Текст книги "Литературоведческий журнал №40 / 2017"

Во время второго пребывания за границей в 1771–1779 гг. русский путешественник стал весьма популярной фигурой в парижских литературных (встречается с Д. Дидро и др.) и аристократических салонах, принимался при королевском дворе в Версале и т.д. Отметим, что Д.И. Фонвизин был знаком с А.П. Шуваловым и А.С. Строгановым: оба присутствовали на авторском чтении «Бригадира» у П.И. Панина в 1769 г. В «Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях» Фонвизин писал о А.С. Строганове, что тот «всю жизнь свою посвятил единой добродетели» и, вероятно, неоднократно общался с ним в Париже (например, 21 февраля / 4 марта 1778 г.)9292
  См.: Фонвизин Д.И. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. – М. – Л., 1959. – С. 100, 438.


[Закрыть].

В 1788 г. граф А.С. Строганов, действительный член Российской академии наук, бывший президент Академии художеств (с 1768 г. ее почетный член) и т.п., составил «для сына своего графа Павла Александровича, Собрание рисунков, планов и карт областей, городов и других достойных любопытства предметов в Отечестве, под заглавием Путешествующий по России живописец, Voyage pittoresque de la Russie» (опубликовано: СПб., 1841).

П.А. Строганов родился в Париже в 1772 г., где провел по одним сведениям первые семь, по другим пять лет своей жизни9393
  См.: Николай Михайлович, вел. князь. Граф Павел Александрович Строганов (1774–1817). Историческое исследование эпохи императора Александра I. – СПб., 1903. – Т. I. – С. 14, 37–83; Чудинов А.В. Ж. Ромм и П. Строганов в революционном Париже (1789–1790) // Россия и Франция XVIII–XX века. Вып. 2. – М., 1998 (статья вышла и на фр. яз.). – С. 57. Ср.: Гречаная Е.П. Когда Россия говорила по-французски… – С. 162.


[Закрыть]. В 1779 г. его гувернером стал Жильбер Ромм, будущий член революционного Конвента. Вместе с ним юный воспитанник отправился в Россию, где «за семь лет исколесил… едва ли не всю европейскую часть Российской империи – от Белого моря до Черного, от Волги до западной границы»9494
  Чудинов А.В. Ж. Ромм и П. Строганов в революционном Париже… – С. 48.


[Закрыть], побывав в 1784 г. в Олонецкой и Пермской губерниях, Финляндии, на Алтае, Байкале, в 1785 г. на Валдае, в Новгороде, Москве и Туле, в 1786 г. – в Малороссии, Новороссии и Крыму и т.д. Не исключено, что в качестве путеводителя путешественники использовали какие-то предварительные материалы из «Живописного путешествия по России», составленного А.С. Строгановым9595
  Это путешествие по России, а затем по Европе во многом напоминает путешествие внебрачного сына Екатерины II и Г.Г. Орлова А.Г. Бобринского, который в 1782 г. отправился вместе с тремя однокашниками, выпускниками Сухопутного шляхетского корпуса, и в сопровождении полковника А.М. Бушуева и проф. (с 1782 г. академика) Н.Я. Озерецковского путешествовать по России (Псков, Новгород, Москва, Ярославль, Екатеринбург, Тобольск, Уфа, Симбирск, Астрахань, Таганрог, Могилев, Киев и т.д.). Из Варшавы А.Г. Бобринский отправился путешествовать по Европе, откуда вернулся в Россию только в 1788 г. См.: Бобринский А.Г. Дневник // Козлов С.А. Русский путешественник эпохи Просвещения. – СПб., 2003. – С. 356–447. Сама идея необходимости первоначального образовательного путешествия по России, а уже затем по Европе, как известно, принадлежит Д. Дидро и была им высказана в беседе с Екатериной II в 1773 г. в Санкт-Петербурге применительно к наследнику престола Павлу Петровичу. См.: Д. Дидро и Екатерина II. Их беседы, напечатанные по собственноручным запискам Д. Дидро. – СПб., 1902. – С. 49.


