Текст книги "Свора девчонок"

– Это уже тот лес? – спросила я.

– Это не лес, это доски, – ответила Бея. – Сосны. Они растут тут, чтобы из них что-нибудь сделать. Полки, например. И поставить на них книги про лес.

Она замолчала, давая понять, что говорить больше не о чем.

Аннушка была немного разговорчивее.

– Это промышленные лесопосадки. Нужный нам лес скоро будет.

– А как мы поступим с машиной, когда приедем? – поинтересовалась я.

– Антония тоже об этом все время спрашивала, – отозвалась Бея.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло, и решение загадки упало в лунку: Антония нервировала постоянными вопросами, и поэтому Бея позвала сесть вперед самую тихую из нас. Меня. Я не произнесла больше ни слова и даже немного поспала.

Когда я проснулась, мы все еще ехали.

У Аннушки на коленях лежала карта.

– После этой деревни будет Шнаррбах, потом нужно свернуть направо, на Вольфсгетрой.

Пейзаж за окном изменился. Тощих сосен больше не было. Появились небольшие холмы. Вокруг – лоскутные одеяла полей: зеленые, желтые, коричневые заплаты.

Бея напряженно смотрела на дорогу. Под мышками у нее расплылись пятна пота. Кажется, от нее даже пахло. Запах пота для меня – это такая взрослая штука. Из-за стресса и всякого в этом роде. Из-за всех этих вздохов. И сопений. Моя мать как-то расплакалась, потому что к утру, когда надо было уезжать в отпуск, у нее не высохли джинсы…

Мы проехали через деревеньку, где практически все было из желтого кирпича. На выезде стоял знак, сообщавший, что это Дюррер Грунд, Тощие Земли. Сразу за ним гнил огромный дом – что-то индустриальное, теперь заброшенное. Кусок колючей проволоки. Участок леса. За ним – долина. Маленький трактор и маленький человечек с граблями. Совсем крошечная черная собака, лежащая недалеко от трактора в одной из борозд вспаханного поля…

Вот-вот зазвучит песенка с рекламой сгущенки. Или будут приглашать вступить в церковь. В сгущенную церковь… Черт, как же тут красиво!

Вдруг сзади в фургоне послышался галдеж. Собачий лай и беспорядочные крики. Визг. Скрежет. Кто-то замолотил, как сумасшедший, в стенку за нашими спинами.

Бея свернула на гравийную дорожку перед какой-то фермой.

– Сидите! Сейчас дальше поедем! – Она выпрыгнула из машины.

Сзади визжало животное.

Задняя дверь распахнулась. Стало еще громче и истеричнее.

И вдруг все затихло.

Черт, что там такое? Я представляла себе тысячу вариантов, но ни один не казался правдоподобным. Возможно, кого-то укусила собака. Но как? Они же все в клетках? Я взглянула на Аннушку: она как зачарованная смотрела в зеркало заднего вида, прикрывая себе рот руками.

– Возвращается, – сказала она себе в ладони. Я услышала быстрые шаги по гравию. Перед тем как залезть в машину, Бея помахала в сторону фермы. За забором стояла пожилая женщина. Она радостно замахала в ответ. Если бы не морщины, она могла бы сойти за крупного ребенка в пестром платье. Женщина просто стояла, держа в одной руке желтую миску. Платье оказалось передником.

– Номер она точно не запомнит, – сказала Бея, заводя мотор. – Куда теперь?

Аннушка старалась говорить как GPS-навигатор. Двигайтесь прямо до следующей развилки. Там держитесь правее. И так далее…

Я разозлилась. Что это за фигня? Что там сзади случилось?

Бея явно говорить об этом не хотела. Это было несправедливо: все остальные девочки ведь знали, что там произошло! И тут Аннушка объявила:

– Плотина Вольфсгетрой. Вы у цели.

Часть вторая
Лес

Мы были в еловом лесу. Вокруг нас – длинные стволы, высоко вверху – кроны. Это похоже скорее на колоннаду, чем на густой лес из сказки. Зато внизу растительность плотная – папоротники и всякое такое. Местами – островки кустов в полдевочки ростом. Присядешь – лес накроет тебя с головой.

