Текст книги "Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым"

10. Межрелигиозный диалог

В 1994 году (год геноцида) Руанда была очень христианизированной страной. Более 80 % населения были христианами, преимущественно католиками. Мы, участники фонда, постоянно спрашивали друг друга: «Если христианство – это религия любви, почему мы не имеем плодов после почти ста лет христианизации? Почему руандийцы в большинстве своём не проявляют Христову любовь?»

Некоторые думают, что методы, применяемые церковью, это не лучшие методы, и что руандийцы, приученные много ходить в церковь, ходят туда без христианской веры, которая еще не совсем укоренилась в нашей стране.

На самом деле, культ всегда привлекает толпы людей в Руанде. Это те же толпы, которые участвуют в расправах во время этнических конфликтов или во время геноцида.

По мнению некоторых участников фонда, в нашей стране не хватает публичных дебатов на эту тему, которые позволили бы нашим людям вместе поразмышлять, что нужно сделать, чтобы христианская вера и братская любовь, идущая от Бога, не оставалась за закрытыми дверьми наших церквей и мечетей, но была на самом деле видна и участвовала в повседневной жизни общества.

В связи с этой проблемой в 2012 году я инициировал межрелигиозный диалог на Национальном телевидении, к которому я пригласил представителей всех религий, существующих в Руанде.

Во время этой захватывающей работы ко мне пришло понимание весьма тревожного религиозного феномена – возникновение и многочисленность современных христианских сект.

В самом деле, после геноцида 1994 года, руандийцы, которые вернулись с РПФ, принесли новые религиозные верования. Среди евангелических протестантов, пришедших из Конго и Бурунди, было несколько самопровозглашенных «апостолов», в то время как другие назывались «пророками».

Они основали собственные церкви и начали рекрутировать адептов, преимущественно из среды неимущих. Бедным они обещали чудо Божье, что вдруг сделает их богатыми, больным они обещали выздоровление, а молодым девушкам они обещали мужей. Это явление развивалось, как бизнес, когда ты даёшь 50000 руандийских франков, а Бог возвращает тебе вдвойне. Только так не бывает. В основном деньги обогащают «апостолов» и их предприятия – и это совсем не те библейские обещания, которыми они могли бы успокоить своих верных последователей – их у них нет, а последователи все инвестируют и инвестируют.

В подобного рода церквях я нахожу что-то дьявольское – чистая и наипростейшая манипуляция сломленными людьми – и всё это именем Бога! Некоторые женщины, пренебрегая счастьем своей семьи, в конце концов расстались со своими мужьями. Люди, которые не знали, что нужно сделать для будущего своих семей, финансировали «апостолов» и «пророков». Это сумасшествие!

Все феномены новых религиозных течений рассматриваются в наших телевизионных эфирах в присутствии паcторов, священников и мусульманских муфтиев, а также с Жераром Нийомугабо, исследователем истории Руанды, прекрасным аналитиком в религиозных, культурных и исторических вопросах.

11. Как оскудела моя духовная жизнь

С той поры, как я вернулся в Руанду ради артистической деятельности и участия в движении за Мир и Примирение, я постоянно чувствовал некоторую неловкость из-за недостаточного развития моей духовной жизни, из-за неудовлетворенности ею. Когда я приходил на мессу в воскресенье, я не мог молиться по нескольким причинам.

Во-первых, я считал, что руандийские мессы становились все более и более похожими на спектакли, вместо того, чтобы быть моментом близости к Богу. Хор доминировал, и я находил, что некоторая музыка не очень хорошо подходила для евхаристической литургии. Когда я сравнивал мои молитвы во время евхаристических празднований в Европе с такими же в Руанде, я обнаруживал, что это два полностью противоположных мира.

