Текст книги "Король репортажа. Публикации В.А. Гиляровского в газетах и журналах конца XIX века"

Похороны И. В. Самарина

Вчера, 16 августа, на Ваганьковском кладбище опущено в могилу тело высокоталантливого артиста Ивана Васильевича Самарина.

К десяти часам утра окружающая небольшую деревянную церковь Св. Тихона, что на Ширяевом поле, в Сокольниках, площадка была занята публикой. В десять часов утра обитый фиолетовым бархатом с серебром и украшенный венками гроб с телом покойного был принесён и поставлен в церкви. Заупокойную литургию и отпевание тела совершал местный священник о. Василий Шумов, при участии прекрасного хора певчих. В церкви, переполненной публикой, находились: московский губернатор В. С. Перфильев, и. д. Городского головы М. Ф. Ушаков, драматурги: Н. А. Чаев, И. В. Шпажинский, директор и профессора консерватории, артисты и служащие Малого и Большого Императорских театров, директор Русского драматического театра Ф. А. Корш с лучшими артистами и артистками своего театра, директор Немецкого театра Георг Парадиз, представители разных учёных Обществ, многие из провинциальных артистов и родственники покойного – две его сестры и племянник. По окончании отпевания, кончившегося ровно в час пополудни, длинной вереницей, начиная от крыльца церкви, выстроились депутаты с венками. Самый первый виднелся громадный лавровый с живыми цветами венок от товарищей-артистов Малого Императорского театра, а за ним следовали другие венки, в числе которых были венки от Императорской с. – петербургской драматической труппы, от московского Большого театра, от московской Консерватории, Общества русских драматических писателей, от города Москвы, от Общества любителей российской словесности, от служащих конторы московских Императорских театров, от служащих московской Консерватории, от комиссии народных чтений, несколько венков от московских ежедневных изданий, от Георга Парадиза, от М. Н. Ермоловой, от Н. М. Медведевой, от почитателей таланта, и несколько венков без названий, между которыми особенно выдавался венок с надписью «Незабвенному и незаменимому». Кроме того, во время следования процессии были присоединены венки от московской частной оперы, от директоров Зоологического сада и от Ф. Н. Плевако. За венками на бархатных подушках следовали ордена покойного (большая золотая медаль, орден св. Владимира 4-й степени, Анны 3-й степени и знак Красного Креста), а затем и самый гроб, вынесенный на руках артистами Малого театра. Гроб поставили на катафалк, и процессия тронулась по Сокольническому шоссе, буквально запруженному народом. Чем далее двигалась процессия, тем гуще становились толпы народа, шпалерами стоявшего на всех улицах и за два – за три часа наводнившего площади города, по которым должна была следовать процессия. На Сокольническом шоссе, где проходила процессия, художник М. М. Панов близ помещения своей фотографии выставил щит с громадным фотографическим портретом Ивана Васильевича, окружённым карточками и портретами артистов Императорского Малого театра. Печальная процессия, увеличивавшаяся с каждым шагом, следовала от Сокольнической заставы к Николаевскому вокзалу, Красным воротам, по Мясницкой, Лубянской площади, Китайским проездом, Охотным рядом, Моховой, Большой Никитской, Кудринской площадью, мимо Зоологического сада, по Пресне и на шоссе Ваганькова кладбища показалась около 5-ти часов пополудни. Во время следования были отслужены литии против Малого театра и Театрального училища и Консерватории.

