и либидо берет контроль над разумом.

«Мы можем насладиться адом вместе».

Он открывает дверь и заходит в кабинку, я тянусь к нему, и мы набрасываемся друг на друга. Его поцелуй беспощаден, язык проникает в каждый уголок моего голодного рта, и я отвечаю ему с тем же пылом. Через несколько секунд Тобиас входит в меня, прижимаясь губами к шее. Он разъяренно трахает меня, вдавливая в горячую плитку, пока я не обмякаю в его объятиях, после чего дергает бедрами и замирает, изливаясь в меня.

– Putain. Putain. Как в тебе хорошо, – хриплым голосом говорит Тобиас и втягивает меня в пьянящий поцелуй. Я веду ногтями по его спине и волосам, но он резко отстраняется. И тогда я вижу, что волосы у него мокрые, но не от воды. На его плечо падает алая капля, и я ахаю, поняв, что у него идет кровь.

– Какого черта? Ты ранен!

Приподнимаюсь на цыпочках, чтобы осмотреть рану, но Тобиас мягко меня отталкивает.

– Со мной все в порядке.

– Тобиас, у тебя идет кровь, ничего хорошего в этом нет.

Он разворачивает нас, теперь вода льется ему на голову и утекает в слив розовыми струйками. Тобиас проводит рукой по волосам, а я борюсь с ним, чтобы рассмотреть рану.

– Что случилось? – Я борюсь с ним, пока он наконец не уступает и не садится на скамейку в душе, чтобы я могла его осмотреть. На макушке глубокий порез длиной в пару сантиметров, на который, возможно, нужно наложить несколько швов.

– Тебя нужно зашить.

– Само заживет.

Ополоснувшись, он выходит за мной из душа и, споткнувшись, приваливается к стойке.

Тобиас бледнеет и закрывает глаза.

– Ты потерял слишком много крови.

Он прикусывает губу.

– Я в порядке.

– Сядь. Сейчас же.

– Все хорошо.

– Если потеряешь сознание и размозжишь себе голову, оставлю тебя умирать.

– Нет, не оставишь, ты не такая. – Он с еле заметной улыбкой берет меня за руку.

– Да сядь уже, черт тебя подери.

Тобиас садится, а я старательно вытираю его полотенцем.

Мне требуются все остатки выдержки, чтобы не прижаться к его коже губами.

Это влечение и, быть может, его беспомощность пробуждает во мне желание.

Я отбиваюсь от этого желания, как заправский бейсболист. Ухаживая за Тобиасом, я и так проявила к нему достаточно доброты.

Больше так глупо поступать не стану.

Когда я вытираю его полотенцем, а затем приказываю сесть на мою кровать, он следит за каждым моим движением.

– Думаешь, трахать меня было умно?

– Думаю, секс с тобой стоит проблем, которые ты мне доставляешь.

Я закатываю глаза, и он пытается усадить меня к себе на колени.

– Тобиас, еще пара секунд – и ты потеряешь сознание. Перестань, ты же белый как простыня.

Он пожимает плечами.

– Лучше так, чем быть ею накрытым.

– Спорное утверждение.

Я замечаю его улыбку.

– Может, ты уже не так сильно меня ненавидишь.

– Тут и спорить не о чем.

Я поднимаю с пола его одежду и вижу, что воротник рубашки и спинка пиджака залиты кровью.

– И давно у тебя кровотечение? Ты потерял много крови.

Тобиас кивает на одежду:

– Сожги ее.

– Боюсь, моя мусоросжигательная печь сломалась. – Я кусаю губы, пытаясь сдержать смех.

Он закатывает глаза.

– Запихни в мешок. Заберу с собой.

Я между делом поднимаю одежду.

– Итак, твоя одежда покрыта компрометирующей ДНК, и этого хватит, чтобы тебя уничтожить?

Мои слова ни капельки его не веселят.

– Я шучу.

А он нет.

