Текст книги "В чужом теле. Тайна жизни Николая де Райлана"

Бегство из России

О дальнейшем пути Райлана из России в Америку можно судить, преимущественно, лишь по изложению его дневниковых записей, из которых следует, что следующим этапом авантюрных похождений Анны-Николая стала столица Великого княжества Финляндского Гельсингфорс:

Короткое время она жила в Гельсингфорсе, а затем, с остатком денег, полученных от Жени, бежала в Антверпен, Бельгия, изменив перед этим имя Николай Талецкий (Taletsky) на Николай Константинович (непривычное для американцев отчество авторы статей о Райлане принимали за фамилию – К. Ф.).

Капитан парохода, на котором N плыла из Финляндии в Бельгию, отметил, что облик и голос Николая больше соответствуют женщине. Он опасался, что пассажир или пассажирка является беженцем-нигилистом, и он может быть обвинен в потворстве побегу. Капитан допросил ее, но N смогла убедить его в принадлежности к мужскому полу, также как и обер-прокурора в Петербурге.

В Антверпене N познакомилась с банкиром Гиттенсом. Он взял её к себе на работу «для особых поручений» и быстро обнаружил, что она является гениальным финансистом. Райлан стала его другом и рассказала о причинах бегства, поведав ту же историю, что и Победоносцеву.

Гиттенс послал её с конфиденциальной миссией в Соединенные Штаты, оплатил билет, снабдил небольшой суммой на обустройство и дал рекомендательное письмо к банкиру Вильсону из города Вустер, штат Массачусетс.

В пути N близко подружилась со стюардессой океанского лайнера, на котором приплыла в Нью-Йорк. Николай называет ее «Хозяйка корабля» – мисс Ойланен. Капитан парохода заинтересовался странным пассажиром, подозревая, что у него не тот пол, так же как и капитан другого корабля. Он часто ссорился по этому поводу со стюардессой, которая утверждала, что Николай был мужчиной. В конце концов капитан поспорил с Ойланен на 50 франков и сам провел испытания. После долгой беседы с Николаем капитан признался, что проиграл и выплатил пари.

Великое княжество Финляндское с 1809 года входило в состав Российской империи, сохраняя внешнюю и внутреннюю автономию: собственные гражданство и законы. Хотя граница между ними была формально определена, но её пересечение не было чем-то особенным. Многие петербуржцы имели загородные виллы в финской части Карельского перешейка. Видимо, в Финляндии Анна Терлецкая жила уже только в мужском обличье. Вряд ли ее/его отъезд из Гельсингфорса был легальным, ведь паспорта выдавались женщинам лишь по достижении ими двадцати одного года, а по законам Российской империи: «каждый намеревающийся отбыть за границу российский подданный был обязан подать о том прошение местному Губернатору или Градоначальнику и представить от полиции свидетельство, удостоверяющее, что никакого законного препятствия к отъезду его нет».

Бывший друг Николая Чарльз Таннер поведал корреспондентам, что по словам Райлана, из Финляндии он плыл на корабле без билета. Такие случаи нелегального проникновения на судно в то время были не редкостью. Так в 1907 году газеты сообщали о поимке в нью-йоркском порту симпатичной восемнадцатилетней русской девушки Паулины Флакс из Ковно. Переодевшись в мужскую одежду, она приплыла без билета на российском пароходе Добровольного флота «Саратов». Паулина заявила, что самостоятельно пробралась на судно и смогла доплыть до Америки необнаруженной[39]39
  «Pretty Russian Girl Stowaway Held at Ellis Island», New York Times, July 17, 1907.


[Закрыть].

Почему Райлан решил бежать в Антверпен? Возможно, у него уже тогда созрел план отъезда в открывающую широкие горизонты для предприимчивых людей, эмансипированную Америку, где никто никогда не узнает о прошлом нового переселенца. А из Антверпена, который был самым большим портом Европы того времени, еженедельно отплывали пароходы с полными надежд на лучшую жизнь эмигрантами со всей Европы.