[Закрыть]. В 1786 г. они (взяв с собой, в частности, постоянного спутника в путешествиях по России и будущего архитектора А.Н. Воронихина) возвратились в Западную Европу, путешествовали по Германии, Швейцарии (в 1787 г.), в 1789–1790 гг. находились в Париже, выезжая летом в Оверни (центр Франции), откуда Ж. Ромм был родом. Во время заграничного путешествия П.С. Строганов, подобно отцу (см. выше), вел дневник на французском языке (неопубликованный), письма А.С. Строганову писал по-русски9696
  В приложении к своей статье А.В. Чудинов опубликовал четыре письма А.С. Строганову 1789–1790 гг.: Одно Ж. Ромма и три П.С. Строганова с дополнениями Ромма. См.: Там же. – С. 56–62.


[Закрыть]. В Париже П.С. Строганов под именем гражданина Павла Очера стал первым и единственным русским членом Якобинского клуба9797
  См.: Далин В.М. Первый русский якобинец // Люди и идеи. – М., 1970; Чудинов А.В. «Русский якобинец» Павел Строганов. Легенда и действительность // Новая и новейшая история. – 2001. – № 4. – С. 42–70.


[Закрыть]. В Петербурге прознали про поведение «объевропеившегося русского аристократа» (гр. П.А. Головина) и послали в Париж его родственника Н.Н. Новосильцева, который и привез П.С. Строганова в Россию. Здесь его ждали сначала ссылка в подмосковное имение, затем возвращение в Петербург, а с воцарением Александра I участие в работе (вместе с тем же Н.Н. Новосильцевым, а также В.П. Кочубеем и А.А. Чар-торижским) знаменитого «Негласного комитета» в качестве «самого пылкого» (А.А. Чарторижский) его члена. Потом будет дипломатическая деятельность (поездка в Лондон в 1806 г.) и служба в русской армии сначала в качестве «простого волонтера» (к тому времени он уже был сенатором и тайным советником). П.С. Строганов героически проявил себя на полях сражений: участвовал в антинаполеоновской кампании 1807 г., в войне со шведами 1808 г. и с турками 1809 г., в Бородинской битве, уже генерал-лейтенантом в битвах под Малоярославцем и Красным, в сражении под Лейпцигом и т.д. Был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость», орденами Анны I степени, св. Александра Невского и т.д.

Исследовавшая в числе прочих произведений русских авторов на французском языке путевые дневники и письма А.С. и П.А. Строгановых, А.Б. Куракина, А.А. Голицына, Н.М. Строгано-вой, Н.П. Голицыной, А.Г. Бобринского, Е.П. Барятинской и др., Е.А. Гречаная отмечала постепенное расширение в них сферы изображения внутренней жизни путешественников, эмоциональной реакции на те или иные достопримечательности, события и происшествия во внешнем мире, усиление влияния западноевропейской чувствительной литературы (в первую очередь, произведений Ж.-Ж. Руссо)9898
  См.: Гречаная Е.П. Когда Россия говорила по-французски… – С. 140–217.


[Закрыть].

Этот собственно историко-литературный процесс во многом определялся стремлением большинства подобных авторов-путешественников приобщиться «на практике» к ценностям западноевропейской культуры (цивилизации), реализуя тем самым «установку» Петра. Впоследствии такая установка была переосмыслена русскими идеологами на самом высоком («вселенском») уровне (от П.Я. Чаадаева до В.С. Соловьева и др.): они надеялись, что рано или поздно осуществится наконец восстановление «утраченного» единства русской и западноевропейской культуры, в первую очередь на почве «общего» христианства, под которым подразумевалась в первую очередь католическая доктрина (как тут не вспомнить об униатском Ферраро-Флорентийском соборе). Одним из ярких проповедников такого единства в России был Ж. де Местр, публицистика которого оказала влияние на автора «Философических писем».

