Текст книги "Исход"

– Почему ты спала с обоими?

– Ого!

Я включаю лампу и сажусь у изголовья кровати, смотря на него сверху вниз. Судя по его зрачкам, он уже под кайфом. Либо такие сильные обезболивающие, либо он слабак. Иначе Тобиас ни за что не позволил бы мне услышать ревность в его голосе. А она, несомненно, там слышится.

– Почему ты хочешь это знать?

В ответ он пожимает плечами.

– Просто любопытно.

– Нет, дело не в этом. Ты меня осуждаешь. И это не твое дело.

Тобиас еле слышно произносит:

– Je n’en ai aucun droit[18]18
  Я не имею права (фр.).


[Закрыть].

– По-английски, Тобиас.

– Я не имею права. Ответь на вопрос.

У него такой хриплый голос, словно он долго раздумывал, стоит ли спрашивать, и вопрос причиняет ему боль. Что я потеряю, если буду честна? Ничего. Этот мужчина знает меня. Понимает меня лучше, чем большинство людей, которых я знаю почти всю жизнь. Но только потому, что изучал меня как своего противника.

– В сексуальном плане для меня все началось как фаза учебы в колледже. До встречи с ними я спала всего с двумя парнями.

– Ты не училась в колледже.

– Это такое выражение.

– Я знаю это выражение, – резко отвечает он. Но в его взгляде я не вижу осуждения. Только любопытство.

– Я знаю, что не первая женщина, которой они делились, так что не думай, что это меня как-то заденет. И не будь таким ханжой. Разве не французы ввели термин ménage à trois[19]19
  Любовь втроем (фр.).


[Закрыть]?

Тобиас прищуривается.

– Да брось. Я была на твоем месте. Знаю, что ты не святой.

– Это правда.

– Тогда какое это имеет значение?

Он выжидающе смотрит на меня.

– Если так, то я тоже хочу кое-что от тебя получить. – Тобиас открывает рот, чтобы заговорить, но я поднимаю руку. – Что-то стоящее. Настоящее признание.

Он ухмыляется с ребячливым выражением лица, и я с удовольствием смотрю на него, прекрасно зная, что эту свою сторону он редко кому открывает. Он утратил бдительность, даже если причина тому – таблетки.

– Когда мне исполнилось двадцать один, я переспал с каждой женщиной из июньского каталога французского белья.

Возможно, я не нуждалась в таком признании.

Увидев мою реакцию, он расплывается в улыбке.

– Не смотри на меня так. Я не ревную. Я…

– Осуждаешь?

– Нет. Сколько там было девушек?

– Это был бутик.

– Ты не шутишь.

Тобиас медленно качает головой и поджимает губы, словно пытаясь скрыть улыбку.

– Как такое вообще возможно?

– Мне было скучно.

– Тебе было… скучно.

– Да, – он пожимает плечами. – Но это случилось только раз. – Его акцент делает комментарий почти комичным. Почти.

– А оставшиеся одиннадцать календарных месяцев тебя не заинтересовали?

– Это была фаза в колледже, – вкрадчиво добавляет он.

– Что ж, – я прочищаю горло, – опять ты за свое. – Поворачиваюсь, чтобы выключить лампу, но Тобиас меня останавливает.

– Это не ответ.

Сев скрестив ноги, я бросаю на него хмурый взгляд.

– Ты действительно хочешь знать?

– Я бы не спрашивал, если бы не хотел знать.

– Разве ты не знаешь? Разве не ты исследовал мою жизнь вдоль и поперек вплоть до моих мотивов?

Молчание.

Я окидываю его взглядом, пока он устраивается на подушке, его мускулистая рука напрягается во время этого действа. Открываю бутылку с водой, стоящую на тумбе, и мысленно представляю Тобиаса на десять лет моложе, в гостиничном номере с обнаженными моделями нижнего белья.

И в каком-то нездоровом и собственническом смысле меня это заводит.

Глаза Тобиаса понимающе вспыхивают, и он опускает руку между моими бедрами, но я бью по ней. С его губ срывается понимающий смешок, а мои щеки алеют.

