Текст книги "От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг."

В тот же день Молотов согласился принять Риббентропа и передал советский проект Договора о ненападении Шуленбургу с постскриптумом, в котором содержался набросок специального протокола (будущего дополнительного секретного протокола) о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики. Существенными отличиями от немецких предложений были: срок договора – не на 25, а лишь на пять лет (позже на десять лет); включение пунктов, в которых устанавливалось поведение одной стороны в случае нападения на нее третьей державы; предусматривался механизм консультаций на случай споров. Этот текст[544]544
  Л. А. Безыменский приводит текст и советского проекта договора, и немецкий вариант, а также подробно пишет о собственноручной правке Сталина, внесенной в окончательный вариант договора. При этом автор оговаривает, что он лично был ознакомлен с этими документами в отечественных архивах, однако конкретных ссылок не приводит. См.: Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М.: Вече, 2000. С. 284–286. Фотокопии этих документов имеются в специальном выпуске Вестника Архива Президента Российской Федерации со ссылкой на АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 673. Л. 131–133. См.: Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933–1941. М., 2009. С. 209–214.


[Закрыть] был отправлен в Берлин с предложением принять Риббентропа в Москве 26–27 августа. Однако в силу того, что решение о нападении на Польшу уже было бесповоротно принято, Гитлер в телеграмме Сталину настоятельно просил принять германского министра иностранных дел 22-го или в крайнем случае 23 августа.

Ни отечественным, ни зарубежным историкам до сих пор так и не удалось однозначно ответить на вопрос, почему западные державы и СССР так и не сумели успешно завершить тройственные переговоры подписанием военной конвенции и объединить усилия для оказания совместного противодействия агрессивным планам Германии, Италии и Японии. Этот последний на тот момент шанс создания антигитлеровской военной коалиции, а в более широком смысле системы коллективной безопасности в Европе, так и не был реализован. В итоге восторжествовал подход «каждый за себя», национальные интересы – превыше коллективных, общеевропейских и даже общемировых интересов. Возобладало стремление решить свои собственные проблемы, даже за счет других государств. Таким образом, вина за то, что политический кризис 1939 года перерос в войну, развязанную Германией, в той или иной степени лежит на всех основных участниках тех предвоенных событий. Однако при этом важно подчеркнуть, что главными виновниками краха попыток создать систему коллективной безопасности в Европе накануне войны однозначно следует признать Великобританию и Францию и частично США, которые также не предпринимали никаких шагов для поощрения миролюбивых усилий Советского Союза. СССР, не желая превратиться в бесправного заложника и очередную жертву этой политики западных держав, вынужден был в интересах своей собственной государственной безопасности пойти на сближение с Германией и обезопасить себя подписанием с ней Договора о ненападении.

Есть все основания предположить, что во время политического кризиса 1939 года британское руководство исходило из того, что лучше договориться с Гитлером, чем с СССР. При этом оно, по-видимому, даже не допускало, что Сталин и советская дипломатия могут его переиграть в этой большой игре. Франция в свою очередь, хотя нередко и следовала в фарватере английской международной политики, исходила из того, что все же лучше договориться с СССР и создать тройственный военный союз против Гитлера. Об этом свидетельствует и тот факт, что в последний момент, 22 августа, накануне прилета Риббентропа в Москву, глава французской военной делегации генерал Думенк сообщил, что он получил от своего правительства положительный ответ на «основной кардинальный вопрос», то есть о пропуске советских войск через территорию Польши и Румынии в случае наступления германских армий, и полномочия подписать военную конвенцию. Однако реально действенных шагов на пути к достижению тройственного соглашения Франция также не сделала.

Что касается Гитлера, то он в разные моменты, в зависимости от развития политической ситуации в Европе после Мюнхена, делал ставку то на сближение с Великобританией, то играл на разногласиях трех договаривающихся сторон. Но в конце концов, надеясь, что западные державы, несмотря на гарантии малым странам, все же не решатся вступить в войну против Германии, сделал главную ставку на сближение с Советским Союзом и заключение с ним пакта о ненападении. Таким образом он существенно снижал риск создания антигерманской военной коалиции, а следовательно, и вступления СССР в войну в защиту Польши на основе коалиционных обязательств.