Другой, секуляризированный вариант подобного переосмысления дожил до наших дней и имеет в виду «светские», «общеевропейские», «цивилизационные» ценности (просветительские и т.д.) в качестве основы для объединения. Конечно, и тогда, и теперь речь идет о некоей перспективе, идеале объединения, но у него всегда имеется в наличии свой язык (в XVIII–XIX вв. французский, теперь английский) как «средство международного общения», литература на этом языке и т.д. Не следует сбрасывать со счетов и уже проверенные формы международных религиозно-этических организаций, для которых не существует государственных границ и национально-конфессиональных различий: в первую очередь речь, конечно, идет о масонстве. Впрочем, это не закрывало пути к «единству» и на сугубо христианской почве, пусть порой и определявшемуся не «идейными» (что стало характерным уже для XIX в.: кн. И.С. Гагарин, В.С. Печерин, кн. З.А. Волконская, А.А. Бутурлина и др.), а вполне житейскими причинами. Взять хотя бы переход в католичество кн. М.А. Голицына, посланного в 1714 г. Петром учиться в Сорбонну и женившегося в Италии на местной уроженке9999
  См. об этом, напр.: Цимбаева Е.Н. Русский католицизм. Забытое прошлое российского либерализма. – М., 1999 (к монографии приложен список наиболее известных русских католиков XIX в. и их опубликованных сочинений); Шенкман Г.С. Бутурлины. Жизнь между Россией и Италией. – СПб., 2004. Современники пытались по-разному объяснить случаи перехода русских дворян в католичество. Весьма характерна, например, точка зрения М.П. Погодина, представленная в его статье «Месяц в Риме (окончание)»: «…В детстве не получают эти господа и госпожи никаких понятий о религии, разве только поверхностные. В молодости они грешат, увлекаясь потоком света, в старости, в чужих краях, приходят иногда в себя и начинают думать и бояться будущей жизни – в эту-то минуту появляется ловец, услужливый Аббат, красноречивый, снисходительный, – он утешает, объясняет, убеждает и овладевает умом и воображением бедного грешника или грешницы, которые прежде не слыхали и не имели случая ничего слышать подобного о своей церкви, верят на слово, что там и нет ничего кроме заблуждений, не имея силы состязаться оружием слишком неровным, – и упадают в сети. Вот что советовал бы я этим несчастным лицам, как соотечественник и Христианин: выслушав Аббата, согласясь с его верованиями, побывайте, до перехода, у Русского священника или Архиерея, сообщите ему ваши вновь приобретенные мнения, испросите у него ответов, а потом сравните, рассудите и проч.» («Год в чужих краях». Ч. 2). Цит. по: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Полный систематический свод документальных свидетельств. Научно-критическое издание: В 3 т. Т. 2. – М., 2012. – С. 452.


[Закрыть].

Пока этот идеал мог реализовываться в отдельных человеческих судьбах, преимущественно европейски образованной элиты русского общества. Конечно, русский аристократ, якобинец и масон П.А. Строганов после Аустерлица становится большим патриотом и непримиримым врагом Наполеона, что доказывает на полях сражений (Отечественная война 1812 г., безусловно, внесла определенные коррективы как в сам идеал, так и в возможные пути его достижения). Но были и другие примеры. Еще в 1785 г. кн. Н.П. Голицына писала из Парижа сыну Борису в Страсбург, где тот учился в местном университете, о желании, чтобы «наша нация ничем не отличалась от других». Б.В. Голицын, надо признаться, в этом весьма преуспел, и прежде всего на литературном поприще. «Французский язык, – отмечает Е.П. Гречаная, – служит ему не для того, чтобы вступить в диалог и представить себя и свою родину, как это было в случае А.П. Шувалова и А.М. Бело-сельского. Борис Голицын пишет по-французски, воспринимая себя как французского писателя, который пробует свои силы в различных жанрах и надеется занять место в литературном мире»100100
  Гречаная Е.П. Когда Россия говорила по-французски… – С. 263–264. Н.М. Карамзин в «Письмах русского путешественника» (Л., 1987. – С. 338) отметил: «Всего же смешнее для меня наши остроумцы, которые хотят быть Французскими Авторами. Бедные! Они щастливы тем, что Француз скажет об них: pour un étranger, Monsieur n^’écrit pas mal! (для иностранца мосье пишет неплохо! – франц.)». Ср. в письме Д.И. Фонвизина родным из Монпелье от 31 декабря 1777 г.: «Они (французы. – В. Г.) считают себя за первую в свете нацию и коли скажут: “vous n^’avez point ľair étranger du tout”, то тотчас прибавят: “je vous en fais bien mon compliment”!» (Вы совсем не походите на чужестранного; поздравляю вас. – Перевод Фонвизина) (433).


