Текст книги "Латышские стрелки в борьбе за советскую власть"

Один из разведчиков сообщил, что кремль в наших руках, так как ворота его открыты. Наступала ночь.

Я приказал коменданту конвоя Ремеру (командиру 1-го батальона 5-го латышского стрелкового полка) приготовиться к переходу в кремль.

Как только мы показались на улице, нас обстреляли с крыш и из окон. Мы ответили тем же. Едва нам удалось пройти шагов сто, как мы уже убедились, что перевес на стороне белых. За эти несколько минут боя у нас оказалось уже десятка два раненых. Приходилось возвращаться в штаб и придумывать новый план выхода. Но тут оказалось, что попасть в штаб через те двери, через которые мы вышли, невозможно, потому что они были уже в руках белых; помимо того, белые на руках подтащили поближе к штабу бомбомет, который вовсю обстреливал улицу. Белые сосредоточили против нас огонь со столь близкого расстояния, что каждый лишний момент пребывания на улице мог стать для нас роковым; нам нужно было хоть какое-нибудь убежище.

Я приказал войти в штаб со стороны двора. Как только мы появились во дворе гостиницы Щетинкина, из окон раздались выстрелы… Это были предатели-штабисты. Характерно, что они стреляли из револьверов, высунув руку из окна, а лицо пряча за занавесками, – видимо, на всякий случай… Это были те, кто еще несколько часов назад угодливо гнули спину, не зная, кому придется кланяться завтра…

Пули свистели вокруг меня со всех сторон, но все же пролетали мимо, хотя все стрелявшие знали меня…

Между тем Ремер со стрелками овладел входом в штаб со стороны двора. Мы снова собрались у моего кабинета, где после нашего ухода успели побывать белые.

Первый этаж флигеля, где находился штаб, оставался в руках белых. Наше положение было странным: мы – на втором этаже, а под нами, на первом этаже, – белые, наши враги.

Едва мы вошли, белые потушили у нас свет – мы находились в полной темноте.

На моем столе мы зажгли свечу – вокруг повсюду было темно. Долго в таком положении мы оставаться не могли. Помимо того, нас оставалось лишь человек 80.

Я взял руководство в свои руки. Прежде всего я приказал выгнать на чердак всех жителей ближнего к Воскресенской улице флигеля и забаррикадировать двери. Это было сделано в течение получаса, и наши посты заняли первый и второй этажи.

Затем мы спустились на первый этаж этого флигеля и через двери и окна выбрались на улицу с той стороны, откуда белые нас ждали меньше всего.

Не обращая внимания на редкие выстрелы из окон, мы твердыми шагами направились к кремлю… На улице баррикад не было. Со стороны гостиницы Щетинкина мы услыхали крики «ура»…

Было около половины одиннадцатого ночи. Накрапывал мелкий дождик. В городе и окрестностях кое-где виднелись пожары. Мы были уже не очень далеко от раскрытых ворот кремля, разведчики наши подошли к самым стенам… Вдруг, совершенно неожиданно, в амбразурах кремля блеснули огоньки выстрелов; стреляли из винтовок в наших разведчиков – ни один из них не вернулся… Кремль был уже в руках белых.

Мы были шагах в ста от ворот кремля, и стрелявшие целились теперь в нас.

Пути назад не было. Огонь противника был очень сильным… наши потери росли. В этот миг я дал команду: «Вперед, на штурм! Урра!»

Те, кто был поблизости, вместе со мною бросились к кремлю, стремясь захватить ворота; других огонь белых заставил повернуть обратно… Но в тот момент, когда мы были всего лишь шагах в двадцати от стен кремля, кто-то изнутри с силой захлопнул ворота. Преодолеть возвышавшиеся на две сажени стены кремля мы не могли… Штурм не удался.

Огонь со стен кремля все усиливался. Нам удалось найти убежище в подворотне, шагах в 100–150 от кремля.

Сербский интернациональный батальон после бегства матросов и курсантов военного училища перешел на сторону белых.

5-й латышский стрелковый полк, благодаря мужеству которого нам удалось в течение двух дней – 5 и 6 августа – оборонять Казань от превосходящих сил противника, был расчленен на небольшие группы. Положение нашей маленькой группы было критическим. Надо было выбираться из города.

