Текст книги "Сотрудничество в публичной политике и управлении"

Глава 3
Доверие в системе взаимодействия граждан и государства

Проблематика соотношения доверия и недоверия традиционно развивается как область философии человека, а также других наук. На рубеже XX–XXI вв. она входит в сферу интересов истории, социологии, политологии. Фактически учение о доверии и недоверии в политической сфере как особое направление исследований в известной мере меняет научные подходы к политике. Доверие выступает важнейшим фактором социального капитала. Доверие и недоверие становятся обоснованием геополитической ситуации, возникшей в условиях применения санкций к России.

Проблема доверия привлекла к себе внимание исследователей уже в конце XIX в. и характеризуется множественностью подходов в силу разного понимания как ее природы, так и особенностей трансформации в современных условиях. Например, Ф. Тённис, Э. Дюркгейм, Э. Гидденс и другие [Теннис, 1998; Дюркгейм, 2011; Гидденс, 1999] подчеркивали особенность доверия к власти, обращая внимание на то, что ее безличные институты на практике ассоциируются с представляющими их конкретными лицами. Отсюда – утрата доверия к тем или иным институтам власти, которая вполне может являться следствием бездействия, аморальности или коррупционности их руководителей или представителей.

Ф. Фукуяма рассматривал доверие как приверженность индивидов, социальных групп к общей системе ценностей, считая, что успех самореализации конкретного общества зависит не от рыночных принципов и не от приверженности традициям, а от одного, распространившегося повсюду элемента культуры – уровня доверия, существующего в обществе. По его мнению, доверие проявляется как на социальном (доверие к государству и общественным институтам), так и индивидуальном уровнях. Оно «есть ожидание того, что члены данного сообщества будут вести себя нормально и честно, проявляя готовность к взаимопомощи в соответствии с общепризнанными нормами» [Фукуяма, 2004, с. 133].

П. Штомпка ввел понятие «культура доверия», которая становится определяющим фактором в процесс формирования гражданского общества [Штомпка, 2012]. Польский социолог полагает, что доверие есть «ставка» в отношении непредвиденных действий других, а «доверие – недоверие» – способ справиться с неясным будущим, в котором мы не уверены [Штомпка, 2008, с. 326].

Н. Луман определяет доверие как механизм для минимизации рисков и как определенный социокультурный ресурс, способствующий реализации потенциала действия. Он считает необходимым разделение доверия и уверенности: «Если у вас нет альтернатив, вы находитесь в ситуации уверенности. Если вы выбираете одно действие, предпочитая его другим, вопреки возможности быть разочарованным в действиях других, вы определяете ситуацию как ситуацию доверия» [Луман, 2007, с. 183–184].

Можно согласиться с подходом И. И. Кузиной, рассматривающей доверие к политическим институтам как набор нормативных и оценочных ориентаций граждан относительно деятельности политических институтов и политических лидеров, сформированный в результате социализации и сопоставления результатов работы институтов и политических лидеров, правил функционирования институтов и ожиданий реализации интересов граждан [Кузина, 2014, с. 159].

Существовавшая на протяжении многих веков традиционная модель доверия населения к власти в последние десятилетия подвергается серьезной ревизии. Данный процесс характерен не только для государств, сохранивших элементы патерналистской политической культуры, предполагающей безусловное подчинение граждан существующей власти и принуждающих несогласных к лояльности. Авторитет и престиж государства существенно понижается даже в демократических государствах, наполняясь новым содержанием «общественного договора» между государственной бюрократией и гражданским обществом.

Доверие рассматривается в основном как необходимое условие развития обществ, как фактор экономических трансакций, способ и оценка состояния общественных отношений, общественной солидарности, взаимопонимания, как проявление ценностных предпочтений. Доверие считается основой деятельности всех социальных институтов и в таком качестве исследуется в этнометодологии.

Доверие в целом – это отношение к действиям другого лица, группы лиц, институтов (власти, бизнеса, гражданского общества), основанное на убежденности в законности, правоте, честности, предполагающее взаимную ответственность, проверку опытом и практикой.

Недоверие (противоположность доверию) – это отношение, выражающееся в обоснованном аргументированном сомнении в искренности мотивов, действий и деятельности другого субъекта, в подозрительности верности его общему делу.

Доверие и недоверие чаще всего характеризуются как способы, оценки, отражения, ставки, сделанные в расчете на ожидания и на вероятность справиться с неясным будущим, способность сформулировать позитивные или негативные предположения.

