Текст книги "Фактор страсти"

Брейди плохо спал этой ночью. Постель казалась ему пустой и холодной. Но прежде он часто спал один. Значит, дело не только в отсутствии Эспин. Нет, он боится, что она больше никогда не ляжет рядом с ним.

Это просто смешно. Эспин покинула его сорок восемь часов назад, пылая гневом. Может быть, ей нужно время, чтобы остыть? Но почему это его так волнует? Она с самого начала без обиняков заявила, что это ненадолго.

Эспин стала для него приятным развлечением, отвлекала от каждодневной рутины. Теперь все должно прийти в норму.

Но, черт возьми, норма совершенно не интересовала Брейди. Норма скучна, однообразна и предсказуема. Он чувствовал, ему непременно надо увидеть Эспин.

Это-то его и волновало.

Глава 9

– Держи, девочка. Я принесла тебе питье.

Марго вошла к ней, не дожидаясь приглашения.

Эспин натянула на себя плед и уменьшила громкость телевизора. К своему стыду, она пребывала в полном расстройстве чувств.

– Спасибо, Марго, но я…

– Никаких но. – Марго сунула чашку в руки Эспин.

Питье было прохладным и явно попахивало спиртным.

– Что это?

– Моя секретная настойка. Я собирала травы в полнолуние.

Эспин сделала маленький глоток, и настойка обожгла ей горло.

– Ой!

– Пей медленно.

Второй глоток пошел легче.

Лицо Марго выражало сочувствие, не переходящее, впрочем, в жалость.

– Мне кажется, обычные травки тебе не помогут.

Я решила, что «Полная луна» больше подходит.

– Это так заметно?

Марго села на диванчик рядом с Эспин:

– Ты уже несколько дней не выходишь из дому.

Конечно, это заметно.

Эспин закрыла глаза:

– Я очень жалкая, да?

– Нет, милая. У тебя разбито сердце. С тобой это происходит впервые, но тут нечего стыдиться.

Отрицать что-либо или утверждать, что сердце ни при чем, было бессмысленно.

– Нет, тут есть чего стыдиться. Я испытываю смесь смущения, приступов жалости к себе, сильного разочарования и стыда.

– Он красивый, обаятельный парень. Из-за такого можно потерять голову. Или сердце.

– Я смогла разделять секс и работу. По крайней мере, мне казалось, что у меня получается. И вот теперь все перемешалось.

– Из-за Брейди?

– Я не должна была эмоционально привязываться к нему. А теперь мне горько оттого, что мной манипулировали. Он с моей помощью дурачил людей. Я – соучастница его обмана.

«Полная луна» согревала желудок. Это было приятно. Эспин действительно стало лучше.

– Тогда разоблачи его, – предложила Марго. – У меня остались визитки кое-кого из репортеров. Уверена, любой с удовольствием опишет эту историю.

– Зачем? Сейчас, по крайней мере, никто не знает про мой позор.

– Пусть всем станет известно, что Брейди и его папаша – лжецы.

– Все политики лжецы. Это не новость. – Эспин вздохнула. – В лучшем случае Брейди немного смутится. На самом деле ему важны только выборы, а мое заявление уже не повлияет на результат. – Она на минуту задумалась, провела пальцем по кромке чашки. – Обращение к прессе не решит проблем, а я буду выглядеть жалкой. Все станут надо мной смеяться.

Марго нахмурилась:

– Маршаллы обманывали тебя. Неужели нельзя им навредить?

Эспин пожала плечами:

– Наверное, можно.

– Но?

– Я не настолько ненавижу его, чтобы делать такие вещи. Да и семья, кроме его отца, этого не заслужила.

– Ох, милая. – Марго погладила ее по ноге. – Ты вправду его любишь.

Эспин усмехнулась:

– Да, как это ни глупо.

– Порой мы совершаем глупости из-за любви, но любить – не глупо.

– То, что я влюблена в Брейди, глупо.

– Почему, милая?

– Мы с ним слишком разные.

– Но вы, похоже, до сих пор ладили. Может быть, хорошо, что вы разные. Вы оба станете мудрее.

– В нашем мире это, возможно, так. Но не в мире Брейди.

Марго нахмурилась:

– Знаешь, мне казалось, что все мы живем на одной планете.

– Брейди не может связываться с такими, как я. – В голосе Эспин послышались слезы.