А на Ваганьковское кладбище с часа дня начала собираться интеллигентная московская публика, в числе которой мы видели много дам, лиц судебного ведомства, учителей, артистов и в числе последних ветерана-артиста И. А. Григоровского, видавшего Ивана Васильевича в первый его дебют, в роли «Феликса», в драме «16 лет, или Зажигатели». Масса публики стояла у ворот кладбища и толпилась близ подготовленной покойному могилы на семейном месте Самариных, на средине кладбища, за домами кладбищенского причта. Рядом с свежей могилой стоит мраморный памятник с именами здесь погребённых: отца покойного, Василия Павловича, умерш. в 1856 году; бабушки, Настасьи Борисовны, умерш. в 1823 году; матери, Надежды Михайловны, сконч. в 1869 году, и брата его, Михаила Васильевича, умерш. в 1851 году. Могилы эти находятся саженях в двух от забора, отделяющего дома причта от кладбища, и окружены древними памятниками, надписи на которых от времени почти стёрлись.

В 5 часов гроб с телом покойного прибыл на кладбище, где был встречен кладбищенским священником о. Алексеем Приклонским, и по совершении литии процессия направилась к могиле, так тесно окружённой публикой, что с трудом могли пронести венки и гроб. Гроб был опущен в могилу. «Вечную память», кроме хора певчих, стройно пропела почти вся публика. А земля в это время глухо стучала о крышку гроба…

Когда могила была зарыта, один из директоров Музыкального Общества, Н. А. Алексеев, сказал краткую речь. Указав на то, что Самарина три поколения провожают в иной мир, оратор коснулся его сценической деятельности, указал на ту память, которую покойный артист оставил по себе, воспитав плеяду талантливых артистов – «учеников Самаринской школы», и на то, что покойный принёс громадную пользу Московской Консерватории, как профессор, явившийся туда в трудную для Консерватории пору. Затем артист Малого театра Н. Е. Вильде прочёл следующее четверостишие, переданное ему товарищем покойного Н. А. Ермоловым:

 
Из прежних талантов последний угас,
Самарин, поборник искусства святого…
Ты – житель загробный, тебе не до нас!..
Прощай же, товарищ!.. И больше ни слова…
 

Потом довольно длинное и глубоко прочувствованное надгробное слово произнёс Ф. Н. Плевако. Слово начиналось так: «У гроба артиста печаль утроивается… Деятели науки, художники, скульпторы оставляют по себе память в виде вещественных предметов. Артисту это не дано в удел: он всё с собой уносит, и мы бессильны передать его талант… Но артист может утешаться другим: нет другого руководителя общества как драма, возрождающая зрителя. Артист могуч: он властвует над умами и сердцами публики»… Далее оратор коснулся артистической деятельности покойного и закончил свою речь, вызвавшую слёзы у присутствующих, следующими словами: «Но великий учитель хотя не оставил трудов, но оставляет своих учеников, которые несут тот же факел искусства»…

Затем артист Малого театра Ф. П. Горев прочёл стихотворение памяти покойного, написанное одним из присутствовавших. Печальный обряд кончился. На могилу артиста были возложены многочисленные венки, совершенно скрывшие жёлтый холм свежей земли…

Публика ещё несколько часов, до вечера, оставалась на кладбище, близ могилы своего любимого артиста.

С Гуслицкого пожара

Гуслицы пользуются печальною известностью: это бывшее гнездо фальшивомонетчиков и постоянный притон всевозможных бродяг, беглых каторжников, воров и т. п. Обширные леса, бесконечные болота, топкие, непроходимые, с малоизвестными тропинками, служат прекрасным убежищем люду, которому приходится от чего-нибудь скрываться. Люд этот селится в ямах, в сторожках и землянках, а также имеет убежище и у крестьян, пускающих бродягу из боязни, чтобы последний не пустил красного петуха в случае отказа в ночлеге. Эта известная между крестьянами ужасная месть поджогом здесь в большом ходу. Вообще, Гуслицы горят более, чем какая-нибудь другая местность в России, и коренные гусляки относят почти все пожары к поджогам. Гуслицы – это целая местность, лежащая по бассейну реки того же названия; в состав Гуслиц входят части уездов: главным образом Богородского и отчасти Егорьевского (Ряз. губ.) и Покровского (Владим. губ.). Местами Гуслицы заселены тесно, местами деревни встречаются очень редко. Громадные богатства чередуются с крайней бедностью. Здесь богатства, нажитые в старину, приобретены или сбытом фальшивых денег, или эксплуатацией чужого труда. В настоящее время богатства приобретаются последним средством. Почти в каждой гуслицкой деревне имеется фабрикант, выделывающий нанку, камлот[7]7
  Нанка – хлопчатобумажная ткань, как правило, жёлтого цвета; камлот – шерстяная тёмного цвета ткань. – Прим. сост.


