Текст книги "Внешняя политика России в условиях глобальной неопределенности. Монография"

Принцип приоритета прав человека в отношении суверенитета государства породил также две «плодотворных дебютных идеи», пока не осуществившиеся:

1) уже в 90-е годы, как логическое развитие и дополнение принципа «мягкого» государственного суверенитета, в западных экономических и политических кругах получила определенное хождение идея необходимости установления международного протектората в отношении малонаселенных ресурсных стран. Сегодня, годы спустя, эта идея подкрепляется высказываниями различных политических деятелей высокого ранга (М. Олбрайт и К. Райс в период их пребывания в должности госсекретаря США, канцлер ФРГ А. Меркель) о несправедливости того факта, что народы и государства, получившие возможность распоряжения значительными природными ресурсами, фактически узурпируют права всего человечества на эти ресурсы. В данном случае «право большинства» узурпируется «узким меньшинством» человечества. Среди «малонаселенных ресурсных стран» – Бразилия, Россия, Монголия;

2) постоянное нарушение экономических прав человека должно наказываться объявлением данного государства банкротом с последующим назначением внешнего управления со стороны международных финансовых организаций (идея, высказанная в 2003 г. заместителем директора Всемирного банка).

Указанные выше принципы и базирующийся на них мировой порядок представляют собой реальную системную угрозу национальной безопасности большинства стран мира. Неслучайно после распада СССР и формирования Поствестфальского миропорядка произошел резкий рост числа «пороговых» государств, т. е. государств, стоящих на пороге либо создания, либо официального признания наличия у них ядерного оружия. Именно данный вид вооружений на протяжении последних пяти десятилетий является «оружием сдерживания» потенциальной агрессии.

Прямым выражением и отражением системного характера угроз для безопасности современных государств является новая форма ведения войны – сетевая. Можно дать следующее определение сетевой войны: это тотальное разрушение базовых характеристик определенной нации во всех типах геополитических пространств одновременно, осуществляемое преимущественно в скрытой форме. При этом в зависимости от конкретного периода и задач воздействия на противника та или иная сфера общественной жизни может становиться приоритетным объектом агрессии в сравнении с другими. Цель сетевой войны – прочное закрепление всей совокупности ресурсов общества-противника за геополитическим агрессором, причем «передача» этих ресурсов агрессору осуществляется жертвой в значительной степени добровольно и с охотой, поскольку воспринимается не как агрессия, а как дополнительный импульс к восходящему развитию. В связи с этим сетевая война гораздо сложнее в осуществлении, чем традиционная «горячая», но и неизмеримо эффективнее. Результаты «горячей войны» обычно с течением времени оспариваются и размываются (мы можем это видеть на примере Первой и особенно Второй мировых войн). Результаты сетевой войны могут существовать веками – до того момента, пока не изменятся сами акторы-агрессоры и их базовые потребности. Основной фронт сетевой войны располагается в ментальном пространстве, где целью противника является разрушение традиционных базовых ценностей данной нации и имплантация собственных. Факт ведения и структуру этого типа войны невозможно распознать на уровне массового сознания. Если же политическая элита общества, ставшего объектом сетевой войны, не имеет достаточной квалификации для выявления сетевой агрессии и организации адекватного отпора, то такое общество обречено на сокрушительное геополитическое поражение. Специалисты отмечают и такую отличительную особенность сетевых войн, как отсутствие жесткой иерархии в структуре-агрессоре. Подчеркнем, что это определяется ярко выраженной гетерогенностью институциональных элементов данной структуры (наличие как традиционных, так и нетрадиционных комбатантов). Отдельные, относительно автономные государственные и негосударственные элементы данной структуры в условиях гетерогенности не связаны по вертикали, для них характерны горизонтальные взаимодействия, причем лишенные регулярности. Именно отсутствие иерархии и регулярности взаимодействий не позволяет четко отследить существование и деятельность такой сетевой структуры-агрессора.