Несколько иначе доверие и недоверие трактуются в контексте культурных ориентаций. Формирование и развитие культуры доверия «оказываются выгодной, благоприятной для общества ситуацией… Культура недоверия чаще всего приводит к пассивности… снижает субъективный потенциал общества, его способность к творческому, инновационному саморазвитию и самосовершенствованию» [Штомпка, 2005, с. 340–341].

Крайне важным в этом отношении является обоснованность или необоснованность доверия и недоверия. Упрощенным выглядит стремление придавать доверию исключительно позитивный, а недоверию – однозначно негативный смысл. К примеру, отмечается, что «из-за недоверия к бизнесу и его представителям сохраняется высокий уровень напряженности в обществе» [Козырева, Смирнов, 2017, c. 57]. В данной связи подчеркнем, что недоверие, обоснованное и публично высказанное конкретному адресату, имеет позитивное значение. Так, недоверие к органам власти, некоммерческим организациям, проявляющееся по поводу их информационной закрытости о результатах своей деятельности, низкого качества предоставляемых услуг населению, манипулятивности и т. д., подтвержденное конкретными обоснованиями, может стать поучительным, позволит осознать и преодолеть подобные издержки. И наоборот, когда доверие оказывается ошибочным, тщетным, несправедливым, не совпадающим с конструктивными, обоснованными ожиданиями, это приводит к негативным обобщениям, недоверию к конкретным лицам и институтам.

Доверие утверждается и крепнет, если поставленная цель взаимодействия достигнута. Если же прогнозируемый результат не достигнут или оказался отрицательным, то доверие угасает и символизирует, по словам А. И. Солженицына, «вековую дуэль общества и власти» [Солженицын, 2017].

Одной из проблем современности является нередко бытующая имитация оценок уровней доверия или недоверия к органам власти. Иллюстрацией этого может выступать практика проведения на всех уровнях власти общественных публичных слушаний. Они организуются для обсуждения наиболее значимых решений, программ, проектов, как правило, с применением административного ресурса, с известными информационными издержками для приглашенных на них жителей, с бюрократической заинтересованностью подбора ораторов, планированием процесса обсуждения конкретных вопросов и т. д.

К примеру, следуя демократической логике, исполнительная власть в Москве преследует цель получить от 60 % голосов за тот или иной обсуждаемый на слушаниях проект на уровне департамента и до 100 % – голосов на уровне управы [Иванов, Касимова, 2017]. При этом процедура учета различных мнений жителей с критикой, замечаниями, негативной оценкой представленных на общественные слушания проектов нередко дезавуируется наибольшим числом отзывов с безоговорочной поддержкой.

Представители административно-бюрократического аппарата не в полной мере осознают, что в процессе подготовки, проведения и обобщения результатов публичных слушаний, как и в долгосрочной перспективе, выстраивается структура формирования и развития социального и человеческого капитала, а также доверия или недоверия к органам власти.

В нашем государстве постоянно меняются соотношение между латентными и публичными формами власти, интенсивность взаимодействия власти и общества. Фазы политического регулирования периодически чередуются восходящими циклами, повышающими роль гражданских институтов [Михеев, 2015], а вместе с этим и общественных отношений в целом, или нисходящими циклами, увеличивающими административные бюрократические методы принудительного регулирования.

Очевидно, что сегодня просматриваются возможности реконструкции обновления взаимодействия власти с гражданскими институтами. О важных моментах в этом отношении свидетельствуют суждения Президента РФ В. В. Путина о необходимости отзывчивости, четкости в работе с людьми, развитии политической конкуренции, справедливости: «НКО формируют столь необходимую России атмосферу общих дел, создают колоссальный социальный потенциал… Хотел бы обратиться и хочу, чтобы меня услышали губернаторы и муниципальные власти, я прошу Вас… по максимуму привлекать к исполнению социальных услуг некоммерческие организации… не прятаться в служебных кабинетах, не бояться диалога с людьми – идти навстречу, честно и открыто разговаривать с людьми, поддерживать их инициативы…» [Путин, 2016].

Гражданские институты, взаимодействуя с органами власти, государством, выполняют трудоемкую задачу по поддержанию равновесия в обществе, приведению в соответствие общественных настроений, выражению объективной толерантности, лояльности по развитию способности совмещать методы убеждения и формирования повестки дня. Взаимодействие власти и некоммерческих организаций (НКО) реализуется на принципах демократичности, законности, социального, межсекторного, государственно-частного партнерства, но также и конфронтации, противостояния, борьбы, поиска компромиссов в достижении согласия, консенсуса.