Из наших оставались мои адъютанты Дилан и Циритис, секретарь Эктерманис, командир 5-го латышского стрелкового полка Янис Бриедис и еще 21 стрелок. Казань уже не была наша. Кремль тоже не был наш.

Мы знали, что пробиться можем только в северную часть города. Это было нам необходимо и потому, что я стремился скорее попасть в штаб II армии, находившейся в городе Сарапуле, чтобы получить возможность отдать оттуда соответствующие распоряжения Восточному фронту.

Для того чтобы выйти из западни, нам надо было перебраться через Воскресенскую улицу и направиться к театру. Со стороны кремля за нашей улицей следили сотни глаз; обстреливая нас из винтовок (пулеметов у них не было), белые не давали нам сделать ни малейшего движения.

Из отдельных домов время от времени раздаются выстрелы по нам: мы видим высунутую на миг из окна руку. Слышим, что по улице идут войска, оркестр играет марш «Молодая Европа». Неподалеку от нас, шагах в ста, семинария, где находится хозяйственная часть 5-го полка, которая не смогла выбраться из города. Оттуда доносятся крики «ура» и звуки оркестра… Нам становится ясно, что семинария в руках белых.

Командир полка Янис Бриедис докладывает, что настроение стрелков ухудшается, они считают, что все мы пропали и у нас нет ни надежд, ни возможностей выбраться из западни.

Я стоял у самых ворот с винтовкой у плеча и смотрел на нашу «долину смерти». В считаных шагах на земле лежали несколько земгальцев, которые пытались перебежать через улицу, но были застрелены со стен кремля. Там же неподалеку на улице валялось несколько тяжело раненных лошадей…

Командир полка Бриедис попросил разрешения пойти в сторону семинарии, чтобы посмотреть, что там происходит… Он ушел через двор, взяв с собой еще 13 человек[29]29
  Бриедис остался в Казани у белых, стал изменником, позднее вернулся в буржуазную Латвию. – Сост.


[Закрыть]… Нас осталось только 12 человек.

Дождь прекратился, в воздухе клубился пар, поднимавшийся с улицы и от стен. Прошло еще несколько минут. Мы все как будто застыли и ждали, что произойдет.

Наконец я сообщил свое решение: «Товарищи, мы свободны. Сейчас довольно темно, туман. Попытаемся медленно перейти через улицу, чтобы из кремля не заметили движения. Тогда они не будут стрелять Пойдем по одному. Я пойду первым». Не говоря больше ни слова, я медленно пошел вперед по тротуару. Половина улицы уже пройдена. Со стороны кремля – тишина. Все стоят как застывшие. Каждая минута кажется вечностью. Еще полторы минуты я стою, прислонившись к углу дома, и даю знак следующему, чтобы он шел. Такие моменты надо пережить самому, только тогда можно понять их значение. Три с половиной минуты «демонстрировать» своей персоной остальным, жив ты или мертв, – это можно только со стальными нервами.

Как солнечный луч, всем засияла надежда на спасение. Вторым пошел Дилан. Так же медленно. Третьим – Циритис, четвертым – Эктерманис. Все трое перебрались удачно. Пятый и шестой, два стрелка, ступая медленно и осторожно, также перешли удачно. Седьмой не выдержал и пустился бегом – был замечен и погиб, восьмой, а также и остальные не решились показаться на улице. Нашим проводником был стрелок Эктерманис, который как местный житель хорошо знал Казань и ее окрестности.

Видя, что из «ловушки» никто больше не выходит, я принял решение попытаться скрытно пробраться через город. Мы полагали, что все самые большие опасности уже миновали, но в уличном бою почти ничего нельзя предвидеть. Случаются самые неожиданные события.

Нас было шестеро, силенка наша была очень маленькой, поэтому надо было избегать любого столкновения с противником. Мы уже прошли пару сотен шагов в направлении театра. Казалось, что всюду тихо и спокойно. И вдруг из какого-то переулка, шагах в пятидесяти от нас, слышим: «Стой, стой, стой! Кто вы такие? Назовитесь! Что пропуск?»

По голосам можно было понять, что кричал «смешанный хор». Мужские голоса были уверенными и суровыми, женские казались встревоженными и злыми. Мы подходили все ближе. Вот и противники видны – с белыми повязками на рукавах и револьверами в руках.