[Закрыть] и др. материи. Фабрикант раздаёт работу по деревням; крестьяне на ручных станках ткут материи за невероятно дешёвую цену, зарабатывая от 75 к. до 1 р. 50 к., редко до 2 р. в неделю, и этим кормятся почти все Гуслицы. Есть деревни, специально кормящиеся подобной ткацкой работой. К числу таких деревень можно причислить громадную деревню Дороховской вол., Авсюнино. В ней на 461 душу состоит 700 дес. земли, частью неудобной. Леса при деревне нет. Бывший помещик Можаров весь громадный лес продал на сруб кулаку, и теперь вокруг Авсюнина нет уже ни прутика, ни пня. Почти единственным состоятельным человеком в селе является фабрикант Милованов, на которого всё село тянет нанку и камлот и этим существует. У Милованова в селе роздано до 600 основ. 7-го сентября это село почти всё выгорело: из 195 домов сгорело 137. Такого пожара гусляки не помнят. Получив 8-го сентября известие об этом страшном пожаре, на другой день я выехал на место происшествия. 9-го сентября, на третий день пожара, около шести часов вечера, я приехал в Авсюнино, подъехав с того конца деревни, который выгорел. Передо мной открылась широкая чёрная полоса пожарища, с серой от пепла бесконечной улицей, по обеим сторонам которой короткими, обгорелыми головешками торчали между грудами мелкого угля и закоптелых кирпичей обуглившиеся пни деревьев. Кое-где, ближе к середине улицы, валялись очень редко обгорелые брёвна, а на месте построек, около груд кирпичей, не осталось ни одного бревна, ни одной головешки: страшная сила огня уничтожила всё. Я долго шёл по пеплу улицы между обгорелыми развалинами, и никого не было. Впереди, с версту далее, виднелась уцелевшая часть села, и ближе к ней посередине улицы и на развалинах видны были фигуры людей. Я прошёл с четверть версты. Всё та же мёртвая, безжизненная тишина. Коров и овец в день пожара, когда их пригнали с поля, с трудом удалось водворить в чужие хлевы уцелевших домов соседей. Скот рвался в дымившиеся развалины своих прежних помещений, метался по улице и жалобно ревел. Я шёл ещё с четверть часа по мёртвой улице, прежде чем добрался до уцелевших изб. Чем ближе я подходил к ним, тем чаще и чаще встречался народ. Старуха и полураздетый старик с трупным, безучастным выражением красных, заплаканных глаз рылись в углях. Далее мальчик лет семи, босой, без шапки, сидел на обгоревшем каменном фундаменте, сплошь заваленном массой обуглившегося картофеля, и выбирал менее сгоревшие картофелины и ел их. Подле него из груды кирпича поднимался белый дымок, и шумела красными сухими листьями небольшая осина, Бог знает как уцелевшая между обгорелыми пнями, стоявшими рядом с ней. Шумящий, сухой трепет её полуживых листьев среди этого мёртвого чёрного поля был как-то особенно печален. Ближе к строениям стояла полукругом толпа мужиков и детей, обратившись лицом к пожару. Некоторые полураздеты, некоторые одеты по-праздничному, из тонкого сукна поддёвки, в новые картузы. Это было то платье, что уцелело от пожара. Посредине их стоял мужичок