Текст книги "Бессмертный полк. Истории и рассказы"

Звериное царство

Николай Афанасьевич Сотников (1900–1978) был драматургом, критиком, публицистом, сценаристом. Работал в издательствах «Прибой» и «Пролетарий», в Доме печати. На ленинградских киностудиях ставились фильмы по его сценариям. Он был участником обороны Ленинграда – военным корреспондентом, фронтовым переводчиком. Закончил войну в Берлине. Николаем Афанасьевичем было написано немало очерков и фронтовых репортажей. Некоторые из них к печати готовил уже его сын – Николай Николаевич Сотников. И эти воспоминания – тоже.

Николай Афанасьевич Сотников

…В зоопарк на Петроградской стороне я попал не по своей воле: шел мимо, и вдруг начался артиллерийский обстрел. Слышу – разрыв еще разрыв Подбегаю к стенке вольера и падаю в сугроб. Дождался отбоя тревоги огляделся по сторонам Все знакомо и незнакомо одновременно: разбиты беседки, павильоны, клетки, вольеры, перевернутые скамейки…

Зверей я пока не вижу но люди уже появляются Вот работница зоопарка Степанова закутанная в белый широкий тулуп прижала к груди винтовку Притоптывая ногами обутыми в громадные валенки она поглядывает на термометр – на шкале больше тридцати градусов ниже нуля! Но люди работают Пожилой маляр тоже закутанный в овчину тащит к страусиному домику охапку дощечек для ремонта. Но вновь гремит металлический голос: «Внимание, внимание! Артиллерийский обстрел района продолжается…».

Степанова укрылась в кирпичной постройке. Я бросился туда же. Совсем близко раздался оглушительный разрыв бомбы.

– Где же звери? – спрашиваю у женщины. – Остались ли они в живых?

– Сейчас увидим, – отвечает она и идет в ту сторону, где только что разорвался немецкий снаряд.

Заглядываю в заснеженный вольер с пробитой осколками крышей и глазам не верю: там стоит рослый страус эму с веером перьев на хвосте! Иду дальше. За одной из загородок торчат оленьи рога. Жив северянин! Тут же прыгает пушистый заяц. Я подумал: «Добыча ведь! Лакомая пища в блокадном городе!». А голодные до крайности люди сберегли живность, не съели.

* * *

Отправляюсь в бегемотник. Довольно шустро поднялась с места знакомая всем ленинградским ребятам Красавица. Исхудала бедняжка! Увидев меня, она словно рассчитывала на угощение, но у меня с собой – только журналистский блокнот и карандаш…

Подоспела служительница зоопарка Евдокия Ивановна Дашина с кормом – маленькой охапкой сена и кучкой капустных листьев. Красавица с удовольствием начала пожирать эту хряпу: не до жиру, быть бы живу!

Но бегемотов не зря называют речными коровами – без воды им совсем беда! У Красавицы от безводья потрескалась толстая шкура. Экзотическое животное страдало и жалобно ревело.

Дашина очень жалела бегемотиху – она к ней привязалась еще с детских лет: ведь за Красавицей ухаживал еще с 1911 года отец Евдокии Ивановны, да и все ее детство прошло в зоопарке. И вот для спасения своей любимицы Дашина по несколько раз в день отправлялась с двумя ведрами на Неву, с превеликим трудом черпала воду, тащила ведра к бегемотнику, подбирала щепки, разводила костерок – нельзя же ледяной водой животное поливать! Зато как была счастлива Красавица, когда ее добрая няня поливала ее огромное тело теплой водичкой и смазывала целебной мазью!

* * *

В зоопарке все знали, что надо делать, и в каждодневном инструктаже не нуждались, но общее руководство здесь было, и осуществлял его зоолог Николай Леонидович Соколов. Он сидел в маленьком кабинетике в промерзшем домике-времянке. Я застал его склонившимся над огромной канцелярской книгой. Он писал свой блокадный зоодневник, не сняв шапки-ушанки и полушубка. Соколов позволил мне прочесть несколько страниц своих записей.

«9 января 1942 года. Сильный артобстрел. Ранен олень-изюбрь в левую плечевую кость. У самки козерога осколком пробито левое ухо. Помощь пострадавшим животным оказана на месте».