В статье с изложением дневниковых записей встречаются имена бельгийского (Гиттенс) и американского (Вильсон) банкиров. После упорных поисков удалось найти связь между этими людьми, оказавшимися реальными личностями, хотя и не совсем банкирами. В журнале The library world (Мир библиотек) за 1912 год приводится короткая заметка о визите главного библиотекаря Антверпена Франса Гиттенса (Frans Gittens) в Америку, где он встретился с Луисом Вильсоном – главным библиотекарем университета Кларка в Вустере (Worcester), штат Массачусетс.

Из голландской Википедии не составило большого труда узнать, что Франс Гиттенс (1842–1911) был фламандским драматургом, предпринимателем и библиотекарем, родился в Антверпене, рос в Бельгии, Швеции и Германии, с 18 лет сотрудничал с журналами в Англии. В 1868 году вернулся в Антверпен, стал судовым маклером, был избран в городской совет, а с 1903 года стал главным библиотекарем города. Писал драматические произведения на французском языке под псевдонимом Дик о’Фланнель и на голландском – под своим собственным именем.

В справочнике известных горожан города Вустера (1919) нашлись сведения и об университетском библиотекаре Луисе Вильсоне (Louis N. Wilson). Луис родился в 1857 году в Йоркшире (Великобритания), образование получил в Санкт-Петербурге (Россия), куда перебрался в 1871 году, до 1884 года занимался бизнесом, с 1889 года стал библиотекарем университета Кларка в Вустере[40]40
  Charles Nutt. History of Worcester and its People. Volume 4, 1919, Lewis Historical Publishing Co., NYC.


[Закрыть].

Возможно, уже в Гельсингфорсе Николай узнал о Гиттенсе или ему просто повезло встретить образованного, говорившего на нескольких языках человека, который проникся участием к не совсем обычному чужестранцу. Быть может, он даже в чем-то открылся Гиттенсу, чем вызвал у него неподдельный интерес и желание помочь. Подарком судьбы на дальнейшем пути Николая стало знакомство Гиттенса с американским библиотекарем. Во-первых, наличие рекомендательного письма к уважаемому в обществе человеку, каким, несомненно, являлся Вильсон, значительно облегчало прохождение иммиграционного контроля по прибытии в Соединенные Штаты, во-вторых, он ехал не на пустое место и мог рассчитывать на содействие, и в-третьих, Вильсон знал русский язык, а значит – мог доходчиво объяснить юному эмигранту особенности американской жизни и подсказать дальнейшие шаги.

Последние абзацы газетной статьи относятся к первым шагам Райлана на Американской земле:

После прибытия в Вустер Николай обговорил дальнейшие шаги с банкиром Вильсоном, было решено, что ей лучше ехать в Чикаго. Г-н Вильсон дал ей письмо к французскому галантерейщику из Чикаго, имя которого размыто в дневнике. Далее рассказывается, как по пути в этот город она пересела не на тот поезд, и обнаружила, что едет в северный Нью-Гэмпшир. Была ночь, когда N обнаружила ошибку, но это её не сильно обеспокоило, она чувствовала себя свободной и занялась флиртом с незнакомой женщиной на верхней полке.

В Чикаго галантерейщик познакомил Николая с бельгийским консулом Чарльзом Хенротином, который представил её русскому консулу, г-ну фон Талю. В свою очередь фон Таль в 1893 году представил её К. де Ракуса-Сущевскому, российскому уполномоченному на Всемирной Колумбовой выставке. Она приняла имя де Райлан и стала секретарем российского уполномоченного, одновременно работая в издательстве «Open Court». После ухода от Ракуса-Сущевского она оформила документы на право жительства, была представлена барону фон Шлиппенбаху, назначенному российским консулом в Чикаго, и стала его секретарем.

На этом выдержки из дневниковых записей в газетной публикации заканчиваются.