– Ты говоришь так, будто с тобой не все в порядке, но это не так.

– Брейди надо… – «Полная луна» мешала подбирать нужные слова. – Ему нужна женщина особого сорта. Кто-то вроде Жаклин Кеннеди. Чтобы стоять рядом с ним, когда он правит миром. Можешь ты представить меня в шляпке?

– Тебе очень пошла бы шляпка.

– Не отвлекайся, Марго. Пожалуйста.

– Извини. – Подруга прокашлялась. – Я думаю, мы сами не знаем, что нам нужно, пока судьба нам это не даст. Вы с Брейди могли бы…

– Стать ужасной парой?

– Я бы сказала: «уравновешивать друг друга». И когда ты стала такой циничной?

– Когда понимаешь, что на самом деле происходит в этом мире, легко стать циничной. Все бросают слова на ветер, и ничего не меняется. – Эспин вздохнула. – Мы не в силах изменить курс корабля.

Глаза Марго расширились.

– Здесь слишком много отрицательной энергии. Пойду принесу топаз, чтобы прогнать хоть часть пессимизма.

– Я начинаю убеждаться, что пессимизм не всегда плох. Оптимизм – вот что опасно.

– Ты в куда худшем состоянии, чем я думала. – Марго рывком подняла Эспин на ноги. – Идем вниз.

– Марго, я не хочу чаю, и мои чакры в порядке. И аура тоже. Только немного отравлена, – добавила она. – Я очень благодарна тебе за заботу, но хочу еще немного пожалеть себя.

Марго потрепала ее по щеке и улыбнулась:

– Ну, хорошо. Но только сегодня. Завтра мы приведем себя в порядок и пойдем дальше.

– Спасибо, Марго.

– И вот что еще, дорогая. Джекки Кеннеди была сильной женщиной и кое-что сделала, пока носила шляпку.

Марго ушла, а Эспин снова легла на диван, завернулась в плед и задумалась. Она так погрузилась в личные переживания, что забыла о своем первоначальном плане. Ведь она действительно кое-что из всего этого извлекла.

Она может использовать то, что узнала о политике, в своей профессиональной деятельности, а роман с Брейди поучителен в личном плане. В будущем следует внимательнее присматриваться к тем, кого она допускает в свое сердце и мысли.

Расти всегда трудно. И болезненно. Но она становится сильнее.

Постепенно.

Еще несколько дней, и эти выборы станут историей. Брейди должен был бы радоваться хорошей прессе, прекрасным результатам опросов, поздравлять себя с хорошо проделанной работой. Ничего подобного. Он играл свою роль, автоматически пожимал руки, но удовольствие от успешно проведенной кампании исчезло вместе с исчезновением Эспин.

Он не думал, что Эспин останется в его жизни навсегда, не понимал, как она нужна ему, пока женщина не ушла, хлопнув дверью. А выражение ее лица в тот момент преследовало его до сих пор.

Брейди остановил машину у предвыборного штаба и постарался встряхнуться. Нана не терпит опозданий, а до Хилл-Чейс сорок минут езды. Заехав сюда, он опоздает, но утешит бабушку и дедушку обещанием провести с ними несколько дней на следующей неделе. Других планов у него теперь не было.

Брейди завернул за угол и увидел выходящую из здания Эспин. Он заметил у нее в руках небольшую коробку, из которой выглядывала кофейная чашка. Значит, она приходила только для того, чтобы очистить стол и забрать свои личные вещи, а не для встречи с ним. Это был конец.

Эспин остановилась и кивнула ему:

– Брейди.

– Рад тебя видеть, Эспин. Ты выглядишь… хорошо.

На самом деле она выглядела усталой и больной.

Но все-таки это была Эспин – от пестрой шапочки на голове до стоптанных ботинок на ногах.

– Я пытался тебе дозвониться.

– Я знаю.

Она избегала его взгляда.

– Хочешь, выпьем где-нибудь по чашечке кофе и поговорим?

– Нет. Я пришла забрать свои вещи и поблагодарить всех за сладости. Я должна…

Брейди протянул к ней руку, но она отступила.

– Мне надо объяснить…

– Брейди, мне нет дела до того, что тебе надо. Я уже сказала все, что хотела, и не желаю выслушивать твои оправдания.

Он разозлился:

– Будь же благоразумна, Эспин.

