Текст книги "Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 5"

Традиционно активную разведывательную деятельность вела в Сибири и японская разведка. В общей сводке по Сибири ПП ГПУ отмечало в 1922 г., что в связи с выводом своих оккупационных войск из Приморья Япония усиливает разведывательные органы в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), увеличивает штаты военных миссий, организует шпионские базы под видом пушнинных и других коммерческих фирм, которые, в свою очередь, создают на русском Дальнем Востоке и в Сибири свои отделения. Большинство японских коммерческих фирм действовало себе в убыток. Кроме того, японские разведывательные органы в массовом количестве посылали свою агентуру под видом перебежчиков и репатриантов из числа бывших белогвардейцев. Широкое распространение получили также подставы японской агентуры под видом коммунистов, желающих служить «революции и партии».

В марте 1923 г. Омский ГОГПУ предписывал своему уполномоченному по Тарскому уезду «обратить серьезное внимание на подозрительные торговые фирмы и отдельных представителей, прибывающих с востока. Вести разработку на проживающих в уезде китайских и корейских подданных, так как под их маской скрываются японцы, а также эти национальности определенно ведут шпионскую работу в пользу Японии». Во второй половине 1920-х гг. чекистскими органами Сибири были зафиксированы многочисленные случаи сбора разведсведений японскими дипломатами. Причем им удавалось получать не только устные сведения от официальных лиц, но и знакомиться с технической документацией. Так было, например, в случае с получением японскими разведчиками исчерпывающих сведений о построенном через Иртыш в районе Турксиба мосте.

В апреле 1928 г. ПП ОГПУ Сибирского края отмечало, что имеющиеся данные КРО ОГПУ «свидетельствуют о значительной активности японской разведки. Редкое серьезное политико-экономическое событие в жизни Сибири остается без соответствующего внимания с ее стороны». Японский Генеральный штаб по-прежнему интересовали сведения о дислокации войск в Сибири, личном составе и вооружении, порядке проведения мобилизации, количестве паровозов, требующихся для перевозки войск, и т. д. Анализ полученных данных свидетельствовал об агентурном характере ряда сведений. Было установлено, что для сбора разведывательных данных японцы использовали китайцев и корейцев, проживающих в Сибири. Китайская торговля, как это было и до революции, обосновывалась в районе железной дороги, кроме того, различные военные части нередко заключали с китайцами договоры на поставку овощей, стирку белья и другие услуги. Местным чекистским аппаратам предлагалось взять на персональный учет всех японцев. На оперативный учет брались также бывшие белые офицеры, связанные с Маньчжурией, возвратившиеся в СССР служащие КВЖД, специалисты-востоковеды.

Особой страницей в летописи сибирских органов государственной безопасности стала разработка действовавших на территории СССР Союзов китайских и корейских рабочих и возникавших в их среде нелегальных «тайных братств».

Еще в первой половине 1920-х гг. руководство «Союза китайских рабочих», используя свои связи с Коминтерном (многие китайские лидеры участвовали в Гражданской войне на стороне красных), предпринимало неоднократные попытки формирования вооруженных отрядов, целью которых было ведение партизанской войны в Маньчжурии. В 1923 г. после ряда провокаций Коминтерн отказался от деятельности в этом направлении, руководство Китайского союза в Москве было арестовано органами ОГПУ. По сведениям органов госбезопасности эта работа, однако, не прекратилась. Так, ПП ОГПУ по Сибири сообщало окружным отделам в августе 1925 г., что бывшим председателем Союза китайских рабочих Ти Ши Шеном проводится военно-организационная работа в китайских колониях, для чего в Сибирь и Туркестан им направлены специальные агенты-вербовщики.

С конца 1926 г. задачу организации вооруженных отрядов поставил перед своими людьми и некий Пан Фун Мин, бывший хунхуз и командир красного китайского отряда в составе 5-й армии. В своей деятельности они использовали в качестве прикрытия еще действовавшие на местах Союзы китайских рабочих, китайские школы, профсоюзы, международные организации помощи борцам революции. После отказа Коминтерна санкционировать эту работу специфика китайских общин позволила перевести ее на нелегальные позиции. Связные действовали под видом торговцев наркотиками, деньги на вооружение отрядов приобретались из средств, вырученных от контрабандной торговли, игорных притонов. Советскими органами госбезопасности неоднократно отмечались связи китайцев с японскими разведывательными центрами.

