Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 4"

Сценарии апокалипсиса: Судьба российской государственности в XXI веке

В.Б. ПАСТУХОВ

На заре перестройки академик Н.Н. Моисеев обрисовал современную ему политическую ситуацию как «сумерки России». При этом он затруднился дать ответ на вопрос, являются ли эти сумерки началом исторического заката или, наоборот, предвестником восхода. Тридцать лет спустя мало кто сомневается, что это был закат. Поэтому сейчас вопрос звучит несколько иначе – доживет ли Россия до нового рассвета?

Двухслойное государство

Серьезная политика начинается тогда, когда рушатся легкомысленные надежды. Реакция – лучшее время для раздумий. Добротный, не пустословный либерализм ковался в полумраке келий, за окнами которых бесновались тени ожившего прошлого. Когда нечего больше ждать, Россия может наконец позволить себе сосредоточиться…

Президентские и парламентские выборы в России 2011–2012 гг. стали исторической вехой, обозначившей границу, отделяющую одну политическую эпоху от другой. Россия подводит черту под «блеском и нищетой» двенадцати лет правления Владимир Путина, восстановившего русскую государственность из праха только для того, чтобы в прах же ее и низвергнуть.

Что представляет собою «возрожденное» Владимиром Путиным государство? Ответ на этот вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд. Больше всего современная Россия похожа на то, что обычно называют «неразвитым государством» («underdeveloped state»), для которого характерны правовой произвол, неконтролируемая коррупция и прогрессирующее социальное неравенство. На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство: Россия пребывает в таком состоянии – за редкими периодами исключений – как минимум последние 400 лет.

Неразвитость – это нормальное состояние русской государственности и русского общества. Но при этом для обыкновенного «неразвитого государства» оно слишком «развито». Россия играла и еще продолжает играть по инерции выдающуюся роль в мировой истории. Двигаясь рывками от застоя к революции, она оказалась способна создать культуру мирового значения.

Это заставляет присмотреться к русскому государству в целом пристальнее. Его способность, оставаясь неразвитым, обеспечивать развитие – не случайность. Она во многом обусловлена дуалистической, двухуровневой природой этой государственности. Как справедливо заметил Юрий Пивоваров, на протяжении последних нескольких столетий русское государство существует в двух ипостасях – регулярного (внешнего) и чрезвычайного (внутреннего) государства (см., например: 4, с. 21–28). Слабость институтов первого всегда компенсировалась вездесущностью и силой неформального влияния второго.

Без параллельной власти, этого своеобразного встроенного в повседневное управление «государства в государстве», Россия не только бы не смогла достичь тех исторических высот, на которых она расположилась сегодня, но и вряд ли сохранилась бы в качестве суверенного государства в пределах своих нынешних границ. В России на протяжении нескольких веков чиновники были разделены на когорты, одна из которых (привилегированная) контролировала и направляла работу всей остальной бюрократии. Это и было своеобразным разделением властей «по-русски».

«Внутреннее государство» в России могло принимать разные исторические формы, эволюционируя от опричнины до советской номенклатуры, но во все времена привилегированной когорте были присущи некие общие «сквозные» черты: она напрямую замыкалась на «национального лидера» (как бы он ни назывался – царь, император или генсек), представляя собой прежде всего инструмент его личной власти; она была спаяна определенной идеологией, которая больше напоминала религию; она имела существенные экономические и политические привилегии. Опричником всегда было быть выгодно, почетно и безопасно.

Эта традиционная для России двухуровневая система власти была сломана в конце 80-х годов в ходе горбачевской перестройки, когда был сначала политически «нейтрализован», а потом и уничтожен аппарат коммунистической партии, которая, собственно, и была той самой параллельной властью, на которой испокон веков держалось все в стране. Оболочка же осталась нетронутой – внешнее, никчемное государство продолжало существовать как иллюзорная политическая реальность. На самом же деле без партийного руководства советская бюрократия была недееспособна. Даже «Бентли», если из него вынуть двигатель, превращается в дорогостоящий хлам. А советская государственная машина была отнюдь не «Бентли»…

Удивительно не то, что компартия была уничтожена, а то, что она была уничтожена по ошибке. «Прорабы перестройки» не до конца представляли себе ту действительную роль, которую партийная машина играла как цементирующая сила российской (советской) государственности, и надеялись удержать ситуацию под контролем без ее помощи. Они видели в компартии только препятствие для своих реформаторских замыслов, и вместо опережающей реорганизации пошли на ее фактическое форсированное устранение из политической жизни. Позднее Горбачев признал «запаздывание» с реформой КПСС одной из своих главных ошибок.

