Текст книги "От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг."

По имеющимся свидетельствам можно судить, что и германское руководство во главе с Гитлером также весьма скептически относилось к этим гарантиям Польше со стороны западных держав. Так, например, согласно утверждению члена германского Генерального штаба генерал-лейтенанта Зигфрида Вестфаля, «Гитлер считал, что Франция и Англия, несмотря на гарантии, данные Польше, в действительности не вступят в войну»[491]491
  Вестфаль З., Крейпе В., Блюментрит Г. и др. Роковые решения вермахта. Воспоминания немецких полководцев. Смоленск: Русич, 2001. С. 19.


[Закрыть].

А тем временем в Европе возник еще один очаг агрессии: 7 апреля Италия оккупировала Албанию, создав тем самым плацдарм для агрессии против Греции и Югославии. В конце апреля Гитлер, готовясь к реализации своего плана в Восточной Европе, разорвал Договор о ненападении с Польшей от 1934 года, а заодно и морское соглашение с Англией от 1935 года. 22 мая Германия и Италия заключили военный союз – «Стальной пакт».

Осознавая, что обстановка в Европе накаляется и что их гарантии малым странам не срабатывают, правительства Англии и Франции наконец решили начать политические переговоры с СССР, однако имея при этом в виду не создание реальной системы коллективной безопасности, а рассчитывая тем самым показать Гитлеру, что его конфронтация с западными демократиями может привести к их союзу с СССР. Подобная перспектива могла, по их мнению, помочь сделать Германию более сговорчивой. В середине апреля Франция выразила готовность обменяться с СССР письмами, обязывающими стороны к взаимной поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше или Румынии. Суть английского предложения состояла в том, что СССР должен был взять на себя односторонние обязательства помощи «своим европейским соседям» в случае совершения против них агрессии. В одном из документов, разработанных английским правительством, говорилось: «Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что он придет нам на помощь, если мы будем атакованы с востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому, и это самое главное, что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз…»[492]492
  DBFP. Third Series. Vol. V. L., 1952. P. 646.


[Закрыть].

17 апреля советское правительство выступило с более конструктивными инициативами: правительствам Англии и Франции предлагалось начать переговоры о заключении трехстороннего договора о взаимной помощи «в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств»[493]493
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 1. С. 386.


[Закрыть]. Договор должен был содержать также обязательства оказания помощи всем восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против них. Трем державам предлагалось взять на себя обязательства после открытия военных действий «не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессором»[494]494
  Там же.


[Закрыть]. Существует мнение, что заключение подобного договора могло бы остановить фашистскую агрессию и избавить человечество от ужасов мировой войны. Данное предложение СССР можно также считать отправной точкой для последовавших впоследствии тройственных англо-франко-советских переговоров.

Однако западные державы не спешили с ответом. 25 апреля в Москву поступили официальные предложения Франции. Они предусматривали соглашение, по которому СССР был обязан оказать помощь Англии и Франции в обороне стран Восточной Европы, имевших англо-французские гарантии. Подобный ответ Франции, означавший, по сути, отказ в реальной помощи, упорное молчание Лондона (ответ англичан был получен только спустя двадцать дней!) не могли не вызывать у советского руководства больших сомнений в возможности достижения реальных соглашений с Англией и Францией. Ведь, по существу, эти страны хотели воспользоваться советской военной помощью, если Гитлер повернет на Запад, но не хотели брать на себя обязательств на случай наступления немцев на Восток. Ответы западных держав были уклончивыми и неконструктивными, что сразу сказалось на ходе переговоров в Москве между В. М. Молотовым, сменившим 3 мая 1939 года М. М. Литвинова на посту наркома иностранных дел СССР,[495]495
  В зарубежной историографии и ряде работ отечественных историков высказывается мнение, что это смещение ознаменовало собой поворот внешней политики СССР в сторону сближения с Гитлером, поскольку было известно, что «западник» М. М. Литвинов активно выступал за достижение договоренностей с западными державами. Однако известно, что и после назначения В. М. Молотова на пост главы внешнеполитического ведомства тройственные переговоры не были прерваны. Поэтому причин, видимо, было несколько, среди которых следует назвать и личностные качества нового наркома – он был менее деликатен, более тверд и напорист; он неоднократно публично выступал за советско-германское сближение; во всем советовался со Сталиным и был абсолютно надежен. Замена Литвинова на Молотова была прежде всего выбором Сталина, выбором в пользу большей свободы рук в маневрировании между Великобританией и Франции с одной стороны и Германией – с другой.