Государство, все более активно руководствуясь развитием доверия во взаимоотношениях с обществом, передает многие свои функции некоммерческим организациям. По инициативе органов власти на федеральном уровне созданы и успешно работают в статусе НКО Агентство стратегических инициатив, Центр стратегических разработок, Комитет гражданских инициатив, Общественная палата РФ, общественные палаты субъектов РФ, общественные советы при Президенте РФ, Правительстве РФ, министерствах и ведомствах. На основе приоритетов доверия почти четверть века результативно действует Российская трехсторонняя комиссия по регулированию социально-трудовых отношений, развивая систему социального партнерства, оказывая деловую поддержку органам власти, бизнесу, миллионам граждан.

XXI в. набирает темп, все более значимую роль в определении основных тенденций постмодерна, постдемократии играют базовые категории доверия и недоверия, формирующие новую архитектуру политических отношений, не только ставящие под вопрос устойчивость многих, ранее продуктивно работавших механизмов, но и предполагающие создание более эффективных политических структур.

Основу взаимодействия государства, гражданских институтов и бизнеса составляют широко используемые новые технологии, которые выстраиваются по игровому типу «выигрыш – выигрыш» («win – win cooperation»): руководство без правительства на основе сетевого взаимодействия («governance without government»), коучинг, краудсорсинг, блокчейн [Корня, 2016].

Практикуемые диалог, конфликты власти и гражданских институтов касаются широкого круга актуальных проблем, отражающих множественные процессы гражданской, в том числе протестной, активности населения, протекающей нередко в обход официальных институтов и каналов представительства интересов.

В России нет дефицита институтов гражданского общества. У нас есть дефицит доверия. Власти делают пока еще очень мало для того, чтобы доверие заслужить и развивать. Кроме того, в сфере политики наметилось известное сужение поля деятельности гражданского общества путем переформатирования НКО, введения практики их классификации по типам «иностранный агент», «нежелательные организации», непрозрачные организации, руководствуясь критерием доверия и недоверия.

Доверие и недоверие могут стать, по сути, дисфункциональными в случае отсутствия достаточных реальных оснований для подтверждения своих истинности и обоснованности. В этой ситуации негативный смысл доверия выражается в том, что оно проявляется по отношению к тем институтам, которые его не заслуживают. Естественно, подобными необоснованными определениями наносится ущерб в целом доверительным отношениям. Вместе с тем неаргументированный, ошибочный отказ в доверии тем, кто его заслуживает, вызывает ощущение несправедливости, необъективности, стимулирует неприязненные взаимоотношения, а иногда и агрессивность.

В России исследования доверия и недоверия как феномена делового взаимодействия привлекают к себе внимание. Доверие и недоверие представляют собой синтез осознанного и неосознанного, рационального и иррационального, они тесно связаны с интуицией и озарением. В этом отношении, как представляется, могут использоваться различные способы обоснования доверия и недоверия.

Чрезвычайно важно осознание того, что традиции доверия и недоверия необходимо принимать как современную реальность и данность, свидетельствующую о том, что речь идет об уменьшении или увеличении ресурсов социального и человеческого капитала, рисков, с которыми люди могут встретиться в дальнейшем.

Проблема доверия и недоверия – это деликатная материя, имеющая системный характер. Во-первых, ее решение желательно находить в организационно-правовой сфере с учетом упорядочения существующего законодательства, нормотворческой деятельности, обеспечения всесилия законов и ответственности за их исполнение. Во-вторых, объектами анализа проблем доверия и недоверия выступают обеспечение равновесия в обществе, формирование благоприятных условий экономического, социально-политического, духовного контекста, эффективных механизмов развития социального капитала, создание сильного креатива политических и гражданских институтов, способных воспринимать, усваивать информацию о доминирующих настроениях в обществе и адекватно реагировать на запросы населения. Пока же политические и гражданские институты не могут прогнозировать масштаб низкого доверия, равноценно реагировать на всплеск недоверия и своевременно его корректировать. В-третьих, в зависимости от уровня особенностей и расклада сил, сложившихся во взаимоотношениях власти и гражданских институтов, формируются принципы, определяющие сферу их лояльной, партнерской, оппозиционной, конфронтационной, нейтральной или толерантной деятельности. Смысл данных принципов заключается в плодотворном согласовании интересов государства, общества и бизнеса, позволяющего развивать способность гражданских и политических институтов вырабатывать и осуществлять свою собственную политическую линию. В-четвертых, по проблемам анализа и определения сущности доверия и недоверия необходимо проведение профессиональных исследований, дискуссий ученых, политиков, управленцев, лидеров некоммерческих организаций, которые обязательно поставят вопросы ответственности власти и правящей элиты, развития способностей поступиться частью своих интересов и привилегий.

