Текст книги "Великие любовницы"

В течение последовавших за этим лет она очень выгодно использовала свое положение, начав с того, что порадела о своем семействе. Ее отец Франсуа Пуассон был окончательно реабилитирован. Более того, он получил дворянское звание и великолепное имение Мариньи неподалеку от Парижа. Буржуа внезапно стал дворянином, «мсье де Мариньи» мог гордиться тем, что был «тестем левой руки» самого короля Франции! Младший брат Антуанетты Абель тоже получил «кусок пирога». Вначале король назначил его управителем Королевских зданий, то есть управляющим музеев изящных искусств, а после смерти отца он унаследовал титул маркиза де Мариньи. Как мы можем видеть, прелести Помпадур были неисчерпаемым кладезем для родных…

Заботясь о родственниках, Антуанетта не забывала и о личной выгоде. Нападки на нее не прекратились после того, как она заняла место официальной фаворитки. Напротив, ее успех вызвал появление новых врагов, самыми опасными из которых были маршал де Ришелье и государственный секретарь морского флота граф де Морепа. В борьбе против них ловкая маркиза прибегла к старой тактике «разделяй и властвуй», поскольку оба эти государственных мужа не только ненавидели ее, но еще больше ненавидели друг друга. Антуанетта подозревала Морепа в том, что именно он был вдохновителем написания грязных рифмованных пасквилей в таком примерно роде:

 
Издавна из Версаля
Нам давали пример,
Но сегодня каналья
На свой правит манер.
Двор недоумевает:
Где же взяли такую?
Что, не знает, что рыбой
На базаре торгуют?
 

Смелая Помпадур попыталась было объясниться с Морепа, но тот в открытую насмеялся над ней. С того времени между ними началась настоящая война. И в этой войне Антуанетта победила с помощью Ришелье, который был рад избавиться от соперника. Настроенный должным образом своей любовницей, король снял министра с должности и выслал его из Парижа.

Опала Морепа была лишь первым этапом на том пути, который привел к тому, что Помпадур стала все больше и больше вмешиваться в государственные дела. Людовик XV сам ее к этому подталкивал, спрашивая у нее совета. Министры начали обсуждать с ней свои проблемы, а послы иностранных государств стали приходить к ней с визитами. Очень довольная своей ролью официального государственного лица, она настолько в нее вписалась, что стала отвечать на просьбы, величая себя по-королевски – «мы». Это новое возвышение еще больше озлобило ее врагов. Стали появляться все более многочисленные и все более ядовитые памфлеты на нее:

 
Пиявки дочка и сама такая,
Рыбешка с гонором без края
Нахально в замке, чтоб любой увидел взор,
Свой выставляет срам и короля позор[82]82
  Мадам дю Оссе. «Мемуары».


[Закрыть].
 

Это стихотворение стоило автору двадцати лет тюрьмы: король не был намерен шутить с тем, кто оскорблял честь его возлюбленной…

Но коварство ее политических и придворных врагов было не единственной опасностью, которой фаворитке приходилось остерегаться. Ей грозила другая, еще большая опасность: стремление ее венценосного любовника к переменам. С годами Людовик XV, хотя и продолжал испытывать к ней всю ту же нежность, но его непостоянный и игривый характер, его чувственная требовательность стали толкать его на поиск новых открытий. Вины Антуанетты в этом не было. Этому одолеваемому вечной скукой человеку постоянно требовались новые идеи и развлечения. И первым делом необходимо было постоянно быть при нем. Она старалась как могла: ложилась спать в полночь, вставала на заре, ни минуты не сидела без дела, следовала за королем из одного замка в другой, оживляла ужины и балы, устраивала для Людовика столь любимые им маленькие праздники. Такая изнурительная жизнь подорвала ее здоровье, и без того не слишком крепкое: с детства у Антуанетты были слабые легкие, а теперь болезнь стала обостряться. «Вам скажут, что я харкала кровью, – написала она брату Абелю. – Так оно и было».