Все эти факты подтверждались рядом разработок, осуществленных органами ОГПУ Сибири в середине 1920-х гг. Так, в июне 1924 г. в результате реализации материалов контрразведывательного отделения в отношении Союза китайских рабочих Омским губотделом ОГПУ были арестованы 12 его членов, часть которых в прошлом являлись членами РКП(б). Полученные сведения позволили в процессе следствия вскрыть разветвленную сеть «хунхузо-бандитской» организации, именовавшейся «Тайным братством». В числе арестованных был один из руководителей Союза китайских рабочих и организатор «Тайного братства» в различных городах СССР Ли Кай Цзя. Как выяснилось в ходе следствия, в 1919 г. он организовал убийство пятерых русских крестьян в Славгородском уезде, с 1921 г. являлся содержателем ряда тайногонов, курилен опиума в Омске и Славгороде, занимался торговлей наркотиками. Председатель Славгородского Союза китайских рабочих Лю Би Тан обвинялся в том, что, используя свое положение, выдавал членам шайки фиктивные документы, укрывал их от следствия, производил подлоги в процессе налогообложения китайских торговцев. Кроме того, выяснилось, что еще в 1908–1911 гг. Лю Би Тан участвовал в ограблениях почтовых поездов на Амурской железной дороге. Китаец Ма Фу Тьен участвовал в многочисленных грабежах и убийствах в Забайкалье и на Урале, занимался контрабандной перевозкой опиума из-за границы транзитом через Среднюю Азию.

Арестованы были также содержатель опиумокурилен и руководитель сети распространителей наркотиков Ян Вын Лун; исполнитель смертных приговоров, выносимых «Тайным Братством» в отношении заподозренных в сотрудничестве с органами ОГПУ и милицией, а также китайских торговцев, отказывающихся платить поборы в пользу братства, Чжан Ю Лун и другие профессиональные уголовники. Причем двое из них, согласно имевшимся данным, в 1920-х гг. были замечены в отношениях с японской разведкой.

Согласно заключению ПП ОГПУ по Сибири от 27 сентября 1924 г., дело было передано в Омский губернский суд. Тем временем разработка китайского уголовного элемента в Омске продолжалась.

В частности, чекисты выяснили, что оставшийся на свободе руководитель братства Лан Ун Ду начал работу по подкупу свидетелей обвинения: «Вновь организованная шайка в Ленинске находится под руководством Лан Ун Ду и Ван Ды. Устраиваемые за последнее время картежные игры, сбор со стола идут на пользу заключенных в тюрьме и на оплату разным лицам за ходатайство и содействие». В апреле 1925 г. организацией Лан Ун Ду в Москву был командирован китаец для переговоров со свидетелем обвинения Лю Ван Лином и «привоза его в Омск к 28 апреля, т. е. ко дню суда над Ли Кай Цзя и Ко. Лю ВанЛин… По приказанию братства в своих показаниях на суде, опираясь на подсудимых и подготовленных подставных свидетелей, каковые сейчас инструктируются в даче показаний для суда, должен изменить все свои показания в деле, упираясь на то, что они не соответствуют действительности, так как таковые сотрудниками ГПУ добивались от китайцев угрозами, под дулом револьвера, посредством избиения и т. д. Подставные свидетели готовы и заучивают свои роли на суде. Свидетели инструктируются и проверяются Лан Ун Ду. Согласование слов каждого свидетеля с подсудимым тоже предусмотрено. Каждому подсудимому «роль» его свидетеля передается в Дом лишения свободы, где подсудимый и знакомится с ней, заучивая ее. Последние дни между свидетелями и подсудимыми идет лихорадочная переписка и заучивание ролей. Лан Ун Ду и компания у защиты чуть ли не ночуют, бывают ежедневно, и дело обсуждается со всех сторон… В денежных средствах Ли Кай Цзя приказано братству не стесняться. Братство со своей стороны изыскивает средства торговлей, устройством картежных игр и просто принудительным сбором. Большое внимание уделяется на дачу показаний на сотрудников ГПУ, в особенности на то, что подписанные подсудимыми постановления в ГПУ не были им прочитаны и переведены на китайский язык и что они должны были подписаться под разными угрозами. Все подсудимые великолепно понимают русский язык и владеют им. Переводчик на суд назначен Ли Кай Цзей, каковой должен следить за ответами свидетелей и предупреждать непредусмотренное, посоветовавшись под видом перевода с подсудимыми. Имя переводчика держится в секрете…».

