Текст книги "Последний кольценосец"

ГЛАВА 42

Умбар, Приморская. 12.

4 июня 3019 года

Мангуст неспешною походкой шел по коридорам посольства. Чем тяжелее и опаснее ситуация, тем более нетороплив, обстоятелен и вежлив (по крайней мере на людях) обязан быть командир; так что, судя по безмятежной улыбке, намертво приклеенной к Мангустову лицу, дела были хуже некуда.

Резидента, капитана Марандила, он застал в кабинете.

– Здравия желаю, господин капитан! Лейтенант Мангуст – вот мой жетон. Выполняю у вас, в Умбаре, совершенно секретное задание Центра. Сожалею, но у меня возникли проблемы...

Марандил не стал даже отрываться от созерцания своих ногтей; по всему было видать, что некий невидимый простым глазом заусенец на левом мизинце занимает его куда больше, чем неприятности какого-то заезжего гастролера. Тут к тому же дверь распахнулась, и лейтенанта самым бесцеремонным образом отодвинул в сторонку ввалившийся следом детина едва ли не семи футов роста:

– Пора начинать, босс! Девочка – пальчики оближешь!

– А вы уж там небось закусили сладеньким... – сварливо, но как-то по-семейному откликнулся капитан.

– Как можно! «Право первой ночи» за сеньором, а уж мы все в очередь за вами – чай, не баре... Но барышня уже раздета и ждет с нетерпением.

– Ну, тогда пошли – а то, неровен час, замерзнет ожидаючи!

Детина заржал, а капитан начал было вылезать из-за стола, но натолкнулся на взгляд Мангуста – и было в этом взгляде нечто такое, что он вдруг почел нужным объясниться:

– Да это из ночного улова, из мордорской агентуры! Ей ведь, стерве, потом все одно в канал...

Мангуст уже безучастно разглядывал вычурную лепнину на потолке кабинета («Экая, право же, безвкусица»): он всерьез опасался, что не совладает с переполняющим его бешенством и оно выплеснется наружу через зрачки. Конечно, разведка – жестокая штука, допрос третьей степени – он и есть допрос третьей степени, «девочка» должна была соображать, на что идет, когда ввязывалась в эти игры, тут все честно и по правилам... А вот не по правилам – абсолютно не по правилам! – было то, как ведут себя его коллеги, эта «сладкая парочка»: будто бы они не под погонами служат, а... Впрочем, черт бы с ними со всеми – наведение порядка в региональных резидентурах в задачи «Феанора» не входит, по крайней мере пока. И лейтенант вновь обратился к Марандилу, причем в столь мягко-увещевательном тоне, что любой понимающий человек сразу смекнул бы – все, это уже край:

– Прошу простить, господин капитан, но мое дело не терпит отлагательств – верьте слову. Право же, с той работой, – он кивнул в направлении детины, – ваши подчиненные превосходно справятся без вас.

Детина просто-таки зашелся от хохота и, явно поощряемый ухмылкой босса, лениво процедил:

– Да плюнь ты, лейтенант! Известное дело – три четверти всех проблем решаются сами собою, а остальные просто неразрешимы. Айда лучше с нами в подвал – тебе, как гостю, крошка отпустит вне очереди. Хошь – она тебе полижет, а хошь – ты ей...

Марандил с тихим наслаждением наблюдал, как опускают столичного визитера. Содействие ему оказать, конечно, придется – куда денешься, но только пускай сперва прочувствует как следует: тут, в Умбаре, он никто, а звать его – никак...

– Ты как стоишь в присутствии старших по званию? – бесцветным голосом осведомился Мангуст, смерив взглядом Марандилова холуя и чуть задержавшись на носках его сапог.

– А че? Нормально вроде стою – с ног не падаю!

– А это мысль... – задумчиво произнес лейтенант и легким, как танцевальное па, движением скользнул вперед. Он был ниже своего противника на голову и едва ли не вдвое уже в плечах, так что тот ударил вполсилы: колотуха-то – что твоя гиря, неровен час пришибешь на хрен... Ударил – и застыл в изумлении: Мангуст не то чтобы уклонился от удара или отпрянул назад – он просто исчез, буквально растаяв в воздухе. Детина так и стоял, вытаращив глаза, пока его не похлопали сзади по плечу: «Але!» – и ведь действительно обернулся, дурачина...