Когда я аккомпанировал как органист или приходил как простой верующий, месса в Европе, такая же короткая, как и здесь, всегда была для меня временем, в которое было возможно созерцание Бога и общение с Ним. У молитвы был вкус. У вас не было ощущения, что вы разговариваете со стеной, вы чувствовали, что кто-то вас слушает и любит вас. Вам духовно комфортно и вы утешены. Выбор литургических песнопений в равной степени помогал верующим войти в общение с Богом, а не только для того, чтобы попеть и понравится обществу.

В Руанде было не так. Я чувствовал, что все поющие хором пытаются впечатлить других, демонстрируя свою музыкальную компетентность (недоступную для других), соревнуются друг с другом. Верующие, как на концерте, подпевали религиозным песнопениям, но ни в коей мере не были погружены в личную молитву, поскольку большинство песнопений было неизвестно верующим, и они в них не участвовали. По моему мнению, чтобы месса была единой молитвой для всех присутствующих, необходимы две вещи: момент тишины, который позволяет обрести близость со «своим» Богом, и простые и известные литургические песнопения, позволяющие членам собрания всем вместе участвовать в них.

У нас в Руанде во время мессы часто бывает, что хор в одиночку поет Credo и Gloria, а собрание безмолвствует, поскольку не знает мелодию. Меня это шокирует. В католической церкви Credo – это гимн веры каждого христианина, а Gloria – это песнопение, прославляющее Бога, для каждого верующего, пришедшего на мессу. Это абсурд – видеть, как хор в одиночку поет эти две молитвы, тогда как они созданы для произнесения всем собранием.

Все хоры, которые я смог посетить в Руанде, разочаровали меня, мне было горько видеть молчащих верующих на мессе, поскольку репертуар песен был полностью неизвестен им. Я всегда говорил, что они недооценивают миссию религиозной музыки и то, что делают литургические музыканты.

Как сказал мой коллега Тьерри Палеско, композитор и органист из Пуатье во Франции: «Литургический музыкант не должен забывать, что он не первый служитель Господа, он не концертный музыкант, как некоторые профессионалы думают, и он не должен был самым заметным в собрании. Господь использует его игру, чтобы затронуть сердца верующих. Он просто истинный посредник между верующим и Господом».

К сожалению, когда музыкант недостаточно верующий, и особенно, когда он не адепт Господа, могут случаться конфликты. Это позволяет ему, например, критиковать «бедность» некоторых песнопений, которые он должен исполнять, но на самом деле, эти песнопения, которыми он пренебрегает, привлекают верующих именно по причине простоты…

Некоторые музыканты хотят музыкально «образовывать» верующих, исполняя самые современные вещи. Но на самом деле литургический музыкант должен использовать тот музыкальный язык, который адаптирован к известным несовершенствам музыкальной культуры большинства верующих. Это единственный способ затронуть сердца верующих, пришедших за молитвой. Когда я говорю, что он должен затронуть, я подразумеваю, что Господь касается верующих через игру или пение музыканта. Чтобы это случилось, нужно, чтобы употребляемый язык был понятен всем. Простой пример: Библия – это Слово Божье, она может сказать сердцу каждого, кто ее читает. Но может ли она утешить француза, не знающего китайского языка, если она будет написана на китайском? Ответ может быть только один: нет.

К этому музыкально-литургическому аспекту руандийских месс, который я подвергал жёсткой критике, прибавлялся тот факт, что я известен всем. Когда я приходил на мессу в церковь, я замечал, что мое присутствие привлекает взгляды верующих, и это совсем не помогало мне спокойно молиться.

За три года моей активности в Руанде после моего возвращения из Европы (2011–2014), я обошёл церкви Кигали в поисках места, куда я мог бы ходить на воскресную мессу, места, где месса не превращалась бы в спектакль. Это было нелегко. Честно говоря, я не терпел мессы – спектакли.