небольшого роста в одном белье, босой, без шапки. Это сельский староста Пётр Сидоров, рядом с домом которого начался пожар: у него, кроме бывшего на нём белья, ничего не осталось от пожара. Вообще никто из погоревших не спас имущества. Пожар начался в час дня 7-го сентября. В этот день вся деревня, одевшись в праздничное платье, так как во всей Дороховской волости целую неделю идёт осеннее празднество, отправились за покупками в село Рудню, за 4 версты, на большую ярмарку. Дома остались старый да малый. В доме, где загорелось, была женщина и работал портной, по обыкновению пришедший неизвестно откуда и проживавший то в одной избе, то в другой. Сначала вспыхнул пожар в этой избе, стоявшей посередине деревни, потом огонь, при начавшемся вихре, перебросило сажень за сорок, в другую сторону деревни, вспыхнули дома там, и пламя пошло назад, уничтожая моментально дом за домом. В какие-нибудь три четверти часа пылали все 137 домов с надворными постройками, сараями, банями, стогами сена и скирдами хлеба, только что привезённого с полей и частью необмолоченного. Зерновой хлеб и картофель, незадолго убранный, сгорел весь. Сгорела и деревенская пожарная труба. Авсюнинцы, увидав с Рудни пожар, бросились домой, кто пешком, кто верхами, побросав телеги на дороге, но явились уже тогда, когда ничего нельзя было сделать. Прибыли и пожарные трубы из соседних сёл и с фабрик и остановили огонь на том месте, где теперь уцелели дома. Особенно усердно, по словам крестьян, работала труба фабриканта Муравлёва, из Андреева, и труба из д. Селиванихи. Сила огня была такая, что близко к пожару нельзя было подойти, а уж не только спасать имущество. Девушка лет 20-ти, Ефимья Михайлина, спасая образа, выскочила на середину улицы, между пылавшими домами, и едва её, задыхающуюся, обожжённую вытащили оттуда. Она и теперь лежит полуживая в чужой избе. Крестьянин Веденей Порфирьев, спасая детей, также весь обгорел и едва ли останется жив. Множество крестьян, спасая детей и имущество, геройски бросались в огонь и обжигались. Только благодаря тому, что пожар был днём, никто не сгорел заживо. Героем дня в деревне явился тринадцатилетний мальчик Гаврило Лаврентьев. Он гулял и возвратился домой в то время, когда изба его родителей была в огне. Ему сказали, что в избе остался его полугодовалый брат, но никто из присутствовавших не решался идти спасать ребёнка. Тогда Гаврило перекрестился, бросился в пылавшую дверь избы, выбросил сначала в окно иконы, а затем, с загоревшимся на себе платье, выскочил и сам, неся в руках брата. Всё село считает его спасителем ребёнка. Громадный пожар продолжался не более двух часов: к трём часам пополудни вместо обширного, длиннее версты, конца деревни едва дымились обгорелые развалины и кое-где догоравшие головни. Во время пожара искры и головни падали за две версты в соседней деревне Селиванихе. Убыток громаден; крестьяне положительно разорены. Дома их застрахованы от 35 до 85 рублей каждый. Лесу кругом нет, хлеб и сено уничтожены.