– Идемте только вперед полными шагами, – сказал я вполголоса.

– Стойте! Назовитесь, назовитесь! Кто вы такие? Что пропуск? – кричал «смешанный хор» шагах в двадцати от нас.

Сердце похолодело. По спине пробежали мурашки. Кое-кто из наших схватился за винтовки, иные – за ручные гранаты.

– Не надо, не надо. Пойдем тихо, – произнес я.

– Да стойте же! Назовитесь! Кто вы такие? – шагах в десяти от нас вопил «смешанный хор».

Мне пришел в голову ответ: «Идите вы к… матери!»

– Чего ругаетесь? К дикарям пришли, что ли? Кто вы такие? Назовитесь! Что пропуск?

Я отвечал: «Идите вы к… матери!»

Из темноты выходят семь мужчин и четыре дамы, у всех в руках наганы.

– Стойте! Назовитесь! Кто вы такие! – звучит рядом.

Мы остановились посередине улицы.

Я выхожу вперед. Напротив меня стоит предводитель белых.

– Кто вы такие? Почему вы ругаетесь? – сердитым голосом спрашивает белый, поднимая револьвер, его товарищи делают то же. Наши, кроме меня, хватаются за винтовки и ручные гранаты. Момент был критический. Сейчас все должно было решиться. С винтовкой за плечами я делаю несколько шагов в сторону дам и начинаю извиняться перед ними за неприличный ответ. Говорю, что так получилось из-за темноты. Присутствующим мужчинам говорю, что мы чехи.

Женщины, желая убедиться в правдивости моих слов, задают тот же вопрос другим.

Отвечает Эктерманис, что мы чехи.

Дамы говорят:

– Спасибо вам, что вы прогнали большевиков и освободили нас из тюрьмы.

– Где наши? – спрашивают они далее.

Мы отвечаем, что в кремле.

Женщины быстрыми шагами уходят, вместе с ними идут также двое мужчин.

Теперь перед нами стоят пять мужчин с поднятыми револьверами и дрожат от волнения.

Я поднимаю фуражку и прощаюсь: «До свидания, господа!»

Объяснившись, обе стороны быстро исчезли во тьме.

Неподалеку от театра навстречу нам выскочил автомобиль. При виде нас он остановился.

Оказалось, что это был штабной автомобиль с шофером Килло и еще одним пассажиром.

Я приказал всем вскочить в автомобиль и на полном ходу мчаться в сторону реки Казанки, к новому мосту. Не обращая внимания на крики «стой, стой!» и выстрелы, мы счастливо достигли моста и выехали на большак, ведший в Слободу Козью. Когда мы были вблизи леса, оказалось, что путь закрыт: мы увидели около 30 конников. Не оставалось ничего иного, как бросить автомобиль и скрыться в лесу, где кавалерия, особенно ночью, ничего нам не могла сделать.

Мы находились в болотистом лесу. Мне все же хотелось узнать, что это за всадники. Мы прислушались к их разговору. Можно было разобрать, как они спорят, разделившись на две части. В конце концов часть из них ускакала в сторону Казани. Остальные лесной тропинкой поехали в нашу сторону. Я вышел им навстречу и спросил, куда они направляются. Завязалась беседа.

Оказалось, что это была конвойная команда штаба Витебской бригады, прибывшая в Казань 5 августа; штаб остался в казарме. Часть ускакала обратно в штаб, а оставшиеся – до 20 конников – выразили желание следовать за нами…

Итак, у нас прибавилось сил.

Дальше нам предстояло идти лесными тропами, потому что вся окрестность Казани восстала против нас, дороги и села охранялись постами.

Было уже за полночь. Теперь мы были спасены, но следовало торопиться, чтобы оказаться в безопасности. Мы находились верстах в полутора от казанского кремля. В самом городе и в предместьях в нескольких местах пылали пожары; дым затянул все небо, которое, казалось, опустилось совсем низко, к самым шпилям башен…

Внезапно со всех сторон зазвонили церковные колокола, огромная толпа людей орала: «Тебе, бога, хвалим…»

Стреляли пушки.

Казань ликовала и веселилась.

В одном из своих воззваний 7 августа командование белых сообщало, что большевистский главнокомандующий Вациетис застрелен в уличном бою.