[Закрыть] и послами У. Сидсом (Великобритания) и Э. Наджияром (Франция).

В то же время Германия, планируя осуществить нападение на Польшу по плану «Вайс» и испытывая опасения, что западные страны все же заключат союз с СССР против нее, решила взять курс на продолжение сделанных ею еще в 1938 году шагов по сближению с СССР. Влиятельные круги в Берлине считали, что «примирение с Советским Союзом возможно», так как Германия нуждалась «в Советском Союзе как в военной, так и в экономической опоре на Востоке», если Гитлер хотел «сводить крупные счеты с Западом»[496]496
  ЦА МО РФ. Оп. 9157. Д. 2. Л. 123–124.


[Закрыть].

Со своей стороны западные державы также выдвигали некоторые инициативы о взаимных соглашениях, однако эти предложения не отвечали интересам СССР. Так, 27 мая 1939 года В. М. Молотову английским послом У. Сидсом был вручен новый проект соглашения между СССР, Англией и Францией об оказании совместного противодействия агрессии в Европе, разработанный английским министерством иностранных дел. В свою очередь временный поверенный в делах Франции в СССР Ж. Пайяр от имени французского правительства также вручил Молотову идентичный английскому проект тройственного соглашения. Однако новый проект обходил молчанием вопрос об оказании помощи СССР в случае его вовлечения в войну; в нем также ничего не говорилось о военных конвенциях как инструменте осуществления договора трех держав[497]497
  См.: Документы внешней политики СССР 1939. Т. XXII. В 2 кн. М.: Межд. отношения, 1992. Кн. 1. 1 января – 31 августа 1939 г. С. 401–404.


[Закрыть]. Глава советского правительства В. М. Молотов заявил, что англо-французский проект «не только не содержит плана организации эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе, но даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности английского и французского правительств в заключении соответствующего пакта с СССР»[498]498
  Там же. С. 401.


[Закрыть].

Англо-французский вариант предусматривал, что в случае возникновения угрозы агрессии три договаривающихся государства не приступают к немедленным совместным действиям, а только прибегают к взаимной консультации в соответствии со сложной и длительной процедурой, установленной Лигой Наций. В связи с этим советский нарком иностранных дел заметил, что почему-то «в договорах о взаимной помощи, заключенных между Англией и Францией, а также обоими государствами с Польшей, английским правительством с турецким, нет обязательства подчинить эту помощь лигонационной процедуре, установленной статьей 16 пакта Лиги»[499]499
  Там же. С. 402.


[Закрыть].

Молотов также подчеркнул огромное различие в подходах СССР и западных держав к решению этой жизненно важной проблемы: «Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем. Возможно, что эти разговоры и нужны Англии и Франции для каких-то целей. Советскому правительству эти цели неизвестны. Оно заинтересовано не в разговорах о пакте, а в организации действенной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе»[500]500
  Там же.


[Закрыть].

Представляется интересным тот факт, что подобную же оценку позиции западных держав и в целом международному положению дал бывший президент Чехословакии Э. Бенеш во время встречи в Нью-Йорке с полномочным представителем СССР в США К. А. Уманским 30 мая 1939 года[501]501
  Советский дипломат Уманский (псевдоним «Редактор») одновременно выполнял в США и функции главного резидента советской разведки после отзыва в 1938 году работников НКВД и Разведупра Красной армии. По указанию Москвы Уманский установил личные тесные связи с Бенешем, находящимся в изгнании в США; при этом последний выступал в качестве посредника между Рузвельтом и советским руководством. В беседах с Уманским «Бенеш излагал позицию Рузвельта по ряду узловых проблем развития обстановки в Европе». См.: Судоплатов П. А. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 74.


[Закрыть]. Так, в документе «Запись беседы тов. Уманского с д-ром Эдуардом Бенешем 30 мая 1939 года» полпред СССР в США писал, что Бенеш считал военную развязку в Европе неизбежной. Заключение или незаключение тройственного соглашения о взаимопомощи между СССР, Англией и Францией он считал «важным, но не решающим». Прогнозируя вероятное развитие дальнейших событий, он нарисовал следующий сценарий: «Провал переговоров развяжет агрессию, но даже если англо-французы примут справедливые требования СССР, то от заключения пакта до наполнения его реальным военно-политическим содержанием – дистанция большого размера – пройдет, по-видимому, немало времени, прежде чем нынешние правительства Англии и Франции вступят на путь практического сотрудничества с СССР по линии штабов и т. д. Этим периодом „пустоты“ германо-итальянцы не могут не воспользоваться, притом, сознавая, что время работает против них, они захотят ударить пораньше»[502]502
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1234. Л. 51–52.


