Текст книги "Теория и история политических институтов"

11.3. Институт лоббирования: компаративный анализ практик в различных странах на государственном и надгосударственном уровнях

Один из центральных феноменов современной политики – лоббизм. В широком смысле под лоббизмом понимаются мероприятия, направленные на оказание политического давления, любые попытки повлиять на политические решения. Лоббизм можно определить как деятельность по представительству и отстаиванию интересов через воздействие на должностных лиц и органы публичной власти в целях влияния на формирование и осуществление государственной политики.

Лоббизм имеет долгую историю. Его становление происходило в XVII–XIX вв. и было связано с зарождением неформальных практик воздействия на людей, обличенных государственной властью. Изначально слово «лобби» (lobby) пришло в английский язык из средневековой латыни (от лат. lobia) и употреблялось для обозначения проходов или крытых галерей в монастырях. В 1640-х гг. так стали называть вестибюль и два коридора в здании Палаты общин британского парламента, где депутаты имели возможность встречаться с заинтересованными в их деятельности лицами, которые не допускались на заседания палаты. В США, как и в Великобритании, словом «лобби» назывались открытые для публики кулуары Палаты представителей и Сената, в которых заинтересованные граждане могли увидеться с парламентариями для оказания влияния на их мнение в отношении того или иного законопроекта. Именно в США в первой половине XIX в. термин «лобби» приобрел политический смысл и стал обозначать группу людей, объединенную общими интересами (деловыми, территориальными, профессиональными и пр.), а производные от «лобби» понятия «лоббизм» (lobbyism) и «лоббирование» (lobbying) начали использоваться для определения неформального влияния на голоса законодателей в коридорах парламента (в лобби) за пределами законодательной палаты [Автономов, 2004, с. 5–8].

В XX в. роль лоббизма в политической жизни резко возросла. Вызванное усилением социальной дифференциации усложнение общественной структуры породило новые интересы, которые не нашли адекватного отражения в классической электорально-партийной системе. Усиление законодательной и административной активности государства, связанное с интересами практически всех общественных групп, показало качественно новые требования к механизмам обратной связи, которые не могли реализоваться через выборы и политические партии. Объективные процессы общественно-политического развития XX в. актуализировали настоятельную потребность в институте, обеспечивающем прямое, не опосредованное партиями и выборами взаимодействие социальных интересов и органов государственной власти, что и предопределило значительное возрастание роли лоббизма в современных обществах.

Лоббизм под влиянием фундаментальных факторов общественно-политического развития претерпел коренную трансформацию. Во-первых, существенно расширилась социальная база лоббизма: если ранее к лоббированию прибегали лишь немногочисленные политически ангажированные социальные субъекты (крупные предприниматели, профсоюзы), то в настоящее время это практически все представленные в обществе социальные группы (добровольческие объединения, средний и малый бизнес, массовые общественные организации, учреждения образования и здравоохранения, региональные и этнические группы и др.). Во-вторых, лоббизм более не употребляется как исключительно механизм воздействия на членов законодательных собраний, а применяется по отношению ко всем существенным центрам власти и управления (правительственные департаменты, контролирующие органы, политические партии, местное самоуправление, суды и т. д.). В-третьих, изменились масштабы лоббизма: от единичных контактов «заинтересованных граждан» с депутатами парламента лоббизм превратился в стабильную и интенсивную систему взаимодействия партикулярных интересов и публичных органов власти.

Лоббизм в современных обществах трансформировался в отдельный социально-политический институт, представляющий собой совокупность специфических каналов и механизмов воздействия партикулярных интересов на процессы выработки и реализации государственной политики. Основу лоббистской деятельности составляет прямое и непрямое влияние на органы государственной власти. Прямой лоббизм предполагает непосредственные («лицом к лицу») контакты с представителями институтов государственной власти в целях достижения нужных лоббирующей стороне решений и включает следующие формы: организацию каналов связи для общения, назначение и проведение встреч с политиками и чиновниками, персональные письма и телефонные звонки, налаживание неформальных отношений, установление клиентских и коррупционных связей и пр. Непрямой лоббизм подразумевает влияние на процесс принятия политических решений посредством мобилизации общественного мнения в пользу (или против) той или иной позиции. Непрямое лоббирование включает такие формы, как реклама в поддержку своей позиции, организация кампаний телефонных звонков, массовая рассылка писем, факсов, сообщений по электронной почте, организация публикаций в средствах массовой информации, мобилизация профсоюзов, религиозных организаций и местных ассоциаций в поддержку своих взглядов, организация пресс-конференций, публичных встреч, сбора подписей, демонстраций, пикетов.