Ее щеки вспыхнули, глаза сузились.

– Я не хочу быть благоразумной. Ты обидел меня, сделал мне больно, и боль еще не прошла. – Она окинула его суровым взглядом. – Человек, которым ты оказался, мне не нравится. И что еще хуже, мне не нравится, в кого я превращалась по твоей вине. – Это было как пощечина. Если честно, Брейди предпочел бы пощечину. – Прощай.

Эспин прошла мимо него чрезмерно быстрым шагом.

Он почувствовал какое-то движение у себя за спиной, обернулся и увидел, что его служащие сгрудились у окна. Несомненно, они видели и слышали все.

Брейди побрел к машине.

Это был скромный семейный обед. Нана рассердилась на внука за опоздание, но обещание провести у нее несколько дней после выборов успокоило пожилую даму. Брейди объяснял свою рассеянность и отсутствие аппетита выборами, но истинной причиной, конечно, была Эспин. Он еще не остыл после встречи с ней, и ему меньше всего хотелось сейчас быть на людях.

Прогулка помогла бы, но у него не было времени. И все-таки он решил пойти в конюшню и повидать Паука.

Звуки и запахи конюшни подействовали на Брейди успокаивающе. Паук высунул из стойла голову и приветственно заржал.

– Здорово, дружище! Как дела? – обратился он к жеребцу.

И не очень удивился, когда ему ответил женский голос:

– Он будет разочарован, если ты не возьмешь его на прогулку. – Лили вышла из-за угла. Невеста Итана еще не так давно работала в конюшне и до сих пор чувствовала себя там уютнее, чем в доме. И по-прежнему любила лошадей. – Его нельзя обманывать.

Брейди угостил Паука лакомством и почесал по носу:

– Подожди до следующей недели, старина.

– Знаешь, я всегда хотела тебя спросить, почему ты назвал своего коня Пауком.

– Финн его так назвал. У него были очень длинные ноги, когда он родился, и Финн сказал, что жеребенок похож на паука.

– Забавно. – Лили погладила Паука.

– Пусть Итан тебе расскажет, почему он назвал своего коня Медник, – предложил Брейди.

– Спрошу. – Услышав свое имя, Медник заржал, требуя внимания. Лили ласково погладила и его. – И, кстати, поздравляю с успешно проведенной кампанией. Хорошая работа.

– Она еще не закончилась, но все равно спасибо… Тебя что-то тревожит, Лили?

Она сунула руки в карманы куртки:

– Честно говоря, это не мое дело, но Итан рассказал мне, что произошло у вас с Эспин.

– У моего братца длинный язык.

– Воистину так. Но раз уж он выдает тебе мои страшные тайны, думаю, это справедливо. – Лили нахмурилась. – Мне жаль, что у вас все так плохо.

– Спасибо.

Лили помолчала, потом глубоко вздохнула и произнесла:

– И все-таки я попробую рискнуть.

– Рискнуть?

– Разозлить тебя. То, что ты сделал с Эспин, гнусно.

– Я ничего с ней не сделал. Она могла неправильно оценить ситуацию, но я в этом не виноват.

– Вы, Маршаллы, никогда ни в чем не виноваты, – не удержавшись, выпалила Лили. – Вы так долго жили в своем мирке, что не можете видеть того, что снаружи. Эта ваша семейная слепота…

– Что ты имеешь в виду?

– Все очень просто. – Она прислонилась к стойлу Медника, который тут же попытался жевать ее волосы. – Возьми оптимистку, идеалистку, скажи ей то, что она надеется услышать, и дай шанс, которого она ждет. Она поверит тебе всем сердцем. Такова Эспин. Для нее существуют только белое и черное. Ты солгал ей, Брейди. И эта ложь разрушила все, во что она верила. – Лили посмотрела на него в упор. – Эспин… Вероятно, она впервые получила такой предательский удар.

Черт! Лили права. Это был не просто обман. Это был удар по ее видению мира.

– Я растоптал ее оптимизм.

– Да. И от этого едва ли можно оправиться. Вам обоим. Дело в том… – Она помолчала. – Ты же спал с ней. Поэтому твое предательство ранит сильнее. Секс кое-что значит.

– Эспин с тобой не согласилась бы.