– Давай уже спать. – Я тянусь, чтобы выключить лампу, но Тобиас в молчаливом приказе перехватывает мою руку. Я смотрю ему в глаза и вздыхаю.

– Ладно. Когда я приехала сюда, то поняла, что меня никто не знает. Мне представилась возможность открыть себя заново. Поэтому я решила перестать себя сдерживать и оторваться на полную катушку. Как ты сказал, я злилась на Романа за то, что он украл целый год моей жизни, и чувствовала себя немного бунтаркой. Как ты ловко подметил, я обрела свободу. Когда я познакомилась с Шоном, возникло ощущение, будто сама вселенная вручила мне приглашение. У нас возникло мгновенное влечение. Мы подходили друг другу и физически, и духовно, но Доминик вначале меня ненавидел.

Тобиас смотрит на меня в молчаливом поощрении. Я сглупила, так безбоязненно делясь с дьяволом подробностями своей жизни.

– Я доверяла Шону, потому что он не торопился, ждал от меня ответной реакции. Поэтому, когда он признался, что заметил мое влечение к Доминику, и сказал, что не осудит, если я поддамся порыву, я дала себе волю. Я настолько доверяла Шону, что отдала ему свое тело и сердце. Я уже была в него влюблена, а с Домиником у нас были страсть и ненависть. После того, как все случилось, наши отношения… переросли в нечто большее. Я узнала их как изнутри, так и снаружи, и ни один из них не устыдил меня в этом. Мы заняли свои места.

Тобиас осторожно откидывает пальцами влажные волосы с моих плеч, и этот жест кажется слишком интимным. Я невольно вздрагиваю, отчаянно пытаясь не потеряться в его взгляде.

– Такие отношения противоречили моей натуре, и сначала меня это сильно беспокоило, но со временем мы стали проникаться друг к другу чувствами, и я не могла представить… не хотела думать о том, чтобы отказаться от одного из них. Они не подталкивали меня к выбору. Всех все устраивало. На самом деле мы были счастливы, пока они…

На глаза наворачиваются слезы, и я снова оказываюсь в том гараже, переживая один из самых мучительных моментов в своей жизни. Тобиас руками обхватывает мой подбородок.

– Пока они – что?

– Пока они не назвали меня шлюхой иносказательным и очень мерзким способом. Ты когда-нибудь слышал песню «Cecilia» группы Simon and Garfunkel?

Тобиас качает головой.

– Она про распутную девушку, и текст просто унизительный. Вот так они и закончили со мной отношения. Включили эту песню, когда я приехала в гараж, и публично унизили в попытке передать тебе, что они со мной просто играли. Поэтому они уничтожили меня, зная, что это сработает. И сработало. Я поняла намек, даже если ты не узнал о случившемся. Не думаю, что я когда-нибудь испытывала такую боль.

– Je suis désolé.

– По-английски, Тобиас.

– Мне жаль.

Хочется ему верить. Его выражение лица и поза говорят о том, что он искренен, но я не могу.

Он должен понимать, что я не могу ему верить.

Прикусываю губу и мгновение размышляю, о том, чтобы признаться во всем остальном.

Тобиас подносит мой указательный палец к губам и целует его, показывая, что моя тайна останется между нами. Я знаю, что будет безопаснее заткнуться, но все равно продолжаю.

– Оглядываясь сейчас назад, я знаю, что на некоторые сексуальные эксперименты меня сподвигла битва с той тихоней, которой была до приезда сюда. Ты прав. Я избегала риска. Редко искушала судьбу. Очертила границы дозволенного. Когда отец признался, что пытался меня полюбить, я решила, что рана нанесена глубже, чем могу ее залечить. Я не утверждаю, что умышленно стремилась себя саботировать, но, черт возьми… это не остановило меня от импульсивных поступков. Я не буду винить в этом отца или мою новообретенную свободу. Я влюбилась в них. В обоих. И лучшее во всем этом – Шон и Доминик не давали мне просить за это прощения. Они не давали мне себя принижать. Я не жалею о прошлом. Никогда не стану жалеть. И не стыжусь. Что касается любви, ты знаешь их. Это же самые близкие тебе люди, верно?