Так или иначе, но крах компартии привел к краху всей советской бюрократической системы и всеобщему государственному параличу, последствия которого не преодолены и по сегодняшний день. Но этим дело не ограничилось, и вслед за экономической приватизацией последовала практически такая же молниеносная политическая приватизация. Бесхозная бюрократия недолго оставалась без присмотра. Место «смотрящего», которое ранее монопольно занимала Коммунистическая партия, перешло к бесчисленному множеству свежеиспеченных макро– и микроолигархов, которые в массовом порядке, в центре и на местах, захватывали, словно трофей, и отдельные должности, и целые ведомства.

Власть очень быстро оказалась «разобрана на части» весьма специфическим новым правящим классом, костяк которого составляли отчасти бывшие советские номенклатурщики, отчасти взбудораженные революцией представители интеллигенции и в значительной мере – криминалитет.

К концу 90-х годов криминально-номенклатурная приватизация власти и собственности достигла своего апогея, вследствие чего в обществе возникло обратное движение сопротивления – появился жесткий запрос на восстановление бюрократической системы, к тому моменту практически полностью исчерпавшей себя.

Феноменальная поддержка, которую в то время общество оказало никому не известному Владимиру Путину, объясняется именно тем, что он ответил на этот запрос. Путин осуществил «политическую национализацию» (буквально «отскреб» власть от отдельно взятых олигархов), воссоздал единство бюрократии и восстановил бюрократическую иерархию. Но вместе с тем он воссоздал и ту «параллельную власть», ту порушенную Горбачевым силу, с помощью которой можно было этой системой управлять.

Приступив к созданию своего «спецгосударства», Путин последовательно решил несколько важнейший политических задач, в том числе: осуществил реорганизацию правящего класса; воссоздал номенклатуру; восстановил политический террор как универсальный метод контроля над властью; подвел под вновь созданное им «государство в государстве» собственную экономическую базу.

Реконструкция олигархии . Путин по инерции воспринимается чуть ли не как истребитель олигархов. Однако на самом деле это очень далеко от правды. Он, может быть, и враг отдельно взятых олигархов, но вовсе не враг олигархии. Напротив, мало кто сделал больше для укрепления коллективной власти олигархов, чем Путин. Жертвуя отдельными фигурами, он выиграл партию в интересах нового класса. Пользуясь терминологией Гегеля, можно сказать, что Путин превратил олигархов из «класса в себе» в «класс для себя».

Через 80 лет после сталинской коллективизации Путин проделал нечто подобное с российскими олигархами. По сути, в начале второго срока своего президентства Путин провел скрытую национализацию. Он подчинил себе своенравных олигархов, поставив обладание ими собственностью в зависимость от степени их лояльности власти, а точнее, ему лично. Он изменил психологию этих людей, заставил их признать себя не более чем назначенными управленцами вверенных им государством активов, которые даны под определенные гарантии.

Входной билет в новую олигархию стоил дорого. Во-первых, необходимо было смириться с теневым налогообложением и стать донором многочисленных «черных касс», которые создавались бесчисленными правительственными агентами. Во-вторых, следовало признать соблюдение политического нейтралитета и отказаться от самостоятельной политической активности в качестве conditio sine qua non экономического выживания. Тех, кто не соглашался принять условия, безжалостно изгоняли из русского экономического рая. Поводы преследования Ходорковского, Браудера, Чичваркина и им подобных были разными, но причина у них была одна – выдавливание из бизнеса людей, не принявших новых «коллективных» правил игры. По сути, Путин сумел заставить олигархов подписать джентльменское коллективное трудовое соглашение....