Зелень какая-то невероятная! Хрустяще-ярко-зеленая и сыроватая. Кажется, даже светится.

– Не-ет! – прошептала я, узнав об этом. – Не может быть!

– Может. Именно так и было. – Рика помешивала суп – гуляш с макаронами из банки.

– Еще раз для тупых, – тихо сказала я. – Значит, так: она хотела осмотреть травмы у этих двух псов и выпустила их из клеток, потом маленькая коричневая собака укусила большую, а потом она повалила маленькую на пол и укусила ее за горло?

– Не-е, она черного укусила. Большого. И если бы мы не заорали, она бы его до смерти загрызла. Это – правда.

Я посмотрела на Фрайгунду. Она сидела немного поодаль, все собаки были около нее. Она запретила нам подходить. У нее был вид человека, который прекрасно знает, что делает. Мы бы просто погладили собак, ну покормили, наверное. А Фрайгунда сидела около них и, казалось, гипнотизировала пространство.

У всех собак на шеях были оранжевые веревки, которые она нарезала на парковке у заправки. При ходьбе веревки волочились по земле. Иногда кто-нибудь из собак за что-то цеплялся и глупо озирался. Буксирные тросы, сказала Фрайгунда. С ними они будут на свободе, но под контролем.

– Может, она захотела съесть этого пса и поэтому укусила. Средневековые-то люди наверняка собак едят, – прошептала Рика и улыбнулась. Она попеременно ставила на газовую горелку четыре котелка и помешивала их содержимое палочкой. Большого котелка у нас не было – только семь наборов походной посуды, состоящих из сковородок, маленьких котелков, котелков средних размеров и тонкостенных железных мисок с ручкой.

Рика стукнула палочкой-мешалкой по одному из котелков. Услышав этот чуждый лесу звук, все сразу поймут, что еда готова.

Бея и Аннушка суетились около машины – старались ее замаскировать.

Антония и Иветта сидели на корточках совсем недалеко от нас, собирали чернику в два маленьких котелка.

В просвете между деревьями с левой стороны виднелось небо и озеро. Водохранилище Вольфсгетрой. Посреди леса земля вдруг круто уходила вниз. Может, там и скалы есть. Вот бы сбегать туда и посмотреть… Вообще-то в тот момент у меня еще было ощущение, что приключения в любую секунду могут закончиться. А мне хотелось успеть хотя бы разок искупаться в озере. На въезде в лес мы встретили двух человек с корзинками. Они, наверное, за грибами ходили, или за черникой, или что там еще в этом лесу есть. Они отошли на обочину, пропустив нас.

Бея направляла фургон все глубже в лес по заросшей травой дорожке. Ехала она медленно, но все равно трясло еще так! Иногда мы ныряли в глубокие лужи и машина сильно накренялась. Наконец Бея свернула с заросшей дороги и проехала еще немного, петляя между деревьями.

Оттуда, где сидели мы с Рикой, машины уже было не видно. Девчонки натаскали веток и листьев и навалили на нее папоротников и травы. Под ними скрылась надпись «Собачий случай», но белая краска местами еще просвечивала. На две недели можно и так оставить, подумала я. Если, конечно, у нас будет две недели.

К нам потихоньку стали подходить девчонки. Только Фрайгунда осталась сидеть поодаль.

Мы ей помахали.

Она нас проигнорировала, будто мы пугала, у которых руки зашевелились от ветра.

– Надо ее прогнать, – сказала Иветта, когда мы все уселись вокруг газовой горелки, – она мою собаку покусала.

– Тогда твоего пса тоже придется прогнать, потому что он другую собаку покусал. – Антония была очень взволнована.

– Да, но он же пес. А она чокнутая! Если она с нами останется, может запросто у кого-нибудь из нас ночью всю кровь высосать.

Бея встала и пошла к Фрайгунде. Собака, с которой Фрайгунда разговаривала, по-кошачьи выгнула спину и отбежала в сторону. Оранжевая бельевая веревка потянулась за ней.

Бея подняла руки и стала делать жесты в сторону земли.