Многие месяцы в Кигали я провел без молитвы. В моей жизни не было чувств. Я чувствовал себя исторгнутым из общества и отдалившимся от всех. Когда ты окружен домогающимися тебя фанатами, внутреннее одиночество становится все более и более глубоким. Я не чувствовал мира в душе, я чувствовал, что жизнь моя разбросана между успехом, деньгами и женщинами, что она противоположна духовной по существу.

За несколько дней до заключения, я нашел, наконец, место, куда я мог ходить на воскресную мессу: у папского нунция. Американская семья, глава которой работал в посольстве США в Кигали, открыл для меня идеальное укромное место для созерцательной молитвы. Месса проводилась очень спокойным пресвитером в сопровождении трех сестер по религии и двух-трех друзей семьи. Я был очарован атмосферой, и меня приглашали приходить туда чаще.

12. Слишком близко к власти

Каждый год летом правительство организовывало «Дни Руанды» (встречи президента Кагаме с руандийцами, живущими в других странах). Тогда я имел регулярные контакты с Президентской администрацией, и меня приглашали стать частью делегации. Я должен был воодушевлять руандийскую диаспору своими песнями и исполнять государственный гимн. Мне удалось затем подписать контракт с бюро Премьер-министра на исполнение Национального гимна на всех мероприятиях, где присутствует Президент Республики, Президент Сената или Премьер-министр. Мне платили 300 евро за выступление. 7 апреля каждого года руандийцы в стране и за ее пределами обыкновенно ждали, что я напишу для них новую песню в годовщину геноцида.

Когда я сочинял эту песню памяти, всё происходило само собой. Это был повод для меня оплакать моих погибших во время геноцида и проявить сочувствие к страданиям моих руандийских братьев и сестер, которые пережили близко или далеко эту трагическую историю. Самая известная моя песня памяти это «Twanse gutoberwa amateka», вышедшая 7 апреля 2011 года.

В тот период некоторые руандийские друзья в Брюсселе были разочарованы. Они считали, что я стал слишком близок к режиму РПФ, что мною политически манипулируют, и что мой призыв к примирению всё более и более глушится политиками, которые используют меня направо и налево. Я понимал их обеспокоенность, но я всегда пытался успокоить всех, обещая исправить ситуацию.

Я видел это по отдельным комментариям под моими клипами в Ю-Тубе и под некоторыми статьями в интернет-изданиях. Некоторые близкие друзья, с которыми мы жили в Брюсселе, отдалились, обеспокоившись моей близостью к режиму. Мои друзья не были так уж и не правы, но в тот момент у меня не было времени поразмыслить над этим. Я вел шикарную жизнь, наполненную постоянными удовольствиями, и это меня отвлекало.

Успех, который я узнал в стране, сделал меня достаточно уважаемой, но в то же время и опасной персоной для не самых последних людей. Министры и генералы опасались меня, они думали, что я вижусь с Президентом, когда захочу, они считали меня очень могущественным.

Когда я до меня доходили слухи о том, что я каждый день завтракаю с Кагаме, и что я гуляю с его дочерью, это веселило меня, и я говорил: «Почему бы нет? Может быть, это когда-нибудь произойдёт. В конце концов, его дочка не так уж и плоха».

В августе 2011 года, в знак признания моей активности в деле Мира и Примирения, Первая Леди Руанды премировала меня национальной наградой CYRWA (Фонд поощрения молодых руандийцев), поощряющей инновации молодых руандийцев во многих сферах.

Когда представители Фонда Имбуто (благотворительной организации, основанной Первой Леди) связались со мной по телефону за несколько дней до церемонии получения приза, они попросили меня выбрать двух людей, которые могли бы меня сопровождать. Я выбрал двух членов моего фонда: мою секретаршу и моего видеооператора. После получения приза я в сопровождении двух друзей-журналистов – Линды Мбабази и Эдмона Кагире из ежедневной англоязычной «The New Times», а также одной девушки, которую я не знал, но которая очевидно изнывала от страсти по мне, пошли в большой ресторан города Кигали, чтобы скромно отпраздновать эту награду.