[Закрыть].

2 июня 1939 года советская сторона внесла свои уточнения в проект тройственного соглашения с тем, чтобы сблизить позиции сторон. Предусматривалась немедленная и эффективная взаимопомощь в случае нападения на одну из трех держав, а также оказание ими помощи Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польше, Финляндии и прибалтийским республикам. Договор вступал в силу одновременно с военной конвенцией[503]503
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 5.


[Закрыть].

Однако условия соглашения были приняты западными державами лишь частично. Камнем преткновения в тройственных политических переговорах, тянувшихся до конца июля, стало нежелание Англии и Франции принять советское определение понятия «косвенная агрессия»[504]504
  Понятие «косвенная агрессия» для СССР в первую очередь относилось к прибалтийским странам. Советские дипломаты предлагали трактовать его как действие, на которое малые страны Европы, включая пограничные с СССР и прежде всего прибалтийские, соглашаются под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, то есть влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета.


[Закрыть], при котором союзные обязательства вступали в силу. Они настаивали на таком варианте договора, при котором наличие «косвенной агрессии» устанавливалось лишь после трехсторонних консультаций. Они также требовали, чтобы военные переговоры состоялись только после достижения политического соглашения. СССР со своей стороны добивался одновременного заключения политического и военного соглашения и обвинял западные державы в нежелании связывать себя обязательствами военного участия в случае войны с Германией.

Молотов, информируя советских полпредов в Лондоне и Париже о ходе переговоров, констатировал: «Нам кажется, что англичане и французы… не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств»[505]505
  АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2154. Л. 108.


[Закрыть]. А вот что касается позиции СССР, то даже Чемберлен вынужден был отметить 19 июня, что «русские преисполнены стремления достигнуть соглашения»[506]506
  Public Record Office. War Cabinet and Cabinet Minutes Series. Committee on Foreign Policy. Proceedings, 1936–1939. Cab. 27/625. P. 101–112.


[Закрыть]. Важно отметить, что с 15 июня по 2 августа в Москве было проведено около двадцати встреч с английскими и французскими дипломатами, что свидетельствует о прямой заинтересованности советского правительства в заключении тройственного соглашения. Об этом же говорил и Молотов во время приема американского посла Л. Штейнгардта 16 августа 1939 года[507]507
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1234. Л. 70с.


[Закрыть].

А тем временем угроза войны в Европе стремительно нарастала. Британское и французское руководство располагало сведениями о том, что Гитлер принял решение о нападении на Польшу, и с этой целью в Германии проводится мобилизация, и она практически полностью готова к тому, чтобы в конце августа начать военные действия. Советское правительство также имело достаточно полную информацию о военных планах и приготовлениях Германии[508]508
  СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. С. 525–527, 537–538, 540, 562; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1234. Л. 52–54.


[Закрыть]. С учетом неизбежно нараставшей угрозы начала войны в Европе 23 июля 1939 года советской стороной было предложено начать переговоры военных миссий в Москве, не дожидаясь завершения политических переговоров. Но учитывая тот факт, что английская и французская миссии отправились в Москву лишь 5 августа, выбрав при этом самый долгий путь – морем до Ленинграда, а далее поездом (прибыли в Москву 11 августа), можно предположить, что западные страны не были реально заинтересованы в выработке общего решения и объединения совместных усилий против германской агрессии. Об этом же свидетельствует и факт посылки в Москву в качестве главы британской делегации адмирала в отставке Р. Дракса, имевшего незначительный вес в военном руководстве страны, но крайне критически настроенного в отношении СССР, и второстепенного чиновника МИД Великобритании У. Стрэнга. Тем более, как выяснилось, они вообще не имели никаких письменных полномочий. Это можно объяснить тем, что Чемберлен не верил в возможность заключения соглашения с СССР и надеялся использовать переговоры лишь как средство давления на Гитлера[509]509
  Подобной точки зрения придерживаются и другие историки. См., напр.: Мягков М. Ю., Ржешевский О. А. Упущенный шанс: англо-франко-советские переговоры летом 1939 г. и советско-германский пакт от 23 августа 1939 г. // 65 лет Великой Победы. В 6 т. / Под общ. ред. С. Е. Нарышкина, А. В. Торкунова. М.: МГИМО – Университет, 2010. Т. II. Вставай, страна огромная. С. 60–61.


