Текст книги "Лихо"

Выдрин шатался и прикладывал к лицу салфетку.

– Мне придется отхлестать вас по щекам, – сказал Пахомов. – А делать этого я не хочу. Рука у меня тяжелая.

– Подождите, сейчас.

Выдрин приложил платок к носу и крепко высморкался.

– Во-от, хорошо, – одобрил Пахомов. – Возьмите еще, у вас сопля из ноздри торчит.

– Спасибо.

Он высморкался еще раз и спрятал платки в карман.

– Что с вами такое? – спросил Пахомов.

– Много всего, – ответил Выдрин.

– Бывает. Но раскисать нельзя.

– Я понимаю.

– Хорошо. Где лоток?

– Что?

– Лоток, говорю, где?

– Какой лоток?

Выдрин вспомнил тот, в который выкладывал вещи.

– Лоток вашего сожителя. Капитан Черненко прислал меня забрать его.

– Вот в чем дело. Я и забыл.

– А вы что подумали?

Выдрин пожал плечами.

– Что я пришел вас забирать, а? – подвигнул Пахомов. – Ну, где лоток-то?

– В комнате, там, – сказал Выдрин.

Он вспомнил о психотерапевте. И оцепенел.

– Давайте я сам принесу.

– Ничего, ничего. Я справлюсь. Он же на видном месте?

Натягивая латексные перчатки, Пахомов зашагал по коридору. На пороге комнаты он остановился, явно разглядывая кровать. Потом вошел. Слышно было, как он кашлянул. И что-то пробормотал. Выдрин не мог пошевелиться. Ноги будто приросли к полу. Он пытался сообразить, была ли на полу кровь. И не мог. В голове все перемешалось. Ни к селу ни к городу вспомнил, как уходила Ксения. Артем помогал ей носить вещи в машину. Выдрин сидел на кухне и ждал, когда они закончат. Ждать пришлось долго. Они, как нарочно, не торопились. Наконец Ксения крикнула из прихожей:

– Мы все. Чао, не скучай! – И захлопнула дверь.

А Выдрин поставил на плиту сковородку и высыпал на нее замороженную овощную смесь из пакета: брокколи, стручковая фасоль, брюссельская капуста, морковь и горошек. Приготовил себе красочный и пресный ужин. Диего запрыгнул ему на колени. Выдрин погладил кота между ушей и сказал:

– Ты такое есть не будешь.

Пахомов вышел из комнаты с пакетом из «Перекрестка». Лоток лежал внутри.

– Вы что, наступили в него? – спросил он тихо.

– Да, – ответил Выдрин.

Голос прозвучал откуда-то со стороны, будто за него ответила дверь в туалет.

– Все, Александр Иванович, я ухожу.

– Хорошо.

– Вызовите врача. Выглядите вы не очень.

– Да, вызову. Как скажете.

– Всего хорошего. Привет жене!

Пахомов вышел и закрыл за собой дверь. Выдрин немного опомнился, защелкнул замок и, с трудом переставляя ноги, добрался до кухни. Там он умылся дрожащими руками и выглянул в окно. Забулдыги разошлись. Остался один. Он лежал, свернувшись калачиком, в песочнице. Неподалеку прогуливалась женщина с коляской. Появился Пахомов. Помахивая пакетом, он пересек двор и исчез в арке.

Выдрин позвонил Лене. Она ответила сразу:

– Да, Серёжа.

– Я не Серёжа.

– Извини, Саша. Мне сейчас муж звонил. Он уезжает надолго, детей не сможет забирать.

– Бывший, – сказал Выдрин.

Лена промолчала.

– Бывший же?

– Ну, бывший, бывший! Чего ты цепляешься постоянно? Ясно же, что бывший.

– Если ты считаешь, что я к тебе цепляюсь, могу и отцепиться, – сказал Выдрин.

– Ой, ну все, началось! Может, созвонимся, когда ты успокоишься? Или больше не будем созваниваться? Ты сам как хочешь?

– А ты как хочешь?

– Давай-ка уж лучше ты скажи.

– Ты меня любишь?

– Ой, Саша, как я устала от всего! Хочется покоя, понимаешь? А не вот этого дерганья постоянного, придирок, претензий и нытья. Да, Саша, нытья! Ты себя иногда ведешь так, будто тебе лет пятнадцать. Но ты взрослый мужчина, ты даже был женат. Что с тобой происходит? Хватит с меня мужа! Да, бывшего, бывшего! Он мне весь мозг вынес. А еще его мамаша. Говорит, мама будет за детьми приезжать. Да я про эту старую гадину даже слышать не могу. Не то что видеть и детей ей отдавать. Знаешь, как мне нужна сейчас поддержка?! Ты хоть представляешь? Но нет! Какое там!