– У тебя и так есть все, что может меня уничтожить.

Мы смотрим друг на друга, его очередное признание смущает меня, как вдруг Тобиас морщится.

Я подпираю рукой бедро.

– Тебе нужно наложить швы. Кровь идет до сих пор. У тебя в штате нет подпольного мафиозного доктора?

Тобиас издает смешок.

– Ты насмотрелась фильмов, но идея неплоха. Рана не настолько глубокая и к вечеру затянется. Так что отдам предпочтение медсестре с ужасным отношением к больному.

– Ладно, – я закатываю глаза. – Сиди тут. – Быстро одеваясь, иду в кладовку, где достаю мусорный мешок и аптечку первой помощи. Приношу все это в спальню и брызгаю на его рану антисептиком. Тобиас громко ойкает, когда я прижимаю к ране бинт и приказываю держать его.

– Ты как ребенок.

– Жутко болит, – говорит он, держа бинт и всей позой выдавая настороженность.

– Принесу тебе что-нибудь из одежды.

Он хватает меня за руку.

– Нет.

– Не обсуждается, Тобиас.

Спустившись вниз, иду в спальню Романа и, порывшись в его аптечке, беру пару таблеток викодина. Обыскав ящики, нахожу несколько новых боксеров и футболку, а потом заглядываю на кухню. Вернувшись в свою спальню, протягиваю Тобиасу обезболивающее и сок. Он глотает лекарство, запив его соком, а потом изучающе смотрит на одежду в моих руках – одежду, принадлежащую человеку, которого он презирает.

– Это одежда. Ты не можешь разгуливать голышом.

– Кто сказал?

– Не смеши меня. Боксеры даже из упаковки не вынимали.

Тобиас, не проронив ни слова, открывает упаковку и натягивает боксеры, а потом и футболку. Я разворачиваю салфетку, держа приготовленный на скорую руку сэндвич, круассан и швейцарский сыр.

– Вот, французские деликатесы.

– Я не голоден.

– Ешь, а то в обморок рухнешь.

Не сводя с меня взгляда, он берет круассан и запихивает половину в рот, медленно пережевывая.

– Ведешь себя, как избалованный ребенок. Словно мама только что заставила тебя подстричься «ежиком». Просто поблагодари. От «спасибо» еще никто не умер.

Когда я выключаю свет в ванной, слышу тихое:

– Merci.

– Итак, это какая-то тактика запугивания? Потому что я скоро уеду.

– Нет, просто трудный день.

– Возмездие?

Тобиас пьет сок, совершенно не собираясь отвечать на мой вопрос.

– Знаешь, твой брат поступал точно так же. – Я закатываю глаза. – Интересно, где он этого понабрался.

Стаскиваю одеяло и взбиваю подушки, пока Тобиас доедает сэндвич. Он сидит на кровати, словно не понимая, как тут очутился. Я тоже. Но вместо вопросов кладу использованное полотенце на соседнюю подушку и жестом велю ему ложиться.

Однако Тобиас встает, сминая рукой салфетку, и идет в ванную. Спустя секунду слышу, как льется вода.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, стоя у кровати.

– Чищу зубы.

– Ты серьезно?

Слышу, как он бормочет со щеткой во рту:

– Швейцарский сыр жутко воняет.

Я заливаюсь смехом.

– Не вздумай пользоваться моей зубной щеткой.

– В шкафчике была запасная.

Через пару мгновений вижу, как щелкает свет один раз, второй, третий, а потом Тобиас забирается ко мне в постель.

– Лучше? – Я поджимаю губы.

Он закатывает глаза.

– Смейся, смейся.

Улыбка исчезает с моего лица, мы молча лежим каждый на своей подушке и смотрим друг на друга.

– Почему ты пришел сюда? Я не твоя девушка.

– Ты не моя девушка. – Его голос настороженный, как и взгляд. Тобиас устал.

– Так ты ответишь на вопрос?

– Нет.