– Oui[20]20
  Да (фр).


[Закрыть].

– Так как же я могла их не любить?

Мы смотрим друг на друга, и Тобиас еле заметно кивает. Не собираясь искать или пытаться идентифицировать любую другую реакцию, я выключаю лампу и кладу голову на подушку, отвернувшись от него. Лежа рядом со мной, Тобиас заговаривает:

– Я больше никогда не стану спрашивать тебя об этом.

На этот раз за его родным языком прячусь я.

– Es-tu jaloux[21]21
  Ты ревнуешь? (фр.)


[Закрыть]?

– Non[22]22
  Нет (фр).


[Закрыть].

Я абстрагируюсь от неприятной и нежеланной обиды, которую наносит его ответ.

– Я была честной с тобой.

Тобиас притягивает меня к себе и кладет голову на мою подушку, согревая мое ухо своим теплым дыханием.

– Я тоже. Je ne veux pas n’être qu’une phase pour toi[23]23
  Я не хочу быть для тебя просто этапом (фр).


[Закрыть].

– На английском, Тобиас. Пожалуйста.

Тишина.

Спустя пару секунд он засыпает.

На следующее утро я просыпаюсь и вижу свой телефон лежащим на соседней подушке. Я снимаю блокировку, и когда экран загорается, понимаю, что моя электронная почта была проверена, самое последнее письмо от отца уже прочитано.

Это приглашение – приглашение принять наследство. Завтра.

Тобиас прочел это. А значит, нашей сделке конец, как только высохнут чернила.

Как только деньги в целости и сохранности переведут на мой новый банковский счет, у нас больше не останется совместных дел. Я стану свободной, а у Тобиаса развяжутся руки, чтобы заняться Романом.

Глава 15

Стоя посреди спальни, я быстро принимаю решение собрать самые необходимые вещи для поездки в Шарлотт и снять номер в отеле, чтобы морально подготовиться. Не хочу чувствовать его запах на своих простынях и видеть капли крови на подушке, размышляя о чувствах, которые почти возникли от нашего интимного разговора.

Самое верное решение – пренебречь тем, что случилось вчера ночью. Мне показалось, что в наших отношениях «страсть и ненависть» наметился явный прогресс. Но я должна отвергнуть мысль, что за ночными признаниями двух врагов, объявивших временное перемирие, есть нечто большее.

Но что, если он был искренен в каждом слове, поцелуе, прикосновении? У Тобиаса нет абсолютно никаких причин вести себя так двулично. У него нет причин делать признания, задавать вопросы, прикасаться ко мне. Смотреть на меня так, как он смотрел.

«Он играет тобой. Подпиши документы, отработай последнюю смену, сними деньги и возвращайся в Джорджию».

Велика вероятность того, что, подписав документы, я больше никогда не увижу Тобиаса.

Ну и слава богу.

Верно?

У меня нет возможностей связаться с ним или найти. Как и с мужчинами до него. Когда наша договоренность подойдет к концу, я снова буду отвергнута.

Для него это значимое преимущество. Да и что бы я ему сказала, если бы представилась возможность?

Каким-то образом он занял не только мою постель. Тобиасу удалось завладеть моими мыслями. Но пока я еще могу уйти от него, не нанеся своему сердцу еще один шрам.

Тобиас – лжец. Его слова, взгляды, прикосновения – лживы. Он хочет меня в качестве союзника только ради достижения цели. Не более того. Я даже не знаю, где он живет.

Между нами только деловые отношения.

– Не будь такой дурой, – браню я себя и закидываю в сумку подходящую пару брюк, шелковую блузку и туфли на каблуках.

Собрав сумку, я запираю дом и получаю от отеля подтверждение брони. Сев в джип и пристегнувшись, наспех отправляю письмо своему начальнику на заводе и беру два неоплачиваемых выходных. Честно говоря, мне плевать, если меня уволят. Я удивлена, что Роман согласился так рано подписать документы, учитывая, что согласно нашей договоренности я должна отработать еще больше шести недель.

Дорога до Шарлотт занимает чуть больше двух часов. Я не тороплюсь, зная, что ничто меня не ждет, как только я доберусь до отеля.