[Закрыть]. Впрочем, вопрос о вынужденной или добровольной эмиграции остается за пределами нашей работы, ведь путешествия всегда подразумевают возращение на родину.

Все это, так или иначе, подготавливало в числе прочих факторов появление в русской литературе «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина. Следует еще раз подчеркнуть очевидное: Карамзин в принципе не делает ничего нового и необычного, отправляясь путешествовать за границу с образовательными в широком смысле слова целями: для знакомства с западноевропейской жизнью (бытом и нравами, общественно-политическими течениями и т.д.) и культурой (памятниками искусства, видными представителями, по формулировке П.А. Вяземского, европейской «аристократии ума и дарований» и т.д.). Русский путешественник просто следует развитой традиции дворянских путешествий в Западную Европу. Ситуация «Русский в Париже» становится к середине XVIII в. настолько обычной, что Вольтер посвящает ей сатиру («Le Russe à Paris», 1760), обращенную, впрочем, не столько против русских путешественников, сколько против парижского общества, погрязшего в корысти и забывшего про искусство и науки (к этой сатире мы еще вернемся).

Другое дело, что все дворянские «путешествия», т.е. литературные произведения жанра путешествий (на русском языке или французском, опубликованные или нет), о которых шла речь выше, оставались в большей или меньшей степени либо «домашним», «приватным» делом самих путешественников, либо недоступными посторонним государственными бумагами, либо и тем, и другим вместе (включая дипломатические послания А.А. Матвеева или письма Фонвизина из Франции и Италии, о которых речь впереди). Есть все основания думать, что «Письма русского путешественника» с самого начала работы над ними автор предназначал к печати, для обнародования, выводя традицию русских действительных путешествий по Европе (что уже давно произошло в западноевропейских литературах) на другой уровень, стремился сделать ее, как когда-то говорили, «фактом литературы». «Наши соотечественники, – не совсем точно, в чем мы уже убедились, писал Карамзин, – давно путешествуют по чужим странам, но до сих пор никто из них не делал этого с пером в руке»101101
  Сам Путешественник, как следует из текста «Писем», пользовался в дороге «серебряным пером». См.: Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984. – С. 19.


[Закрыть]. Конечно, многие русские путешественники как раз не расставались «с пером», но использовали его, в отличие от Карамзина, что называется, в личных целях. Более того, начинающий литератор, переводчик С. Геснера, У. Шекспира и др., журналист, поэт и прозаик, явно предполагал таким образом (публикацией первого крупного произведения) не только заявить о себе как о писателе в рамках отечественной литературы, но выйти за ее пределы и в качестве «русского (курсив наш. – В. Г.) путешественника» обратиться к европейскому читателю, войти в общеевропейскую литературу путешествий. Тем самым появлялась возможность представить и всю «молодую» русскую литературу как часть европейской. Что в определенной степени и произошло, о чем свидетельствует карамзинское «Письмо в “Зритель” о русской литературе»102102
  См.: Карамзин Н.М. Письмо в «Зритель» о русской литературе // Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984 (дополнения). – С. 449–463.


[Закрыть]. Выбор русской литературой своей мировой дороги должен был осуществляться в контексте европейских культурных ценностей, предложенных в «Письмах русского путешественника». Впоследствии, как известно, подобную проблему предстояло решать Пушкину с учетом всего сделанного Карамзиным.