[Закрыть]. Хорошо осведомленный в настроениях английского правительства германский посол в Великобритании Г. Дирксен сообщил статс-секретарю министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккеру, что английская «военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской армии, чем заключить оперативные соглашения»[510]510
  Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937–1939. Т. 2. С. 117.


[Закрыть].

Глава французской миссии генерал Ж. Думенк имел полномочия вести серьезные переговоры с советской стороной, но не имел права подписи соглашения. Историки полагают, что французы, скорее всего, были готовы заключить соглашение, но они целиком зависели от англичан. В связи с этой более чем странной ситуацией полномочный представитель СССР во Франции Я. З. Суриц в телеграмме в НКИД СССР от 3 августа 1939 года писал следующее: «Причины всего этого [нежелания вести конструктивные переговоры] кроются в том, что здесь [в Париже] и в Лондоне далеко еще не оставлены надежды договориться с Берлином и что на соглашение с СССР смотрят не как на средство „сломать Германию“, а как на средство добиться лишь лучших позиций при будущих переговорах с Германией. Неудивительно, что продолжается и политика затушевывания германской опасности, линия усыпления и успокаивания. А между тем положение с каждым днем становится все более угрожающим. По всем данным, Гитлер готовится к новому прыжку»[511]511
  Там же. С. 198.


[Закрыть].

Тройственные военные переговоры велись в Москве с 12-го по 21 августа. Советскую военную делегацию (военную миссию) возглавил народный комиссар обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, который имел полномочия подписать военную конвенцию. Генеральный штаб РККА подготовил к переговорам подробный план военного сотрудничества трех держав. Это свидетельствовало о том, что советское правительство было заинтересовано в том, чтобы быстрее завершить переговоры и предотвратить таким образом развязывание войны Германией[512]512
  Сиполс В. Я. Дипломатическая борьба накануне Второй мировой войны. С. 258–259.


[Закрыть]. Перед делегациями западных стран, в первую очередь Великобритании, стояла иная задача – как можно дольше оттягивать принятие решения, «вести переговоры как можно медленнее»[513]513
  DBFP. Third Series. Vol. VI. L., 1953. P. 763.


[Закрыть]. В инструкции, полученной Драксом в Лондоне, четко указывалось, что «британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы нам связать руки при любых обстоятельствах»[514]514
  Ibidem.


[Закрыть].

13 августа глава советской миссии нарком обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов предложил обсудить конкретный план организации совместной защиты от агрессивных стран в Европе и установить основы этого плана: «количество войск трех держав, материальные ресурсы и реальное направление этих действующих сил в защите наших государств»[515]515
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 198.


[Закрыть]. Генерал Думенк представил следующую информацию: «Французская армия состоит из 110 дивизий… Из 110 дивизий имеется 20 дивизий, которые довольно трудно перебросить, так как они поставлены для обороны Туниса, Корсики и для несения службы на линии Мажино. Остальные 90 дивизий могут быть легко переброшены»[516]516
  Там же. С. 198–199.


[Закрыть]. Он также сообщил, что французская армия имеет шестимесячный запас материалов, снаряжения и снабжения. Английский генерал Хейвуд сообщил, что в первом эшелоне «в настоящее время в Англии имеется пять дивизий пехотных и одна механизированная, которые полностью укомплектованы благодаря призыву молодежи и которые могут быть направлены [во Францию в случае войны] немедленно»[517]517
  Там же. С. 203.


[Закрыть]. Через определенное время (которое не было четко указано) число английских дивизий в первом и втором эшелонах могло быть доведено до 16 в каждом. Генерал Думенк в общих чертах обрисовал также и план военных действий соединенных воздушных и морских сил Франции и Англии.

Однако на вопрос Ворошилова, каким образом будет осуществляться военное взаимодействие с польскими вооруженными силами в случае германской агрессии, ни французские, ни британские представители военных миссий не смогли дать четкого ответа. На заседании 14 августа генерал Думенк разъяснил позицию западных держав относительно Польши и Румынии: «…Их дело защищать свою территорию. Но мы должны быть готовыми прийти им на помощь, когда они об этом попросят»[518]518
  Там же. С. 211.


