Текст книги "От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг."

Во-вторых, удалось значительно отодвинуть западные границы СССР (с присоединением Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии). Советские границы были отодвинуты на 200–300 км на запад. Тем самым советское руководство рассчитывало существенно улучшить военно-стратегическое положение страны, создав на территориях советской сферы интересов выдвинутый передовой рубеж обороны в 200–250 км западнее старой границы. Было начато обустройство передовых рубежей новых границ, которое, к сожалению, не удалось завершить к началу войны с Германией.

Кроме того, после войны с Финляндией советско-финляндская граница, до этого проходившая всего в 32 км от Ленинграда, была отодвинута до 200 км на северо-запад. В 1941 году немецкие войска были вынуждены наступать с плацдармов, удаленных от прежней советской границы в среднем до 500 км, и смогли все же довольно быстро дойти до Ленинграда и Москвы, захватить Минск, Киев, Ростов-на-Дону, Смоленск и другие города. В противном случае они сделали бы это гораздо быстрее и, возможно, смогли бы целиком выполнить задачу, поставленную в плане «Барбаросса»[578]578
  Калинин В. Результат расчетливой и реалистичной политики: советско-германский договор о ненападении 1939 года способствовал победе СССР в 1945 году // Независимое военное обозрение. 2000. № 23. С. 5.


[Закрыть].

В-третьих, удалось предотвратить угрозу единения антисоветских реакционных сил западных держав и нацистской Германии, а возможно, и создание единого военно-политического (англо-франко-германского или англо-германского) блока, направленного против СССР, избежать «второго Мюнхена». Как ни парадоксально, но в будущем это позволило создать антигитлеровскую коалицию.

Вот как оценивал данный позитивный аспект (наряду с рядом других положительных результатов) от заключения договора И. М. Майский: «Советско-германское соглашение от 23 августа 1939 года, конечно, не было актом совершенства (да советское правительство никогда и не считало его таковым!), но оно, во всяком случае, предотвратило возможность создания единого капиталистического фронта против СССР»[579]579
  Майский И. М. Кто помогал Гитлеру. М., 1962. С. 194.


[Закрыть].

В-четвертых, договор внес разлад в отношения между Германией и Японией, что позволило ликвидировать угрозу нападения Японии на Дальнем Востоке и в дальнейшем избежать войны на два фронта – против Германии на западе и против Японии на востоке.

С другой стороны, бесспорно и то, что Договор о ненападении с нацистской Германией имел и негативные последствия. Он нанес огромный урон международному авторитету и престижу СССР, который до этого рассматривался в качестве лидера борьбы с нацизмом и фашизмом. Он вызвал недоумение и растерянность среди подавляющей части советских людей и членов Коминтерна, которым все предыдущие годы внушали, что нацистская Германия – вероломный агрессор и враг номер один. Они были значительно дезориентированы неожиданным поворотом событий. Договор о ненападении, а еще в большей степени советско-германский договор о дружбе и границе нанесли ощутимый удар по мировому коммунистическому движению. В начале сентября 1939 года Сталин сформулировал новую идеологическую установку для Коминтерна: в условиях войны между империалистическими державами подразделять страны на фашистские и демократические в корне неверно, и поэтому коммунистические партии европейских стран должны «решительно выступать против своих правительств, против войны»[580]580
  Коминтерн и Вторая мировая война. Часть 1. До 22 июня 1941 г. / Отв. ред. К. М. Андерсон, А. О. Чубарьян. М., 1994. С. 88–89; The Diary of Georgi Dimitrov. 1933–1949 / Intr. and ed. by I. Banac. New Haven; London, 2003. P. 10.


[Закрыть]. По сути, это был призыв к прекращению борьбы с нацизмом и фашизмом.