Осуществляя свои функции, лоббисты используют как прямые, так и косвенные методы воздействия на представителей органов власти, оказывая многоуровневое влияние на процессы формирования и реализации политических решений. Успешность лоббистской деятельности в значительной степени зависит от эффективности выбора и применения методов лоббирования в конкретных социально-политических условиях. Методы лоббирования в различных типах политических систем существенно различаются. В англосаксонских странах (США, Канада и др.) имеет место обязательная государственная регистрация лоббистов с предоставлением им относительно свободных и равных условий по взаимодействию с органами власти. В них доминируют в большей степени публичные методы давления: выступления на слушаниях в парламенте, организация пропагандистских кампаний в пользу или против готовящегося решения и кампаний «давления с мест» (потоки писем, телеграмм, телефонных звонков и т. д.). В континентально-европейских странах (Франция, Германия, Италия и др.) лоббизм имеет в большей степени закрытый характер; в них при институтах государственной власти действуют специальные консультативные органы, в рамках которых осуществляется взаимодействие с представителями различных социальных интересов.

Лоббизм существует не только на государственном, но и на надгосударственном уровне. Наибольшее развитие лоббизм получил в США, где в Вашингтоне при федеральных органах власти работают порядка 12,5 тыс. лоббистов. Второй после Вашингтона столицей лоббизма справедливо считается Брюссель, где, по оценкам экспертов, в органах власти Евросоюза действуют около 10 тыс. лоббистов. Методы давления брюссельских лоббистов больше походят на те, которые используются в англосаксонских, а не в континентально-европейских странах.

И в англосаксонских, и в континентально-европейских странах лоббисты выполняют важную социальную функцию – они доводят до политиков важную информацию относительно реальных нужд и предпочтений различных сегментов общества. Лоббисты показывают, как политические решения сказываются на отдельных группах, какое влияние политические решения могут оказать в ближайшей и отдаленной перспективах. Лоббисты предлагают наилучшие решения с точки зрения тех или иных групп общества. В результате получения подобной информации у политиков формируется целостная картина социальных интересов и всего многообразия альтернативных политических курсов, позволяющая им принимать более эффективные решения.

В этом смысле лоббизм все чаще рассматривается не как механизм подкупа или переубеждения должностных лиц, а скорее как субсидия политического процесса. Лоббисты, согласно получившей широкое признание концепции Р. Хола и А. Деадорфа, склонны не столько напрямую, через политико-информационное давление воздействовать на позиции представителей власти, сколько влиять на процессы принятия политических решений, поддерживая политиков, которые изначально разделяют их точку зрения. Ресурсы политиков жестко ограничены (личное время, персонал и пр.), а лоббисты могут оказать им значительную помощь, собирая, анализируя, обобщая и предлагая в сжатой форме информацию, отслеживая деятельность органов государственной власти, политических партий, бизнеса, общественных организаций, готовя проекты законов, речей, запросов, писем, предоставляя волонтеров для организации различных кампаний, налаживая и поддерживая связи с политиками, чиновниками, группами интересов.

Лоббисты субсидируют информационные и трудовые ресурсы избранным должностным лицам, позволяя им осуществлять свои функции более эффективно. Это способствует достижению общих для политиков и лоббистов целей, переводя дополнительные ресурсы в процессы выработки и осуществления политики [Hall, Deadorff, 2006, p. 69–84]. Такое положение типично для развитых стран с устойчивыми демократическими традициями. В большинстве развивающихся стран лоббизм носит теневой характер и часто связан с коррупцией. В них лишь небольшая часть социальных интересов имеет возможность получить адекватное политическое представительство. Лоббизм в данном контексте выступает как один из институтов связывания власти и бизнеса и консолидации господствующей политико-экономической элиты.

Лоббизм дает возможность индивидам и группам действенно защищать свои интересы, оказывая воздействие на процессы выработки и осуществления государственной политики. Его позитивные или негативные эффекты во многом зависят от общего окружения, в котором существует данный социальный институт. Лоббизм дополняет традиционную для репрезентативной демократии систему электорально-партийного представительства, содействуя вовлечению в политический процесс всего множества разнообразных интересов, что способствует формированию гармоничной и максимально сбалансированной государственной политики.