Богатый исторический опыт социально-экономического, политического развития российского государства и общества позволяют наметить направления возможных практических действий по утверждению доверия и недоверия. В современной глобальной политической игре по проблемам доверия и недоверия все граждане должны участвовать на правах достойных и компетентных игроков.

Одним из главных трендов последних десятилетий в мире является падение уровня доверия по отношению к государственным институтам. Недоверие и неверие власти – главные причины современных политических протестов. По данным Института Гэллапа, в период с 2001 по 2014 г. доверие жителей США к способности федерального правительства решать внешнеполитические проблемы упало с 83 до 43 %, а внутренние национальные проблемы – с 77 до 40 % [Доверие к власти США…, 2014]. В материалах Европейского социального исследования сообщалось, что в 2011 г. доверие украинцев к политикам составляло 1,85 баллов по 10-балльной шкале, политическим партиям и парламенту – по 1,99 баллов, судебно-правовой системе – 2,26 балла, милиции – 2,5 балла (последнее место среди 26 европейских стран) [Лукин, 2014, с. 297].

В России сложилась своеобразная структура доверия к политической власти: здесь сочетаются высочайший уровень доверия к президенту и довольно низкий – к другим институтам власти, практически отсутствует различие в отношении к общественным институтам (правительству, бизнесу, СМИ и неправительственным организациям) между образованным, информированным меньшинством и большинством населения. В условиях указанного тренда эффективность публичной политики, реагирования на политические запросы граждан и институтов в значительной степени будет определяться способностью расширить доверительное отношение между обществом и государством. Повышение общественного доверия всего лишь на 1 % ведет к увеличению ВВП на душу населения на протяжении пяти лет на 660 долл. [Оболонский, 2013, с. 35].

Факторы доверия к политическим лидерам и институтам. Современная компаративистика определяет в качестве важнейшей тему политического доверия, т. е. доверия по отношению к институтам государственной власти, а также проблему соотношения институционального доверия с существующим в обществе межличностным доверием. Необходимо отметить, что содержание политического доверия проявляется во взаимоотношениях общества и государства, народа и власти. Качественные характеристики политического доверия определяются отношением народа к политическим лидерам, властвующим политическим партиям и элитам, органам федеральной, региональной и местной власти.

В рамках анализа экзогенных переменных политическое доверие к политическим институтам детерминируется внешними факторами, возникает вне политической сферы, из глубоко укоренившихся убеждений людей, их ценностных ориентаций и культурных норм. Оно представляется как продолжение или проекция межличностного доверия, воспринятого в ранний период жизни и предопределяющего в последующем оценки политики (политических институтов). Это позволяет объяснять невысокий уровень доверия к институтам в государствах демократического транзита как наследство преобладавшей авторитарной политической культуры.

Признавая эндогенную природу, политическое происхождение и рациональность доверия, стоит подчеркнуть, что институциональное доверие гражданского общества является следствием успешности функционирования политических институтов, а не причиной эффективности политического управления. В этом контексте влияние политической культуры и социализации в качестве внешних факторов доверия можно трактовать как вспомогательную (дополняющую) функцию. Именно эффективность деятельности политических институтов и лидеров генерирует доверие к ним, а отсутствие успеха, позитивной динамики в их функционировании порождает у людей апатию, скептицизм и недоверие.

Ресурс политического доверия формируется под воздействием ряда обстоятельств. Определяющим фактором в процессе его формирования становится политический режим. В многочисленных исследованиях политического режима, начиная с Д. Истона, отчетливо звучит мысль о том, что политический режим находится в равновесии тогда, когда он получает позитивную реакцию от граждан, а действия власти мотивированы их поддержкой. Отношение граждан к режиму имеет как нормативный, так и поведенческий элементы. Нормативный элемент основывается на сопоставлении реалий конкретного режима с положениями демократических теорий, обосновывающих критерии идеальной демократии. Нормативное одобрение в этом контексте может рассматриваться лишь как средство обеспечения лояльности граждан по отношению к власти. Для властных институтов приоритетным является поведенческий аспект, выражающий оценку гражданами действующего режима. Поэтому власть требует, чтобы граждане не предпринимали действий, создающих трудности для функционирования режима [Манро, Мишле, Роуз, 2005, с. 32–33].