Мангуст переступил через распростертое тело – брезгливо, будто это была навозная куча, – остановился перед невольно попятившимся обратно за стол Марандилом, в глазах у которого теперь плескалась откровенная паника, и сухо заметил:

– Что-то подчиненные у вас на ногах не стоят. Голодом их морите, что ли?

– Да ты крутой парень, лейтенант! – выдавил из себя улыбку тот. – Уж не серчай: хотелось поглядеть тебя в деле...

– Я так и понял. Считаем тему закрытой?

– Ты, часом, не из этих... как их – ниньоквэ?

– Это другая техника, хотя принцип тот же... Давайте-ка вернемся к нашим баранам. Насчет подвальных развлечений: боюсь, вам придется задержаться или даже – простите за плоский каламбур – воздержаться. Скомандуйте своим людям, чтобы начинали без вас. Да, и пускай приберут отсюда этого хамоватого юношу.

От вина, равно как от кофе. Мангуст отказался и тотчас перешел к делу:

– Вчера ваши люди пытались захватить в «Морском коньке» барона Тангорна. Что все это значит? Вы, часом, не запамятовали, что Итилиен – вассал гондорской короны?..

– Да мы и понятия не имели, что это Тангорн! Просто он вышел на накрытую нами мордорскую явку; вот ребята и решили, что это их связной.

– Ага... – Мангуст на мгновение прикрыл глаза. – Что ж, это меняет дело... Теперь нет никаких сомнений – барон накрепко повязан с Мордором. Впрочем, для них он теперь тоже засвечен...

– Не беспокойтесь – поймаем его еще до вечера. В розысках задействованы не только наши люди, но и умбарская полиция – они уже нашли одну его берлогу, он покинул ее буквально за полчаса до их появления...

– Вот это и есть предмет моего к вам визита. Вам следует немедля прекратить розыски Тангорна. Полиции наврете – дескать, вышло недоразумение, нестыковка действий двух братских спецслужб; одним словом: «милые бранятся – только тешатся»... тем более это до некоторой степени соответствует действительности.

– Не понял юмора!..

– А вам и нечего понимать, капитан. Вам знакома эта литера – "Г"? – Марандил глянул на шелковку в руке лейтенанта и отчетливо сбледнул с лица. – Бароном занимаюсь я, и вашей резидентуры дело это совершенно не касается. Отзовите своих сотрудников, а главное – повторяю – немедленно остановите умбарскую полицию: если Тангорн попадет в их руки, а не в мои, это будет катастрофа, за которую мы оба ответим головой.

– Но, господин лейтенант... Он же убил четверых моих людей!

– Правильно сделал, – пожал плечами Мангуст. – Дураков, которые начинают корешиться с задержанными, и надо убивать. На месте... Теперь так: вы прекращаете всякие активные поиски Тангорна и спокойно ждете. Не исключено, что в ближайшее время он каким-то образом проявится сам...

– Проявится сам? Он что, псих?

– Отнюдь. Просто он, судя по всему, попал в безвыходное положение. А барон – насколько я его себе представляю – относится к людям, склонным играть ва-банк... Так вот, если вам станет известно что-нибудь эдакое – немедля известите меня: поднимите на флагштоке посольства вымпел Дол-Амрота, и к вам вскоре зайдут за информацией. После чего вы навсегда забудете о том, что слышали такое имя – Тангорн. Ясно?

– Так точно! Послушайте, господин лейтенант, мы раскопали, что у него тут раньше была баба...

– Яшмовая, 7, что ли?

– Да-а... – разочарованно протянул Марандил. – Так вы уже знаете?

– Разумеется. Похоже, он провел там позапрошлую ночь; и что дальше?

– Ну так тогда надо ее тряхнуть как следует!..

– Да? И что ж вы надеетесь из нее вытрясти? – устало поморщился Мангуст. – В каких позициях они занимались любовью и сколько раз за ночь она испытала оргазм? Что еще она может рассказать? Тангорн – не круглый идиот, чтобы посвещать любовницу в служебные дела.

– Ну, все-таки...

– Капитан, я повторяю вам еще раз: выбросьте из головы все, что связано с Тангорном, – это теперь мои проблемы, а не ваши. Если повстречаете его на улице – перейдите на другую сторону, а потом просто подымите у себя в посольстве дол-амротского Лебедя, ладно? И кстати – о ваших проблемах: я так понял, что вы сейчас трясете старую мордорскую сеть. Простите нескромный вопрос – для чего?

