Текст книги "Югославия в XX веке. Очерки политической истории"

Глава 2
Королевство СХС в 1920-е годы

Характер югославского парламентаризма. Период действия Видовданской конституции характеризуют деструктивные процессы, определившие и направление государственно-правового развития Королевства сербов, хорватов и словенцев, и эволюцию межнациональных отношений. Речь идет о междоусобной борьбе двора и политических партий, прежде всего, сербских, за доминантное положение на югославском политическом Олимпе, а также о конфликте представлявших различные народы организаций, проявившемся в обострении так называемого «хорватского вопроса».

Невозможно провести четкую «линию фронта» между участниками политической междоусобицы 1920-х годов. Каждого из югославских политиков, включая монарха, связывали со всеми прочими и узы союзничества, и, в то же самое время, смертельная вражда. Однако на поверхности лежит основная политическая тенденция – постоянное уменьшение влияния парламентских институтов и все увеличивающаяся роль короля Александра, в конце концов, узурпировавшего всю власть в стране в результате переворота 6 января 1929 г. Взглянем через эту призму на политические перипетии 1920-х годов

Участие политических партий в парламентских выборах

В конце переходного времени[105]105
  26. III.-24.XII.1921 г. – второе правительство Николы Пашича (НРП-ДП);
  24. ХП.1921 Г.-5.1.1922 г. – третье правительство Николы Пашича (НРП-ДП);
  5.1.-16.12.1922 г. – четвертое правительство Николы Пашича (НРП-ДП);
  16.12.1922 г.-2.5.1923 г. – пятое правительство Николы Пашича (НРП);
  18 марта 1923 г. – вторые парламентские выборы.


[Закрыть] король снял опалу с Радикальной партии и инициировал в январе 1921 г. создание коалиции НРП и ДП во главе со старым-новым премьер-министром Николой Пашичем. Дипломат и министр двора Милан Антич вспоминал: «Пашич вернулся из Парижа. Александр долгое время не хотел его принимать. Веснин, намеревавшийся оставить премьерский пост и вернуться в Париж, ходатайствовал перед королем. Наконец, тот принял Пашича и беседовал с ним три часа. Пашич получил мандат на формирование нового правительства… Возможно, Пашич стал премьером, потому что вместе с королем выступал за централистское государство. После этого, до принятия на Видовдан 1921 г. конституции, реализовывалась только эта программа»¹.

До конца 1922 г. правительство формировалось силами коалиции НРП и ДП. Отношения двух «государствообразующих» партий характеризовала непрекращающаяся борьба, предметом которой были министерские посты, а также партийный контроль над органами государственной власти в центре и на местах. Отставки кабинетов Н. Пашича в декабре 1921 и 1922 гг. два этапа наступления пользовавшихся поддержкой короля радикалов на позиции своих постылых союзников. Целью первого было отчуждение у ДП портфеля министра внутренних дел и изменение в свою пользу пропорции распределения чиновничьих постов. До этого она была 9:7 в пользу ДП. Получить в свои руки МВД НРП не удалось. С. Прибичевича сменил его товарищ В. Маринкович. Вторая отставка, знаменовавшая распад коалиции НРП-ДП, позволила радикалам, с санкции Александра Карагеоргиевича, сформировать так называемое «гомогенное» правительство (без демократов, с незначительным участием ЮМО), а также получить высочайшее соизволение на проведение новых скупщинских выборов. Причиной такой поддержки королем радикалов можно считать его разочарование в ДП, которая разделилась на приверженцев идей государственного централизма и национального унитаризма (С. Прибичевич), и на тех, кто, как Л. Давидович, склонялся к ревизии воплощавшей эти идеи Видовданской конституции.