Лена заплакала. И Выдрин стал утешать ее. Ничего толкового в голову не пришло. И он лишь бормотал:

– Леночка, ну прости. Я не хотел тебя расстраивать. Не плачь, пожалуйста. Я не в себе. Леночка, милая, успокойся, пожалуйста.

– Поздно, – ответила она сквозь слезы. – Слишком поздно, Саша. Раньше надо было.

– Леночка, я люблю тебя, прости. Я очень скучаю.

Вскоре она перестала плакать, но продолжала слушать его лепет. И Выдрин послушно говорил и говорил. Он чувствовал себя виноватым и решил не останавливаться, пока Лена его не прервет. Но вышло иначе. Из комнаты донесся звук. Сначала показалось, будто там скулит щенок. Потом стало похоже на плач ребенка. Выдрин умолк. Сердце стучало быстро и громко. Не давало прислушаться.

Лена кашлянула и сказала:

– Ох, Саша, Саша. Ну я даже не знаю. Как-то все не так. Мне надо подумать, разобраться в себе. И тебе бы тоже не помешало это сделать. Может, тебе обратиться… – Она резко замолчала. – Постой, постой. Я совсем забыла. Ты же звонил сегодня насчет Олега. А потом к тебе Дима пришел. Правильно? Ты ведь собирался мне что-то рассказать.

Выдрин слушал, приоткрыв рот, но слушал не ее.

– Ты там? – спросила Лена.

– Ага.

– Так что ты хотел сказать? Ты поговорил с Олегом? А Дима откуда взялся? Он же в дурдоме, ты говорил.

– Леночка, я перезвоню.

Он вышел из кухни. Постоял. Теперь плач слышался отчетливо. Выдрин прокрался по коридору и заглянул в комнату. Слепых сидел с ногами на кровати. Он держался за голову и плакал. Лицо покраснело и распухло. Шишка на лбу стала больше. Глаза разъехались и смотрели в разные стороны.

– Олег Львович, – прошептал Выдрин. – Вы живы!

– Баба, деда, – ответил психотерапевт. – Козья попка.

Затем встал на четвереньки и, будто норная собака, начал рыть постельное белье. Плакать он прекратил.

Из носа свисала длинная толстая сопля. Она покачивалась.

– Мать твою, – прошептал Выдрин и сам схватился за голову.

– Мать мою, – повторил Слепых, повернулся и замер. Они смотрели друг на друга. Взгляд психотерапевта был пустым, бессмысленным. Слепых вдруг улыбнулся щербатым ртом, почесал зад и залез под одеяло.

– Олег Львович, – беспомощно позвал Выдрин. – Я не виноват. Простите меня.

Тот не шевелился.

– Вы слышите? Вы помните что-нибудь? Как вас зовут? Адрес помните?

Ответа не было. Выдрин засуетился:

– Олег Львович! Все будет хорошо! Сейчас я…

Он убежал на кухню и позвонил Лене.

– Саша? – сказала она.

– Я насчет Олега твоего.

– Он не мой.

– Ну он сказал, что он твой друг и многим тебе обязан.

– Да, все правильно. Но ты говоришь так, будто бы он мой любовник.

– Вот еще! Я такого даже близко не имел в виду.

– Ты лукавишь, Саша. Зачем ты все время пытаешься меня уязвить, поставить в положение, когда я должна оправдываться, объяснять? Это что, доставляет тебе удовольствие?

– С Олегом случилась беда, – сказал Выдрин.

Лена несколько секунд молчала. Потом спросила дрогнувшим голосом:

– Он жив?

– Жив, но…

– Что «но»?

Выдрин рассказал.

– Пиздец! – ответила Лена.

И тут же где-то вдалеке детский голос подхватил это слово и стал радостно повторять.

– Не смей! – крикнула Лена. – Глеб, я кому сказала?! Перестань немедленно, а то по жопе получишь!

Малыш заплакал.

– Глебушка, иди ко мне, маленький. Мама не на тебя злится. Ты плохое слово сказал. Мама сама виновата. Но у мамы нервы.

– Лена, что мне делать?

– Саша, а напомни еще раз, сколько тебе лет?

– Тридцать пять.

– Вот Глебу шесть. Так он и то знает, что нужно делать.

– Что? – спросил Выдрин, сглотнув.

– Издеваешься? Ладно, сейчас я позову Глеба, он тебе скажет.

– Не надо, пожалуйста.

Но было поздно. Детский голосок заорал прямо в ухо:

– Але-е-е-о-о-о-о!

Выдрин поморщился.

– Глеб, скажи дяде, что нужно делать, когда кто-то заболел? – спросила Лена.