Она не могла не знать, что если она продолжит жить в том же ритме, то подвергнет свою жизнь опасности. Но у нее не было намерения «попридержать коней», поскольку она опасалась, что самое кратковременное ее отсутствие на поле брани даст возможность занять ее место какой-нибудь конкурентке. Да кого волновало, что она была на пределе сил! Такой, как в 1750 году описал один из близких ее друзей маркиз д’Аржансон: «Маркиза, – пишет он, – худеет с каждым днем, превращаясь в скелет. Нижняя часть лица пожелтела и высохла. Что касается груди, то и говорить не приходится».

Бедная Антуанетта действительно сильно похудела, а потеря сил не могла не сказаться на ее отношениях с королем. Король был большой любитель плоти, так что его возлюбленная отныне вызывала у него лишь ограниченный интерес. Чтобы сохранить любовь короля, она старалась пересилить свое естество, но результат был не блестящим. Разговор, который состоялся у нее с герцогиней де Бранка и о котором нам поведала мадам дю Оссе, ее первая камеристка, ясно показывает нам «немощь» маркизы:

«Дорогая подруга, – сказала мадам[83]83
  де Помпадур.


[Закрыть] мадам де Бранка, – я дрожу от страха при мысли о том, что потеряю сердце короля, если перестану ему нравиться. Мужчины ценят, как вам известно, определенные вещи, а у меня, к несчастью, теперь очень холодный темперамент. Я даже велела топить у себя посильнее, чтобы исправить этот недостаток… Знаете, что со мной приключилось восемь дней тому назад? Король, под предлогом того, что ему очень жарко, улегся на мое канапе и провел там половину ночи! Скоро я стану ему отвратительна, и он найдет себе другую…»[84]84
  Мадам дю Оссе. «Мемуары».


[Закрыть]

Если Людовик предпочел провести ночь на канапе, а не в постели маркизы, это действительно было дурным знаком! И не смогла она вновь обрести страсть тигрицы благодаря горячему шоколаду с тройной порцией ванили, поедая трюфели и супы из сельдерея! Несмотря на все ее попытки раздуть пламя своего окончательного остывшего темперамента, Антуанетте не удавалось больше насытить сексуальный аппетит мужчины в полном расцвете сил, которому со временем стала необходима свежая плоть. И начиная с 1751 года в отношениях между Людовиком и Антуанеттой мало-помалу чувства пришли на смену удовольствиям. Маркиза, зная потребности короля, была в курсе всех его любовных похождений и закрывала на них глаза. Тем более что чаровницы, у которых король искал временное прибежище, не представляли никакой опасности. Людовик начал «подбирать» их в самом окружении мадам де Помпадур. Это было не столь деликатно, но весьма практично. Многие фрейлины фаворитки смогли таким образом побывать в постели короля, ничуть не обидев при этом их покровительницу. Она еще больше ушла в себя, когда мадам д’Эстрадес, обязанная ей своим привилегированным положением, просто-таки бросилась сама на шею короля. Об этом случае рассказала нам все та же мадам дю Оссе: «Однажды, когда Людовик XV выпил вина, он поднялся на борт красивого судна, куда мадам[85]85
  де Помпадур.


[Закрыть] не смогла пойти вместе с ним, поскольку страдала несварением. Мадам д’Эстрадес давно ждала такого случая. Она взошла на судно, а на обратном пути, когда уже наступила ночь, она прошла за королем в его тайный кабинет и дала королю больше, нежели авансы. Вечером она рассказала Мадам, что она пришла в кабинет по делам, что король последовал за ней и хотел ее там изнасиловать. Она могла говорить все что хотела, поскольку король не знал ни что он сказал, ни что он сделал»[86]86
  Мадам дю Оссе. «Мемуары».


[Закрыть].