Маленькая собачка истерично залаяла и закрутилась на месте, пытаясь схватить воздух острыми зубами. Какой-то обезумевший пес-щелкунчик! При этом она злобно морщила морду, складка на складке. Фрайгунда, сгорбившись, двинулась на Бею и за плечи отвернула ее от собаки. Уж Бея-то точно не из тех, кто каждому позволит трогать себя и направлять! Когда обе встали спиной к лающей собаке, та тут же успокоилась: облизнулась, чихнула, легла и снова стала похожа на маленькую комнатную собачку. Не хватало только банта и кулона с сердечком!

Бея немного поговорила с Фрайгундой и одна вернулась к нам.

– Она хочет заниматься собаками. Нужно принести ей миску супа. И никому нельзя подходить слишком близко к этому брехуну. Его зовут Демон. Она говорит, он единственный, кто опасен.

Едва Иветта открыла рот, ее тут же остановил поднятый палец Беи:

– Нет, его мы прогонять не будем.

– Я хотела сказать, надо убить, – попыталась возразить Иветта.

– Я тоже было подумала, что надо убить. Но, знаешь, потом мне пришло в голову: Иветта еще так молода, она еще может измениться. Стоит дать ей шанс.

– Вы бесите! – сказала Антония. А потом встала и понесла суп Фрайгунде. Демон не двинулся с места. Когда Антония вернулась, ее лицо освещала широчайшая в мире улыбка.

– Фу! Это же ненормально! – взвизгнула Иветта, показывая руками в сторону Фрайгунды. Та на четвереньках и с куском мяса, торчащим изо рта, двинулась к придурочному Демону.

– Она же тронулась. Вы только посмотрите! Посмотрите! Меня сейчас стошнит! – визжала Иветта.

– Да видим мы, господи! – сказала Антония своим детским голоском.

Мы все прыснули.

И в этот момент меня настигло счастье! Оно ведь всегда летает вокруг, носится, как неизвестный науке атом, между людьми. И вот сейчас оно попало в меня. Где-то рядом репетировала свою песню одна-единственная птичка – попела чуть-чуть, снова начала с самого начала, допела до того же места и снова с начала. Пахло ржавой водой, свежей травой и гуляшом из банки.

После еды Фрайгунда подошла к нам.

– Каждой нужна правильная собака, – сказала она. – Иначе мира нам не видать. Собакам нужен главный, людям – тоже. Руководить людьми должен главный той собаки, которая главная у собак.

– Э-э? – не поняла Антония.

Рика захихикала у меня за спиной.

– Я хочу черного! – заявила Иветта. – Цак – мой. Я уже давно говорила. Он мой!

Фрайгунда кивнула.

– Значит, я – главная?!

Фрайгунда покачала головой.

– Твой пес не создан быть вожаком. Его все терпеть не могут. Вы друг другу подходите.

Черты Иветты стали острее, чем обычно:

– Эй, это звучит как самая идиотская фраза из печенья с предсказаниями!

Странно, но в этот момент она мне нравилась. Или просто стало ее жалко.

Неудивительно, что альфа-самец достался Бее. Звали его Чероки. Большой, спокойный парень. Бурый с черными полосами. Это называется «тигровый окрас», как я потом узнала. Уши у него стояли, перегибаясь где-то посредине, поэтому кончики смотрели вниз.

Следующей Фрайгунда показала на Рику и на Буги, которая грызла шишку. Это была рыжая с белым брюхом, пушистым хвостом и глазками-щелочками собака. Она напоминала выцветшую лису, сделанную из толстого картона: уши торчком, голова треугольная, туловище угловатое, как коробка, а под ним – крепкие ноги. Рика встала и пошла к своей собаке. Буги тут же запрыгала вокруг нее, как резиновая игрушка. Из улыбающейся пасти розовым карнавальным галстуком свешивался язык.

Оставалось еще четыре девочки и только три собаки. Одна большая и две маленькие.

Хозяина не было и у брехуна Демона, но я предположила, что Фрайгунда сама будет о нем заботиться.

Две другие собаки были полными противоположностями. Во-первых, Вуван, метис терьера, на чьей клетке я сидела в машине. Сейчас, высохнув, он стал вполне симпатичной небольшой собачкой. Как только кто-нибудь смотрел в его сторону, он сразу начинал вилять хвостом. Второго звали Кайтек. Он громко дышал и был очень слаб, даже уши не поднимал – чем-то напоминал старую летучую мышь.