[Закрыть]. Однако члены советской миссии хотели, чтобы западные державы имели на этот счет более «точное представление» и конкретные планы действий. Адмирал Дракс высказал предположение, что в случае германской агрессии Польша и Румыния обязательно должны будут попросить помощи у СССР, сравнив их с «тонущим человеком», который не откажется от «спасательного круга». Далее он подытожил свою мысль, сказав, что в противном случае эти страны «в скором времени станут простыми немецкими провинциями, и тогда СССР решит, как с ними поступить»[519]519
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 214.


[Закрыть].

На заседании 15 августа начальник ГШ РККА командарм 1 ранга Б. М. Шапошников изложил советский план развертывания сил Красной армии на западных границах СССР против агрессии в Европе: «120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5000 тяжелых орудий (сюда входят и пушки, и гаубицы), 9–10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. боевых самолетов (без вспомогательной авиации), то есть бомбардировщиков и истребителей.

В это число не входят войсковые части укрепленных районов, части противовоздушной обороны, части охраны побережья, запасные части, отрабатывающие пополнения (депо) и части тыла. <…> Боевая готовность частей укрепленных районов от четырех до шести часов по боевой тревоге… Сосредоточение армии производится в срок от восьми до двадцати дней. Сеть железных дорог позволяет не только сосредоточить армию в указанные сроки к границе, но и произвести маневры вдоль фронта»[520]520
  Там же. С. 221.


[Закрыть]. Кроме того, Б. М. Шапошников подробно изложил три варианта возможных совместных действий вооруженных сил Великобритании, Франции и СССР в Европе, которые были одобрены советской военной миссией. Таким образом, совершенно очевидно, что СССР не только был готов выставить для общей обороны гораздо бульшее количество сил и средств, чем западные державы, но и разработал детальные варианты планов совместных действий, в отличие от западных стран. Все это, по нашему мнению, свидетельствовало о серьезности намерений СССР.

В ходе переговоров возник ряд принципиальных вопросов, «без точных и недвусмысленных ответов» на которые, по мнению советского руководства, дальнейшие переговоры «не будут иметь актуального значения». Один из них – пропуск Красной армии через территорию Польши, по виленскому (на северо-востоке страны) и галицийскому (на юго-востоке) коридорам, а также через территорию Румынии, «если агрессор будет действовать в этом южном направлении». Без этого, по мнению СССР, не могла быть отражена германская агрессия, если речь шла именно об эффективных совместных военных действиях против Германии, а не о весьма спорной и неясной возможности ведения войны союзными силами на два фронта – Францией и Великобританией на западном, а СССР на восточном фронте, когда «каждый является ответственным за свой фронт». Однако Польша была категорически против прохода советских войск через свою территорию, несмотря на давление со стороны Франции[521]521
  14 августа 1939 года глава военной миссии Франции Ж. Думенк отправил телеграмму военному министру Франции, в которой сообщал о принципиальном условии СССР для заключения военного пакта с западными державами – обеспечить проход советских войск через территорию Польши и Румынии. Думенк, выражая свое мнение, а также мнение французского посла в СССР, советовал немедленно направить в Варшаву генерала Валена для получения принципиального согласия Польши. При этом он сообщал, что «британская миссия полностью с этим согласна». См.: Documents diplomatiques français (далее – DDF). 2-e série (1936–1939). Vol. XVIII. (13–25 Août 1939). Paris, 1985. P. 23–24.


[Закрыть]. Правительство Румынии также не проявляло особого желания сотрудничать с СССР в ходе отражения потенциальной германской агрессии.

С учетом общей границы этих стран с Советским Союзом их непреклонная позиция фактически исключала возможность взаимодействия сухопутных войск Англии, Франции и СССР в случае наступления германской армии по территории этих стран к границам Советского Союза. Это предположение подкрепляется следующими соображениями: на переговорах англо-французские представители четко выразили свое мнение относительно наиболее вероятного сценария развития событий в случае, если Польша и Румыния своевременно не попросят помощи у СССР. Он сводился к тому, что в этом случае их вооруженные силы будут уничтожены Германией, а они сами попадут в полную политическую зависимость от нее. В конце концов отказ Польши и Румынии пропустить Красную армию через свои территории оказался одним из камней преткновения, остановившим переговоры.

