Текст книги "Сотрудничество в публичной политике и управлении"

Часть 2
Сотрудничество в политике и новые информационные технологии

Глава 6
Открытое правительство и онлайн-управление в XXI веке

В настоящее время исследования транспарентности (transparency) касаются не только измерения уровня развития прозрачности в государственном управлении, но и определения рисков, связанных с регрессом, т. е. возвращением к закрытости государственной власти. С появлением правых идей нового популизма в демократиях (иногда он обозначается как новый национализм, нативизм или идеи радикальных правых) предположения, выдвинутые на волне подъема идей глобализации (либерализма, международной торговли, мультикультурализма), подверглись сомнению.

Академическое сообщество, исследующее вопросы транспарентности и управления, в настоящее время обращает внимание на глобальное распространение официальных информационных законов (Oficial Information Laws), таких как «Закон о свободе информации (FOIA), «Право на информацию» (GOI), «О доступе к информации» (ATI). Первые акты подобного плана были приняты в Швеции («Акт о свободе прессы», существующий уже 250 лет), США (50 лет) и Канаде (около 40 лет). Великобритания была в одном шаге от принятия «Акта о свободе информации» в 1979 г., но приход к власти М. Тэтчер и проигрыш лейбористского правительства всего в один голос в Палате общин задержал его принятие вплоть до 2000 г., когда лейбористская партия вновь смогла поставить его на голосование. Аналогичные законы в той или иной степени теперь разрабатываются и реализуются более чем в 111 государствах.

Зафиксировав положения этих законов во многих странах, политологи активно дискутируют о том, как изучать не только положения законов, но и фактическое государственное управление, учитывая возникающие проблемы при проведении преобразований в различных политических культурах и политических системах. Это влечет за собой множество вопросов, так как политические режимы могут быть заинтересованы в законах об открытом правительстве только в качестве витрины. Лидеры не всегда стремятся реализовать «Закон о свободе информации», так как это создает риски в случае обнаружения ошибок, сбоев и коррупции. Существует широко распространенное различие между официальными гражданскими документами и протоколами органов национальной безопасности в состоянии и оценке проблем открытости. Даже в открытых либеральных демократиях с гражданским контролем могут присутствовать существенные исключения для органов национальной безопасности по вопросу транспарентности.

Особую актуальность приобрела проблематика открытых данных (open data) и открытого программного обеспечения (open software). Открытые данные подразумевают принцип, согласно которому большие базы данных, созданные за счет средств государственного бюджета, должны быть доступны в интернете, за исключением случаев заинтересованности граждан в закрытии этих данных. Открытое программное обеспечение базируется на принципе, согласно которому код для пользования этими данными, если программное обеспечение приобретено за счет средств налогоплательщиков, также обязан находиться в открытом доступе. Создатели программного обеспечения всё чаще вынуждены соглашаться с этими условия при участии в тендерах и торгах. Подобно практике открытых данных, его принципы получили существенное распространение, однако наблюдается напряженность между технической стороной вопроса и принципом взаимодействия сторон. Например, в то время как открытое программное обеспечение несет в себе угрозу безопасности, а данные – угрозу конфиденциальности, реализация принципа открытости усложняется.

Оба принципа получили стимул к развитию благодаря межправительственным организациям (МПО), в частности Всемирному банку, и негосударственным организациям (НГО), например Article 19, Transparency international, Открытое общество (The Open Society), Открытое правительство (The Open Governance). Наибольших достижений в развитии данных принципов достигла Великобритания, однако исследователи постоянно задаются вопросом о существовании других моделей их реализации. Способны ли развивающиеся страны предложить новые инициативы, отличные от западных?

Развитие новых проектов и платформ прозрачности. Первоначально создание и принятие законов о свободе прессы и информации было обусловлено требованиями устойчивости западной прессы в либеральных демократиях. Они получили распространение во время перехода от политики «железных треугольников», объединяющей доминирующие комитеты Конгресса, заинтересованные группы и исполнительные агентства, к политике, основанной на мнении широкой сети экспертов, сотрудничающих через информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) и проблемные сети (issue networks). Новые демократические государства в Восточной Европе и Латинской Америке, в свою очередь, обратили пристальное внимание на концепцию прозрачности после освобождения от авторитарных или тоталитарных режимов в 1980-е – 1990-е гг.

