Текст книги "Святые и пророки Белой Руси"

Заветной мечтой всей жизни И. Раковского было стремление приобщить своих земляков к русской культуре, русскому языку. Самую возможность сохранения русинами своей народности и самобытности, возможность культурного единения славян Австрийской империи он рассматривал только в плане культурного и языкового единения с русским народом: «Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась заявить свое сочувствие литературному единению с прочей Русью».

В вопросе сохранения чистоты русского языка Раковский проявлял всю страсть, непримиримость и фанатизм протопопа Аввакума; его «заклятые враги» – все, кто покушался на русский язык. Это был человек, который, по выражению Духновича, «за ребро даст себя повесить за русчизну».

Своей последовательностью в борьбе за чистоту русского языка он отличался от других будителей. Духнович тоже был сторонником русского языка и русской культуры, и в то же время он призывал подкарпатских русинов к взаимным уступкам в области языка с русской основой, но с большим количеством славянизмов и элементов местных наречий. Добрянский, чтобы прекратить языковые распри в Закарпатье и в Галиции, предлагал «пусть пишет каждый как умеет» и прибавлял по поводу языкового разъединения: «Разъединение сие ненавижу, тем менее хочу в нем участвовать.

Раковский же в языковом вопросе, не шел ни на какие уступки, ни на какие компромиссы. Давая согласие прислать корреспонденцию в «Зорю Галицкую», он выставлял как непременное условие, «чтобы не изменяли в слове ни буквы». Конечно, его корреспонденция была на русском языке.

Обращаясь к своим колеблющимся единомышленникам, Раковский писал: «Если будем думать, что не можно у нас внести в употребление русский язык, то он и не будет введен во время нашем, но как мы иначе станем россуждать, то он и может быть учрежден у нас в настоящее время». Таким образом, усвоение русского языка и русской литературы Раковский считал единственным средством в деле «литературного единения» австрийских славян и в деле борьбы подкарпатских русинов за сохранение «русскости», то есть своей народности.

С этой же целью Раковский взялся за издание «Церковной газеты». «Моя цель, – писал он по поводу издания «Церковной газеты», – не иначе как вести у нас в употребление русский язык и упрочить оное в народе нашем. Этой цели же нельзя иначе достигнуть как поддержание газеты (то есть «Церковной газеты») публикой».

Наиболее ярко безграничное чувство любви к своему многострадальному народу выражено А.В. Духновичем в его стихотворении «Вручаше», опубликованном в альманахе «Поздравлеше Русинов на год 1851». Автор в годы насильственной мадьяризации русинской интеллигенции и духовенства, в годы гонения всего русского мужественно заявляет: «Я русинъ быль, есмь и буду»; это стало «народным гимном» и «патриотическом катехизисом карпатороссов», как выражались некоторые современники.

И если другие стихи в альманахе А. Духнович подписывал криптограммою «А. Д.», то это подписал полным именем «Александр Духнович». Приведем его полностью по изданию «Избранный сочинены Александра Духновича», Унгваръ-Ужгородъ, 1941», которое сохранялось в собрании карпаторусского писателя И.Ф. Комловши.

 
Я Русинъ былъ, есмь и буду,
Я родился Русиномъ
Честный мой родъ не забуду,
Останусь его сыномъ;
Русинъ былъ мой отецъ, мати,
Русская вся родина
Русины сестры и браты
И широка дружина;
Великій мой родъ и главный
Міру есть современный
Духом и силою славный,
ВсѢмъ народамъ пріемный.
Я свътъ узрѢлъ подъ Бескидомъ,
Первый русскій воздух ссалъ
И кормился русскимъ хлъбомъ,
Русинъ мене колысалъ.
Коль первый разъ отворилъротъ,
Русское слово прорекъ,
На азъбуцъ первый мой потъ
Съ молодого чела текъ.
Русскимъ потомъ я питанъ былъ,
Русскимъ ишелъ расходомъ
Въ широкій свътъ, но не забылъ
Съ своимъ знатися родомъ.
И теперь, кто питаетъ мя?
Кто кормитъ, кто мя держитъ?
Самое русское племя
Мою гордость содержитъ!
Прото тобъ, роде мой,
Кленуся живымъ Богом,
За печальный потъ и трудъ твой
Повинуюся долгомъ.
 