– Надо позвать влаца, – ответил малыш.

– Правильно, сынок. А теперь скажи это дяде. А то он сам не знает.

– Надо позвать влаца, – сказал Глеб.

– Спроси, он понял?

– Понял? – спросил Глеб.

Выдрин молчал.

– Что он ответил? – спросила Лена.

– Нитего.

– Молчит?

– Да.

– Спроси еще раз.

– Понял? – спросил Глеб. – Надо позвать влаца.

– Я понял, – сказал Выдрин.

– Он понял.

– Наконец-то. Дай мне телефон.

– А кто этот дядя? – спросил Глеб снова издалека. – Длуг папы?

– Нет. Иди вымой руки. Скоро ужин. Саша, ты там?

– Тут, – ответил Выдрин.

– Есть еще вопросы?

– Нет.

– Хорошо. Вызывай уже «скорую»! – И добавила мимоходом: – Господи, что в голове у людей?!

А потом отключилась.

Выдрин изо всех сил стиснул смартфон. Хотелось, чтобы он хрустнул под пальцами и распался на части. Но китайский аппарат оказался прочным, даже не скрипнул. В отражении черного экрана собственное лицо показалось Выдрину уродливым, сползшим вниз. Он скривился. И швырнул смартфон об стену. Тот отскочил, будто теннисный мячик, и долбанул его по лбу. Выдрин крякнул, попятился и шлепнул ладонью по ушибленному месту. Перед глазами вспыхивали салютики. Почудилось, что Слепых издевательски ржет над ним из комнаты. Над правой бровью налилась небольшая шишка. Выдрин щупал ее и болезненно морщился.

Надо было звонить в «скорую». Он подобрал смартфон. Экран разбился вдребезги и не зажегся, когда Выдрин нажал кнопку включения.

– Мудила, – пробормотал Выдрин и кинул смартфон в мусорное ведро.

Запасного телефона у него не было.

Он вернулся в комнату, стащил с психотерапевта одеяло. Тот зажмурился и сморщил нос.

– Олег Львович, ох, е-мое, а у вас есть телефон?

Слепых закрыл лицо ладошками, но подглядывал между пальцев.

– Телефон, те-ле-фон! – произнес по слогам Выдрин громко и отчетливо, как будто это могло вдруг привести психотерапевта в чувство. – Але, але! – Он приставил к уху кулак. – Понимаете? Телефон!

– Але! – закричал в ответ Слепых. – Але, хули молчишь?! Але, бля, хули молчишь? Але, отвечай, тебе говорят! Слышь, але, бля!

Выдрин ощупал его карманы. Нашел бумажник, носовой платок и презерватив. Психотерапевт, глядя на свои вещи, умолк. Показалось даже, что взгляд его ненадолго прояснился. Словно он что-то вспомнил. Но затем Слепых высунул язык и потянулся кончиком к левой ноздре. Видеть это было невыносимо. У Выдрина сжалось сердце. Он коротко хныкнул и вытер подступившие слезы. Затем стиснул зубы и сказал сам себе:

– Соберись, тряпка!

Не сработало.

Еще минут десять он сидел рядом с психотерапевтом, утирая глаза и шмыгая носом. Вспомнил Диего, вспомнил Юру Климова, вспомнил бросившую его Ксюшу, вспомнил Лену, которая, кажется, тоже его бросила.

И жалел себя и всех. Слепых между тем прикрыл глаза и тяжело дышал. В носу у него свистело.

– Олег Львович.

Выдрин тронул его за руку. Слепых с трудом приоткрыл один глаз. И тут же закрыл.

«Все, отходит», – промелькнуло в голове.

Вспомнилось, как умер дедушка. Выдрину было семь лет. Дедушка лежал в больнице. Они с мамой навестили его. Она тогда сказала:

– Смотри, кого к тебе привела.

И вышла из палаты. Выдрину было немного неловко. Он любил дедушку и жалел. Но что нужно сказать, не знал.

– Александр, ну, как у тебя дела, мой мальчик? – спросил дедушка.

– Хорошо, – промямлил Выдрин.

Дедушка, улыбнулся, покивал, а потом закатил глаза и захрипел. Выдрин стоял и таращился, приоткрыв рот. Соседи по палате занимались своими делами (спали и читали газеты) и ничего не замечали. Дальнейшее помнилось смутно. Кажется, он так и стоял, пока мама не вернулась. А может, выбежал и позвал ее? Так или иначе, но она зачем-то сказала:

– Нет-нет, ты ошибся, дедушка просто устал и спит.

Соседи услышали и немножко зашевелились.