Одной из технологий сетевой войны является осуществление так называемых «цветных революций» в лимитрофах государств-геополити-ческих противников Запада с целью прочного закрепления «постреволюционных» стран в лимитрофах государств Запада вместе с привлекательными материальными и нематериальными ресурсами данных стран. Называть политические технологии такого рода революциями неверно с точки зрения политической теории. Социальная революция – это насильственная смена всей системы общественных отношений, включая доминирующую форму собственности, способ экономического регулирования, политическую систему, официальную идеологию. Ничего этого в результате «цветных революций» не происходит, кроме насильственной смены состава, структуры и функций всех трех ветвей государственной власти. Это существенные признаки государственного переворота. Госпереворот существует в двух формах: как необходимая часть социальной революции и в качестве самостоятельного политического действия. В ходе «цветных революций» осуществляется второй тип госпере-ворота. Так произошло и на Украине на рубеже 2013–2014 гг. Поводом для «революции Майдана» послужил факт откладывания президентом В. Януковичем подписания соглашения об ассоциации Украины с ЕС. Вызванный этой «революцией» Украинский кризис продемонстрировал все основные черты Поствестфальского миропорядка именно как системной угрозы национальной безопасности современных государств. Прежде всего, это коллапс систем международного и внутригосударственного права, базирующийся на принципе «мягкого государственного суверенитета». Оказалось, что для достижения целей «цветной революции» допускаются и даже одобряются любые средства: оказание постоянного давления на официальные власти Украины путем выступлений с поддержкой «Майдана» политиков высокого ранга из стран Евросоюза и из США (в том числе многократно – на самом Майдане)[114]114
  Поддержка «Майдана» со стороны США была активно оказана не только в дипломатическом или финансово-экономическом плане, непосредственно на Майдан приходили видные должностные лица, включая заместителя госсекретаря США В. Нуланд и сенатора Дж. Маккейна. Особенно активны в открытой поддержке «Майдана» были Латвия и Литва. Политики этих стран, включая высших должностных лиц, выступали на Майдане (президент Литвы Д. Грибаускайте, спикер литовского Сейма Л. Граужинене, депутат Сейма Латвии Я. Домбрава, лидер Литовского национального объединения Г. Сонгайла), выделяли Майдану гуманитарную помощь, поддерживали в ходе своих визитов в уже «новую Украину» нелегитимное правительство и президента (министр иностранных дел Латвии Э. Ринкевичс), способствовали такому развитию политики урегулирования «украинского кризиса» в ООН, которое не устраивает Россию. На территории одной из воинских частей под эстонским городом Эмари был организован курс диверсионно-террористического обучения под руководством инструкторов НАТО для молодых людей с Украины, входящих в националистические молодежные организации.


[Закрыть]; насилие со стороны «Майдана», в том числе вооруженное, в отношении представителей власти (захват зданий органов исполнительной власти общенационального и регионального уровня, безнаказанное использование «коктейлей Молотова», холодного и огнестрельного оружия против бойцов спецподразделения «Беркут»); несоблюдение Майданом любых соглашений, устных или письменных, в том числе гарантированных международными посредниками; прямое обращение к террористическим структурам другой страны (России) с призывом к проведению актов устрашения и дестабилизации; угрозы физической расправы со стороны экстремистских элементов «Майдана» в отношении представителей региональной власти другой страны (России) в случае невыполнения требований о присоединении данных регионов к Украине. Наконец, это использование регулярной армии и Национальной гвардии против непокорных восточных регионов, включая силовую «зачистку» блокпостов «сил самообороны» сторонников федерализации страны, артиллерийские обстрелы и даже минирование полей вокруг мятежных городов (при этом, подчеркнем еще раз, ни военное, ни чрезвычайное положение не вводилось как в конкретном регионе, так и в стране в целом). Президентские выборы 25 мая 2014 г. на Украине проводились в отсутствие конституционных оснований для них, т. к. ни одно требование действующей Конституции страны по досрочному отрешению от власти президента В. Януковича не было выполнено, и он юридически остается главой украинского государства. Тем не менее, досрочные выборы президента Украины были проведены и их результаты признаны так называемым «мировым сообществом». Всё это производилось абсолютно безнаказанно, без каких-либо правовых последствий в отношении нарушителей юридических норм как международного, так и внутригосударственного характера.