– Возможно, но у меня свое мнение. Эспин неравнодушна к тебе. Насколько сильно, не могу сказать. Но даже если бы это было не так, секс для нее – не пустышка, не просто развлечение. И даже если Эспин не ждала, что ты всегда будешь с ней, она, по крайней мере, надеялась на честность в постели. Уверяю тебя…

Брейди поднял руку:

– Я понял, Лили.

Он был сыт по горло.

– Хорошо. – Она опять на него посмотрела. – То есть мне жаль, что все так получилось, но я рада, что ты можешь встать на ее точку зрения.

Они вышли из конюшни и направились к дому. Брейди не удержался и задал вопрос, который вертелся у него на языке:

– И ты ничего не посоветуешь мне, не подскажешь, как поправить дело?

Лили удивленно подняла брови:

– Я не предполагала, что ты этого хочешь.

– Так что бы ты мне предложила?

– Ну, ты не сможешь загладить свою вину. Что сделано, то сделано.

– Ты всегда была такой пессимисткой?

– На самом деле я оптимистка. Иначе меня не было бы здесь сегодня. Но я знаю, что прошлое нельзя изменить. Единственный выход – пасть перед Эспин на колени, признать свою ошибку и в будущем поступать лучше.

– И это все? – спросил Брейди.

Лили остановилась и смерила его взглядом:

– Ты ее любишь? – Он переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно. Она рассмеялась. – Ты не обязан отвечать мне. Но подумай над тем, как покаяться всерьез. Уговорить Эспин нельзя. Поможет только искреннее раскаяние и план дальнейших действий.

Брейди не успел спросить, что Лили имеет в виду: на дорожке появился Итан.

– Лили, ты готова?

– Иду, – ответила она жениху и прежде, чем уйти, добавила: – Дай мне знать, Брейди, если решишь каяться. Я хочу посмотреть.

Она насмешливо улыбнулась и бросилась в объятия его брата.

Лили оказалась прозорливее, чем он думал, пусть даже ее прозорливость ему была неприятна.

Эспин, работая в предвыборном штабе, сделала все, что от нее требовалось, и даже больше, доказала, что обладает острым аналитическим умом. Она заслуживает того шанса, который Брейди обещал ей. Это осуществить легко. Эту часть проблемы он решит.

А что касается Эспин как таковой…

«Люблю ли я ее?» – спросил себя Брейди.

Он скучает по ней, ему ее не хватает, он беспокоится за нее. Он сердится на себя за то, что сделал ей больно, сердится на нее за то, что она не отвечает на его звонки. С ней ему никогда не бывает скучно, она единственная способна его удивить.

Эспин научила его обеспокоиться судьбой лесов. Она научила его смотреть в будущее с оптимизмом. И теперь ему легко представить ее в своем будущем.

Дьявол!

* * *

Эспин даже немного растерялась оттого, как быстро ее жизнь вернулась в обычное русло. И еще больше – оттого, что никто не удивился ее увольнению накануне выборов.

Но, самое обидное, только немногие заметили ее отсутствие. После предвыборной шумихи о необходимости достучаться до политиков никто не подумал о том, что возвращение Эспин к прежней жизни означает, что теперь никто никого не будет слушать.

Не удивительно, что на Капитолийском холме царят пессимизм и цинизм.

Эспин протянула покупателю кредитную карту и пачку книг. В ее сумке зазвонил телефон.

– Эспин Бридлав?

– Да.

– Я Келли Джеймс из офиса сенатора Питерса.

У Эспин перехватило дыхание. Сенатор Питерс был членом комитета, занимающегося проблемами окружающей среды. Ух!

– Чем я могу быть вам полезна?

– Из офиса сенатора Маршалла нам переслали собранные вами данные и отчеты.

– Правда? – выдохнула Эспин. Она прокашлялась и спросила уже спокойнее: – В самом деле?

– Должна сказать, некоторые замеченные вами тенденции очень любопытны. Но меня заинтересовало также сделанное вами примечание относительно…

Эспин была вынуждена присесть. Помощница одно го из самых влиятельных в области экологической политики людей читала ее отчеты. Испуганная Марго влетела в магазин, но Эспин только махнула ей рукой.

– Я с удовольствием предоставлю в ваше распоряжение исходный материал.

– Прекрасно. Можем ли мы встретиться на следующей неделе?

Мир Эспин закачался, она едва не упала со стула.

– Это меня устраивает.

– Скажем, в четверг, часа в два.