Реорганизация правящего класса – недооцененный подвиг Путина. На решение этой задачи ушло несколько лет. Сегодня мало кто помнит, что, придя к власти, Путин был невероятно слаб, со всех сторон его окружали «постсоветские феодалы», обладавшие не просто огромными деньгами, но и собственными службами безопасности и чуть ли не вооруженными силами. В этом смысле есть нечто общее в положении раннего Путина и молодого Ивана Грозного. Не мудрено, что и выход оба искали в одном направлении. Путин одновременно и укрощал старых олигархов, и создавал рядом с ними новых, из «своих», лично ему обязанных людей. И, конечно, чтобы быть лидером этого класса, он должен был сам стать главным олигархом, что он и сделал, фактически подчинив себе «Газпром» и ряд других мощных государственных энергетических предприятий.

Структура «коллективной олигархии» – нового правящего класса при Путине – существенно усложнилась в сравнении с 90-ми годами. Теперь в нее вошли: старые (укрощенные) олигархи; новые (свои) олигархи (или «олигархи-лайт»); крупные чиновники, прежде всего высшие офицеры силовых ведомств, которые напрямую стали подчинять себе бизнес; множество анонимных советников (консильере), обслуживающих чиновничество; присягнувшая Путину часть элиты «воровского мира», значение которой в целом не только не упало, но даже возросло в сравнении с пресловутыми 90-ми годами.

Реставрация номенклатуры . Обновленный, избавленный от случайных противоречий, организованный как «бандитская аристократия» и имеющий своего лидера олигархический класс должен был позаботиться об инструментах власти. На рубеже 2003–2004 гг. Путин приступил к воссозданию советской номенклатуры, способной работать в новых исторических и социально-политических реалиях. Эту когорту особо преданной бюрократии можно назвать «путинскими преторианцами».

Путинские преторианцы – это номенклатура эпохи рыночной экономики. Будучи по своей политической сущности тем же, чем была советская номенклатура, преторианцы XXI в. существенно отличаются от нее по форме. В отличие от четко структурированной и формально организованной советско-партийной номенклатуры, преторианцы Путина – это, скорее, сетевая структура, не имеющая четко выраженных границ. «Своими» людьми буквально нашпиговано каждое ведомство, в котором чиновники поделены на «черную» и «белую» кость. «Белая кость» имеет множество неафишируемых привилегий, но на ней же лежит и вся тяжесть политической нагрузки. Лучше всего это разделение заметно в судебной и правоохранительной системах, где «специально уполномоченные» лица занимаются «знаковыми» для власти делами. Однако в действительности аналогичная ситуация существует во всех властных структурах.

Естественно, что привилегии новоявленной номенклатуры также претерпели изменения. Тут тоже произошла своего рода «монетизация льгот», и в дополнение к ряду рудиментарных социальных «поблажек» в виде сохранившихся от старых времен спецбольниц, спецполиклиник, спецтранспорта и так далее новые преторианцы стали получать денежный эквивалент бывших советских номенклатурных льгот.

Термин «конвертация» в современной России является одним из самых двусмысленных. В одном из своих значений он указывает на глубоко укоренившуюся систему бонусов, выдаваемых избранным государственным служащим на постоянной основе (регулярно) наличными деньгами, т.е. «в конвертах». При этом конвертная составляющая может многократно превышать официальную заработную плату новых номенклатурщиков, являясь главным стимулом их нахождения на государственной службе.

Другой специфической, хотя и не уникальной, формой «премирования» является предоставление избранным чиновникам индульгенций, своего рода «лицензий на совершение преступлений». Этот «юридический иммунитет» помимо гарантий безопасности имеет и чисто экономическое содержание, так как обладающий таким иммунитетом чиновник способен сам «прокормить» себя, добирая недостающее при помощи взяток и всякого рода злоупотреблений.

Репродукция террора . Советская номенклатура была орудием политического террора. В разные периоды времени она с разной степенью интенсивности проявляла эту свою сущность, но сама сущность при этом не менялась. Без террора ее существование выглядит бессмысленным и бесполезным, террор был ее modus operandi.