Мы ели и пили, любуясь призом, стоящим по середине стола. Около двух часов ночи, когда все уже опьянели, мой друг Эдмон совершил странное движение рукой по направлению к своей коллеге Линде, которая сидела от него справа. И когда, покачивая своей движущейся рукой, Эдмон Кагире толкнул мой приз, который был в середине стола, приз наклонился, упал на пол и разбился. Я был вынужден искать мастера, поскольку приз раскололся на две части.

Несколько месяцев спустя Линда и Эдмон поженились, а я разошёлся с руандийской политической властью. Приз Cirwa, разбитый тем же вечером, когда он был получен – не было ли это пророческим посланием о моей будущей жизни? Только Бог знает это.

В апреле 2013 года Офис Правительства Руанды наградил мой фонд призом в восемь миллионов руандийских франков за нашу «поддержку благодетельного управления».

В мае 2013 года мне удалось подписать контракт между Фондом KMP и Национальной Избирательной Комиссией. Сто двадцать четыре миллиона руандийских франков, т. е. чуть меньше, чем сто пятьдесят тысяч евро, были в нашем распоряжении за тридцать концертов в тридцати районах страны за два месяца для того, чтобы подготовить выборы в парламент.

К сожалению, деньги очень плохо выплачивались. Нам заплатили за концерт, но я сам должен был оплатить техников, специалистов по звуку, операторов (поскольку это должно было быть показано по телевидению), артистов, подиум, транспорт, отдых для всех, протокольный сервис и т. д. По завершению турне в фонде осталось только четыре миллиона руандийских франков (меньше пяти тысяч долларов).

Эта безумная авантюра охватила всю страну в какие-нибудь два месяца, было проведено тридцать концертов в каждом районе, т. е. тридцать концертов в тридцати районах страны, что весьма утомило нас, но и порядком развеселило меня и команду фонда, которая всегда меня сопровождала.

Пусть целью турне было повышение гражданского самосознания, что выражалось в утверждении важности выборов и значимости каждого гражданина в выборном процессе, я не упустил прекрасную возможность возвысить голос и усилить послание моего Фонда о Мире, Прощении и Примирении.

13. Расхождение с режимом

Вопреки тому, что думают многие люди, моё расхождение с политическим режимом РПФ не произошло внезапно. Вовсе не так! Для тех, кто мог проследить мои отношения с властью, этот разрыв был предсказуем. Вот несколько предварительных событий, предшествовавших официальному разрыву, приведшему к моему тюремному заключению в 2014 году.

Я никогда не был членом никакой политической партии, хотя, когда я вернулся в 2011 году в Руанду, члены РПФ непрестанно давали мне знать, что я сделал неправильный выбор, что я в обязательном порядке должен стать членом партии власти. Более того, они не утруждали себя ни рассказами о политической точке зрения партии, ни объяснениями, почему мне обязательно нужно стать членом РПФ. Когда я просил объяснить политическую программу РПФ, они всегда отвечали, что я и так всё знаю, т. к. мои действия доказывают, что я понимаю РПФ.

К примеру, 4 октября 2013 года, на заседании парламента проводилась церемония принятия присяги новоизбранных депутатов, и я был там для исполнения государственного гимна. Поскольку Президент Кагаме появлялся в 14.00, все остальные должны были появиться не позднее 12.00. Во время ожидания один высокопоставленный член РПФ подошел ко мне и спросил, почему я не присутствовал во время кампании РПФ на выборах в парламент. Я ответил ему: «Я не член РПФ». Затем он отвел меня в сторону и сказал, почти шепча мне на ухо: «Кизито, ты не должен пропускать такие встречи».

Я посмеялся, и он ушёл. Честно говоря, я никогда не понимал, почему такого рода люди думают, что их выбор должен быть выбором всех. Было заметно, что ему не понравилась моя реакция, но мне было всё равно.