Еще больший вред этот крутой внешнеполитический и идеологический поворот нанес умонастроениям и способности советских людей правильно оценивать внутри– и внешнеполитические события. Наиболее опасным было проведение идеологической линии на дружбу с Германией в вооруженных силах, так как последняя уже не позиционировалась как наиболее вероятный противник. Нельзя не согласиться с мнением авторитетных историков о том, что публичное оправдание гитлеровской идеологии «было не просто бессмысленно и непонятно, но и крайне вредно для самого Советского Союза»[581]581
  Чубарьян А. О. Российско-германские отношения (август 1939 – июнь 1941). «Смена вех» в теории, идеологии и пропаганде // 65 лет Великой Победы. В 6-ти т. М.: МГИМО – Университет, 2010. Т. II. Вставай, страна огромная. С. 11.


[Закрыть].

Единственное рациональное объяснение этому, вероятно, состоит в том, что интересы государственной безопасности СССР ставились военно-политическим руководством страны превыше всего и требовали определенных жертв и отхода от канонических правил, что сопровождалось неизбежными идеологическими перехлестами и ошибками.

Как показали дальнейшие события, способы реализации своих интересов относительно территорий, отошедших к сфере интересов СССР по секретному дополнительному протоколу, включали и прямые военные действия. Это и военный поход в Польшу 17 сентября 1939 года, и война против Финляндии, которая привела к исключению СССР из Лиги Наций. Кроме того, методы проведения «политического переустройства» в Западной Украине и Белоруссии, Бессарабии и Прибалтике вызывают неоднозначную оценку. Более того, критика и осуждение этих методов, названных на Западе «насильственной большевизацией», были использованы Гитлером для оправдания нападения на СССР в 1941 году, которое было предпринято в том числе и под лозунгом ликвидации «коммунистической опасности».

Вышеперечисленные внешнеполитические шаги советского руководства по «территориально-политическому переустройству» третьих стран и входивших в них областей привели к определенной изоляции Советского Союза на международной арене.

Однако, на наш взгляд, при оценке советско-германских секретных договоренностей 1939 года, как и любых других дипломатических документов внешнеполитической направленности, необходимо различать морально-этическую сторону, юридическую и военно-политическую. С точки зрения первых двух – да, это был скорее сговор двух политиков, в целом нарушавший принципы и нормы международного права, сложившиеся к тому времени.

Однако в рассматриваемую нами эпоху не только Советский Союз, но и все другие государства (даже те, которые с гордостью относят себя к демократическим!) руководствовались прежде всего своими национальными интересами, ставя в международных делах накануне войны во главу угла вопросы государственной безопасности.

Заключение двусторонних договоров и соглашений о ненападении, взаимопомощи было обычной дипломатической практикой того времени. И даже подписание секретных (конфиденциальных) протоколов к ним не являлось чем-то из ряда вон выходящим. В связи с этим напомним, что англо-польское соглашение о взаимопомощи от 25 августа 1939 года (так называемый пакт Галифакса – Рачиньского) содержало дополнительный секретный протокол, который являлся «неотъемлемой частью соглашения». В соответствии с этим документом Великобритания обязалась оказать Польше военную помощь только в случае нападения некой «европейской державы»[582]582
  Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. Т. 2. Док. № 606.


[Закрыть]. То, что речь шла о Германии, разъяснялось в секретном протоколе. Кроме того, там же раскрывался смысл п. 2 ст. 2 соглашения о том, что если одна из договаривающихся сторон окажется вовлеченной в военные действия с Германией «в результате ее действия, которое ставит под угрозу независимость или нейтралитет другого европейского государства», то члены соглашения обязаны будут оказать друг другу «всю поддержку и помощь», которая в их силах. Только в секретном протоколе раскрывалось, что речь шла о Бельгии, Голландии и Литве. В нем также оговаривались случаи, касавшиеся Латвии, Эстонии и Румынии[583]583
  Там же. Фотокопии оригиналов англо-польского соглашения о взаимопомощи и дополнительного секретного протокола к нему на английском языке, хранящиеся в Национальном архиве Великобритании (ранее известном как Public Record Office), даны в книге: Carty A., Richard A. Smith. Sir Gerald Fitzmaurice and the World Crisis: A Legal Adviser in the Foreign Office. 1932–1945. The Hague: Kluwer Law International, 2000. P. 309–311.