Сталин же, будучи прагматиком и лавируя между Германией и западными державами, в конечном итоге, на пороге неминуемой войны, когда исчезли последние надежды на достижение и официальное оформление реальных и серьезных договоренностей с Великобританией и Францией, выбрал пакт с Германией.

Британский премьер-министр У. Черчилль, уже после войны анализируя ход и результаты тройственных переговоров, пришел к твердому убеждению, что «Англии и Франции следовало принять предложение России, провозгласить тройственный союз и предоставить методы его функционирования в случае войны на усмотрение союзников, которые тогда вели бы борьбу против общего врага»[545]545
  Черчилль У. С. Вторая мировая война. Кн. 1. Т. I. Надвигающаяся буря. С. 162.


[Закрыть].

23 августа германская делегация во главе с И. Риббентропом прибыла в Москву. В ночь с 23-го на 24 августа 1939 года в Москве между СССР и Германией был подписан Договор о ненападении, известный также как пакт Молотова – Риббентропа (поскольку под ним стояли подписи именно этих государственных деятелей – наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова и министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа). Заметим, что сходные договоры о ненападении заключали с Германией и другие страны: например, Польша, заключившая Договор о ненападении в 1934 году,[546]546
  Cледует заметить, что данный договор о ненападении был расторгнут Германией 28 апреля 1939 года.


[Закрыть] или Великобритания и Франция, каждая из которых подписала с Германией в 1938 году после Мюнхенского соглашения декларации «о мирных и добрососедских отношениях»,[547]547
  Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937–1939 гг. Т. 1. С. 241; 334–335.


[Закрыть] по сути являвшиеся договорами о ненападении. В силу этого международно-правовая состоятельность советско-германского Договора о ненападении не должна подвергаться сомнению. Через неделю нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война.

Мы постарались показать посредством довольно подробного описания и анализа всего предшествовавшего хода международных событий, что заключение Договора о ненападении с Германией явилось вынужденным шагом со стороны советского руководства во главе с И. В. Сталиным, предпринятым в интересах государственной безопасности СССР. На какое-то время это давало стране отсрочку от неизбежного вовлечения в мировую войну, к ведению которой она еще была не готова. Договор был заключен в чрезвычайных условиях, когда угроза мировой войны стала уже почти реальностью.

В статье I Договора о ненападении было зафиксировано, что Германия и СССР «обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами»[548]548
  Правда. 1939. 24 августа.


[Закрыть]. В статье II говорилось, что «в случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу»[549]549
  Там же.


[Закрыть]. Статья IV гласила: «Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-либо группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой державы»[550]550
  Там же.


[Закрыть]. Все указанные положения предопределяли главное: СССР сохранял нейтралитет и не мог выступить против Германии ни самостоятельно, ни на стороне западных держав (в союзе с ними или в составе коалиции), которые 3 сентября 1939 года, после нападения Германии на Польшу, объявили войну Германии.

Эти положения вызывают многочисленные обвинения западных историков в адрес Советского Союза, а начиная с конца 1980-х годов также и критику со стороны ряда отечественных историков. По мнению некоторых исследователей, исходя из положений договора, СССР не только не мог поддержать страны, объявившие войну Германии, но и объективно должен был бы встать на сторону Германии, что якобы и случилось после фактического распада польского государства и последовавшего за этим 28 сентября 1939 года принятия совместного Заявления советского и германского правительства, а также заключения Договора о дружбе и границе между СССР и Германией[551]551
  См.: Семиряга М. И. Советско-германские договоренности в 1939 – июне 1941 г.: взгляд историка // Советское государство и право. 1989. № 9. С. 97; Пронин А. А. Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия. С. 32, 87–88, 94.


[Закрыть].

В статье VII Договора о ненападении указывалось, что договор подлежал ратификации, что являлось обычной международно-правовой нормой. В то же время положение той же статьи о том, что «договор вступает в силу немедленно после его подписания», как полагают его критики[552]552
  См., напр.: Пронин А. А. Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия. С. 35–36.


[Закрыть], вступало в противоречие с этой нормой. Однако важно подчеркнуть, что последнее объяснялось чрезвычайной критичностью исторического момента и стремлением советского руководства немедленно обезопасить СССР в случае начала военных действий в Европе. Таким образом, с точки зрения международного права договор был абсолютно правомочен.