Пострадал и фабрикант Милованов. У него сгорело вместе с крестьянскими избами до 500 основ, товар и свои дома. Ночь после пожара разорённые погорельцы провели в слезах на поле, около развалин. На другую ночь разошлись по соседним деревням, а частью разместились по уцелевшим избам соседей. Здесь положили и получивших обжоги. В каждой избе помещается по 3–4 семьи. Всюду плач, горе… Картина ужасная… Когда стемнело, где-то по направлению к центру Гуслиц, Ильинскому погосту, начало подниматься новое зарево.

Московские городские бойни

I

Между Покровской и Спасской заставами, где год тому назад был заросший бурьяном пустырь, теперь воздвигнут стройный ряд зданий новых городских боен. Постройка их начата в середине прошлого года, и в настоящее время все здания боен и все при них устройства окончены вчерне и деятельно отделываются для открытия боен к концу текущего года. Бойни расположены на юге от Покровской заставы и соединены с городом мощёной дорогой в 380 саж. длины. Площадь, занятая бойнями, достигает 15 десятин, кроме железнодорожной станции, загонных дворов и полей орошения, на устройство которых потребуется ещё 30–35 десятин. Вся площадь под бойнями имеет вид правильного четыреугольника, стороны которого равны 225 и 160 пог. саж. Весь этот четыреугольник делится вдоль на 2 главные части: восточную и западную. Первая простирается во всю длину боен, а в ширину занимает одну треть их и представляет из себя торговую часть; на ней сосредоточен скотопригон как крупного, так и мелкого скота. Другая, западная, часть, так же, как и восточная, в длину занимает все бойни, а в ширину две трети их. На ней расположены, начиная от севера к югу, во-первых, административные и жилые постройки, во-вторых, самые бойни для крупного и для мелкого скота, в-третьих, заводы и, наконец, чумная бойня и карантинный двор. Затем далее, вдоль южного фасада боен, расположена станционная площадка для железнодорожных ветвей: с Курской дороги, уже сооружаемой в настоящее время, и для имеющей быть сооружённой впоследствии, с Рязанской. На этой площадке устраивается теперь для удобства выгрузки скота большая выгрузная платформа, с которой скот будет поступать прямо в загонные дворы, на которых он будет находиться до вывода его на площадку скотопригонного двора.

Один из подобных загонных дворов для помещения 1000 голов скота в настоящее время строится городом и будет служить образцом для постройки будущих дворов частными предпринимателями за их счёт, на городской земле.

На юго-запад от загонных дворов изготовляются «поля орошения», на которые будет перекачиваться вся сточная жидкость и разные полужидкие отбросы со всех дворов и зданий боен. Поля эти разделяются на зимние бассейны и летние оросительные участки. На первые сточная жидкость будет выкачиваться во все зимние месяцы и будет распределяться в отдельные бассейны посредством особых распределительных будок; на вторые сточная жидкость будет направляться в остальное время года и разводиться оросительными канавками и грядами отдельным участкам, засеянным различными травами и огородными растениями.

С северного, городского фасада, бойни имеют 3 главных входа: левый на скотопригон, правый – для вывоза мяса и различных продуктов убоя в город, и, наконец, средний, ведущий на главную среднюю аллею, которая продолжается во всю длину боен до самой водонапорной башни. По обеим сторонам аллеи, при её начале, расположены два больших жилых двухэтажных дома, предназначенных для квартир смотрителя боен, его помощников, технического надзора и ветеринарных врачей. Всего 12 квартир. За этими домами следуют две большие двухэтажные казармы, каждая для помещения 150 человек рабочих и бойцов; кроме того, в одной из них помещается приёмный покой и кабинет доктора. Затем, при вышеупомянутых четырёх домах особо выстроены паровая баня и прачечная с дезинфекционною камерою, ледники, службы и ещё два небольших жилых и четыре сторожевых дома, для квартир машинистов, кочегаров и сторожей.

За жилыми зданиями и службами при них следуют далее, по направлению средней аллеи, самые бойни, сперва для мелкого скота, потом для крупного. Для убоя мелкого скота выстроена отдельная «телячья» бойня на ежедневный убой 1000 шт., с шестью убойными и двумя разделочными камерами (для мытья кишок, ножек, голов). Между убойными камерами расположено длинное «холодильное помещение», предназначенное для охлаждения телячьих туш. Это помещение будет охоаждаться не льдом, а холодным воздухом, который будет добываться особою машиною, расположенною в особом, соседнем с бойнею здании. Добытый машиной холодный воздух температурою от 60 до 70 град. Реом. будет направлен трубами в помещение, предназначенное для охлаждения телячьих туш, в котором он и будет понижать температуру до +2 или +3 Реом[8]8
  В дореволюционной России шкала Реомюра использовалась наравне со шкалой Цельсия. – Прим. сост.