[Закрыть]. Некоторые историки высказывают такие далеко идущие предположения, что якобы англо-польский секретный протокол определил «государства или территории, которые входили в сферу интересов сторон»[584]584
  Кульков Е. Н., Мягков М. Ю., Ржешевский О. А. Война 1941–1945: факты и документы. М., 2011. С. 17.


[Закрыть], хотя, строго говоря, это не вытекает из текста этого документа. Другое дело, что, как показали последующие события, и предыдущие англо-французские гарантии Польше, и это соглашение с секретным протоколом в конечном итоге оказались фикцией.

C точки зрения военно-стратегических и геополитических интересов советского государства, заключение договора и протокола к нему было вынужденным, но, как представляется, единственно реалистичным, обдуманным и верным шагом в тех условиях. Да, альтернатива пакту, возможно, и была – например, приложить больше усилий для объединения с западными державами против германской агрессии, хотя особого желания с их стороны не наблюдалось. Но эта альтернатива более выпукло видится сейчас, из нашего времени, а тогда она в силу объективных факторов не показалась советскому руководству возможной к реализации. Да еще и неизвестно, как повернулись бы события в этом случае с учетом того, что Англия и Франция так и не оказали, да, скорее всего, и не хотели оказать реальной помощи Польше, а вместо этого вели «странную войну» на Западе.

В связи с оценкой последствий возможной альтернативы позволим себе вновь обратиться к мнению британского политика У. Черчилля, который считал, что «союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу у Германии в 1939 году»[585]585
  Черчилль У. С. Вторая мировая война. Кн. 1. Т. I. Надвигающаяся буря. С. 162.


[Закрыть]. Но далее он выражал сомнение по поводу реальной эффективности такого союза в тот конкретный исторический момент, отмечая, что и в этом случае «никто не может доказать, что даже тогда война была бы предотвращена»[586]586
  Там же.


[Закрыть].

В заключение представляется интересным привести оценку пакта иностранцами: современником событий и историками наших дней. Так, 29 августа 1939 года французский военно-воздушный атташе в Москве подполковник Люге направил в Париж секретное заключение по поводу пакта Молотова – Риббентропа. Анализируя цели пакта, он пришел к следующему выводу: «По-видимому, следует считать очевидным, что советское правительство жертвует идеологией во имя реальности… Главное, что превалирует над другими соображениями, – это внутренняя безопасность. Свидетельствами этого являются размах и последовательность, с которыми проповедуется идея мира в СССР, и те жертвы, на которые идут Советы, чтобы укрепить границы государства…»[587]587
  DDF. Vol. XIX (26 Août – 3 Septembre 1939). Paris, 1986. P. 189.


[Закрыть].

Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер также полагают, что в условиях военно-политической изоляции СССР в 1939 году у Сталина не было иного выбора. Они пишут, что, не придя к согласию с Англией и Францией и располагая информацией о начале германской агрессии против Польши, Сталин понял, что «все его надежды тщетны» и что «менее чем за неделю до нападения на Польшу не удастся добиться заключения антигитлеровского соглашения с Англией и Францией». «А тем временем Гитлер мог совершенно безнаказанно начать свое наступление на восток – и кто знает, как далеко он зайдет? …Сталин наконец понял, что надо делать… Он принял решение идти на сближение с Германией. Совершенно очевидно, что в тех условиях это был единственный оставшийся у него шанс обеспечить безопасность своей страны»[588]588
  Read A., Fisher D. The Deadly Embrace: Hitler, Stalin and the Nazi-Soviet Pact, 1939–1941. L.: Michael Joseph, 1988. P. 220.


[Закрыть].

После мюнхенского сговора, в результате которого Германия аннексировала значительную часть Чехословакии, гитлеровское руководство приступило к дальнейшим захватам. В марте 1939 года Чехословакия была полностью оккупирована германскими войсками и прекратила существование как самостоятельное государство. 22 марта 1939 года Гитлер навязал правительству Литвы договор о передаче Клайпеды (Мемеля) Германии. После этого нацистское руководство вплотную приступило к подготовке решения «польского вопроса».