Похороны начисто выпали из памяти. Дедушку сожгли в крематории. С этим было связано какое-то сильное переживание, но Выдрин забыл, какое именно. И, наверное, к счастью.

Он встал и вышел в прихожую. Обшарив карманы плаща, нашел лишь скомканную бумажку. Это был аптечный чек. «Ципрамил. Виагра. Донормил. Компливит». Выдрин сунул чек назад и вышел из квартиры. На лестнице пахло жареным мясом. За дверью соседней квартиры громко работал телевизор. Выдрин позвонил. В животе у него урчало от запаха еды. Он подумал, что, как только сбагрит Слепых врачам, сходит в магазин, купит огромный кусок вырезки и сам зажарит с разными специями и овощами. От таких мыслей настроение улучшилось. И ему стало немного стыдно.

Но никто из соседей так и не открыл. Лишь в одной квартире залаяла собака. Выдрин вернулся к той, в которой орал телевизор. Хотел постучать, но почему-то не решился. Поднялся этажом выше и позвонил в квартиру Ильи Абрамовича.

– Это вы, Выдрин? – спросил тот через дверь.

– Да, я, – ответил Выдрин.

– Какая-то сволочь заляпала глазок, теперь мутно видно.

Выдрин плюнул на него и протер рукавом.

– Теперь вижу, – сказал Илья Абрамович и открыл. Вид у него был недовольный. В руке он держал надкушенный бутерброд с сыром.

– Можно позвонить от вас? – спросил Выдрин.

– Что за дурацкие вопросы? Конечно, можно!

Он вошел в маленькую прихожую. На тумбочке стоял старомодный дисковый телефон. Выдрин снял трубку, крутанул диск и на секунду почувствовал себя ребенком. В детстве он часто звонил с точно такого же аппарата в «Сказку по телефону». Илья Абрамович ушел на кухню.

– «Скорая помощь», – ответил женский голос.

Выдрин продиктовал адрес.

– Что у вас случилось?

– Человек упал и сильно ударился головой.

– Возраст?

– Я не знаю. Лет сорок.

– Мужчина?

– Да, мужчина, – сказал Выдрин.

– Конечно, – вдруг ответила диспетчер. – Будь это женщина, вы бы так и сказали, что упала женщина. А человек – это, конечно, всегда только мужчина.

Выдрин приоткрыл рот.

– «Скорая» выехала, ожидайте.

– Спасибо, – пробормотал он в гудящую трубку.

Илья Абрамович вернулся с ножом:

– Надо вскрыть абсцесс.

Выдрин попятился.

– Эти идиоты, эти коновалы вам прогревание назначат и загонят в гроб, – сказал старик, наступая. – Уж я их знаю хорошо. Им только попадись! Выпустят из вас потроха и станцуют на них. Идемте на свет. Тут темно. А у меня рука уже не та, что прежде.

– Илья Абрамович! – закричал Выдрин. – Это просто маленькая шишка. Я головой ударился. Ничего страшного. Она сама пройдет.

– Что?! Так зачем вы тогда позвонили в эту душегубку? – Он опустил нож, потом поднял и осмотрел лезвие: – Черт, я не тот ножик взял.

Бормоча ругательства, он опять ушел на кухню. Выдрин кинулся к двери и стал возиться с замком. Илья Абрамович вернулся без ножа.

– Так что, сдадитесь им на милость? – спросил он.

– Это для моего друга «скорая», – сказал Выдрин. – Откройте, пожалуйста. А то они приедут, а меня нет дома.

– Пха! Они если и приедут, то через час. А что с вашим другом?

– Он тоже ударился головой.

– Вы там бодались, что ли?

– Нет, это все случайно вышло.

– Не хотите мне сказать?

– Он упал. А я ударился, когда пытался вызвать «скорую».

– Ничего глупее в жизни не слышал. Кстати, вы нашли вашего кота?

– Нет.

– Как жаль. Домашнему бедолаге на улице не выжить.

– Он не на улице. Он в тюрьме. Его арестовали. Илья Абрамович открыл замок.

– Приложите к голове холод. И примите горизонтальное положение.

– Хорошо, – сказал Выдрин. – Спасибо.

– Стойте. Раз уж зашли и уходите, захватите мой мусор.

Он третий раз ушел на кухню и вернулся с полиэтиленовым черным мешком.

– Спасибо, – зачем-то повторил Выдрин.

– Пожалуйста, – ответил Илья Абрамович.