Несколькими месяцами прежде, всё в том же парламенте, в ожидании почетного гостя, в данном случае Президента Республики, женщина, которая была распорядительницей церемонии, подошла ко мне и сказала: «Кизито, не можешь ли ты нас «разогреть», пока мы ждем прибытия Босса?»

– Разогреть вас?

– Да! Поставь что-нибудь, чтобы разогреть публику, ты же видишь, что она заскучала.

– Я не понимаю, что такое «разогревать публику», я пришел сюда не за этим, а для того, чтобы исполнить государственный гимн.

Женщина посмотрела на меня достаточно выразительно, толкнула меня плечом и ушла. Этот быстрый разворот на высоких каблуках, поднявший шум в зале парламента, и эти огромные удаляющиеся ягодицы сказали мне, что распорядительница церемонии в самом деле сердита не меня.

Эта женщина, заместитель министра, была очень уважаема в стране – за свой пост, который она когда-то заняла, но мне было абсолютно всё равно, как это повлияет на мою работу и на мою судьбу. Много раз я видел, что для РПФ быть музыкантом – это быть трубадуром режима, затейником для толпы, ты должен произносить их лозунги, вздымать кулак, заставлять публику повторять пропагандистские кричалки… Честно говоря, я никогда не любил подобного рода музыкантов.

14. Эгоизм и высокомерие единственной политической партии

Когда я организовал мероприятие для официальной презентации моего фонда в апреле 2011 года, я пригласил все правительство и всю Национальную Ассамблею. Многие отозвались на мое приглашение с большой радостью. Даже Президентская администрация ответила мне, что президент с супругой рады будут присутствовать, но в конце концов этого не случилось. Когда я прибыл в Кимихурура в сопровождении комитета своего фонда, чтобы пригласить Генерального секретаря РПФ господина Франсуа Нгарамбе, он взглянул на приглашение и сказал: «Что это за организация с голубкой на эмблеме?»

Со мной в тот момент говорил весь РПФ, а не тщедушный человек с белой бородой!

– Это мой фонд, организация за Мир и Примирение. У Вас какие-то проблемы с голубкой, господин Генеральный Секретарь?

– Хорошо. Прежде всего, вы не единственная организация, есть РПФ Инкотани. К тому же, в нашей культуре птица, символизирующая Мир, не голубка. Это для белых. На киньяруанда птица, символизирующая мир, это трясогузка. Согласны? К тому же, вы дали клятву?

– Клятву? (Я почувствовал его агрессию).

– Да. Дали клятву, что вы станете членами РПФ.

– Я не хочу вступать в политические партии, месье. Но, даже если я захочу, сначала нужно разъяснить мне вашу программу и всё…

Он странно на меня посмотрел и спросил:

– Ну, хорошо, а кто будет на вашем концерте?

– На самом деле мы собираемся официально представить фонд, и я буду петь, а также я пригласил других артистов.

– Это каких артистов?

– Это мой друг, которого зовут Мани Мартен, группа госпела и поэт, которого зовут Эдуар Бампорики.

Он прервал меня:

– Нет, он же психически больной.

– Как так! В самом деле?

– Хорошо. Я подумаю, смогу ли я прийти. А вы подумайте о том, не принять ли вам присягу.

Он прогнал нас из своего кабинета.

Когда я вышел, я почувствовал отвращение. Я встретил человека высокомерного, эгоистичного, надменного, который никого не слушает, которому абсолютно плевать на то, что вы ему скажете. Короче говоря, эта встреча была абсолютно отличающейся от той, что я имел с Полем Кагаме.

Нгарамбе не пришел на концерт – тем лучше для нас!

РПФ (Руандийский патриотический фронт)

по сути экстремистское политическое движение.

Оно опасно, поскольку рассматривает себя

как единственную политическую партию.