Германские предложения Польше были изложены в ультимативной форме 21 марта 1939 года Риббентропом польскому послу Липскому. По сути, они содержали требования о передаче Германии вольного города Данцига и строительстве железной и автомобильной дорог из Германии в Восточную Пруссию через Данцигский коридор, которые находились бы под суверенитетом Германии. При положительном ответе Польши Германия была готова на 25 лет гарантировать неприкосновенность ее западной границы.

В телеграмме германскому послу в Варшаве от 23 марта 1939 года Риббентроп указывал, что польскому правительству можно заявить, что международное положение Польши в результате передачи Германии Данцига укрепится, а также что Германия и Польша могут проводить единую восточную политику, так как интересы обеих стран по «защите от большевизма» совпадают[589]589
  Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918–1945 (далее – ADAP). Aus dem Archiv des Auswärtigen Amts. Baden-Baden: Imprimerie nationale; Frankfurt a.M.; Baden-Baden: Keppler-Verlag; Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1950–1995. Serie D. 1937–1941. Bd. VI. März bis August 1939: Die letzten Monate vor Kriegsausbruch. März bis August 1939. Baden-Baden, 1956. S. 72.


[Закрыть]. При этом узкому кругу доверенных лиц Гитлера было известно, что германское предложение будет отвергнуто Польшей. Гитлер и Риббентроп были убеждены, что по соображениям внутренней и внешней политики польское правительство не сможет принять германские требования. Только поэтому Германия внесла в свое предложение пункт о гарантии неприкосновенности границ на 25 лет. Германские расчеты оказались правильными. В силу того, что Польша, как и предполагалось, отказалась удовлетворить германские требования, нацистское руководство получило по отношению к ней свободу рук[590]590
  ЦА МО РФ. Оп. 9157. Д. 2. Л. 174. На самом деле Гитлер с самого начала не собирался соблюдать какие-либо соглашения с Польшей. Вскоре после подписания германо-польской декларации о дружбе и ненападении от 26 января 1934 года Гитлер заявил в кругу своих приближенных: «Все наши соглашения с Польшей имеют только временное значение». См.: Rauschning H. The Voice of Destruction (Hitler speaks). New York, 1940. P. 119.


[Закрыть].

После этого Германия, сославшись на отказ Польши, 28 апреля 1939 года аннулировала германо-польскую декларацию 1934 года о дружбе и ненападении. В тот же день Гитлер выступил в рейхстаге. В своей речи он подверг критике версальскую систему договоров, оправдывал аншлюс Австрии и захват Чехословакии, а также заявил, что Мюнхенское соглашение не решило всех вопросов, связанных с перекройкой европейских границ. Фюрер пошел на обострение отношений с Великобританией и объявил о денонсации англо-германского морского соглашения 1935 года, заявив в то же время о желании установить дружественные отношения с ней при условии, если с английской стороны будет проявлено «известное понимание» интересов Германии.

Подобные действия оказались полной неожиданностью для Лондона, который длительное время даже никак не реагировал на них. Только 27 июня английский посол в Германии Гендерсон вручил статс-секретарю министерства иностранных дел Германии Вайцзеккеру меморандум в связи с денонсацией Германией морского соглашения. В своем меморандуме английское правительство указало, что оно не может признать оправданным и правомерным этот акт. В то же время английское правительство высказало пожелание начать переговоры о заключении между Германией и Англией нового морского соглашения. Однако руководство рейха уже вовсю планировало решение «польского вопроса» военным путем.

К тому времени нацистское руководство окончательно пришло к выводу, что Польша не может служить вспомогательной силой в войне с СССР. При этом, несмотря на заигрывание гитлеровского руководства с украинской эмиграцией, весьма показательно циничное отношение Гитлера к решению проблемы Карпатской Украины – ей было отказано в самостоятельности, и она была присоединена к Венгрии. После оккупации Чехословакии некоторые польские руководители также начали осознавать, что Польше уготована роль не союзника Германии в дележе добычи, а очередного объекта германской агрессии. Тем не менее Ю. Бек и начальник польского генерального штаба В. Стахевич проявляли «непримиримую враждебность» к советским предложениям о военной помощи, и до 23 августа согласия польской стороны на проход советских войск через территорию Польши так и не было получено. Такая позиция польского руководства была очень точно просчитана Гитлером. Он был уверен, что, с одной стороны, поляки никогда не примут германские условия, а с другой – польское правительство никогда не согласится принять помощь от СССР[591]591
  См.: Год кризиса. 1938–1939. Т. 1. С. 376.