Завтра я стану миллионершей, но сегодня по непонятной мне причине чувствую себя банкротом.

Другая женщина на моем месте запросила бы доставку еды в номер, откупорила бутылку вина или цокала новыми шпильками. Или хотя бы закупилась новыми вещами.

А я чувствую страх.

Сидя на краю кровати, провожу пальцем по губам, когда в голове вспыхивает воспоминание.

Посреди ночи Тобиас разбудил меня своим языком, а потом взял в постели.

И не просто взял – он, закинув мою ногу себе на бедро и проникнув сзади, поглотил меня.

Между ног пульсирует, в груди жарко, лицо горит.

«Кричи мое имя, Сесилия», – медленно входя в меня, шепчет он. Его движения неторопливы, Тобиас обхватывает ртом мои пальцы, а потом ведет их к точке соединения наших тел, прижимает к клитору и подводит к оргазму.

– Проклятье! – Я встаю и начинаю расхаживать по номеру, а потом решаю набрать ванну. Погрузившись в обжигающую воду, морщусь, чувствуя жжение между ног, а потом прикладываю к лицу мочалку.

Несколько дней назад я хотела, чтобы Тобиас находился как можно дальше. Все еще балансирую на грани между похотью и ненавистью.

Я не могу испытывать чувства к этому мужчине.

Лучше покончить с этим сейчас.

Нет нужды в долгих прощаниях.

И, возможно, лежащий на моей подушке телефон – его способ сказать, что все кончено.

Отлично.

Мы живем на разных сторонах вселенной. Наши миры совсем не похожи.

– Он ни черта к тебе не чувствует. Он может только играть тобой с твоего позволения. – И теперь, когда наша договоренность улажена, Тобиас исчезнет так же внезапно, как и появился.

Хорошо. Невелика потеря.

Покинув Трипл-Фоллс, я отправлюсь в колледж, закончу его и превзойду всех в выбранной мной сфере. И, возможно, однажды выйду замуж и рожу детей.

Но пульсация в виске и скребущая в груди боль отметают такое будущее. Хочу ли я подобной жизни?

Все мои тщательно продуманные планы теперь кажутся простыми, если не сказать банальными и предсказуемыми. До переезда в Трипл-Фоллс моя единственная цель состояла в том, чтобы пережить это время ради мамы. Я всегда мечтала о дне, когда обрету свободу, но не составляла планов, чем займусь после. Сейчас этот день почти настал, и все планы, которые я продумывала, больше не прельщают.

Вылезая из ванной, я одеваюсь в пижаму и потягиваю виски из небольшой фляжки, которую прихватила с собой в дорогу. Набираю номер матери, она отвечает после второго гудка.

– Привет, малышка. Чем занимаешься?

– Я в Шарлотт. Утром у меня встреча с папой.

– Да? – Она затихает на том конце трубки.

– Мам, завтра я подпишу документы.

– Не слышу радости в твоем голосе.

– Деньги не делают меня счастливой.

– Хорошо, что ты узнала об этом так рано. Но их недостаток тоже удручает.

– Жизнь была невыносима, когда мы жили без гроша в кармане. Когда ты сходила с ума от беспокойства, но…

– Мы справились? – слышу в ее голосе улыбку.

– Бензин и картофельные шарики за пять баксов.

– Скучаю по тебе, ребенок.

– Я тоже по тебе скучаю. Но позвонила не просто так.

– Хорошо.

– Слушай, я знаю, что ты сейчас скажешь, но мне нужны реквизиты твоего счета.

– Что? Нет, милая. Деньги только твои. Они предназначаются тебе.

– А я не хочу их. Этот сукин сын – мультимиллионер и много лет заставлял нас сводить концы с концами. Это мои деньги и мое решение. Я хочу о тебе позаботиться. И хочу, чтобы ты… записалась к специалисту.

– Хочешь, чтобы я пошла к психотерапевту?

– Да. Если думаешь, что это поможет. Да… Я хочу, чтобы ты получила помощь. Думаю, она тебе нужна.

– Ничего себе. Деликатность больше не твой конек. Что случилось с моей милой малышкой?

