Текст книги "Артикль. №5 (37)"

Эстер ввалилась в номер с новой порцией осколков древних амфор, сморщенных оливок, камней и других подножных сувениров. У нее был простой способ знакомства с греками: не покупать всякую муру, а просто заговаривать со всеми обо всем. Однако и она позволяла себе пропустить иногда стаканчик пива.

– Мне сегодня дали сдачу не евроцентами, а местной мелочью, – радостно заявила она, – и ты знаешь, как называется мелкая греческая монета? Лепта! Я теперь знаю, что означает «внести свою лепту»!

– И еще нашла квартиру! На улице царя Леонида! – Эстер тараторила, бегала по номеру и чуть не прыгала от восторга, – всего десять тысяч евро! Или восемь. Они отказываются называть точную сумму. Хитрые страшно. Три комнаты, восемьдесят метров. Они зазвали меня к себе и пытались угощать. Я видела, как живут греки! Такую сумму можно взять в кредит, а потом сдавать квартиру туристам.

Она отдышалась и продолжила:

– Они звали меня к себе сегодня вечером. Пообещали назвать точную цену. Но я боюсь. Ведь, если пойду, то наверняка подпишу договор. Они меня убедят. Ты себе даже не представляешь, какие они хитрые восточные люди.

– Не ходи, – сказала я.

– Да, ну как же я не пойду. Я ведь обещала. И потом, если я не пойду, то не узнаю, сколько это стоит.

– Послушай, Эстер, – сказала я, – у тебя нет местного адвоката, и местных законов ты не знаешь. Десять тысяч евро – сумма небольшая, но у тебя ее нет. А ты не знаешь, дают ли наши банки ипотеку под собственность в Греции. Так что не ходи никуда.

– Да, но в следующий раз я буду на Родосе только через год. Если вообще.

– Вот и пойди к ним через год. Они либо продадут квартиру, либо отчаются ее продать. И тогда ты получишь действительно хорошую цену. К тому же за год успеешь подготовиться – узнаешь законы, найдешь подходящего адвоката.

– Вот хорошо, что ты тут, – успокоилась Эстер. Каждому зайцу бывает нужна тормозящая его бег черепаха.

Наутро выяснилось, что бедный зайчик натер ножку сандаликом и никуда не может бежать. Рано или поздно черепаха оказывается впереди – я отправилась с Йоси в Старый город, а Эстер осталась в номере. А она так хотела побывать в синагоге!

Йоси привел гида – еврея с желтой бородой и в мятой рубашке цвета пергамента. У него были испуганные глаза человека, занятого не своим делом. Не сказав ни слова о предстоящей экскурсии, он повел туристов в город. В районе порта человек в мятой рубашке остановился подождать отставших.

– Расскажите нам о Родосе, – потребовала Шира, разбитная сефардка в бейсбольной кепке вместо шляпы.

– Когда придем в синагогу, я расскажу вам еврейскую историю острова, – пообещал человек в несвежей рубашке, особенно желтой на фоне кипельной белизны Родоса.

– А общую историю? – наседала Шира. Она работала в социальной службе одного неблагополучного городка на севере Израиля и не привыкла отступать.

– Общую я не знаю, – пергаментный человек испугался еще больше. Что она хочет от кошерного еврея? Разве ему положено знать гойские сказки? Нам оно совершенно ни к чему!

– Если бы мы хотели просто купить кошерное питание и три молитвы в день, – заорала я, – то поехали бы по дешевке в Иерусалим на уик-энд. Для чего вы нас сюда привезли?

Я орала это все не мятому гиду, а стоявшему неподалеку Йоси. Конечно, на Йоси я не смотрела. Тем более, что он, как всегда, копался в смартфоне.

– Ладно, идите все сюда, – приказала я, – сейчас я расскажу вам о Родосе. Я тут купила путеводитель и всю ночь его изучала специально для вас.

Йосины подопечные выстроились вокруг меня идеально ровным греческим амфитеатром. Разумеется, только женщины. Мужчины отошли в сторонку, чтобы не слушать вредные слова о чужой истории и культуре, да еще, не дай Бог, из уст женщины.