Внутри академического сообщества присутствует обеспокоенность тем, что динамика показателей прозрачности международных институтов (например, Transparency International, Freedom House и Всемирный банк), которые демонстрировали рост в начале 1990-х гг., с 2000 г. стала изменяться. Сегодня сложно сказать, приведет это сглаживание к снижению или, наоборот, к новой восходящей кривой индексов прозрачности.

После декады «реструктуризации» и «переосмысления» государственного сектора в 1990-х – начале 2000-х гг., за счет внедрения рыночных механизмов, контрактов, грантов и агентских отношений, с 2002 г. обозначился рост в развитии электронного управления. В связи с этим многие учреждения государственного сектора посчитали перспективным сотрудничество в области политики на основе новых ИКТ.

Разработка открытых баз данных и программного обеспечения с открытым исходным кодом для управления ими привела к обнародованию официальных баз данных для общественности, что позволило создавать, например, приложения для отслеживания движения автобусов и метро в Лондоне. Британская организация по проблемам прав человека Article 19 отметила это как значительный прогресс в области внедрения новых технологий.

Можно ли вести речь о том, что данные принципы были в достаточной мере развиты на Западе до прихода нового популизма? Приведем некоторые примеры из США: американский суд, еще до скандальных случаев в 2016–2017 гг. с электронными письмами Х. Клинтон и твиттами Д. Трампа, постановил, что официальные письма, равно как иные формы письменной коммуникации, являются общедоступными (Апелляционный суд США в округе Колумбия, по данным Article 19). Кроме того, генеральный инспектор Агентства национальной безопасности США был уволен в соответствии с Директивой президента от 2012 г. «О защите свидетелей» после попытки принятия ответных мер в адрес свидетеля. Однако в целом замена руководителя департамента президентом Трампом на противника прозрачности может стоить десяти лет реализации идеи транспарентности.

От «Акта о свободе информации» к идее транспарентности и открытым данным. Подъем нового популизма и национализма, даже если они распространяются на более развитые постиндустриальные государства и сдерживают в них развитие идей транспарентности, не способен остановить ее прогресс в других странах. Прозрачность во многих развивающихся странах в 2000-е гг. была обусловлена влиянием международных организаций и обычно требовалась для получения кредитов МВФ и Всемирного банка.

Транспарентность и открытые данные также поощрялись как общественная ценность Европейским союзом (ЕС) и Партнерством открытого правительства (Open Government Partnership Initiative – OGP).

Инициатива открытого правительства 2010 г. OGP была следствием инициатив президента США Б. Обамы и премьер-министра Великобритании Д. Кэмерона, поэтому она имела явно западный характер и не должна была стать образцом для развивающихся стран за пределами англо-американской сферы влияния. Но способен ли конструктивизм новых норм и совместный подход к государственному управлению в этих странах восприниматься как полезный для других государств? OGP приняла стратегическое решение стимулировать в других странах открытое правительство и устанавливать свои собственные цели, а также сообщать о процессе их достижения в свободной форме. Требования включали в себя только амбициозные цели, открытые и измеримые планы и присутствие независимых наблюдателей. В последнее время акцент в деятельности этой организации сместился от свободной информации к открытым данным. Проекты США часто воспринимались как модели: Spending.gov, Analytics.USA.gov и FEC.gov. Национальные проекты США были разработаны с использованием сети транспарентности, включающей более 90 субъектов гражданского общества. В рамках OGP существует тенденция к достижению подобных технологических целей (создание сетей и баз данных) для демократического участия.

Старые модели и проекты. Проводимые в соответствии с федеральной конституцией выборы в США демонстрировали проблемы: в южных штатах отмечались многократные злоупотребления со стороны белых графских регистраторов в отношении черных избирателей, в иммигрантских городах Северо-Восточного и Среднего Запада печально известные политические машины вмешивались в подсчет голосов, хотя обе проблемы были в большей степени решена к концу XX в. Результаты национальных выборов президента 2000 г. несколько недель находились в подвешенном состоянии благодаря одному из графств Флориды, а также множеству интерпретаций кандидатов относительно результативных данных перфокарт – технологии, которая используется на выборах почти полвека. Еще в одном случае в 2004–2008 гг. внедрение машин для голосования с сенсорным экраном вызвало длительные задержки и сделало некоторых избирателей неспособными принять участие в голосовании ввиду нехватки машин для голосования. С тех пор многие техники были преобразованы в более совершенные системы, например с применением оптического сканера, который позволяет значительному числу избирателей голосовать одновременно. Позже, с увеличением числа избирателей латиноамериканского происхождения и иммигрантов, имеющих право голоса, республиканцы предпринимали попытки внедрения удостоверений личности с фотографией для осуществления права выбора, хотя это могло изменить баланс сил против данной партии. Удивительно, основная часть бедного меньшинства не имеют водительских прав, которые используются для идентификации личности в случае голосования.