Дело это продолжения не получило, но неблагодарная графиня д’Эстрадес предложила свои услуги д’Аржансону, который был счастлив иметь в своем распоряжении шпионку с таким высоким положением. Для своих любовных похождений король не ограничивался дамами из высшего общества. Он не брезговал продажными девицами, которых поселил в домике в квартале Парк-о-Серф в Версале. Этот домик в Парк-о-Серф со временем все стали называть королевским гаремом. Поскольку грешить могли только богатые, во время революции утверждали, будто там бушевали оргии, которым могли бы позавидовать сами Борджиа! Лестное сравнение, но явно преувеличенное: в доме в Оленьем парке (Парк-о-Серф) действительно появлялись многие юные особы, но только ради удовлетворения королевской физиологии. Среди анонимных посетительниц Оленьего парка выделяется некая молодая ирландка по имени Луиза О’Мэрфи. Братья Гонкур восторженно описали ее красоту и ум. Они утверждали также, что Людовик XV был очень ею увлечен. Эта девица приобрела некую значимость потому… что сам Папа Римский интересовался у своего нунция монсеньора Дурини, каковы были ее успехи по завоеванию сердца короля. Проинформированный партией клерикалов, а возможно, самой Марией Лещинской, Его Святейшество вознес молитвы небу, чтобы оно поспособствовало свержению Помпадур. Поэтому он ликовал, получив отчет нунция:

«По всем признакам правлению Помпадур приходит конец, – докладывал монсеньор Дурини понтифику, – отношение к ней становится все более холодным по мере возгорания пламени страсти к юной ирландке Мэрфи. Незадолго до отъезда двора в Фонтенбло случились такие сцены, что все решили, будто фаворитка добровольно уезжает, не дожидаясь, когда ее выгонят… Новая ирландская звезда получила в подарок бриллианты и великолепные платья…»

Конечно же, пути Господни неисповедимы, но эти альковные сплетни, которыми обменивались Папа Римский и высокопоставленный служитель церкви, все-таки не мелочь. Как бы там ни было, понтифик и его представитель приняли желаемое за действительное, ибо Людовик даже и не думал заменить красивой ирландкой свою «королеву сердца». Впрочем, она была в курсе и этой идиллии и, по мудрой привычке, закрыла на нее глаза. Она даже дала другие доказательства своего понимания: когда обнаружилось, что Луиза О’Мэрфи беременна – Людовик XV плодил детей без счета, – маркиза лично проследила за тем, чтобы молодая женщина была тайно доставлена для родов в дом неподалеку от Сен-Клу. Разрешившись от бремени, Луиза О’Мэрфи получила в подарок сто тысяч ливров, а ее сын получил ренту. Король делал детей походя, но никогда их не бросал. Очевидно, сочувствие ему со стороны Помпадур можно оценить довольно сдержанно. Братья Гонкур так и поступили, назвав ее «великой организаторшей тайных родов», и заявили, что ее «соучастие» явно свидетельствовало об отсутствии гордости. Но совершенно ясно, что она поступила так для того, чтобы сохранить привязанность короля в тот момент, когда их уже больше не объединяли узы плоти. Но причина не только в этом: она искренне любила Людовика, ведь только любящая женщина могла забыть свою гордость до такой степени, как это сделала она.

Однако новое любовное приключение короля нависло над Антуанеттой угрозой тем более серьезной, что она не видела, откуда эта угроза пришла. Как мы уже знаем, ее недруги постоянно питали надежду подорвать доверие к ней со стороны короля. Для того чтобы этого добиться, был только один способ: найти какую-нибудь достаточно соблазнительную женщину, которая смогла бы заставить короля забыть о привлекательности фаворитки. Возглавившие заговор министр д’Аржансон и мадам д’Эстрадес, а также их союзники решили, что они нашли редкую жемчужину в лице Шарлотты де Шуазель-Романе, племянницы графини д’Эстрадес. А самое пикантное во все этой истории было то, что маркиза некогда благоволила Шарлотте. Именно Помпадур подыскала девушке мужа, и именно благодаря ей Шарлотта встретилась с королем. Действительно, молодая женщина постоянно была в свите Помпадур, и Людовик очень быстро заметил эту красивую особу, чей ум соперничал с очарованием.