Я старалась говорить так, чтобы новые знания падали в карманы, уже образованные в уме моих слушательниц обучением в школах Хабада. У мужчин же, в отличие от меня, было фундаментальное образование, а не нахватанность по верхам. Их знание книг Пророков наслоилось на Пятикнижие, Мишна – на Тору, Пророков и Писания, Гемара – на Мишну, средневековые комментарии – на Гемару. Но в этом стройном здании нигде не было ни уголка, ни пристеночка, ни тупичка, куда втиснулись бы мифы и легенды Древней Греции. Правда, в разделе «Гемара» кое у кого хранились предания о спорах греческих философов с древнееврейскими мудрецами. Но там не было ни Посейдона, ни Зевса, ни Гелиоса. Только Абсолют и Первопричина.

А с женщинами было проще: их готовили к практической жизни, к профессии и порядку в доме. Поэтому, хотя и они ничего не знали об Олимпе, их умы были слегка приоткрыты для светской культуры.

– В древние времена, – начала я, – только евреи знали, что миром правит Всевышний. Другие народы верили в мелких божков. Если Всевышний правит миром, то Он везде с тобой, куда бы ты ни шел. И поэтому в чужой стране ты можешь оставаться евреем. Везде есть Дома Хабада, ведь так?

А другие народы считали, что у каждой земли – свой бог. Если ты переехал в другую страну, то приходится менять и религию, потому что у другой страны другой хозяйчик. И ты уже не можешь быть собой.

Но для такого миропорядка сначала надо все страны и континенты разделить между богами. И вот, согласно греческой легенде, верховный бог собрал богов на горе Олимп и стал делить между ними земли. Он созвал их при помощи воцапа (женщины засмеялись). Но у бога солнца не было смартфона, и он не пришел на собрание богов. Занятый солнечными пятнами и протуберанцами, он пропустил дележ земли.

– Что же, я без страны останусь? – возмутился бог солнца.

– Не волнуйся, дорогой, – отвечал ему главный бог, – сейчас что-нибудь придумаем.

И тут из моря восстал красивый остров, весь покрытый зеленью, абсолютно весь. Не только зеленью, кстати, но и розами. Слово Родос недаром напоминает «roses». Бог солнца женился на нимфе, которую тоже звали Родос, и зажили они счастливо. У них родились дети и внуки. Одного из внуков звали Линд, и в его честь назван тот самый городишко, где мы так и не покатались на ослах.

Быстро перемахнув через раннюю античность, я подошла к поздней.

– Поздняя античность в еврейской истории называется «периодом Второго Храма», – объяснила я женщинам, – и в ту эпоху шел процесс под названием «эллинизация». Греция тогда называлась Элладой, а греческая культура распространилась везде, и даже в Иудее. Ну, об этом вы знаете из истории Маккавеев и их войн с эллинистами. В ту эпоху Родос прославился огромной статуей бога Солнца – покровителя острова. Ее еще называли Колоссом, то есть, великаном. Родосцы построили ее, продав осадные машины, при помощи которых полководец Деметр пытался завоевать город. У Колосса, как у человека, был скелет, мясо и кожа. Его скелет был сделан из железа, мясо – из глины, а кожа – из бронзы. В высоту он достигал 37 метров, и его было видно со всех окрестных островов. Видите вон те колонны у входа в порт? На них еще стоят олень и олениха? Согласно преданию, они отмечают места, где когда-то стояли ноги Колосса.

Я быстро перемахнула через римский период и раннее средневековье, и подошла к рыцарям.

– Во времена рыцарей Старый город Родоса делился на северную и южную часть – прямо как Тель-Авив. Как и в Тель-Авиве, в северном Родосе жили богатые и знатные, а в южном – простые люди. К богатым и знатным относились рыцари, а к беднякам – простые греки, другие европейцы, нашедшие здесь пристанище, а также евреи.

Турки прогнали греков из города, потому что те были христиане. Но евреев они оставили. Евреи взяли на себя городскую торговлю, но и греки тоже не пропали. Они построили вокруг города Родос множество пригородов и деревень.

Тут меня прервал Йоси:

– Надо идти в синагогу, – напомнил он.