* * *

На протяжении года[106]106
  2.5.1923 г.-27.3.1924 г. – шестое правительство Николы Пашича (НРП);
  27.3. -21.5.1924 г. – седьмое правительство Николы Пашича (НРП-СДП);
  21.5.-27.7.1924 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП);
  27.7.-6.11.1924 г. – правительство Любомира Давидовича (ДП, СЛС, ЮМО);
  6.11.1924 Г.-29.4.1925 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП);
  8 февраля 1925 г. – третьи парламентские выборы;
  29.4. -18.7.1925 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП).


[Закрыть] – до марта 1924 г. у власти находилось однопартийное правительство НРП, не имевшее большинства в парламенте. Живучести кабинета способствовала не только поддержка «второго конституционного фактора», но и бойкот парламента хорватскими депутатами из ХРКП, не признававшей легитимности Королевства СХС, но участвовавшей в выборах.

С конца марта 1924 г. по июль 1925 г. в роли партнеров радикалов по представлявшей парламентское меньшинство правительственной коалиции выступала Самостоятельная демократическая партия, во главе со Прибичевичем, разорвавшим отношения с сербиянскими демократами Давидовича. Только на три месяца (конец июля – начало ноября 1924 г.) правление так называемого Национального блока НРП и СДП прервал кабинет парламентского большинства. К последнему относились демократы – сторонники Давидовича, – а также Югославянская мусульманская организация, Словенская народная партия и, заочно, не принимавшая участия в работе парламента ХРКП.

Первую половину 1920-х годов вышеперечисленные оппозиционеры провели в попытках создать коалицию антицентралистских сил. После выборов 1923 г. Словенская народная партия, ХРКП и Югославянская мусульманская организация образовали Федералистский блок. 7 марта 1924 г. на его смену пришел так называемый Оппозиционный блок. В его составе – СНП, ЮМО и ДП. ХРКП обязалась помогать этому блоку в деле смещения правительства. 27 июля 1924 г. Оппозиционный блок формирует собственный кабинет, в котором для членов ХРКП «зарезервировано» несколько мест. Причиной недолговечности правительства было нежелание хорватских республиканцев ради участия в работе скупщины и кабинета министров признать монархическое устройство государства и его конституцию. Это дало повод Александру Карагеоргиевичу потребовать от Давидовича отставку, которая и последовала 15 октября 1924 г.

* * *

По словам сербского историка Л. Димича, большинство, завоеванное НРП и СДП на парламентских выборах 1925 г.[107]107
  18.7.1925-8.4.1926 г. – правительство Николы Пашича (НРП-ХКП);
  8.4. -15.4.1926 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП);
  15.4. -24.12.1926 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП);
  24.12.1926 Г.-1.2.1927 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП).


[Закрыть], не могло служить надежной гарантией сохранения партнерами властных позиций, оспариваемых Оппозиционным блоком (после выборов – Блок народного согласия и крестьянской демократии)². Необходим был союз с более крупной партией, чем СДП с ее 22 депутатами. Таким союзником НРП по настоянию двора, неожиданно для современников, стал злейший враг государства – находившийся в тюрьме глава хорватских республиканцев Степан Радич, которому кроме вступления в Крестьянский интернационал инкриминировалось сотрудничество с югославскими коммунистами и македонскими сепаратистами, а также деятельность по разложению вооруженных сил.

Создание коалиции крупнейших сербской и хорватской партий, помимо расширения базы режима, служило и личным интересам короля Александра, состоявшим в уменьшении роли скупщины и ослаблении партий, в первую очередь, НРП. Признавший конституцию лидер Хорватской крестьянской партии (слово «республиканская» из ее названия изчезло) должен был, по словам Б. Глигориевича, способствовать «разжиганию межпартийных противоречий, созданию парламентских кризисов, в которых король выступал бы в роли арбитра»³. В пользу мнения сербского историка говорят свидетельства широкого круга современников. М. Антич задавался вопросом: «Так как большая часть политической общественности была уверена в том, что Радич не конструктивен и не способен к сотрудничеству, учитывая его поведение с 1918 г. по 1925 г., вставал большой вопрос, а не был ли разрыв коалиции Пашич – Прибичевич частью адского заговора по свержению Пашича, поскольку с большой вероятностью можно было ожидать, что комбинация Пашич – Радич не будет успешной»⁴.