После того, как Генеральный Секретарь РПФ пытался силой сделать меня членом организации, заставляя меня принять присягу нового члена политической партии, я поинтересовался, что такое РПФ, а особенно, какую присягу нужно давать при вступлении.

То, что я обнаружил в присяге, обязательной для каждого нового члена РПФ, лишило меня голоса. Вот точное содержание торжественного заявления, которое нужно сделать публично в присутствии других членов партии:

«На этом неоспоримом этапе, который я переступаю, я…» «После усвоения, понимания и осознавая, что присягаю РПФ, я даю присягу и клянусь «с риском для жизни» в том, что…

1. Усваиваю, понимаю и осознаю своё чувство причастности к партии вместе с другими членами;

2. Сохраняю и защищаю партию в борьбе против «врагов страны» везде, где бы они ни были, и всеми способами;

3. Исполняю без обсуждения все приказы партии РПФ сейчас и в будущем;

4. Я готов понести кару, как все преступники, если я когда-нибудь нарушу приказ партии, как если бы я был предателем всех руандийцев.

Если вы не знаете руандийских реалий, то, читая второй пункт обязательной присяги, где говорится о «борьбе против врагов страны», вы можете решить, что какие-то вооруженные силы угрожают стране, а РПФ – это разновидность национальной армии, всегда готовой защитить нацию.

Но это не так. Чтобы понять, что хочет сказать РПФ, говоря о «врагах страны», достаточно взглянуть на тех, с кем они воюют. На самом деле, это происходит с теми людьми, кто не согласен с их политикой. Желание управлять страной при помощи одной идеи, которая будет идеей РПФ, подтверждается последней фразой присяги. Попытка нарушить закон РПФ – это предательство страны. Другими словами, РПФ призывает всех своих последователей считать всех несогласных с их политикой врагами страны, с которыми нужно воевать. Итак, для РПФ оппозиционер – это не политический противник, а враг.

«Ndi umunyarwanda» – очень вредная для дела

национального примирения политическая программа,

которая сваливает всех хуту в одну кучу. Пропагандируя ее,

РПФ разжигает межнациональную ненависть.

Эдуар Бампорики, мой друг-поэт, в 2011 году сказал мне, что он тоже хотел бы встретиться с Кагаме, т. к. он впечатляющая личность. Когда он читал свои стихи на моих концертах, его мысль была ясна: юный хуту, который участвовал в убийствах беженцев тутси в Больнице Кибогора во время геноцида, он свидетельствовал об ужасах, которые видел собственными глазами, и он признавался, что хоть он не тутси, но эти трагические события его глубоко потрясли. Он призывал хуту, в том числе и свою семью, участвовавшую в геноциде, покаяться и сказать правду о том, что произошло. Я считал его свидетельство важным, оно подтверждалось моим свидетельством, которое говорило, что есть те, кто простил и кто готов снова жить с нашими братьями и сестрами хуту, но только в правде. Однако, ход мысли Бампорики постепенно изменился.

После своих стихов мой коллега импровизировал и рассказывал о своей жизни. В выступлении он делал вывод из своих свидетельств, а я заметил некоторые детали, которые мне не понравились. Он говорил, например, что все юные хуту должны стыдиться того, что сделали их родители, их дедушки и их прадедушки. Он считал, что молодёжь хуту нашего поколения должна просить прощения за преступления, совершенные их предками во имя народа хуту.

С этим я не был согласен, это противоречило тому посланию, которое я пытался донести до Бландин и моих бывших одноклассников. С моей точки зрения, не должно быть связи между детьми и преступлениями, совершенными их родителями. Я пытался объяснить это Бампорики, но он не понял меня, и потому я больше не приглашал его на свои мероприятия. Впоследствии, поняв, что Министерство культуры финансирует мой фонд, моего коллегу обуяла зависть, и он стал моим врагом. Он начал против меня компанию с целью опорочить в глазах друзей, а впоследствии обвинил меня в отрицании геноцида.