Пожалуй, это были самые счастливые годы в жизни А.В. Духновича: на его глазах проходило пробуждение национального самосознания карпатороссов. Он восклицал: «Да то и радость, когда молодцы наши и девочки рускіи поют песни! Радостные слезы точились мне, бывшему в Торисках на посвящение, як молодежь запела: «Я Русинъ быль, есмь и буду», также и ины русскіи пісни».

… В начале 1865 года, незадолго до смерти, Александр Духнович, подводя итоги своей жизни, писал: «Я радуюся из сердца, что наши забытые русины ожили духовно. Я трудился день и ночь и боролся со многими препятствиями, я терпел муки, битвы и много біди за мой народ, чтобы он жил и счастлив был».

Уже в начале XX в. языковый спор разгорелся с новой силой. Форпостом русскости, защитником карпаторусского языка стало русофильское Общество им. Александра Духновича, но это тема отдельной публикации.

А закончить мне хочется словами почетного председателя этого общества, Евминия Ивановича Сабова, сказанные им на открытии памятника А. Духновичу в Севлюше (Виноградове) в 1925 году: «Я учился по букварю А. Духновича и еще малым мальчиком отвечал: «Я русин был», «Дай нам, Боже, добрый час»; Адольфа Добрянского я видел гимназистом в Ужгороде; а у отца Ивана Ваковского с сошкольниками богословим был в Изе, и его благосклонные слова, много испытавшего труженника – пленили нас, и успокаивали. Мои товарищи! не дождались того дня, когда я, наймолодший их товарищ, излагаю благодарность всем, кому мы должны, кроме материнського молока, своему русскому духу».[86]86
  https://zapadrus.su/2012-04-11 -14– 59–43/2014-gAarpatskie-i-galitskie-rusiny/1146-aleksandr-dukhnovich-i-ivan-rakovskij – poborniki-russkogo-literaturnogo-yazyka.html


[Закрыть]

В самом начале пятидесятых годов XIX столетия ревностным проповедником идеи распространения русского литературного языка среди славян Австрийской империи выступает Александр Васильевич Духнович. Это было время, когда под влиянием воззвания «Русской Народной Рады», оглашенного 10 мая 1848 г. и призывавшего к подъему и развитию чувства народного самосознания, совершенствованию языка и утверждению его в школе, в печати, книгоиздании, «Вестник для русинов Австрийской державы» открывает острую дискуссию. На его страницах можно найти немало статей и «о развитии нашего языка».

Александр Духнович

Александр Духнович не остался в стороне: под псевдонимом «А. Д.» он опубликовал ряд статей, в которых неоднократно касался вопроса об основах развития литературного языка в письменности «австрийских русинов». Уже тогда он совершенно ясно определяет отношение языка литературного к народным наречиям и говорам.

В «Вестнике»[87]87
  1850 г. № 62, стр. 247.


[Закрыть] А.В. Духнович решительно выступил против стремления «нѢкоторыхъ галицкихъ сродниковъ» создать литературный язык из одного народного говора и судил тех, которые «увѢряти всѢх хотятъ, что языкъ простонародный округа, въ которомъ они уродилися или теперь живутъ, повиненъ бути языкомъ книжнимъ всѢх русиновъ Австрыйскихъ». Он протестует против этого и горячо убеждает читателей: «НѢтъ, братія, сіе быти не можетъ, бо такимъ способомъ въ четырехъ милліонахъ Австрійскія державы у русиновъ будутъ 1000 діалекты, будетъ непрестанна распря, будетъ междоусобная брань, что самое можетъ русинамъ послѢднее принести уничтоженіе». Духнович выступает за взаимодействие в литературном процессе церковно-славянского языка и русского в «гражданской письменности», ибо язык церковнославянский не всем карпаторусским крестьянам понятен, но не желает и совсем отойти от него, а, напротив, признает, что необходимо «всегда имѢти предъ очима богатое и мудрое, нами доселѢ еще не достиженное совершенство старославянской грамматики».