[Закрыть]., а нагретый воздух, как испорченный, отводится из помещения особыми вентиляционными каналами. При помощи холодильной машины возможно будет добывать сухой холодный воздух, вследствие чего в самом помещении не будет капели, вредной для всяких продуктов, сохраняемых в ледниках, и в особенности мясных туш. Кроме этого, возможно получить температуру более низкую, чем при обыкновенных ледниках, и быть гарантированным от случайности ранней растопели льда и несвоевременности его заготовки.

По другую сторону средней аллеи, напротив телячьей бойни, расположена «свиная», представляющая из себя большой зал, в 120 кв. саж., с боковыми пристройками для сохранения туш до уборки их с бойни. В этой зале возможно в день убить до 500 свиней; в ней поместятся 4 больших чана с горячей водой, для выпарки свиных туш, и большие столы при каждом чане, для отделки туш.

Близ «свиной» бойни выстроено особое, светлое здание для микроскопического исследования свиных туш и окороков.

Далее, к югу расположены «большие бойни», состоящие из четырёх больших двухэтажных корпусов, каждый вмещающий по семи убойных камер на максимальный дневной убой по 60 шт. больших животных в каждой. В здание боен уложено до 13 000 000 шт. кирпича. Постройка «больших боен» приноровлена к городским требованиям убоя и сохранения мясных туш, для чего бойни выстроены в два этажа, причём верхние предназначены именно для убоя, а нижние представляют из себя кладовые для удобного хранения туш. Туши в кладовых должны оставаться до 2-х или 3-х часов ночи, следовательно, они успеют достаточно остыть и освободиться от излишней крови. В таком виде мясо становится гораздо вкуснее против невывешенного и гораздо лучше сохраняется, не портясь. Перед каждой убойной камерой или номером устроены открытые загоны для вмещения скота, предназначенного к убою. В загоны большие животные попадают с площади скотопригонного двора, через особые контрольные ворота. Загоны расположены на пологих скатах перед бойнями, которые подходят к полу верхних, убойных камер; таким образом, животное, подлежащее убою, берётся из загона поодиночке и вводится в убойный номер, где и заводится под особый механический прибор, называемый стеговцом. Стеговец состоит из двух опорных столбов и одного горизонтального, расположенного на высоте 4-х футов над полом. Введённое животное привязывается к передней стойке стеговца, закалывается небольшим кинжалом, который бойцом втыкается животному между первым позвонком и мозжечком. Животное, таким образом, лишается жизни моментально, без всяких страданий. Из убитого животного выпускается кровь в особые цинковые блюда, затем отрезывается голова, после чего туша подвешивается к горизонтальному брусу стеговца, причём через особые механизмы туша приподнимается с пола и растягивается для удобной дальнейшей её обработки и рассечения её на две части, станину и передок.

Подготовленные таким образом части туши, особыми подвижными лебёдками, которые перемещаются на надвешанных к потолку рельсах, направляются к току и спускаются в нижние кладовые камеры.

Все полужидкие отбросы из желудков убиваемых животных переносятся в особые бетонные ванны и после разжижения их водою спускаются в трубы к чугунным эжекторам, из которых уже силою сжатого воздуха, добываемого особою машиною-компрессором, выталкиваются на поля орошения. Нижние кладовые камеры имеют все приспособления для развески всех туш, спускаемых на лебёдках с верхних камер. Развеска туш делается на особых тележках, которые подвигаются по подвесной жел. дороге, прикреплённой под потолком нижней камеры. Вывешенные туши ночью разбираются хозяевами, для чего мясо на тележках проходит через особую весовую площадку, где перевешивается и выдвигается из предела боен для нагрузки на подводы. Вообще, все механические приспособления устроены так, чтобы облегчить или заменить прежнюю тяжёлую работу бойцов, и сводят последнюю до minimum^. Выпуск туш из нижних нумеров производится прямо в нижний мясницкий двор, который имеет в ширину 14, а в длину 70 погон. саж. С этого двора нагруженные подводы направляются к правому выходу боен, прямо к городу, в Покровскую заставу, через новую подъезжую дорогу.