Более определенно высказывались югославские коммунисты: «Курс двора сводится к тому, чтоб при помощи коалиции по возможности ослабить Радикальную партию… расширить свой базис и, окружив себя незначительными партиями, играть руководящую роль в политической жизни страны»⁵.

С. Радич не обманул ожиданий венценосца. За время действия «сербскохорватского соглашения» сменилось четыре кабинета. И все правительственные кризисы были вызваны поведением лидера ХКП. По обвинению в коррумпированности были устранены из исполнительной власти лидер НРП и его соратники. Как вспоминал М. Антич, «От Радича потребовали подать в отставку, которая вызвала падение всего правительства. Так наступила последняя драматичная фаза борьбы против Пашича»⁶.

* * *

Время после отставки последнего правительства Николы Пашича и последовавшего через девять месяцев распада «коалиции народного единства»[108]108
  1.2.-17.4.1927 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-СНП);
  17.4.1927 г.-23.2.1928 г. – правительство Велимира Вукичевича (НРП-ДП-ЮМО); 11 сентября 1927 г. – четвертые парламентские выборы;
  23.2.-30.8.1928 г. – правительство Велимира Вукичевича (НРП-ДП-ЮМО-СНП);
  30.8.1928 г.-б.1.1929 г. – правительство Антона Корошеца (НРП-ДП-ЮМО-СНП).


[Закрыть] можно описать формулой «борьба всех против всех». ХКП перешла в оппозицию, где уже давно обреталась «преданная» радикалами СДП. Некогда заклятые враги – бывший фаворит короля С. Прибичевич и бывший республиканец С. Радич, – образовали Крестьянско-демократическую коалицию (КДК) – Пречанский фронт против сербиянцев. Последние – соратники Л. Давидовича и покойного Н. Пашича – боролись с КДК и, одновременно, со своими Parteigenossen – министрами правительства Его Величества, забывшими о партийной дисциплине, но помнящими о своем верноподданническом долге.

Конец 1920-х годов традиционно считается периодом наиболее активного королевского вмешательства во внутрипартийные дела. Главным результатом этой активности стало формирование в двух крупнейших сербиянских партиях – НРП и ДП – групп так называемых придворных радикалов и демократов. Действуя без оглядки на своих формальных партийных лидеров, эти группы при поддержке конформистски настроенных СНП и ЮМО формировали правительственные кабинеты вплоть до государственного переворота 6 января 1929 г.

Мотивацию антипарламентской активности короля Александра во второй половине 1920-х годов отражают слова, сказанные им в беседе с отставным генералом, министром транспорта С. Милосавлевичем: «Постоянно говорится, что стране нужен демократический парламентский режим. А этот режим навязывает нам не только выборы и агитацию, но, как мы видим, и другие трудности и негативные явления. Вам бы следовало объяснить вашим коллегам в правительстве и всем другим нашим выдающимся политикам, что их деятельность, в конце концов, ведет страну к хаосу и развалу»⁷.

Ход парламентской жизни подтверждал правоту данных опасений. Кульминацией борьбы Пречанского фронта с правящими сербиянскими партиями стали события весны-лета 1928 г. По воспоминаниям С. Милосавлевича «фракция Радича и Прибичевича… устроили бешеную обструкцию в Народной скупщине, походившую в тот момент на деревенскую пивную, в которой народные избранники ругаются самыми грязными уличными ругательствами, грозят друг другу, или даже дерутся»⁸. В конце концов, 20 июня депутат от НРП П. Рачич в ответ на оскорбления открыл стрельбу по депутатам ХКП, из которых двое были убиты, а двое ранены. Впоследствии после осложнения от полученного ранения скончался С. Радич, что стало предлогом для Крестьянско-демократической коалиции объявить политический и социальный бойкот Сербии: «Ноги нашей не будет в белградской скупщине, если только не потребуется свергнуть тиранию»⁹.