На наш взгляд, следует особо подчеркнуть фактор, проявляющийся в разной степени во всех «цветных революциях» как в системном элементе геополитической технологии сетевой войны – обязательное присутствие экстремистских организаций в политическом поле таких «революций». В Украинском кризисе 2013–2014 гг. данный фактор проявился в особо жесткой форме: в виде активных репрессивных акций в отношении противников «Майдана» и действий «постмайданных» органов власти со стороны откровенно пронацистского элемента «Майдана» – партии «Свобода» и организации «Правый сектор». Практически открытая поддержка экстремистского элемента «Майдана», по нашему мнению, свидетельствует о стремлении США, Евросоюза, стран «старой» и особенно «новой» Европы, а также Турции, в разной степени поддерживавших «украинских революционеров» и даже участвовавших в событиях «революции Майдана», к ревизии результатов не только Второй, но и Первой мировых войн. Это означает не просто и не только стремление к приобретению территорий, утраченных в ходе обеих мировых войн, но и фактическое обеление их организаторов и пособников. Весьма симптоматичным в этом плане представляется высказывание представителя Украины в ООН (4 марта 2014 г.) относительно якобы намеренной подтасовки советской стороной на Нюрнбергском процессе данных о преступлениях бандеровцев на оккупированных территориях Советского Союза. Если преступления бандеровцев – подтасованы, так, может быть, и преступления германского, румынского, венгерского нацизма также, как минимум, преувеличены? Героизация гитлеровских пособников в странах Балтии и на Украине, на что чрезвычайно вяло реагируют Евросоюз и Совет Европы, весьма вероятно, также служит цели пересмотра результатов Второй мировой войны и обеления ее организаторов. Но если войны всё же происходили в реальности, на какой субъект международной политики возложить ответственность за них? Ответ уже дан резолюцией Парламентской ассамблеи Совета Европы, признавшей в 2009 г. гитлеровский и сталинский режимы в равной мере виновными в развязывании Второй мировой войны. Освобождение стран Восточной

Европы от нацизма советскими войсками в настоящее время признается в этих странах оккупацией. Примеры можно множить, но после «второго Майдана» и связанной с ним активизации процесса ревизии результатов Второй мировой войны, интенсивность которого вполне, по нашему мнению, может быть квалифицирована как информационно-психологическая война против России как преемницы СССР, все «отдельные факты» соединяются в единую неприглядную картину. Запад второй раз в истории намерен, видимо, использовать нацизм как таран, разрушающий государственность его геополитических противников в евразийском ареале, и в том числе и главным образом – государственность и геополитический статус России. Активное использование экстремистских технологий в рамках политического процесса, на наш взгляд, является неотъемлемым системным элементом Поствестфальского миропорядка.