Для удобства проезда и прохода по средней главной аллее, при её пересечении с мясницким двором, перекинут железный мост, длиною в 14 и шириною в 3 с лишком сажени. Мост американской треугольной системы, с проездом посередине и тротуаром по сторонам, выполнен чрезвычайно легко и изящно.

II

За бойнями, далее к югу, расположены заводы, альбуминный и салотопенные. Альбуминный завод представляет из себя два больших корпуса, площадью в 210 кв. саж., взаимно связанных крытым проходом.

Один из корпусов предназначен для отстоя крови, перенесённой с боен, и для отделения лимфы, идущей на альбумин, от спусков фибрина, идущего после высушки их за границу на удобрение полей. Другой корпус вмещает в себя печи для выпарки альбумина и сушки сгустков.

Напротив альбуминного завода расположены салотопенные заводы, состоящие из 2-х корпусов, размерами каждый в 40 на 7 саж. для огневого салотопления и парового салотопенного завода площадью в 70 кв. саж.

В 2-х огневых корпусах предполагается перетапливать в сутки до 2000 пуд. сала, обыкновенным русским способом, т. е. в железных котлах, вмазанных в печь и снабжённых сверх печей особою уширенною частью, так называемою «наделком», сделанным из лучших сосновых досок. В этих наделках, собственно говоря, и происходит процесс кипячения и выварки сала. При подобном способе сало перед растоплением очень поверхностно сортируется и не раздробляется, почему для его растопа требуется значительная температура, доходящая до 110–120 градусов Р. При такой высокой температуре перепонки, заключающие частички сала, пригорают и разлагаются с отделением плохо пахучих газов. Для уничтожения и пережигания подобных пахучих газов к каждому отдельному номеру салотопен (которых сделано 14) соответствует сожигательная печь, служащая в то же время и нагревательными калориферами для самого номера. Пережигание будет производиться при помощи нефти особыми форсуннами в двухъярусных печах. Обезвреженные продукты горения направляются в две большие дымовые трубы. Паровой завод приспособлен на максимальный суточный растоп сала в 600 пуд. На этом заводе сало перед растоплением строго сортируется и очищается, затем дробится в особых салорезных машинах и уже в таком виде поступает в особые металлические чаны с двойными стенками и дном (дижестеры), между которыми пропускается пар, который и растопляет сало при температуре в 45 (значок градусов) C. При этой температуре сало ещё не разлагается, а потому не появляется выделения вредных газов. Подобный способ растопления паром принят во всей Европе, у нас же в России мало применяется, так как получаемое сало не одобряется потребителями его в пищу и всегда первенство отдаётся так называемому кошному салу, получаемому огневым способом. При заводах, как салотопленном, так и альбуминном, выстроены двухэтажные казармы для рабочих с кладовыми и погребами.

За заводами, наконец, расположена бойня для больных и заразных животных и так называемый карантинный двор, на котором устроены загоны для установки на обсервацию скота сомнительного здоровья. В чумной бойне будет убиваться явно больной скот, и туши, смотря по развитию болезни, будут или поступать в солку, или перегоняться и дезинфицироваться в особых котлах посредством пара давлением в 4 атмосферы. Солёное мясо будет выдаваться управлением боен владельцам не ранее двух месяцев после его посолки. Туши же от совершенно больных быков будут разрубаться на чумной бойне на части и загружаться в железные клёпаные котлы, помещённые в особом здании при бойне. В эти котлы, по загрузке и закупоривании их, будет пускаться пар, под действием которого все части туш обратятся в клей, сало и кости. Таким образом, владелец больных быков будет в состоянии до некоторой степени вознаградить себя за свои убытки, продавая оставшиеся продукты.