– Извини. – Я делаю глоток виски, ощущая признательность за жжение в горле и наступившее оцепенение. – Я не хотела, чтобы так вышло.

– Поделись, что случилось?

– Ничего, я в порядке. Мы говорим о тебе.

– Тогда и я в порядке.

– Ты когда-нибудь перестанешь так делать, мам?

– Нет.

– Я в порядке. Просто… устала.

– Переживаешь из-за того парня? – Намек в ее голосе вынуждает меня резко перестать думать о Тобиасе. Он делает меня беззащитной, даже если заполняет только мои мысли. Ненавижу, что моя мать это понимает.

И в один миг мой щит возвращается на место.

С меня хватит. Надоело думать о нем. Надоело фантазировать о нем.

– Мам, давай как-нибудь в другой раз это обсудим? Я переведу тебе часть денег, как только они поступят на мой счет. Деньги, меняющие жизнь. Уж ты-то будешь счастлива.

– Ты знаешь, что я не могу принять от тебя деньги.

– Тогда прими их от Романа.

– Он не тот бессердечный мужчина, каким себя выставляет.

– Слишком поздно.

– Мне не нужны от него деньги, Сесилия.

– Тогда чего ты от него хочешь?

Слышу щелчок зажигалки и ее выдох.

– Ничего. Он подарил мне лучшее, что мог дать.

– Почему ты не хочешь о нем говорить? Если ты так настойчиво просишь дать ему шанс, тогда назови причину.

– Потому что он твой отец.

– Этого мало. Он думает, что ты пыталась заманить его в ловушку? Поэтому был так скуп на деньги?

– Ты имеешь в виду, пыталась ли я заставить его жениться на мне из-за ребенка? Нет.

– Тогда расскажи, как все было. Я хочу знать. Разве я не заслуживаю правды?

– Настанет день, когда я все тебе объясню, но пока постарайся быть к нему терпимой.

– Нет. – Я непреклонна. – Мое терпение иссякло. Он ничего мне не дал, и я здесь только… – Останавливаю себя на полуслове. Не хочу, чтобы мама узнала, что я провела столько времени в Трипл-Фоллс ради ее благополучия.

– Сесилия, родители любят своих детей, даже если не умеют показать это.

– Почему ты его защищаешь? Я не понимаю.

– Я просто надеялась, что ты поживешь с ним и все изменится.

– Он живет здесь, в Шарлотт. Я не видела его с прошлого лета.

– Что?! Господи, Сесилия, ты прожила одна в том доме все это время?

– Почти. Типа того. Я завела… друзей.

– Си, почему я не знала?

– Не хотела тебя волновать. Ты все равно ничего не могла сделать.

Слышу, как она шмыгает носом.

– Мам, не плачь. У меня все хорошо. Еще несколько недель – и я уеду отсюда. Вернусь домой. Поступлю в университет Джорджии, так что ты часто будешь меня видеть.

– Я чувствую себя виноватой.

– Не нужно. Поэтому я тебе и не рассказывала. Нет причин чувствовать себя виноватой. Ведь отец за собой вины не чувствует, я уверена.

– Он чувствует вину. Я знаю.

– Думаю, мы говорим о двух совершенно разных людях.

Мама снова всхлипывает и еле слышно чертыхается.

– Проклятье, Роман.

– Мам, отправь мне реквизиты, хорошо?

– Нет. Да что я за мать такая? У нас с Тимоти все нормально. Мы подумываем купить дом на озере.

– Ну а теперь ты можешь забрать подарок от Романа. А потом поехать в Мексику и отпраздновать «маргаритой». Мы ни разу не устраивали себе отпуск. Пообещай, что поедешь. Пообещай. И пообещай, что, когда вернешься, встретишься со специалистом.

– Сесилия…

– Это не обсуждается, мам.

– Господи, какой властный тон. Что на тебя нашло?

– Чересчур много, – отвечаю я, зная, что мать поймет.

– Поговори со мной.