«1941 год. Девятый день войны. Сегодня мы отправляем в глубокий тыл наибольшие ценности нашего зоосада…»

Оказывается, на баржу были погружены львы, тигры, черная пантера, ягуар Феликс, носорог Милли, зебра, редкие обезьяны с берегов Амазонки… Оставить пришлось наиболее громоздких животных. Что же стало с эвакуированными? Значительно позднее я узнал, что баржу с редкими зверями потопил вражеский бомбардировщик в одном из каналов Мариинской системы.

Листаю наугад страницу за страницей: «10 сентября 1941 года. У слоновника разорвалась фугасная бомба. Смертельно ранена слониха Бетти. Убит сторож. Многие годы ухаживал он за ней, холил ее, нежил и не пожелал уйти со своего поста…».

Е. И. Дашина у бегемотихи по кличке Красавица. 1943 г.

На слоновьем мясе довольно долго продержались звери-хищники. Смертельно голодные сотрудники не взяли себе ни кусочка.

Мое знакомство с блокадным дневником прерывает Дашина. Она буквально врывается в кабинет Соколова:

– Николай Леонидович! Что делать? Мелкие хищники наотрез отказываются от пустой похлебки. Чернобурки и куницы третий день ничего не едят!

– Придется прибегнуть к хитрости, – отвечает, поразмыслив, Соколов и направляется в небольшой зоомузей. Там он берет чучело тетерева, извлекает из него опилки и набивает растительной смесью. И вот лжететерев стоит перед чернобурой лисицей, как живой. Цап! И наша лисичка с урчаньем пожирает макет птицы вместе с перьями.

* * *

…Тем временем артобстрел прекратился полностью, а бомбежка еще не началась. Антракт. Да и мне пора по моим кинематографическим и журналистским делам. И все же ближе к весне я опять заглянул в это волшебное царство.

Первое, что я услышал, – беседу двух пожилых рабочих:

– Ничего! Одолеем… Солнышко начало пригревать. Травка покажется. Оживет наше звериное царство!

* * *

Блокадная история Ленинградского зоопарка широко известна. И все же его нынешние сотрудники решили сделать ее «зримой». В одном из павильонов они создали маленький музей.

Открываем дверь и… попадаем в комнатку смотрителя зоопарка в военные годы. Слева от узкого прохода стоит обычный канцелярский стол. На нем – пишущая машинка, документы, чертежи, открытки, письма и брошюры времен блокады. Есть репродуктор и даже телефон. Среди книг в музее почетное место занимают издания блокадного времени.

Кстати, в годы блокады в нашем зоосаде произошло редчайшее даже по мирным временам событие – тигрица Нади принесла потомство. Но… кормить малышей не стала. Тогда научный сотрудник В. Александров взял малышей к себе домой и нашел им кормилицу – собаку. С большим трудом удалось выходить и вырастить тигрят, которых назвали Тигрюля и Василек. К сожалению, во время очередного артобстрела их убило взрывной волной…

А вот еще удивительный факт: в блокадном зоосаде была организована выставка рыб. Подобного в довоенные годы вообще не случалось.

При зоосаде был также создан маленький театр зверей. В нем работали дрессировщики И. К. Раевский и Т. С. Рукавишникова с группой дрессированных животных – медвежатами, собачками, обезьяной, лисицей и козликом. Выступали они не только в самом зоосаде, но и в школах, детских домах.

…Музей зоопарка так мал, что в нем будет тесно даже трем-четырем посетителям. Зато сколько впечатлений!

Ботаники вступают в бой

Да, именно так, причем, не совершив при этом ни единого выстрела и оставаясь сугубо штатскими людьми. Несомненно, в истории войн были случаи, когда воюющим сторонам приходилось прибегать к помощи биологов, в частности и ботаников, но такой добровольной мобилизации на борьбу с врагом, как в годы блокады Ленинграда ботаническая наука еще не знала!

Если при всей моей любви к живой природе я все же оставался и остаюсь любителем, то о царстве растений мне приходилось писать и как очеркисту, и как киносценаристу еще с довоенных времен. Продолжил я эту дорогую для меня тему и в послевоенные годы в видовых фильмах «По Нижнему Амуру» и «По Среднему Амуру». Вот почему мое появление в блокадную пору в Ленинградском ботаническом саду никого из сотрудников не удивило – меня уже там знали и довольно быстро и охотно, что называется, ввели в материал.

Ленинградские ботаники сражались с врагом. Да еще как сражались! Фашисты почувствовали силу их сопротивления и даже наступления и непрерывно били из дальнобойных пушек по этому самому мирному островку Невской дельты.