Часам к семи 7 августа мы добрались до станции Высокая Гора и оттуда поездом после обеда прибыли в местечко Вятские Поляны, где располагался штаб Комиссариата продовольствия и имелся аппарат Юза, с помощью которого можно было разговаривать с Москвой и со всеми штабами армий и Восточного фронта.

Отсюда я отдал следующие распоряжения:

1) командующему II армией оставить посты у реки Камы и к 11 августа с ударной группой прибыть со стороны города Чистополя к Казани и атаковать белых с тыла;

2) различным формированиям V армии общей численностью в 1500 штыков и 8 пушек со стороны местечка Лаишево (у реки Камы) не позднее вечера 8 августа прибыть к Казани и атаковать белых с тыла;

3) IV армии продолжать энергичное наступление в направлении Самары;

4) начальнику штаба фронта во что бы то ни стало удержать железнодорожный мост через Волгу у станции Свияжск и прогнать белых с возвышенности Верхний Услон.

Если бы оказалось возможным выполнить все эти распоряжения, противник не сумел бы двинуться из Казани на восток.

Наш дальнейший путь вел через Сарапул, оттуда на пароходе в Пермь, затем в Вологду, Москву, а оттуда в город Арзамас, где теперь располагался штаб Восточного фронта.

5-й латышский стрелковый полк понес в Казани большие потери. Остатки полка были переведны в Арзамас и приданы штабу фронта.

За героическую двухдневную оборону Казани 5-й латышский стрелковый полк постановлением Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета был награжден Почетным красным знаменем. Это был первый подобный случай в Советской России.

Возвращение Казани

До 10 августа белые оставались в Казани; в направлении Свияжска на обоих берегах Волги мы замечали их разведчиков, которые держались довольно пассивно.

По собранным сведениям и из сообщений газет белых было видно, что белые в Казани празднуют победу: в первые три дня состоялись молебен и затем парад, а по вечерам публика устраивала лотерею-аллегри для военных нужд.

18 августа я прибыл на позиции под Казанью, привезя с собой бывшего полковника Славена, которого задумал назначить командующим V армией и которому решил поручить возвращение Казани. Штаб V армии находился у станции Свияжск.

Мое предложение было учтено, и командующим V армией, которая до того была в моем распоряжении, был назначен Славен; я дал ему необходимые инструкции по ведению казанской операции.

Положение красных было весьма плачевным: на левом берегу Волги белые отбросили их до самого Свияжского железнодорожного моста и подошли так близко, что могли вести по нему артиллерийский огонь.

На правом берегу Волги благодаря героизму 1-го и 6-го латышских стрелковых полков красные выдержали напор белых, занявших возвышенность Верхний Услон; такое положение давало батареям латышей возможность обстреливать с правого берега Волги тылы позиций белых на левом берегу Волги и тем самым задерживать прямое наступление белых на железнодорожный мост, который они во что бы то ни стало стремились захватить.

Помимо того, батареи латышей, обстреливая Волгу артиллерийским и пулеметным огнем, отогнали флотилию белых от Казани, так что противник был лишен возможности высадить в тылу красных десант…

Значительно лучшим было положение красных по другую сторону Казани – с востока на север. Здесь войска красных приближались к Казани с трех сторон: от реки Камы, со стороны Лаишева и Чистополя, двигались силы II армии, более 3000 пехотинцев с артиллерией и кавалерией; со стороны Вятских Полян появился приблизительно батальон пехоты с артиллерией. Белые не могли совершенно игнорировать эти силы, которые в любой момент могли напасть с тыла и даже довольно серьезно угрожать Казани.

Все же решающего удара с той стороны ждать не приходилось, так как все упомянутые красные части были отрезаны от своей базы и не могли быть усилены ни людьми, ни военными материалами. Действия этих частей могли иметь значение только партизанских действий.

Главную роль в возвращении Казани должны были играть те силы, которые наседали бы с запада, т. е. со стороны свияжского железнодорожного моста, и продвигались бы по обоим берегам Волги. Такую операцию следовало провести весьма энергично, чтобы противник не имел времени, для того чтобы стянуть свои силы, так что для выполнения ее требовалось хорошее знание военного искусства. На правом берегу Волги большое значение имели выдержка и маневр пехоты, на левом основную роль должна была играть артиллерия.