– Я еще не готова. И вряд ли ты поверишь, если я тебе расскажу. Я буду следующей на очереди к психотерапевту, если твой окажется хорошим специалистом. – Я встаю и раздвигаю шторы, открывая вид на дом напротив, в котором живет мой отец. Отцу принадлежит небоскреб, а мы с мамой перебивались макаронами с сыром и хот-догами, чтобы дожить до ее следующей зарплаты. Ей больше никогда не придется их есть, если только не захочет вспомнить прошлое. Одна эта мысль стоит каждого испытания, что мне довелось пережить в этом году.

– Мам, пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя.

– Я не могу, Сесилия. Извини. Так не должно быть. Это неправильно.

– Неправда.

– Крепко-крепко тебя обнимаю, ребенок.

– Мам, подожди…

– Я тебя люблю.

Я вздыхаю и решаю перенести спор на другой день. Ведь формально я еще даже не получила деньги. Но эту битву я выиграю.

– И я тебя люблю.

Делаю еще один глоток виски и падаю навзничь на постель. Другую постель в другом мире, где я не стану мастурбировать, думая о демоне. В мире, где все гораздо проще, где я вольна поступать, как мне вздумается.

И внезапно свобода уже не кажется такой заманчивой. В эту ночь я не смыкаю глаз.

Глава 16

Отец встречается со мной в конференц-зале, где я прождала его около часа, и садится рядом. Я пью воду, чувствуя на себе его взгляд, и смотрю на лежащую на столе кипу документов, не в силах уложить в голове, какую огромную сумму денег он собирается мне передать.

– Как поживаешь, Сесилия?

– Отлично, сэр, – отвечаю я и выпрямляюсь на стуле.

– Как дела на заводе? После ремонта стало лучше?

– Все хорошо, сэр.

– Адвокат проинформировал, за что ты сегодня расписываешься?

– Да, сэр. – Борюсь с желанием поблагодарить, но я никогда ничего у него не просила. Когда я наконец поднимаю на него взгляд, вижу, что отец внимательно на меня смотрит.

В нашу последнюю встречу я пренебрежительно отвергла его, поскольку была слишком поглощена мужчинами в своей жизни и слишком обижена, чтобы принять то, что он тогда предлагал. Разговор с матерью заставил меня всю ночь размышлять, как снова к нему подступиться. Решаю сделать это с беспощадной прямотой. Сейчас или никогда.

– Пожалуйста, помоги мне понять.

– Что понять?

– Тебя, – в лоб отвечаю я. – Почему ты так поступаешь?

Роман опускает взгляд на документы.

– Я назвал тебе причину.

– Выходит, это взятка? Потому что не хотел участвовать в моем воспитании?

Он еле уловимо вздрагивает, но я замечаю.

– Эти деньги гарантируют тебе финансовую стабильность на всю оставшуюся жизнь, и – при должном обращении – твоим детям.

– Какое тебе до них дело, если даже свой ребенок не волновал?

Отцовский взгляд смягчается, но голос звучит напряженно:

– Я тебе уже объяснял.

– Нет. Ты сказал, что твои родители были пьяницами, промотали свое состояние и не воспитывали тебя в атмосфере любви. Но я не прошу объятий, Роман. Я хочу знать причину.

Он недоволен, но не дает мне ответа, и я уже подумываю встать, оставив его с гребаными деньгами, но меня сдерживает и заставляет взять себя в руки пугающий пустой взгляд матери. Сейчас у нее все хорошо, но что, если она вернется туда, где была? Я могла бы отказаться от наследства и уйти, тем самым окончательно послав отца, но не стану этого делать. Я не могу.

– Извини, что подвел тебя, Сесилия.

– Второй раз ты признаешь, что подвел меня. Ты уже признался, что пытался полюбить мою мать и меня. Но это просьбы о прощении и оправдания без объяснений. «Извини, что подвел тебя» – не объяснение, а я в последнее время слышала это довольно часто.

– Может, дело в твоем окружении.

Услышав в отцовском тоне определенный подтекст, я смотрю на него.

– И как это понимать?

– Ты по-прежнему разъезжаешь по городу с преступниками на старых тачках?

– Обрадую тебя новостью. Мой новый парень ездит на седане, но он тоже временное утешение. Мужчины не имеют привычки задерживаться в моей жизни, – ерничаю я. – Уж кому, как не тебе, это знать. Слышала, эмоциональная привязанность вредит бизнесу.