Восстановив на новом витке истории номенклатуру, Путин должен был вслед за этим обратиться и к свойственным ей методам осуществления власти. Для того чтобы обозначить методы управления государством при Путине, изобретено много эвфемизмов: ручное управление, суверенная демократия, мягкий авторитаризм. Все они имеют право на существование. Однако если мы ставим своей задачей прояснение ситуации, а не ее замутнение, то вещи лучше называть своими именами. Именно путем возрождения политического террора как универсального и систематического метода управления Россией Путину удалось достичь своей знаменитой стабилизации.

Ни одна мера, предпринятая Путиным как в отношении олигархов, так и в отношении других слоев населения, не имела бы никаких шансов на успех, если бы ему не удалось внушить своим оппонентам страх перед террором. Пусть этот террор и осуществлялся в весьма мягкой, «вегетарианской» по сравнению с советскими временами форме, сама по себе его природа от этого не изменилась. Он был и остается внесудебным, внеправовым насилием, применяемым по усмотрению государства произвольно и на систематической основе.

Для реализации политики террора нужен был подходящий инструментарий. Поэтому одной из важнейших вех в деле реставрации «спецгосударства» стала реорганизация политической полиции (ФСБ РФ). Эта реорганизация, впрочем, показала, что все новое в той или иной степени является немного подзабытым старым. ФСБ РФ под руководством Путина прошла через ряд последовательных трансформаций, о которых я ранее неоднократно писал.

Во-первых, ФСБ РФ фактически была поставлена надо всеми другими правоохранительными структурами, включая суд, чем была разрушена система сдержек и противовесов, культивируемая советскими лидерами со времен Хрущева.

Во-вторых, ФСБ РФ получила универсальную компетенцию, превратившись из контрразведывательной и антитеррористической организации в орган по борьбе с преступностью как таковой, что дает ей возможность сегодня вмешиваться в любое уголовное дело, открываемое по любому поводу.

В-третьих, ФСБ РФ обзавелась собственной службой экономической безопасности, структурированной наподобие ЦК КПСС, которая стала, по сути, теневым правительством, поскольку отделы этой службы фактически дублируют все основные направления работы официального правительства.

В-четвертых, ФСБ РФ обзавелась сетью кураторов, которые были прикомандированы практически во все ведомства и госкомпании в качестве комиссаров и легализованы там под видом руководителей структурных подразделений и заместителей руководителей ведомств, продолжая фактически службу в контрразведке.

В-пятых, ФСБ РФ стало активно взаимодействовать с криминальными структурами с целью использования их для решения политических и экономических задач.

Легко заметить, что в этом вопросе Путин отказался не только от наследия Ельцина, но и от наследия Горбачева, Брежнева и Хрущева, вместе взятых. Впрочем, это была отнюдь не единственная контрреформа Путина. Очевидно, что громоздкая конструкция государственного террора не вписывалась в политическое пространство 90-х. Нужно было расчистить площадку под этот имплантат. С этой целью Путиным были проведены три важнейшие контрреформы: судебная, политическая и конституционная.

Поскольку исследование этих контрреформ не является специальной целью данной статьи, остановлюсь только на самом главном. Судебная контрреформа была проведена в 2000–2001 гг. под флагом усовершенствования судебной системы. Ее главным итогом стало восстановление зависимости судов от исполнительной власти и восстановление жесткой вертикали управления внутри судебной системы. Политическая контрреформа была проведена в 2003–2004 гг. под лозунгом «борьбы с терроризмом». Ее главным итогом стал фактический отказ от выборов и подчинение законодательной власти диктату власти исполнительной. И наконец, конституционная контрреформа была проведена в 2008 г. Ее главным итогом стало создание дополнительных барьеров для смены политической власти в стране за счет удлинения избирательного цикла. Все вместе указанные контрреформы позволили «мягко» вписать политический террор в существующие политические реалии.