Старик достался мне – с ним будет несложно. То, что мне и нужно.

Наконец Фрайгунда определила хозяек для Вувана:

– Антония, Аннушка, это ваш!

– Спасибо, я не хочу собаку, – сказала Аннушка и потянула за одну из трех ниток бус Инкен – они все еще были на ней.

Фрайгунда недоверчиво посмотрела на Аннушку. Не хотеть собаку – такого она понять не могла.

Кайтек.

Звучит и старомодно, и в то же время современно. Так мог бы называться тонкий скребок для шкуры буйвола или приспособление для защиты палатки от сильного дождя. И вот, не пройдет и двух сотен лет, и фирма – производитель походного снаряжения назовет этим старым индейским словом линейку товаров для альпинистов. Скальные туфли Kajtek.

– Привет, Кайтек! – сказала я псу. Он обрадовался. Но не слишком. Я погладила его по спине. Морда у него была серая, шерсть на теле – коричневая, лохматая, на кончиках шерстинки черные, как будто отросли крашеные волосы. – Меня зовут Шарлотта!

Уши у него торчали в стороны. Наверняка в молодости он мог на них летать. А сейчас, казалось, они даже не очень-то слышали. Я положила руку ему на голову. Между ушами под шерстью нащупала какую-то выпуклость. Мой указательный палец поехал по ней вниз. Она шла до затылка. Кайтек быстро взглянул на меня, но либо счел, что во мне нет ничего интересного, либо просто видел плохо. Над черными зрачками у него была какая-то белесая пелена – два родника, над которыми стоит туман. Он снова положил голову на лапы. Пока он так лежал, его большой и круглый, как розетка, нос постоянно вздымался. Он принюхивался куда-то за угол, вперед и вверх. Этот нос, словно самостоятельный зверь с хоботом, прогуливался по лесу, пока сам пес спокойно лежал в траве. Причин вставать не было. Он и так все знал.

А я вот ничего не знала.

Что из всего этого получится?

Что станет с толпой девчонок в лесу?

Ну, лично я не то чтобы была большой обжорой, но с удовольствием бы опять что-нибудь съела. Вот у бабушки десерт бывает всегда. Мне вдруг страшно захотелось сладкого пирога! Но момент, чтобы заговаривать о выпечке, был неподходящий.

Сейчас у нас были совсем другие темы.

Бея свистнула. Мы все пошли к ней – по зелени под ногами, между коричневым слева и справа, под синью наверху. Собаки начали потягиваться, толкаться и отряхиваться – производили непривычные для меня звуки. Я только потом научилась их понимать, а тогда они были для меня вроде слов на чужом языке или названия вещей, которых я в жизни не видела.

– Ты сможешь найти туннель в темноте? – спросила Бея у Аннушки.

Та ненадолго закрыла глаза, снова открыла и медленно кивнула.

– В этом участке леса много глубоких ям от старых шахт. В темноте может быть опасно. Я считаю, это плохая идея.

Бея положила руку на голову Чероки, вместе они классно выглядели. Бея – вообще как королева!

– Все, что опасно в темноте, при свете тоже опасно. Мы вселимся в туннель этой же ночью.

От предчувствия приключений на меня напала дрожь – поползла вверх по ногам, рукам, наконец добралась до сердца: оно раздулось, и всё в нем понеслось галопом. От страха перед этим громким галопом сердце тут же сжалось. И, став таким маленьким, наверное, подумало, что нужно все-таки немножко подрасти, а то весь галоп внутрь не помещается, – так что оно снова расширилось до гигантских размеров. А потом, испугавшись собственной величины, опять съежилось. У меня перехватило дыхание, хотя я просто спокойно сидела. Кайтек смотрел на меня.

– А до этого у нас есть время организовать кое-что для нашего быта. Вы вдвоем остаетесь в лагере. – Бея указала на меня и Фрайгунду.

Так что для меня приключения пока отменялись.

– Собаки остаются с вами. Аннушка сказала, напротив плотины есть турбаза. Сходим туда, посмотрим, нельзя ли там чего-нибудь раздобыть.