Все упомянутые в предыдущем отрывке лица – Хенротин, фон Таль, Ракуса-Сущевский и Шлиппенбах, как и ранее упоминавшиеся Гиттенс и Вильсон, являются реальными, а не вымышленными людьми, сведения о них удалось обнаружить в различных источниках. Но главным документом, подтверждающим, что наш герой действительно совершил путешествие из Старого света в Новый, стал реестр (так называемый манифест) пассажиров парохода «Нордланд» компании «Ред Стар Лайн», прибывшего в Нью-Йорк из Амстердама 23 июля 1892 года[41]41
  Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, даты приводятся по принятому в то время в Америке Григорианскому календарю – новому стилю.


[Закрыть]. Реестр хранится в базе данных музея острова Эллис, через который проходили все эмигранты, прибывавшие в Нью-Йорк. В списке пассажиров под номером 289 там значится Николай Райлан! Манифест составлялся на основании опроса пассажира в порту отправления. В Нью-Йорке чиновник иммиграционной службы вновь задавал те же вопросы, сверяя их с манифестом. В строке с именем Nicоlas Raylan было написано:

Имя: Николай

Фамилия: Райлан

Возраст: 18

Пол: Мужской

Род занятий: Рабочий

Грамотность: Да

Последнее место проживания: Финляндия

Уроженец страны: Финляндия

Дата прибытия: 21 июля, 1892

Прибыл на корабле: Нордланд

Порт отправления: Антверпен

Конечный пункт: Вустер, Массачусетс

Транзит: Жительство в США

Условия путешествия: Стирэдж (III класс)

Номер манифеста: 42495

Номер строки в манифесте: 289

Из этого документа следует, что Райлан, вероятно, какое-то время жил в Финляндии, действительно отплыл в Америку из Антверпена и направлялся в город Вустер. Всё остальное: имя, фамилия, пол, род занятий и страна в которой родился – являются результатом мистификаций нашего героя. Возраст Николая также не соответствовал действительности, летом 1892 года ему исполнилось 19 лет, а не 18. Провести в то время чиновников американской иммиграционной службы было не так уж и сложно. Все данные в корабельный реестр заносились со слов самих пассажиров. В Америку не пускали заразных больных, калек, людей с психическими расстройствами и умственными недостатками, а также одиноких женщин, если у них не было родственников в стране. А на удостоверяющие личность документы смотрели сквозь пальцы, у многих эмигрантов их вообще не было.

Читатель может задать резонный вопрос: – Пытался ли автор книги разыскать дневниковые записи Райлана? Ведь они могли бы, как и записки кавалер-девицы Дуровой, стать живым свидетельством увлекательных приключений необыкновенной женщины, перевоплотившейся в мужчину.

Да, пытался, но найти следы этого документа не удалось. В статье 1907 года говорилось, что дневник и письма находятся в коллекции адвоката Михаила Файнберга. Поэтому естественно было предположить, что они могут сохраниться у его потомков. Выяснив родословную адвоката, удалось установить, что у него были дети: сын Стэнли Файнберг и две дочери, взявшие фамилии мужей. Наконец, нашелся адрес внука, тоже Михаила, который жил в маленьком техасском городке. Однако звонок к нему разочаровал. Внук ответил, что ни он, ни другие потомки чикагского адвоката Файнберга ничего не слышали ни о деле де Райлана, ни тем более о его дневнике; возможно, об этом деле знал сын адвоката Стэнли, однако он давно ушел в мир иной, не оставив после себя потомков.

Правда, если дневниковые записи Райлана были бы найдены, вряд ли их удалось бы прочитать. В статье о дневнике, опубликованной в 1907 году в респектабельной «Нью-Йорк Таймс» говорилось: «В одних местах дневник сложно разобрать, в других – чернила выцвели, поэтому весь документ не может быть прочитан или переведен на английский язык без микроскопа»[42]42
  «De Raylan woman’s secret discovered», New York Times, June 26, 1907.


[Закрыть]. Так что если через первые 15 лет после написания дневниковых записей чернила уже начали тускнеть, то через последующие 100 с лишним лет они выцвели бы еще больше или вообще сошли на нет. Однако надежда, что произойдет чудо и дневник удастся обнаружить, не покидала автора книги.