Финансовая эмансипация . Наличие собственного бюджета – условие существования любого государства и тем более «государства в государстве». Без денег власти нет, поэтому победа Путина не могла быть окончательной до тех пор, пока он не изыскал самостоятельных источников финансирования своего детища. Теневое государство живет за счет теневого бюджета. Этот бюджет начал создаваться практически сразу после прихода Путина к власти как своего рода неформальный резервный фонд, иногда в шутку называемый «бассейн». К 2003–2004 гг. «бассейн» раздвинулся до нешуточных размеров, поглотив значимую часть государственных финансов. Как и у любого бюджета, у этого теневого бюджета были свои доходная и расходная части.

По принципам организации бюджетный процесс создаваемого Путиным теневого государства копировал механизмы наполнения «воровского общака» – в него отдавали процент от различного рода доходных промыслов, так или иначе связанных с функционированием власти. Можно бегло указать на следующие основные статьи доходов: плата за продажу государственных должностей; комиссии за получаемые государственные заказы, подряды и иные выгодные сделки с органами государственной власти; доходы от деятельности государственных корпораций, понуждаемых конфиденциально направлять часть прибыли на финансирование непрофильных проектов; отчисления от незаконных «промыслов», осуществляемых под надзором правоохранительных органов, в первую очередь от операций по «обналичиванию» денег, их отмыванию и выводу за рубеж, которые в принципе не могут быть реализованы без соучастия контролирующих ведомств; незаконный возврат налогов (НДС и налога на прибыль), поставленный в 2004–2010 гг. «на поток».

Обслуживанием этого теневого бюджета занята армия посредников, наверное, сопоставимая по численности с официальной налоговой службой. Большинство операций передано в «концессию» представителям криминальных кругов. Все эти люди действуют небескорыстно, оставляя себе львиную долю от собираемых ими «черных налогов». В результате эффективность теневого бюджета оказывается крайне низкой. Тем не менее в нем аккумулируются значительные средства, позволяющие решать глобальные политические задачи.

Расходование средств теневого бюджета представляет еще большую загадку, чем его консолидация. Можно лишь приблизительно обозначить основные статьи этих расходов: финансирование новой номенклатуры, обеспечение бонусной системы для путинских «преторианцев»; финансирование «политического прикрытия» власти в рамках всевозможных избирательных кампаний; финансирование виртуального гражданского общества, фиктивных организаций и движений, лояльных власти; финансирование секретных контрразведывательных и разведывательных операций как внутри России, так и за рубежом, неизбежных в условиях ведения непрерывной войны на Кавказе; финансирование разнообразных благотворительных инициатив, выплата поощрительных премий, покрытие представительских расходов, расходов на развлекательные мероприятия и иные расходы.

Вряд ли возможно даже приблизительно определить размер расходной части теневого бюджета российской власти, можно лишь констатировать, что с каждым годом он увеличивается.

Крах «спецгосударства». К сожалению, путинское «государство в государстве» стало ярким, но недолговечным проектом. Его «ахиллесовой пятой» оказалось отсутствие какой бы то ни было эффективной идеологии. Все предыдущие версии «спецгосударств» были стабильными за счет того, что новоявленная номенклатура была связана «внеэкономическими» путами, представляя собой полурелигиозный орден. Для путинских преторианцев в этом политическом проекте нет «ничего личного», это для них «только бизнес». Прагматичное и безыдейное «внутреннее царство» деградирует так же быстро, как «царство внешнее». Не успев возникнуть, оно распадается на составные части, разваливается на кланы, которые начинают вести друг с другом непримиримую войну. Каждый новономенклатурный чиновник быстро превращается в средневекового богдыхана, не подчиняющегося никому, в том числе и Путину.

Сам грозный Путин в какой-то момент оказывается не таким уж и грозным. Это и не правитель вовсе. Он существует где-то наверху в «iСloud», а «на земле» власть вершат тысячи «микроолигархов», превращающих Россию в «Большую Кущевку». В конечном счете все это приводит к тому, что контроль над процессом принятия решений полностью утрачивается. Абсолютная вертикаль власти вырождается в ее абсолютную горизонталь. Каждый, кто хоть когда-то сталкивался с проблемой лоббирования в России, знает, что самое трудное здесь – найти человека, принимающего решение, потому что решения в современной России принимаются «сетью». Государство же в целом погружается в «институциональную анархию». Пересекши линию финиша, Путин, таким образом, очутился снова на старте.