«Марго, наверное, что-то подмешала в мой чай, и у меня начались галлюцинации», – подумала она, а вслух сказала:

– Великолепно. Я пришлю вам по электронной почте кое-какие дополнительные материалы.

Когда Келли записала ее электронный адрес и попрощалась, Эспин от радости пустилась в пляс. Потом она крепко обняла Марго:

– Это потрясающе!

– Дорогая, что тебя потрясло?

– Помощница сенатора Питерса назначила мне встречу на следующий четверг.

– Я понятия не имею, что это значит, но радуюсь вместе с тобой.

– Ну, я-то точно знаю, что это значит, – послышался знакомый голос.

Эспин мгновенно обернулась:

– Мама!

Она бросилась к матери, и та обняла ее. Эспин вдохнула запах сандалового дерева и ванили – два аромата, всегда связанные с родителями.

– Что ты здесь делаешь? А папа? У вас все в порядке?

– Папа шел за мной. Что-то его отвлекло. У нас все в порядке, а приехали мы, чтобы повидать тебя, конечно.

Мама еще раз обняла Эспин, потом поздоровалась с Марго.

– Вот она, моя девочка!

– Папа!

Отец обнял Эспин так, что она чуть не задохнулась. Лидия Бридлав сказала:

– Аллен, Эспин на следующей неделе назначена встреча в офисе сенатора Питерса.

Отец удивился:

– Это правда?

У Эспин задрожали колени.

– Я могу все объяснить. Честное слово.

– Надеюсь, – фыркнул он. – Я объявил голодовку на ступенях Капитолия и ничего не добился. Надо мной только посмеялись. А ты оказываешься скованной наручниками с сыном сенатора, устраиваешь революцию, и в конце концов тебя слушают не один, а целых два сенатора. И сколько тебе понадобилось времени? Месяц? Чудеса. Ты молодец.

Эспин вгляделась в их лица:

– Вы на меня не сердитесь?

Мама удивленно моргнула:

– Сердимся? Почему мы должны на тебя сердиться? Совершенно очевидно, что ты – сила, с которой надо считаться.

– Правда?

Мама подвела ее к диванчику и усадила.

– А ты что думала?

– Я боялась, что вы решите, будто я предала свои принципы. Перешла на сторону зла.

Аллен сел с другой стороны.

– А ты предала?

– Да нет же! Но я знаю, как вы относитесь к…

Лидия погладила дочь по колену:

– Эспин, ты ведешь борьбу по-своему. И похоже, удачно.

– Даже очень удачно, – добавил отец. – Может быть, нам стоило бы кое-чему у тебя поучиться.

Эспин воспряла духом.

– Я же говорила тебе, – добавила Марго.

И Брейди тоже. Ее сердце болезненно сжалось при мысли о нем. Не надо. Она не должна думать о мистере Маршалле.

– Кто? – спросила мама, и Эспин поняла, что произнесла его имя вслух.

Она заставила себя улыбнуться, но улыбка ее выглядела неестественной и жалкой.

– Брейди Маршалл. Это с ним меня сковали наручниками. Я думаю, это он устроил мне встречу с помощницей сенатора Питерса.

Если это так, чего он добивается теперь?

Впрочем, вспоминать о Брейди слишком больно.

– Так расскажи нам о Брейди Маршалле, – сказал отец. – Помню, когда его дед был сенатором…

Черт!

Во вторник Эспин отправилась голосовать прямо с утра. У нее возникала мысль переметнуться, отдать свой голос Марку Тейлору. Но она не смогла. Все в штабе работали слишком напряженно, и Эспин не хотела их предать, отдав свой голос противнику из-за обиды и злости.

Кто бы мог подумать, что причиной ее слез станут выборы?

Глава 10

«Маршалл остается на третий срок!» – кричали заголовки газет в среду утром. Результаты голосования не удивили Эспин, но работать на победителя приятнее, чем на побежденного. Если она вообще будет когда-нибудь на кого-нибудь работать. Эспин пока не знала, что делать с вновь приобретенными знаниями и связями.

Она не думала о том, что последует за встречей с Келли на следующей неделе. Ей не хотелось под влиянием эмоций сделать выбор, в котором она потом, возможно, будет раскаиваться.

