Текст книги "Пастырское богословие"

Правильное пастырское настроение способно порождать, поддерживать и развивать те духовные качества, из которых складывается духовный облик пастыря. Кратко охарактеризуем лишь некоторые из них, важнейшие для пастырской деятельности.

Жертвенность пастырского служения связана с таким важнейшим свойством пастыря, как его христоподобная любовь к пасомым, вообще ко всякому человеку. «В слове любить все пастырское дело, – говорит епископ Вениамин (Милов). – Любовь укрепляет единение с ближним, как с братом во Христе, и разливает тихие лучи добра на ближних. Она – основание пастырского содействия спасению других, забота о них, как отца о детях. Пастырь носит в своей душе то, чем живут пасомые… Просвещение ума, уязвление сердца любовью, укрепление воли к деланию заповедей Господних по силе благодатного дара содействуют пастырю чужие несчастия и страдания с неменьшею тоскою и болью переживать, чем собственные. Горе и слезы людские – пастырю свои слезы и горе. Его душа становится отзывчивою на духовные нужды ближнего, ревностною для обращения их к добру и истине, скорбною при их упорстве и зле. Он горит желанием сообщать вечную истину и поверженных в грязь приобретать Богу. По силе благодатной любви пастырство делается бременем благим и легким»[241]241
  Вениамин (Милов), еп. Пастырское богословие с аскетикой. С. 110.


[Закрыть].

Пастырь призван взращивать в себе качество христоподобной любви ко всякому человеку, безраздельно, независимо от его праведности или греховности: «Священник, служитель Бога любви и Церкви Его, проникнутой духом Его любви, должен непременно стяжать в сердце истинную, глубокую любовь к Богу и к людям, кровию Христовою искупленным, по образу и подобию Божию сотворенным, иначе служение его будет лицемерием»[242]242
  Иоанн Кронштадтский, св. Дневник. 1874–1876 гг. Т. 19. Разд. 2.


[Закрыть], «Без любви священник – не священник»[243]243
  Иоанн Кронштадтский, св. Дневник. 1857–1858 гг. Т. 1. Ч. 2.


[Закрыть].

Такие черты, как уважение к свободе человека и деликатное с ним обращение, примером и основанием которого терпение Самого Бога, Который никогда не подавляет волю человека и оставляет за ним право выбора собственного духовного пути: Се, стою… и стучу (Откр. 3:20), – говорит Христос, указывая на эту важнейшую черту Своего образа действия по отношению к людям. Таким призван быть и пастырь Христов, несущий на себе образ Пастыреначальника, – призван предлагать, а не заставлять, осторожно руководить, а не повелевать, относиться с уважением к взглядам и чувствам своего пасомого, пусть даже несовершенным и ошибочным. Подобным образом поступают мудрые родители в отношении своих детей, формируя в них личность, способную в конечном счете самостоятельно принимать решения и отвечать за свои поступки. Так и целью пастыря в его отношениях с пасомыми должно быть аккуратное взращивание их личного опыта свободных отношений с Богом.

Внимание и терпение пастыря по отношению к пасомому неразрывно связано с его смирением перед Богом. В своем обращении к Нему пастырь должен быть усердным, может быть, даже неотступным, но не требовательным (не как я хочу, а как Ты) – и тогда Бог даст ему и его пасомым больше просимого. Такая чуткость пастыря к воле Божией порождают в нем духовный настрой послушания, а терпеливое перенесение скорбей соответствует крестоношению Христа и являет дух христианского подвига. Недостаток этих качеств приводит пастырей к ошибкам – начиная от богословских и заканчивая теми ошибками практического руководства паствой, которые болезненно отражаются на теле церковном.

Хотя духовное рассуждение необходимо для всякого члена Церкви, но пастыри, как начальствующие над телом церковным, как руководящие пасомыми, нуждаются в нем особо. Всякое вообще рассуждение есть особый дар руководителя, рассуждение же духовное – благодатный дар духовных руководителей Церкви, требующий от них усилий и собственных трудов по его преумножению.