Поначалу фаворитка не беспокоилась. За четыре года ей волей-неволей пришлось свыкнуться с увлечением любовника другими женщинами. Но на этот раз речь уже шла не об очередном капризе. В Фонтенбло заговорщики решили пустить в ход свой главный козырь в лице красавицы Шарлотты. Сцена, которая разыгралась однажды ночью, была достойна бульварной комедии: в кабинете графа д’Аржансона он и мадам д’Эстрадес с нетерпением ждали результата атаки, которую мадам де Шуазель-Романе вела на короля, закрывшись с ним наедине на несколько часов.

Надо полагать, что юная ирландка привела убедительные «аргументы», поскольку внезапно дверь кабинета, где она уединилась с Людовиком XV, с шумом распахнулась и из комнаты вышла Шарлотта, чей туалет явно свидетельствовал о том, что они с королем не ограничились обменом любезностями. Светясь от гордости, она бросилась на шею мадам д’Эстрадес и объявила ей победную реляцию: «Я любима! Он счастлив! Ее скоро прогонят, он дал мне слово!»[87]87
  Д’Аржансон. «Мемуары».


[Закрыть]

Эта новость вселила радость в сердца заговорщиков. Они стали поздравлять мадам де Шуазель-Романе, словно генерала, одержавшего блестящую победу. На сей раз у д’Аржансона и его друзей не было никаких сомнений в том, что дни Помпадур сочтены! А героиня этого праздника решила ковать королевское железо, пока оно горячо. Дав новому любовнику время лишь на то, чтобы перевести дух, она выставила ему ряд требований, самым малым из которых было требование, чтобы Людовик признал ее родственников Шуазелей частью королевской семьи. Всего-то! Требование это было явно чрезмерным, но, охваченный желанием, Людовик согласился, правда на время. Он имел даже неосторожность сделать это письменно. И так же письменно пообещал сместить «королеву сердца» и заменить ее Шарлоттой.

Об этом деле очень скоро прослышала маркиза, решившая, что настал ее последний час. Что можно было сделать, чтобы затушить этот пожар? Она достаточно хорошо знала Людовика, чтобы понимать, что, когда ему в голову засела какая-то женщина, выбить ее оттуда очень трудно. И тогда выйти из этого неприятного положения ей помог нежданный случай. Болтливая Шарлотта с гордостью рассказала о своей удаче кузену, герцогу де Шуазелю. Она даже имела неосторожность показать ему письма короля. Будущий министр отнесся к этой истории весьма негативно: ему ни в коем случае не хотелось, чтобы фамилия его семьи упоминалась в альковных историях. И он приказал кузине прекратить позорить мужа и покинуть двор.

Спустя несколько дней после этого по настоянию одного из друзей он решился навестить Помпадур. До этой встречи он испытывал к ней лишь умеренную симпатию, но отчаяние молодой женщины тронуло его душу. «Я рассказал ей по порядку обо всем, что мне было известно, – написал он потом. – Тем самым я совершил серьезный промах, в котором потом сам себя укорял, но когда человек до такой степени растроган, трудно оставаться сдержанным»[88]88
  Шуазель. «Мемуары».


[Закрыть].

Проинформированная таким образом о сложившемся положении, Антуанетта потребовала от короля объяснений относительно выданных им обещаний. Людовик был очень недоволен тем, что его разоблачили, и все его недовольство обрушилось на Шарлотту, которая не смогла держать язык за зубами. Антуанетта была спасена, но по чистой случайности!

Помощь, которую Шуазель оказал маркизе, в дальнейшем повлияла на политику Франции: с той поры фаворитка и будущий министр стали союзниками. Заключение этого негласного союза совпало с ее возросшим участием в государственных делах, что позволило ей занять в сфере политики те позиции, которые она потеряла в сфере амурной. В качестве компенсации за «моральный ущерб» король подарил ей титул герцогини, но для последующих поколений, которым наплевать на официальные указы, продиктованные велениями того времени, она навсегда осталась «маркизой де Помпадур».