Несколько иную оценку, на наш взгляд, следует дать секретному дополнительному протоколу к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» между этими государствами, если признать факт его существования. При этом важно подчеркнуть, что тексты этого протокола, опубликованные за границей и в нашей стране, печатались в основном по сохранившимся копиям[553]553
  Вновь о договоре 1939 года // Вестник Министерства иностранных дел СССР. № 4 (62). 1990. 28 февраля. С. 56. Публикация текста секретного дополнительного протокола в журнале «Новая и новейшая история» (1993. № 1. С. 89), как заявлено в пояснительной записке «От редакции», по оригиналам документов, хранившихся в «Особой папке» в ЦК КПСС, вызывает определенные сомнения в силу следующих соображений: отсутствие археографического описания документа, отсутствие указания на автора публикации, наличие странного заголовка «Министерство Иностранных Дел Союза ССР», предваряющего текст секретного дополнительного протокола (как известно, в те годы это был Народный комиссариат иностранных дел).
  Заметим, что первая публикация текста протокола на английском и немецком языках (по фотокопии) была осуществлена в 1948 году в сборнике «Нацистско-советские отношения, 1939–1941» (Nazi-Soviet Relations, 1939–1941. Documents from the Archives of the German Foreign Office / Ed. by R. James Sontag and J. Stuart Beddie. Department of State, 1948. Department of State Publication 3023), подготовленном госдепартаментом США в сотрудничестве с министерствами иностранных дел Великобритании и Франции. Во многом это было сделано в пропагандистских целях на фоне развернувшейся «холодной войны». По словам американского журналиста У. Липпмана, с первого взгляда было ясно, что «это работа пропагандистов, а не ученых». См.: Fleming D. The Cold War and its Origins 1917–1960. Vol. I. London, 1961. P. 106.


[Закрыть]. Поэтому аутентичность этого документа вызывает определенные сомнения[554]554
  Заметим, что имеются публикации, в которых их авторы уверенно заявляют, что это откровенная пропагандистская фальшивка. См., напр.: Кунгуров А. А. Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова – Риббентропа. М.: Эксмо, 2009; Мартиросян А. Б. Конец глобальной фальшивки. Новое исследование «пакта» Молотова – Риббентропа / URL: https://stalinism.ru.


[Закрыть]. Однако дальнейшие события, наличие последующих разъяснений с некоторым изменением границ сферы интересов, карта с нанесенными границами сферы интересов и некоторые другие косвенные доказательства создают веские основания, свидетельствующие в пользу существования секретного дополнительного протокола.

Заметим, что Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом от 23 августа 1939 года был ратифицирован Верховным Советом СССР через неделю после его подписания, 31 августа 1939 года. Но при этом от депутатов было скрыто наличие секретного дополнительного протокола. Можно предположить, что Сталин не счел нужным ознакомить с текстом секретного дополнительного протокола также и большинство членов Политбюро. Например, Н. С. Хрущев уверял, что не видел этого документа и знал о его содержании только со слов Сталина[555]555
  Вопросы истории. 1990. № 7. С. 93.


[Закрыть].

О существовании секретного дополнительного протокола в СССР впервые было официально заявлено в декабре 1989 года Комиссией по политической и правовой оценке советско-германского Договора о ненападении от 1939 года под председательством члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлева, созданной по решению I Съезда народных депутатов СССР 2 июня 1989 года по инициативе депутатов от Прибалтики. Доклад Комиссии был заслушан на II Съезде народных депутатов, где было принято соответствующее постановление. Тогда впервые публично было оглашено основное содержание этого документа, хотя Комиссия и объявила, что оригинал этого документа не был обнаружен «ни в советских, ни в зарубежных архивах».

Историки не пришли к единому мнению по вопросу, какое из двух государств было инициатором секретного протокола. Сторонники и той, и другой точек зрения подкрепляют свою позицию имеющимися в их распоряжении документами. На наш взгляд, более важным представляется вопрос не об авторстве, а о юридической правомочности и моральной стороне этого документа.