– Так и есть.

И вот, смотря на отца в конференц-зале, который мог бы вместить человек двадцать, я чувствую, как на меня снисходит озарение. Я больше не буду решать, как проведу остаток жизни. Смотря на Романа, я вижу свою цель и свое будущее, начало положено в этой комнате.

– Что ж, тогда давай забудем личные обиды и перейдем к делу?

Роман не мешкает и, встав, открывает дверь дожидающемуся за ней персоналу.

Не проходит и часа, как я становлюсь мультимиллионершей.

Как только дверь закрывается, Роман встает и произносит готовую отговорку:

– У меня встреча.

– Не сомневаюсь, но мне понадобится только минута твоего драгоценного времени. – Я тоже встаю и, повернувшись к нему лицом, кладу руки на стол. – Хочу, чтобы ты узнал первым. С этого момента я буду обеспечивать мать.

Он даже не морщится от моего признания. Я ждала вовсе не этого.

– Возражений не имею. Это твои деньги, делай с ними, что хочешь.

Это был мой единственный способ поквитаться, и отец только что его меня лишил. Мне остается лишь держать рот на замке.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет возражений?

– Ровно то же, что и сказал, Сесилия. Я желаю твоей матери самого лучшего. Ты еще подумываешь поступить в университет Джорджии?

Скрежеща зубами, отвечаю:

– Планировала.

– Я распоряжусь, чтобы твои расходы были компенсированы. Мой помощник найдет тебе квартиру вне кампуса.

– Ты только что отдал мне миллионы долларов и тридцать процентов акций своей компании. Уверена, с оплатой за учебу я как-нибудь сама справлюсь.

– Это моя привилегия как отца – убедиться, что твоя учеба оплачена.

– Ты не заслужил право называть себя моим отцом, – огрызаюсь я, больше не в силах сдерживать злость.

– Понимаю. Мне действительно стоило…

– Было приятно иметь с вами дело, сэр. – Я игнорирую его и поворачиваюсь, чтобы взять сумку.

Роман открывает дверь, но тут же ее захлопывает и шагает ко мне. Он останавливается в метре от меня, чем привлекает мое внимание. Отец смотрит холодным взглядом, который наверняка чертовски пугает всех его противников, но я не собираюсь показывать слабину. Вот только в его глазах – в моих глазах – я вижу сожаление. Я глотаю подступивший к горлу ком слез и чувствую, как начинает щипать глаза.

– Твоя мать добилась выдающихся результатов. Ты в большинстве случаев демонстрируешь хорошее воспитание. У тебя уважительное отношение к начальству. Ты очень умная и красивая молодая женщина и далеко пойдешь. Не сомневаюсь, тебя ждет прекрасное будущее.

С блестящими от слез глазами я пытаюсь скрыть, как дрожит мой голос.

– В этом нет твоей заслуги.

– Она сделала свой выбор, я – свой.

– Выбор. Ты про отказ от собственной дочери? Если это был выбор, то, кажется, тебе он дался легко.

Молчание. Самое ненавистное молчание, которое мне приходилось сносить.

– Она заслужила твоего милосердия. Мать ужасно страдала.

На секунду его глаза заволакивает пелена, а потом Роман выпрямляется.

– Говори все, что хочешь. Я разрешаю, Сесилия. Если тебе станет легче.

– Может, это ты хочешь, чтобы тебе стало легче, но я больше не буду к тебе так снисходительна.

– Хорошо. Надеюсь, ты придерживаешься более высоких стандартов в отношении своих мужчин.

– Любой мужчина лучше такого труса, как ты.

И в этот раз заметно, как его передергивает, а я злюсь, что не получаю от этого удовольствие.

– Что-нибудь еще?

– Ты должен знать, что я поступила так только ради нее. Чтобы как можно дольше заботиться о ней, потому что мама была достойным родителем.

– Понимаю. – Роман на миг сжимает руки в кулаки, и я иду ва-банк.