Буквально два слова о предыстории этого царства редких и редчайших растений, рожденного по велению Петра Первого в 1714 году. Этот царский указ учреждал «аптекарский огород», поначалу исключительно в лечебных целях. Спустя сто лет сей «огород» был объявлен уже Ботаническим садом, а еще через сто лет он стал отделом Ботанического института и наконец-то – институтом Академии наук СССР.

Так здесь появились исследовательские лаборатории, гербарии, музей, библиотека… Чего здесь только нет! Пройдя по дорожкам и аллеям, вы совершите путь от заполярных широт до экватора, путешествие от болот до пустынь… Впрочем, тогда, зимой 1941 года, вопрос стоял о самом существовании этого дивного рая для растений. Заснеженный парк был изрыт земляными траншеями, виднелись стрелковые бойницы в стенах… Крона одного из старейших дубов снесена снарядом. На светлой коре красавицы березы зияют глубокие порезы, нанесенные острыми осколками. У подножий израненных деревьев торчат обломки ветвей, словно руки, взывающие о помощи!

Неисчислимы были богатства института: пятнадцать миллионов листов гербария, сто пятьдесят тысяч томов ботанической литературы, свыше ста тысяч живых растений и примерно столько же музейных экспонатов… Всё это не эвакуировать. Задача немыслимая, но частично выполнимая. И вот рука с молотком заколачивает очередной ящик с ценнейшей поклажей. Это рука ученого. В руке другого биолога – малярная кисть. Она выводит на ящике надпись: пункт отправления – «Казань».

…Когда обстрел затих, я навестил директора Ботанического сада Шипчинского. Профессор работал в своем кабинете при свете коптилок и днем: стекла были выбиты, их заменяла фанера, рука в перчатке торопливо писала: «Мировая коллекция растений тропиков и субтропиков не может быть никуда убрана. Они должны оставаться здесь, в оранжереях с искусственным климатом, отвечающим природе каждой группы растений…»

Профессор взволнованно поведал мне о страшной бомбардировке сада 15 ноября, когда фашистская бомба, разрушив две оранжереи, погубила самую высокую пальму северных широт, доставленную сюда еще во времена Екатерины Второй!

Мы прошли к месту катастрофы, и вот какая картина разрушения предстала перед нами: Обнаженные балки Большой оранжереи воздеты к небу, мертвый остов без единого стекла, большой купол покорежен… Мы поднялись на груду битого стекла. Гигантское пальмовое дерево уже оледенело, понуро свесились листья-веера, обломленные взрывной волной.

К нам медленно подошел престарелый садовод Курнаков. Он взял с земли юную пальму и, укутав ее обнаженные корни полой своего полушубка, унес из оранжереи, ставшей кладбищем растений.

До начала блокады в саду расцветало около шестнадцати тысяч видов растений. К концу первой блокадной зимы удалось сберечь ценой неимоверных усилий и совершенно немыслимой изобретательности едва лишь около пяти тысяч нежных созданий природы.

Надо было отправлять драгоценный груз на Большую Землю – ученые становились столярами, плотниками, стекольщиками и грузчиками. Прекратилась подача электроэнергии – и печниками становились кочегарами. Но при этом ни на мгновение не забывали о научной работе – главном Деле жизни. Профессор Шипчинский при свете коптилки продолжал свою монографию «Озеленение пустынь». У него дома зимовали юные пальмы и орхидеи. А Курнаков стеснил себя и членов своей семьи до предела, взяв на дом в качестве постояльцев две с половиной тысячи кактусов! Я побывал в гостях у Курнакова и могу лично засвидетельствовать: не был такого места в его квартире, где можно было бы укрыться от уколов этих своенравных гостей. Я ушел на передовую весь утыканный «кактусиными» колючками! Удивительно, но факт, который я готов засвидетельствовать как очевидец: в блокадной квартире ученого впервые в истории растительного мира зацвел дивный кактус, у которого не было еще ни латинского, ни русского наименования. А зацвел этот кактус яркой рубиновой звездой!

…Ранней весной 1942 года я снова оказался на Аптекарском острове. Пальмовый рай оживал: появились стекла, был наведен относительно возможный в тех условиях порядок. В сохраненной оранжерее была устроена своеобразная больница для растений. Умиравшим растениям, прежде всего пальмам, были сделаны операции, которые я безо всякого преувеличения готов назвать хирургическими.