Она что, считает, что мы вроде человечков в компьютерной игре, и стройных можно отправить сражаться, а толстых оставить дома, чтобы они поддерживали огонь? Но на нас же мышкой не кликнешь! Я ждала возражений, но даже вечно несогласная Иветта молчала.

– Вас никто не видит! – Тогда Бея сказала это впервые. И мне это сразу понравилось: приказ и охранное заклинание одновременно.

Девчонки взяли с собой кое-что из вещей, повязали куртки на пояс и двинулись в путь. Стоял волнующий шум сборов. Собаки встряхнулись и замахали хвостами.

– Нет! – сказала им Фрайгунда и показала, куда лечь.

Потом наступила тишина.

Собаки дремали.

«Остаетесь в лагере» звучало как «сидите и не чирикайте».

Фрайгунда предложила потренировать собак на послушание. С чутьем у меня и правда не очень, раз я подумала, что это может быть забавно. Фрайгунда обследовала все рюкзаки в поисках еды. Уже это мне совсем не понравилось. Едва я попыталась возразить, Фрайгунда прорычала, что всю ответственность берет на себя.

– Я скажу им, что ты до последнего защищала рюкзаки.

Когда мы нашли съестное (несколько арахисовых батончиков в рюкзаке у Аннушки), Фрайгунда распаковала пять батончиков и положила по одному перед каждой собакой – они не должны были эти батончики трогать.

– Лежать! – скомандовала Фрайгунда.

Вуван заерзал на месте, словно тесто, решившее поместить само себя.

Буги подняла голову, опустила, снова подняла.

Кайтеку, казалось, ничего не стоило лежать перед едой хоть часами. Он принюхивался к ней какое-то время, пока не насытился запахом.

Цак замер как готовый к бою солдат. Ему тренировать дисциплину было не нужно.

Демон в упражнении не участвовал.

– Ему сначала нужно развить доверие, – объяснила Фрайгунда.

Едва я открыла рот, как она стала мне выговаривать:

– Ты не можешь судить. Многие из на первый взгляд гадких поступков на самом деле самые нужные. Надо учиться отличать.

Буги зевнула и жалобно заскулила от нетерпения. Прямо душераздирающе…

Чероки был совершенно спокоен. Даже задремал.

Нет в мире лучшего снотворного, чем спящая собака. Собаки спят с полной самоотдачей. Они делают это так, будто спать можно яростно.

Сонливости добавляли короткие монотонные песенки трех-четырех птах, по-летнему лениво чирикавших неподалеку от нас.

Я немного подремала, а потом вернулись девчонки. С грузом.

Если я все поняла правильно, трое из них залезли в здание турбазы «Тройшгрюнхаус», что недалеко от местечка Айквальд. Внутри никого не оказалось, не пришлось даже прятаться. На кухне девчонки нашли хлеб, в одном из шкафов в коридоре – постельное белье. Они набили целую наволочку хлебом – серым в целлофане и рыхлым белым для тостов. Еще прихватили коричневые пледы и большую кастрюлю. А кроме того, пару простынь в качестве перевязочного материала, десять огурцов и маленький топорик. Все это они завязали в один из пледов и повесили узел на толстую ветку, которую несли на плечах Иветта с Рикой. Я представила, как на обратном пути они напевают что-то бессмысленно-ободряющее, какие-нибудь гласные. Так разбойницы возвращались к тому месту, где их ждали хранительница очага Фрайгунда, хранительница очага Чарли и все собаки.

Я бы не расстраивалась из-за этого воровства, если бы сама в нем участвовала. Ведь тогда это было бы наше воровство. А так это была только их кража.

Но мне все равно хотелось, чтобы было «мы». Да и что я могла хотеть как «я»? Поехать домой? Пойти в противоположном направлении? Сейчас, когда темнеет? Чтобы навсегда, на веки вечные и еще на дольше запомнить, что я дурында трусливая? Если полжизни торчишь на пустой остановке посреди ничего и вдруг появляется автобус, то нужно в него садиться. И неважно, куда он едет.

Стоял прохладный вечер, в деревьях у нас над головами шелестел свежий ветер.