В 2016 г. были широко распространены сообщения о том, что хакеры пытались в течение года получить доступ к базам данных местных регистраторов. Встречались также сведения о зарубежных сайтах (в некоторых случаях – восточноевропейских), рекламирующих «поддельные новости», благоприятные для кандидата Трампа. Агентства, которые оценивают аудиторию различных средств массовой информации, удивили прессу, показав, что некоторые из этих фальшивых новостных сюжетов имели обширную аудиторию и получили больше доверия, чем обычные информационные сообщения. В итоге американские спецслужбы сообщили, что была развернута широкомасштабная кампания из-за границы с целью нанести урон Клинтон и помочь Трампу. Однако данные избирателей и сами избирательные системы были локализованы и сильно различались по технологии, поэтому хакеры, которые пытались это свершить, не смогли их изменить.

В США после Уотергейта и последующих реформ в рамках исполнительной власти (включая военных и разведку) начали работать 73 генеральных инспектора. Хотя некоторые из них не действуют агрессивно, иногда они становятся «предпринимателями транспарентности», особенно заметно это было в министерстве юстиции при президенте Обаме. Здесь будет полезно использовать французский термин «transparenteurs» (осуществляющие транспарентность).

Хотя Закон США «О свободе информации» 1966 г. (с ключевыми поправками в 1974, 1986 и 1996 гг.) в значительной мере опирается на прецеденты тысячи судебных споров, в большинстве других стран выбрали менее формальную модель судебного решения – назначение Комиссара по вопросам информации. Данная модель, будучи менее дорогой и громоздкой, способна работать в отношении некоммерческих групп защиты интересов лучше, чем судебная модель США.

Вопрос открытости данных об окружающей среде также создает значительную напряженность между бизнес-корпорациями и некоммерческими группами интересов. Корпорации всегда имели беспрепятственный доступ к разработке политики в западных демократиях и теперь могут использовать транспарентность, чтобы продвигать свои собственные намерения и, в частности, надевать на себя маску поборников экологии («green washing»). Примером может служить Инициатива прозрачности добывающих отраслей (добыча полезных ископаемых и нефти, известная как Extractive Industries Transparency Initiative – EITI). Экологи так же представляют проблему для Проекта по раскрытию углерода (Carbon Disclosure Project – CDP) и Глобальной инициативы по отчетности (Global Reporting Initiative). Согласно им, измерение, отчетность и проверка соблюдения природоохранного законодательства и договоров должны быть ограничены государственным суверенитетом, и почти каждая шахта и колодец на земле должны иметь регистрацию в национальном государстве.

Совершенствование публичных данных в отношении государственной политики. Прозрачность публичных данных потенциально повышает не только легитимность правительства, но и, что более важно, оздоравливает публичные дебаты по выбору вариантов политики, создает условие для конструктивной критики политических решений, способствует пониманию чиновниками реакции общества на политику, эффективному использованию должностными лицами бюджета и средств из международных валютных учреждений.

Случай с Голландией показывает, что данные могут использоваться по-разному: одни из них более, а другие менее функциональны для динамики организации. Департаменты здравоохранения и образования перешли от использования открытых индексов (которые вредили отношениям родителей с некоторыми слабо оцененными государственными школами) к совместной работе с профессионалами для улучшения их услуг. Открытые данные могут содействовать либо разобщению, либо консенсусу: общественность имеет разную способность к интерпретации открытых данных, а прозрачность, в зависимости от использования и контекста, – выступать или не выступать продуктом более качественных услуг. В этой ситуации в конечном итоге они служили рефлексии и научению в организации. Например, в США использование оценочных данных в Южной ассоциации школ и колледжей (влиятельного регионального органа по аккредитации) направлено на саморефлексию подразделений, хотя требуется наличие сведений по каждому направлению.

Публичные официальные данные регулируются в Швеции Актом о свободе прессы, который включен в Конституцию, уже на протяжении 200 лет. В настоящее время основное внимание публичной администрации здесь приковано к созданию программного продукта для общественности (приложений) в целях обеспечения интерпретации открытых публичных данных.