Курнаков при мне высаживал своих колючих питомцев, доставленных из его квартиры. По соседству ботаник Правдин спасает японский виноград. Ботаник Щеголова на практике проверяла свою методику стимулирования роста с помощью так называемого «укороченного дня».

Наряду с больницей для растений, появился и… детский сад для крошек-эвкалиптов, кипарисов, пальм… Окрепнут – войдут на равных в мир взрослых растений.

Продолжая образные сравнения, назову еще и санаторий для ослабевших растений – их пересаживали на воздух, под солнечные лучи, под первые весенние дождики.

Вы скажете: «Это всё – внутриинститутские работы!». Да, но, во-первых, без них не было бы и работ внешних, во-вторых, все они были залогом и важнейшим морально-психологическим фактором для других деяний в области научно-прикладной.

Питание есть жизнь. Эта формула стала для ботаников руководством к действию. Чирков вывел наиболее хладостойкий сорт брюквы, получивший номер 110. Корякина показала мне рукопись своего научного труда «Воздействие светового фактора на быстрый рост овощей». Не считайте это название слишком специальным – весной и летом весь наш огромный город превратился в необозримый огород, а Ботанический сад дал горожанам девять миллионов кустов рассады, выращенной по всем правилам высокой академической агронауки!

В спешном порядке решались проблемы повышения урожайности овощей. Биолог Николаева развернула работу шампиньонной лаборатории. Этими вкусными и полезными грибами снабжались госпитали и стационары. Специально на повестку дня был поставлен вопрос, какие дикорастущие травы более всего содержат витамин С, а этот витамин – неустрашимый борец с цингой! Ботаник Никитин обнаружил в сорняке купыре витамина С во сто раз больше, чем, например, в морковке! Подлинной сенсацией стала выставка съедобных дикорастущих растений, заставивших посмотреть на них новыми глазами. А Никитин, продолжая свои начинания, пропагандировал салаты, супы и приправы из питательной растительности, настойки витаминов из клевера, крапивы и иван-чая. Добавим к этому перечню хвойный напиток, получивший скромное название «С». На себе испытал его целебное действие, когда меня лечили в госпитале от дистрофии.

Лекарственные растения выращивал в убыстренные сроки профессор Монтеверде, и не только выращивал, но и производил тут же из них лекарства для города и фронта. А профессор Голлербах открыл и внедрил вещество, заменяющее дефицитную при массовых ранениях вату. Этим веществом оказался препарат из… торфяного мха.

Лечили больных и… насекомыми. Были получены стерильные личинки мух для быстрейшего заживления ран, которые лечили также чудодейственным пихтовым бальзамом.

Огороды блокадного города

Ботаники, как и биологи других специальностей, разумеется не очень-то приветствовали курение но раз уж положена бойцу махорка, а ее недостает так они стали ее выращивать в пальмовой оранжерее. Как это поется в нашей фронтовой? «Давай закурим товарищ, по одной! Давай закурим товарищ мой!». И мало кто знал из бойцов что благодарить за этот «закур» надо ботаников с Аптекарского острова!

Как-то мне довелось не только повидать но и попробовать сей деликатес: для праздничных новогодних столов изготавливались на первое блюдо разваренный лишайник а на десерт – желе из водорослей! Вполне съедобно и даже по-своему вкусно.

Я уже не говорю о том, что Ботанический сад стал общегородским консультативным пунктом для огородников. Ботаник Иванов учил наших земляков (здесь это слово – особенно уместно!) разводить картофель методом «отводок».

Не стану останавливаться на том, что сотрудники Ботанического сада жили и работали среди несметных запасов пищи – одних образцов семян было свыше ста тысяч! Но никто не съел даже зернышка!!! ТАК вопрос даже не ставился. Зато за блокадные годы было защищено десять диссертаций, созданы научные труды о флоре Ирана и Памира. И это тоже был вызов врагу!

Но помогали ленинградские ботаники фронту и самым непосредственным образом. Вот военный летчик поднимается в воздух для аэрофотосъемок, а ученый-ботаник занимается дешифровкой, изучая снимки природных явлений, фронтовых ландшафтов, уточняя, где лес, где болото, какова проходимость местности на пути нашего грядущего наступления, где сгоревший лес, как изменилась флора за военные годы. А она порою менялась неузнаваемо!