В Старом городе Йоси потерялся. Мы текли за ним тонкой струйкой, но мощный встречный поток туристов быстро разбил ее на молекулы. Владельцы смартфонов стали получать на воцап Йосины крики: «Я в книжном магазине, а вы где?» «В каком еще книжном магазине?» «За углом». «За каким?!!»

Через какое-то время сильно поредевшая группа собралась на площади Еврейских мучеников – небольшом пустом пространстве в окружении оттоманских домов с навесными балконами и лавчонками под полотняными навесами. Такие проплешины можно видеть и в других городах Европы: они возникли на месте разрушенных еврейских кварталов. Посреди площади на бетонном постаменте торчал фонтан – барабан с изображением рыб и морских гадов, увенчанный тремя целующимися морскими коньками. Какое отношение имели коньки к еврейским мученикам? Я вспомнила, что бирманские морские цыгане верят, будто после смерти душу человека забирает морской конек. Он отводит ее в другое, счастливое море, где не надо тяжело трудиться, ныряя за кальмарами. Похоже, памятник на площади Еврейских мучеников поручили морскому цыгану. Но тут я обернулась на зов Йоси, и все выяснилось. Наш чудо-гид стоял в тени условных платанов на другом углу площади, а позади него был еще один памятник – вполне логичная шестигранная призма из черного мрамора, с изображением меноры.

– До второй мировой войны в Старом городе Родоса проживало около полутора тысяч евреев, – вещал Йоси, – немцы собрали их на этой площади, увезли в Афины, а оттуда – в Освенцим. Выжило только 150 человек. Сейчас в Старом городе обитает всего 30 их потомков.

Проговорив это, он утратил интерес к публике и к еврейской истории. Йоси отошел под деревья. Там стояли просторные и высокие клетки, и раздавалось скрипучее карканье двух мощных попугаев, похожих на орлов, разодетых для гей-парада. Вокруг услужливо сновал грек – сажал попугаев желающим на плечи, фотографировал, принимал деньги.

Попугая усадили на плечо Йоси. Птичка стала топтаться влево-вправо, царапая нашего предводителя острыми когтями сквозь рубашку. Йоси стоически, как Прометей, переносил пытку Зевесовым орлом. Глядя на него, я вдруг поняла, что он еще совсем мальчишка – вряд ли старше моего сына, который как раз тогда дослуживал последние дни в армии. Просто, когда мой сын ползал по грязи, защищая северную границу Израиля от Хизбаллы, Йоси затеял бизнес, причем без отрыва от ешивы, а то и его призвали бы в армию.

Мы пошли к синагоге, и все опять потерялись по пути. Но окружающие, даже не зная английского, были рады показать, где synagogue, потому что синагога – греческое слово. Нам только кажется, что мы не знаем греческого языка. У каждого из нас такой запас слов на нем, что никакого воцапа не нужно.

Наконец все собрались в синагоге. Иоси влез на биму44
  Бима – возвышение в синагоге, откуда читают Тору.


[Закрыть] и заговорил снова. Помятый человек, обещавший рассказ об истории евреев Родоса, куда-то бесследно исчез.

– В Старом городе было четыре синагоги, – сообщил Йоси, – все четыре взорвали немцы, а эту удалось восстановить стараниями одной богатой семьи.

Это была типичная сефардская синагога, просторная и светлая, с высокими сводчатыми потолками и бимой посреди зала. Скамьи располагались справа и слева от бимы, так что молящиеся сидели лицом друг к другу – не так, как в ашкеназских синагогах, где скамьи идут рядами, и все смотрят в сторону Святого Ковчега. Половину помещений синагоги отдали под музей общины. Миква55
  Миква – искусственный водоем для ритуальных очищений.


[Закрыть], выкрашенная изнутри блестящей масляной краской, тоже оказалась на бездействующей музейной стороне. Видно, в Старом городе не осталось ни одной еврейской женщины детородного возраста.