В преамбуле секретного дополнительного протокола, подписанного вместе с Договором о ненападении, говорилось о том, что стороны «обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе». Результаты этих обсуждений и были зафиксированы в протоколе, состоявшем из четырех пунктов. Пункт 1 предусматривал следующее: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами»[556]556
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. Док. № 603. С. 321. Ссылка в данном сборнике документов МИД СССР была дана на машинописную копию документа: АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 8. Д. 77. Л. 1–2.


[Закрыть].

В пункте 2 констатировалось, что «в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана». В пункте 3 подчеркивался «интерес СССР к Бессарабии». Одновременно с этим германская сторона заявляла о своей «полной политической незаинтересованности в этих областях»[557]557
  Там же.


[Закрыть].

Таким образом, согласно секретному дополнительному протоколу, Советский Союз получал свободу действий в Финляндии, Эстонии, Латвии, Восточной Польше (Западной Белоруссии и Западной Украине) и Бессарабии. В дальнейшем (и это подтвердили последующие события) предполагалось заключить с каждой из упомянутых стран договоры о взаимопомощи с вводом на их территории советских воинских подразделений для защиты их и собственно советских границ. Таким образом, секретный протокол затрагивал жизненно важные интересы не только Германии и СССР, но и третьих стран, которые изначально отстранялись от участия в решении этих вопросов. Хотя, по мнению некоторых авторов, он не являлся юридическим основанием для перекройки восточноевропейских границ[558]558
  Волков С. В., Емельянов Ю. В. До и после секретных протоколов. М., 1990. С. 333–334.


[Закрыть].

Секретный дополнительный протокол также предполагал не только возможное территориальное, но и некое «территориально-политическое переустройство» этих государств и областей. Более того, в пункте 2 протокола ставилась под сомнение необходимость сохранения «независимого Польского государства» «в обоюдных интересах» (имелись в виду интересы Германии и СССР), и этот вопрос мог быть «окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития» и решен «в порядке дружественного обоюдного согласия»[559]559
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. Док. № 603. С. 321.


[Закрыть]. Таким образом, договаривающиеся стороны, преследуя свои интересы, брали на себя роль вершителей судеб независимых суверенных государств и отдельных областей. Однако в связи с этим следует напомнить, что и Мюнхенское соглашение, предопределившее судьбу Чехословакии, также было заключено Германией, Италией и западными державами, мнившими себя европейскими миротворцами, по сути, не интересуясь мнением суверенного государства.

В связи с общей оценкой значения для СССР территориальных договоренностей, зафиксированных в протоколе, одни исследователи склонны интерпретировать те же самые факты как показатель «имперского» стремления Сталина к «выигрышу территорий», установлению «опеки» над сопредельными с СССР районами и государствами, вмешательству в их внутренние дела[560]560
  См., напр.: Сообщение Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. Доклад председателя комиссии А. Н. Яковлева 23 декабря 1989 года на II Съезде народных депутатов СССР // Правда. 1989. 24 декабря.


[Закрыть]. Другие же специалисты утверждают, что их главной целью было оговорить четкий предел продвижению немецких войск на Восток и заставить Германию считаться с советскими интересами. Мы со своей стороны полностью разделяем эту точку зрения, считая ее наиболее исторически реалистичной.

Заметим, что в опубликованном тексте секретного протокола Литва, будучи прибалтийским государством, не относилась к сфере интересов Советского Союза. При этом подчеркивалось, что по северной границе Литвы проходит граница сфер интересов Германии и СССР.

28 августа за подписями В. М. Молотова и германского посла в СССР Ф. Шуленбурга появился документ под названием «Разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 23 августа 1939 года». В нем уточнялась граница сфер интересов Германии и СССР в Польше, которая должна была «приблизительно проходить по линии рек Писсы, Наревы, Вислы и Сана»[561]561
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 335. При этом важно заметить, что в этом сборнике документов, подготовленном и изданном МИД СССР, текст «Разъяснения» печатался не по оригиналу, а «по сохранившейся машинописной копии: АВП СССР. Ф. 06. Оп. 1. П. 8. Д. 77. Л. 3». Кроме того, в данной официальной публикации значилось, что за правительство Германии поставил свою подпись И. Риббентроп, хотя 28 августа его уже не было в Москве. Эта ошибка была исправлена только в публикации текста «Разъяснения» в журнале «Вопросы истории» (№ 1, 1993). – Прим. авт.