[Закрыть].

После Мюнхена стало совершенно очевидно, что Н. Чемберлен и Э. Даладье сделали ставку на договор с государствами-агрессорами за счет малых стран, а также на подталкивание их к войне против СССР. В фарватере этой политики шло и тогдашнее польское руководство, которое не скрывало своего стремления участвовать в территориальных захватах. Однако участие польских руководителей в расчленении Чехословакии и их пассивная реакция на оккупацию Германией Клайпеды привели к катастрофическому ухудшению военно-стратегического положения самой Польши. Она оказалась окруженной германскими войсками с трех сторон.

В то же время, как стало известно, уже в феврале 1939 года Гитлер совместно с Муссолини стал планировать «акцию против западных держав»[592]592
  Там же. С. 242–243.


[Закрыть]. 8 марта 1939 года Гитлер выступил с речью на совещании представителей военных, экономических и партийных кругов, в которой обозначил программу действий нацистского режима: до 1940 года – оккупация Чехословакии, затем Польши – это даст возможность поставить под контроль ресурсы Венгрии, Румынии и Югославии. В 1940–1941 годах – разгром Франции и установление господства над Великобританией, что дало бы в распоряжение Германии колониальные богатства и владения этих стран во всем мире. После этого, «впервые объединив континент Европы в соответствии с новой концепцией», Германия сведет счеты с «еврейскими королями доллара» в США и уничтожит американскую «еврейскую демократию»[593]593
  Там же. С. 253–254.


[Закрыть].

В Лондоне, Париже и Вашингтоне отнеслись к этим планам с беспокойством. Весной 1939 года Англия и Франция дали гарантии Греции, Польше, Румынии и Турции на случай возникновения для них военной угрозы и одновременно установили контакты с СССР с целью согласования позиций перед лицом разрастания нацистской агрессии.

Эти маневры не произвели на Берлин желаемого впечатления. 3 апреля было издано распоряжение о подготовке к 1 сентября всех мероприятий для нападения на Польшу. 11 апреля был утвержден оперативный план польской кампании – план «Вайс». Он предусматривал создание двух армейских групп – северной и южной – и ввод в действие двух воздушных флотов: 4-го воздушного флота под командованием генерала Лёра и 1-го воздушного флота под командованием генерала Кессельринга.

Группа армий «Север» под командованием генерал-полковника Ф. фон Бока состояла из двух армий: 3-й армии генерала Кюхлера (десять пехотных дивизий, кавалерийская дивизия и два танковых полка), сосредоточенной в Восточной Пруссии, и 4-й армии генерала Клюге (десять пехотных дивизий, две моторизованные и одна танковая дивизия), сосредоточенной в Померании.

Оперативный план командования северной армейской группы имел целью уничтожение польских частей в Данциге и в Данцигском коридоре (далее – Коридор) силами 4-й армии и в дальнейшем наступление 4-й армии в восточном и юго-восточном, 3-й армии – в южном и юго-восточном направлениях с задачей соединиться с южной армейской группой, завершив этим полное окружение польской армии, действовавшей в центральной части Польши.

Группа армий «Юг» под командованием генерал-полковника Г. фон Рунштедта состояла из трех армий, сосредоточенных в Силезии и Словакии: 14-й армии генерала Листа, 10-й армии генерала Рейхенау и 8-й армии под командованием генерала Бласковитца.

Оперативный план ее состоял в захвате важнейших промышленных районов, окружении и уничтожении обороняющих эти районы польских войск и в соединении путем дальнейшего наступления в северо-восточном направлении с северной армейской группой восточнее Варшавы для завершения полного окружения главных польских сил.