Ее первым политическим деянием стало принятие мер для защиты от врагов. Все ее недруги входили в партию клерикалов, возглавляемую самым непримиримым ее врагом архиепископом Парижским Кристофом де Бомоном. Чтобы положить конец их интригам при святой церкви, она смогла добиться назначения послом в Риме своего нового друга господина де Шуазеля, а на ту же должность в Венеции был назначен другой ее верный друг аббат де Берни. Затем несколько лет Антуанетта играла не последнюю роль в конфликте между королем и рядом высокопоставленных церковнослужителей. В письмах своему другу Шуазелю она постоянно настаивала на том, чтобы он использовал свое влияние на Папу Римского для склонения того на сторону короля. Когда она узнала из доклада Шуазеля, что Его Святейшество пожелал установить мир во французской церкви в выгодном для Людовика XV плане, она была вне себя от счастья:

«Я безумно люблю Его Святейшество (sic!). Мне хотелось бы, чтобы наши молитвы были обращены к добру: я каждый день молюсь за него. Здесь все очень хорошо понимают, что только благодаря вашей дружбе с Его Святейшеством мы так быстро получили эти его послания…»[89]89
  Цитируется Ж. Левроном «Мадам де Помпадур».


[Закрыть]

Любовница короля молит небо послать милость представителю Бога на земле! Дивны дела твои, Господи!

Как и положено, Шуазель потребовал вознаграждения за труды: голубую ленту ордена Святого Духа. Фаворитка добилась для него этой награды. Одновременно с этим мадам де Помпадур начала подумывать о спасении своей души. Как и большинство женщин, живших до этого в полной свободе нравов, она решила, что пришла пора замаливать грехи. Как Жак Леврон справедливо предположил в посвященной ей книге, пример мадам де Ментенон, вероятно, внушил ей необходимость соблюдать респектабельность. Та маркиза, последняя любовь прадеда Людовика XV, смогла умело сочетать приобретенную с запозданием строгость в поведении с влиянием, которое она оказывала на короля. Почему же Помпадур было не поступить так же? Ведь ее желание вернуться в лоно церкви и жить вне греха не заходило столь далеко, чтобы заставить ее покинуть двор. Напротив, она считала, что это новое видение ее личности только усилит ее престиж и положит конец осуждению, предметом которого она была все эти годы. Кстати, она оказалась права: успех от этой операции не замедлил сказаться: 7 февраля 1756 года маркиза де Помпадур стала фрейлиной французской королевы. Мария Лещинская была от этого не в восторге, но ей пришлось подчиниться воле своего августейшего супруга.

Разумеется, это двойное событие – обращение к вере и пожалование фрейлиной – было немедленно прокомментировано двором. В своих «Мемуарах» герцог де Крои написал:

«8 февраля всех удивило неожиданное событие. Мадам маркиза де Помпадур была торжественно назначена фрейлиной королевы. Но это было еще не все: она в то же самое время объявила о своем возвращении в лоно церкви… Стало известно, что два прошедших месяца она часто беседовала с отцом де Саси и объявила, что он стал ее исповедником…»

Отец де Саси был осторожным человеком. Чтобы обеспечить спасение души кающейся грешницы, он не стал требовать от нее порвать с венценосным любовником. Но зато по его совету маркиза предприняла ход, достойный водевиля: предложила мужу, которого бросила десять лет тому назад, снова жить вместе! Всего-навсего! Как и следовало ожидать, рогоносец принял позу оскорбленного достоинства и отклонил это предложение. Но ему, кстати, дали понять, что королю очень не понравилось бы его согласие. Обеспечив таким образом себе внешнюю неуязвимость от нападок, Помпадур продолжила вмешательство в политику государства. Это ее вмешательство больше не ограничивалось внутренними делами, а стало простираться и на внешнюю политику Франции. Посол короля Фридриха II Прусского направил своему монарху письмо, в котором изложил мотивы маркизы: «Она хочет проявить себя перед королем, продемонстрировав свои таланты, о которых он пока еще не знал. И посему стала знакомиться с самыми важными делами. Ей нужно стать необходимой королю в самых важных делах для того, чтобы он не желал ее больше так сильно для получения удовольствия…»

Фридрих II опасался влияния «королевы сердца». Несмотря на то что он постоянно насмехался над ней и прозвал ее Котильон III, он задумал пообещать ей крупную сумму денег за то, чтобы она служила его интересам. Но его посол предупредил его, что маркиза не из тех женщин, что могут предать любимого человека.