[Закрыть].

Позже, уже после нападения на Польшу, 20 сентября 1939 года Гитлер подписал план присоединения Литвы к Германии, а 25 сентября войскам был отдан приказ находиться в состоянии готовности с тем, чтобы нанести удар по Литве. Но тогда же Сталин через посла Германии в СССР Шуленбурга предложил Гитлеру добавить к землям, оккупированным немецкими войсками, также и часть территорий, находящихся к востоку от демаркационной линии, а именно: Люблинское воеводство и ту часть Варшавского воеводства, которая доходила до Буга (то есть земли, населенные этническими поляками). Взамен Сталин предлагал Гитлеру отказаться от претензий на Литву[562]562
  СССР – Германия. 1939–1941. Секретные документы / Под ред. Ю. Г. Фельштинского. М.: Эксмо, 2011. С. 125–126.


[Закрыть].

По мнению английского историка А. Буллока, выраженному в книге «Гитлер и Сталин», Литва первоначально не была включена в сферу интересов СССР в секретном протоколе от 23 августа, поскольку тогда Сталин еще сомневался в готовности Гитлера дать согласие на присоединение Литвы к советской сфере интересов, а потому «предпочел заручиться получением по временному разделу Польши большей части ее центральных территорий в дополнение к Западной Украине и Западной Белоруссии»[563]563
  Цит. по: Пронин А. А. Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия. С. 80.


[Закрыть].

Изменения относительно Литвы появились позже. В дополнительном протоколе к германо-советскому Договору о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года указывалось, что «территория литовского государства включается в сферу интересов СССР»[564]564
  Новая и новейшая история. 1993. № 1. С. 92.


[Закрыть]. Это было сделано в обмен на то, что демаркационная линия на территории Польши была передвинута в пользу Германии. По мнению И. Фляйшхауэр, Сталин, по сути, «отказался тогда от большей части Восточной Польши в качестве компенсации за Литву»[565]565
  Накануне. 1931–1939. Как мир был ввергнут в войну. Краткая история в документах, воспоминаниях и комментариях. М., 1991. С. 242–243.


[Закрыть]. Он пошел на это потому, что «он тогда явно предпочитал военную безопасность территориальной экспансии на Западе»[566]566
  Там же.


[Закрыть]. То есть тем самым подчеркивается, что Сталин прежде всего руководствовался соображениями государственной безопасности СССР.

Следует признать, что секретный протокол в значительной мере определил судьбу прибалтийских народов, а также западных украинцев, белорусов и молдаван.

28 сентября, как уже упоминалось выше, был подписан и Договор о дружбе и границе между СССР и Германией. В новейшей отечественной историографии этот договор оценивается, как правило, весьма критически. Причем в этом вопросе наблюдается большее единство среди исследователей: он подвергается осуждению как историками, дающими негативную оценку также и советско-германскому Договору о ненападении, так и специалистами, не подвергающими сомнению международно-правовую и морально-политическую состоятельность пакта Молотова – Риббентропа. Основной аргумент состоит в том, что, поскольку Договор о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 года был заключен с уже воюющей страной, то СССР однозначно отошел от нейтралитета и стал на путь сотрудничества с Германией. При этом некоторые авторы отмечают, что в целом, заключив пакт о ненападении в преддверии германо-польской войны, СССР тем самым поддержал агрессивные устремления Германии и вовсе не был нейтрален, а оказывал содействие Германии, помогая ей разгромить Польшу[567]567
  Бережков В. М. Просчет Сталина // Международная жизнь. 1989. № 8. С. 19; Розанов Г. Л. Сталин – Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939–1941 гг. М., 1991. С. 110–129; Орлов А. С. СССР – Германия: август 1939 г. – июнь 1941 г. М., 1991. С. 14–15; Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. С. 47–48; Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 128–129.


[Закрыть]. Таким образом, по их мнению, статья II Договора о ненападении не обеспечивала подлинно нейтральный статус СССР и ограничивала его в выборе внешнеполитического курса и конкретных мероприятий.