Осуществление подобной тактики даже на полях боев империалистической войны поручалось самым лучшим полкам, потому что для этого нужны хорошо обученные, дисциплинированные бойцы и командиры.

Зная героизм латышских стрелковых полков, я разработал план занятия Казани и отдал Славену решительный приказ провести его в жизнь с величайшей энергией и педантизмом.

Сущность плана заключалась в уничтожении лучших сил противника артиллерийским огнем. Объект всей операции – Казань. Наступление следовало предпринять на обоих берегах Волги одновременно, оттесняя белых к Казани на левом берегу Волги – артиллерийским огнем, на правом – огнем и маневром.

Последний этап этой операции должен был завершиться одновременным штурмом Казани и Верхнего Услона.

В результате операции Казань была занята 10 сентября. Самая трудная задача стояла перед теми полками, которые сражались на правом берегу Волги против белых на Верхнем Услоне. Здесь пришлось проявить огромную выдержку в атаках на Верхний Услон, на котором белые прочно закрепились силами пехоты с легкими и тяжелыми орудиями, и одновременно отбивать атаки десантов против правого крыла и тыла из Ключища, Шеланги и со стороны впадения Камы. Латышские полки вынуждены были здесь сражаться на два фронта. Волга между Казанью и Симбирском была в руках противника; его флотилия курсировала здесь свободно, высаживая десанты в любом месте, где это требовалось. Мы не могли сопротивляться флотилии белых, потому что у нас не было такого количества войск, чтобы занять весь правый берег Волги от Казани до Симбирска.

На левом берегу Волги были сконцентрированы необходимая артиллерия и боеприпасы. Здесь применялась так называемая блокадная тактика: войска приближались к Казани, предварительно обстреливая противника артиллерийским огнем и закрепляясь на отнятой у противника территории в окопах и с помощью проволочных заграждений. Когда противник предпринимал контратаки, ему всякий раз приходилось штурмовать уже укрепленные позиции; для решения этой задачи белые направляли свои лучшие силы – чехословаков и офицерские батальоны, которые поэтому оказывались первыми жертвами нашей артиллерии.

Группа, действовавшая на левом берегу Волги, была усилена подразделениями 2-го латышского стрелкового полка и одним батальоном из 4-го полка.

25 августа вся наша подготовка согласно плану была закончена, и с этого дня началось медленное, методическое и решительное продвижение вперед. Уже в первые дни сентября 1-й и 6-й Тукумский латышские полки штурмом взяли Верхний Услон, установили там свои батареи и начали обстрел тыла белых, в том числе и гавани, откуда была выкурена вражеская флотилия.

На левом берегу Волги полки постепенно продвигались вперед, их вдохновляли успехи на правом берегу. Положение стало здесь для противника серьезным, каждая контратака стоила ему больших жертв, а результатов все не было. Будучи не в состоянии одолеть наши силы, противник стал терять энергию. Позднее мы узнали, что белые понесли такие огромные потери, особенно от нашей артиллерии, что в начале сентября ряды их совсем поредели. Нужны были подкрепления. Белые обратились к казанским рабочим, но те отказались принимать участие в боях. Все же после крупных репрессий рабочим пришлось выполнить требование белых и отправиться в окопы.

Бросив казанских рабочих в траншеях, белые 8 сентября оставили Казань, частью на судах, а частью пешком уйдя по левому берегу Волги в сторону реки Камы, к Лаишеву…

В латышских полках потери были столь значительными, что после занятия Казани им необходимо было дать возможность провести несколько дней в городе, чтобы получить пополнение. Среди павших был командир 3-й латышской бригады Юдин. В память о его подвигах первая станция к западу от Казани была названа его именем – Юдино.

Через несколько дней латышские полки на судах отправились из Казани в сторону Симбирска. У города Спасска они высадились на берег и прямым путем направились на станцию Нурля и к городу Бугульме, ведя наступление с тыла на чехословаков, которые еще держались под Симбирском, разогнали остатки тех полков, которые бежали из Казани в сторону Уфы. В первые дни октября армия Учредительного собрания была ликвидирована; чехословаки ушли в Сибирь, казаки и остатки некоторых других частей перешли на службу к Колчаку.