В связи с переходом в 1921 г. к новой экономической политике перед органами ВЧК – ГПУ встали дополнительные задачи по борьбе с различными злоупотреблениями в области экономики. На чекистские органы возлагались наблюдение за порядком сдачи в аренду и концессию отдельных предприятий, контроль за сохранностью и распределением дефицитного сырья и многое другое. Продолжали органы ГПУ и всесторонний анализ и оценку настроений различных социальных слоев населения, их отношения к НЭПу, чего постоянно требовали партийные органы. Так, Омский губком РКП(б) в апреле 1922 г. отмечал в одном из своих писем: «…в этом отношении Госиноформация должна быть особенно внимательной и чуткой. Течение революции заставляет советскую власть прибегнуть к мерам, во многом противоречащим установленным четырехлетним традициям, революционному укладу. Для губкома является необыкновенно важным знание того, как принимаются эти меры различными группами населения». Уполномоченные экономического отделения ГОГПУ вели оперативную работу в торговых, финансовых, кооперативных и других хозяйственных организациях. Одновременно велось освещение деятельности советского государственного аппарата в губернии – губсовнархоза, губпродкома и др. Чекистами выявлялись многочисленные экономические преступления сотрудников госорганов, о недостатках в их работе информировалось партийное руководство. В самом начале своей деятельности ЭКО проделало огромную работу по учету всех хозяйственных единиц на территории губернии, был «учрежден надзор за всеми спецами, занятыми в продорганах и кооперации», введен объектовый принцип обслуживания экономической сферы – оперработников «прикрепили» к отдельным отраслям промышленности. В середине 1920-х гг. эта работа приобрела упорядоченный характер.

С использованием оперативных возможностей отдельные предприятия изучались «по линии наиболее важных их составных частей», велось тщательное наблюдение за их персоналом, состоянием орудий производства, охраны, устраивающимися на работу подозрительными лицами.

Особое внимание на протяжении всего этого периода обращалось на вопросы аренды частными лицами национализированных предприятий, хода государственных заготовительных кампаний, сбора налогов с предпринимателей. Сложившаяся в хозяйстве страны экономическая ситуация, отсутствие топлива, сырья, необеспеченность рабочих заставила советскую власть перейти к сдаче ряда предприятий в аренду частным лицам, в том числе бывшим их владельцам. «Имея ввиду эти условия, – указывал в декабре 1921 г. в одном из циркуляров начальник Омгубчека В.Ф. Тиунов, – мы все же не можем забыть, что даже и сданные в аренду предприятия нас должны по-прежнему интересовать, дальнейшая их судьба должна быть для нас далеко не безразлична». Ряд сведений, полученных оперативным путем, указывал на то, что зачастую предприятия сдавались в аренду явным спекулянтам, которые старались извлечь из них сиюминутную выгоду. В связи с этим получили большое распространение взятки служащим государственных органов, от которых зависело решение вопросов аренды. «Также нужно отметить и то, – сообщал В.Ф. Тиунов, – что в стремлении сдать предприятия тем, кто дает взятки, спецы и другие враждебные нам элементы прибегают к методам наглядного доказательства от противного – не сданные в аренду предприятия почему-то работают плохо, производительность их ничтожна, снабжение рабочих отвратительное, одним словом, создается искусственная картина безысходности предприятия». Наличие злого умысла удалось установить омским чекистам в деле государственного текстильного треста, во главе которого оказался бывший крупный владелец суконных фабрик. С целью разложить суконный трест и получить его обратно на правах аренды, он под разными предлогами завышал годовую смету расходов, отказывался от приема заказов, задерживал поставки сырья, без надобности перебрасывал оборудование из одной фабрики на другую и т. д. Нацеливая омских чекистов на борьбу с подобными явлениями, В.Ф. Тиунов писал, что они должны быть в курсе хозяйственной жизни губернии, знать ее особенности, положение и недостатки, иметь все данные о производительности предприятий, степени их снабженности, контролируя тем самым вопросы аренды. «Своевременная информация поможет воздействовать в случае необходимости на хозяйственные органы и предотвратить те дефекты, кои имеются на наших государственных предприятиях, учась у капиталистов, как надо строить промышленность».