Со своей стороны мы полагаем, что подписание Договора о дружбе и границе с Германией, в отличие от Договора о ненападении, следует считать ошибкой тогдашнего политического руководства СССР. Договор о дружбе и границе, а также все, что за ним последовало в средствах массовой информации, лишали советских людей четких ориентиров в отношении того, кто же истинный враг, а кто друг Советского Союза, усыпляли их бдительность. Он повлек негативные последствия не только для советского народа, но и для всего мирового коммунистического и антифашистского движения.

Этот договор зафиксировал раздел Польши и уточнил линию советско-германской границы. Теперь она была передвинута на восток по сравнению с условиями секретного дополнительного протокола от 23 августа и проходила примерно по так называемой «линии Керзона», то есть по этнографической границе проживания поляков, с одной стороны, и украинцев и белорусов, с другой. Земли с чисто польским населением оказались захвачены нацистской Германией, а взамен в сферу интересов СССР была передана Литва с возвращенной ей Виленской областью.

Оценка роли и места советско-германского Договора о ненападении в дальнейшем развитии международных событий после его заключения, его соотнесенности с началом Второй мировой войны были всегда весьма неоднозначны и до сих пор продолжают вызывать горячие дискуссии среди отечественных и зарубежных историков, правоведов, политиков и политологов[568]568
  См. более подробно: Смирнов В. П. Мюнхенская конференция и советско-германский пакт о ненападении в дискуссиях российских историков // 65 лет Великой Победы. В 6 т. Т. 1. Канун трагедии. С. 103–121.


[Закрыть]. Мы обозначили лишь основные спорные вопросы, вокруг которых разворачиваются бурные научные и околонаучные дискуссии. Для того чтобы осветить их более подробно, требуется отдельное историографическое исследование[569]569
  Заинтересованным читателям можно порекомендовать ознакомиться, например, со следующим историографическим исследованием: Никифоров Ю. А. Дискуссионные проблемы предыстории Великой Отечественной войны в новейшей отечественной историографии. Дисс. … канд. ист. наук. М., 2000.


[Закрыть]. Лишь еще раз подчеркнем, что этот договор, как и любое другое значимое политическое событие или документ, должен обязательно интерпретироваться в общем контексте исторических событий, в данном случае – кануна Второй мировой войны. Только при соблюдении этого условия можно попытаться достичь исторической правды.

Совершенно неприемлемыми представляются исследовательские подходы, которые получили широкую популярность в конце XX века. Сторонники этих подходов рассматривают и интерпретируют исторические события (в нашем случае – заключение советско-германского Договора о ненападении) исключительно в контексте современных представлений о мире, с позиций современных геополитических реалий, отбрасывая в сторону реалии и специфические особенности совершенно иной исторической эпохи – предвоенных лет. При таком подходе сложно избежать создания новых мифов в попытке покончить с прежними, и, более того, существует реальная опасность фальсификации истории.

В конце 1980-х – начале 1990-х годов на волне «перестройки» новая оценка советско-германского Договора о ненападении и особенно обнародование текста секретного протокола к нему в большой степени повлияли на отделение прибалтийских республик и в целом на процесс распада Советского Союза в 1991 году[570]570
  В Пояснительной записке от 14 декабря 1989 года II Съезду народных депутатов СССР Комиссия во главе с А. Н. Яковлевым отмечала, что «в глазах широких слоев населения прибалтийских государств советско-германские договоренности 1939 года являются отправной точкой для оценки последовавших в 1940 году событий, приведших к включению Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР». См.: От комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. (Пояснительная записка от 14 декабря 1989 г. Съезду народных депутатов СССР) // 1939 год: уроки истории. С. 471.


[Закрыть]. Более того, пакт Молотова – Риббентропа, несмотря на то, что он утратил юридическую силу с момента нападения Германии на СССР, до сих пор определяет многие геополитические реалии в современной Европе и продолжает использоваться определенными кругами в политических и пропагандистских целях.