Открытость данных и прозрачность официальных документов зависят сегодня от нового популистского режима, который признает открытые политические дебаты и прислушивается к проблемным сетям экспертов. Возникают новые опасения в связи с отсутствием способности общественности слушать, понимать и привлекать государственных должностных лиц к ответственности даже в либеральных демократиях. Электоральная апатия давно стала проблемой в США (56 % явки, в отличие от Германии – свыше 80 %, Великобритании – 67 % и большинства западноевропейских демократий – 70 % явки). Однако новая проблема заключается в отсутствии не только интереса к политике, но и в концентрации внимания при чтении журналистской информации (в формате так называемого лонгрида – longread) или журналистских расследований. Когда поколение миллениума становится средним поколением избирателей, притом что у них есть экологическая осведомленность и способность разрабатывать и использовать электронные технологии, многие сомневаются в том, смогут ли они как избиратели обеспечивать эффективные проверки публичного управления.

Новые опасения на Западе вызывает феномен «эпохи постправды» (post-truth era) – термин, введенный в 1992 г. и принимающий все большую значимость. На протяжении десятилетий исследования демонстрируют, что люди предпочитают телевидение газетам и новости локального характера – национальным, вопреки профессиональному мнению о фактах в новостях. В 2016 г. появились новые свидетельства того, что большинство людей в США доверяют ложным историям с определенных сайтов в интернете, а не фактическим данным из печатной прессы или телевидения. Это сделало возможным ситуацию, когда лидеры используют политическое пространство для ложных отчетов о своих действиях и обвинений в адрес СМИ во лжи, в то время как последние предоставляют достоверную информацию.

Особую озабоченность ученых, журналистов и практиков в связи с изменением привычек как избирателей, так и СМИ вызывают вопросы о том, будут ли:

– сведения из открытых данных по-прежнему важны для избирателей и станут ли они сдерживать элиты;

– журналисты отыскивать источники финансирования, СМИ для публикаций и восприимчивую аудиторию;

– открытые данные использоваться для преследований отдельных лиц (особенно женщин-политиков) и террора;

– новые популистские правительства скрывать данные от общественности и действовать независимо от них;

– официальные лица обходить законодательство о сохранении данных, удаляя собственные электронные адреса с публичных серверов.

При этом не менее важно понимать – смогут ли дебаты, основанные на эмоциях и грубой политике идентичности, победить идеалы Просвещения, столь важные для западной демократии, и останется ли общественное мнение ограничителем власти, подобно дамбе, которая направляет политику [Key, 1964]?

Транспарентность как панацея и политика. Как подчеркивает Худ (C. Hood), официальная транспарентность требует не только раскрытия информации, но и ясности политики, последовательности практики и искренности чиновников [Hood, 2001, p. 701]. Все это находится в противоречии с политическими компромиссами между политиками и группами интересов. Поэтому в эпоху поляризованных избирателей и поляризованной политики (как показали многочисленные опросы в западных либеральных демократиях) проблема обеспечения компромиссов, необходимых для государственной политики, стала более острой.

Какие ценности эпохи Просвещения оспариваются идеями нового популизма? Варьируясь от идей французских философов до классической шотландской экономической теории А. Смита, наиболее ярко они проявились в ходе американской и французской революций. Кратко говоря, ценности, особо подверженные риску, состоят в том, что человек (при условии его несовершенства) по крайней мере рационален, улучшаем через образование и способен согласиться с правительством посредством социального контракта. Исполнительные элиты должны быть ограничены служением общественным интересам, а не своим собственным, народным суверенитетом, всеобщими выборами и противодействием власти такими инструментами, как отделенные друг от друга институты, в частности двухпалатный законодательный орган и независимая судебная система.

В сложных областях политики, связанных с национальной безопасностью, внешними отношениями, здравоохранением, макроэкономическим управлением и системами налогообложения, общественность часто является плохо информированной, а ее мнение неустойчивым, поэтому оно имеет здесь меньший эффект. Даже в вопросах жизни и смерти общественность может настойчиво поддерживать войну в первый год ее разворачивания, но резко менять свое отношение, когда наступает «счет мясника» (butcher’s bill), т. е. появляется осознание понесенных человеческих и финансовых затрат (comes due in blood and treasure), или когда война заходит в тупик (наступление Сомма в 1916–1917 гг., война США во Вьетнаме, особенно в 1965–1975 гг.). Из примеров начала XXI в. можно назвать вторжение США в Афганистан в 2001 г. и оккупацию Ирака в 2003 г.