– Как это для чего?

– Так. Чем, скажите на милость, она вам мешала? И в любом случае зачем вы начали их хватать – вместо того чтобы подержать под колпаком и выяснить связи?

– Мы торопились – а то вдруг ДСД ведет двойную игру..

– ДСД?! Так это они отдали вам мордорскую сеть?

– Ну да! «Жест доброй воли»...

– Капитан, это же сказочки для умственно отсталых детишек! Вы не хотите еще разок подумать – зачем они сделали вам такой роскошный подарок? Чего от вас хотят взамен?.. Ладно, это – как уже сказано – ваши проблемы, поступайте, как знаете. Честь имею!

Мангуст направился было к двери, но на полпути вдруг обернулся:

– Да, и еще одно. Предвосхищая ваше служебное рвение, капитан... – Он чуть замешкался, будто подыскивая нужное слово, а потом отбросил свои колебания: – Так вот, если хоть кто-нибудь из твоих людей подойдет к дому на Яшмовой ближе, чем на три полета стрелы, я тебя накормлю омлетом из твоих собственных яиц. Ты меня понял?

Они встретились взглядами лишь на миг, но Марандилу и мига хватило, чтобы уразуметь с полнейшей непреложностью: этот – накормит.

...Предвидение Мангуста оправдалось буквально на следующий день. С Марандилом пожелал срочно встретиться в городе один из оперативных сотрудников умбарской полиции, инспектор Ваддари. Инспектор не входил в число тех полицейских, что впрямую работали на гондорское посольство, однако представление обо всех этих играх имел неплохое: это был старый и опытный сыщик, ориентировавшийся в изнанке жизни как мало кто другой. И по возрасту, и по квалификации он давно уже должен был бы носить нашивки комиссара – и по этой причине брал на лапу без малейших угрызений совести. Следует заметить, что коррупция в умбарской полиции вообще была освященной веками традицией (полицейский или таможенник, не берущий взяток, вызывал опасливое недоумение не только у сослуживцев и начальства, но и у честных обывателей: «Не, ребята, к такому лучше в темное время спиной не поворачиваться»), но Ваддари от иных своих коллег отличался тем, что полученную мзду отрабатывал всегда честно и сполна, без ссылок на «объективные трудности».

– Ваши люди, господин секретарь, разыскивали некого Тангорна, но вчера поиски эти были срочно прекращены. Вас все еще интересует этот человек?

– Н-ну... Пожалуй, да, – осторожно подался вперед Марандил.

– Я готов сообщить точное место, где он будет сегодня вечером. Если мы договоримся о цене...

– Могу я узнать, откуда эта информация?

– Можете. Он сам прислал мне письмо и назначил встречу.

– А отчего это вы решили продать своего потенциального клиента?

– И не думал даже. Просто в выдвинутых им условиях встречи нигде не оговорено, что о ней не должны знать посторонние, так что я строго следую букве договора. А если Тангорн такой возможности не предусматривает, то он просто дурак, с которым не стоит иметь дела.

– М-да... И сколько же вы хотите?

– Три дунгана.

– Ско-о-олько?!! Ты че, мужик, совсем оборзел?! Утерял сцепление с реальностью?..

– Наше дело предложить...

– Да мне, если хочешь знать, на это дело вообще положить с прибором...

– Ты мне-то дурочку не катай по полу – я как-никак опер, а не фраер! Полтора суток землю носом роете, а потом вдруг – ах, обознатушки-перепрятушки! Дураку ясно – розыски этого гуся поручены теперь другой команде, а умбарскую полицию побоку... Так что придется мне самому пошустрить, кто там еще топает за этим парнем. А времечко-то капает!..

– Ладно: два!

– Сказано три, значит, три; я тебе что – фисташками на рынке торгую? Да не жмись ты, можно подумать – из своих кровных платишь!

– Ладно, хрен с тобой. Два сразу, а третий – когда мы его возьмем, по твоей наколке.

– А вот это уж хрен тебе! Я сообщаю – когда и где, а все остальное – твои проблемы, и меня не колышет. Все три – прямо сейчас.

– А ежели ты меня попросту кинешь?