Так, в странах Балтии советско-германский Договор о ненападении 1939 года сегодня напрямую связывается с развязыванием Второй мировой войны и переменами 1940 года, когда в Латвии, Литве и Эстонии была восстановлена советская власть и прибалтийские страны вошли в СССР на правах союзных республик. Более того, период с июня 1940-го по июнь 1941 года в этих странах на официальном уровне сегодня однозначно оценивается как период оккупации Латвии, Литвы и Эстонии Советским Союзом, а год советской власти по своим последствиям оценивается как период более тяжелый, чем период нацистской оккупации с 1941-го по 1945 год. В Латвии применительно к этому периоду утвердилось название «Страшный год», заимствованное из лексикона нацистской пропаганды. Заметим, что данная трактовка пакта Молотова – Риббентропа совсем не нова: после окончания Второй мировой войны она самым активным образом пропагандировалась бывшими сторонниками авторитарных режимов К. Ульманиса, А. Сметоны и К. Пятса, нашедшими прибежище на Западе а также бывшими нацистскими прибалтийскими коллаборационистами. Подобная позиция не основывается на объективной исторической оценке, а максимально политизирована и преследует цель огульно обвинить современную Россию – преемницу СССР в развязывании войны наравне с Гитлером и получить от этого политические дивиденды.

Весьма критически к Договору о ненападении и секретному протоколу относятся также в современной Молдове. В связи с этим нельзя не отметить тот факт, что оппоненты подобной точки зрения ссылаются на то, что большинство присоединенных в 1940 году к СССР упомянутых территорий в те или иные исторические периоды входили в состав Российской империи, и Советский Союз просто их вернул, воспользовавшись удобным моментом.

Таким образом, помимо чисто научных дискуссий по различным аспектам заключения советско-германского Договора о ненападении 1939 года и других соглашений между Германией и СССР, включая и секретные, всегда разворачивались острые политические и идеологические споры, которые в нашей стране впервые приобрели особый размах и ожесточенность в годы «перестройки».

Так, в сообщении уже упоминавшейся Комиссии Яковлева II Съезду народных депутатов СССР была дана оценка этим договоренностям и соглашениям. Съезд, основываясь на выводах Комиссии, 24 декабря 1989 года принял Постановление «О политической и правовой оценке советско-германского Договора о ненападении от 1939 года». В отношении договора в Постановлении говорилось, что он «заключался в критической международной ситуации, в условиях нарастания опасности агрессии фашизма в Европе и японского милитаризма в Азии и имел одной из своих целей – отвести от СССР угрозу надвигавшейся войны»[571]571
  О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года. Постановление второго Съезда народных депутатов СССР. 24 декабря 1989 г. // Правда. 1989. 28 декабря.


[Закрыть]. Съезд посчитал, что содержание этого документа с юридической точки зрения «не расходилось с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований»[572]572
  Там же.


[Закрыть]. Он не нарушал и внутреннего законодательства СССР.

А вот в отношении оценки секретного дополнительного протокола и других секретных договоренностей Съезд был однозначно категоричен. В пункте 7 указанного Постановления было записано, что Съезд «осуждает факт подписания „секретного дополнительного протокола“ от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией»[573]573
  Там же.


[Закрыть]. Съезд в соответствии с оценкой Комиссии Яковлева признал эти документы «юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания»[574]574
  Там же.


[Закрыть].

Важно отметить, что существует и иная оценка, согласно которой «секретный дополнительный протокол никогда не был ратифицирован и уже по этой конституционно-правовой причине оставался недействительным»[575]575
  Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. С. 301.


[Закрыть].

Следует заметить, что в ходе работы Комиссии ее членами высказывались разные мнения, отражавшие их политическую ориентацию. Позиция одних была в дальнейшем официально отражена в Постановлении. А вот другие, наиболее радикально настроенные, выражали активное несогласие с ней, считая, что главным мотивом заключения Договора о ненападении было не желании обезопасить страну, а подписать вместе с пактом секретный протокол, который давал «возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию»[576]576
  Cообщение Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года // Правда. 1989. 24 декабря.


[Закрыть]. Однако с подобными утверждениями никак нельзя согласиться: они грубо извращают исторические реалии и расставляют в корне неверные акценты.

Заметим, что в выводах Комиссии Яковлева не было ни словом упомянуто о массовом народном движении в поддержку советской власти в прибалтийских государствах. По мнению некоторых исследователей[577]577
  Гущин В. И. «Гордиев узел» института неграждан в Латвии и Эстонии // Балтика. 2010. № 1. С. 15–35; Он же. Тезисы выступления на Международной научной конференции «Общая Победа: к 65-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Москва, РГГУ, 23 апреля 2010 г.