Последний вечер на Родосе. Я сняла сандалии и зашла по щиколотку в Средиземное море. Вода была еще слишком холодной для купания. Войти в Эгейское мне вообще и не удалось. Когда, пройдя неприличную улицу Грива, я очутилась на Эгейской стороне острова, то убедилась, что вдоль берега тянутся валуны, отчасти острые, отчасти покрытые слизью. Лезть на них у меня не было ровно никакого желания. А вот Средиземное море, ласково шурша, произносило свое греческое название, набегая на берег:

– Таласса, таласса, таласса…

Песок был темным, крупнозернистым, то есть, вулканическим. Такой окрашенный лавой песок в Израиле можно увидеть только в Нагарии – неподалеку от потухших вулканов Голанских высот. Море намыло вдоль берега небольшую песчаную гряду, усыпанную галькой, осколками ракушек и обкатанной до гладкости терракотой разных эпох.

Мне вспомнился Крым, и как папа учил меня, шестилетнюю, плавать и как заставлял ходить по гальке, исправляя плоскостопие. А потом мы кидали в Черное море мелкие копейки, чтобы вернуться к нему снова. Но сейчас не было смысла кидать в талассу лепты, потому что живу я у того же самого моря, только с другой стороны.

Я дошла до гостиницы, уселась в баре лицом к морю и заказала себе shot прощального пива Mythos. Мимо меня, возвращаясь с шоппинга, вереницей прошла вся наша группа, с любопытством глядя, как женщина в платке и длинной юбке заливает в себя, нисколько не стесняясь, немаленькую дозу идеологически чуждого алкогольного напитка. Последним шел Йоси. Он впервые посмотрел не сквозь меня, а на меня, и в его глазах я прочитала сложное сообщение. Что-то вроде: «да вот ты какая» или «неизвестно чего от тебя ожидать» или «что удивительного в том, что ты недовольна моим кошерным туром». Я приветствовала его поднятием бокала. Сквозь пиво и на фоне заката Йоси казался золотым божком, не имеющим отношения к реальности, и мне уже не хотелось требовать от него оплаченного мной пакета услуг.

Накануне отъезда Йоси осознал (или ему помогли осознать), что он зажал экскурсию на Акрополь, обещанную в программе. Поэтому он воззвал к народу во время завтрака:

– Быстрее садимся в автобус. По дороге в аэропорт я покажу вам Акрополь.

Все быстро сложили чемоданы в багажный ящик и уселись на свои места. Автобус пополз в гору. Через какое-то время Йоси сказал:

– Вон он там, Акрополь, в окне. Но выходить из автобуса нельзя. Мы опаздываем в аэропорт.

– Что такое Акрополь? Что такое Акрополь? – загалдели все разом.

– Место, где древние греки совершали идолослужение, – строго отрезала Эстер, и все тут же отвернулись от окна. Меня всегда искренне восхищает дисциплина ума, свойственная ортодоксальным евреям. Они мгновенно перестают интересоваться запретными плодами, не тратя ни секунды на пустые колебания.

Я же посмотрела в окно, но ничего не увидела. Половину Акрополя заслоняла зелень, другая половина неясно читалась вдалеке, окутанная строительными лесами. Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, но ему повезло и на этот раз – ведь он зажал экскурсию, которая в любом случае не состоялась бы из-за ремонтных работ на Акрополе.

В дьюти-фри я купила, наконец, сувениры и для мужа: бутылку виски «Чивас Ригал» и магнитик на холодильник. На магнитике было изображено какое-то белое здание на фоне голубого неба. Потом, когда Шимон его рассмотрел, оказалось, что это церковь с крестом. Поэтому магнитик он сломал и выкинул в мусорное ведро. «Чивас Ригал» мы пьем до сих пор – еврейские пьяницы, что с нас взять. И да, мы фанатики. Но мы никому не отрубаем голову, в отличие от других фанатиков Ближнего Востока. А если точнее, каждый наш фанатик рубит голову исключительно самому себе.

Мы взлетели. Мне несказанно повезло – впервые за многие годы досталось место у иллюминатора. Домик, деревья рядом с домиком, похожие сверху на соцветье брокколи. Участочек. Еще домик, еще деревья, еще участочек, деревенька, поля, другая деревенька.. Мы летели прямо к солнцу, как Икар. И вот в иллюминаторе показался круглый бок планеты Земля, облитый сверкающим морем.

Мы долго летели под облаками, которые совершали круговое движение, слово в центр неба кто-то вонзил поварешку и мешал ею голубой суп, а облака плавали по кругу, как белые клецки, подсвеченные солнцем. Наконец мы оказались поверх облачного супа. Средиземное море теперь синело только в просветах между кусками проплывающего тумана. Мы летели так совсем недолго, а потом снова нырнули под облака и подошли к израильскому берегу.