– Слушай, мы с тобой серьезные взрослые люди. Я ж не портовый алкаш и не карту пиратского клада за бутылку предлагаю...

Спрятав монеты в карман, Ваддари начал инструктаж:

– Площадь Кастамира знаешь?

– Это где посередке озеро с тремя впадающими в него каналами?

– Она самая. Озеро круглое, полтораста ярдов в поперечнике, каналы впадают в него под углом 120 градусов – на «двенадцати», «четырех» и «восьми часах» по циферблату, если отсчитывать от ростральных колонн. Набережная озера не сплошная, а с лестницами, спускающимися к воде – по две на каждый промежуток между каналами, итого шесть. В семь вечера я должен быть на той из лестниц, что примыкает справа к «восьмичасовому» каналу, одетый в багровый плащ и шляпу с черным плюмажем. На одном из каналов появится наемная гондола – водное такси; гондольер посадит меня, ориентируясь по этим приметам, и дальше будет следовать моим указаниям. Я должен передвигаться от лестницы к лестнице, но не подряд, вдоль берега, а пересекая озеро: «семь часов» – «одиннадцать часов» – «три часа», и так далее. Картина понятная?

– Вполне.

– В это время дня движения по озеру практически нет; если появятся другие гондолы, я должен причалить и подождать, пока они скроются в каналах. Тангорн сойдет с одной из лестниц – если, разумеется, убедится, что опасности нет, – и подсядет в мою гондолу. Он будет переодет и загримирован; мы узнаем его, когда он вытащит из-за пазухи лиловый головной платок и дважды махнет им. Вот и все. Флаг тебе в руки, секретарь, счастливо оставаться.

Ваддари встал и двинулся к выходу из кофейни, где они встретились, мельком подумав на ходу: «Голову даю наотруб – обведет он их вокруг пальца...»

Капитан же, вернувшись к себе в посольство, первым делом заполнил бухгалтерскую ведомость на агентурные выплаты: 4 (прописью – четыре) дунгана. Хотел было записать «пять», но удержался: жадность фраера губит, а птичка (обратно же) по зернышку клюет – а сыта бывает.. Ну что, подымать Дол-Амротский флаг? И отдать Тангорна прямо на блюдечке этому столичному горлохвату? «А вот хрен тебе за щеку, а не коронную операцию, – внезапно решился он. – Такой расклад, как сегодня, приходит на руки раз в жизни. Я захвачу его сам, а победителей не судят...» Тут ему припомнились на миг глаза Мангуста, и его вновь передернуло ознобом; а может, ну его?.. «Нет, – успокоил он себя, – дело верное, промашки быть не может: у меня есть точное время и место встречи, есть тридцать два оперативника и пять часов на подготовку – а за пять часов, помнится, солнцеликий Демиург аритан ухитрился создать Арду со всею ее требухой: воду с рыбами, воздух с птицами, землю со зверями, огонь с драконами и человека со всеми его мерзостями...»

ГЛАВА 43

Умбар, площадь Кастамнра Великого.

5 июня 3019 года

– Сколько вы насчитали, Джакузи?

– Тридцать два.

– А я вижу только дюжину...

– Мне не хотелось бы показывать их, тыкая пальцем...

– Господь с вами, голубчик! Все-таки вы оперативник, а я всего лишь аналитик, уж по этой-то части вам все карты в руки, – Альмандин покойно откинулся на спинку плетеного стула, смакуя вино; они сидели под полосатым тентом одного из маленьких открытых кафе на площади Кастамира, почти прямо под ростральной колонной, сплошь утыканной отрубленными носами гон-дорских кораблей, и лениво наблюдали за коловращением праздной вечерней толпы. – Что ж, если их и вправду тридцать два, то Марандил вывел на дело весь наличный состав резидентуры, кроме штатной охраны... Кстати, а нашего бенефицианта вы, часом, не видите?

Джакузи еще раз окинул взором заполненные публикой набережные округлого грязноватого озера. Благородные господа и морские офицеры, лоточники и накрашенные девки, уличные музыканты и гадальщицы, нищие-попрошайки и рыцари удачи... Сотрудников гондорской резидентуры он распознавал среди них мгновенно (хотя некоторые из них были замаскированы, надо отдать им должное, довольно удачно), но вот барона – к своему крайнему неудовольствию – обнаружить никак не мог. Разве только... Да нет, глупости.