Фотография Брейди, его отца и деда на банкете в честь победы на выборах занимала четверть газетной полосы. Под фотографией красовалась подпись «Семейное дело», а в колонке сбоку излагалась длинная история политиков семьи Маршалл и делался намек на то, что это далеко не конец.

Брейди выглядел счастливым, но немного усталым. И на нем не было галстука, что поразило Эспин.

Дождь хлестал по витрине книжного магазина. Время от времени где-то над головой громыхал гром. Был скверный, мрачный день – под стать ее настроению, которое ухудшилось при воспоминании о несостоявшемся отдыхе вместе с Брейди.

В такую погоду люди по большей части сидят дома, и в магазине никого не было. Эспин устроилась на диванчике у полки с журналами и взяла один – полистать.

Дверной колокольчик звякнул. Эспин закрыла журнал, радуясь возможности заняться хоть чем-ни будь.

– Чем могу… – начала она и осеклась, увидев, что на коврике у двери стоит Брейди. Дождевая вода стекала с его волос и пальто. – О, Брейди.

– Эспин.

Он мотнул головой, и во все стороны полетели брызги. Его лицо было непроницаемым. Зачем он пришел?

– Тебе нужно что-то конкретное? – спросила она. – Диск с успокаивающей музыкой?

– Мне нужна ты.

Ее сердце ёкнуло.

– Нам пора поговорить.

Эспин поправила книги, стоящие на полке, хотя это и не требовалось.

– Я уже все сказала.

Его подбородок напрягся.

– Мне ты не предоставила такую возможность.

– Нам больше не о чем говорить.

– Я так не думаю.

Эспин с трудом сохраняла спокойствие.

– Ты прав. Я должна поблагодарить тебя за то, что ты связался с офисом сенатора Питерса. На следующей неделе я встречаюсь с одной из его помощниц.

– Это хорошо. Рад слышать. – Он чуть понизил голос. – Но я не об этом хотел поговорить.

Она сделала шаг к нему:

– Выборы прошли. Я больше не работаю у тебя.

– Эспин…

– Эспин? – в ту же секунду спросила Марго, выходя из служебного помещения. Она в упор смотрела на них обоих. – Все в порядке? Я чувствую сильное напряжение.

– Все в порядке, Марго. Брейди как раз собирался уходить.

– Нет, не собирался, – рявкнул Брейди. – Мне надо поговорить с Эспин несколько минут. С глазу на глаз, – добавил он.

– Думаю, это прекрасная мысль, – согласилась Марго, и Эспин охнула, пораженная предательством подруги. – Идите в заднюю комнату. Я запру дверь.

– Марго…

– Я не хочу, чтобы вы наполняли торговый зал отрицательной энергией. Идите, заканчивайте разговор.

Марго улыбнулась, но было ясно, что настроена она серьезно.

– Хорошо, – вздохнула Эспин.

Мокрые ботинки Брейди заскрипели на бетонном полу служебного помещения, выполнявшего функции склада и комнаты отдыха одновременно. Эспин посмотрела на его ноги. На нем были спортивные ботинки. И джинсы. А ей казалось, что он не способен выйти из дому в чем-нибудь, кроме строгого костюма. Брейди расстегнул мокрый плащ. Под ним оказался свитер.

– Ты все еще сердишься, – заметил он.

Эспин прислонилась к поставленным друг на друга коробкам.

– Извини, но с прошлой недели ничего не изменилось. Я не люблю, когда мне лгут и манипулируют мной. Так что да, я сержусь. И не говори, что ты удивлен.

– Ты – единственный человек, который никогда не перестает меня удивлять, – весело произнес Брейди, и это смутило Эспин. – Никогда не думал, что ты способна затаить обиду.

– Тут не требуются особые таланты. Да, я способна затаить обиду на некоторое время.

Он хмыкнул и придвинул ей стул.

– Нет, Брейди, спасибо. Мы не станем сидеть тут и беседовать. – Эспин вздернула подбородок. Если она хочет быстро закончить разговор, надо умерить гнев и не проявлять агрессивность. – Я ценю, что ты позвонил в офис Питерса. Теперь мы в расчете. Ты можешь спать спокойно. Я не собираюсь сообщать прессе что-либо о тебе, или о нас, или о кампании. Я желаю тебе счастья. Давай будем жить каждый своей жизнью.

Гордая своей маленькой речью, Эспин распрямила спину.

Брейди поднял одну бровь:

– Ты все сказала?