Поствестфальский мировой порядок, рожденный в результате распада предшественника России – СССР, несет угрозу национальной безопасности прежде всего нашей страны как самой ресурсной, предполагая сетевое вторжение во все типы ее геополитических пространств. По разным оценкам, на нашей территории сосредоточено от 32 до 38 % мирового объема сырьевых ресурсов. По причине наличия у РФ ядерного оружия «горячая» война против России в географическом пространстве ведется в своеобразной форме террористической войны в регионе Северного Кавказа и в крупных российских городах (термин «террористическая война против России» введен в 2005 г. тогдашним министром обороны РФ С. Б. Ивановым). Интенсивно осуществляется информационная война против нашей страны – с попытками разрушения ее традиционных ментальных ценностей и смыслов. Поскольку Россия только начинает восстанавливать объем совокупной мощи, необходимый для противостояния всему спектру угроз в условиях резкого сокращения числа государств-союзников, ее положение является откровенно трудным. Само возрождение совокупной геополитической мощи российского государства и общества встречает все возрастающее сопротивление со стороны «хозяев» современного мира. В 2006 г. мировой геополитический словарь обогатился понятиями: «энергетическая угроза», «энергетическая агрессия», «петрополитика». Более того, в декабре 2006 г. влиятельный американский сенатор и глава сенатского комитета по международной политике Р. Лугар призвал страны НАТО быть готовыми осуществить превентивную военную акцию в отношении стран, угрожающих Западу «энергетической агрессией». Этот геополитический новояз родился не только по причине возрождения мощи России. Свою роль играют и формирование «левого блока» стран в Латинской Америке, главное место в котором принадлежит нефтедобывающей Венесуэле, и десятипроцентная зависимость экономики ЕС от алжирского газа, и локальные конфликты за обладание нефтяными богатствами Евразии и Африки, а также некоторые другие причины. Но главное все же – в ресурсном богатстве и энергетическом влиянии современной России: по разным оценкам, от 25 до 30 % потребляемой Евросоюзом нефти и от 30 до 40 % потребляемого газа поставляет именно Россия, у которой периодически возникают острые проблемы со странами-транзитерами и, вследствие этого, происходят временные недопоставки энергоносителей в ЕС. Сам по себе факт самостоятельного распоряжения собственными ресурсными богатствами со стороны России воспринимается лидерами Поствестфальского миропорядка как реальная и большая угроза их национальной безопасности. В связи с этим против России сегодня фактически ведется не только террористическая, но и информационно-психологическая война. Наш политический режим признается Западом недемократическим, Путин – президентом, который ведет страну обратно к авторитаризму и борется со свободным предпринимательством в лице крупного бизнеса («дело ЮКОСа», проект «Сахалин-2»), российский народ – неспособным к правильному восприятию и реализации свободы и т. д. В 2014 г. странами Запада и их геополитическими союзниками были введены определенные экономические и политические санкции против РФ в ответ на присоединение Крыма к России путем всенародного референдума, проведенного в Крыму в соответствии со ст. 1 Устава ООН. Все это – ступени создания «образа врага» в лице России, чтобы затем, при формировании определенных благоприятных к тому условий, осуществить и иные формы агрессии против РФ. Недаром некоторые авторы (А. Г. Арбатов, Э. Я. Баталов, В. О. Рукавишников, Ю. Н. Голубчиков, Р. А. Мнацаканян, К. В. Сивков) отмечают, что «в воздухе пахнет грозой», т. е. в мире намечаются определенные признаки возможных широкомасштабных военных действий, в том числе, в не столь отдаленной перспективе, и в отношении нашей страны. Симптоматично в этой связи, что именно в последние годы Россия активизировала деятельность по модернизации своей армии и ее вооружений.

В ходе Украинского кризиса, спровоцированного и осуществленного бенефициарами Поствестфальского миропорядка, Россия получила у самых своих границ государство, нелегитимно сформированное в результате государственного переворота, осуществленного специфическими средствами мимикрии под «народное восстание», с четко выраженными элементами ультраправого экстремизма, государство, которое активно проводит антироссийскую политику в международном поле, а также политику подавления духовной культуры и структур гражданского общества русскоязычных внутри Украины. Это государство прогнозируемо будет последовательно проводить пронатовскую и прозападную политику как вовне, так и внутри страны. Впервые после Второй мировой войны на западных границах России выстроен «кордон» антироссийских и русофобских государств, поддерживающих в своей внутренней политике пронацистские структуры – так называемый Балто-Черноморский союз (создан в 1998 г. странами Балтии и Украиной). До недавнего времени Украина, в отличие от стран Балтии, на официальном уровне не поддерживала действия праворадикальных партий и/или организаций антироссийской направленности. Теперь этот фактор присутствует в ее внутренней политике.

Угрозы и риски системного характера, создаваемые Поствестфальским миропорядком, могут быть преодолены только в рамках другого миропорядка, с возрожденным на новой основе геополитическим балансом сил. Новый геополитический балансир уже формируется, но Россия, скорее всего, будет не главой, а важной составной частью нового совокупного доминирующего центра силы, в создании которого Российская Федерация сегодня участвует все более активно.

Глава 5
Стратегии "управляемого хаоса" в мировой политике как источник глобальной неопределенности

A.B. Манойло

© Манойло А.В., 2015

В последнее время все большее количество российских и зарубежных экспертов отмечают, что современный мир переживает эпоху кардинальных изменений, в результате которых формируется новый миропорядок, идущий на смену классической Вестфальской системе. Эти процессы вызывают не только революционные изменения в сложившихся архитектуре и институциональном дизайне международных отношений, но и серьезные сдвиги в коллективном мировоззрении крупнейших мировых наций, реализующих свои национальные интересы в глобальном мире с помощью специальных акторов Вестфальской системы – наций-государств.