Я отмечаю легкую волнистость его влажных волос, густые и черные как полночь ресницы, ровные черты лица, губы. Контуры верхней мужественно очерчены, она чуть тоньше нижней. Тобиас тоже смотрит на меня, изучая мое лицо, исследуя. Я заговариваю первой.

– Что за игры ты ведешь?

Он тут же выпаливает в ответ:

– А ты?

Мы снова молча лежим, с вызовом глядя друг на друга.

– Никогда не смогу поверить ни одному твоему слову, Тобиас.

– Я на это и не рассчитываю.

– Так с чего вдруг ты перестал обращаться со мной как с дерьмом? Внезапно проснулась совесть? Внезапно я стала достойной того… – Я машу рукой. – Чем бы ты там ни занимался?

– Отношусь к тебе с уважением? Словно я поступил с тобой несправедливо? Словно ужасно с тобой обращался и прошу за это прощения? Я не монстр, Сесилия.

– Я бы с этим поспорила.

Тобиас вздыхает.

– Повторюсь: я не рассчитываю, что ты мне поверишь.

– Я не верю и не поверю.

Он смотрит мне за плечо, и между бровями залегает глубокая складка.

– Ты в порядке?

Тобиас переводит взгляд на меня.

– Te soucies-tu vraiment de moi?[17]17
  Ты на самом деле за меня переживаешь? (фр.)


[Закрыть]

– Тобиас, я плохо говорю по-французски.

Он прочищает горло, кажется, будто вопрос причиняет ему боль.

– Ты на самом деле переживаешь?

– Я ведь спросила, не так ли?

– Ты должна меня ненавидеть.

– Я и ненавижу.

– Нет, ты хочешь меня ненавидеть, но это не в твоем характере. Ты хочешь видеть в людях лучшее.

– Это плохо?

– Нет, – Он сглатывает. – Не плохо.

– Просто плохо для бизнеса, – выношу я заключение.

Он еле заметно кивает, а потом его взгляд немного затуманивается.

Я наклоняюсь, не в силах сдержать улыбку.

– Таблетки подействовали?

На губах Тобиаса появляется легкая улыбка, от которой у меня сжимается сердце. И в это мгновение его слова кажутся правдой. Я искала в нем хорошее. Но не могу ему доверять, что ведет нас в никуда. Секунду спустя Тобиас опускается на кровать, и я улыбаюсь еще шире.

– О-о-о, да ты под кайфом. – Я забираюсь ему на колени, наклоняюсь и прижимаюсь своим носом к его. – Полностью.

Он улыбается мне такой ослепительной улыбкой, что я чувствую знакомое трепыхание крыльев.

Под моим взглядом его улыбка начинает меркнуть. Тобиас медленно приподнимается и целует меня, пальцами лаская лицо, но я отворачиваюсь, чтобы скрыть свою реакцию. Слишком интимный жест.

– Не делай так. – Я пытаюсь слезть с его колен, но Тобиас останавливает меня, положив руки на бедра.

– Что не делать?

Я меняю тему.

– Ты собираешься рассказать, что случилось?

– Тебе лучше не знать.

Я отстраняюсь и киваю.

– Знала, что ты так ответишь. Ты не скажешь и слова, да?

Замечаю, как он изгибает губы в насмешке и немного приподнимает бедра. Его эрекция четко дает понять, о чем он готов мне сообщить.

Закатив глаза, я ложусь рядом и выключаю лампу. Мы лежим в темноте на расстоянии нескольких сантиметров и не касаемся друг друга. Мы еще не оказывались в одной постели – во всяком случае, в такой домашней обстановке. И я проклинаю свое глупое сердце за чувства, которые мне нельзя испытывать, когда Тобиас начинает ласкать подушечками пальцев мою руку.

Я, в полном, черт возьми, дерьме.

Проходит несколько минут, я все еще молча лежу рядом с ним. Его прикосновения почти убаюкивают, как вдруг его пальцы замирают.