Колумбова выставка

Вероятно, университетский библиотекарь Луис Вильсон с радостью встретил представителя страны своей молодости, был обрадован возможностью поговорить на русском языке, узнать новости петербургской жизни и получить привет от антверпенского друга. У Николая не было собственного плана дальнейшего обустройства в Америке и поэтому он решил последовать советам библиотекаря, который мог привести веские аргументы в пользу Чикаго – города, где требовались тысячи рабочих рук, в связи с открывающейся в будущем году Всемирной выставкой. К тому же у Вильсона были в Чикаго влиятельные знакомые, которые могли помочь Николаю с трудоустройством.

Видимо, после аргументированных доводов все сомнения были разрешены, и Николай отбыл в Чикаго. Судя по дневниковым записям, он пребывал в прекрасном расположении духа. Не удивительно, что витая в облаках открывавшихся возможностей, Николай перепутал поезд и отправился вместо Чикаго в Нью-Гэмпшир, занявшись попутно флиртом с соседкой.

К сожалению, в газетной статье не приведены перипетии обустройства Николая в Чикаго, лишь кратко сказано, что бакалейщик представил его бельгийскому консулу Чарльзу Хенротину[43]43
  Бельгиец Чарльз Хенротин (1943–1914) – был видным банкиром и предпринимателем, председателем чикагской фондовой биржи, консулом Бельгии и Турции, дуайеном дипломатического корпуса Чикаго, участвовал в финансировании Всемирной выставки и был на ней главным бельгийским комиссаром.


[Закрыть], который познакомил Райлана с российским консулом фон Талем[44]44
  Статский советник Павел Яковлевич фон Таль служил консулом в Мемеле, Кенигсберге, Чикаго (с 1891 по 1895 год), Любеке и Бремене. Вышел в отставку в чине действительного тайного советника.


[Закрыть], а тот, в свою очередь, свел его с российским комиссаром на Колумбовой выставке Константином Ракуса-Сущевским[45]45
  Константин Константинович Ракуса-Сущевский (1863–1942) был сыном видного российского промышленника, генерал-лейтенанта К. В. Ракуса-Сущевского. После окончания Императорского училища правоведения служил в департаменте Правительствующего Сената и Министерстве финансов, в 1892–1894 гг. был российским комиссаром на Всемирной выставке в Чикаго, состоял в Российском Императорском Географическом Обществе. С конца 19 века являлся членом правлений и директором различных банков и промышленных обществ: судостроительного, оптического, механического, по изготовлению снарядов (1914), был одним из основателей оптической промышленности России. Во время гражданской войны входил в правительство Колчака. С 1918 года жил в эмиграции во Франции, был вице-президентом Комитета временной помощи русским в Париже.


[Закрыть], взявшим Николая к себе в помощники.

Со слов друга Райлана Чарльза Таннера известно, что за пять долларов в неделю Николай устроился на работу в чикагском издательстве Open Court, специализирующемся на выпуске книг по философии, науке и религии. В 1892 году оно было завалено заказами на печатание путеводителей и брошюр, посвященных предстоящей Всемирной выставке, так что работы было хоть отбавляй. Обычно прибывшие в Соединенные Штаты эмигранты были готовы на тяжелую физическую работу на заводах и фермах, притом за меньшую плату. А Николай Райлан устроился не только на работу в издательстве, хотя его английский был несовершенен, но и сумел завести знакомства с далеко не последними людьми в Чикаго и России, стоявшими намного выше его на социальной лестнице.

После смерти Райлана его первая «жена» говорила корреспондентам, что когда фон Таль вернулся в Россию (1895), он встретился в Петербурге по личной просьбе Николая с его бывшей возлюбленной Женей[46]46
  «Wifes Explain de Raylan Case», Chicago Daily Tribune, December 24, 1906: 3.


[Закрыть], а российский консул в Чикаго барон Шлиппенбах рассказал, что в России Ракуса-Сущевский связывался с родственниками Николая по поводу получения наследства[47]47
  «The de Raylan Case Practically Ended», Arizona Republican, May 30, 1907: 1.