Планы польского командования основывались на переоценке собственных сил в расчете на существенную помощь со стороны союзников Польши (Великобритании и Франции) и на недооценке сил и возможностей германской армии. Польское командование строило свои планы ведения войны против СССР и исходя из этого проводило военные мероприятия главным образом на своей восточной границе. Этим объясняется также то, что Польша развивала центры военной промышленности к западу от Вислы, располагая ее в так называемом «треугольнике безопасности»: Радом – Сандомир – Кельцы.

Это целиком было учтено планом германского командования, которое считало основным операционным направлением северо-восточное. На армейскую группу, созданную для действия в этом направлении, возлагалось нанесение главного удара. Северо-восточное направление имело все преимущества и ставило под угрозу в первые же дни войны всю военную промышленность Польши. С захватом промышленного района Верхней Силезии польская армия теряла экономическую базу сопротивления.

После обострения взаимоотношений с Германией польские планы были изменены, однако была допущена существенная ошибка – расчет на то, что конфликт с Германией ограничится Данцигом и Данцигским коридором.

Для выполнения своего плана обороны, который носил название «Захуд», польское командование создало шесть отдельных оперативных групп, которые были развернуты следующим образом:

Против Восточной Пруссии и в Коридоре были созданы три оперативные группы. В Коридоре находилось до трех пехотных дивизий и отдельная кавалерийская бригада.

В районе Познани была создана четвертая оперативная группа, состоявшая из шести пехотных дивизий и двух отдельных кавалерийских бригад. Она имела задачей обеспечение проведения операций против Восточной Пруссии действиями во фланг 4-й германской армии, а в случае угрозы наступления германских войск из Нижней Силезии – нанесение им удара с севера.

Для прикрытия важнейших промышленных районов, находившихся на юге Польши, были созданы две оперативные группы: пятая – южнее Лодзи, около восьми пехотных дивизий, и шестая – западнее Кракова, силой в семь пехотных дивизий и одну мотомехбригаду.

На границе со Словакией были сосредоточены около четырех пехотных дивизий.

Восточную границу Польши прикрывали войска корпуса пограничной охраны, кавалерийские части и отдельные пехотные отряды.

Кроме войск, входивших в оперативные группы, а также прикрывавших границы, польское командование имело в резерве в районе Варшавы до пяти пехотных дивизий.

Гитлеровское руководство широко применяло политическую дезинформацию. Перед нападением на Польшу широко распространялась версия, что Германию интересует лишь Данциг. Почти до самого начала войны велись переговоры о мирном урегулировании вопроса о «польском коридоре». Целям маскировки нападения на Польшу служила «инициатива» Муссолини о проведении переговоров с западными державами.

С другой стороны, Гитлер активно искал повод для оправдания агрессии. 22 августа 1939 года, выступая перед командованием вермахта, фюрер заявил: «Уничтожение Польши – основная задача… Я дам пропагандистский повод для начала войны – не важно, будет ли он правдоподобен. Победителя никто никогда не спросит, говорил ли он правду. В начале и в ходе войны важно не право, а победа»[594]594
  Наринский М. Глейвиц – гитлеровская провокация против Польши // Портал МГИМО. 2009. 31 авг.


[Закрыть].

Такой повод был не только найден, но и грубо состряпан нацистской службой СД. 31 августа 1939 года в 20:00 группа переодетых в польскую форму эсэсовцев «захватила» радиостанцию в небольшом германском городе Гляйвице, вблизи польской границы, и вышла в эфир с провокационной речью на польском языке, после чего, оставив на «месте преступления» «трупы польских захватчиков» (переодетых немецких уголовников), ретировалась.

На следующий день Гитлер обратился к немецкому народу, заявив, что Польша осуществила нападение на германскую территорию и что с этого момента Германия находится в состоянии войны с Польшей. В свой речи фюрер упомянул и инцидент в Гляйвице. Газеты вышли с кричащими заголовками.