Израиль сверху совсем не похож на Родос. Израиль сверху похож на материнскую плату компьютера: ровно расчерченные зеленые прямоугольники полей, проводки дорог, серые ленты шоссе, остро торчащие в небо шурупы высоток. Это было технологично и красиво, потому что шум, беспорядок и прочие несовершенства сверху не видны. Как хороши шатры твои, Яаков, жилища твои, Израиль! Не говоря уже о населении.

И я подумала, что, если мир – это созданный Богом компьютер, то мировая мамка – материнская плата – находится у нас. Но, чтобы увидеть это, нужно иногда слетать на Родос и вернуться обратно.

Михаил Сипер

Лирическое отступление номер один

Когда-то, при самом зарождении нынешнего Государства Израиль кибуцы были одним из несокрушимых столпов, на которых стояло еще абсолютно неполовозрелое государство. Кибуцы поставляли почти всю сельскохозяйственную продукцию на рынки и в магазины, а также служили источником армейской элиты – боевых частей и их командиров. Сами кибуцы был островками абсолютного социализма в море полукапиталистических товарных отношений. Помните песенку из КВНа:

 
Всё нормально, я работаю в кибуце,
Мной довольны, говорят, что не бездельник.
Наш кибуц купил вчера вторые бутсы,
Моя очередь ходить в них в понедельник…
 

Да, именно так и обстояло дело. Всё (кроме жён) было обобществлено, и все были уравнены в правах. И кибуцники работали, жили и веселились! И оборонялись от постоянных набегов арабских банд на поля и коровники. Во времена британского мандата имелся ряд весьма существенных ограничений для кибуцев. Во-первых, запрещалось иметь оружие. А как обороняться против вооружённых нападений? Граблями? Поэтому в каждом кибуце были тайные подземные хранилища оружия, так называемые «слики». Во-вторых, категорически запрещалось производство строительных материалов. Цель – не допустить роста кибуцев. Кирпичи можно было покупать только у британских фирм по немыслимым расценкам. Разумеется, в каждом кибуце начали подпольное производство красного кирпича из глины. Из него строили здания, довольно прочные и незатейливые по архитектуре. В доме из такого кирпича сейчас живу я. И в-третьих, так как у кибуцников с деньгами было не то что плохо, а совсем отвратительно, то в кибуце организовали пошив обуви.

В одном из небольших зданий было выделено две комнаты под обувную мастерскую. Здание, кстати, было построено именно из того нелегального красного кирпича… Сначала там работало трое сапожников (назовём их так). Со всех жителей кибуца были сняты мерки. Выкройки хранились на стеллажах. С детей мерки снимались раз в полгода. Обувь шилась из кожи, довольно грубой, но со временем технология выделки усовершенствовалась. Были закуплены или изготовлены в мастерских специальные машинки – швейная, обрезная, заклёпочная и так далее. У ребёнка рвалась обувь – его присылали к сапожнику – сандляру. Тот находил выкройку, проверял её соответствие сегодняшним размерам – и приступал к индпошиву. Так как кожа была грубовата, то порвать обувь – это надо уметь. И дети, конечно, это умели лучше взрослых. Поэтому основной работой сапожника были пошив и ремонт детской обуви. Между прочим, кибуцные модницы тоже не были обойдены вниманием обувной мастерской – тут шились туфли, почти модельные, на каблуке и из покрашенной кожи.

Всё изготавливалось по определённому стандарту, утверждённому на заседании руководства кибуца. А что вы думали? Никакого разброда и никаких шатаний! Мальчикам делали обувь чёрного цвета, девочкам – красного. Всё! Но одна девочка вдруг взбунтовалась и сказала, что она хочет ботиночки ЧЁРНОГО цвета! Ой вэй! Чёрного, а не утверждённого красного! По этому вопиющему поводу собралось руководство кибуца. И они долго обсуждали возникшую проблему. И вы знаете, пришли к выводу, что девочка имеет право на чёрную обувь! Так что демократия вполне сочеталась с диктатурой пролетариата в спайке с трудовым крестьянством.