11.4. Информационная власть в политическом процессе

В современном мире главной особенностью любых политических процессов является их опосредованность средствами массовой коммуникации (СМК). Очевидно, что СМК являются важнейшим участником политической коммуникации, и исключение материалов СМИ из любого политического анализа значительно обедняет и искажает картину политических процессов. Но и сами СМИ могут искажать политическую действительность. Именно благодаря СМИ объекты политических действий предстают как свидетели политических процессов, но бывает, что интерпретация событий приобретает большую значимость, чем само событие [Gronbeck, 1996, p. 39].

Роль СМИ позволяет характеризовать политический процесс по многим критериям, в том числе открытость/закрытость, управляемость/ свобода. В прагматической структуре политической коммуникации СМИ выполняют функцию медиатора – посредника между политическими акторами и объектами их действий, т. е. народом. Роль эта близка к роли адресата-ретранслятора, но не вполне с ней совпадает, так как коммуникативная задача адресата-ретранслятора заключается в получении сообщения и доведении до действительного адресата [Почепцов, 1986, с. 10–17]. Медиатор не всегда является адресатом, которому адресант намеренно передает сообщение для озвучивания перед массовой аудиторией, наоборот, выступает в роли интерпретатора, причем не всегда объективного и доброжелательного. Процесс ретрансляции в большинстве случаев сопровождается вкладом медиатора в коммуникацию, что может во многом изменить конечную цель адресанта [Шейгал, 2004, с. 58].

Средства массовой информации обычно определяются как структуры (институты), создаваемые с целью открытой публичной передачи с помощью специального технического инструментария различных сведений любым лицам. Их отличительные черты – публичность, т. е. неограниченный и надперсональный круг потребителей; наличие специальных технических средств; непрямое, разделенное в пространстве и во времени взаимодействие коммуникационных партнеров; однонаправленность воздействия от коммуникатора к получателю (реципиенту); невозможность перемены их ролей; непостоянный, дисперсный характер их аудитории, которая образуется от случая к случаю в результате общего внимания, проявленного к той или иной передаче или статье. В настоящее время без СМИ нельзя себе представить не только политику, но и повседневную жизнь. Еще в 1940–1960-е гг. ученые, исследуя влияние СМИ на массовое политическое поведение, задавали вопрос: не являются ли первые главным и определяющим фактором последнего? Характер оценок и прогнозов менялся во времени, признание СМИ как важного актора политического процесса сомнений не вызывает.

Газеты и журналы могут кодировать информацию и манипулировать ею при помощи размера заголовков, форм шрифтов, специфики стилей, места размещения и т. д. Учет таких факторов, как многообразие источников информации и способов ее кодирования, сложность и противоречивость окружающего мира, позволяет констатировать, что искажение реальности является практически неизбежным в процессе коммуникации вне зависимости от намерений самих коммуникаторов. Информационные институты обеспечивают не только социальную связь, но и модифицируют сознание аудитории, управляют ее поведением, т. е. являются одним из творцов политики. Наши знания о реальности опосредованы СМИ. То, что реально происходит, становится общественным событием только через свое медиальное отображение.

В наше время газеты, радио, телевидение, компьютерные сети претендуют непосредственно на регулирование социального и политического поведения, психологического настроя и даже способа мышления аудитории. Можно говорить об информационной власти, которую связывают с управлением коммуникациями, их содержанием и направленностью посредством манипулирования информацией. Такая манипуляция осуществляется обычно в рамках тройственного подхода, эксплицитно связывающего дискурс, познание и общество [Дейк, 2013, с. 254–283]. Эта власть воздействует на поведение людей двумя способами:

1) побуждая людей к определенным действиям через навязывание цели;

2) предотвращая или блокируя возникновение нежелательных (антисистемных) общественных движений, протестов, действий.

Большое распространение получили «информационные» теории развития общества, рассматривающие рост СМИ и дальнейшее совершенствование массовой коммуникации как основных факторов, определяющих будущие очертания мирового сообщества в целом [Мелюхин, 1999]. Известный исследователь массовой коммуникации М. Маклюэн в 1960-е гг. писал о превращении мирового сообщества в результате глобализации СМИ в «глобальную деревню» – единое информационное пространство без границ [Маклюэн, 2007].