[Закрыть]. Значит, у Райлана были весьма близкие, доверительные отношения и с российским дипломатом, и с российским комиссаром.

Как недавний эмигрант из России – юная женщина, ощущавшая себя мужчиной, смог(ла) в короткое время войти в доверие к столь заслуженным и уважаемым людям – можно только догадываться. Видимо, блестящие способности, особый дар располагать к себе людей и удачное стечение обстоятельств привели к тому, что безусый юнец смог устроиться секретарем к такому неординарному, имевшему высокий статус человеку как российский комиссар на Всемирной выставке Константин Константинович Ракуса-Сущевский.

Несомненно, участие в событии мирового масштаба стало для Райлана одним из самых запоминающихся эпизодов его жизни. Здесь он встретился со многими интересными участниками и гостями выставки, соприкоснулся с достижениями передовой технической мысли, казавшимися чудесами в конце XIX века и ставшими неотъемлемой частью жизни XX века.

В 1890 году президент США Бенджамин Харрисон подписал закон о проведении в Чикаго Всемирной выставки, которую в честь 400-летия открытия Америки Колумбом (1892) назвали «Колумбовой» (World’s Columbian Exposition)[48]48
  History of the World’s Columbian Exposition. Edited by Hon. William E. Cameron. Chicago. Columbian History Company. 1893. Truman, B. C. History of the World’s Fair. Chicago: Mammoth Publishing Company, 1893. Всемирная Колумбова Выставка 1893 года в Чикаго: Указатель Русского отдела/Изд. Высоч. учрежд. Комис. по участию России во Всемир. выставке 1893 г. в Чикаго. – СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1893.


[Закрыть]. Для размещения выставки была выбрана территория на берегу озера Мичиган, в семи милях от центра Чикаго, в начале строительства представлявшая собой болотистый, поросший бурьяном пустырь. За три года на его месте вырос огромный живописный Джексон парк: с прудами, лагунами и островами, большим количеством фонтанов, скульптурных групп и малых архитектурных форм, со световыми эффектами и увеселительными сооружениями. Площадь парка составляла 300 гектаров, превосходя по размерам три вместе взятые предыдущие всемирные выставки. На его территории было построено более 200 выставочных зданий: тематические, национальные павильоны и павильоны отдельных американских штатов.

Помпезные здания, имитирующие постройки различных исторических стилей, строились быстро и практично, по новейшим технологиям. Несущие опоры делались в форме металлических арок, а стены в виде решеток, обиваемых тонкими деревянными панелями, поверх которых клался особый состав из разведенных порошков алюминия, гипса и декстрина[49]49
  Клеящее вещество, получаемое в результате термической обработки картофельного или кукурузного крахмала.


[Закрыть]. Застыв, он становился похож на белый мрамор, но по цене был в десять раз дешевле. Из-за белого цвета облицовки зданий чикагцы назвали Колумбову выставку «Белым городом».

Самым большим на выставке был павильон Промышленности и Свободных искусств, являвшийся на тот момент крупнейшим из всех зданий в мире. В путеводителях с гордостью писали, что площадь здания составляет 1687х787 футов (514х240 метров) – втрое больше римского Колизея, на настилку пола пошло 5 вагонов гвоздей, а для остекленения куполообразной крыши – 40 вагонов стекла, в нем могут разместиться до 300 тысяч человек или 1000 домов размером 50х25 футов (17х9 м) с населением в 5000 человек.

Всеобщее восхищение вызывал впервые представленный на всемирных выставках павильон электричества. Он был иллюминирован 120 тысячами лампочек, а фирма Westinghouse Electric поставила в центре павильона колонну из 15 тысяч разноцветных лампочек, которые зажигались в определенной последовательности. Мощность электрического освещения выставки составляла 17 тысяч лошадиных сил, что втрое превосходило силу электрического освещения Чикаго и в 8 раз – всю силу электрического освещения Парижа, с его двумя с половиною миллионами жителей.