Спускаясь к себе, Выдрин почему-то вспомнил, как несколько месяцев назад они с Леной лежали голые в кровати и ели ягодные лукошки. У него начался отпуск. Бывший муж забрал детей, и Лена приехала на четыре дня. Моменты абсолютного счастья. Диего спал у них в ногах, свернувшись калачиком. Теплый, как хлеб из печи. И груди Лены напоминали небольшие караваи. Выдрин намазал ей соски вареньем и стал слизывать. Лена гладила его по затылку. Но никто так и не признался друг другу в любви. Он мог бы, но боялся. А Лена? Теперь, наверно, все уже кончено. Ничего больше не будет. Можно не ждать.

Первым делом Выдрин заглянул в комнату. Слепых по-прежнему лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Вспомнив совет Ильи Абрамовича, Выдрин вышел на кухню и только тут заметил, что принес соседский мусор домой. Кинул мешок в угол и заглянул в морозилку. Там лежал смерзшийся ком говяжьего фарш – еда Диего. И пачка овощной смеси – его еда. Он взял овощи, вернулся и подложил Олегу Львовичу под голову. Тот приоткрыл мутный глаз и сказал:

– Позвони прошмандовкам.

– Не могу, телефон разбил. А ваш не нашел нигде. Не волнуйтесь, Олег Львович, «скорая» вот-вот приедет.

Но старик оказался прав. Ждать пришлось больше часа. За это время психотерапевта два раза вырвало. Судя по всему, перед тем как прийти, он съел то ли пиццу, то ли шаверму. Выдрин убрал рвоту кошачьим совочком. Олега Львовича он перевернул на живот, а пакет с овощной смесью положил ему на затылок. Шишка выросла размером с кулак, почернела и выглядела страшно. Выдрин ходил по комнате, боясь взглянуть на беспомощное тело. Время будто замерло. Наконец в дверь позвонили. Выдрин побежал открывать. На лестнице стоял мужчина в синей униформе.

– У вас домофон не работает, – сказал он. – Мы чуть не уехали.

Врач зашел, оглядел лоб Выдрина:

– Шишечка-то малюсенькая. Столовую ложку приложили, и все дела. Головой потрясите. Сосчитайте до десяти.

– Да я не себе вызвал, там в комнате человек лежит.

– Трезвый?

– Да. Но ему очень плохо. Его даже вырвало.

– Ну показывайте.

Выдрин отвел врача в комнату. Тот скинул размякший пакет овощей с головы Олега Львовича, натянул перчатки, пощупал шишку:

– Вы головами, что ли, бились?

– Нет. Он упал. А я ударился, когда вам звонил.

– Он что, два раза упал? Сначала передом, потом задом?

– Это сложно объяснить, – промямлил Выдрин.

Врач потряс Слепых за плечо:

– Уважаемый, как себя чувствуете?

Олег Львович издал тихий стон.

– Ясненько. Встать сможете?

– Носилки, может? – сказал Выдрин.

– Да он и так нормально дойдет. Помоги-ка.

Они усадили Слепых на кровати. Тот с трудом держал голову и закатывал глаза.

– Значит, ничего страшного? – спросил Выдрин. – Я что-то испугался. Он, кажется, не очень соображает.

– Очухается. Поднимаем.

Поставив Олега Львовича на нетвердые ноги, они повели его к выходу. Шагал он медленно и неуверенно. Будто пьяный. Колени то и дело подгибались. А носки так и норовили столкнуться. Выдрин обхватил его руку рядом с подмышкой и держал что есть силы.

– Аккуратненько, не падаем, – повторил несколько раз врач. – Ножками, ножками. Сейчас ляжем. Отдохнем. Так, порожек переступаем.

Они втиснулись в кабину. Лифт пополз вниз. Олег Львович тихо испортил воздух. Хотя, возможно, это сделал врач.

У подъезда стояла карета «скорой помощи». Водитель и фельдшер курили у кабины. Выдрин задался вопросом, почему фельдшер не поднялся вместе с врачом. Ответа не было. А спрашивать не было смысла.

– Вить, продули наши, – сказал фельдшер, сдвигая боковую дверь.

– Ну суки, – ответил врач.

Выдрин помог усадить Олега Львовича в машину и зашел в подъезд. Сильно хотелось спать. Он зевнул несколько раз подряд и почувствовал слабость, словно после тяжелой и долгой болезни. Лифт оказался занят. Сверху доносились громкие голоса и смех. Двери стукались о чью-то выставленную ногу. Подождав немного, Выдрин крикнул:

– Нужен лифт!

Голоса смолкли. Потом кто-то ответил:

– Ногами ходи.

И следом прилетел плевок. Он шлепнулся на перила и, противно растягиваясь, пополз вниз. Подумав о Диме, который сейчас очень бы пригодился вместе со скалкой, Выдрин стал подниматься. На четвертом этаже стояли два мужика и женщина. У одного были рыжие усы и свернутый в сторону, перебитый нос. У другого светлые, почти белые глаза и маленький губастый рот, которым он быстро-быстро дышал. Женщина медленно моргала, пошатывалась и без конца трогала стриженую голову. Они курили и пили пиво из банок. Лифт никто не держал. Между дверей сунули ящик из-под овощей. Их это забавляло.