Возросла обеспокоенность по поводу когнитивной и информационной склонности как избирателей, так и элиты к предрассудкам, поддерживаемым СМИ, которые аудитория избирательно использует. Поскольку информационные каналы заполнили телевидение и интернет, зрители и читатели выбирают те информационные ниши, которые укрепляют их точку зрения. В последнее десятилетие телевизионные каналы в западных демократиях явно склонны поддерживать доминирующие взгляды, в то время как газеты во многих странах, как правило, представляют более разнообразные позиции. Поскольку аудитория (в отличие от элиты) теперь доверяет телевизионным и интернет-блогам больше, чем печатной прессе и нарративной журналистике, это может привести к тому, что официальные документы и открытые данные станут менее актуальными для политики.

Компромисс, необходимый для проведения государственной политики коалициями, правительствами меньшинств и другими системами без доминирующей партии, имеет как положительные, так и отрицательные последствия для политиков и политики в целом. В первом случае политики могут не согласиться с их толкованиями фактов, но одобрить законодательство, приемлемое для большинства. Во-втором – сплоченность лидеров может быть результатом хорошего психологического отношения друг к другу или финансовой коррупции, тем самым обеспечивая частные, а не общие цели.

Как свидетельствуют многочисленные результаты опросов общественного мнения и данные о выборах в ряде западных либеральных демократий, избиратели и СМИ сейчас более поляризованы. Как правило, партии имеют поддержку в определенных регионах и демографических группах. В некоторых системах эта поляризация усиливается не только партийным разделением избирателей, но и под влиянием нарезки избирательных округов, в том числе одномандатных.

В свою очередь, тесная связь партий, СМИ и электоральных групп увеличивает риск того, что лидеры начинают потакать своей «базе» (подмножеству избирателей и СМИ), а это обесценивает идеи прозрачности. Иными словами, управление на основе сотрудничества с конкретными меньшинствами – это серьезная проблема не только в племенных системах, например в Сирии и Ираке, но и в развитых демократиях.

Принесет ли новый популизм новую прозрачность? Опыт президентского использования интернета в США свидетельствует о следующем: официальные твитты президента Обамы (комментарии, транслируемые с помощью программного обеспечения Twitter и ограниченные 140 символами) составлялись рядовыми сотрудниками Белого дома, но перед их публикацией рассматривались и одобрялись на десяти вышестоящих управленческих уровнях. Напротив, твитты президента Трампа – его истинный голос, нефильтрованный и часто публикуемый ночью, что является сюрпризом даже для его приближенного персонала. Подобно глазам на греческой статуе, эти твитты признаются многими «окном в душу» лидера. Задолго до того, как Трамп занял кабинет президента, его заявления (часто устные во время выступления на больших митингах) выходили за рамки ранее установленного сценария. Возьмем, например, его первоначальные заявления о миграции. Они были использованы несколькими судами в качестве доказательств его намерения дискредитировать мусульман, что явилось основанием для задержки или временного запрета на исполнение распоряжений Трампа по миграции. Данный случай показателен для политики, так как в соответствии со второй статьей Конституции США президент имеет полную власть над решением вопросов миграции.

Президент Трамп открыто поддержал WikiLeaks в борьбе с конкурентом в президентской гонке. Можно утверждать, что его стремление к прозрачности является совершенно контекстуальным, а не принципиальным.

Целесообразно обратить внимание на другой пример. Основной закон Германии 1949 г. ограничил полномочия федеративной республики только вопросами самообороны. Германия, в отличие от США, не имеет традиции отставки военных, которые впоследствии становятся политическими лидерами (не говоря уже о традиции Латинской Америки или Пакистана, где военные могут контролировать политику и даже большую часть экономики). В Германии также меньше традиций участия в политике общественных интеллектуалов, чем в Великобритании, Франции и Италии. Однако если в 2001 г. Германия приняла решение присоединиться к войне в Афганистане в рамках реакции НАТО на террористические атаки 2001 г., не спрашивая общественного мнения, то в 2015 г. ею была учтена дискуссия интеллектуалов, особенно занимающихся публичным правом, по вопросу военного участия в Сирии. Все это является свидетельством возрастания роли открытости в публичной политике, хотя популизм в этом вопросе является скорее прагматичным, чем принципиальным.

Признаки адаптации к новому популизму на Западе. После утечек материалов по национальной безопасности и отчетов слежения благодаря Э. Сноудену Управление США по вопросам национальной разведки было вынуждено добровольно рассекретить дополнительные материалы. Как оказалось, меморандумы Обамы в отношении официальной информационной открытости (начиная с первого дня его работы в Овальном кабинете в январе 2009 г.) были не полностью отменены его преемником.