Через духовное рассуждение пастырь способен придать верное направление духовному развитию как отдельного человека, так и всей вверенной ему общины, малой Церкви. Специфика пастырского рассуждения состоит в том, что насколько многообразны человеческие характеры, а также духовные ситуации, в которых пребывают пасомые, да и сама Церковь, настолько многообразным должен быть и подход пастыря. «Как телам даются неодинаковые лекарство и пища, – иное пригодно здоровому, иное – больному; так и души врачуются различным образом и способом. Свидетели такового врачевания – сами болящие. Одних наставляет слово, другие исправляются примером. Для иных нужен бич, а для других – узда… Для одних полезна похвала, для других – укоризна, но и та и другая – вовремя; напротив, без времени и без основания они вредят. Одних исправляет увещание, других – выговор, и последний – или прилюдно, или после тайного вразумления. …строгость или кротость, а равно и прочее, мной перечисленное, не всегда даже для одних и тех же оказывается или самым спасительным, или опасным»[244]244
  Григорий Богослов, свт. Творения. Т. 1. С. 36–37. Ср.: у святителя Иоанна Златоуста: «Нельзя со всеми подвластными обращаться одинаковым образом, так же как врачам нельзя лечить всех больных одним способом, и кормчему – знать только одно средство для борьбы с ветрами. И корабль Церкви волнуют постоянные бури… (которые) требуют от священника великой внимательности и тщательности» (Иоанн Златоуст, свт. О священстве С. 568). См. также у святителя Филарета Московского: «Необходимо и спасительно все: и священнослужение, и проповедь, и власть вязать и решить, но все сие требует мудрых рук и рассудительного употребления, и не то или другое по случаю, но все совокупно и в порядке приводит ко спасению» (Филарет Московский, свт. Слова и речи. Т. 2. С. 44).


[Закрыть].

Рассуждая, пастырь должен, во-первых, знать свою меру, а во-вторых, уметь и быть одинаково способным применять все средства пастырского воздействия на человека – от икономии[245]245
  Икономия (греч. οἰκονομία) – домостроительство. В сочетании с понятием «акривия» применяется в значении «послабление в допустимых границах».


[Закрыть] до акривии[246]246
  Акривия (греч. ἀκρίβεια) – строгая точность. В сочетании с понятием «икономия» применяется в значении «строгого применения правила, строгость, наказание без послабления».


[Закрыть]. Такими средствами могут быть и пример, и слово, и собственные труды, и сподвижение к трудам пасомого, и поощрение, и наставление, и вразумление, и наказание – и многое другое. Употребляя их, пастырь во всем призван неизменно сохранять любовь и уважение к человеку. Вместе с тем он должен научиться определять наилучшее для каждого конкретного случая средство, когда именно оно ожидаемо принесет нужный результат, отзовется в душе человека.

Рассуждение исправляет грехи, соединяет и примиряет ранее несочетаемое, устрояет единство в многообразии, собирает целое из частей. Через рассуждение пастырь способен и призван примирять враждующих, неизменно имея в виду пользу всей Церкви и попечение о всем теле Церковном.

Духовное рассуждение в пастыре бывает неразлучно со смиренным чувством осознания своего ничтожества перед Богом. Так говорит об этом архиепископ Никон (Рождественский): «Встречаются ревностные проповедники, школьные деятели, борцы с пьянством и за то, конечно, слава Богу, но слишком мало таких, в коих самоцен был бы совершенно убит сознанием, что сами-то они круглый нуль, ничто, что если что и творится доброе чрез них, так ведь это отнюдь не они делают, а Бог чрез них: Бог и средства посылает, и случай дает, и силы, и время все от Бога, и слава Ему милосердому. В душе таких старцев живет страх: как бы не приписать себе чего-нибудь в деле Божием, как бы не лишиться за это Божия благословения и помощи в будущем. Это страх Божий, начало, основа духовной мудрости, духовного рассуждения… Нельзя быть добрым пастырем, если не воспитаешь в себе, в чувстве своего сердца, этого мистического настроения, этого живого ощущения водительства Божия в пастырском служении. Не свое дело делаем, а Христово: мы Его послушники, Его работники и даже более соработники»[247]247
  Никон (Рождественский), архиеп. Мои дневники: В 7 т. Т. 4. ТСЛ, 1913. С. 79–80.


[Закрыть].

Созидая Церковь Христову, представляя и передавая ей Самого Христа, пастырь призван не заслонить Его собою, не подменить собственным несовершенством, не потерять чувство духовной меры, что происходит с пастырями от гордости, часто соединенной, к тому же, с невежеством.

«Наставник, – говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), обращаясь к пастырям церковным, – охранись от начинания греховного! Не замени для души, к тебе прибегшей, собою Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтобы возвеличиться Христом в учениках твоих. Когда Он возвеличится, ты умалишься: увидев себя умалившимся по причине возраставшего Христа, исполнись радости»[248]248
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Избранные письма. https://azbyka.ru/otechnik/Ignatij_Brjanchaninov/izbrannye-pisma/3#3_231


[Закрыть].

Лишь возгревая и преумножая в себе христоподобное самоуничижение и смирение, пастырь сможет оградить себя и своих пасомых от действительных падений, по примеру святого Иоанна Предтечи сможет стать прозрачным для Христа, открыть доступ к Нему окружающим людям и сделать их подлинно Его учениками.

Вопросы к параграфу:

1. В чем выражается любовь пастыря к Богу и человеку?

2. Какие черты формирует в пасомых уважение к ним со стороны пастыря?

3. Что такое духовное благородство?

4. Как проявляются внимание и терпение пастыря по отношению к Богу?

5. Какие качества необходимы пастырю для формирования духовного рассуждения?

6. Что означает для пастыря «стать прозрачным для Христа»?

Как пастырю стать лучше, как наиболее полно воплотить в свою жизнь все те принципы и идеалы, которые составляют облик Пастыря доброго (Ин. 10:11)? На эти вопросы отвечает пастырская аскетика.

В своей основе и своей внутренней структуре аскеза пастыря ничем не отличается от общехристианской. Пастырь идет по тому же пути ко Христу, что и всякий христианин, проходит те же самые этапы, имеет те же самые цели. Его духовный путь подвержен тем же самым закономерностям внутреннего изменения. При этом, однако, пастырская аскеза имеет принципиально социальный характер, так как неминуемо и самым необходимым образом отражается на церковной пастве. Из этого социального характера пастырской аскезы вытекает прежде всего та простая мысль, что аскеза пастыря призвана быть интенсивнее, чем у пасомых («Пока не побеждена мной, по возможности, плоть, пока не очищен ум, пока далеко не превосхожу других близостью к Богу; не безопасным признаю принять на себя попечение о душах и посредничество между Богом и людьми»[249]249
  Григорий Богослов, свт. Творения. С. 53.


[Закрыть]).

Кроме того, выражающие общие законы духовного развития человека три ступени аскезы общехристианской – делание, созерцание, обожение – продолжаются и отображаются в ступенях аскезы пастырской, аскезы всегда двояконаправленной к Богу и человеку: пример, учение, литургисание.

Пример благих дел неизменно показывали и продолжатели дела Христова в Церкви – апостолы, а вслед за ними и сонм ее святых. Память этих примеров и подражание им составляет начало пути пастырской аскезы. Труды пастыря, его способность отказываться от себя ради ближнего – все это составляет основу духовного облика пастыря, область практики (греч. – πρᾶξις, делание) исполнения заповедей Христовых, примененной к специфике пастырского служения. Любые усилия пастыря, направленные в сторону Бога и человека, проявляют уже в зачатке все обозначенные выше аспекты его духовного облика: любовь, внимание, терпение, молитвенность, жертвенность, смирение и иные. Не отвернуться от Бога и человека, выйти навстречу, сотворить простое усилие духа, подвигающее к трудам плоть, – таковы простые задачи пастыря уже на самых первых шагах его аскетического пути. Притча о милосердном самарянине (Лк. 10:30-35) содержит напоминание всем пастырям церковным об опасности для священника немилосердия, в корне пресекающего совместный путь пастыря с его пасомыми к Богу.

Если учительство есть одна из основных «должностей» пастырского служения, то отвечающей ему формой внутреннего аскетического делания будет для пастыря постоянное самообразование. Если образование нанизывается на основу духовного облика пастыря – на его неизменную обращенность к Богу и человеку, на исполнение им заповедей Христовых, то это образование станет не пустым и формальным (именно таково лишенное «духовной нагрузки» светское понимание термина теория, греч. – θεωρία, созерцание), а подлинно духовным и плодоносным. Такое образование пастыря обретает свои плоды в его слове, в способности научать и направлять вверенное ему малое тело церковное, равно как и каждого из его пасомых, выстраивает его ум, упорядочивает силы души, делает способным владеть Словом Божиим в самом широком и глубоком смысле этого слова.

Принципиально важно также, чтобы слово пастыря не расходилось с его жизнью, с делами. Даже если мера того, о чем призван учить пастырь, превосходит его меру (а это неизбежно, так как он свидетельствует о Христе), его слова должны проходить через пусть небольшой, но реальный опыт дел, трудов, жизни, опыт личных отношений с Богом. От дел и слов пастыря должно быть неотделимо и его самопожертвование, самоотдача Богу и человеку.

Наконец, смысловым окончанием и мерилом этой самоотдачи является соучастие священника в евхаристической Жертве Христовой, при принесении которой он является не только причастником Таинства, но и его тайносовершителем.

Вопросы к параграфу:

1. Что такое социальный характер пастырской аскезы?

2. Назовите основные составляющие пастырской аскезы.

3. Каковы связь и отличие аскезы общехристианской и пастырской?

4. Насколько пастырю необходим личный аскетический опыт для проповеди о Христе и как он может восполнить недостаток этого опыта?

5. Можно ли образование считать формою аскезы? Обоснуйте ответ.

6. Как образование взаимосвязано с делами пастыря?

Глава 7. Богослужебная и молитвенная жизнь пастыря

Хотя в молитвах хиротонии называются различные виды пастырского служения, уже самый факт того, что священник рукополагается на Литургии и именно перед началом Евхаристического канона, говорит сам за себя. Литургическая деятельность священника есть венец всех его аскетических и пастырских трудов. Указывая на это вершинное значение Литургии и вообще богослужения в жизни пастыря, архимандрит Киприан (Керн) писал: «Священник – теург, прежде всего. Священство есть по преимуществу литургия, Евхаристия, мистическое единство со Христом в таинстве Тела и Крови. Единство и самого пастыря, и его пасомых. Духовная жизнь иерея должна протекать прежде всего и главнее всего в этом евхаристическом освящении жизни, себя и людей. Евхаристичность Церкви должна больше всего охватывать священника»[250]250
  Киприан (Керн), архим. Православное пастырское служение. С. 17.


[Закрыть]. Известно также, что святой Иоанн Кронштадтский, задавший идеал русского пастыря в миру, на протяжении многих лет ежедневно совершал Литургию и именно на этом основании выстраивал свою жизнь во Христе. Пастырь призван к особому вниманию в отношении своего литургического чувства. Священник должен совершать всякое богослужение, и прежде всего Литургию, с мистическим переживанием соучастия в Жертве Христовой, – соучастия духом, разумом, чувством, волею, напряжением всех своих душевных и телесных сил. Как говорил все тот же святой Иоанн Кронштадтский: «Ни в каком случае не пренебрегай ни одним церковно-богослужебным действием: молитвою, ектениею, возгласом, словом, но будь постоянно внимателен ко всему этому, зная, что нельзя без греха и мучения в душе небрежно прочитать торопливо или с пропусками ни одной молитвы, ни одного возгласа, ектений, ни одного слова»[251]251
  Иоанн Кронштадтский, св. Священнику / http://bookcase.church.ua/files/2014/08/


[Закрыть].

Даже исходя из сказанного, можно было бы определить главный жизненный принцип пастыря как всегдашнюю готовность к служению Литургии. Отсюда вытекает многое и прежде всего, – забота священника о сознательном поддержании душевного внутреннего мира: со своими сослужителями, с которыми он причащается из одной Чаши, со своей паствой, с ближними и вообще со всеми людьми. Немирность в служении Литургии чревата тяжкими практическими и духовными последствиями. Сделанного в раздражении одного неверного движения у престола достаточно, чтобы нанести тот или иной иногда непоправимый ущерб Святыне. Вражда, обиды, зависть разъедают душу священника изнутри и делают его бездерзновенным в молитве. Однако все эти практические, по большей части, соображения покрываются, конечно, представлениями о той невозможной высоте, на которую восходит священник, совершающий Литургию, высоте, которая не должна ему позволять снова вполне погружаться в земные заботы настолько, чтобы забыть хотя бы на время об открывшемся ему небе. Среди отцов Церкви никто, кажется, лучше не чувствовал этого и не писал об этом, чем святитель Иоанн Златоуст.

«Тот, кто молится за весь город, – что я говорю за город? – за всю вселенную, и умилостивляет Бога за грехи всех, не только живых, но и умерших, тот каким сам должен быть? Даже дерзновение Моисея и Илии я почитаю недостаточным для такой молитвы. Он так приступает к Богу, как бы ему был вверен весь мир и сам он был отцом всех, прося и умоляя о прекращении повсюду войн и усмирения мятежей, о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех тяготеющих над каждым бедствий, частных и общественных… А когда он призывает Святаго Духа, и совершает страшную Жертву, и часто прикасается к общему всем Владыке, тогда, скажи мне, с кем наряду мы поставим его? …Подумай, какими должны быть руки, совершающие эту службу, каким должен быть язык, произносящий эти слова, кого чище и святее должна быть душа, приемлющая такую благодать Духа? Тогда и ангелы предстоят священнику, и целый сонм Небесных Сил взывает, и место вокруг жертвенника наполняется ими в честь Возлежащего на нем»[252]252
  Иоанн Златоуст, свт. Творения. Т. 1. С. 567.