Доверительное отношение между обществом и государством возникает тогда, когда основной фокус решений, принимаемых государством, ориентирован на благополучие граждан: таково естественное, рациональное, добровольное доверие. Если субъекты власти с помощью СМИ манипулируют сознанием граждан, то в результате может сформироваться искусственное, вынужденное, иррациональное доверие. В условиях наличия внешних угроз искусственное доверие может создать иллюзию социальной солидарности. Поэтому на протяжении десятилетий в политическом арсенале многих современных государств постоянно присутствует «образ врага» (даже если в реальности его нет). Вместе с тем эти разные, по сути, феномены доверия не прочны и подвержены довольно быстрым трансформациям. Опасным для любого политического режима является абсолютный (или близкий к этому) уровень доверия к политическому лидеру государства, поскольку он чреват риском спекулятивного использования такого доверия и «успокоенностью» властных институтов. В свою очередь, недоверие к власти, основывающееся на аргументированном выявлении ее пробелов и недоработок, и существующее, как правило, среди оппозиционных сил, создает предпосылки не только для исправления допущенных промахов, но и для формирования более глубокого доверия к власти.

В качестве ресурса для развития доверительных отношений между обществом и государством выступают такие публичные блага, как качество политического управления, справедливость, закон, порядок и безопасность. Поскольку доверие, основанное только на вере, непрочно, то особым направлением в формировании народного доверия к власти становится повышение политической образованности всего населения России: и политических элит, и гражданского общества. Только доверие, основанное на знании, может трансформироваться в уверенность.

Динамика политического доверия. Политическое доверие власти (государству), являясь базисом стабильного общества, рассматривается как величина непостоянная, динамическая.

В современных условиях на смену априорному, слепому, не отрефлексированному, бессознательному, не требующему какой-либо аргументации типу доверия, характерному для традиционного и, в особой степени, недемократического общества, приходит рациональный тип. Рациональное доверие основывается на знании, только в таком случае оно может трансформироваться в уверенность. Отсюда – рационализация доверия может быть обусловлена признанием, пониманием гражданами политики как эффективной, разумной, приносящей реальные результаты [Гараев, 2014, c. 1511].

Рациональное политическое доверие предполагает, что, с одной стороны, общество оказывает доверие государству, делегируя ему конкретные политико-управленческие функции и полномочия при определенных ограничениях, а с другой – на государство возлагается ответственность перед народом за выполнение принятых на себя обязательств.

Можно поставить под сомнение обоснованность достаточно распространенной точки зрения о том, что коренное различие в доверии к власти в России и на Западе состоит именно в рациональной составляющей. Так, О. М. Гараев, выражая эту позицию, пишет: «Человек Запада, уверенный и защищенный, при оценке возможности доверять ориентируется на чувство личной безопасности. Его доверие рационально, оно имеет четкие рамки, в отличие от безграничного доверия русского человека, для которого “доверять” и “любить” являются категориями одного порядка. Доверие русского человека всегда эмоционально окрашено, включая доверие к власти. …У россиян повышенные требования к объекту доверия. Они основываются не на западной рациональности, а на чувствах, нравственной интуиции… В доверии русского человека всегда есть, с одной стороны, элемент безоглядной веры, с другой – детской наивной доверчивости. Доверие граждан к власти в российском социуме носит этатистский характер и всегда связано с ощущением единства целей государства и общества» [Гараев, 2014, с. 1511–1513].

Соглашаясь с исторической обусловленностью приоритета государства в жизни общества в российской политической культуре, с сохранением по сей день традиции персонификации власти, некоторых черт патернализма во властных отношениях и примеров клиентелизма в отношении населения к власти, следует отметить, что изменение роли государства в современном мире, развитие демократических составляющих в российской общественной жизни все больше и требовательнее включают рациональное начало в оценку обществом деятельности государства. Это меняет традиционный характер отношения граждан к власти, формулирует новые условия политического доверия к ней.

Ресурс политического доверия, задаваемый параметрами национальной политической культуры и формируемый в процессе политической социализации, подвержен изменениям. Он либо растет, подкрепляется реальными успехами в действиях государства, эффективностью его внешней и внутренней политики, либо уменьшается, когда возникают неразрешаемые противоречия в интересах граждан и действующей политической власти.