– Похоже, его здесь нет. Он наверняка тоже засек этих ребят, плюнул и убрел себе на цыпочках.

– Да, профессионал именно так и поступил бы, – кивнул Альмандин. – Но барон будет действовать иначе... Хотите пари?

– Постойте-ка... – Вице-директор по оперативной работе озадаченно глянул на своего шефа. – Так вы что же – считаете Тангорна дилетантом?

– Не дилетантом, дорогой Джакузи, а любителем. Вам понятен этот нюанс?

– Признаться, не совсем...

– Профессионал – не тот, кто в совершенстве владеет техникой ремесла (с этим-то у него как раз полный порядок), а тот, кто, получив задание, всегда выдает конечный результат, невзирая ни на какие привходящие моменты... А барон – так уж случилось – никогда в жизни не служил за жалованье: он не связан ни присягою, ни умберто и привык к немыслимой роскоши – делать лишь то, что сам находит правильным. И если окажется, что приказ противоречит его представлениям о чести и совести, он просто не станет его выполнять, наплевав на последствия – и для себя лично, и для дела. Сами понимаете – такому человеку место не в разведслужбе, а в вендотенийских монастырях...

– Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду, – задумчиво кивнул Джакузи. – Барон живет в мире моральных стереотипов и запретов, немыслимых для нас с вами... Знаете, я тут освежал в памяти его досье и наткнулся на любопытный разговор – дружеская болтовня по пьяному делу. Его спросили – способен ли он при необходимости ударить женщину? Он некоторое время размышлял – причем явно всерьез, – а потом признался, что убить, может быть, и способен, но вот ударить – никогда, ни при каких обстоятельствах... Впрочем, его досье вообще смотрится весьма забавно – это, я вам доложу, не досье, а какое-то литературное обозрение: чуть ли не наполовину состоит из стихов и художественных переводов. Я еще тогда подумал, что такого полного собрания такато Тангорна, как у нас в Департаменте, нет нигде в мире...

– Жаль только, издать их можно будет не раньше, чем через сто двадцать лет – согласно закону о рассекречивают... Ага! Гондола... Ну так как – хотите пари, что он сейчас выкинет какой-нибудь безумный фортель и в итоге обведет всех этих ребят вокруг пальца?

– Я полагаю, нам с вами уместнее помолиться за его Удачу, а вернее сказать – за ошибку Марандила...

Маленькая трехместная гондола причалила у спускающейся к воде лестницы, чтобы принять на борт господина в багровом плаще и шляпе с черным плюмажем, а затем начала неспешно пересекать озеро. Тут на лице Джакузи появилось какое-то сонное выражение; он неторопливо извлек золоченый сангиновый карандашик, начертал несколько слов на салфетке, перевернул ее текстом вниз и со словами: «Ладно. Делайте ваши ставки...» передал карандаш Альмандину. Тот в свой черед сделал такую же запись, и теперь оба они безмолвно наблюдали за развитием мизансцены.

Гондола описала не вполне замкнутый треугольник и вернулась к лестнице, соседней с той, откуда начала свое движение. Место это было издавна облюбовано компанией прокаженных, закутанных в глухие полосатые балахоны, – они кормились здесь подаянием. «Холодная проказа» – болезнь смертельная и неизлечимая, однако в отличие от проказы «горячей» практически незаразная (ее можно подхватить, лишь если сам раздавишь одно из тех мелких кровянистых вздутий, которыми покрыты руки и лицо больного, или, к примеру, выпьешь с ним молока из одной кружки), а потому заболевших ею никогда не изгоняли из поселений; кхандские хакимиане даже почитали их за особо угодных Богу. День за днем эти скорбные фигуры, затянутые в свои полосатые саваны, безмолвно взывали к милосердию горожан и как бы напоминали им: сравните-ка это с тем, что кажется вам несчастьями в вашей обыденной жизни... Они были до того неподвижны, что казались просто неким архитектурным элементом вроде каменных кнехтов для швартовки гондол; поэтому когда одно из этих матерчатых изваянии вдруг встало и, чуть прихрамывая, двинулось к лестнице, стало ясно – вот оно, началось...