1 сентября в 4 часа утра в Кремль Сталину поступила срочная шифротелеграмма из советского посольства в Берлине. Она содержала сообщение германского радио о том, что вечером 31 августа «польские солдаты» захватили немецкую радиостанцию в приграничном городке Гляйвиц и передали в эфир призыв к населению «начать войну против Германии»[595]595
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1216. Л. 53; Nazi Conspirasy and Agression. Wash., 1977. Vol. VI. P. 390–392.


[Закрыть].

Советскому руководству было ясно, что «пограничные инциденты» – всего лишь грубая инсценировка, сработанная гитлеровцами для того, чтобы создать повод для нападения на Польшу и избавить Третий рейх от обвинений мировой общественности в совершении «неспровоцированной агрессии».

Интересно отметить, что британскому руководству благодаря утечкам информации, организованным противниками гитлеровского режима в абвере, уже 25 августа было известно о планировавшейся провокации, и в тот же день вечером Великобритания заключила с Польшей договор о взаимопомощи. Однако это не повлияло на решение Гитлера на войну.

1 сентября 1939 года в 4 часа 17 минут немецкие войска открыли огонь по позициям, занимаемым поляками в «вольном городе» Данциге (Гданьске). Через 28 минут тяжелые орудия германского линкора «Шлезвиг-Гольштейн», заранее прибывшего в Данциг с «визитом вежливости», начали обстреливать небольшой польский гарнизон на полуострове Вестерплятте. Вслед за тем эскадрильи люфтваффе обрушили тысячи бомб на города и железнодорожные станции, по скоплениям польских войск. Казалось, смерть настигает всюду: все вокруг горело, взрывалось, рушилось. Одновременно из Восточной Пруссии, Восточной Германии и из Словакии соединения вермахта устремились через польскую границу. Начался первый день кровавой, страшной, невиданной доселе Второй мировой войны.

Внезапность вторжения и стремительное наступление немецких войск не позволили польскому командованию, сразу лишенному связи с войсками, обеспечить их эффективное управление и снабжение, маневрировать силами и средствами. Польское руководство начало частичное скрытое мобилизационное развертывание войск 23 марта 1939 года, а с 23 августа началась скрытая мобилизация основных сил. При этом эти мероприятия проводились втайне от англо-французских союзников, которые опасались, что эти действия Польши могут подтолкнуть Германию к войне. Когда же 29 августа в Варшаве решили объявить открытую мобилизацию, Англия и Франция настояли на откладывании ее проведения до 31 августа. Поэтому только благодаря скрытой мобилизации к 1 сентября мобилизационный план польских вооруженных сил был выполнен на 60 %, но развертывание польских войск не было завершено – лишь около 47 % войск находилось в районах предназначения[596]596
  Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 98.


[Закрыть]. Однако и эти войска либо так и не успели занять намеченные исходные позиции, либо, прибыв в заданный район, вынуждены были вступать в бой с ходу, неся при этом большие потери.

Начавшиеся военные действия показали несостоятельность предвоенных расчетов польского руководства, и прежде всего безусловного доверия к обещаниям Англии и Франции оказать Польше немедленную помощь. В первый же день войны Польша официально обратилась к английскому руководству с просьбой о немедленной реализации соглашения о взаимопомощи.

3 сентября утром под нажимом собственных народов и мировой общественности, требовавших обуздать агрессора, правительства Великобритании и Франции объявили войну Германии. Их примеру последовали Австралия, Новая Зеландия, Канада и ряд других стран. Хотя военные действия велись только на территории Польши (и частично на море), в состоянии войны оказались десятки независимых государств, протекторатов, подмандатных территорий и колоний общей площадью более 35 млн кв. км с населением около 1,2 млрд человек. Потенциальной ареной военных действий стал и Мировой океан, или 75 % площади всей планеты. Так с нападением Германии на Польшу отдельные военные очаги, разгоравшиеся с начала 1930-х годов в Азии, Африке и Европе, переросли в мировой пожар.