Сначала Выдрин собирался пройти молча. Он даже поднялся на несколько ступенек выше, но затем развернулся и спустился.

– Лифт нужен всем, – сказал Выдрин и позевал.

– Ты кто? – спросил губастый.

– Я его знаю, – сказал усатый. – Это парикмахер с рынка.

– Парикмахер? – вмешалась женщина. – А почему у вас там написано, что укладка стоит восемьсот, а качественная укладка тысячу двести? Та, что за восемьсот, она некачественная, что ли?

Выдрин наклонился и вытащил ящик. Двери лифта облегченно закрылись.

– Тебе дама задала вопрос, – сказал усатый и прервался, чтобы отсосать из банки. – Чего ты там спросила?

– Про парикмахерскую, – сказала дама и тоже отсосала.

– Про парикмахерскую. Отвечай.

– Я не парикмахер, – сказал Выдрин.

– А кто? Как тебя звать?

– Саша Выдрин. А вы кто?

Он держал ящик на уровне груди. В уголке лежала проросшая ростками картофелина. И воняла. Выдрин представил, как со всей дури опускает ящик на голову усатого. Потом бьет в мошонку губастого. Ударить женщину будет сложно. Но если она на него кинется, он, без всякого сомнения, даст ей кулаком в глаз. Впрочем, драться он умел лишь в фантазиях.

– Я Миша, – сказал усатый.

– А я Юра, – сказал губастый.

– Ксюша, – подала голос женщина.

– Пива хочешь?

– Мы в гостях у Андрейки. Знаешь Андрейку? Хочешь зайти?

Выдрин и сам не понял, как оказался в провонявшей кислятиной квартире. Андрейка сидел за кухонным столом, уронив голову на грудь, и храпел. Позвякивали пустые бутылки. Они стояли повсюду, напоминая терракотовое войско. Лицо квартирного хозяина было Выдрину знакомо. Несколько дней назад он пытался стрельнуть мелочи на выходе из магазина. Усатый Миша наклонился к уху Андрейки и проорал:

– Была команда поднять нары!

Тот подкинулся, ошалело огляделся и тут же сел, тихо матюгнувшись.

– Андрюха, ты Сашку Выдрина знаешь? – спросил Юра.

– Не, – ответил тот. – Мать лежит?

– Телевизор смотрит. Я ей чаю сделала, – сказала Ксюша.

Она стояла сзади. И вдруг погладила Выдрина по пояснице:

– Сашка – парикмахер. Санек, водка кончилась. Выпей пива, а?

– Спасибо, – сказал Выдрин и почувствовал, как сдавило горло. – Устал я. Домой надо.

– На лифте поедешь теперь.

– Ну присядь, посиди, покурим.

Выдрин сделал короткий шажок к столу, но сесть на липкую табуретку не решился. Юра сунул ему сигарету. И Выдрин выкурил ее, не затягиваясь, шмыгая носом и неловко улыбаясь. Ксюша уже обнимала его за талию.

– А ты чего такой унылый, братишка? – спросил Юра.

– Кота у меня арестовали, – ответил Выдрин.

– Менты?

– Ну вроде как. Какое-то управление «Ч».

– В отказ пусть идет, – сказал Андрейка. – Хер они чего докажут.

– Есть человек, может посидеть за твоего пацана, – сказал Миша. – Можно обсудить. Сроки там и прочее. Пятьсот косарей аванс.

– А что за человек? – спросил Выдрин.

– Я, – ответил Миша. – Деньги есть?

– Столько нет.

А сам уже зачем-то представил, как приходит к маме и просит отдать гробовые, чтобы Мишу посадили вместо кота. Выдрин фыркнул, так что из носа немножко брызнуло. На него посмотрели и захохотали. Ксюша гладила его по животу и сопела в ухо, уткнувшись подбородком в плечо.

– Подумай, верное предложение, – сказал Миша. А потом взял пустую банку и расплющил о голову.

– Идем, – сказала Ксюша. – Я провожу.

Они вышли. Выдрин не стал вызывать лифт. Его квартира была двумя этажами выше. Ксюша поднялась с ним. Он впустил ее.

– Так ты парикмахер или нет? – спросила она.

– Я учитель рисования, – сказал Выдрин.

– В нашей школе?

– Да.

– Точно! Я смотрю, лицо знакомое. Моя дочь у тебя учится.