17 августа, когда до начала запланированной агрессии Германии против Польши оставалось две недели, глава французской военной миссии генерал Думенк сообщил из Москвы в Париж: «Нет сомнения в том, что СССР желает заключить военный пакт и что он не хочет, чтобы мы представили ему какой-либо документ, не имеющий конкретного значения»[522]522
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 267.


[Закрыть]. 20 августа он предостерегал французское руководство: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит свою позицию»[523]523
  DDF. 2-e série (1936–1939). Vol. XVIII. P. 212.


[Закрыть].

22 августа министр иностранных дел Франции Ж. Боннэ в телеграмме французскому послу в Польше Л. Ноэлю, ссылаясь на готовившееся к тому времени подписание советско-германского Договора о ненападении, настоятельно просил еще раз попытаться в самом срочном порядке уговорить польское правительство согласиться на советские условия. При этом он рекомендовал «особо настаивать на этом, подчеркивая самым решительным образом, что Польша ни морально, ни политически не может отказаться испытать этот последний шанс спасти мир (выделено нами. – Авт.)»[524]524
  Ibid. P. 284.


[Закрыть]. Но Польша не изменила своей позиции.

Пытаясь найти объяснение этой упорной несговорчивости, ряд отечественных и зарубежных историков, считают, что «позиция Варшавы летом 1939 года была связана с целым рядом ошибок и заблуждений»[525]525
  См., напр.: Наринский М. М. Международно-политический кризис кануна Второй мировой войны // 65 лет Великой Победы. В 6 т. Т. 1. Канун трагедии. Кн. 2. Истоки мирового пожара / Под общ. ред. С. Е. Нарышкина, А. В. Торкунова. М.: МГИМО – Университет, 2010. С. 139.


[Закрыть]. Как полагал польский министр иностранных дел Ю. Бек, заключение советско-польского соглашения о взаимопомощи лишь ускорило бы нападение Германии на Польшу. Главным просчетом польской политики «было «предположение, что И. В. Сталин не сможет договориться с А. Гитлером»[526]526
  Там же.


[Закрыть]. Польский историк М. Захариас в связи с этим пишет: «Бек не предусмотрел, что Россия не даст себя изолировать и что возникнет коалиция, которая не будет той, о которой он думал»[527]527
  Захариас М. Предпосылки и мотивы политики Ю. Бека в 1939 году // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. М., 2001. С. 230.


[Закрыть].

Подводя итоги Московским переговорам, французский посол в СССР Э. Наджияр писал 25 августа в Париж: «Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии… если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь»[528]528
  DDF. 2-e série. Vol. XVIII. Paris, 1984. Р. 489.


[Закрыть]. Однако не следует забывать, что препятствием на пути к достижению тройственного антигитлеровского соглашения была не только непримиримая позиция Польши и Румынии. В значительной степени их ход определялся позицией Великобритании и в несколько меньшей степени Франции.

В такой обстановке, когда СССР не удалось достичь реальных договоренностей с Англией и Францией, а также опасаясь угрозы «восточного Мюнхена» и желая обезопасить себя в преддверии неизбежной войны Германии против Польши от втягивания страны в войну на два фронта (в Европе и на Дальнем Востоке), советское руководство и приняло окончательное решение заключить с Германией Договор о ненападении.

При этом следует помнить, что во время Московских переговоров не только СССР контактировал с Германией на предмет возможного сближения, что ему до сих пор ставится в вину, но и Великобритания вела с ней тайные переговоры[529]529
  Первая попытка урегулирования спорных вопросов между Великобританией и Германией была осуществлена еще в середине мая 1939 года. В Берлин по поручению Г. Вильсона отправился депутат английского парламента консерватор Г. Друммонд-Вольф. Там он заявил, что Англия готова предоставить Германии поле для экономической деятельности во всем мире, в частности на Востоке и на Балканах. См.: 1939 год: Уроки истории. С. 233.


[Закрыть]. В начале июня в Лондоне состоялась встреча Чемберлена и Галифакса с сотрудником германского министерства иностранных дел А. фон Троттом цу Зольцем, на которой обсуждались вопросы мирного урегулирования проблем между Германией и Великобританией. На встрече британский премьер-министр подчеркнул, что «единственное решение европейской проблемы возможно лишь по линии Берлин – Лондон»[530]530
  1939 год: Уроки истории. С. 234; Мировые войны XX века. В 4 кн. Кн. 4. Вторая мировая война. Документы и материалы / Отв. ред. М. Ю. Мягков. М., 2002. С. 66.


[Закрыть].