В конце 1921 г. в поле зрения омских чекистов попали вопросы работы местного кооперативного органа – Губсоюза – в связи с заготовкой им пушнины. Было, например, выяснено, что в начале заготовительной кампании Губсоюз выработал такие цены на пушнину, которые значительно уступали рыночным. «Получилась следующая картина, – сообщали чекисты, – сдача самая ничтожная и одновременно бешеная спекулятивная скупка пушнины на рынке, ибо какой же смысл продавцам был нести ее в кооперативные пункты и сдавать вдвое меньше, чем на рынке». Только после того, как было начато расследование, Губсоюз признал факт «бездеятельности правления» и предложил ему выработать новые цены. «Но самый горячий сезон был упущен, наиболее ценное сырье уплыло в руки спекулянтов, которые, выждав время, потом начнут перепродавать его тем же кооперативным органам по ценам двойным и тройным», – указывали омские чекисты. В ходе дальнейшего расследования было установлено, что выработкой кооперативных цен на пушнину занимались несколько сотрудников Губсоюза. Эти же сотрудники «по-совместительству» являлись членами двух «артелей», которые и скупали пушнину на рынке… Злоупотребления в работе кооперативных органов и связанных с ними частных лиц отмечались и в дальнейшем. Так, в феврале 1927 г. в Омске были взяты под наблюдение представители Костромского кустпромсоюза отец и сын Г-ны, которые занимались реализацией произведенных кооперативом серебряных изделий. При проверке выяснилось, что Г-ны имели в Москве частный ювелирный магазин и при заключении сделок от имени кустпромсоюза реализовывали не кооперативные, а свои товары.

Деятельность частного капитала была тесно связана с различными нарушениями существовавшего законодательства. Стремление избежать уплаты налогов вело к различным ухищрениям: сокращению оборотов и укрытию их от налогообложения, ведению двойной бухгалтерии, созданию «негласного компаньонства». Проникая в госорганы, частник искал получения разных авансов и льготных патентов, на которые не имел права. Такого рода нарушения были вскрыты в Омске в комиссионном магазине Лерман, фирмах Еронина, Янкелевича и др.

В середине двадцатых годов специальными циркулярами ЭКУ ОГПУ чекистские аппараты на местах нацеливались на борьбу с «укрывательствами от платежей частных налогоплательщиков и борьбу за искоренение взяточничества налогового аппарата», влекущих за собой недобор налоговых доходов. Так, в августе 1927 г. Омским окротделом ОГПУ были получены сведения, что торговец мануфактурой П. с использованием патента на подставных лиц систематически укрывается от налогов, без лицензии торгует квартирами и валенками. Сведения о недообложении фининспектором П. содержателя столовой Г. привлекли внимание сотрудников ОГПУ к деятельности ряда должностных лиц Ново-Омского горисполкома. В результате следствия чекистами была вскрыта преступная группировка под руководством председателя горисполкома и П., в которую входили другие сотрудники финаппарата.

Важное место в деятельности экономических отделений сибирских территориальных органов ОГПУ занимали также вопросы борьбы с производством и распространением фальшивых денежных знаков. Как отмечало ПП ОГПУ Сибкрая, с января 1926 г. их распространение приняло угрожающие масштабы. В Сибири органами ОГПУ и милицией разрабатывались в тот период 18 преступных группировок, Омский округ назывался в числе десяти наиболее пораженных фальшивомонетническими организациями. В середине 1927 г. местным окружным отделам ОГПУ было предписано брать под свой контроль и руководство все отдельные разработки по фальшивым деньгам, возникающие в уголовном розыске. Был проведен учет всех привлекавшихся в прошлом, даже до революции, фальшивомонетчиков, как отбывших наказание, так и «открестившихся за недостаточностью улик». На учет ставились все задержанные за сбыт фальшивых денежных знаков, даже случайные. В целом в 1923–1925 гг. было выявлено и привлечено к ответственности около двух тысяч фальшивомонетчиков, в том числе в Сибири раскрыто 27 подпольных организаций. С 5-го по 10 февраля 1926 г. в масштабах страны проводились операции, в результате которых удалось задержать 448 крупных валютчиков и фальшивомонетчиков.

В начале 1927 г. правительством были приняты меры по ограничению деятельности частного капитала. ЭКУ ОГПУ, проанализировав имевшиеся в его распоряжении оперативные материалы, пришло к выводу о том, что в большинстве своем «частный капитал имеет жульнический характер, не создает каких-нибудь солидных капиталистических предприятий, торговых и банковских – это рвачи-потребители, которые спекулянтскими или просто мошенническими путями эксплуатируют госбанки и хозорганы». В ориентировке ЭКУ ОГПУ, разосланной на места в марте 1927 г., говорилось, что основным орудием этого капитала являются всевозможные «хищнические методы работы и накопления». Среди факторов, способствовавших этому, назывались недостаточная правовая база, отсутствие оперативности в работе госаппарата и его «гнилые звенья» (подкупы, взятки, комиссионные).

В качестве примера описывалось множество выявленных органами ОГПУ случаев, когда различные финансовые предприятия даже после своего банкротства продолжали получать в государственных банках огромные кредиты. Во второй половине 1927 г. омским окротделом ОГПУ были обследованы предприятия системы кустарно-промысловой кооперации (артели «Скорняк», «Мыловар», «Малоросс», «Веревочник», «Фруктовод») и Первое промысловое кредитное товарищество.

Сведения, полученные омскими чекистами, подтвердили общие закономерности: большинство артелей существовали для прикрытия спекулянтской деятельности, многие из них возникли именно в 1927 г., когда возможности легальной деятельности частника были ограничены.

Сельскохозяйственный характер Омского и Тарского округов определил другое важное направление деятельности местных органов госбезопасности – работу в деревне.

Изменение политики государства по отношению к деревне, вопросам хлебозаготовок, сворачивание новой экономической политики в годы, предшествующие «великому перелому», не могли не отразиться на деятельности чекистских органов. В циркулярном письме «О задачах и постановке работы органов ОГПУ в деревне» ПП ОГПУ по Сибирскому краю отмечало в 1926 г.: «Усложняющаяся обстановка в деревне, ряд новых задач, стоящих перед нами, настоятельно требуют перехода от простой фиксации фактов через информационный аппарат – к методам углубленной разработки и развертывания полностью всей чекистской работы».

В декабре 1927 г. состоялся ХV съезд ВКП(б), вошедший в историю как съезд коллективизации сельского хозяйства. Ситуация в деревне резко обострилась, усугубили ее хлебные затруднения 1927 г., произошедшие вследствие неурожая и засухи в ряде районов страны. Внимание руководства страны в деле обеспечения продовольствием армии и городского населения вновь было обращено на Сибирь. Именно с визитом сюда в январе 1928 г. секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина связывается начало политики коллективизации, широкомасштабных мероприятий по изъятию у кулаков хлебных излишков и «ликвидации кулачества как класса».

27-го и 28 января 1928 г. Сталин принимал участие в обсуждении вопроса о хлебозаготовках на заседаниях бюро Омского окружного комитета ВКП(б), где потребовал применения репрессий к кулакам, затягивающим сдачу хлеба государству. «Если кулаки ведут разнузданную спекуляцию на хлебных ценах, – говорил он, обращаясь к омскому партактиву, – почему вы не привлекаете их за спекуляцию? Разве вы не знаете, что существует закон против спекуляции – 107-я статья Уголовного кодекса РСФСР, в силу которой виновные в спекуляции привлекаются к судебной ответственности, а товар конфискуется в пользу государства? Почему вы не применяете этот закон?» Начальник ЭКО Омского отдела ОГПУ Я.Я. Веверс вспоминал: «Все присутствующие почувствовали себя как-то неловко, кто-то пытался объяснить, что упустили эту статью Уголовного кодекса и т. д. В тот же день во все наиболее хлебные районы округа выехали оперработники окротдела для выявления и репрессирования кулаков, укрывающих хлеб от продажи государству. В Исилькульском, Марьяновском и других районах, расположенных по железной дороге, был арестован ряд скупщиков хлеба из нэпманов. В Одесском районе у кулака Проскурина было изъято свыше 3000 пудов отборной пшеницы. Одновременно началось наступление на частный рынок по продаже муки и зерна… Частный хлебный рынок перестал существовать»…