А.В. Духнович в этих первых своих выступлениях в прессе разумно высказался за сближение угрорусских писателей «съ галицкою братюю» и возлагал на это надежду на взаимное познание и понимание культурных задач русинов по обе стороны Карпат, так как, считал он, объединенными силами вопрос о литературном языке получил бы более скорое и прочное решение. Как будет ясно ниже, под литературным единением Духнович имел в виду единение на основе общерусского литературного языка.

Но, как показало дальнейшее развитие обеих литератур в Галичине и Угорской Руси, эти ожидания не оправдались. Однако мысль Духновича встретила сочувствие по ту сторону Карпат – в лагере старорусской, иначе говоря, москвофильской партии. В корреспонденции «Зори Галицкой» (1854, № 8) выражено было желание, чтобы «для ближайшого литературного сообщенія и для образованія и соединенія различающихся немного русскихъ нарѢчій, Литературное Пряшевское Общество соединилось съ посестримою Галицко-Русскою Матицею». Таким образом, имелась в виду организованная общая созидательная литературная работа. Автор письма предвидел трудности, ожидающие впереди, и требовал, чтобы галичане приняли «глубоко до сердецъ» слова пряшевского корреспондента той же «Зори Галицкой» Александра Духновича, который призывал их делать в языке «для угорскихъ братій таковыи уступленія, якіи они всегда дѢлали для насъ и якіи необходимо потребны суть для поддержанія братерского согласія и взаимного порозумленія». Путь, намечавшийся Духновичем, привел бы галицких писателей к более тесному общению с русской литературой и ее языком.

Несколько позже, непрерывно следя за развитием спора о языке, выступает со своими смелыми и решительными суждениями другой карпаторусский будитель Иван Раковский. На страницах галицких изданий: в «Зоре Галицкой» (1854–1856 гг.) и в «Семейной Библиотеке» (1855 г.), в закарпатских изданиях «Свет», «Новый свет», «Карпат», «Месяцесловы» он последовательно отстаивал идею культурного объединения всех ветвей восточных славян на основе принятия единого русского литературного языка, противодействовал денационализации карпатороссов, борясь за распространение грамотности и устранение той тяжелой культурной отсталости и темноты простого народа. По этому поводу он говорил: «Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась заявить свое сочувствие к литературному единению с прочею Русью. У нас, так сказать, никогда и вопроса не было по части образования какого-нибудь отдельного литературного языка. Все наши писатели с самого выступления на поприще распространения народного просвещения руководились одною мыслию, имеющею целью литературное объединение. Сия мысль столь овладела нашими писателями, что они, можно сказать, были постоянными подвижниками великой идеи о всеславянском литературном соединении, получившей торжественное освящение в славянском мире».

Энергично высказывались в этом смысле в той же «Зоре Галицкой» и другие ее корреспонденты из Угорской Руси. От анонимного автора из Пряшева (очевидно от А. Духновича, который и раньше помещал тут свои материалы на эту тему), редакция получила письмо по поводу вышедшего еще в 1849 году во Львове перевода «на языкъ руській» трагедии Хомякова «Ермак». Это курьезное упражнение галицкого литератора Келестина Долинянского, перелицевавшего произведение Хомякова, вызвало следующие замечания пряшевского корреспондента[88]88
  «Зори Галицкие» 1852, № 50, стр. 498.


[Закрыть], касающиеся исключительно языка перевода: «Кой то у васъ несчастникъ «Ермака» Хомякова не только изуродовалъ? Якій то языкъ? Якая грамматика? Не выйдемъ ли мы никогда изъ експериментовъ, найпаче столь соблазнительных? У нас больше людей начали тое дѢло читати, но я самъ дошелъ до третяго дѢйствія, далѢй не было возможно…» Автор письма высказывается решительно против таких переделок, против уродования утонченного литературного языка. Он спрашивает читателя: «Такъ то намъ салоны исключити въ образованіи нашего языка? И трудамъ прочей русской словесности и жизни для насъ мертвыми оставатися?» Переводчику прямо ставилось в укор пренебрежение русским литературным языком.