СМИ играют огромную роль в жизни современного общества; они формируют общественное мнение, создают определенный идеологический фон, пропагандируют систему ценностей, определяют языковые нормы и состояние национальной культуры. СМИ не просто отображают окружающую действительность, объективно фиксируя происходящие вокруг события; они прямо или опосредованно, в открытой или скрытой форме влияют на все социально-политические процессы в обществе. Это – «четвертая власть», которая по силе своего воздействия на механизм общественного развития не уступает первым трем. «Влияние медиа всеобъемлюще: оно распространяется на институты, на отношения между людьми, на мысли, решения и действия в политической сфере и т. д.» [Curren, Seaton, 1990, p. 27].

Механизм взаимоотношений СМИ и общественно-политических структур далеко не однозначен, и целенаправленное воздействие с одной стороны вовсе не гарантирует получения желаемого результата с другой. Пример упрощенного взгляда на природу взаимоотношений масс-медиа в политической власти – высказывания о том, что в дестабилизации обстановки в так называемых горячих точках следует винить СМИ и журналистов, которые якобы неправильно и необъективно освещают события, провоцируя эскалацию конфликта. В результате этого представителям СМИ иногда приходится сталкиваться с запретительными мерами органов власти, направленными на ограничение допуска журналистов к источникам информации и местам событий, что в еще большей степени подогревает интерес к происходящему. Это характерно для тех государств, где правовое регулирование взаимоотношений СМИ и властных структур не имеет достаточной юридической базы [Добросклонская, 2005, с. 19–22].

Начало исследований функционального аспекта массмедиа связано с именем Г. Лассуэлла, который в конце 1950-х гг. определил главные функции СМИ для общества как «достижение общественного консенсуса, взаимодействие между частями общества и сохранение социального наследия» [Laswell, 1948]. Автор известного в университетах США учебника «Динамика массовой коммуникации» Д. Доминик отмечает информативную, идеологическую, развлекательную, образовательную, рекламную функции и функцию социальной связи [Dominick, 2012]. Аналогично названы функции СМИ в книге Д. Меррилла «Современные массмедиа» [Merrill, 1994, p. 53–60].

Несмотря на некоторые терминологические расхождения, большинство исследователей выделяют у СМИ информативную, развлекательную, образовательную, рекламную и идеологическую функции. СМИ не только отражают события окружающей действительности, но и интерпретируют их в свете той или иной идеологии, представляя массовой аудитории видение происходящего сквозь призму определенной системы культурных ценностей и политических ориентиров. Некоторые исследователи называют это свойство СМИ «функцией интерпретации». «Факты – не более чем фон, главное – комментарий», – пишет Д. Кьеза [Кьеза, 1997]. Необходимо учитывать, что интерпретация предполагает оценку, которая может быть выражена разными способами: от отбора фактического материала до использования определенных лингвостилистических средств в сочетании с визуальным и звуковым фоном. Все это имеет огромное значение с точки зрения реализации идеологической функции СМИ.

11.5. Политические технологии в условиях информационного общества

Бурный рост СМИ помимо прочих последствий привел к значительному увеличению общего объема речеупотребления и создания дискурсивных пространств в сфере массовой коммуникации. Количество текстов, ежедневно производимых и передаваемых СМИ, во много раз превосходит аналогичный текстовый массив десятилетней давности и продолжает расти; растет число телевизионных каналов, возникают новые радиостанции, появляются новые газеты и журналы, рассчитанные как на широкую аудиторию, так и на узкие группы. Актуализируется вопрос о влиянии СМИ в условиях информационного общества, понимаемого как историческая фаза развития цивилизации, в которой главными продуктами производства являются информация и знания.

Проблемы функционирования языка в области массмедиа рассматриваются различными школами и направлениями, но ученые единодушны в том, что влияние СМИ на современную политическую коммуникацию, на скорость и регуляцию языковых процессов огромно и требует тщательного и систематического изучения. Поскольку язык является частью социальной практики [Матисон, 2013, с. 17], постепенно очерчивается круг вопросов, которые вызывают наибольший интерес со стороны исследователей: какое влияние оказывает массовая коммуникация на соотношение устной и письменной форм речи, как массовый характер сообщения сказывается на изменении языковой нормы, что представляет собой язык массовой информации с точки зрения функционально-стилевой дифференциации, каковы критерии внутренней классификации медиатекстов, как трансформируется дискурс в ходе его трансляции и т. д.

Существует связь системообразующих признаков политического процесса с политической коммуникацией и СМИ. Фактор СМИ тесно связан с такими характеристиками политического процесса, как дистанцированность и театральность. Властный статус требует соблюдения определенной дистанции в общении. «Эффективное проведение политики всегда осуществлялось через символическую “пропасть”. Политика предполагает разделение правителей и народа; психологическая дистанция между ними… значима в любых общественных системах, от шамана до президента как представителя высшей власти» [Gronbeck, 1996, p. 39].