Между политическими назначенцами и должностными лицами, работающими под началом популистского лидера, существует множество отличий ввиду разницы в их административной культуре. В частности, после того как администрация Трампа предписала сократить бюджет Агентства по защите окружающей среды США (United States Environmental Protection Agency – EPA) и приказала удалить веб-сайты, содержащие обширные сведения по климатическим изменениям, ученые (как члены EPA, так и сторонние специалисты) сохранили данные на других ресурсах. В итоге политическое руководство смягчилось, а большая часть исходных баз данных была восстановлена на официальных ресурсах.

Обновленная цель оценки транспарентности – это не угроза разоблачения неправильного администрирования, а повышение эффективности государственного управления. Например, голландская политика открытого ранжирования и оценивания секторов здравоохранения и образования (тактика «Name and shame») только навредила ряду учреждений и стала причиной общественного резонанса в адрес школ и клиник, которые не смогли преуспеть в рангах. Сегодня, применяя размеренные совместные подходы к внутреннему развитию, можно достичь более успешных результатов, избегая публичных протестов.

Классическое разделение на официальную информацию (публичная сфера) и частные данные (сфера приватного) являются объектом нового осмысления. Возможность осуществлять в интернете быстрый поиск частных данных о должностных лицах (семья, возраст, домашний адрес, данные о доходах и медицинская история) представляет угрозу, особенно для женщин, делая чиновников и политиков уязвимыми перед интернет-троллями и «сталкерами». В Швеции, например, конфиденциальность личных данных должностных лиц находится под защитой в целях предотвращения преследования их семей.

Адаптация дезинтегрированного общества к управлению с помощью режима совместной работы. Там, где существует слабое гражданское общество с недостаточно развитыми группами интересов, СМИ и законодательными органами, а также с незначительным количеством экспертов, система по-прежнему способна формировать окружающую среду для выработки политики.

Электронное государственное управление может обеспечивать себя посредством развития новых отраслей производства и поддерживающих механизмов. Привлечение экологов и энтузиастов – лишь часть этих механизмов, поскольку информация о состоянии окружающей среды более доступна, чем данные о состоянии частного сектора. Значимым показателем в этой связи служат разработка и широкое внедрение Индекса токсичности ресурсов (EPA). Например, когда в 2017 г. администрация Трампа попыталась удалить данные об экологии с веб-сайта EPA, многие ученые-экологи и профильные организации смогли скопировать и переместить их на свои собственные ресурсы, благодаря чему ЕРА получила возможность восстановить большую их часть.

Первая волна онлайн-управления была сформирована на основе онлайн-публикаций законов, политических программ, бюджетов, объяснений, а также отчетов о работе администрации. Вторая волна – применение хранилищ данных (data store applications) – развивалась на базе ряда городов (ведущее место принадлежало Лондону), в частности на кейсах общественного транспорта, картографии и метеопрогнозов. По сравнению с национальными, интерактивные системы городских служб (interactive city cervices) продемонстрировали себя в более совершенном свете. Данное превосходство объясняется сложным набором интерактивных приложений для жилищного строительства, социального обеспечения и здравоохранения, а также системой онлайн-оплаты налогов, обновления лицензий и другими приносящими доход программами, каждая из которых находится под той или иной юрисдикцией. В рамках третьей волны администрация Обамы экспериментально ввела в США необязательные политические форумы и петиции в адрес лидеров, хотя их результаты оказались неоднозначны.

Адаптация идеи прозрачности политики в незападных государствах. Существует несколько признаков того, что происходит распространение политических программ на страны «Глобального Юга» (Global South), и некоторые институциональные факторы (международные системы ранжирования, механизмы позитивной поддержки и международное партнёрство) могут способствовать этому.

Международные рейтинги (например, Freedom House, Transparency International, Отчет о развитии ООН, Всемирный банк, Институт Брукингса, Фонд Гейтса и OECD) способны побуждать правительства улучшать общественные ценности путем создания условий для конкуренции и сотрудничества, а не через принуждение к изменению. Вместе с тем политические элиты стран, находящихся в конфронтации с традиционными региональными соперниками или с новыми противниками, могут политизировать международные рейтинги и поддаться стремлению вернуть утраченные показатели. Кроме того, в условиях, когда власть пытается «играть в числа» (game the numbers) или обойти правила игры (cheat the game), выявление ложных данных может создать напряженность в отношениях с властью, которая ответственна за место в рейтинге, не говоря о том, что правила подсчета и переменные в рейтингах сами по себе подвержены политическому давлению.