В условиях острейшего государственного кризиса монарх выбрал самый радикальный путь его преодоления. Гордиев узел парламентаризма был разрублен в результате государственного переворота 6 января 1929 г. и установления режима личной власти короля Александра.

* * *

Вышеописанные политические катаклизмы развивались в государственно-институциональных рамках, очерченных Видовданской конституцией.

Статья № 1 этой конституции гласила: «Государство сербов, хорватов и словенцев – конституционная, парламентская и наследственная монархия» («Народная скупщина – первый фактор законодательства, а король – второй. Членов Народной скупщины определяют выборы, а личность короля заранее указана в конституции… Король не может быть ни обвинен, ни подвергнут суду за совершенные им преступления. Он обязан подчиняться конституции и законам… Хотя король подчиняется правовому порядку и не стоит над законом, совершенные им нарушения правового порядка остаются без установленного законом наказания»).

«Статья № 46: Законодательную власть совместно осуществляют король и Народная скупщина („Право законодательной инициативы принадлежит им обоим. Всякий закон вступает в силу в результате их обоюдного согласия». «Король имеет право отказать в утверждении любого законопроекта… Скупщина не в состоянии заставить короля утвердить законопроект. Король имеет абсолютное, а не ограниченное право вето, но для короля существуют известные ограничения, если король решил утвердить законопроект, он должен утвердить его таким, каким он вышел из скупщины“)…

Статья № 47: Исполнительную власть осуществляет король через ответственных министров…

Статья № 52: Король созывает Народную скупщину на регулярный или внеочередной созыв… Король имеет право распустить Народную скупщину. Однако указом о роспуске одновременно назначаются новые выборы, которые должны состояться, самое позднее, через три месяца…

Статья № 54: Ни один акт королевской власти не имеет силы и не подлежит осуществлению, если его не заверил соответствующий министр…

Статья № 75: Заседания Народной скупщины регулярного созыва открываются каждый год 20 октября в том случае, если ранее скупщина не была созвана королем во внеочередном порядке… („Открытие сессии скупщины есть акт королевской власти, которым король уполномочивает скупщину приступить к исполнению своих обязанностей… Закрытие скупщины есть акт королевской власти, которым король констатирует, что созыв завершен, так как скупщина выполнила задачу этого созыва… Во время регулярного созыва обсуждается не один определенный вопрос, а все законопроекты, которые правительство или отдельные народные депутаты выносят на суд скупщины… Но все-таки существует один вопрос, ради которого необходим ежегодный созыв скупщины“). Регулярный созыв не может быть завершен до тех пор, пока не принят бюджет… („Проект бюджета составляет правительство, а утверждает народная скупщина. По своему содержанию это акт управления финансами, а по форме это закон… Без одобрения скупщины бюджет не может быть продлен больше, чем на три месяца… Действие бюджета длится с 1 января по 31 декабря одного года. Бюджетный год совпадает с календарным“¹⁰)

Статья № 80: Законы провозглашает король своим указом, который содержит текст самого закона, принятый скупщиной. Указ заверяется министрами…

Статья № 82: Каждый член Народной скупщины имеет право направлять министрам вопросы и интерпелляции. Министры обязаны дать на них ответ в течение того же созыва…

Статья № 90: Все министры составляют министерский совет, который подчиняется непосредственно королю. Король назначает председателя и членов министерского совета.

Статья № 91: Министры несут ответственность перед королем и Народной скупщиной. Король и Народная скупщина могут предъявить министрам обвинения в нарушении конституции и законов страны…

Статья № 94: Исполнительная власть может издавать распоряжения, необходимые для исполнения законов… Распоряжения не могут противоречить конституции или закону, для применения которого они были изданы… Народная скупщина может приостанавливать действие распоряжений целиком или отдельных их частей»¹¹.