С одной стороны, благодаря СМИ дистанция между лидерами и массами разрушается, так как каждый шаг ведущих политических акторов (особенно главы государства) публично отслеживается, образ политических лидеров очеловечивается, они становятся «такими, как мы», а символическая «надчеловечность» «власти предержащей» ослабляется. С другой СМИ могут не только уменьшать пропасть между массами и элитой, но, наоборот, углубить ее, поддерживая авторитет вождя. Чем значительнее дистанция, тем выше авторитарность, и наоборот.

Помимо ритуальных и обязательных событий, которые происходят независимо от СМИ и лишь освещаются в них, существуют так называемые псевдособытия, к которым Д. Бурстин, первым предложивший этот термин, причисляет события, специально запланированные с целью их немедленного показа или передачи информации о них [Boorstin, 1961]. Речь идет о знаменитых симулякрах, по мысли постмодернистов, буквально пронизывающих современный мир. К политическим симулякрам, широко представленным, например, в современном российском официальном политическом дискурсе, относятся интервью, пресс-конференции, телевизионные беседы и дискуссии, теледебаты и пр. Все эти дискурсные разновидности являются коммуникативными событиями, драматургия которых полностью задается СМИ, хотя содержательная их часть является спонтанной.

Изначально все модели теоретической коммуникации строились на основе ранних представлений о массово-коммуникационных процессах, получивших концептуальные обоснования и известность под названием «теория волшебной пули» и/или «теория подкожной иглы». Они возникли еще в 10-х годах XX в. и в качестве эмпирического обоснования использовали опыт Первой мировой войны. Одним из основоположников этих теорий был известный американский исследователь Г. Лассуэлл.

Приверженцы этих подходов предполагали, что возможности информационного и пропагандистского воздействия на массовую аудиторию практически неограниченны, а сама массовая аудитория представляет собой пассивный объект действия, схожий с пациентом, покорно ожидающим своей дозы лекарства [подр. см.: Грачев, 2005]. Такая постановка вопроса – или о шприце, содержащем лекарство, после которого поведение «пациента» (аудитории) начинает меняться, или о «волшебной пуле», всегда точно попадающей в мишень массового восприятия, – представляла определенный интерес, так как действительно предлагала методы влияния на поведение не только абстрактных масс, но и вполне конкретных избирателей. Если все способы такого воздействия представляли собой единую систему стимулов, порождающих заранее заданную систему реакций, подчиняя таким образом весь общественный организм, то средства массовой информации являлись просто каналами такого массированного и целенаправленного воздействия.

Исследования собственно электоральных процессов, проводившиеся в 1930–1950-е гг. под руководством П. Лазарсфельда, Б. Берельсона и Э. Кэмпбэлла, показали, однако, что все эти теоретические представления довольно далеки от реальности и не в полной мере имеют эмпирическое подтверждение. Исходя из результатов социологических исследований, основанных на серии параллельных опросов избирателей в ходе президентский выборов в Соединенных Штатах Америки 1940 г., П. Лазарсфельд, Б. Берельсон и Х. Годэ разработали двухступенчатую модель коммуникации, ставшую одной из первых общепризнанных теоретических моделей в политической коммуникативистике. Их модель основывалась на том, что воздействие массовой коммуникации на отдельного индивидуума никогда не является прямым, но почти всегда опосредованным, а посредниками являются так называемые лидеры общественного мнения (ЛОМ), имеющиеся в каждой социальной микрогруппе. ЛОМы – это пользующиеся несомненным авторитетом в микрогруппе лица, интересующиеся какой-либо проблемой, регулярно потребляющие информацию (читающие газеты, слушающие радио) и активно распространяющие ее (особым образом интерпретируя) в своем кругу. Таким образом, идеи передаются от СМИ к ЛОМам, а уже от них – к менее активным людям, составляющим ядро массовой аудитории.

Итак, информационно-пропагандистское воздействие по различным каналам массовой коммуникации в большинстве случаем выполняет функции или закрепления установок, уже имеющихся у конкретного объекта воздействия на сознательном уровне, или актуализации и уточнения каких-то латентных, бессознательных установок. Только в редких случаях такое воздействие само по себе может полностью переубедить потребителя информации, заставить его изменить позицию на противоположную.