К попыткам выделения малороссийского наречия в отдельный язык и, тем более, противопоставлению его русскому, что культивировалось тогда австрийскими властями, Александр Духнович относился резко критически. Относительно новой украинской орфографии, искусственно вводимой властями в Галиции, Духнович настаивал, чтобы в Подкарпатской Руси такая орфография не употреблялась, а книги не писались: «по новой немецко-галицко-русской орфографии, бо у нас тую орфографию и мужик не терпит». В венском «Вестнике» за 1863 год он писал: «…я считаю своим долгом сказать, что в украинских новеллах не нахожу признаков хорошего вкуса…», а по поводу лингвистических экспериментов, осуществляемых тогдашними литературными «мазепинцами», карпаторусский будитель писал в этой же статье: «Я не могу понять, каким это образом чисто русская речь могла так вдруг превратиться в украинскую».

«Церковная Газета» в одном из номеров за 1857 ^Г°Д ставила Духновичу в заслугу в его литературной деятельности сочетание элементов народного языка с достижениями прошлого, столетия общего русского литературного развития: «Наш заслуженный писатель, желая постепенно приучать народ к книжному русскому языку, старается в сочинениях своих пользоваться отчасти церковнославянским, отчасти же народнорусским слогом. Он не перекручивает и не обезображает русских или церковнославянских слов, а сохраняет их неповрежденно, старается ими облагораживать простонародные выражения». В 1929 году карпаторусский литератор Павел Федор об этом писал: «Этот отзыв и поныне является ценным. Духнович, действительно, указал путь для развития общерусского литературного языка на Подкарпатье, он, на основании общерусской грамматики, пользовался словарем и выражениями местными, чтобы тем самым народ, лишенный русской школы, постепенно приучить к общему русскому литературному языку»[89]89
  П. Федор «Очерки Карпаторусской литературы»./Издание культурно-просветительского О-ва им. А. Духновича. Ужгород, 1929.


[Закрыть].

Для благородной цели просвещения народа А.В. Духнович признавал полезным издание книг на простонародном языке, но не причислял их к настоящей литературе. В экземпляре его сочинения «Добродетель превышает богатство» (Перемышль, 1850 г.), хранившемся в библиотеке Народного Дома во Львове, автор собственноручно дописал следующие строки: «Въ книжицѢ сей не внимай слога, ни правописи. Бо та для простого писана народа, – и не для литературы, но для пользы народной издана была. Духнович»[90]90
  Левицкий И.Е. Галицко-русская библиография. Т. I. № 615. С. 54.


[Закрыть].

Свой взгляд на литературный язык галицких писателей А.В. Духнович высказал еще раз в корреспонденции, опубликованной в «Зоре Галицкой»[91]91
  1853. № 32. С. 368.


[Закрыть] по поводу изданий «Весна» и др., полученных им из Львова. Расхождение во взглядах на путь развития литературного языка в Галицкой и Угорской Руси было весьма существенным, и Духнович по адресу галицкого литературного процесса вновь высказал свои недоброжелательные замечания: «И не вообразите себѢ, на колико наши нелюбо смотрятъ на предпріятія нѢкоторых вашихъ писателей, употреблюющихъ для высшихъ науковыхъ предметовъ простонародный язык или лучше – смѢшеніе простонародного съ польскимъ. Ихъ сочиненія несовсѢмъ вразумительны для нашихъ, бо, якъ извѢстно, розличается подкарпатское нарѢчіе от галицкого, к тому же по польски рѢдко кто у нас говорити знаетъ… Мы стараемся съискати нѢкую-то середную мѢру въ русскомъ слозѢ и пишемъ обыкновенно такъ, чтобы насъ и Галичане срозумѢли». Позднее в полемике с В. Бирчаком внук Добрянского ученый-филолог Георгий Геровский по этому поводу писал: «Этот особый галицкий язык действительно был неприятен и непонятен Духновичу… Им овладевала тревога за чистоту и самую судьбу русского языка не только литературного, но и народного от наплыва таких чужеродных слов, которые для угрорусского слуха, не воспитанного на польской речи, являются ужасными. Автору галичанину это неприятно, но едва ли уместно своему галицкому чувству давать волю на страницах книги («Літературні стремління Підкарпатської Руси»), изображающей историю угрорусской литературы, и на этой основе производить отрицательную оценку литературного прошлого этого края. И нужно удивляться находчивости автора, который после всего сказанного считает возможным говорить, в заключительных словах, об «украинских чувствах» Духновича («почуття едності з українським народом»)[92]92
  Г. Геровский «Исторш Угро-русской литературы в изображении Володимира Бирчака». Ужгород, 1943. С. 31.