– Думаю, да.

– Это хорошо, потому что теперь скажу я. Выслушай меня, пожалуйста. – Он помолчал. Она кивнула. – Мы начнем с самого низа и постепенно проложим путь наверх. Да, я послал информацию о тебе Келли Джеймс. Мы вместе учились в колледже. Но я не просил ее об одолжении. Твоя работа говорит сама за себя, и если Келли тебе позвонила, значит, что-то в твоих отчетах привлекло ее внимание. Нет, это не предложение мира, но я старался исправить ситуацию и выполнить обещание, которое дал тебе в самом начале. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя выслушали, и офис сенатора Питерса – самое подходящее для этого место.

– Спасибо, Брейди. Это очень много значит для меня. – Эспин сделала шаг к двери.

– Не торопись. Я хочу поговорить и о личной части твоего обвинения, которая перемешалась с частью политической.

– Поверь, я не хочу копаться во всем этом, – тихо проговорила Эспин.

Рана была слишком свежа.

– Но мы должны.

Его сердитый тон разрушил ее намерение не проявлять агрессивность.

– Нет, не должны.

Брейди выругался и, когда она направилась к выходу, схватил ее за руку.

Эспин услышала звяканье, обернулась и увидела, как Брейди, ехидно улыбаясь, вынимает руку из кармана. Ее рот открылся: она увидела у него в руке наручники.

– Ты этого не сделаешь!

Выражение лица Эспин было неподражаемо.

– Нет, сделаю. Я понял, что это замечательный способ заставить кого-нибудь выслушать тебя.

– Это незаконно. Это насильственное удержание.

– Я же не подал на тебя в суд.

– Не я надела тогда наручники.

– Не заставляй меня надевать их на тебя. Сядь. – (Губы Эспин сжались в тоненькую линию.) – Пожалуйста, – добавил Брейди.

Ее глаза метали молнии, но она подошла к столу и села.

Лили не предполагала, как трудно будет убеждать Эспин. Тщательно приготовленная Брейди речь вдруг показалась совершенно бессмысленной. Он сунул наручники в карман, и взгляд Эспин немного смягчился.

– Мне очень жаль, что я не сказал тебе правду о твоем положении. Я слишком долго жил в своем мире и забыл, что кто-то может смотреть на вещи не так, как я. Ты можешь ругать меня за это, как хочешь, сердиться, сколько хочешь. Я это заслужил. Прошлое не вернуть. Но я искренне признаю, что был не прав. – Эспин подняла брови, но ничего не сказала. «Ну, теперь самое трудное». – Я отличаюсь от многих людей, в частности, тем, что не смешиваю личную жизнь ни с чем иным. Когда семья все время на виду, ты невольно учишься выстраивать вокруг себя стену. Мои отношения с тобой не имели никакого отношения к кампании, или политике, или общественному мнению, или чему-то еще. И мне никогда не приходило в голову, что ты, именно ты, усмотришь тут связь, которой я не видел.

Эспин прищурилась:

– Что ты имеешь в виду под «именно ты»?

– Ты с самого начала не хотела, чтобы в штабе или где-либо еще стало известно о наших отношениях. И я решил, что ты разделяешь личное и публичное точно так же, как я.

– Звучит разумно. – Эспин скривила губы, и Брейди заметил, что ее гнев немного ослаб. – Прошу прощения, что связала одно с другим и вышла из себя. – Она сделала глубокий вдох и слабо улыбнулась. – Хорошо, что мы прояснили этот вопрос. – Молодая женщина потерла ладони о джинсы и встала.

– Эспин, не торопись. Я еще не закончил.

– Тогда не мог бы ты перейти к сути дела? Хорошо, что ты можешь бесстрастно об этом говорить, но я так не могу. Ты сделал мне больно, и боль еще не прошла.

– Суть вот в чем, – продолжал он. – Я понимаю, что ты зла на меня. Я это заслужил. Но если тебе больно, значит, тут кроется нечто большее, чем обида на то, что я использовал тебя в политической игре.

Эспин потерла глаза.

– Ладно, к чему тут гордость? – прошептала она и посмотрела ему в глаза. – Я понимаю, что не подхожу тебе.

Это было полной неожиданностью.

– Какого черта? – поинтересовался Брейди.

– Ты – Маршалл. Ты не можешь появиться на публике с кем-то вроде меня.