– Ника? – спросил Выдрин.

– Нет, Катя. Катя Левченко.

– А, пятый «бэ»?

– «Бэ», – повторила Ксюша и вдруг прижала его к стене. – Бэ, еще какое бэ.

Она была симпатичная, несмотря на пьянство. Глаза живые. И волосы густые. Руки тонкие, белые и длиннопалые, а не распухшие и красные, как у мертвеца.

– Не бойся, – сказала Ксюша, глядя в упор и дыша перегаром.

– А если я женат? – спросил Выдрин.

Она захохотала:

– Можно твою жену с моим мужем познакомить. У тебя есть выпить?

– Нет. Хочешь чаю?

Она скорчила гримасу:

– Чаю я захочу через недельку примерно. Ладно, пойду тогда.

Выдрину стало вдруг страшно, что она уйдет и оставит его одного.

– Останься, – сказал он тихо.

– Остаться?

– Ну да.

– А зачем?

Она игралась, дразнила его.

Выдрин пожал плечами:

– Так, посидим немножко.

– А полежать не хочешь?

– Не знаю, – растерялся он. – Можно просто полежать. Кино посмотреть.

– Выпить хочется, – сказала Ксюша. – Эти все вылакали.

– У меня и правда нет, – сказал Выдрин.

– Я могу сходить быстренько. А?

– Сходи.

Ксюша ждала и смотрела на него насмешливо.

– Ах да! – догадался он и принес банковскую карту.

– Живем! – обрадовалась она. – Не скучай, я быстро.

И тут же вышла за дверь. Выдрин немного постоял и решил подождать ее возвращения в комнате. Он подумал, что если она не вернется, то просто заблокирует карту через приложение. И еще подумал, что надо завести вторую карту, для подобных случаев. Держать там небольшую сумму. А потом он вспомнил, что телефон разбит и доступа к приложению у него нет. Пока он доберется до банка, Ксюша успеет накормить и напоить всех своих знакомых колдырей.

«Плевать. На все плевать», – подумал Выдрин, но сразу понял, что сам себя обманывает.

Чтобы чем-то заняться, он стащил с кровати постельное белье, скомкал и бросил в угол. Ложиться на него после Олега Львовича Выдрин брезговал. Затем он отнес белье в кладовку и положил на стиральную машину. Постоял, ни о чем не думая, и сунул белье внутрь. Включил, установил режим стирки. Тихо и приятно зашумела вода. Он опустился на корточки и стал смотреть, как вращается барабан. Это гипнотизировало. Выдрин опять чувствовал сильную сонливость и не мог ее побороть. Теперь ему по-настоящему стало на все плевать. Глаза закрылись. Он повалился на бок и моментально очнулся.

В этот момент в квартиру вошла Ксюша с пакетом.

– Я вернулась, – сказала она. – А ты думал, сбегу?

– Нет, не думал.

– А чего ты на полу?

Выдрин встал. Ксюша вернула карту и показала содержимое пакета. Там лежали несколько бутылок шампанского, пара шоколадок и пачка сигарет.

– Где сядем? – спросила Ксюша.

– Можно на кухне, можно в комнате.

– Я люблю в комнате.

Там она устроилась полулежа на кровати и вытянула тощие ноги. Выдрин возился с бутылкой, пытаясь извлечь пробку как можно тише.

– Врешь ты, – сказала Ксюша. – Нет у тебя жены.

– Ушла, – ответил Выдрин.

– Один живешь?

– Да. Был кот. А теперь нет.

– Сбежал?

– Забрали.

– За долги, что ли?

– Нет. Говорят, он преступник.

– Он же кот.

– Да. Но это ничего не меняет.

Он вытащил пробку. Абсолютно бесшумно. Ксюша поаплодировала, забрала бутылку и присосалась.

– Мяу, – сказала она. – Себе тоже открой.

– Не хочется что-то, – ответил Выдрин.

– Я что, одна буду пить?

– Ну ладно, немножко.

Он открыл вторую бутылку и устроился рядом с Ксюшей.

– Эх, налей посошок да зашей мой мешок, – довольно красиво пропела она, глядя ему в глаза. Стала вдруг серьезной, отпила и спросила: – Ну а ты чего? Пей.

Выдрин отпил, захлебнулся пеной, закашлялся. Немножко вытекло через нос. Он утерся.

– Я люблю шампанское, – сказала Ксюша. – Так бы и пила его все время.

Она быстро опустошила всю бутылку. Выдрин и половины не успел выпить. Достала сигареты, прикурила две и одну отдала ему. Он осторожно втянул дым и снова закашлялся.

– Я тебя научу любить жизнь, – засмеялась Ксюша. – Запей.