На самом почётном месте в мастерской висел большой портрет отца народов Иосифа Сталина. Кибуцы, как я уже говорил, были социалистическими предприятиями, что-то вроде колхозов. И товарищ Сталин олицетворял для кибуцных мечтателей маяк, указывающий путь к абсолютно светлому будущему. А местных умельцев вообще грела мысль, что отец Сталина был сапожником… Так длилось вплоть до ХХ съезда КПСС, когда «оказался наш отец не отцом, а сукою». В кибуцах плакали при вести о смерти усатого батьки, но постепенно глаза раскрывались и лапша с ушей сползала. Хоть знамя кибуцев и до сегодняшнего дня красного цвета, но прежних глупостей уже в головах нет. Да и тогда были люди, говорившие: «Россия – мать, Сталин – отец. Какая наша главная мечта? Стать сиротами…» Не на всех действовала магия рябого чёрта.

Я ещё застал последнего сапожника Ицхака Краусара. Обувь он уже не шил, а занимался, в основном, срочной починкой. Он был глубоким стариком и делал это просто в охотку, чтобы не сидеть дома и не позволять телу лениться. Таковы были первые кибуцники, светлая им память. Когда он умер, дверь в мастерскую закрыли на замок на долгие годы.

Лирическое отступление номер два

Жил в кибуце выходец из СССР Гриша Гилади. Он приехал сразу после окончания Второй мировой в ещё подмандатную Палестину. Как это ему удалось, я не знаю. Гриша прекрасно владел русским языком, поэтому каждый год выписывал из СССР журнал «Огонёк» со всеми литературными приложениями. Но когда Гриша умер, а наследников не было, то кибуцное руководство постановило (как всегда делалось в подобных случаях) квартиру отремонтировать и передать следующему по очереди кибуцнику, а никому не нужные книги на русском языке выкинуть на помойку. Об этом случайно узнал я, тогда ещё не член кибуца. Я подогнал машину и перевёз практически всю Гришину библиотеку к себе в караван, где жил с семьёй по программе «Первый дом на родине». Таким образом у меня оказалась куча переплетённых томов с «Огоньками», начиная с 1949 года по 1963 год. Чтение, доложу вам, наиувлекательнейшее.

Несколько лет назад в кибуце Кфар Масарик, где я живу, решили сделать туристский центр, восстановить несколько исторических мест – обувную мастерскую, первые деревянные дома со всей обстановкой, музей с вещами и посудой первых кибуцников, принимать туристические группы и проводить экскурсии и лекции. Надо сказать, что идея вполне удалась. К нам постоянно и ежедневно приезжают группы туристов. Им показывают кибуц, что для многих – абсолютная экзотика, читают лекции, кормят в кибуцной столовой, показывают слайдфильмы об истории кибуца, а главное – заводят в ту самую обувную мастерскую, где всё осталось, как в 40-е годы. Меня попросили помочь с оформлением мастерской в прежнем духе. Порывшись в «Огоньках», я нашёл большую цветную вкладку с портретом Сталина, её отсканировали, увеличили, отпечатали и повесили в рамке туда, где аналогичный портрет находился в прежние времена. Словом, атмосфера соблюдена полностью. Интересно смотреть на лежащие выкройки, горки гвоздей, колодки, приспособления. Такое впечатление, что сапожник просто вышел на минутку, стоит только подождать и он вернётся, сядет за стол и продолжит постукивать тонким молоточком… А особенно забавно, когда почти 80-летний кибуцник показывает лекало маленькой подошвы, на котором написано его имя – это ему шили обувь, когда он был в детском саду. Всё сохранилось и теперь радует взгляд. Конечно, кроме того портрета – он как раз взгляд огорчает…

А позавчера был потрясающий случай. Приехала группа израильских туристов, людей достаточно пожилых, не зелёных пацанов. Во время лекции и показа портретов бывших сапожников на стенах мастерской одна женщина показала на портрет Сталина и спросила: «Это тоже ваш сапожник?» И лектор благоговейно замолчала – есть люди, наконец-то, которые не знают Сталина! А уж словом «Джугашвили» можно их привести в полный ступор. И слава Богу.