Разговор вдруг резко свернул не в ту сторону.

– Подожди, подожди…

– Не тревожься. Я горжусь тем, кто я и что я, но… тебе нужна Джекки Кеннеди. Все в порядке, – заверила его Эспин, а Брейди казалось, что его голова вот-вот взорвется. – Просто однажды мне почудилось, что между нами было что-то большее… то есть возможность… Нет, не то.

– Что ты имеешь в виду? – Она не ответила, и Брейди опустился на колено у ее стула. – Эспин!

– Я начала думать, что между нами было что-то большее, чем просто секс. Вина тут моя, не твоя…

Его сердце наконец забилось. Он рассмеялся.

Эспин нахмурилась:

– Я не вижу ничего смешного, Брейди. Я…

Он оборвал ее поцелуем и целовал, пока Эспин не расслабилась.

– У нас есть нечто большее, – заверил ее Брейди.

Ее глаза расширились.

– Правда?

– Ты заставляешь меня видеть все в совершенно ином свете. Я понял, что ты – единственный человек, чье мнение обо мне имеет значение. Я ненавижу себя за то, что сплю один, и впервые в жизни мне одиноко. Ты нужна мне, Эспин. – Губы ее начали дрожать. – Ты не обязана меня прощать, но я прошу дать мне шанс. Мне нужно, чтобы ты вернулась. Без тебя я чувствую себя наполовину мертвым.

Эспин заморгала, и Брейди показалось, что он убедил ее. Но она снова нахмурилась:

– А твоя семья?

– Они будут обожать тебя. Лили, Итан и дед уже в твоей команде. Остальные не заставят себя ждать. Ты неотразима. Я это знаю, потому что хотел отказаться от тебя и не смог. – Он наклонил голову набок. – Возможно, ты не очень их жалуешь…

– Я уверена, что они очень милые люди, но я не об этом.

– А о чем?

– У тебя впереди блистательная карьера. Такая, как я… стала бы для тебя обузой. Тлеющим скандалом, который только и ждет повода разразиться.

– Ты доказала, что такая, как ты, – большая ценность для политической системы. Кроме того, нас, Маршаллов, трудно смутить.

– Это ты сейчас так говоришь.

– Эспин, посмотри на меня. – Брейди дотронулся до ее щеки и почувствовал, что его пальцы стали влажными. – Ты тревожишься о мелочах и совершенно не замечаешь главного. Я люблю тебя.

Эспин задохнулась. В легких закончился воздух. Конечно, она неправильно его поняла. Брейди Маршалл не может влюбиться в такую, как она, – женщину без рода и племени, без положения в обществе, без системы ценностей, аналогичной его системе ценностей. Это просто помрачение ума.

Она любила Брейди очень сильно, но никак не думала, что он может полюбить ее. Лучшее, на что она надеялась, – секс чуть больше чем на пару ночей. Но любовь…

– Ты меня слышишь, Эспин?

– Не уверена. Ты меня любишь?

– Да. Именно это я пытался тебе сказать.

– Ты серьезно?

Брейди поднялся, взял стул, сел, усадил ее к себе на колени и целовал, пока она не задохнулась.

– Я люблю тебя. Яснее трудно сказать. И я был бы тебе благодарен, если бы ты положила конец неопределенности.

– Я никогда не встречала такого ненадежного, столь непохожего на меня и тяжелого в общении человека. Это совершенное безрассудство, но я люблю тебя.

Улыбка Брейди могла бы превратить вековые ледники в теплые озера. И уж точно согрела душу Эспин.

– Слава богу, – пробормотал он и снова поцеловал ее.

Страшный удар грома сотряс здание, и она рассмеялась.

– Это, похоже, доброе знамение.

– Это напоминание о том, что мы сейчас могли бы быть на Мальдивах. – Брейди опять поцеловал ее, на сей раз игриво. – Как быстро ты можешь собраться?

«Счастливая» не описывало ее состояние даже отдаленно, и, судя по выражению лица Брейди, то же относилось и к нему. И поэтому Эспин особенно тяжело было произнести:

– Я не могу. Мои родители здесь.

Он насторожился:

– Они вернулись, потому что ты…

– Нет, – поспешно заверила его Эспин. – Это обычный визит, немного ускоренный последними событиями. Знаешь, они гордятся мной. Считают меня потрясающей активисткой.