Процесс формирования нового миропорядка сопровождается возникновением новых полюсов, выступающих новыми центрами притяжения движущих сил мировой политики и составляющих острую конкуренцию американоцентричной концепции однополярного мира, на время победившей после окончания «холодной войны». Центрами этих полюсов выступают так называемые «новые гиганты» мировой политики – стремительно набирающие силу развивающиеся страны – т. н. «восходящие гиганты» мировой экономики (и политики тоже), в период глобального противостояния СССР и США находившиеся на периферии линий геополитической напряженности и основных фронтов «холодной войны».

Вместе с тем, современная политическая действительность все больше определяется нарастающей глобальной политической нестабильностью, в которую «мир перешел в результате эрозии Вестфальской системы. На фоне ее распада и хаотизации международных отношений происходит формирование нового миропорядка, основанного на принципах многополярности»[115]115
  Будаев А.В. Роль «мягкой силы» во внешней политике России (на примере российско-бразильских отношений): Автореф. дисс… канд. полит, наук. М.: ДА МИД РФ, 2014.


[Закрыть].

С одной стороны, происходит окончательное разрушение Ялтинско-Потсдамской мировой системы, возникшей в результате победы государств антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне над германским национал-социализмом, итальянским фашизмом и японским милитаризмом, и на ее обломках формируется новый миропорядок, который различные эксперты называют то многополярным, то бесполярным.

С другой стороны, формирование нового миропорядка происходит в условиях нарастающей глобальной нестабильности и хаотизации международных отношений, в которой устойчивость политических режимов наций-государств зависит от их способности противостоять цветным революциям и технологиям «управляемого хаоса».

Складывается в целом непростая и даже в чем-то парадоксальная ситуация:

– с одной стороны, формирование новой многополярной системы ведет мир к порядку;

– с другой стороны, целым рядом государств, занимающих лидирующие позиции в мировой политике, подчеркивается важность сохранения анархичности международных отношений и отстаивается право использовать технологии «управляемого хаоса» для устранения политических режимов, не вписывающихся в новый миропорядок.

По мнению одних, многополярный мир успешно формируется; вместе с тем, по мнению их оппонентов, этот процесс сопровождается нарастанием энтропии, все более принимающей форму черной дыры, в которой может исчезнуть и сам нарождающийся миропорядок, так и не успев окончательно сформироваться. К такому результату вполне могут привести заигрывания американцев – этих «больших детей» мировой политики – с технологиями хаоса, который они наивно считают «управляемым» и который уже проявил себя в так называемых революциях «Арабской Весны».

Распад современной мировой системы, основанной на вестфальской архитектуре международных отношений, модифицированной более поздними ялтинскими и потсдамскими соглашениями, вероятно, является процессом объективным и неизбежным даже в условиях всеобщего мира и процветания: современный мир стремительно меняется, становясь более сложным и приобретая новые качества, и эти изменения становятся причиной модернизации и адаптации прежних моделей и схем международных отношений, многие из которых не выдерживают темпов развития и распадаются, давая жизнь новым системным решениям.

Повсеместно в современном мире происходит смена взглядов на ключевые вопросы и проблемы международных отношений, глобального и регионального развития; изменение и переоценка традиционных ценностей, вплоть до девальвации, включая такие фундаментальные ценности, как права и свободы демократического общества, институты демократического мира; смена парадигм эволюционного развития современного общества, в результате которой приходят альтернативные концепции и идеи, основанные на движении ко всеобщему порядку через стимулирование анархии в международных отношениях и насаждения «управляемого хаоса».

Продвигаемые по всему миру англосаксами и их последователями из числа западных стран так называемые демократические (либерально-демократические) ценности, будучи оторванными от их носителей – североамериканских англосаксов (их попросту не хватает на все страны, где они стремятся насадить демократию собственной модели), переходят в состояние свободного дрейфа (по мнению Вендта и других американских политических конструктивистов[116]116
  Wendt A. Anarchy is What States Make of It: the Social Construction of Power Politics // International Organization. Vol. 46. № 2. Spring 1992. P. 391–425.