Россия образца «2012» оказалась зеркальной копией России образца «1999». Тринадцати лет (чертова дюжина) как ни бывало. Как и тринадцать лет назад, главными бенефициарами разложения государства, на этот раз уже «спецгосударства», стали криминальные структуры. Власть попала в собственную ловушку. Все это время она активно использовала криминальные элементы в своих политических целях. Кремль, т.е. практически все силовые ведомства, создавал с криминальными структурами своего рода «публично-частные партнерства». После жесткой селекции (аналогичной той, которая была произведена в среде ельцинских олигархов) отобранные властью лояльные «криминальные авторитеты» стали лучшими друзьями правительства, решая зачастую нерешаемые другими средствами задачи, будь то оплата за поставляемый на Украину газ или отмывание денег в Европе. Но за все приходится платить. И когда власть ослабла и стала снова распадаться на куски, когда силовики пошли войной друг на друга, «решать» их судьбу стали их бывшие «младшие» криминальные партнеры. Произошла вторичная и, видимо, уже необратимая криминальная приватизация политической власти.

Существуют ли теоретически выходы из сложившейся в России ситуации, кроме тех трех, на которые указывает ставший опять популярным в Москве анекдот: «Шереметьево», «Домодедово» и «Внуково»?

Наиболее проблематичен прямой переход к демократии и институциональному строительству. Я не вижу тех тектонических сдвигов в политической культуре, которые сделали бы сегодня «демократический проект» более перспективным, чем он был, скажем, 20 лет тому назад. По крайней мере, я ничего не могу сказать по этому поводу, пока себя не проявит новое поколение, выросшее уже после перестройки.

Наиболее вероятным сегодня, к сожалению, кажется коллапс, который наступит после длительной стагнации, которую как раз и будет обеспечивать призванный на «третий срок» Владимир Путин. Его власть будет качаться на ветру до тех пор, пока наконец какой-то ураганный порыв, скорее всего дующий с мировых финансовых рынков, не сбросит этот символ стабильности вниз. Риск распада России в этот момент (неважно, случится это через 10, 20 или 30 лет) станет, как никогда, велик.

И наконец, существует вероятность того, что вопрос будет решен снова «по-русски», и на смену «спецгосударству» Путина придет новое «государство в государстве», которое устроит кто-то, кто будет сильнее Путина, и которое станет, в отличие от нынешнего «коммерческого» проекта, проектом «идеологическим», а значит гораздо более стабильным. А вот что это будет за идеология, сказать трудно. Скорее всего, ею станет какая-то вариация на тему национал-социализма.

Так или иначе, но эпоха Путина завершается, и третий срок здесь мало что меняет. Его детище и предмет гордости – новое русское государство, – поднявшись на короткое время высоко над горизонтом, стремительно рухнуло вниз. На этом фоне актуальным становится моделирование возможных сценариев выхода русской государственности из этого пике.

Вряд ли сегодня можно говорить о каком-либо достоверном прогнозе. В каждой точке исторического пути существуют определенный набор сценариев будущего, предопределенных прошлым, и свобода воли и случая, которая позволяет одному сценарию реализоваться, а другим – бесславно кануть в небытие. Пройдя эту точку, история какое‐то время движется по инерции, пока не оказывается в новой точке выбора, для которой возникают свой набор уже других сценариев и своя же свобода воли и случая. Как это ни банально звучит, Россия сама выбирает свое будущее, и именно поэтому его практически невозможно предсказать. Можно только перечислять наиболее вероятные варианты развития, из которых возможен выбор.

Сценарий 1: Горькое похмелье – это, пожалуй, самый органичный и самый вероятный на данный момент для России сценарий. Он более всего соответствует русскому национальному характеру – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. В переводе на современный политический язык это означает, что срок жизни нынешнего политического режима строго равен сроку физической жизни Владимира Путина – не меньше, но и не больше. Рассвет, который после этого наступит, скорее всего, будет иметь кровавый оттенок.