Такой вывод помог временному выдвижению так называемых «теорий минимальных эффектов» массовой коммуникации, исходя из которых информационное воздействие посредством средств массовой информации уступает по своей эффективности другим определяющим политическое поведение факторам, таким, например, как принадлежность к политической партии или конкретной социальной группе. Главное обоснование таких выводов сводилось к положению о недостаточной силе воздействия безличных массовых сообщений, адресованных всем и никак не связанных с потребностями конкретного, отдельно взятого человека. Вслед за «теориями минимальных эффектов» в 1950-е гг. были предложены принципиально иные концепции, исходящие из представлений о том, что аудитория СМИ сама по себе является активной в плане выбора источников информации и отбора распространяемых сообщений. Здесь стоит упомянуть «теорию когнитивного диссонанса» Л. Фестингера, «теорию полезности и удовлетворения потребностей» Э. Каца.

С конца 1960-х гг. в связи с увеличивающейся ролью телевидения стали активно проводиться исследования, связанные с изучением прямого воздействия СМИ на электоральное поведение и сам ход избирательных кампаний. Эти направления основывались на идеях У. Липпмана, еще в 20-х гг. XX в. указавшего на возникновение упрощенного, искаженного и стереотипизированного образа внешнего мира, появляющегося в сознании индивида под воздействием СМИ. Такой вымышленный мир, существующий параллельно с реальностью, является существенным фактором мотивации и поведения людей в повседневной жизни. На этих же посылках стоит и «теория культивации» Дж. Гербнера (второе ее название – концепция «установки повестки дня»), ставшая одной из самых популярных в исследованиях воздействия СМИ на политическое поведение.

Рубеж XX–XXI вв. – период стремительного овладения СМИ современными методами управления медиапредприятиями и ориентации на получение доходов с рынка, прежде всего от рекламы. Позитивным аспектом коммерциализации и профессионализации СМИ можно считать то, что медиа-холдинги управляются по бизнес-правилам, владельцы заинтересованы в прозрачности и поддержании репутации брендов на случай возможной перепродажи или выхода на биржу. Оборотная сторона коммерциализации СМИ – повышение доли развлекательного, «пустого» контента.

В середине «нулевых» годов сформировалась новая повестка дня мирового издательского сообщества, активно осваивающего мультимедийность. С этого момента «мультимедийность», «мультиплатформенность», «конвергентность» стали ключевыми словами для большинства СМИ. Сайты из «зеркала» печатных версий стали превращаться в отдельную площадку для распространения специально упакованного контента. Примерно с этого же времени началось бурное развитие блогосферы и социальных сетей, которые благодаря достаточно активному проникновению Интернета стали составлять конкуренцию традиционным медиа в качестве источника информации и развлечений. Фактически эти обстоятельства привели к тому, что само понятие традиционных видов СМИ утратило содержание.

В последние несколько лет качественным образом меняется природа журналистской работы. Во-первых, резко возросло значение сетевых ресурсов для формирования информационной повестки дня. Редакторы и журналисты начинают рабочий день не только с просмотра лент традиционных агентств, но и с изучения новостных сайтов, блогов, аккаунтов в социальных сетях, видеофайлообменников и иных ресурсов, создаваемых пользователями.

Во-вторых, меняются методы работы над текстом: огромное количество информации в открытых и платных источниках облегчает сбор материала, проверку информации, уточнение деталей, получение мнений заинтересованных лиц и специалистов по электронной почте.

В-третьих, интерактивность и пользовательский контент становятся частью освещения событий и явлений.

В-четвертых, в редакциях резко возрос спрос на мультимедийную журналистику. Говорить о ее появлении как профессии еще преждевременно, но все большему количеству журналистов приходится работать на разных платформах: писать репортажи в бумажные и сетевые издания, делать фото и видео, вести блоги в «Живом Журнале» и в социальных сетях.

С точки зрения потребителя информации, цифровизация медиа как в узком, телевизионно-радийном, так и в широком смысле распространения сетевых медиа открывает практически безграничный доступ к источникам информации и развлечений. Для СМИ эта ситуация представляет собой вызов, поскольку ни традиционные медиа, которые обзавелись сетевыми версиями, ни собственно сетевые СМИ, ни блогосфера или социальные сети не создали новых устойчивых бизнес-моделей, позволяющих оплачивать эту деятельность. В настоящее время интернет-пространство превращается из площадки собственно политической коммуникации в территорию деятельности профессиональных СМИ.