Мы вставили батарейки в фонарики. Разорвали простыню на узкие полосы и привязали все, что можно, к рюкзакам. Котелки – так, чтобы не гремели.

– Приведи ее сюда, пожалуйста, – сказала мне Бея, показывая на Аннушку, которая стояла согнувшись у тропинки. На шее у нее покачивались бусы Инкен. Когда она их наконец снимет? И что она там делает?

Аннушка в сгущающихся сумерках лихорадочно что-то высматривала на земле. И при этом отходила все дальше.

Я пошла за ней, в серо-зеленый лес. Он явно жаждал наброситься на меня и спереди, и сзади. Я это чувствовала. У этого леса намерения были совсем другие, чем у того, что был вокруг лагеря. Лесу все-таки что-то от нас нужно, подумала я.

– Что ты там делаешь?

– Черт! Не пугай меня!

– Я не хотела.

– Я ищу валериану. Она отгоняет черта и его приспешников. Чтобы появлялись только неопасные духи.

– Угу, – хмыкнула я. С тем же успехом она могла сказать, что здешние пауки говорят по-испански.

– О, полынь! – радостно воскликнула Аннушка. – Отлично! Она очищает кровь и отгоняет ведьм. Еще бы дягиля! Хотя тут наверняка только ложный растет. А настоящий помогает от демонов.

– Тогда нужно обязательно искать дальше и дать немного Фрайгунде.

Она кокетливо засмеялась, и щеки у нее стали еще круглее.

Мы пошли обратно к остальным.

Нас начали расспрашивать, что делала Аннушка. Про демонов и чертей она умолчала. Сказала только о чем-то «противовоспалительном» для моей руки.

И действительно ею занялась: сняла повязку, промыла рану, положила на нее лист и снова перевязала.

– Через два дня все заживет. Полынь отлично помогает. – Она ободряюще мне кивнула.

Мы закончили перепаковываться до наступления сумерек.

Комары были чрезвычайно рады такой толпе тонкокожих медленных животных.

Собак мы покормили бутербродами с ливерной колбасой. Фрайгунда дала на это согласие с условием, что больше такого не повторится.

– Ну что, выдвигаемся? – спросила Бея.

И мы пошли.

Фонарики мы не включали. Это только кажется, что с фонариком лучше видно. На самом деле с ним видно только маленький конус пространства, который выхватывает луч света.

Луна практически не освещала ночной лес. Ее свет чуть пробивался сквозь кроны деревьев.

Собак мы привязали оранжевыми веревками к поясам. Каждого пса – к его девочке. Они бежали рядом и были куда спокойнее нас. В темноте они лучше видели и слышали, а уж об их чутье и говорить нечего. Кроме Вувана – он ничего не слышал. И Кайтека, который – к тому моменту я была в этом уверена – воспринимал исключительно движения. Волновался только Демон. Чуть не лопался от напряжения, пару раз даже кричал – лаем назвать это было нельзя. И каждый раз у меня замирало сердце. В том числе потому, что я не знала, что делает Фрайгунда, так низко и раскатисто рыча в ответ. Если Демон будет продолжать в том же духе, она, наверное, его просто придушит, а потом заявит, что это было необходимо.

Аннушка объяснила, куда идти. На этой стороне дороги оставаться нельзя, сказала она, потому что так мы скоро выйдем в хорошо просматривающуюся песчаную лощину. Прямо рядом с ней – полого спускающаяся просека с молодыми деревьями. А сверху там охотничья вышка, с которой видно всю округу.

Мы продирались вперед, хрустя ветками. Недалеко шумела дорога – как дождь, который то включают, то выключают.

Лес постоянно менялся. Пахло свежестью и сухой древесной корой, иногда – старыми грибами, иногда – молодыми растениями. Каждые десять шагов мы останавливались, прислушивались. В лесу стояла оглушительная тишина. Она поглощала все мелкие шумы. Такая похрустывающая, потрескивающая тишина. Когда мы останавливались, я чувствовала, как кровь стучит у меня в висках. Впереди, сзади, сбоку – чье-то дыхание. У моей ноги пыхтел Кайтек. Примерно через полчаса его пыхтение изменилось. Он разогрелся. Остановки мешали ему больше, чем движение, выбивая из ритма. Позже я не понимала, как Кайтек смог преодолеть такое расстояние. Но – что ему оставалось делать? Он хотел быть частью стаи, так же как и я. Я то и дело поглаживала его по треугольной голове.