Однако вскоре снова началась война между Францией и Англией. Вначале на море и в американских и азиатских колониях. Антуанетта встретила это довольно смело: «Я готова сражаться изо всех моих сил!» – заявила она в письме Шуазелю. Но тут в Европе начался процесс пересмотра союзнических отношений, в котором она сыграла одну из главных ролей. Желая освободить Францию от обязательств по отношению к Пруссии, именно к маркизе обратилась через своего канцлера Мария Терезия Австрийская. Именно в принадлежавшем маркизе замке Бельвю прошла тайная встреча с участием аббата де Берни и представителя Вены. Договор о союзе между Францией и Австрией, заключенный 1 мая 1756 года и имевший целью восстановить в Европе нарушенное союзом Пруссии и Англии равновесие сил, был в огромной степени делом рук Помпадур. Императрица Австрийская и ее премьер-министр Кауниц были правы, когда увеличили проявляемые по отношению к ней знаки внимания и не скупились на благодарности. Но зато ее враги пришли в ярость и заявили, что она втянула страну в опасную авантюру. А Фридрих II обвинил ее в том, что она поспособствовала заключению союза с Австрией из тщеславия, якобы оттого лишь, что императрица Мария Терезия называла ее «милым другом». В том, что тщеславие маркизы было польщено обилием почестей, о которых бывшая мадемуазель Пуассон и мечтать не смела, нет никакого сомнения, но главным движущим мотивом ее поступка была прежде всего забота об интересах короля, а значит, об интересах Франции.

Словно бы все увеличивавшегося участия в государственных делах не хватало для того, чтобы выплеснуть переполнявшую ее энергию, Помпадур стала проявлять себя в других областях жизни страны. Несмотря на то что мучительный недуг, называвшийся тогда чахоткой, терзал ее со страшной силой, какой же демон заставлял маркизу постоянно суетиться, приниматься одновременно за десять дел? Ее любовь к красивым вещам, ее жажда познать все новое не давали ей ни минуты отдыха. Она стала покровительницей изящных искусств, но особенно проявила себя в области архитектуры. Двадцать лет она коллекционировала замки, возводя их или выкупая у прежних владельцев. Она наполнила эти жилища изящной мебелью, дорогими вещами, поселила там многочисленную прислугу. Эта «страсть» к замкам, естественно, стоила очень дорого и давала недругам маркизы дополнительный повод упрекать ее в мотовстве, по большей части оправданно. Впрочем, Помпадур несколько раз пришлось продавать некоторые из своих домов для погашения самых срочных долгов. И все же трем ее зданиям суждено было пережить время и стать наглядными свидетельствами ее созидательной натуры. Прежде всего следует упомянуть Севрскую мануфактуру, которая принесла всемирную славу французскому фарфору. До самой своей смерти Помпадур интересовалась делами мануфактуры и заботилась о ее процветании.

Одно из ее предприятий было особенно дорого ее сердцу: следуя примеру мадам де Ментенон, она основала в Сан-Сире пансионат для девочек из бедных дворянских семей и задумала создать подобное заведение для подготовки молодых офицеров. Для этого она приобрела на свои средства участок земли на Марсовом поле и заказала чертежи для строительства у архитектора Габриеля. Много лет она упорно старалась выбить необходимые средства для реализации своего проекта. И в конце концов добилась своего: 18 июля 1756 года было возведено Военное училище, последующая история которого нам хорошо известна.