Вся площадь, занятая бойнями и устройствами при них, обнесена частью каменными, частью деревянными, на рельсовых столбах, заборами, общая длина которых достигает 1200 пог. саж. Все проезды и площади замощены. Общая цифра мощения доходит до 26 000 кв. саж. Для скотопригонного двора занята площадь в 5 десятин. Крупный скот будет сосредоточен на южной половине скотопригона, где возможно будет разместить до 6000 голов, привязывая его к деревянным пряслам. Для мелкого скота имеются открытые загоны и прясла для размещения подвод с малыми животными. Затем, кроме этого, выстроены два больших крытых хлева с боковыми навесами, каждый на 400 голов, один для свиней, другой для телят и баранов. К северу вся торговая площадь боен (скотопригон) оканчивается большим каменным одноэтажным с подвалом зданием, рестораном-биржею. Здесь будут расположены контора скотопригонного двора, две больших залы для публики, с буфетом между ними, и 10 отдельных комнат, предназначенных для контор больших торговцев скотом. В подвале размещены в одной стороне кухни и разные хозяйственные комнаты, а с другой предполагается устроить трактир для простого народа и извозчиков.

Отопление всех зданий боен и всех больших жилых домов – частью пародуховое, частью пароводяное духовое. Весь пар для отопления зданий и для работы холодильной компрессионной машины, а равно и всех остальных более мелких машин разводится из одного центрального здания, в котором он приготовляется в 4-х больших комбинированных, системы Тишбейн, паровых котлах.

Для отопления заводов имеется между двумя корпусами огневых салотопен ещё малое котельное здание с одним таким же комбинированным котлом. Каждый котёл имеет поверхность нагрева в 500 квадр. футов. Котлы приспособлены на топку углём и нефтяными остатками, для вместимости которых изготовлены железные комнатные цистерны.

Отопление как больших боен, так и малых боен исполнено по особой вдувательной системе, по которой паровыми машинами приводятся в действие большие вентиляторы, при помощи которых свежий воздух сперва вталкивается в особые калориферы, нагретые батареями, и уже из них направляется каналами во все бойни.

Вентиляция боен, казарм, микроскопии и салотопенных заводов сделана в двойном объёме в час. Вентиляция же во всех жилых домах в одинарном объёме.

Развод пара из большого котельного здания сделан ко всем зданиям в бетонных подземных галереях, длина которых достигает 420 пог. саж. Внутреннее сечение галереи овалоидальное, с вертикальным диаметром в 0,800 саж., горизонтальным в 0,50 саж.

Подземная галерея изготовлена из сетчатого каркаса, который забетонирован слоем в 2 дюйма. В этой галерее, кроме паропроводных труб, защищённых от охлаждения мастикою Лерца, уложены все водопроводные трубы на особых кронштейнах и по дну канализационные трубы, отводящие все стоки к эжекторным станциям, откуда сточная жидкость силою сжатого воздуха выдавливается на поля орошения. Пар из малого котельного здания разводится по зданиям заводов в металлических трубах, уложенных с особою изолировкою в деревянные крытые желоба, опущенные в землю на глубину 3 S арш. Все потолочные покрытия во всех бойнях и казармах сделаны из шлакового бетона на железных балках. Таких покрытий сделано в зданиях на 3600 квадр. саж. Все оконные переплёты и дверные колоды в зданиях боен сделаны из железа, и все столярные работы, как-то: паркеты, рамы, двери и т. п. изготовлены на Коптарских заводах, на Волге, из самой лучшей ветлужской сосны. Все кровельные покрытия в количестве 6000 кв. саж. сделаны из 13-фунтового яковлевского железа. Стропила и решетник на всех вообще зданиях деревянные, кроме двух котельных и машинного здания для холодильной машины, большой кишечной и здания для перегонки зачумлённого мяса. На этих зданиях стропила железные системы Полонсе, с деревянным тесовым потолком.