[Закрыть].

Элементарная научная добросовестность требует объективно описывать жизнь и взгляды того или иного деятеля. Когда фальсификации раскрываются, их авторы выглядят крайне неприглядно. Также неприглядно выглядят те, кто пытается назвать Духновича «карпатоукраинцем»[93]93
  Олена Рудловчак: Уп наип будител1, в тому числш Духнович, вщносили себе до малороав, у сучасному трактуванш – украшщв»//.»Ср1бна Земля-фест» 2003 № 16.(http://www.pravoslavie. ru/archiv/duhnovic.htm»


[Закрыть]. На эту тему еще в 1926 году прекрасно высказался последователь Александра Духновича председатель карпаторусского общества имени великого будителя, известный карпаторусский филолог (автор знаменитой карпаторусской грамматики) архидиакон Евмений Сабов в своем докладе на ежегодном собрании Общества им. Духновича:

«А сего года читал я в украинской газете, что следовало бы стереть память А. Духновича. Это желание, конечно, смешное, ибо на нашей области как не было, так и не будет «Подкарпатской Украины», а была Угорская Русь, да и будет навеки Карпатская Русь».

Попытки замолчать карпаторусскую историю смешны и грустны. Слава Богу, состоялось великое торжество – прославление Алексия Кабалюка, карпаторуского исповедника. Но бросается в глаза то, что зачастую святого Алексия «страха ради иудейска» пишут как «Алексия Карпатского». Но ведь прп. Алексий подчеркивал, что он – карпаторосс. И скрывать это – означает извращать его житие.

Закончить мне хотелось бы строками из стихотворения нашего прекрасного поэта Андрея Карабелеша, написанного в 1928 году и посвященному светлой памяти Александра Духновича:

 
Блажен, кто в жизни до конца
Остался верен назначенью,
Внимая вечному ученью,
Всевышней сущности Творца;
Кто истину проповедая,
Трудился в рати боевой,
От ложных миссий охраняя
Свой незабвенный край родной
Он – нашей правды путь широкий
Во мраке мира отыскал,
И, как спасенья свет далекий,
Заблудшим братьям показал
Когда сей мрак на мир спускался,
Сей мрак смятений и крови, —
На все Духнович отзывался
Учитель правды и любви!
От сна и мертвого застоя,
Он старых братьев подымал,
И слово русское – святое —
В святой любви провозглашал!
 

Вместе и вслед за Духновичем и Раковским поднимается целая плеяда угрорусских просветителей – энциклопедист, писатель Иван Сильвай (1834–1904), писатель, униатский священник Иван Раковский (1815–1885), зачинатель православного движения на Угорской Руси, Юрий Иванович Венелин (1802–1837).

Венелин не только угрорусский просветитель, но и вождь болгарского национального возрождения. С его диссертации «Древние и нынешние болгары в политическом, народописном, историческом и религиозном отношении к России» началась болгарская национально-освободительная борьба.