А вот прифронтовой аэродром, место командировки опять же ботаника. Он советует, как сделать, чтобы маскировочные ветви не пожелтели раньше времени и не демаскировали бы самолеты на фоне свежей зелени.

Но и это еще не всё! Ботаник на борту разведывательного самолета обнаруживает пожухлую зелень и передает по радио нашим артиллеристам:

– Здесь вражеские орудия! Бейте их, товарищи! За Родину, за Ленинград!

Воспоминания военного корреспондента, фронтового переводчика, участника обороны Ленинграда

Николая Афанасьевича Сотникова (1900–1978).

Тексты «Звериное царство» и «Ботаники вступают в бой» подготовил его сын, писатель Н. Н. Сотников.

За себя и за ушедших на фронт

Пащенко Александр Васильевич 1927–2016 гг.

Когда началась война Александру еще не исполнилось 14 лет. Отец, Василий Васильевич Пащенко был шофером, после объявления о войне, в селе Баланда Саратовской области началась мобилизация, как и по всей стране. Всех шоферов собрали с полуторками и отправили эшелоном сначала в Харьков, а затем и на фронт.

А уже 24 июня приехал «представитель» из Саратова набирать ребят в ремесленное училище при Авиационном заводе, с проживанием в общежитии по адресу ул. Чернышевского, 50. Нужны были рабочие руки, замена ушедшим на фронт рабочим.

Александру, самому старшему из пятерых детей, до 14 лет не хватало месяца, но он приписал себе один год и его приняли в училище. Началась суровая трудовая жизнь.

Василий Васильевич Пащенко

Жили мальчишки в общежитии – старом холодном здании. Питание было скудным, постоянно мучило чувство голода. Но упорно учились рабочим профессиям, в частности Александр – специальности слесаря широкого профиля. Курс обучения был ускоренный и почти одновременно ребята работали в цехе № 43 авиационного завода, № 292 – так назывался завод в военное время, на котором разворачивалось массовое производство военных самолетов – истребителей. В цехе к учащимся были прикреплены наставники, которые помогали овладеть рабочей профессией.

В ноябре 1941 года был митинг, на котором директор авиационного завода И. С. Левин и авиаконструктор А. С. Яковлев обратились к учащимся ремесленных училищ с речью и призывом:

«Вся надежда на вас! Работать за себя и за ушедших на фронт»!

В своей книге «Грозные годы» И. С. Левин вспоминал об этом суровом времени:

«По просьбе завода к нам направляют большую группу учащихся школ ФЗО и ремесленных училищ Саратовской области. 15—16-летние подростки пришли на завод, где им предстояло освоить профессию слесарей, токарей, фрезеровщиков, столяров, сборщиков. Их необходимо было принять, устроить с жильем, научить работать. И, самое главное, – воспитать преданными патриотами своей Родины».

Выдающийся советский авиаконструктор А. С. Яковлев в своей книге «Цель жизни» рассказал о происходившем в начале войны разговоре со Сталиным.

«Имейте в виду, – сказал И. В. Сталин, – что нам сейчас очень нужны истребители. Это главная задача. От этого зависит положение на фронтах… Поймите, что истребители сейчас – это главное. Нам нужны истребители, как воздух, как хлеб. Мы требуем от вас истребителей».

И мальчишки самоотверженно работали наряду со взрослыми, выполняя производственное задание, приближая Победу.

Фотография от 1 сентября 1941 года

В семье берегут фотографию от 1 сентября 1941 года, которая была отправлена на фронт отцу семейства – Пащенко Василию Васильевичу – и дяде – Кирносову Ивану Ивановичу, и «хранилась» в нагрудном кармане солдатской гимнастерки и во время обороны Москвы, и во время штурма Кёнигсберга, на фронтах и дорогах войны, которые с честью прошли старшие мужчины семьи.

Пащенко Александр Васильевич – справа, в форме учащегося ремесленного училища, с мамой, братом и сестрами.

Фронтовая переписка с дядей, лейтенантом – танкистом Кирносовым Иваном Ивановичем, письмо из Москвы от 22. 01.1943 г. (после госпиталя).

На обороте треугольника написано: «Где Валя, где Толя, как там мои ненаглядные голубки-племяннички. Вышлите фотокарточки».

Фрагмент письма

Здравствуй мой дорогой племянник Шура!

Так прими ж мой привет и самые наилучшие пожелания в твоей жизни, здоровьи и работе.