– В прошлом году, в тот день, когда ты приехал домой…

– У меня не было права требовать…

– А ты потребуй эти права, – хриплым голосом произношу я. – Борись за меня. Хоть раз в моей чертовой жизни борись. Борись за свое место рядом со мной.

– Сесилия, я принимал решения – трудные решения – и действовал исключительно в твоих интересах.

– Что это вообще значит? При чем тут решения? Папы заведомо любят своих маленьких девочек. Дети – их мир, их жизнь, и, кажется, я дороже тебе на бумаге, чем когда стою напротив. Помоги мне понять.

– Я не собирался деньгами унижать тебя…

– Почему? Просто скажи, что я сделала? Или это она? Ты ненавидишь мою мать настолько, что отказался общаться со мной, потому что я напоминаю ее? Скажи, почему не можешь стать отцом, которого я достойна. Скажи, почему не можешь меня полюбить. Скажи, за что она до сих пор тебя любит!

Пока я срываюсь на Романе, он несколько раз судорожно глотает.

– Вот оно, Роман. Вот оно. Когда ты приехал ко мне, я кое-что увидела. Я возвращаю тебе ту возможность прямо здесь и прямо сейчас. Вот оно. Ты слышишь? Борись за меня. – Я давлюсь всхлипом. – Я хочу отца, а не богатство.

Он стоит совершенно неподвижно. Смотрит в пол, и меня оставляют все глупые надежды. Ничего. Ни словечка, ничего. Просто часть его состояния и чертово молчание. В душе у меня дыра, и я объявляю войну своим эмоциям, отчаянно пытаясь собрать воедино то, что осталось от гордости.

– Хорошо. – Я вытираю глаза и глотаю слезы. – Хорошо. Но ты должен знать, что погубил ее.

Его глаза вновь стекленеют, и я чувствую в нем перемену вопреки его холодной выдержке.

– Ты разбил ей сердце и стал первым мужчиной, который разбил и мое. Но с ней это был хотя бы полный разрыв. – Я качаю головой. – А вот мое ты разбивал на протяжении долгих двадцати лет. Порой я думаю, что проклята, раз унаследовала ее сердце, но теперь считаю, что лучше так, чем получить твое.

– Я хочу только…

Я хлопаю по столу ладонью.

– Лучшего для меня? Что ж, ценю твои усилия. – С отвращением качаю головой. – Сделка заключена, Роман. – Я протягиваю ему руку. – Пожми мне руку.

– Что? – Он смотрит на мою протянутую ладонь и заметно бледнеет.

– Это ведь финансовая сделка? У меня еще мало опыта, но уверена, так ты закрепляешь свои договоренности. Рукопожатием скрепляешь сделку. Я принимаю твои условия. Я… п-принимаю вашу взятку, мистер Хорнер. Считайте, что деньги потрачены не впустую.

– Я не собирался…

– Да, собирался. Пожми руку.

С поникшими плечами Роман вкладывает ладонь в мою руку, и я стараюсь приложить все усилия, чтобы мои колени не подогнулись. Мотивы моего поступка сугубо эгоистичны, потому что я в первый и последний раз держу за руку своего отца.

– Теперь посмотри мне в глаза, – хрипло приказываю я, – и попрощайся.

Когда он смотрит мне в глаза, я не чувствую удовлетворения.

– Попрощайся, Роман.

– Сесилия, это смешно. – Я резко отдергиваю руку.

– Ты заслуживаешь кармы, которая тебя настигнет. И в этом есть своя прелесть: ты никогда не узнаешь, когда тебе все вернется бумерангом.

– Я приму это во внимание. – Отец прочищает горло и говорит хриплым голосом: – Ты все сказала?

Слезы, которые я больше не в силах сдерживать, бегут по щекам, и я киваю.

– Да, сэр. На этом все. Вам стало лучше?

– Я понимаю, что ты расстроена, но…

– Прощай, Роман.

Я иду к двери с папкой, полной денег. За спиной раздается еле слышный голос, почти шепот:

– Пожалуйста, держи меня в курсе касаемо успехов в учебе.

Я оглядываюсь и вижу в его глазах раскаяние, но через секунду он отводит взгляд в сторону.

– Иди к черту.