[Закрыть]), свободно проникая через границы суверенных государств и охватывая все новые территории, но при этом такой дрейф часто носит характер хаотического броуновского движения.

В ответ на настойчивые попытки принудительной демократизации и навязывания американского образа жизни сообщества, относящиеся к традиционному восточному типу и построенные по племенному, родовому и общинному принципу, активно возрождают архаичные и давно уже ушедшие в историю методы и механизмы конфликтной мобилизации, способные противостоять новым вызовам и внешним угрозам, направленным на разрушение их собственной уникальной идентичности. Принудительная демократизация восточных обществ (в Ираке, Афганистане и других странах) ведет к возрождению сильнейших общинных механизмов самозащиты, которые американцы стремятся разрушить, погружая регионы мира в «управляемый хаос» – способ, прямо противоречащий их стремлению унифицировать мир и привести его к «светлому будущему», объединив в рамках единой для всех наций и народов системы ценностей и системы институтов «демократического мира». Эта противоречивость глобальной политики США позволяет поставить на повестку дня вопрос о разумности политического курса, проводимого блоком западных стран, и присутствии (или отсутствии) в нем элементов здравого смысла – фундаментального концепта ноосферной политики.

В реальности превращение мира после окончания «холодной войны» в «монополь» с США во главе в реальности продемонстрировало не силу современной системы международных отношений, а ее слабость: в результате длительной ожесточенной борьбы мировое сообщество смогло выдвинуть всего лишь один единственный вариант развития, основанный на одном полюсе, одном «бесспорном» мировом лидере, совместившем в себе функции мирового судьи и полицейского. Эта модель, по самой своей природе противоречивая и несбалансированная, оказалась очень сильно зависимой от капризов Вашингтона и не застрахованной от ошибок слабобразованных и некомпетентных людей, случайно оказавшихся на вершине его властной пирамиды – таких, как печально знаменитый «техасский ковбой» Дж. Буш-мл., руководивший страной из собственного ранчо.

Переход к однополярности для системы международных отношений означал не прогресс, а регресс, поскольку любой просчет в политике, проводимой этим единственным мировым полюсом, должен был сразу привести к кризису всей системы, построенной на базе принципов, идеологии, интересов и ценностей, носителем которых этот полюс является. В дальнейшем это и проявилось в военных кампаниях в Афганистане и Ираке, в цветных революциях в Сирии, Ливии, Египте и в попытках силового решения проблемы с Ираном. На примере США и ее внешней политики однополярный мир показал свою системную слабость, которой тут же воспользовались новые генерации акторов, выходящих сегодня на передний план мировой политики: так называемых «акторов вне суверенитета», негосударственных участников международных отношений – субъектов публичной дипломатии и «мягкой силы».

Ослабление однополярной системы не привело к ее автоматическому преобразованию в многополярную – на это, очевидно, требовалось время, достаточное для того, чтобы наиболее активно развивающиеся акторы (нации-государства), всю «холодную войну» просидевшие на вторых и третьих ролях в тени СССР и США, обрели самостоятельность, осознали свои возможности и свою возрастающую роль в трансформации политической системы современного мира и выросли бы до уровня новых полюсов. Кроме того, необходимо понимание и отсутствие сопротивления со стороны известной всем великой державы, «оседлавшей» единственный мировой полюс.

Все перечисленное настолько замедлило чисто эволюционный (по своей природе) процесс перерождения однополярной системы в многополярную, что между этими двумя событиями возник темпоральный разрыв, который заполнили негосударственные акторы мировой политики. В результате это еще сильнее ослабило Вестфальскую систему, поскольку первенство наций-государств в осуществлении сношений между нациями и народами стало деятельно оспариваться транснациональными корпорациями, частными военными компаниями, международными гуманитарными фондами, интернациональными экстерриториальными политическими партиями (типа БААС), национально-освободительными движениями и т. д. Сегодня их роль в мировой политике и в сфере международных отношений едва ли не большая, чем роль самих наций-государств.