Наконец, в 1753 году маркиза купила стоявший на опушке Елисейских полей особняк д’Эвре, которому также суждено было прогреметь в веках под названием Елисейского дворца. В 1757 году маркиза роскошно обставила его и подарила Людовику XV. Затем у Елисейского дворца была бурная судьба, а начиная с 1848 года он был официальной резиденцией четырех президентов республики. Приходила ли кому-нибудь из президентов в голову мысль о бывшей хозяйке дворца, которая оставила в его стенах очарование своего присутствия?

Для того чтобы довести до логичного конца все свои предприятия, Помпадур продолжала опираться на власть короля. Несмотря на то что их связь все больше и больше становилась похожей на дружбу, Антуанетта продолжала оставаться «королевой сердца». Публичное возвращение к вере усилило ее позиции при дворе, пусть даже оно не заставило сложить оружие ее недругов. Маркиза, впрочем, не питала никаких иллюзий относительно чувств, которые питали к ней ее хулители. В одном из писем Шуазелю она не смогла сдержать крик души:

«Партия клерикалов, к которой я примкнула после очень напряженных и долгих раздумий, пытается обвинить меня в хитрости, ловкости, предвидении и даже в лживости. Однако я всего лишь несчастная женщина, которая вот уже десять лет стремится к счастью и думает, что нашла его».

Но, увы, ее ждало не счастье, а новое тяжелое испытание. В течение последних месяцев 1756 года, несмотря на то что война с Англией вызывала лишь слабые отклики в сердцах французов, обстановка в королевстве очень обострилась: увеличение налогов, хронический конфликт между королем и парламентом, разногласия с духовенством сделали свое черное дело. Для взрыва не хватало только одной искры. И эта искра вспыхнула, когда 5 января 1757 года проживавший в то время в Трианоне король приехал в Париж навестить одну из своих дочерей мадам Викторию. В пять часов, когда король выходил из замка, какой-то человек набросился на него и вонзил под ребра нож. Рана была серьезная, но жизни монарха не угрожала. Однако в тот момент Людовик XV подумал, что его часы сочтены. Он призвал к себе жену и детей и со слезами на глазах попросил простить его за все, в чем был перед ними виноват. Все окружавшие его люди тоже плакали.

Удалившись в свои покои в замке, маркиза почувствовала себя в опасности: она ждала, что с минуты на минуту ее прогонят.

Спустя несколько часов после покушения она уже поняла, что жизнь короля вне опасности, но сочла за благо не показываться на людях. Что же касается нападавшего, то им оказался слуга по имени Франсуа Дамьян. Во время его задержания охрана короля обошлась с ним довольно грубо, и он был бы до смерти забит ими, если бы Людовик XV не вмешался и не приказал оставить его в живых. Он, естественно, поступил так из человеколюбия, но надо было также узнать, были ли у Дамьяна сообщники. В ходе допросов в тюрьме покушавшийся утверждал, что действовал по своей личной инициативе. После проведения расследования от версии заговора пришлось отказаться.

Хотя король оправился от раны за несколько дней, но покушение если и не подвергло смертельной опасности его жизнь, то наложило глубокий отпечаток на его моральный дух. Закрывшись в своих покоях, Людовик XV не желал никого видеть и, казалось, решил передать бразды правления страной своему сыну. Мы знаем, что дофин всегда весьма недружелюбно относился к маркизе. А та, не имея новостей от короля, пребывала в страхе. Она подумывала уже уехать из Версаля в один из своих замков, потому что догадывалась о том, что от ее врагов пощады ждать не приходится. Еще более тревожным признаком было то, что толпа, почти постоянно дежурившая у решеток дворца со дня покушения, выкрикивала против нее угрожающие призывы. Неоднократно слышались возгласы «Смерть Помпадур!». Со своей стороны хранитель печати Машо, который был своей должностью обязан именно ей, не стал скрывать от нее, что в интересах королевства было бы желательно, чтобы она как можно скорее уехала из дворца. Что ж, коли все уже решено, пусть будет так! Уже были приготовлены ее чемоданы, дано распоряжение доставить их в особняк Эвре, будущий Елисейский дворец, где она намеревалась остановиться. И тогда в развитие событий вмешался ее старый друг аббат де Берни: «Не стоит следовать советам скромности, – внушил он ей. – Вы больше не являетесь любовницей короля, но он вас все-таки любит. Вы должны дождаться приказа короля покинуть двор. Впрочем, вы владеете государственными секретами, у вас есть письма Его Величества… Вы не властны распоряжаться собой»[90]90
  Ж. Леврон. «Мадам де Помпадур».