Да, ты молодец, наконец ты начинаешь понимать и сожалеешь, что не учишься. Ладно, помогай маме, а там видно будет.

Получил я три письма от тебя, от тети Шуры и от Васи Кирносова.

Почему не пишет мама?

Нюра, почему молчишь? Дай адрес Васи.

Живу в Москве по-старому. Хожу каждый выходной к тете Насте и тете Оле. Тетя Оля живет очень бедно. Что там за товарищ ищет меня?

Если Кремко В., то это девочка, с которой я был связан в Ленинграде.

Если сумеете, то пришлите посылочку или две, только побыстрей, а то после госпиталя дрянновато. Поправиться надо.

Пишите. До свиданья. Крепко всех целую.

Ваш брат и дядя Ваня.

22.01.43 г.

В июне 1943 года закончил ремесленное училище № 14, сдал экзамены на хорошо и получил специальность-слесарь 3-го разряда. Так как не было 15 лет, направили на Саратовский завод щелочных аккумуляторов учеником слесаря.

Первая запись в трудовой книжке от 9 июня 1943 года: Зачислен слесарем, как мобилизованный в Государственные Трудовые резервы, завод № 195.

Выпускников ремесленного училища поселили в общежитии рабочего поселка Пролетарка в деревянном холодном двухэтажном бараке. Местная шпана встречала и била заводских пацанов. Хоть мальчишки были худые, тщедушные, но яростно защищались. Но потом все-таки перестали ходить в общежитие – это было опасно, работали посменно и часто надо было добираться домой ночью. Они поселились на чердаках заводских корпусов. Готовили еду, спали вповалку. Затем тяжелая работа у станка в три смены.

Администрация завода, узнав о бедственном положении молодых рабочих, переселила их в другое общежитие, ближе к заводу.

По достижении 18 лет Александра 15 октября 1945 года призвали в армию. Он был зачислен в 128-й ордена Суворова стрелковый полк, который базировался в пос. Татищево Саратовской области. Очень скоро он стал командиром отделения мотоциклистов, так как научился мастерски управлять мотоциклом.

Александр Пащенко. Служба в СА 1945–1953 гг.

Александр неоднократно принимал участие в мотоциклетных соревнованиях по Приволжскому военному округу, в 1947 году на соревнованиях в Сызрани занял второе место.

В армии Александр повзрослел, возмужал, проявил себя как отличный командир, спортсмен. Он продолжил сверхсрочную службу в армии до декабря 1953 года.

После демобилизации, в январе 1954 года Александр Пащенко вернулся на родой Саратовский завод ще лочных аккумуляторов. Он работал слесарем, затем наладчиком электродного отделения.

На заводе он и нашел свою любовь, молодую работницу Галину. Они создали крепкую семью, родили и воспитали двоих детей.

Александр Васильевич продолжил повышать свой образовательный и профессиональный уровень. Закончил вечернее отделение техникума электронных приборов им. Яблочкова.

Вскоре молодому специалисту доверили возглавить участок, а позже он стал инженером-технологом по производству аккумуляторов КНТБ-80.

В 1968 году году по производственной необходимости А. В. Пащенко был переведен старшим мастером в цех 35, где проработал до 1976 года, передавая свои знания и опыт молодым специалистам.

После выхода на пенсию Александр Васильевич продолжал трудиться.

Работал приготовителем в цехе активных масс № 21 и на участке 60.

Окончательно расстался с родным заводом в 77 лет в 2004 году. Его трудовой стаж составлял 61 год.

В 1991 году он получил звание «Почетный ветеран труда завода».

Всю свою трудовую жизнь Александр Васильевич и его жена Галина Викторовна отдали производству на Саратовском заводе щелочных аккумуляторов. Их сын, Игорь Александрович, продолжил трудовую династию, овладел профессией химика-технолога и поступил на работу в Научно-исследовательский институт химических источников тока при Саратовском заводе щелочных аккумуляторов.

Так плодотворно и счастливо сложилась судьба одного из представителей многомиллионного поколения детей войны, прошедших суровые испытания, выстоявших, восстановивших после войны промышленность, заложивших основы обороноспособности нашей страны.

Награжден медалями: «За победу над Германией»; «30 лет Советской Армии и Флота»; «За трудовую доблесть»; Юбилейная медаль: «20 лет Победы в ВОВ 1941–1945 гг.»

Наталья Буслыгина