В силу этих и множества других причин формирующаяся новая мировая система, основанная на многополярности, может вообще не сформироваться и сразу перейти в состояние «управляемого хаоса» и анархии: в условиях «управляемого хаоса» мировые полюса теряют свою роль и значение и становятся не нужными, поскольку мир хаоса построен на совершенно иных принципах, моделях и парадигмах глобального управления. Насколько вероятна такая перспектива – полной анархии – покажет время.

Парадигма многополярного мира предполагает приход в мировую политику нового мировоззрения, основанного на принципах разумной достаточности и сбалансированности глобальной политики великих держав, выступающих в роли мировых полюсов или тяготеющих к тому или иному мировому центру силы. Многополярный мир предполагает создание гибкой системы политических полюсов – центров притяжения мировой политики, соединенных между собой множеством гибких и эластичных связей. В случае деформации такой системы в результате воздействия внешнего фактора (угрозы) или разрушения одного из полюсов эти связи не разрываются, а принимают новую форму, и мировая система, основанная на архитектуре многополярности, впоследствии сравнительно легко восстанавливает свою исходную форму. Это ее принципиально отличает от концентричной системы, существовавшей в эпоху однополярного мира, когда кризис, охвативший единственный полюс, был способен разрушить всю систему, вызывая процессы распада вертикально-выстроенных связей между «мировым центром принятия политических решений» (в роли которого долгое время выступали США) и подчиненными элементами (ступенями) из числа иных акторов международных отношений, поддерживающих глобальную политику Вашингтона или вынужденных с ней мириться.

Финансовый кризис 2007–2009 гг. наглядно показал, насколько непрочным может стать миропорядок, опирающийся только на один полюс. В этом плане многополярная система, структурно намного более сложная и многофакторная, на практике является более гибкой по отношению к новым вызовам и угрозам и лучше исполняет функции обеспечения глобальной безопасности и стабильности, хотя и требует постоянного реформирования, модернизации и ревизии форм и механизмов выработки коллективных управленческих решений, лежащих в ее основе. Эта система является более разумно устроенной, более точно отвечающей требованиям здравого смысла, возвращающегося в мировую политику в виде ноосферного компонента, идеологии разумного устройства мира, разумной политики, «умной силы». Преимущества такой формы организации системы международных отношений вынуждены признать даже страны, традиционно придерживающиеся политики неприсоединения, лавирования между мировыми центрами силы, вступления во временные альянсы в зависимости от текущей конъюнктуры и решаемых текущих задач.

Идея многополярного мира сегодня настолько популярна, что роль новых мировых полюсов с разной степенью успешности стремятся играть сразу несколько молодых политико-экономических «гигантов новой волны» – Китай, Индия, Бразилия. России с появлением на карте мира этих новых полюсов приходится считаться не меньше, чем Соединенным Штатам, чей престиж единственной сверхдержавы они постоянно подтачивают.

В целом все новые мировые силы, претендующие на собственный полюс в формирующемся многополярном мире, относятся к России относительно дружелюбно. И с Индией, и с Бразилией, и с Китаем Россию связывают доверительные отношения, характеризуемые формулой «стратегического партнерства». Кроме того, все указанные страны совместно с Россией входят в объединение БРИКС, претендующее на статус международной организации.

Вместе с тем содержание и формат этого партнерства заметно различаются в зависимости от выбора партнера. Так, наиболее активно отношения стратегического партнерства развиваются у России с Китаем; с Индией эти же отношения по темпам и уровню развития заметно уступают российско-китайским, сталкиваясь с многочисленными трудностями в понимании взаимных прав и обязанностей партнеров в этом процессе; а с Бразилией Россия развивает особый формат отношений, в котором обе страны стремятся выступать с консолидированной позицией при формировании международной повестки дня, в том числе ООН, а на региональном уровне задействовать формат БРИКС для ограничения проникновения и влияния нерегиональных игроков в регион, образованный территориями и зонами влияния пятерки государств, входящих в данное объединение. Это в целом позволяет России противостоять волне «управляемого хаоса», выстроив союзнические отношения с другими формирующимися полюсами новой мировой системы, проводящими собственную внешнюю политику, альтернативную политике Вашингтона.