[Закрыть].

Другие верные друзья поддержали де Берни и укрепили ее отвагу. Боевитость ее характера взяла верх над растерянностью: она решила не уезжать. Последовавшее развитие событий подтвердило правоту этого ее решения: спустя несколько дней, после двух недель молчания, Людовик XV навестил ее. Прибегнув к убедительным аргументам, проявив свойственную ей уравновешенность, маркиза без особого труда развеяла черные мысли короля и снова завоевала то доверие, которым она пользовалась до этого. В письме своему другу Шуазелю она рассказала ему обо всем с непредвзятостью, в которой прослеживалось величие: «Я опишу вам лишь кое-что из всех тех ужасов, что творились в его кабинете… Добавьте сюда гнусные методы этих людей, обязанных мне своей карьерой. Первой милостью, которую я попросила у короля, была просьба не наказывать их. Я не хочу слышать жалобы подобных ничтожеств… Не думайте, что эти события заставили меня струсить. Я ничего не боюсь, кроме как потерять короля. Он жив, до всего остального мне нет никакого дела; заговоры, грязь, кляузы… Я буду служить ему до тех пор, пока у меня хватит на это сил».

Эти слова еще раз подтверждают то, что Антуанетта никогда не переставала испытывать к любовнику все ту же любовь и все ту же преданность. Король был в этом уверен, о чем свидетельствует в своем «Дневнике» герцог де Люин: «Король снова стал вести привычный образ жизни, и мадам де Помпадур – тоже. Весь двор и все иностранные послы бывают у нее. Король так же частенько к ней наведывается».

Хотя приговоренный к смерти Дамьян и был казнен после адских (с нашей точки зрения, но вполне заурядных по тем временам) пыток, его поступок имел политические последствия. Хотя Помпадур и утверждала, что не имела намерения мстить, она «отыгралась» на двух главных своих противниках: военном министре д’Аржансоне и министре юстиции Машо. Одновременно, с привычной для нее ловкостью и диалектическим складом ума, она сумела загасить конфликт между королем и парламентом. Государство нуждалось в гражданском мире, поскольку война против Англии и Пруссии становилась мало-помалу катастрофической для французских войск. Но маркизе опять стала грозить новая опасность, то есть новая любовная страсть Людовика. Решительно, сей монарх был неутомим в своем мужском естестве, и у «королевы сердца» никогда не было времени на то, чтобы перевести дух.

Новая страсть короля, маркиза де Куален, была красивой особой с манерами великосветской дамы, но душа ее оставляла желать лучшего. Поскольку король имел неосторожность поселить ее в выкупленном у маркизы замке Бельвю, мадам де Куален уже решила, что стала «королевой сердца». Будучи уверена в своем неизбежном триумфе, она стала публично оскорблять Помпадур. Та, находясь на пределе сил, решила уже было уступить свое место. И в очередной раз ее смог отговорить от этого ее друг де Берни. Став министром иностранных дел, аббат использовал свое новое назначение и написал королю письмо, в котором изложил серьезные последствия ухода мадам де Помпадур для дел государства и для репутации самого короля. Это предостережение открыло глаза Людовику, и тот решил незамедлительно прогнать прочь интриганку де Куален. «Отдавшись, как простая девка, маркиза была изгнана, как простая девка»[91]91
  Ж. Леврон. «Мадам де Помпадур».


[Закрыть].