Немало трудов посвятил Венелин и вопросу единства России. Полемизируя с украинскими сепаратистами, он писал: «Дивный Русский язык, единая Русь носит первоисточник в Южной Руси, и только позже вследствие перемещения политического центра переменился и центр культурный, чем, впрочем, до некоторой степени оба центра выровнялись в заслугах о великую русскую литературу и Великую Россию.» Венелин по протекции Михаила Погодина переселяется в Москву и становится учителем в семье Аксаковых. Именно он воспитал братьев Аксаковых славянофилами. Таким образом, идеология русского православного славянофильства зародилась в подъяремной Подкарпатской Руси и оттуда была перенесена в Москву.

Добрянский – политический лидер угроруссов, писатель и историк. Он составил «Проект политической программы для Руси Австрийской» (1871 г.), был респондентом К.П. Победоносцева, императора Александра III.

В предисловии к «политической программе» Добрянский четко пишет, что «русский народ, живущий в Австрии, является только частью одного и того же народа русского – имеет одну с ним историю, одни предания, одну литературу и один обычай народный». В «Программе» Добрянский еще в 1871 году предупреждал о неизбежности войны России с воссоединившейся Германией и справедливо указывал, что только сильная единая неделимая Россия в союзе с православно-славянским блоком способна противостоять германизму.

Адольф Иванович Добрянский-Сачуров

Добрянский в своей работе «О западных границах Подкарпатской Руси, со времен Св. Владимира» (1880 г.) указал на западные этнографические границы русского народа. Следует отметить, что в 1882 году вместе с Иоанном Наумовичем за веру Православную была судима дочь Добрянского – Ольга Грабарь (фамилия по мужу), и сам он был на скамье подсудимых, однако был оправдан. Далее Добрянский в ответ на иезуитско-австрийские попытки раскола русского народа, проявлявшиеся в запрете Православия и русского языка, в переименовании русских в «рутенов», пишет работу «Наименование автро-угорских русских» (1885 г.). Эта работа является уникальным памятником русского национального самосознания, в которой поставлены все точки над «i» в вопросе об имени нашего народа, разбиваются польские теории о неславянском происхождении великороссов и т. д. А.И. Добрянский был замечательный богослов. Живя на православно-католическом пограничье (формально оставаясь в лоне униатства), он полемизировал с Толстым, написав по просьбе российского Синода труд «Календарный вопрос в России и на Западе» (1894 г.), полностью разгромив сторонников «нового стиля». Общую характеристику взглядов Добрянского приводит его друг и зять проф. А.С. Будилович: «Добрянский был горячим поборником сохранения языка церковнославянского в богослужении славян, а отчасти и в духовной их литературе, по историческому его значению и по близости к этико-логическим основам славянской речи»[94]94
  «Об основных воззрениях А.И. Добрянского», СПб-1901; Ф.Ф. Аристов «Карпаторусские писатели», Москва (1916).


[Закрыть].

В постепенном же распространении между латинствующими славянами кирилловской графики он видел одно из важнейших условий их сближения с письменностью славян православных, а вместе с тем как бы внешний барьер против слияния с народами Запада, аналогичный юлианскому стилю в счислении времени (Добрянский предлагал православное контрнаступление на Запад, которое должно предваряться русской культурной экспансией, основой которой является церковнославянский язык. – К.Ф.).

По этим же причинам с крайним скептицизмом относился Добрянский к старым и новым попыткам испортить традиционную кирилловскую орфографию, усматривая в этом козни врагов Православия и славянства – иезуитов и польской шляхты, проявившиеся при насильственном введении в галицкие школы чтения и письма по запутанной и невежественной фонетической системе.

Добрянский был непримиримым врагом и языческого раскола в среде ветвей русского народа. Возникновение и распространение у малороссов и червоно-россов особого образованного языка, как бы плеонастического дублета для языка Пушкина и Гоголя, он считал предательской изменой и вековым преданиям русского народа, и кровным интересам как самого этого народа, так и всего греко-славянского мира. Добрянский считал, что южно-русский литературный сепаратизм мог стать причиной гибели некоторых окраинных ветвей славянства, ослабил бы его русский центр и, следовательно, стал бы как бы авангардом германизма в борьбе с грекославянским миром.