При таком сценарии все существующие параметры как внутренней, так и внешней политики сохранятся как константы. Власть будет жить внутри своего нефтяного кокона, практически не завися от окружающей среды. Оппозиция, лишенная всякой возможности хоть как‐то влиять на политический процесс, будет неизбежно вырождаться, так как любой неработающий орган или институт деградирует. Единственной доступной формой политического диалога в обществе станет разговор власти с самой собой, отчего у всех будет складываться впечатление, что она сошла с ума.

Внутри власти параллельно будут развиваться два процесса – процесс консолидации и процесс саморазрушения. Эти процессы будут подстегивать друг друга, входя в опасный политический резонанс. Правящий класс попытается мобилизовать все наличные ресурсы перед лицом внешнего вызова, и чем активнее и грубее окажутся эти попытки, тем быстрее будет расти фронда внутри него. Но пока Путин жив, ничего не произойдет, так как он является для этого класса консолидирующей силой. Как только его не станет, сразу обнаружится, что никакого правящего класса нет, а есть расщепленная до атомарного состояния элита, где все воюют друг с другом. Россия в этот исторический момент будет напоминать вскрывшийся гнойник. Бюрократические и олигархические кланы сойдутся в клинче, в образовавшиеся во властной броне зазоры хлынет изголодавшаяся, охочая до власти оппозиция, оживут призраки всех мыслимых и немыслимых региональных и этнических конфликтов. И все это будет происходить на фоне истощенной популистской политикой экономики, в стране с пустой казной, избалованным подачками народом, нефтегазовой инфраструктурой, приведенной варварской эксплуатацией в состояние совершенной непригодности. Это очень сильно напомнит конец 80-х – начало 90-х годов прошлого столетия и все то, что происходило с СССР.

Надежда, конечно, умирает последней, и поэтому даже в этой ситуации теоретически остаются шансы на сохранение России как единого государства (если, конечно, Владимир Путин не собирается стать долгожителем). Но все-таки куда более ожидаемым представляется распад страны. При этом югославский сценарий кажется более вероятным исходом, чем тот, который был реализован в СССР.

Сценарий 2: Россия – северная страна, и поэтому никого здесь не должно удивлять то, что ночь может длиться дольше, чем день. Рассвет может вообще не наступить, если правительству (в широком смысле слова) при горячем участии официальной церкви и при поддержке маргинальной части общества удастся превратить нынешний полуавторитарный режим в тоталитарный – на этот раз в версии «православного фашизма». Это все равно как если бы в 1917 г. власть взяли не большевики, а черносотенцы. Отличительной чертой такой модели является принципиальная возможность «идеологической преемственности» власти, которая позволит политической системе воспроизводить себя в своих основных чертах и после того, как Владимир Путин отойдет от политических дел. В этом случае политический курс может оставаться неизменным в течение нескольких десятилетий, несмотря на смену вождей, как это было в СССР на протяжении почти 70 лет. Меняться будут оттенки, но не базовый цвет, который так или иначе останется коричневым.

Сценарий 3: Может случиться так, что все устоявшиеся экономические и политические константы предсказуемо-непредсказуемо обрушатся. Мировой кризис все-таки застигнет, цены на сырье рухнут минимум на год-полтора, природа добавит своих катастроф, и в результате правительство лишится возможности проводить популистскую экономическую политику (а никакой другой оно проводить не может в силу полного отсутствия кредита доверия со стороны населения). В этом случае в России с вечера начнется такая дискотека, что до рассвета уже мало кто дотянет.

Власть развалится вследствие вдруг обнаружившейся полной неспособности адекватно управляться не с вымышленной, а с реальной революцией. Обрушатся, оказавшись бесполезными, все столь тщательно возводимые преграды. Оппозиция также проявит все свои слабые стороны, в том числе неготовность консолидированно взять ответственность за судьбу государства на себя. Из России хлынет самый многочисленный вал эмиграции – потянутся к своим «запасникам» многочисленные рейдеры, силовики, продажные чиновники. Россия обезлюдеет.