Он запил большим глотком.

– Затянись.

Он затянулся.

– Подержи.

Он подержал.

– Выдыхай.

Он выдохнул. И голова поплыла к потолку. В приятной и веселой полудреме, будто издалека, Выдрин смотрел, как Ксюша расстегивает ему штаны.

– Меня мутит немного, я рукой, хорошо? – сказала она.

– Да, – тяжело дыша, ответил Выдрин.

У нее были прохладные, мягкие пальцы. И нежная, но плотная хватка. Она несколько раз меняла руку. Потом остановилась. Хотя Выдрин был близок. Но просить продолжить он постеснялся.

– Открой еще бутылку, – сказала Ксюша.

Выдрин застегнулся, содрал с горлышка фольгу и открутил проволоку с пробки. В этот раз тихо открыть не получилось. Пробка выскочила с сильным хлопком, полилась пена.

– Ай, – крикнула Ксюша и накрыла горлышко ртом. Выдрин растерянно погладил ее затылок.

– Слушай, – сказала она, оторвавшись. – А кто тебе в лоб закатал?

Он пожал плечами. Она тронула шишку.

– Сам ударился, – ответил Выдрин.

– Надо ложку приложить.

– Да плевать.

Она хотела еще что-то сказать, но ее перебила зазвучавшая вдруг неведомо откуда песня. Ксюша замерла с приоткрытым ртом. И Выдрин тоже застыл. Играл старый военный марш на немецком языке.

– Что это? – спросила Ксюша.

Это доносилось из-под кровати: «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren…»

Выдрин встал на четвереньки и достал айфон.

– Саша, ты что, фашист? – Ксюша слегка пританцовывала.

– Что ты! Я такое не слушаю. Это не мой телефон вообще.

– Тогда не отвечай. Пусть играет.

– А вдруг это жена? – сказал Выдрин.

– Ты же сказал, она ушла.

– Не моя, его. – Выдрин кивнул на айфон.

Прищурился, сфокусировал пьяные глаза и прочитал:

– «Рама». Что за Рама?

– Может, Саша?

– Написано «Рама».

– Может, мама?

– Рама, смотри.

Он показал Ксюше экран.

– У меня была знакомая, ее звали Говеха. Ну правда, такое имя было.

Выдрин приложил к губам палец и принял вызов.

– Але, я вас слушаю, – быстро сказал он и сжал губы.

– Олег Львович, началось! – ответил мужской голос. – Слышите?

– Да, а что началось?

– Выбросы! Выбросы у меня начались! Я не знаю, как к этому относиться.

Ксюша подалась вперед и жарко прошептала:

– Включи громкую связь.

– Не могу это остановить. А надо ли? Я чувствую страх и восторг. И то и другое. В одинаковых пропорциях.

– Та-ак, – сказал Выдрин.

– Мне лечь, может быть?

– А что вы сейчас делаете?

– Вишу вниз головой.

Выдрин медленно пожал плечами.

– Але, вы слышите, Олег Львович?

– Дай-ка сюда, – сказала Ксюша и отобрала телефон. – Хэллоу, – сказала она. – Ась? Нет, это не Львович. Ты голос, что ли, не слышишь? Кто? Изабелла Росселлини, блин. А-ха-ха-ха!

Она вдруг вскочила и выбежала из комнаты. Голос ее доносился из прихожей. Выдрин развалился на кровати с бутылкой шампанского. Вытряхнул сигарету из пачки. Но зажигалку не нашел. И просто жевал фильтр, пока не отгрыз. Ксюша вернулась минут через пять. С порога кинула Выдрину айфон, но он лишь раздраженно увернулся. Телефон упал на кровать.

– Ну ты чего надулся? – спросила Ксюша и повалилась рядом. – Нормальный мужик, я с ним поговорила. Помогла ему с выбросами. Его и правда Рама зовут. В гости меня пригласил.

– Пойдешь? – спросил Выдрин.

– Он в Москве живет.

– А если бы у нас, пошла бы?

Ксюша посмотрела на него:

– Ты чего вообще?

«Действительно, чего это я», – подумал Выдрин.

И попытался ее поцеловать. Она оттолкнула:

– Налакался? Нежностей захотелось?

Он отвернулся и стал смотреть в стену. Услышал шуршание сигаретной пачки. Потом чиркнула зажигалка.

– Ну чего ты как индюк? – Ксюша ткнула его в бок. – Иди сюда.

Выдрин повернулся. Она прилепилась губами к губам и резко выдула ему в глотку табачный дым. Он подскочил, схватился за горло, остервенело кашляя и обливаясь слезами. Ксюша хохотала, дрыгая ногами. Затем остановилась и задрала юбку: