Текст книги "Побратимы"

Чаще всего люди жаловались на отсутствие или недостаток важнейших вещей и питания[380]380
  Там же. Л. 158.


[Закрыть]. Жители Ленинграда и другие эвакуированные граждане могли приобрести одежду и обувь несколькими способами. Во-первых, бедные нуждающиеся граждане могли получить бесплатную одежду и обувь от властей. После визита социального работника власти принимали решение. За лето 1942 г. в Череповце социальные работники из горисполкома изучили жизнь 74 семей эвакуированных граждан, часть семей получили деньги, одежду, обувь, дрова, питание[381]381
  ЧЦХД. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 488. Л. 33.


[Закрыть]. Во-вторых, работники ремонтных мастерских по решению горисполкомов были обязаны по сниженным ценам починить старую одежду и обувь эвакуированных жителей[382]382
  Там же. Д. 470. Л. 21; ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 2. Д. 3. Л. 66.


[Закрыть]. В-третьих, возможен был вариант приобретения подержанных вещей в магазинах по сниженным ценам – в Череповце и Вологде предлагали недорогой трикотаж, обувь, швейные изделия[383]383
  Там же. Л. 33.


[Закрыть]. Блокаднику можно было купить талоны на одежду и обувь в эвакопункте и затем обменять их в магазине на нужный товар. В Вологде торговой организацией Волгорторг для всех эвакуированных граждан был создан специальный фонд, в котором, по сведениям переселенческого отдела, можно было приобрести сезонную одежду и обувь: женские платья из хлопка, ткани, обувь и мужские брюки, валенки и овчинно-шубные сапожки, трикотаж и шерстяную ткань[384]384
  Там же. Л. 84.


[Закрыть]. Сохранились сведения о ценах на разные товары, которые продавались эвакуированным гражданам по талонам в магазинах Череповца в первом полугодии 1943 г.[385]385
  ЧЦХД. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 488. Л. 36.


[Закрыть] Это время, когда массовая эвакуация завершалась и блокадники обустраивались на новом месте. Каждый нуждающийся гражданин мог получить от государства денежное пособие в указанном размере[386]386
  Там же. Л. 25.


[Закрыть].

Наибольшим спросом пользовалась обувь. На сумму единовременного пособия каждый мог приобрести в магазине поношенные валенки, несколько пар носков, поношенное нижнее белье, верхний трикотаж, мужские брюки или старое одеяло. Пара спортивной обуви стоила 8 руб. – это один из самых дешевых товаров в магазине. Некоторые женские вещи стоили дешевле мужских. Самой дорогой была верхняя одежда – стоимость мужских и женских пальто достигала 100 руб., но и эти товары, несмотря на высокую цену, пользовались некоторым спросом – за полугодие были проданы 84 пальто. Ни в одном источнике не сохранилось и не могло сохраниться сведений о количестве наличных денег у каждого блокадника. Материальное положение каждого человека в силу ряда обстоятельств было различным. Люди, получающие материальную помощь, были бедны и покупали только предметы первой необходимости. В то же время в Вологодскую область приезжали и довольно состоятельные граждане, о чем свидетельствует количество проданных дорогих вещей. В архивных фондах сохранился один интересный документ, который, на первый взгляд, подтверждает гипотезу о значительном социальном неравенстве эвакуированных граждан – это список вещей умерших, которые передавали в камеру хранения вокзала, составив опись. После проведения комиссией оценки их передавали бесплатно самым нуждающимся[387]387
  Там же. Ф. Р-1079. Оп. 1. Д. 2. Л. 242.


[Закрыть]. По этим спискам у некоторых умерших граждан числится лишь одно одеяло, у других же перечень занимает целую страницу. Однако из этого документа нельзя делать вывода о значительном различии в материальном положении блокадников – отправляясь в эвакуацию, в спешке человек мог оставить бо́льшую часть вещей дома. Кроме того, если учесть тяжелое физическое состояние блокадников, то сразу становится понятно, что многие люди, спасая свои жизни и жизни своих родственников, не очень заботились о личных вещах. В то же время нельзя отрицать, что определенное материальное различие существовало.

Важнейшей социальной проблемой ленинградцев, приезжающих в чужие места, являлся жилищный вопрос, решить его пытались различными способами. Некоторые жители Ленинграда в силу жизненных обстоятельств оставались временно и позднее рассчитывали уехать в тыл. Городские власти предоставляли таким людям комнату в общежитии. По документам эвакопункта, в Череповце в 1941 г. функционировало одно общежитие для размещения эвакуированных граждан с 23 комнатами, где свободных мест не было. Зимой 1941/42 г. открыли еще одно общежитие на 100 мест[388]388
  Там же. Л. 23.


[Закрыть]. В Вологде ситуация с временным жильем складывалась по-другому – в городе останавливалось больше людей и помещений для общежитий было больше. По решению горисполкома уже осенью 1941 г. начали строить пять новых общежитий вместимостью 90–100 чел. и четыре деревянных дома с печным отоплением (по 10 квартир в каждом). Планировалось закончить строительство в короткие сроки. Из-за проблем с финансированием первоначальные планы не были реализованы[389]389
  ГАВО. Ф. Р-366. Оп. 1. Д. 1188. Л. 46, 47, 111.


[Закрыть]. Весной 1942 г. эвакуированные жители были размещены в восьми зданиях, а также занимали три комнаты в одном здании[390]390
  Там же. Л. 38.


[Закрыть]. К 1943 г. в Вологде построили еще три деревянных дома для эвакуированных граждан, и временным жильем они были обеспечены[391]391
  Там же. Д. 1207. Л. 154.


[Закрыть].

Сохранился колоритный документ – правила внутреннего распорядка для лиц, проживающих в общежитии. В общежитии человек мог проживать не более 5 суток, срок проживания мог продлить только начальник эвакопункта, если были особые обстоятельства. В общежитие можно было заселиться только после прохождения санитарной обработки, имея при себе паспорт и удостоверение эвакуированного гражданина. Каждый жилец мог получить чистый комплект белья и обед по талонам в строго установленное время. В общежитии действовал комендантский час: вход был открыт с 8 до 23 часов. Каждый постоялец должен был соблюдать чистоту и порядок во всех помещениях, беречь имущество и быть вежливым. Категорически запрещалось менять комнату размещения, спать в верхней одежде и обуви, содержать животных и вносить легковоспламеняющиеся материалы, распивать спиртные напитки. Для курения были предусмотрены специальные места. За нарушение этих предписаний жильца выселяли. После окончания срока проживания жилец сдавал комнату и белье уборщице, получал документы и личные вещи, оставленные на хранение. В случае появления претензий гражданин мог написать отзыв в книгу, где через несколько дней ему писали ответ[392]392
  ЧЦХД. Ф. Р-1079. Оп. 1. Д. 2. Л. 115–117.


[Закрыть]. Эти правила являлись нормой мирного времени, и составители не учитывали экстремальные условия войны. Отсутствие достаточного финансирования, хаос и неразбериха военного времени и, как следствие, отсутствие должного контроля за содержанием помещения и поведением жильцов приводили к негативным последствиям. Сведений об уголовных преступлениях и правонарушениях в источниках не зафиксировано, но комиссия, проводившая обследование помещений общежитий, нашла много других недостатков. Общежитие № 2 в Череповце осматривали сразу после открытия зимой 1942 г. В помещении было грязно, валялись разбитые стекла и мусор. Территория вокруг здания загрязнена отходами. Большинство комнат были свободны. Жильцы проживали в общежитии не 5 дней, а по 1–2 месяца. Некоторые граждане не мылись с даты приезда – не было возможности[393]393
  Там же. Л. 91.


[Закрыть]. На обороте акта обследования любопытная оправдательная запись, сделанная начальником эвакопункта. Суть ее в следующем: здание было загрязнено еще воинской частью, располагавшейся в нем ранее, люди не мылись только один месяц, а не два, так как общежитие открылось только месяц назад[394]394
  Там же. Л. 115–117.


[Закрыть]. Возможно, оправдания начальника эвакопункта можно было учесть, но через месяц комиссия прибыла с повторным обследованием и обнаружила новые проблемы: отсутствие тепла и электричества (для освещения использовались керосиновые лампы), грязные туалеты, недостаток посуды[395]395
  Там же. Л. 59–60.


[Закрыть]. Обследовав общежитие № 1, комиссия не составляла подробного акта, но приняла решение переселить часть жильцов в общежитие № 2[396]396
  Там же. Л. 18.


[Закрыть]. Вероятно, санитарная ситуация в первом общежитии была еще хуже. Таким образом, правила внутреннего распорядка в условиях военного хаоса остались на бумаге.

Актов обследования общежитий в Вологде среди документов военного периода не сохранилось. Некоторые жители Ленинграда, временно останавливающиеся в городе, писали отзывы: «В апреле – мае месяцах, находясь длительное время в общежитии эвакопункта гор. Вологда, в результате хорошего лечения, усиленного питания и внимательного обслуживания восстановили свое здоровье доктор филологических наук профессор Ленинградского института языка и мышления имени Марра Николай Владимирович Измайлов… профессор истории народов СССР Михаил Николаевич Мартынов… и многие другие лучшие люди героического города Ленина»[397]397
  ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 2. Д. 3. Л. 35.


[Закрыть]. Однако только на основе таких отзывов нельзя делать выводы о санитарном благополучии общежитий в Вологде.

Некоторые люди, желающие остаться на долгий срок в городах Вологодской области, подавали заявления о предоставлении жилья в горисполкомы[398]398
  ЧЦХД. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 488. Л. 26.


[Закрыть]. Таких людей было немного. За период с середины мая до середины июля 1942 г. в Череповце ленинградцами было подано 61 заявление, из них 40 чел. получили квартиру[399]399
  Там же. Л. 34.


[Закрыть] – показатель неплохой.

Вопросы с жильем решались индивидуально из-за небольшой численности приезжающих лиц. Блокаднице Татьяне Старостиной и ее родственнице Анне разрешили жить вместе с больной матерью и другой родственницей Лидией в госпитале в Вологде[400]400
  Точно родственную связь между Татьяной Старостиной, Анной и Лидией установить не удалось.


[Закрыть]. Старостина передает в дневнике свои мрачные впечатления от жизни в госпитале, из которых становится ясно, что человек, прожив некоторое время в блокадном Ленинграде, так и не смог адаптироваться к тяжелым условиям военного быта: «Три-четыре первых дня на Льнострое мои дни и ночи проходили в жестокой борьбе за жизнь мамы и Лидии. Завтрак, обед, ужин: очереди, давка, соприкосновение с людьми, потерявшими облик человеческий (во вшах, провонявшие испражнениями, их пускали в столовую без всякой санитарной обработки), долгое сидение за столами и ношение еды наверх в комнату сменялось хождением за кипятком, ночными бдениями над мамой, стиркой одежды Лидии… Всюду приходилось почти красть»[401]401
  Старостина Т. Указ. соч. С. 128.


[Закрыть]. По сути, Татьяна и Анна исполняли роли медицинских сестер при своих родственниках. После приезда переселенцев, нуждающихся в лечении, их выселили из госпиталя в барак (общежитие), в котором условия проживания также, по мнению автора, были далеки от комфортных: «После колебаний мы въезжаем в боковую комнату, с маклаком в придачу. Нас живет 9 человек… В комнате холодно, грязно – нам не вымыть, а уборщицы не моют, веник надо ходить выпрашивать у хозяйственных соседей… Дрова, торф привозят к дому, все расхватывают. Кто сильнее, у того тепло. Запасаем под кроватями в углах. Топит Саша, варим гречневый концентрат, полученный в Жихареве (пшенный выменяла на хлеб у красноармейцев на станции)»[402]402
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. Взгляд Татьяны Старостиной на ситуацию вполне ясен – автору, представителю молодой ленинградской интеллигенции, казалось диким жить по законам военного времени, когда нужно было действовать на правах силы, с боем забирать материальные блага, опережая остальных, не могла принять такое поведение даже для собственного выживания.

Распространенным способом решения жилищного вопроса, предполагающим установление тесных социальных контактов с местным населением, являлась практика подселения приезжих людей к городским и сельским жителям[403]403
  ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 2. Д. 3. Л. 132.


[Закрыть]. Власти в условиях дефицита свободных жилых помещений поощряли подобную практику, а местное население не было равнодушным к судьбам бывших блокадников. Несмотря на все тяготы военной жизни, выражающиеся в первую очередь в недостатке материальных средств и отсутствии основного кормильца в семье, местное население проявляло заботу, гостеприимство, радушие по отношению к приезжающим незнакомым людям. Это подтверждается многочисленными примерами из дневников и воспоминаний как жителей Вологодской области, так и самих ленинградцев. Череповчанка Нина Александровна Махова вспоминает: «Эвакуированные шли и просились жить. У нас жили 2 женщины (одна умерла). Их шли сотни – по улице Новой и Максима Горького. Одну сами хоронили – возили на кладбище. Каждый дом по 1–2 человека брали к себе»[404]404
  Интервью череповчанки Н.А. Маховой (записано Ф.В. Копыловым 02.04.2012).


[Закрыть]. Другая жительница Череповца Степанида Голубева, у которой было четверо детей, приняла к себе домой эвакуированную женщину с двумя детьми[405]405
  ЧЦХД. Ф. Р-363. Оп. 2. Д. 99 [Подшивка газеты «Коммунист» за 1985 год (январь – июнь). № 89. 8 мая 1985 г. С. 2].


[Закрыть]. У другой череповчанки было двое детей, но она приняла к себе в дом двух женщин, одна из которых была беременной, а у другой уже было двое детей[406]406
  Там же.


[Закрыть]. Совсем молодая блокадница со своей матерью и сестрами была эвакуирована в Череповец. Мать умерла после приезда, и девочки остались одни, в Череповце им повстречалась незнакомая взрослая женщина с детьми, которая приютила их у себя. Спустя годы в своих воспоминаниях блокадница выразила слова благодарности: «Если бы нам в Череповце не встретилась Анна Михайловна Ильичева, я не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь. Эта женщина на санках перевезла нас к себе домой, и она же сама похоронила маму. Анна Михайловна вы́ходила нас, обогрела, чем могла поддержала в эту трудную зиму. А ведь, кроме нас, у нее было трое своих детишек. Нет слов, чтобы передать Анне Михайловне благодарность за наши спасенные жизни»[407]407
  Там же.


[Закрыть].

О подселении и хорошем отношении местных жителей пишет и Елена Скрябина – автор, в воспоминаниях которого картина жизни блокадника в Череповце представлена в негативном свете. Вначале Скрябина повествует о заселении в характерном для нее стиле: «Наконец, появилась Гаврилова. Сообщила, что нашла какую-то комнату. Отправились по темным узким улицам окраины. Хозяева этого жилища встретили нас угрюмо. Оказалось, что здесь больше всего боятся ленинградцев, потому что все они больные и голодные… Так и наши хозяева, у которых кладовая была полна продуктов, вряд ли пошли бы в чем-либо навстречу»[408]408
  Скрябина Е. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть]. Прожив несколько дней в этой квартире, Скрябина несколько изменила отношение к хозяевам и высказывается о них уже иначе: «Наш суровый хозяин немного оттаял – приглашает по вечерам к самовару. Конечно, можно рассчитывать только на кипяток, но и то славу Богу. Вдвойне теплее – от кипятка и сочувствия»[409]409
  Там же. С. 155.


[Закрыть]. Вполне вероятно, что некоторые люди действительно не доверяли незнакомым переселенцам, что вполне естественно. Однако, даже несмотря на это, их приняли у себя в доме и стали оказывать небольшую помощь.

Одна из бывших студенток вологодского училища РУ-3, в котором готовили по рабочим специальностям (рулевые, мотористы, слесари и др.), так вспоминала о первой встрече с блокадниками: «Однажды зашел в класс завуч Хрусталев и сообщил: “В Вологду прибыл очередной поезд с эвакуированными из Ленинграда”. Прибыла большая группа ребят, которых управление профтехобразования распределит по училищам для дальнейшей учебы. У нас в училище ребят тепло встретили, разместили в общежитии, накормили, одели в форму. Время лечит. Потихоньку их сердца оттаяли от всего пережитого, утраты родных»[410]410
  Нестерова А. О друзьях-товарищах // Вологодские новости. 2009. № 8. С. 26.


[Закрыть]. Далее в воспоминаниях Нестерова пишет, что к блокадникам в учебном заведении не было никакого отчуждения: представительница эвакуированного театра организовывала самодеятельность, а ленинградцы участвовали в мероприятиях, играли на музыкальных инструментах и пели песни[411]411
  Нестерова А. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть]. Жители Ленинграда с добротой относились к вологжанам, которые помогали местным властям встречать их на вокзале: «Помню, один ленинградец настоятельно просил мою фотокарточку, обещал нарисовать портрет, а я отказалась, не было времени. Мария Алексеевна дала ему свое фото. Действительно, он нарисовал ее портрет с благодарственной надписью»[412]412
  Цит. по: Акиньхов Г.А. Эвакуация: Хроника. С. 9.


[Закрыть].

Взаимоотношения между блокадниками и населением Вологодской области не всегда складывались хорошо. Население, приезжающее в регион и местные жители по национальному составу были относительно однородными – по этой причине серьезных межнациональных разногласий не было. Непонимание и конфликты иногда возникали на бытовом уровне из-за материальных благ, в которых ощущался острый дефицит. Татьяна Старостина, не принимающая поведения большинства в условиях войны, дала однозначную эмоционально окрашенную оценку жителям Вологды: «Население воровливое, недоброжелательное к “засранцам”, сиречь ленинградцам, но все, кто имеет отношение к эвакопункту, живут за счет эвакуированных ленинградцев – едят сами, воруют государственное – вещи берут, деньги, хлеб вымогают под предлогом всяческих услуг (принести воды, дров, затопить печь – ленинградцы либо не умеют, либо не в состоянии двигаться)»[413]413
  Старостина Т. Указ. соч. С. 128.


[Закрыть]. Всех жителей, имеющих отношение к эвакопункту, без исключения Старостина охарактеризовала как воров и приспособленцев. В ее характеристике есть определенная доля истины – действительно воровство было распространенным явлением в то время, в условиях тотального дефицита. На заседаниях горисполкомов рассматривались случаи, когда некоторые люди в силу специфики своей работы в сфере общественного питания имели доступ к продуктам и совершали кражи, питались за счет клиентов столовых и буфетов[414]414
  ГАВО. Ф. Р-366. Оп. 1. Д. 1222. Л. 104–105; Д. 1223. Л. 180–181; ЧЦХД. Ф. Р-7. Оп. 5. Д. 63. Л. 58; Д. 69. Л. 175–176.


[Закрыть], воровали продовольственные карточки[415]415
  ГАВО. Ф. Р-366. Оп. 1. Д. 1210. Л. 108.


[Закрыть]. Начальник 1-го госпиталя для эвакуированных в Вологде Лидия Соломонова выявила, что ее сотрудники воруют у пациентов кольца и другие ценности[416]416
  Акиньхов Г.А. Эвакуация: Хроника. С. 51.


[Закрыть]. После наблюдения и обысков воров удалось обнаружить. В госпитале провели показательный судебный процесс, на котором двух медсестер приговорили к одному году лишения свободы. Случаи воровства, как пишет Соломонова, прекратились[417]417
  Там же.


[Закрыть]. Оправдывать подобные факты даже в условиях военного дефицита и голода сложно. Сами эвакуированные граждане находились в тяжелом положении. Татьяна Старостина в другом месте своего дневника пишет, что «всюду приходилось почти красть»[418]418
  Старостина Т. Указ. соч. С. 128.


[Закрыть], однако негативно воспринимает и не может понять «приспособленчество» и воровство местного населения. Таким образом, во время войны взаимоотношения между местным населением и ленинградцами складывались неоднозначно. Иногда возникали конфликты на бытовом уровне, но, с другой стороны, многие жители региона проявили гуманное отношение, сочувствие к блокадникам и, невзирая на собственное положение, оказали помощь в обустройстве на новом месте.

У людей, переживших блокаду и эвакуацию в сложных условиях, оказавшихся в чужом месте без уверенности в завтрашнем дне, а в некоторых случаях и потерявших близких людей, психологическое состояние было удрученным. Как уже было отмечено, в психике больных блокадников работники эвакопункта и врачи видели определенные отклонения. Люди, которые были относительно здоровыми или выздоравливали в физическом отношении, морально выглядели подавленными. По свидетельствам современников, эвакуированные были безразличны к тем вещам, которые не касались их непосредственно: «В больнице полно больных, большинство которых интеллигентные люди – инженеры, педагоги, студенты, а между тем никого из них не интересует, что происходит на фронтах. Может быть, постоянные думы о своей судьбе или голодное отупение приводит к потере интереса ко всему, происходящему за порогом больницы»[419]419
  Скрябина Е. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].

Сосредоточенность на себе и собственных проблемах, моральная подавленность были настолько велики, что некоторые редко и без особого беспокойства вспоминали о своих родственниках: «Насколько нам было все безразлично, свидетельствует хотя бы тот факт, что папе только 12 февраля послала телеграмму, а открытку еще позже»[420]420
  Старостина Т. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть]. В другом месте: «…где-то живет папа, идет война, но мы живем в пределах комнаты, столовой и говорим только об отъезде. О папе мы говорим, о Саше тоже, но трогают они нас очень мало, как будто души нет, и мы чувствуем только себя. Страдать за далеко оставленных не хватает сил»[421]421
  Там же.


[Закрыть]. Такое отношение следует рассматривать как частный случай – другая жительница Ленинграда во время эвакуации была разлучена с собственным сыном, которого оставили в госпитале, и всеми силами пыталась его отыскать, не взирая на собственные проблемы[422]422
  Скрябина Е. Указ. соч. С. 151.


[Закрыть].

Елену Скрябину как чувствительного интеллигентного человека удручала обстановка неприветливого Череповца, жизненные проблемы, равнодушие людей, хотя на самом деле некоторые люди, по ее же свидетельству, оказывали помощь. Скрябина пережила шесть месяцев блокады, но так и не смогла привыкнуть к невзгодам военной жизни: «Вдвоем с маленьким Юриком мы затеряны в чужом городе. Не дают покоя постоянные думы о судьбе Димы (сына, оставленного в госпитале. – Ф. К.) и заботы о больных старушках. А ко всему этому издевательское, бездушное отношение людей, в руках которых сегодня наша судьба»[423]423
  Там же.


[Закрыть]. Для Татьяны Старостиной радостью в этой тяжелой повседневности стала встреча с человеком из прошлой, относительно благополучной жизни – знакомым из института: «Здесь размякнет любое сердце. Чему я рада – встрече, взволнованности своей и чужой или этому кусочку хлеба моего нового друга, его братски предложенным 300 рублям? Я счастлива всем этим вместе. Это встряска моральная»[424]424
  Старостина Т. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть].

Люди, эвакуированные из Ленинграда в Вологодскую область, находились в неопределенном положении. С одной стороны, они переехали и тем самым избежали опасности быть убитыми или захваченными в плен противником, опасности умереть от голода или болезни в блокадном городе. С другой стороны, условия жизни в Вологодской области не были комфортными из-за плохого материального обеспечения, антисанитарии, отсутствия собственного жилья. По понятным причинам до снятия блокады реэвакуироваться большинство не хотело и не могло. Исходя из этого, некоторые блокадники пишут, что они не хотели оставаться в регионе и желали при первой же возможности уехать в тыл. У людей возникло представление, что в другом месте жизнь комфортнее. Татьяна Старостина жила в Вологде и часто просила у местных властей разрешения на выезд, но при этом сама высказывала сомнения в дневнике о том, что в тылу ее жизнь будет лучше[425]425
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. В феврале 1942 г. в Вологде появился предприимчивый человек по фамилии Гуревич, к которому Старостина не испытывала доверия. Гуревич организовал набор врачей, научных работников и других представителей интеллигенции, включая Старостину, которые благополучно выехали из Вологды[426]426
  Там же. С. 130–131.


[Закрыть]. Несмотря на скепсис по поводу перспективы жизни в тылу, Старостина была очень рада отъезду из Вологды: «7 марта. День отъезда с Льностроя (район Вологды. – Ф. К.) и день погрузки. Этот день помнится как никакой другой. Иные дни жизни на Льнострое слились в единый поток ощущений и все…»[427]427
  Там же. С. 131.


[Закрыть]. Старостина была эвакуирована на Урал.

Люди, которые не хотели уезжать и рассчитывали остаться в области на длительный срок, нуждались в трудоустройстве. Весной 1942 г., по данным Переселенческого отдела, в Вологодской области проживали 72 167 трудоспособных граждан, из которых было трудоустроено 80,5 %[428]428
  ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 2. Д. 3. Л. 21.


[Закрыть]. Согласно справке о работе с эвакуированными гражданами, составленной сотрудниками Переселенческого отдела, на 10 декабря 1942 г. численность всех эвакуированных граждан в Вологде составляла 4429 чел., в Череповце – 4035. Трудоспособными из них являлись 67,2 и 42,9 % соответственно. К концу 1942 г. в Череповце работало 76,5 % всех трудоспособных, в Вологде – 30,7 %. К лету 1943 г., когда эвакуация уже была завершена, 80 % трудоспособных эвакуированных граждан получили работу[429]429
  Там же. Л. 132.


[Закрыть]. По данным Переселенческого отдела, к неработающим трудоспособным гражданам в первую очередь относились матери с маленькими детьми. Для этих людей по закону были предусмотрены выплаты пособий[430]430
  Там же. Л. 21.


[Закрыть].

Из-за малочисленности эвакуированных граждан, оставшихся жить в Вологодской области, проблема трудоустройства была не такой серьезной. Кроме того, блокадники в городах Вологодской области, как правило, оставались поодиночке, без привязки к определенным предприятиям, организациям. По роду занятий среди эвакуированных специалистов значительное число составляли учителя, бухгалтеры, счетоводы, портные, плотники[431]431
  Там же. Л. 115.


[Закрыть]. По данным Переселенческого отдела, весной 1942 г. эвакуированные граждане в области были трудоустроены в следующих сферах: сельское хозяйство (колхозы, совхозы, МТС) – 70,7 %; промышленные предприятия и артели – 11,6 %; ж.-д. транспорт – 1 %; прочие предприятия и учреждения – 16,9 %[432]432
  Там же. Л. 21. (Доля в процентах подсчитана автором на основе данных документов).


[Закрыть]. К 1943 г. соотношение не изменилось[433]433
  Там же. Л. 132–133.


[Закрыть].

В Череповце, по сведениям горисполкома, значительное число эвакуированных женщин работало на швейной фабрике и фабрике обуви, многие при этом являлись стахановками[434]434
  ЧЦХД. Ф. Р-7. Оп. 1. Д. 488. Л. 27, 33.


[Закрыть]. В областной столице, по сведениям Переселенческого отдела, блокадники устраивались на железную дорогу – в частности, для строительства вторых железнодорожных путей, в сферу промышленности, промкооперации и общественного питания[435]435
  ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 1. Д. 13. Л. 13, 73; Оп. 2. Д. 3. Л. 158.


[Закрыть]. Многие эвакуированные жители были задействованы в лесной и деревообрабатывающей промышленности – работали в трестах «Череповецлес» и «Вологдалес», на сокольских бумажных фабриках[436]436
  Там же. Оп. 2. Д. 3. Л. 21.


[Закрыть]. По сведениям В.Б. Конасова, значительную помощь области оказали ленинградские врачи, отличающиеся высоким профессионализмом[437]437
  Конасов В.Б. Указ. соч. С. 142–143.


[Закрыть]. Некоторые ленинградцы вспоминают о своей трудовой деятельности на вологодской земле. Л.А. Железнякова, эвакуированная из Ленинграда в Вологду в марте 1942 г., устроилась на работу на Вологодский паровозовагоноремонтный завод. Она работала на станке по 12 часов в дневную и ночную смены – изготавливала детали снарядов для «катюш». После окончания войны осталась работать в области[438]438
  Акиньхов Г.А. Форпост. С. 92.


[Закрыть]. О.А. Черепанова была эвакуирована с родителями и другими детьми из Ленинграда. Отец остался в Вологде и был размещен в госпитале, Ольга с матерью уехали в Горький, позднее вернулись под Вологду в поселок Молочное. Отец, пролежав восемь месяцев в госпитале, устроился преподавателем в сельскохозяйственный институт – им выделили комнату, в которую удалось въехать только после ремонта[439]439
  Черепанова О.А. Указ. соч. С. 134–151.


[Закрыть]. По данным Г.А. Акиньхова, многие профессора из Ленинграда были задействованы как специалисты по животноводству[440]440
  Цит. по: Акиньхов Г.А. Форпост. С. 96.


[Закрыть].

В сфере культуры работали лишь некоторые из жителей Ленинграда. В Вологодском областном драматическом театре играли артисты, эвакуированные из фронтовых районов[441]441
  Стрельцов В. Необычный ренессанс // Вологодский лад. 2006. № 3. С. 153.


[Закрыть]. В 1944 г. была создана Вологодская областная филармония, первым директором которой, по сведениям В.Б. Конасова, стал ленинградец О.М. Раскин[442]442
  Конасов В.Б. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть]. Основу творческого коллектива составляли артисты, эвакуированные из блокадного города. По сведениям Н. Раевского, Роберт Оганесян, эвакуированный из Ленинграда в младенчестве, впоследствии стал работником филармонии, профессором кафедры музыкальных инструментов ВГПУ, играл на рояле[443]443
  Раевский А. Ленинградцы – вологжане Роберт и Константин // Красный север. 2005. № 72–73. С. 11.


[Закрыть]. Балетный кружок Вологодского Дома пионеров вела преподаватель Ленинградского хореографического училища М. Ф. Роппейто-Дубяго[444]444
  Конасов В.Б. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть].

Из-за отсутствия рабочих мест некоторые «блокадники» уезжали в другие районы и соседние области, молодежь отправляли на учебу. По данным Переселенческого отдела, в 1943 г. эвакуированные семьи уехали из Вологды в Карело-Финскую ССР и Мурманскую область, чтобы участвовать в работах оборонного характера[445]445
  ГАВО. Ф. Р-3105. Оп. 2. Д. 3. Л. 150.


[Закрыть]. Даже после окончания массовой эвакуации в Вологде и семи районах Вологодской области значительным было число нетрудоустроенного эвакуированного населения. В ряде городов люди вынуждены были работать не по своей специальности[446]446
  Там же. Л. 64.


[Закрыть].

За время эвакуации, несмотря на ее преимущественно транзитный характер, на территории Вологодской области некоторое время жили и работали известные и ставшие впоследствии известными ленинградцы.

В январе 1942 г. в Вологду из блокадного Ленинграда была эвакуирована часть семьи Стругацких: Натан Залманович и его сын – будущий писатель-фантаст Аркадий Натанович. Мать и другой сын Борис остались в блокадном городе. Натан Залманович умер от истощения в Вологде 7 февраля 1942 г. в возрасте 50 лет и был похоронен в братской могиле, о чем сохранилась запись в архиве загса. До эвакуации Натан Залманович работал главным библиотекарем Государственной публичной библиотеки[447]447
  Реквием памяти эвакуированных ленинградцев, захороненных в Вологодской области в годы Великой Отечественной войны. Ч. 2. С. 456–457.


[Закрыть]. По неподтвержденным данным, Аркадию Стругацкому оказали врачебную помощь в госпитале и отправили в Чкаловскую (ныне Оренбургская) область[448]448
  Михайлова Н. Последний приют / Газета «Премьер». URL: http://premier. region35.ru/archive/2012/11/np790/s37.html (дата обращения: 18.06.2018).


[Закрыть].

В феврале 1942 г. в Устюжну из блокадного Ленинграда вместе со своей семьей была эвакуирована Елена Васильевна Образцова. В будущем она стала известной оперной певицей, удостоившейся звания народной артистки СССР, являлась солисткой Государственного академического Большого театра и зарубежных всемирно известных оперных театров. К моменту эвакуации Образцовой не исполнилось и трех лет. Ее семья, как и многие другие, жила в эвакуации в очень тяжелых условиях, продукты приходилось воровать, о чем позднее неоднократно вспоминала и сама Елена Васильевна[449]449
  Образцова Е. Ваша земля меня спасала от смерти // Пятницкий бульвар. 2006. № 6. С. 4. О Е.В. Образцовой выходили небольшие публикации в местных периодических изданиях: Головина Н. Как это было // Вперед. Устюжна. 2003. № 85. С. 2; Спивак Т. Я вернусь, чтобы вспомнить военное детство // Губернские новости. 1995. № 2. С. 2, 6.


[Закрыть]. В послевоенный период Образцова приезжала в Вологодскую область с гастролями[450]450
  Спивак Т. Указ. соч. С. 2, 6.


[Закрыть].

В это же время из Ленинграда вместе с матерью по Дороге жизни был вывезен в Вологодскую область Юрий Сенкевич. Будущему известному ученому, путешественнику и ведущему телепередачи «Клуб путешественников» в то время было около 5 лет. Позднее о факте эвакуации в Вологодскую область вспоминал и сам Юрий Александрович. Его воспоминания о военном периоде отрывочны и туманны, но Сенкевич отмечает, что на Вологодчине они с другими родственниками прожили недолго и вскоре с матерью переехали в Кировскую область[451]451
  Сенкевич Ю.А. Путешествие длиною в жизнь // Библиотека Александра Белоусенко. URL: http://belousenkolib.narod.ru (дата обращения: 08.07.2018).


[Закрыть].

21 апреля 1942 г. в Череповец с матерью был эвакуирован Иосиф Бродский, которому на тот момент не было и двух лет. В эвакуации Бродские прожили около года[452]452
  Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. URL: https:// www.e-reading.club/bookreader.php/94234/Losev_-_Iosif_Brodskiii. html#label10 (дата обращения: 19.06.2018).


[Закрыть]. Несмотря на очень малый возраст, у будущего поэта сохранились некоторые впечатления о жизни в Череповце, которые позднее были отражены им в воспоминаниях. Бродские жили в отдельной квартире на улице Ленина. В архивах сохранились две фотографии маленького Иосифа Бродского во время его пребывания в Череповце. Мать знала немецкий язык и устроилась на работу в лагерь для военнопленных, иногда брала сына с собой на работу: «Мы садились с мамой в переполненную лодку, и какой-то старик в плаще греб. Вода была вровень с бортами, народу было очень много. Помню, в первый раз я даже спросил: “Мама, а скоро мы будем тонуть?”»[453]453
  Цит. по: Там же.


[Закрыть] Некоторые биографы Бродского считают верной версию о крещении будущего поэта в церкви под Череповцом[454]454
  Бондаренко В. Бродский – русский поэт. М.: Молодая гвардия, 2015. С. 37–57 [ЖЗЛ (Малая серия)].


[Закрыть].

По сведениям искусствоведа и заслуженного работника культуры РФ В.В. Воропанова, в 1944–1946 гг. в Вологде жил и преподавал в сельскохозяйственном институте ленинградский ученый и коллекционер Г.А. Кук. Ранее Кук и его жена были эвакуированы из блокадного города в Челябинскую область, но к 1944 г. переехали в Вологду, где Кук закончил и в 1946 г. в Москве успешно защитил докторскую диссертацию на тему «Технические основы пастеризации». У семьи Куков из их коллекции картин в Вологодскую областную картинную галерею удалось приобрести 20 графических работ – эти работы приезжают смотреть не только российские, но и зарубежные искусствоведы[455]455
  Воропанов В. Густав Кук: ученый и коллекционер // Красный север. 2009. № 18. С. 6.


[Закрыть].

Процесс реэвакуации населения в Ленинград начался после полного снятия блокады в 1944 г. По данным табл. 3, возвращение населения в Ленинград происходило поэтапно в 1944–1947 гг. Активная реэвакуация началась после окончания Великой Отечественной войны. 26 мая 1944 г. было издано постановление ГКО СССР, согласно которому подлежали возвращению рабочие на заводы Ленинграда[456]456
  ГАВО. Ф. 3105. Оп. 5. Д. 13. Л. 1.


[Закрыть]. С июля 1944 г. был организован процесс реэвакуации. В облисполкоме составлялся список выезжающих людей, в котором указывались личные данные каждого гражданина. После получения пропуска в отделении НКВД начиналась реэвакуация[457]457
  См.: Там же. Д. 13.


[Закрыть]. С рабочими, возвращающимися в Ленинград, должен был ехать сопровождающий[458]458
  Там же. Л. 23.


[Закрыть]. По составленным спискам ясно, что многие рабочие не только реэвакуировались, но и были мобилизованы из разных мест для работы на заводах Ленинграда[459]459
  Там же. Л. 5 и др.


[Закрыть]. В 1944 г. из области людей отправляли для работы на Кировский, Ижорский заводы, предприятия легкой промышленности[460]460
  Материалы об отправке рабочих в Ленинград (служебные записки, списки, телеграммы, запросы): Там же. Д. 13.


[Закрыть]. Летом 1945 г. происходила реэвакуация на текстильные фабрики[461]461
  Там же. Д. 22. Л. 103.


[Закрыть], завод «Электроаппарат»[462]462
  Там же. Л. 242.


[Закрыть]. Осенью 1945 г. началась реэвакуация сотрудников госпиталей для военнослужащих[463]463
  Там же. Л. 180, 277.


[Закрыть], в это же время осуществлялась массовая реэвакуация из различных районов области представителей разных учреждений и организаций[464]464
  Там же. Л. 306, 307.


[Закрыть]. В процессе реэвакуации людей должны были обеспечивать бесплатным транспортом и питанием[465]465
  Там же. Л. 235.


[Закрыть]. Главной целью реэвакуации для государства являлся набор рабочей силы для предприятий Ленинграда. По этой причине одновременно происходил и процесс трудовой мобилизации населения. На 1.7.1947 в области остались 5717 чел., эвакуированных из Ленинграда.