Авторство вышеописанной системы государственной власти принадлежало руководству Народной радикальной и Демократической партий, приложивших летом 1921 г. значительные усилия для принятия Основного закона страны. Стоит напомнить, что у «уставот-ворцев» принципиальных разногласий с оппозицией по вопросу о государственном строе, в отличие от проблемы административного территориального разграничения, не возникало. В программных документах и заявлениях всех политических партий, от ХРКП до НРП, можно найти признания приверженности идеалам парламентаризма. Так, Югославянская мусульманская организация требовала «полной ответственности правительства перед народным представительством»¹². Радич с 1924 г. выступал за «монархию английского типа». НРП декларировала принцип «Le Roi regne mais il ne gouverne pais – король правит, но не управляет»¹³. «Народная радикальная партия – политическая парламентская партия. Поэтому она противостоит всем партиям и направлениям, не занимающим парламентские позиции… Без парламентаризма нет свободы и самоуправления. Партия боролась за него с самого начала своей деятельности»¹⁴. Примером подобного рвения служило также упоминание парламентского характера Королевства СХС, отличавшее Видовданский устав как от сербской конституции 1903 г., так и от законодательства Великобритании, политические традиции которой почитались образцовыми.

Как мы уже определили, действительность диссонировала с западнической риторикой югославских политиков. По мнению сербской политической элиты, главным проявлением «кризиса парламентаризма» была неподконтрольность исполнительной власти депутатам. Деятель Республиканской партии Яша Проданович констатировал: «Народное представительство не имело сил ни защитить правительство от непарламентской отставки, ни устранить его от государственных дел в случае утраты доверия скупщинского большинства»¹⁵; «никто не в состоянии ни определить причины отставок кабинетов, ни установить какие-нибудь четкие правила… Такой парламентаризм неизвестен европейским парламентским странам, хотя в их конституциях не указано, что они парламентские»¹⁶. С Продановичем согласен Л. Димич: «Королевство СХС не было страной, в которой Народная скупщина была бы суверенным органом власти»¹⁷. В 1920-е годов только Уставотворная скупщина проработала положенный четырехлетний срок. Собрания, избранные в 1923 г., 1925 г. и, разумеется, в 1927 г., были распущены досрочно.

Анализируя годы спустя причины умаления роли представительной власти, большая часть югославских политиков главным и в большинстве случаев единственным его виновником называла короля Александра.

Деятель Демократической партии Милан Грол отметил в дневнике: «Политическая коррупция короля Александра… отравила нормальное политическое брожение в стране, остановила здоровую ферментацию идей»¹⁸.

Радикалы припоминали слова Пашича, сказанные им еще зимой 1918/1919 гг. по поводу отказа принца-регента утвердить его первым премьером Югославии: «Он демонстрирует склонность править самовластно… Интриган и очень амбициозен»19. Лазар Маркович в мемуарах вторил своему покойному шефу: «Александр не хотел оставаться в роли парламентского правителя, но не мог и не смел открыто выступить против конституции 1921 г… Поэтому он шел обходным путем для осуществления своих желаний и потребностей, не совместимых с признанными принципами парламентской системы правления»²⁰.

Стравливая и ослабляя партии, шантажируя крупнейших политиков, Александр, по выражению радикала Милана Стоядиновича, пробивал «бреши в общественной жизни»²¹. «Как регент и как король, он часто торпедировал правительства», узурпировал право назначения военного министра и министра иностранных дел, вводил в состав кабинетов действующих офицеров, игнорируя мнение парламента.

«Из 23 министерских кризисов скупщина вызвала всего два… Все прочие вызвал король или люди из его окружения и по его приказу. Чем дальше от 1918 г., тем чаще происходило вмешательство короля, тем больше все это походило на режим личной королевской власти. Диктатура 6 января 1929 г. всего лишь кульминация этой политики»²², -делал вывод Светозар Прибичевич.