Прокаженный ступил на верхнюю ступеньку, и в руке его мелькнул извлеченный из рукава лиловый головной платок. В тот же миг компания зевак, толпившихся вокруг уличного фокусника – тот жонглировал тремя кинжалами ярдах в двадцати от лестницы, – распалась: двое рванули вправо и влево, отрезая человеку в балахоне пути к отступлению, а двое других и сам фокусник, расхватав порхавшие в воздухе клинки, ринулись прямиком к добыче. Вот тут-то и стало ясно, что человек малость не рассчитал: начал спускаться к воде, когда гондола была далековато – ярдах в пятнадцати от берега. Впрочем, он бы, наверное, все равно успел спрыгнуть в лодку и спастись, если бы не трусость пассажира в багровом плаще: тот, узрев трех вооруженных преследователей, перепугался настолько, что гондольер, повинуясь его панической жестикуляции, немедля начал отгребать прочь, бросив подельника на произвол судьбы. Человек в балахоне отчаянно заметался по нижней, уходящей в воду, ступеньке – спасения ждать было неоткуда. Парою секунд спустя его настигли «зеваки»: они мгновенно заломили ему руки за спину, а «жонглер» коротко, без замаха, врубил по печени и тут же, на возвратном движении, – ребром ладони по шее. Вот и все. «За задницу – и в конвертик»...

Однако когда «прокаженного» волоком вытащили с лестницы на набережную, вокруг сразу столпился возмущенный народ: к такому обращению с больными здесь как-то не привыкли. Двое случившихся поблизости хакимиан в желтых тюбетейках паломников незамедлительно вступились за «божьего человека», и возникший скандал стал плавно перерастать в драку. Люди Марандила со всех концов площади прорывались – плечом вперед – сквозь густеющую толпу к месту событий, а где-то в отдалении уже раздавалась скребущая по нервам трель полицейского свистка... Человек в багровом плаще тем временем высадился на берег за три лестницы от места свалки, отпустил гондолу и неторопливо двинулся прочь; по всему было видать, что судьба лжепрокаженного его не больно-то заботит.

– Ну, как вам представление, дорогой Джакузи?

– Превосходно. Положительно, в Тангорне погиб великий режиссер...

Выражение лица вице-директора по оперативной работе вроде бы ничуть не изменилось, однако Альмандин знал своего сотрудника много лет, а потому видел: страшное напряжение, в котором тот пребывал последние минут десять, утекло прочь, и в уголках его губ рождалась тень торжествующей улыбки. Что ж, это и его победа тоже... Джакузи тем временем остановил спешащего мимо официанта:

– Друг мой, бутылку нурнонского!

– Не боишься спугнуть фарт?

– Ничуть. Все уже позади, и Марандил теперь, считай, у нас в кармане.

Ожидая нурнонское, они с любопытством наблюдали за тем, как развиваются события на набережной. Потасовка там внезапно прекратилась (хотя гвалт, пожалуй, даже усилился), и на месте свалки как-то само собою возникло пустое пространство, посреди которого лежал человек в балахоне, тщетно пытающийся привстать на четвереньки. «Зеваки» и «жонглер» между тем полностью утратили интерес к своей жертве: они не только выпустили ее из рук, но и резко попятились назад, в толпу; правый разглядывал свои ладони, и на лице его был ужас.

– Видите, шеф, до ребят наконец дошло, что прокаженный-то – самый настоящий! А это ведь не тот случай, когда уместно выражение «лучше поздно, чем никогда»... Хватая его, они наверняка раздавили кучу гнойничков на руках и по уши перемазались сукровицей, так что теперь вся троица – покойники... Реагируют весьма эмоционально, но мне трудно их осуждать... Узнать, что жить тебе осталось (если это можно назвать жизнью) несколько месяцев, – довольно яркая новость, тут трудно сохранить невозмутимость.

– Прокаженный, надо полагать не остался в накладе?

– Уж это наверняка! Думаю, каждый из полученных тумаков принес ему не меньше, чем кастамирку: Тангорн не из тех недоумков, что норовят сэкономить на мелочах... Как это называют у них, на Севере «на дерьме сметану собирать», да?

Когда нурнонское золотистыми ключами вскипело в бокалах, Джакузи нахально (сегодня имел полное на то право) спросил: «Кто платит?» Альмандин согласно кивнул и перевернул свою салфетку, потом сравнил обе записи и честно признал: «Придется мне». На его салфетке было единственное слово – «Гондольер», а у вице-директора по оперативной работе значилось: «Гондольер – Т. На берегу будет акция прикрытия».