В громадном павильоне транспорта и вокруг него демонстрировались свыше 60 настоящих паровозов, от первого американского паровоза до благоустроенных пульмановских поездов и проекта локомотива с электрическим мотором. Другие тематические павильоны были посвящены сельскому хозяйству, садоводству, животноводству, горнодобывающей промышленности, рыболовству и изящным искусствам. На одном из участков выставки был размещен целый город с различными увеселениями, театрами, зверинцами и базарами, главной достопримечательностью которого стало первое в мире колесо обозрения диаметром 80 метров.

В машинном павильоне прямо на глазах у завороженной публики машины производили бумагу, ткали платки, чулки и сувениры, печатали газеты и рисунки красками, делали гвозди и проволоку, обрабатывали дерево, мыли посуду и пришивали пуговицы.

По территории выставки посетители передвигались по поднятой на эстакаду электрической рельсовой дороге; по семисот метровому движущемуся тротуару с установленными на нем сиденьями; на катящихся креслах с возницами, в роли которых в большинстве случаев выступали студенты; а также на электрических и паровых катерах и гребных гондолах, передвигавшихся по омывавшим здания лагунам.

Посетители выставки смогли ознакомиться не только с достижениями современной техники, в первую очередь с чудесами электричества, но и отведать первые в мире гамбургеры и газированные напитки, посмотреть на самый большой в мире кусок сыра, весивший тринадцать тонн, и отправить друзьям открытки с первыми в мире сувенирными марками.

В мае 1891 года Россия получила приглашение на участие во Всемирной выставке от президента Северо-Американских Соединенных Штатов. Организация российского отдела была поручена департаменту промышленности и торговли министерства финансов под общим руководством С. Ю. Витте. По указанию императора Александра III все расходы на транспортировку, установку и страхование экспонатов в пути взяла на себя государственная казна, а для координации работ была организована «Высочайше утвержденная» Комиссия. Из-за дороговизны и нехватки времени Россия, в отличие от ведущих европейских держав, отказалась от возведения собственного национального здания. Поэтому русские отделы планировалось устроить в 16-ти общих отраслевых павильонах, а также в главном Русском отделе, который предполагалось возвести в самом большом здании выставки – павильоне «Мануфактур и свободных искусств».

До прибытия экспонатов на выставку необходимо было на месте согласовать их размещение и подготовиться к приему грузов и членов российской делегации. Для этих целей, по указанию министра финансов Сергея Юльевича Витте, в июне 1892 года в Чикаго был отправлен молодой энергичный чиновник для особых поручений министерства финансов – надворный советник Константин Константинович Ракуса-Сущевский, которому было присвоено звание комиссара выставки[50]50
  Russia at the Exposition. Campbell’s Illustrated Weekly, Vol. 2, 1893, p. 126–128.


[Закрыть].

Работы у российского комиссара, в особенности с приближением открытия, было невпроворот. Первоначально планируемая площадь размещения экспонатов ко времени их отправки возросла почти в два раза, до 110 тысяч квадратных футов, а общее количество грузов увеличилось с двух до трех с половиной тысяч. Для их доставки из портов Нью-Йорка и Балтимора было необходимо более ста вагонов. Все это требовало многочисленных согласований и большой подготовительной работы. Неудивительно, что Ракуса-Сущевскому потребовался помощник-секретарь. Что поражает – как на эту должность смог устроиться недавний эмигрант хрупкого телосложения, не имевший ни специального образования, ни крепкого знания английского и утверждавший, что в 1892 году ему было всего 18 лет?.. Ведь в Чикаго было немало выходцев из России, обладавших большим опытом и знанием реалий местной жизни.

Вероятно, Райлан стал помощником российского комиссара не позднее весны 1893 года, когда из России стали прибывать первые посланцы. Для размещения русских делегатов был снят «изящный как снаружи, так и внутри дом-особняк на Мичиган-авеню, с мебелью и всеми хозяйственными принадлежностями, сроком с 1 марта по 1 ноября 1893 г.»[51]51
  Отчет генерального комиссара Русского отдела Всемирной Колумбовой выставки в Чикаго камергера высочайшего двора П. И. Глуховского. СПб., 1895.