[Закрыть].

Из этих слов святителя Иоанна вытекает и еще одно важное правило, на которое указывает также другой учитель Церкви, святитель Григорий Богослов: если в «частном человеке» заслуживает порицания то, в чем он приступил заповедь или закон, то «в предстоятеле даже то, что он не достиг возможного совершенства и не преуспевает постоянно в добре»[253]253
  Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 32.


[Закрыть].

Наконец, чтобы свести воедино все сказанное выше о жертвенном и христоподражательном характере пастырского служения, можно вспомнить один из древнейших памятников церковной письменности «Мученичество святого Поликарпа Смирнского», – памятник уникальный как по своей безыскусной достоверности, так и по глубокому проникновению в мистическую суть пастырства. Сообщая о фактических подробностях ареста, допроса и казни святого Поликарпа, авторы жития не забывают подчеркнуть те из них, которые указывают на связь его жизни и служения с жизнью Пастыреначальника Христа. Поликарпа предают его домашние. Посадив на осла, его везут в город на суд, и все это происходит в Великую Субботу. Перед смертью он молится молитвой, напоминающей евхаристические молитвы древних Литургий, чтобы Господь принял его «в жертву тучную и благоприятную». Когда же мученика возвели на костер и огонь разгорелся, то мы, пишут авторы «Мученичества», увидели чудо: «Огонь принял вид свода, подобно корабельному парусу, надутому ветром, оградил вокруг тело мученика, и оно, находясь посредине, было не как тело сожигаемое, но как испекаемый хлеб или как золото и серебро, разжигаемое в горниле»[254]254
  Мученичество Поликарпа Смирнского. // Писания мужей апостольских. Рига, 1994. С. 388.


[Закрыть].

В этом замечательном описании наглядно обнаруживает себя вывод, определяемый всем смыслом евангельского учения о пастырстве: как евхаристическая жертва подразумевает собой жертву Голгофскую, так евхаристическое служение пастыря подразумевает собой необходимо лежащую в основе пастырского настроения жертвенность. Это служение и внутренняя готовность к нему должны определять собой все остальные внешние порядки жизни пастыря. Эта жертвенность и есть то единственное (вспомним апостола Павла), что пастырь может и должен приложить к дарам священства, через него созидающим Церковь.

Вопросы к параграфу:

1. Как служение Евхаристии связано с внутренним устроением пастыря?

2. Что говорит об этом святитель Григорий Богослов?

3. Раскройте связь Голгофской и евхаристической жертвы в жизни пастыря.

Евхаристию и пастыря связывает и еще одно очень важное звено – храм. Евхаристия, как известно, обязательно совершается в храме. Священник по своем рукоположении указом правящего архиерея назначается клириком такого-то храма, иными словами, приписывается не к приходу, а непосредственно к храму. Все это заставляет и нас обратить внимание на возникающую здесь связь и вообще на значение и место храма в пастырском служении, а поскольку это служение является церковным, постольку и на внутреннюю связь храма и Церкви.

Одним из первых на эту связь указал преподобный Максим Исповедник в своей «Мистагогии», а святой Николай Кавасила сделал в этом отношении важный шаг вперед, представив храм действенным участником богослужения. Рассуждая о таинстве Миропомазания, он обращает внимание на то, что будучи при освящении помазаны (также как и мы) миром, храмы в прямом смысле слова делаются «помазанниками» и как таковые содействуют нам в Таинствах: «Поелику же Спаситель вначале совершил ее (жертву) сими двумя: приим, сказано, хлеб и благословив его рукою, то и мы должны искать и руки и слова; слова же произносит священники и они бывают действенны, как бы Он Сам повелевал, ибо, сие творите, сказал Он, в Мое воспоминание, а вместо руки имеет силу миро… Ибо для первых священников [апостолов] жертвенником служили руки, а для преемников их чрез них же устроил Христос тайнодейственные домы»[255]255
  Николай Кавасила, св. Церковь. Христос. Богородица. М., 2002. С. 76.


[Закрыть].