О собственной ответственности за итог двадцатых годов крупные партийные функционеры вспоминали нечасто. Между тем, именно клявшиеся в приверженности принципам парламентаризма политики с первых дней существования Королевства СХС попустительствовали антипарламентскому усилению монарха. В переходный период к наиболее характерным эпизодам, иллюстрирующим подобное попустительство, можно отнести непротивление формирующих первое югославское правительство партий отказу принца-регента утвердить Н. Пашича премьер-министром, а также принятие силами ДП и НРП регламента скупщины, согласно которому депутаты присягали на верность королю²³. Подобное положение, с парламентаристской точки зрения, нарушало суверенитет Конституционного собрания, которому принадлежала эксклюзивная прерогатива определения будущего устройства государства.

Предпосылки потенциального превосходства «второго конституционного фактора» над первым можно обнаружить и в Видовданской конституции. Так, отсутствие тезиса об обязательном происхождении правительства из скупщинского большинства, которое бы развивало имеющееся положение о парламентском характере монархии, сводило правовой смысл 1-й ст. конституции к формальной констатации того факта, что в Королевстве СХС существует парламент. В рассматриваемое десятилетие данное упущение привело к прискорбной ситуации, описанной выше М. Стоядиновичем и С. Прибичевичем.

Причину, по которой радикалы – авторы текста устава, – перечислив полномочия монарха, «поленились» четко описать права парламента, следует искать в сербском политическом опыте предвоенного десятилетия. Руководство НРП рассчитывало, что в 1920-е годы, как и раньше, гарантированная поддержка большинства сербов – самого многочисленного и внесшего решающий вклад в объединение народа – даст партии не оспариваемое ни оппозицией, ни королем право занимать главенствующие позиции в исполнительной власти[109]109
  Демократы были столь же высокого о себе мнения. На том основании, что ДП была составлена из групп, формально представлявших все области и «племена» страны.


[Закрыть]. Восприятие радикалами собственных отношений с Александром Карагеоргиевичем описывал в своих воспоминаниях М. Антич: «Пашич однажды сказал королю: «До тех пор, пока существует народ, существует и король. Народ это мы. Не будет народа – не будет и короля». Этими словами Пашич выразил монархистское кредо Радикальной партии, собравшей вокруг своей программы большую часть нашего народа»²⁴. В случае расхождения «народа» и короля Н. Пашич предрекал Александру «путь Милана Обреновича»²⁵.

Когда «битва за ограничение власти короля была выиграна еще в 1903 г.»²⁶, излишним казалось перечисление парламентских механизмов сдерживания его вероятного властолюбия. К тому же переходный период продемонстрировал, что последовательное применение принципов парламентаризма совсем не гарантировало радикалам формирование правительства, когда ни одна из партий, включая и НРП, не получала на выборах прочного скупщинского большинства. В этих условиях радикалам, как и представителям других крупных югославских партий, хотелось видеть в короле не символическую фигуру, чья роль сведена конституцией к исполнению представительских функций, а активного союзника, способного обеспечить превосходство над конкурентами.

Данное предположение подтверждается политической практикой 1920-х годов, на протяжении которых политиков, особенно находившихся у власти, мало волновал тот факт, что активность короля выходила за рамки их собственных идеологических установок и нарушала писанные и неписанные нормы парламентаризма. Соблюдение прав «первого конституционного фактора» не интересовало партийных функционеров, которым та или иная «интрига двора» помогала усилить позиции в скупщине, сформировать правительство, несмотря на отсутствие парламентского большинства, или добиться роспуска скупщины и проведения новых выборов. Одновременно трудно припомнить случаи, чтобы терпевшие поражение в какой-нибудь политической баталии не требовали от Александра вмешательства на их стороне.