Можно предположить, что английское руководство, проводя эти переговоры, видимо, настолько высоко оценивало искусство своих дипломатов и свою исключительную предприимчивость, что даже предположить не могло, что одновременно с ним кто-то еще может позволить себе поддерживать контакты с Германией с той же целью на фоне тройственных переговоров. Об этом свидетельствует заявление Чемберлена на заседании парламента 24 августа, который, по сообщению секретаря советского военного атташе в Великобритании майора С. Д. Кремера от 9 сентября 1939 года, был весьма удивлен этим фактом: «Для него [Чемберлена] является сюрпризом, что СССР, несмотря на присутствие в Москве английской и французской военных делегаций, вел секретные переговоры с Германией»[531]531
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1235. Л. 79.


[Закрыть]. Кстати, по словам Кремера, видимо, в силу того, что ведение секретных переговоров не являлось в ту эпоху чем-то из ряда вон выходящим, «печать этого вопроса не раздувает, как и не поднимает вопроса о необходимости добиться заключения англо-советского пакта»[532]532
  Там же.


[Закрыть].

Известно, что в двадцатых числах июля в Лондон прибыл советник Геринга по экономическим вопросам Х. Вольтат. Официальное объяснение этому визиту звучало так: для участия в международной конференции по китобойному промыслу и урегулирования ряда экономических вопросов[533]533
  Экономические англо-германские переговоры велись и раньше, в октябре 1938 – марте 1939 года. В результате экономических переговоров в Дюссельдорфе 15–16 марта 1939 года было подписано англо-германское картельное соглашение. Франция также активизировала процесс сближения с Германией, что было поддержано Англией. По мнению английского руководства, тем самым открывалась перспектива для дальнейшего движения к всеобъемлющему соглашению между Великобританией, Францией, Германией и Италией. Англия пыталась также наладить отношения и с Италией. 11–14 января 1939 года в Риме состоялись англо-итальянские переговоры, в ходе которых обсуждался вопрос о посредничестве Италии в англо-германских отношениях. 2 февраля Франция предложила Италии секретные переговоры по колониальным проблемам, что открывало возможность для нормализации франко-итальянских отношений. Одновременно в Берлине Франция зондировала возможность германского содействия улучшению франко-итальянских отношений. Но информация об этих переговорах просочилась в прессу, что привело к их срыву. См.: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939–1941. (Документы, факты, суждения). М.: Вече, 2000. С. 57–58.


[Закрыть]. Но фактически он должен был провести зондаж возможностей относительно самого широкого урегулирования отношений между Англией и Германией. Вольтат встречался с Чемберленом, его советником Г. Вильсоном и министром торговли Р. Хадсоном. Помимо чисто торгово-финансовых договоренностей (разговор, в частности, шел о предоставлении Германии огромного займа в 500–1000 млн фунтов стерлингов) речь шла и о политической сделке. Так, Вильсон заявил, что его целью является «широчайшая англо-германская договоренность по всем важным вопросам», в частности: а) заключение англо-германского пакта о ненападении; б) заключение пакта о невмешательстве и распределении сфер влияния; в) ограничение вооружений на суше, на море и в воздухе; г) предоставление Германии возможности включиться в эксплуатацию колоний[534]534
  Майский И. М. Воспоминания советского дипломата, 1925–1945 гг. С. 353–354; Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 70–77.


[Закрыть].

В записи германского посла в Лондоне Дирксена от 21 июля 1939 года находим и такое интересное сообщение: «Сэр Хорас Вильсон определенно сказал г-ну Вольтату, что заключение пакта о ненападении [с Германией] дало бы Англии возможность освободиться от обязательства в отношении Польши»[535]535
  Там же.


[Закрыть]. Можно предположить, что в случае успеха переговоров с Германией Великобритания прекратила бы московские переговоры, отказалась от гарантий Польше и другим странам, пожертвовала бы интересами Франции. В подобной комбинации явственно «просматривался раздел мира на английскую и германскую сферы влияния»[536]536
  1939 год: Уроки истории. С. 440.


[Закрыть].

Закулисные переговоры продолжались и в дальнейшем, в августе. Известно, что только после получения от Сталина согласия на подписание Договора о ненападении сорвалась секретная поездка Геринга в Англию, запланированная на 23 августа[537]537
  Там же. С. 445.


[Закрыть]. А она должна была стать решающей в оформлении германо-британских отношений.