4 сентября был подписан франко-польский договор о взаимопомощи. Однако это не произвело на Гитлера никакого впечатления и не поколебало его уверенности в том, что Великобритания и Франция постараются остаться в стороне от конфликта. Фюрер считал, что «если они и объявили нам войну, то это для того, чтобы сохранить свое лицо, к тому же это еще не значит, что они будут воевать»[597]597
  Цит. по: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 100.


[Закрыть]. И здесь Гитлер был недалек от истины: 7 сентября в «Походном дневнике» генерала Гамелена появилась запись: «Никому не стоит морочить голову относительно Польши, которая, не будем скрывать этого, пропала»[598]598
  Цит. по: Дю Рео Э. Внешняя политика Франции и франко-советские отношения в первые месяцы «странной войны» (сентябрь 1939 г. – март 1940 г.) // СССР и Франция в годы Второй мировой войны. Сб. науч. статей. М.: МГИМО – Университет, 2006. С. 10.


[Закрыть]. И хотя, как утверждают французские исследователи, основная часть французского правительства и высшего командования не разделяла подобные взгляды, однако ни заседание военного комитета 8 сентября, ни запоздалое заседание Межсоюзнического верховного совета так и не приняли никаких действенных решений[599]599
  Дю Рео Э. Внешняя политика Франции и франко-советские отношения в первые месяцы «странной войны»… С. 9–10.


[Закрыть]. Ни у Великобритании, ни у Франции не было желания вступать в серьезную схватку с Германией ради Польши.

В первые дни войны политика СССР в отношении Польши еще не приобрела завершенных форм. Об этом, в частности, свидетельствует включение в текст 2-го пункта секретного протокола, определяющего линию разграничения сфер интересов Германии и СССР, следующей существенной оговорки: «Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий»[600]600
  Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 321.


[Закрыть]. Оговорка – результат отсутствия в момент подписания протокола полной ясности в отношении дальнейшей судьбы Польши.

С первых дней нападения Германии на Польшу СССР, как социалистическое государство, в течение многих лет проводившее политику предотвращения войны, давшее в свое время определение агрессии и принципа неделимости мира, оказался перед дилеммой: либо признать войну со стороны Польши справедливой, национально-освободительной, каковой она на самом деле и являлась, и в нарушение договора СССР с Германией приступить к оказанию помощи жертве агрессии, в крайнем случае занять по отношению к ней доброжелательный нейтралитет, либо, назвав войну империалистической с обеих сторон, войной за пересмотр Версальского мирного договора, осудить ее, призвать мировую общественность бороться за ее прекращение и действовать по обстановке.

Однако секретный дополнительный протокол к советско-германскому Договору о ненападении от 23 августа сужал пространство для политического маневра. Можно предположить, что перед советским руководством имелся выбор из двух вариантов действий. Первый – если Польша окажет длительное сопротивление при поддержке Великобритании и Франции и война примет затяжной характер, сохранять нейтралитет, ожидая, на какой стороне окажется перевес, и в нужный момент бросить «решающую гирю» на ту чашу весов, которая «может перевесить», о чем Сталин говорил еще в 1925 году[601]601
  января 1925 года Сталин выступил с речью на пленуме ЦК РКП(б). «Наше знамя, – заявил он, – остается по-старому знаменем мира. Но если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить». См.: Сталин И. В. Сочинения. Т. 7. М.: ОГИЗ, 1947. С. 14.


[Закрыть]. 7 сентября Сталин в беседе с Г. Димитровым дал оценку начавшейся войны: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. п.). За передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было [бы] расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии)… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент подталкивать другую сторону»[602]602
  Цит. по: Коминтерн и Вторая мировая война. Ч. 1. М., 1994. С. 10–11.


[Закрыть].

Второй вариант – в случае капитуляции Польши, опираясь на секретный дополнительный протокол, оставить на территории советской «сферы интересов» польское государство, вассальное по отношению к СССР. Однако при втором варианте были неизбежны большие моральные издержки. Советский Союз, еще вчера настойчиво боровшийся за создание системы коллективной безопасности в Европе, предстал бы в глазах мировой общественности пособником Гитлера в ликвидации Польши как суверенного государства.