Помимо специфики взаимоотношений «первого и второго конституционных факторов», отсутствия контроля представительной власти над исполнительной кризис югославского парламентаризма был предопределен состоянием самого депутатского корпуса. В первую очередь следует отметить, что и в скупщине, и в правительстве, которое в тот период формировалось из депутатов крупнейших парламентских фракций, «посланники народа» демонстрировали более чем скромную работоспособность. Показательным примером служит то обстоятельство, что с 1918 г. по 1929 г. было принято всего пять бюджетов страны (1922/1923,1924/1925,1926/1927,1927/1928,1928/1929 гг.). Все остальное время государство каждый месяц функционировало на одну двенадцатую от суммы прошлогодних доходов и расходов²⁷. Кроме того, как пишет сербский историк И. Бецич, «хотя по закону о государственных финансах бюджетный год должен был совпадать с календарным, и эта норма была отменена только в 1924 г., в период до ее отмены закон не соблюдался. Бюджетные года 1919/1920, 1920/1921 и 1921/1922 начинались 1 июня. 1921/1922 финансовый год примечателен тем, что он продолжался полных 14 месяцев. Последний финансовый год пятилетнего послевоенного цикла начался 1 августа 1922 г. и закончился 30 июня 1923 г.»²⁸

Число всех остальных законов, принятых народными избранниками, также было весьма невелико. В качестве свидетельства приведем два отрывка из относящихся к середине и концу 1920-х годов донесений британского дипломатического представительства в Белграде руководству Foreign Office: «Время тратится на мелкие межпартийные и личные интриги, вместо того чтобы уделить внимание строительству административной системы, которая бы объединила различные части королевства»; «Очевидно в 1925 г. скупщина сделала очень мало. На внутриполитические маневры было потрачено больше времени, чем на общественно полезные дела… бесплодные партийные интриги, которым предаются белградские политики, сделали невозможным проведение каких-либо законодательных или административных реформ… За десять лет в Белграде было образовано двадцать пять кабинетов, и все они занимались мелким политиканством, – главным развлечением на Балканах, – вместо того чтобы решать срочные проблемы государственного обустройства»²⁹.

В количественном выражении «политиканство» выглядело следующим образом: в 1923–1924 гг. народные депутаты вынесли на рассмотрение скупщины всего 26 законодательных предложений³⁰. За тот же период они сумели адресовать правительству 72 так называемых интерпелляции – письменных запроса, позволявших их авторам ставить палки в колеса тому или иному министру и при этом представать перед публикой радетелями за интересы государства, борцами с коррупцией. В 1925–1927 гг. «интерпелляций» было 153. Плюс 180 «требований предать суду». Законопроектов – 113³¹.

Из-за нерадивости парламента и его представителей в правительстве десять лет спустя после создания Королевства СХС продолжала существовать юридическая раздробленность шести «правовых областей». Как писал местный аналитик, «отсутствие правового единообразия вызывало политические потрясения и служило причиной экономической отсталости»³².

Картина десятилетних бурных политических баталий ставит вопрос о причинах столкновений югославских политиков и о задачах, которые они сами определяли для себя. Очевидно, предметом существенных разногласий не были правовые и социально-экономические проблемы. Внимание к ним ограничивалось стандартными предвыборными обещаниями «позаботиться о производящих сословиях». «А так как в нашем государстве самым главным производителем является крестьянин, то наша партия, прежде всего, крестьянская»³³, – под этими словами могли подписаться не только члены Главного комитета Радикальной партии, но и Давидович, и Прибичевич, и, разумеется, Радич.

Ключ к пониманию сути событий 1920-х годов – озвученный Пашичем принцип «народ это мы». Национальные и историко-территориальные вопросы были сферой постоянных интересов крупнейших югославских партий, стремившихся единолично вершить судьбы всей страны и населявших ее народов. В первые послевоенные годы амбиции радикалов основывались на их представлении о собственной роли в югославянском Рисорджименто: «Народная радикальная партия подготовила почву для осуществления всей народной программы, а когда пришло время она первая подняла знамя освобождения и объединения всего нашего народа»³⁴. Члены НРП считали себя партией не только «сербиянцев», но и всего «сербства»[110]110
  После войны руководство радикалов полагало, что все пречанские сербские организации войдут в состав НРП. По мнению Протича, Пашича и др. создание ДП, инициированное королем и С. Прибичевичем, раскололо «сербский фронт».