Что касается Советского Союза, то важно подчеркнуть, что в июле – начале августа 1939 года СССР вел сначала только экономические переговоры с Германией и только потом, на фоне вялотекущих политических и военных переговоров с Англией и Францией, с германскими дипломатами постепенно стали обсуждаться и политические вопросы. Еще раз подчеркнем, что инициатива исходила от Германии и СССР сначала не проявлял к германским предложениям особого интереса. Только в конце июля, когда стало ясно, что тройственные переговоры затягиваются и пробуксовывают, В. М. Молотов дал команду возобновить консультации с Германией о заключении хозяйственного соглашения. 22 июля советско-германские экономические переговоры были возобновлены. В подтверждение особой заинтересованности именно со стороны Германии приведем слова К. Ю. Шнурре в беседе с Г. А. Астаховым 26 июля 1939 года: «Германия открывает дверь для разговоров на эту тему [о политическом сближении]. Понимая, что сейчас все державы стоят на распутье, определяя, на какую сторону стать, Германия не желает, чтобы создалось представление, будто она не исчерпала возможностей сблизиться с СССР в столь решающий момент. Она дает СССР эту возможность, но, к сожалению, СССР на это не реагирует»[538]538
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 136.


[Закрыть]. При этом давалось понять, что инициатива исходит от Риббентропа и одобрена самим Гитлером. Подобных цитат, взятых из архивных документов, можно привести достаточно большое количество.

Г. А. Астахов, информируя на следующий день НКИД СССР и высказывая свое мнение об этой беседе со Шнурре, подчеркивал настойчивое желание Германии улучшить отношения с СССР: «Во всяком случае, я мог бы отметить, что стремление немцев улучшить отношения с нами носит достаточно упорный характер и подтверждается полным прекращением газетной и прочей кампании против нас»[539]539
  Там же. С. 139.


[Закрыть].

Эти германо-советские контакты происходили, в частности, с германской стороны между главой восточно-европейской референтурой отдела экономической политики МИД Германии К. Ю. Шнурре и министром иностранных дел И. Риббентропом, а с советской – временным поверенным в делах СССР в Германии Г. А. Астаховым и наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. Естественно, все предложения Германии доводились до сведения высшего руководства СССР. 11 августа Сталин, обсудив сложившуюся ситуацию с безрезультатностью переговоров с Великобританией и Францией на Политбюро, дал добро на расширение контактов с Германией. К сожалению, в отсутствие доступа историков ко всему массиву архивных документов того периода можно лишь предположить, что таким образом Сталин, возможно, хотел воздействовать на западных партнеров по тройственным переговорам, ускорив их затяжной и непродуктивный ход.

В свою очередь и Германия не хотела ограничиваться лишь культурно-экономическим сближением, желая «непосредственно приступить к разговорам на темы территориально-политического порядка, чтобы развязать себе руки на случай конфликта с Польшей, назревающего в усиленном темпе»[540]540
  Там же. С. 185.


[Закрыть]. Кроме того, по оценке Г. А. Астахова, сделанной в письме наркому Молотову от 12 августа 1939 года, «их [немцев] явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными, и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы эвентуальное военное соглашение предотвратить»[541]541
  Там же.


[Закрыть]. Ради этого Германия была готова отказаться от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши, причем «без долгих разговоров»[542]542
  Там же.


[Закрыть].

Уже 15 августа Шуленбург ознакомил Молотова с посланием Риббентропа, в котором тот выражал готовность лично приехать в Москву для «выяснения германо-русских отношений». При этом Риббентроп выражал готовность «решить все проблемы на территории от Балтийского до Черного моря». В ответ Молотов выдвинул предложение о заключении договора, вместо предложенной Шуленбургом совместной декларации о неприменении силы друг против друга. 17 августа Шуленбург передал Молотову ответ германского руководства о готовности заключить пакт на 25 лет, причем как можно скорее, ввиду того, что в ближайшие дни может начаться война с Польшей. В ответ Молотов передал ноту, в которой заключение договора обусловливалось заключением торгово-кредитного соглашения. Экономическое соглашение было очень быстро, уже на следующий день, согласовано немецкой стороной и официально подписано 19 августа.

В связи с этим важно подчеркнуть, что на основе изучения архивных документов следует сделать вывод о том, что решение о заключении Договора о ненападении вызревало для советского руководства в неразрывном «комплексе экономических и политических компонентов»[543]543
  Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой. С. 289.


[Закрыть].