Параллельно с чисто богословским осмысление сакрального статуса и назначения храма раскрывалось и через систему его внутренних росписей. В русской традиции этот процесс завершился созданием высокого иконостаса. Воспринимаемый сегодня нередко как преграда между алтарем и храмом, клириками и мирянами, на самом деле иконостас был призван не столько сокрыть, сколько раскрыть смысл совершающегося, выполняя тем самым двоякое назначение всякого богослужебного символа, обнимающего собой Таинство. Действительно, всмотревшись в высокий иконостас, мы заметим, что прочитанный сверху вниз он представляет нам если не важнейшие события, то важнейших этапы, важнейших действующих лиц Священной истории, изображенных в хронологической последовательности: от патриархов верхнего ряда, через пророческий, праздничный и деисусный ряды вплоть до местного нижнего ряда, связанного непосредственно с посвящением конкретного храма, в котором собирается приходская община сегодня. Таким образом, и Церковь небесная, и Церковь земная зримым образом присутствуют в храме, который силою благодати Божией является духовным и мистическим средоточием церковной жизни.

Окончательно же учение о храме, раскрывающее указанную мысль, было разработано русскими святыми, прежде всего святителем Филаретом Московским, святителем Феофаном Затворником, святым Иоанном Кронштадтским.

Согласно этому учению, храм не есть изобретение человеческое – сам Бог желает храма, чтобы связать с ним Свое особое присутствие в Церкви. Он повелевает создать храм не невместимому существу Своему, но Своему Богомощному имени, через которое и присутствует в храме («не существом, но действием»[256]256
  Филарет Московский, свт. Слова и речи. Т. 4. С. 14.


[Закрыть]), и именно в силу этого «каждое слово Священного Писания, каждое слово Божественной литургии, утрени и вечерни, каждое слово священно-таинственных молитв и молитвословий имеет в себе соответствующую ему и в нем заключающуюся силу, подобно знамению Честного и Животворящего Креста. Такая благодать присуща каждому церковному слову, ради обитающего в Церкви ипостасного, вочеловечившегося Божия Слова, Которое есть Глава Церкви»[257]257
  Иоанн Кронштадтский, св. Избранные сочинения. Проповеди. Материалы. С. 307.


[Закрыть].

Храм вмещает в себя Церковь и называется церковью, поскольку существует не для себя, но для Церкви, в силу чего описанная в Библии судьба храма ветхого Иерусалима, совпадает с судьбой ветхого Израиля. Жизнь народа «благословляется и освящается»[258]258
  Филарет Московский, свт. Слова и речи. Т. 4. С. 143.


[Закрыть] храмом, но преумножение народных беззаконий оскверняет и разрушает храм.

Будучи мистическим вместилищем Вселенской Церкви, видимо для нас храм вмещает в себя приход, общину, которая, будучи «единицей» церковной жизни, имеет все, что имеет Церковь («и истину слова, и благодать таинств и общение с Богом во Христе Иисусе»[259]259
  Феофан Затворник, свт. Толкование Послания апостола Павла к Ефесянам. М., 2004. С. 255.


[Закрыть]), и в которой «священник с присущими представляет и совмещает в себе всю Церковь»[260]260
  Феофан Затворник, свт. О различных предметах веры и жизни. М., 2007. С. 318.


[Закрыть]. В этой малой Церкви, так же, как и в большой, установлены три вида деятельности: посты для телесных подвигов, благотворительность – для душевных, непрерывная молитва – для духовных, но главное – евхаристическое собрание в храме для принесения бескровной жертвы, которая «непрерывно стоит в Церкви, соединяя небо и землю»[261]261
  Феофан Затворник, свт. О различных предметах веры и жизни. М., 2007. С. 571.


[Закрыть], так как все, что совершается в одной частной Церкви, принадлежит всей Церкви, а «жертва бескровная Господом Иисусом Христом приносится, яко Главой Церкви, со всеми христианами, и живыми, и умершими»[262]262
  Феофан Затворник, свт. О различных предметах веры и жизни. М., 2007. С. 571.


[Закрыть].

Таково значение храма, который, как замечает святитель Филарет, будучи на внешний взгляд лишь делом человеческих рук, сооружением, составленным из «камней, древ и металлов», – на самом деле есть «не иное что, как дом Божий, и врата небесные (Быт. 28:17) ‹…› святилище Божие, новосозданное силою тайнодействия»[263]263
  Филарет, митрополит Московский, свт. Слова и речи Т. 1. С. 262.


[Закрыть].

Вопросы к параграфу:

1. Почему святитель Николай Кавасила считал храм участником таинства?

2. Как учил о храме святитель Филарет?

3. Каким образом храм связывает между собой Вселенскую Церковь и приходскую общину?