Но на концертах и мероприятиях, которые я организовал, поэт Бампорики сделал себе имя. Хуту, который выступал политически правильно, привлекал мало-помалу всё больше политиков.

В начале 2013 года Первая Леди Руанды приняла Бампорики и приказала некоторым государственным институтам поддержать его инициативы. В одно прекрасное утро, когда я готовился выйти из дома, чтобы ехать в офис фонда, мне позвонил Жан де Дье Мучьо, ответственный секретарь Национальной Комиссии по борьбе с Геноцидом (CNLG), и попросил меня заглянуть в его офис. Когда я приехал к нему, бывший Министр юстиции показал мне документы Бампорики, которые пришли от Первой Леди, и которые нужно было профинансировать. Там было о туре, который должен был пройти по пятнадцати районам. Господин Мучьо сказал мне: «Мой дорогой Кизито, но это плагиат! Он делает почти то же, что и твой проект! Он даже поместил голубку, он также…»

На самом деле, на логотипе моего фонда большая голубка держала музыкальную ноту в своем клюве.

– Это ничего, ответил я, надеюсь, у него всё получится хорошо, и пусть голубка пролетит по всему небу Руанды.

Перед тем, как попрощаться, господин Мучьо сказал мне: «Я вынужден попросить прощения у тебя, Кизито. Два миллиона, которые я обещал твоему фонду, я отдам Бампорики. Ты же видишь, что это идёт с самого верха…»

Я согласился, но был разочарован, поскольку у нас было соглашение с CNLG, и я не понимал, как всё может поменяться в один момент.

Это турне Бампорики было профинансировано Министерством по делам молодёжи и новых технологий (MYICT), Комиссией по борьбе с геноцидом (CNLG) и фондом Imbuto (фонд Первой Леди). Поэта сопровождали несколько руандийских артистов, которых он сам выбрал, например, Дьедоне Муньяншоза под псевдонимом Мибилизи, Мани Мартен и Ругано Калиса (все они родом из Чьянгугу, как и Бампорики). Они проехали пятнадцать районов, а потом дали концерт в отеле «Серена» в Кигали 30 июня 2013 года.

Фонд Имбуто пригласил всех членов правительства и ассамблеи на мероприятие. Они также пригласили несколько десятков молодых людей из каждого района. Накануне мероприятия, прибыв в бюро своего фонда, я нашел приглашение, выскользнувшее из-под двери. Я принял предложение и на следующий день отправился в «Серену».

Перед десятками молодых людей и перед уважаемыми политиками поэт Бампорики рассказывал свою личную историю, делая акцент на периоде геноцида и на том, как он видел это как молодой хуту. Также он выражал благодарность РПФ, который воспитал его, «хоть у него и приплюснутый нос» (он часто употреблял это выражение, чтобы подчеркнуть, что он хуту). Он призвал всю молодёжь хуту почувствовать стыд, как он его чувствует за то, что он носит имя кровавой нации. Также он решился попросить прощения за всю страну целиком. Его поддержали речами несколько уважаемых политиков хуту, которые взяли слово после него. Среди них были фанатик Бонифас Ручагу, Премьер Министр Пьер Дамьен Хабумуремьи и Министр по делам молодёжи Жан Филипп Нсенгимана. Они все уверяли аудиторию, что стыдятся того, что они хуту, и просят прощения от имени своих родителей и семей. Мероприятие транслировалось по национальному телевидению.

Сидя на своем месте в зале, я не мог понять, для чего проводить такое мероприятие? Я не мог понять, зачем правительству поддерживать подобные программы. Я чувствовал себя весьма неловко, оттого что находился там, и был счастлив, что ни мой фонд, ни я сам никак не вовлечены в эту историю. Первая часть мероприятия завершалась речью Первой Леди, которая, касаясь прозвучавших свидетельств, была даже обуреваема эмоциями. В перерыве на полдник, когда нас пригласили на банкет, я ушёл. Я не чувствовал себя в своей тарелке на этом мероприятии, я не находил себе места. Тогда почему бы мне не уйти и не посмотреть остальное по телевизору?