Не меньше двадцати минут мы шли по лугу с высокой травой. Стебли почти по пояс. Мы продирались по диагонали, в сторону черной стены. К густому лесу.

– Нам нужно туда? – прошептала Антония. – Но как?

Если представить этот лес в виде предмета, мы оказались на его внешней стороне.

Аннушка тихо сказала, что можно поднырнуть. Под самыми нижними ветками елок. Она подняла две ветки и проскользнула в лес. Мы последовали за ней. Действительно, нижние ветки были чем-то вроде занавеса. Под грузом веточек поменьше и иголок они спускались до самой земли. Ветки повыше лежали на нижних, и так далее, и так далее… Стоило под ними пролезть – открывалось большое пространство. Темное, хоть глаз выколи.

– Включаем фонарики, – прошептала Бея.

Мы осветили это невероятное место. Стволы стояли очень густо, но внизу у них почти не было веток. Здесь, в недрах леса, деревья боролись друг с другом за свет и пространство для роста. Тощие сухие ветки сетями лежали внизу.

– Светим вниз, – прошипела Бея.

– Извини, – пробормотала я. Мне просто очень захотелось посмотреть, как это выглядит наверху. Одна черная крона дерева переходила в черноту другой. Этот лес выстроил себе крышу, которая лишала его света внизу. Земля была покрыта толстым слоем коричневой еловой хвои, везде шишки. Луч моего фонарика высветил старые коричневые бутылки. Они были меньше и пузатее привычных мне. Рядом еще стеклянная банка, аудиокассета, лампочка, а дальше – огромное множество бутылок.

Девочки двигались осторожно, но собаки на слишком длинных веревках бежали по этим гремящим бутылкам.

Фрайгунда сказала, что так собаки могут порезать лапы. Бея тихо заметила, что шуметь нельзя. Мы подтянули собак к себе.

Под ногами мягко пружинило, но ветки постоянно преграждали нам путь. Продвигались мы очень медленно. Это был бесшумный переход. Лишь иногда чья-то нога задевала бутылку. Я была рада, когда мы наконец-то вынырнули с другой стороны этого леса.

– Выключаем свет! – сказала Бея.

Где-то очень далеко послышался шум машины. Многое было очень далеко.

Туалет.

Кровать.

Инкен…

И все уходило от меня дальше и дальше. Приближался только туннель.

Когда мы остановились в следующий раз, рядом что-то затрещало. Демон хотел было залаять, но Фрайгунда сделала так, что он тут же перестал и только чуть повизгивал. Но скоро все стихло.

За треском последовал свист. Там кто-то был. Совсем рядом.

Мы стояли не двигаясь.

И этот кто-то тоже.

Наконец треск стал удаляться. Ноги. Ботинки. Между нами и этим треском было всего метров десять.

Мне хотелось кричать. Крикнуть, что еще никогда не было так страшно. Ощущения как на американских горках! Такой лес с горками и трамплинами. По ночам надо брать плату за вход. Я едва не лопалась от напряжения, но не издавала ни звука.

Подождав, мы двинулись дальше. Прошли немного в прежнем ритме: делаем десять шагов – прислушиваемся. Когда мы остановились в пятый раз, Аннушка сказала, что туннель уже близко. Она снова предупредила, что искать его в темноте опасно. Лес там по-настоящему коварный – ямы с отвесными стенками и глубокие канавы. Старые шахты рудника уже сотни лет осыпаются, и процесс этот продолжается. В лесу даже стоит несколько щитов с предупреждением о подземных пещерах.

– А может, лучше вообще туда не ходить? – спросила Антония прерывающимся голосом.

– Нам не нужны собаки с поломанными ногами, – сказала Фрайгунда.

Аннушка предложила подойти как можно ближе и провести ночь в питомнике, который находится как раз перед участком леса с шахтами рудника.

– Там забор, но с дорожки через него есть лесенка. Там мы будем в безопасности. Там только маленькие елочки.

– Насколько маленькие? – поинтересовалась Иветта.