[Закрыть]. Посетивший выставку Петр Алексеевич Дементьев[52]52
  Петр Алексеевич Дементьев (Питер Деменс, 1849–1919) – родился в Весьегонске Тверской губернии, в дворянской семье, рано потерял родителей, учился в петербургской гимназии, служил офицером в гатчинском полку. Совсем молодым вышел в отставку и занялся хозяйством на родине в Весьегонске, был уездным предводителем дворянства, но вскоре разорился, продал имение и переехал в столицу. Из-за подозрений в связях с народовольцами решил эмигрировать в Соединенные Штаты. Обосновавшись во Флориде, занялся лесозаготовками и железнодорожными подрядами, вложил заработанные деньги в строительство железной дороги, пересекавшей Флориду с востока на запад. В конечном пункте этой железнодорожной ветки, в 1888 году основал город, назвав его Санкт-Петербург. Под псевдонимом Тверской регулярно печатался в «Вестнике Европы», переводил на английский любимого поэта Лермонтова. В 1895 году в Санкт-Петербурге вышла книга П. А. Тверского «Очерки Северо-Американских Соединенных Штатов», одна из глав которой рассказывает о его впечатлениях от посещения Колумбовой выставки.


[Закрыть], в прошлом предводитель дворянства Весьегонского уезда, ставший основателем города Санкт-Петербург во Флориде, писал, что ему удалось поселиться в «частном доме, набитом сверху донизу исключительно русскими», где он, впервые за 12 лет проведенных в Америке, смог встретиться с официальными и неофициальными представителями родной земли и вдоволь наговориться на русском. Несомненно, Дементьев имел в виду особняк на Мичиган-авеню, благодаря которому удалось обнаружить хоть и косвенное, но документальное свидетельство участия Райлана в выставке и его близких отношениях с Ракуса-Сущевским.

В этом убеждает объявление, помещенное Н. де Райланом в чикагской газете «Evening star» в августе 1893 года: «На время, оставшееся до закрытия Всемирной выставки или до 1 мая 1894 года, сдается внаем большой особняк, занятый в последнее время Российским комиссаром. Лучшее расположение в городе. 2815 Мичиган-авеню. Чикаго. Н. де Райлан»[53]53
  Evening Star, August 1893: 2.


[Закрыть]; а также сведения из справочной книги Чикаго за 1894 год, где по адресу 2815 Michigan Avenue (Мичиган-авеню) значатся два человека: Count C. de Ragouza-Soushcheffsky (граф К. де Ракуса-Сущевский) и Nikolai de Raylan (Николай де Райлан)[54]54
  The Chicago blue book of selected names of Chicago and suburban towns for the year ending 1894. P. 156.


[Закрыть]. Значит, Райлан и Ракуса-Сущевский жили в Чикаго по одному адресу в особняке на Мичиган-авеню, где во время выставки жили российские представители.

Другим свидетельством работы Райлана в качестве секретаря Ракуса-Сущевского стала небольшая заметка, опубликованная в американских газетах осенью 1893 года: «Чикаго. Два русских – один стройный, смешливый юнец 21 года от роду, другой – толстяк с черной бородой, предстали этим утром перед судьей Брадуэллом. Их имена и звания были: Николай де Райлан, личный секретарь К. Ракуса-Сущевского, члена российской императорской комиссии на Всемирной Колумбовой выставке, и Андре Е. Рошетте, гражданский инженер при комиссии. Сын лейтенанта Мартина Хейса Джон и его приятель Джордж Бернс обвинили русских в хулиганстве, утверждая, что они слишком фамильярно вели себя по отношению к двум дочерям лейтенанта Хейса в 10 вечера неподалеку от их дома. Прибывшие на место полицейские арестовали двух преступников и препроводили их в участок, но час спустя они были взяты на поруки проживающим в отеле Метрополь князем Енгалычевым. На следующий день состоялся суд, где русские хулиганы на ломаном английском рассказали, что девушки улыбались, сами заигрывали с ними и им показалось – они уже прежде встречались. Судья оштрафовал Рошетте на 5 долларов и освободил де Райлана без штрафа, с наказом более не флиртовать»[55]55
  «Noble Russians in a cell», Inter Ocean, April 30, 1894: 1.