Вернувшись домой, я достал бутылку виски. Я уселся перед телевизором с телефоном в руке. На небе появилась туча, собирался дождь. Я посмотрел вторую часть и был очень удивлён, увидев, что Президент Кагаме появился, чтобы завершить это мероприятие. Несколько слов, произнесенных там после полудня Главой государства, останутся навсегда тяжестью в моей голове, как самые политически опасные высказывания из всех его речей:

«… если ты не участвовал в преступлении, но другие, носящие такое же, как ты, имя, совершили его, ты должен просить прощения от их имени …»

«…ты собираешься убивать, говоря, что делаешь это от моего имени? Я тоже тебя убью!»

Я онемел, мне показалось, что у нашего президента не все в порядке с головой. Самое худшее, что могло случиться в дни, последовавшие за этим мероприятием, это то, что это стало заразным. Министры хуту, соответственно, сделали заявления в СМИ о том, что они просят прощения – некоторые от имени хуту, некоторые – от своего имени за свое поведение во время геноцида. Интересно, почему некоторые из них не преследовались судом?

Среди тех, кто попросил прощения, можно назвать Министра промышленности и торговли Франсуа Канимба, Министра труда Анастаса Мурекези, а также Министра природных ресурсов Станисласа Каманзи.

В июле 2013 года в течение двух месяцев (до сентября) проводились выборы в парламент. В награду за свою инициативу просить прощения от имени всех хуту юный Бампорики быстро был включен в список депутатов от РПФ. В сентябре РПФ ожидаемо победил на выборах с большим успехом, и Бампорики стал депутатом парламента.

Руандийская оппозиция в изгнании энергично критиковала эту программу, находя, что она разделяет общество причисляя всех хуту к виновным в геноциде.

В течение нескольких месяцев, пока звучала критика, кампания извинений от имени хуту приобрела имя и назвалась «Ndi Umunyarwanda». Название это было представлено правительством скорее как объединительное и уравнивающее, а не разделяющее, как говорила оппозиция.

Всё бы хорошо, но большинство народа остается в недоумении насчет важности этой, так называемой, программы.

В одно прекрасное утро июля 2013 года делегация из трех человек посетила меня в бюро моего фонда. Это были господин Франсис Кабонека (в ту пору депутат, занимавший высокую должность в РПФ), госпожа Сесиль Мурумунавабо (на тот момент секретарь Первой Леди), а также некто, выживший в геноциде, не назвавший мне своего имени.

Во время этого посещения Франсуа Кабонека сделал всё, чтобы убедить меня протянуть руку помощи «Ndi Umunyarwanda».

Мой ответ их, очевидно, не удовлетворил:

«На данный момент мой фонд находится в турне. Я сообщу членам моего фонда, и мы посмотрим, возможно ли приостановить на время нашу активность, чтобы помочь «Ndi Umunyarwanda». Это значит, что нам больше бы понравилось быть приглашенными когда программа начиналась, а не когда она уже в середине».

Делегация ушла ни с чем, но мне было всё равно. Я и в самом деле не хотел портить программы своего фонда, чтобы спасти правительственные «битые горшки».

Я знал, что мой отказ присоединиться к «Ndi Umunyarwanda» будет воспринят РПФ как прямое противопоставление режиму, но в глубине души мне было плевать на это.

Я не хотел больше быть трубадуром режима. Я христианский певец, занимающийся укреплением мира и примирением. Я не заимствую свои идеи ни из политики правительства, ни даже из собственных размышлений, но только из Евангелия. Моя миссия совершается с интеллектуальным, миротворческим и примиряющим рвением. Я вижу, что меня сдерживают преграды, но на данный момент я чувствую, что я в начале пути.