Я засмеялась. Иногда у меня появляются очень яркие картинки: я увидела, как мы лежим между крошечными, тоненькими деревцами высотой с траву и сильно из них высовываемся. Мимо идет лесник с биноклем – знаете, такой в фетровой шляпе с кисточкой из барсучьей шерсти. Мы все время шепчем друг другу, что нужно лежать тихо. Лесник смотрит в нашу сторону и говорит: «Хо-хо, да это просто еловый питомник!» Это выглядело так глупо, что я не выдержала и тихо засмеялась.

Рика поинтересовалась, не плачу ли я.

Я помотала головой.

– А-а, ты смеешься.

Я кивнула. Наверное, это сны наяву. Или во мне бродит остаточное возбуждение после недавней встряски, когда в темном лесу что-то затрещало.

– Ну-у, раньше это были маленькие елочки. Но они должны были уже подрасти, – попыталась рассеять наши сомнения Аннушка.

– Как давно ты тут не была? – спросила Иветта.

– Не знаю, лет шесть, семь.

И все, Иветту понесло:

– Класс! Просто класс! Ты не была тут шесть, или восемь, или девять лет. Или вообще никогда. И даже понятия не имеешь, может, этот туннель давно обрушился. Или, может, там лесной пожар был. Например, в прошлом году. А может, там с тех пор балаган открыли.

Тут ко мне вернулся лесник с кисточкой на шляпе – мы все лежим прямо перед кафе с мороженым на земле и шепчем: «Лесник идет! Тише!» Туннель уже стал туристической достопримечательностью, туда подъезжают автобусы, школьники покупают открытки с изображением секретного туннеля. Над входом в туннель написано «Знаменитый секретный туннель».

Я тихо про себя заплакала от смеха.

– Скажи уже, чему ты смеешься, – пихнула меня в бок Рика.

– Если скажу – лопну, – выдавила я из горла, доверху наполненного смехом.

– Тс-с! – шикнула Бея. А потом заключила: – План остается прежним. Пока не выяснится ничего нового, он в силе.

И мы двинулись дальше в сторону елового питомника.

Свою собаку, этого пса по имени Кайтек, мне приходилось уже практически волочь. Его было жалко, и этим он нервировал. Почему именно мне досталась эта старая развалина? Кайтек прислонился к моим ногам. Теплое тело.

– Хм, та-ак, – размышляла Аннушка. – Тут можно немножко срезать.

Какая-то птица зачирикала что-то совершенно неуместное, похоже, утреннюю песню. Мы стояли затаив дыхание. Можно ли услышать воздух? А свет? А луну? Лесу тишина шла. Ему бы стоило носить ее по ночам.

– Будет быстрее, если пойти по учебной тропе рудника. Она, правда, немножко…

Можно ли услышать невысказанные мысли? Услышать, как они скрипят при торможении и охают на поворотах? Можно ли услышать, как подбирают слова? Опасная, нет, скользкая, нет, трудная, нет, особенная, нет, крутая…

– Она… Ну, там надо быть осторожным.

– Это не слишком опасно? – голосок Антонии пробрался во все уши и свернулся там калачиком.

– Не опасно, если соблюдать осторожность, – медленно произнесла Аннушка. – Та-ак, походная обувь есть у всех. И надо будет включить фонарики.

– Хорошо, куда идти? – спросила Бея. У нее походных ботинок не было, но кроме меня об этом никто не знал.

Аннушка включила свой фонарик, и луч света выстрелил между деревьями. Мы направили свои лучи туда же – раз, два, три… пока их не стало семь.

Мы двинулись.

– Ну, пошли, – сказала я Кайтеку. Он тяжело выдохнул и потрусил рядом. Мы свернули в лес. Некоторые конусы света дрожали. У Аннушки рука тоже слегка подергивалась, и это при том, что она лучше всех ориентировалась в этой местности. И если даже ей здесь было страшно, значит, бояться есть чего!

В лесу рельеф резко опускался. Сначала мы шли по растениям – по большим, старательно их топча, и по маленьким, которые покорно пригибались. Потом была тропинка.

– Осторожно! Корни! – предупреждение передавалось по цепочке от первых к последним. Я передала это Бее.