[Закрыть].

Эта заметка, как и последующие отрывочные сведения из жизни Николая на американской земле, рисуют образ Райлана – гуляки и повесы, столь необходимого ему для утверждения себя в образе мужчины. Другим примечательным фактом, описанным в этой заметке, является освобождение незадачливых гуляк князем Енгалычевым, описанию жизни которого посвящена далее отдельная глава.

Наиболее примечательным свидетельством участия Райлана в Колумбовой выставке являются воспоминания члена российской делегации князя Сергея Михайловича Волконского[56]56
  Князь Сергей Михайлович Волконский (1860–1937) – камергер, статский советник; театральный деятель, режиссёр, критик, мемуарист, литератор, директор Императорских театров, основатель Курсов ритмической гимнастики в Петербурге. В 1921 г. эмигрировал, жил в Париже. Во время Колумбовой выставки выступил с докладом на Всемирном конгрессе религий, совершил лекционное турне (история и литература России) по Соединенным Штатам.


[Закрыть], где он описывает «мытарства» российских представителей во время официального открытия выставки:

«Выставка к открытию не была готова; валялись доски, известка, и дороги вокруг зданий представляли желто-красное месиво. После официального открытия с речами был большой парадный завтрак. На этот завтрак только главные комиссары имели именные места; мы же все должны были рассаживаться где попадется. Но нахлынула такая толпа посторонних, что мы остались за флагом. Пошли искать завтрака где-нибудь на выставке; по красно-желтому месиву шел я в своих белых с галунами камер-юнкерских брюках. Нас ждала осечка: рестораны были открыты, барышни-прислужницы стояли за буфетами, но обеда нельзя было получить – купоны не были готовы…

Тут любопытный случай. Был в нашем комиссариате молодой человек вроде курьера, хорошо говоривший на языках, исполнявший поручения, что называется – на побегушках. Фамилии его не помню, но он был очень маленького роста и шел под кличкой “Чикен”, по-английски “цыпленок”. И вот в то время как мы в мундирах, голодные, шлепали по грязи в поисках завтрака, Чикен преспокойно сидел за столом рядом со столом президента Кливленда. По поводу этого Чикена еще вспоминаю. Много лет после того читаю однажды в иллюстрированном приложении к одной из петербургских газет, в отделе “Смесь”, что в русском консульстве в Чикаго умер служивший там такой-то, и когда он умер, оказалось, что это женщина. Был приложен портрет; смотрю: Чикен»[57]57
  Князь Сергей Волконский. Мои воспоминания. Т. 2., гл. 5. Берлин, 1923–1924.


[Закрыть].

На Колумбовой выставке было представлено около 60 тысяч экспонатов из 50 стран и 37 колоний. Досужие статисты подсчитали: чтобы обойти все уголки и коридоры между экспонатами, нужно пройти свыше 2000 миль, затратив на обозрение выставки более месяца. За 6 месяцев, с мая по октябрь 1893 года, её посетили около 21 миллиона человек. Устроенная с американским размахом, она затмила все предыдущие мероприятия такого рода, став одним из наиболее запоминающихся событий конца XIX века. Работа на выставке многое дала Райлану: он приобрел богатый опыт организационной работы, завел знакомства с нужными и интересными людьми как среди представителей русской диаспоры и посланцев России, так и среди деловых людей Чикаго.

Колумбова выставка была торжественно закрыта 30 октября 1893 года, часть экспонатов была распродана, но в большинстве они были упакованы и отправлены обратно в Россию. Большинство членов российской делегации покинули Америку в октябре-ноябре 1893 года, а Ракуса-Сущевский был оставлен в Чикаго до мая 1894 года для координации работ по отправке экспонатов на родину. По свидетельству Таннера, вместе с ним эту работу выполнял Николай де Райлан.