[Закрыть], это движение, по сути, являлось выражением не только просоветских настроений, сохранившихся с 1918 года и укрепившихся к концу 1930-х годов, но и выражением традиций длительного совместного проживания народов России и прибалтийских республик. Не желая принимать во внимание внутриполитические процессы в странах Прибалтики при оценке событий 1940 года и делая при этом основной акцент на внешнеполитическом факторе, а именно на советско-германских договоренностях 1939 года, как главной причине этих событий, Комиссия Яковлева в результате встала на сторону тех политических сил на Западе, которые не только отрицали решающую роль народных масс в событиях 1940 года в Латвии, Литве и Эстонии, но и стремились к политическому и национальному реваншу, к развалу СССР и восстановлению в республиках Прибалтики этнократических политических режимов.

При этом важно подчеркнуть, что в то время, в конце 1980-х – начале 1990-х годов, инициирование широких дискуссий по пакту Молотова – Риббентропа и другим аспектам предвоенной политики СССР преследовало главным образом конъюнктурные политические цели, а не желание выяснить историческую правду. Главенствующий тон в них задавали не ученые, а радикально настроенные политики, преследовавшие амбициозные цели. Поэтому уже в 2000-е годы со стороны некоторых историков и политиков появились предложения на официальном уровне отказаться от политической оценки секретных договоренностей Комиссии Яковлева, закрепленной в решениях II Съезда народных депутатов СССР.

Пакт Молотова – Риббентропа не преминула использовать для дискредитации политики СССР и современной России также и Парламентская ассамблея ОБСЕ. 3 июля 2009 года она приняла резолюцию «Объединение разделенной Европы: защита прав человека и гражданских свобод в XXI веке в регионе ОБСЕ». В ней она подвергла осуждению сталинизм и нацизм как «режимы, чертами которых стали геноцид и преступления против человечности». ОБСЕ пошла еще дальше, предложив сделать 23 августа (день заключения советско-германского Договора о ненападении) Днем памяти жертв сталинизма и нацизма. Тем самым на одну доску цинично была поставлена нацистская Германия, виновная в развязывании Второй мировой войны, и Советский Союз, который сыграл решающую роль в разгроме Германии, и который в большей степени, чем все остальные страны, пострадал от бесчеловечных зверств нацизма, и который вынес на своих плечах основные тяготы и зверства фашистской оккупации. Российская делегация назвала резолюцию «надругательством над историей». Глава российской делегации А. Козловский заявил, что принятием резолюции ОБСЕ вместо того, чтобы объединять людей, раскалывает общество и Европу в целом. С критикой резолюции также выступили представители Греции и Франции. Российский МИД также осудил этот документ, который «искажает историю в политических целях».

С учетом всех особенностей непростой международной ситуации, сложившейся во время политического кризиса 1939 года, следует признать, что для советского руководства заключение пакта Молотова – Риббентропа было вынужденной мерой, предпринятой в условиях стремительно приближавшейся мировой войны и необходимости в кратчайшие сроки принять решения в интересах государственной безопасности Советского Союза. Важно также подчеркнуть, что он ни в коей мере и ни при каких обстоятельствах не может рассматриваться в качестве главного толчка к развязыванию Гитлером мировой войны, как это зачастую хотят представить определенные историки и политики. Почему это не так, мы уже подробно описали выше. Нацистская Германия приступила бы к осуществлению своих агрессивных экспансионистских планов, начав с Польши, и без заключения этого договора.

Что же в конечном итоге дало заключение советско-германского Договора о ненападении 1939 года, какие преимущества получил СССР и какие издержки сопутствовали ему?

Положительные моменты, на наш взгляд, заключаются в следующем. Во-первых, СССР получил столь необходимую отсрочку (почти два года!) от прямого военного столкновения с нацистской Германией, постаравшись использовать ее для укрепления обороноспособности страны. К сожалению, катастрофические неудачи и потери начального периода Великой Отечественной войны наглядно показали, что выигранное с подписанием договора время не было использовано с максимальной эффективностью и максимально возможными результатами. Зато это время с максимальной эффективностью было использовано германским руководством для наращивания военной мощи вермахта.