[Закрыть]. А представление интересов самого многочисленного и победоносного «племени» давало право на гегемонию не только в довоенной Сербии, но и во всем королевстве. Показателем самооценки радикалов служит их разочарование от «неожиданного поражения» на выборах 1923 г., не принесших им абсолютного большинства в скупщине.

Югославистские фундаменталисты-демократы руководствовались лозунгом: «Один народ – одно государство – одна партия».

Радич видел себя «хозяином» республики Хорватия («авангарда Запада на Балканах») и в качестве такового хотел разрушить Югославию («азиатскую деспотию»).

Обострение хорватского вопроса в Королевстве СХС. В 1920-е годы лидеры крупнейших партий не столько считали себя руководителями политических организаций, сколько претендовали на роль единоличных представителей интересов того или иного народа. В этом отношении абсолютное первенство принадлежало С. Радичу. Сравниться с ним не могли ни Н. Пашич, ни король Александр, конкурировавшие друг с другом. Отнюдь не выглядят преувеличением слова Г. В. Чичерина, передающие самооценку Радича: «По его схеме, хорваты – это его партия, а его партия – это, в сущности, он»³⁵.

Данное высказывание относится к июлю 1924 г. и служит ничем иным, как констатацией реального положения вещей – на тот момент ХРКП была единственным политическим представителем хорватского народа. Успех партии выглядит особенно впечатляющим, учитывая, что «до 1918 г. мало кто принимал Степана Радича всерьез. Он был депутатом Сабора, но говорил от имени сословия, по большому счету лишенного права голоса. Только в 1920 г., когда в новом государстве было провозглашено всеобщее право голоса для мужчин… радичевское влияние на массы стало явным»³⁶. Настолько явным, что на югославской политической сцене не осталось места другим партиям, которые бы носили атрибут «хорватский».

Распределение депутатских мест по выборам³⁷

Залогом успеха Радича стало умелое сочетание националистических и социально-эталитарных элементов пропаганды, развернутой с конца 1918 г. 25 ноября 1918 г. вместе с ведущими политиками Государства СХС Радич проголосовал за решение о присоединении к Сербии³⁸. Однако в дальнейшем он кардинально разошелся с линией, проводимой руководством Народного Вече СХС. В отличие от тех, кто отправился в Белград и стремился в своем югославизме быть «святее папы римского», Радич заявил о непризнании «народного единства сербов, хорватов и словенцев» и произошедшего 1 декабря 1918 г. объединения.

Глава ХНКП в отличие от своих коллег по хорватскому сабору, социальной базой которых были преимущественно городские жители, понимал, что курс на спасение «домовины» ценой объединения с многолетним противником разрушал репутацию его приверженцев в глазах сельского населения. В этом, по словам современников, проявилась радичевская «молниеносная интуиция», способность «лучше всех распознавать психологию широких масс»³⁹, видеть «не только политическую, но и психологическую ситуацию в послевоенной Хорватии». Как писал хорватский публицист Й. Хорват, «Радич увидел, что югославянство… абсолютно чуждо хорватскому крестьянству. Ему также отвратительна и жесткая государственно-правовая политика. Но он знал, что если югославянство не понятно крестьянству, то в его душе вызывают резонанс хорватские националистические лозунги»⁴⁰. Составной частью хорватского националистического мировоззрения была сербофобия, или, по словам «Арбайтер Цайтунг» от 18 июля 1921 г., «стремление католических малоземельных крестьян стать независимыми от безбожных и некультурных сербов»⁴¹. А. Трумбич говорил, что Радич «хорошо разгадал душу хорватского крестьянина, вернувшегося домой после четырехлетних страданий за чужие интересы, полного разочарований, злобы и бешенства оттого, что свою страну обнаружил под сербской оккупацией»⁴².