В обеспечении ресурса политического доверия существенную роль играет информированность населения о деятельности власти. Созданная в государстве и понятная гражданам система информирования способствует созданию динамичных гражданских отношений в рамках административных правоотношений, повышению действенности участия граждан в процессе принятия политических решений на всех уровнях власти.

В условиях напряженности, возникающей из-за противоречий интересов властвующих элит и масс, и создающих состояние политической неустойчивости, получение информации от самой власти о своей деятельности, планах, способах достижения поставленных целей способствует снятию отчуждения граждан от власти. Если власть демонстрирует готовность и способность прислушиваться к мнению граждан, учитывать его, то тогда она воспринимается гражданами в качестве своей.

Снижение политического доверия к институтам власти обусловлено несбалансированностью отношений между государством и обществом. Такое состояние политической неустойчивости характеризуется экономической и политической неопределенностью, недостаточным уровнем социально-экономического развития государства, неспособностью к эффективному реформированию. Катализатором недоверия граждан к власти является ее неподотчетность народу, а также наличие коррупции.

Продолжающийся на протяжении длительного времени процесс снижения доверия к институтам власти ведет к политическому кризису. Неспособность власти предложить обществу понятную перспективу, обеспечить процесс общегражданской консолидации и солидарности способствует дефрагментации общества. Граждане перестают идентифицировать себя с политической системой, сужая данный процесс до социальной или этнической общности, что свидетельствует о наличии признаков кризиса идентичности.

Расхождения в оценке применяемых методов и приемов властвования и поддержания легитимности, проявление нечестности, недобросовестности и несправедливости в действиях представителей властвующей политической элиты, постоянное изменение государством установленных ранее правил политической игры, функциональная перегруженность государства, резкое усиление деятельности оппозиции, рост нарушений существующих законов и неспособность государства к обеспечению правопорядка сигнализируют о кризисе легитимности.

Результатом проявления этих двух видов кризисов становится отторжение человека от государства, что выражается в неумении политической власти консолидировать противоречивые интересы различных социальных и политических групп. Поскольку политический кризис, как правило, сопровождается кризисом экономическим и духовным, неспособностью политической власти к выработке поддерживаемых обществом путей их преодоления, то в конечном итоге наступает общенациональный кризис.

Обеспечение доверительных отношений между медианасыщенным обществом и государством. Формирование отношения между обществом и государством в современных условиях кардинально меняется в связи с происходящей коммуникационной революцией. По мнению Дж. Кина, наступает эпоха коммуникационного изобилия. Он выделяет четыре важнейших тренда этой эпохи, которые в значительной степени определяют особенности взаимодействия государства и общества и склонность общества, насыщенного медиа, к спорам и разногласиям.

Во-первых, демократизация информации (расширение доступа к опубликованным материалам, которые ранее были либо вообще не досягаемы публике, либо открыты только ограниченному кругу пользователей; существенное снижение тирании расстояния; увеличение охвата потребителей; представление уже отформатированного, собранного массива данных) [Кин, 2015, с. 37–38].

Во-вторых, новая публичность: разделение публичного и приватного, деприватизация и демократизация приватного потенциала повседневной жизни (публичность ныне обращена на все личное; приватное может стать мгновенно публичным; область, которая ранее называлась приватной, становится предметом публичных споров; вырабатываются реакции, призванные защитить приватное; опровергаются древние, исходно греческие убеждения в том, что демократическая публичная жизнь требует дополитических оснований, немногословной частной жизни (или, если использовать греческий термин, – «идиотии»); проявляется глубинная двусмысленность в различии приватного и публичного: иногда неприятная публичная огласка частных действий (или их раскрытие) является оправданной, а в отдельных случаях приемлема тайна) [Кин, 2015, c. 46–47, 49, 51, 55, 56].

В-третьих, новое макрекерство – публичное разоблачение коррупции, активная деятельность граждан, журналистов и контролирующих институтов. Следствием становится формирование паттернов разочарования общества в официальной политике и лидерах общественного сектора. Данный тренд приводит к устареванию прежних утверждений о том, что демократии определяются «эффектами присоединения к большинству», «стадным поведением» и «спиралью молчания», которые были обусловлены страхом изоляции от остальных граждан [Кин, 2015, с. 56, 57, 59]. В свою очередь, появляется новый тезис, который гласит, что те, у кого есть власть над другими, постоянно подвергаются непредвиденным обратным реакциям, становятся мишенью для возмущения и даже бунта [Кин, 2015, с. 63]. Благодаря сетевым коммуникациям значительно возрастает гражданская «способность к выражению» [Кин, 2015, с. 64].