Однако Карамзина чуть было не опередили. Правда, его предшественник строил не столь амбициозные планы, которым к тому же не суждено было сбыться. Мы имеем в виду А.П. Сумарокова, точнее, его письмо Екатерине II «О путешествиях». Письмо открывалось самым категорическим заявлением: «На Российском языке путешествий нет никаких», после чего следовала характеристика преимуществ путешествий перед другими жанрами литературы: «…путешествия не для того только, чтобы оныя вместо романов служили для потеряния времени, но для прояснения географии, мыслей и рассудка». Не преминул автор письма подчеркнуть и основной жанровый принцип путешествий: «…потребно чужих земель сравнение со своим отечеством» (эта точная формула, впрочем, была найдена автором чуть позже). На основании таких рассуждений Сумароков предлагал восполнить пробел в русской литературе самолично: «Я предприемлю зделати описание путешествия и <…> употребити в сию пользу моего отечества». Для этой цели Сумароков просил выделить ему (помимо обычного жалованья) «двенатцать тысячь рублев». Коммерческий успех проекта писатель гарантировал, порукой чему служил его европейский литературный авторитет и популярность путешествий у читателей (книгу он предполагал издать тиражом в шесть тысяч экз.): «…которыя деньги по издании моего путешествия возвратятся в казну с излишком».

В письме предлагалось и описание маршрута планируемого путешествия: «Я опишу одну Италию и, проехав оттоле в Париж, опишу Париж, места на пути до Италии и оттоле до Парижа, и из Парижа чрез Голландию до Петербурга». Несколько позже в письме императрице от 3 мая 1764 г., посвященном преимущественно описанию своих невзгод и тягот, писатель (с учетом собственных профессиональных интересов) уточнил некоторые положения плана путешествия. Оно предназначалось, в частности, «для описания Италии, смотрения театров, как тамошних, так и парижских, и для истинной пользы и просвещения в географии»103103
  См.: Письма русских писателей XVIII века. – Л., 1980. – С. 95, 97.


[Закрыть]. «Ежели бы таким пером, каково мое, – заключал Сумароков, – описана была вся Европа, не дорого бы стоило России, ежели бы она и триста тысячь рублев на ето безвозвратно употребила»104104
  Впервые письмо «О путешествиях» (название было дано, вероятно, издателем) было опубликовано Н.И. Новиковым в посмертном «Полном собрании всех сочинений в стихах и прозе…» А.П. Сумарокова. Ч. IX. – М., 1781. – С. 369–373. Не исключено, что Н.М. Карамзин мог его прочитать в этом издании. Цит. по переизд.: Россия и Запад: Горизонты взаимопонимания. Литературные источники XVIII века (1726–1762). Вып. 2. – М., 2003. – С. 427–429.


[Закрыть].

* * *

Масонская тема, в частности, сыграла в «Письмах русского путешественника» существенную роль105105
  О влиянии идеологии масонства на формирование «религии чувства», сентиментализма у Карамзина писал еще Г.В. Вернадский. Он, в частности, отмечал, что «Карамзин близко прошел в своем развитии около розенкрейцеровского мистицизма». Разумеется, речь идет о московском масонстве (новиковском кружке). В этом кружке сформировался настоящий культ «одного из столпов сентиментализма» – Ж.-Ж. Руссо («беседка Руссо с бюстом его» в Савинском саду И.В. Лопухина и т.п.). Особенно характерны в связи с «прочной традицией» почитания Руссо в кругах русского масонства сборники выписок («Орган Духовный») из «классиков» масонства, где наряду с изречениями Эккартсгаузена и др. обязательно помещались мысли Руссо. См.: Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. Изд. 3-е. – СПб., 2001. – С. 161–164. См. также: Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма: (Эстетические и художественные искания). – СПб., 1994 (по им. указателю). О влиянии «углубленного психологизма» русских масонов на творчество Карамзина писал и В.И. Сахаров. См.: Саха-ров В.И. Н.М. Карамзин и вольные каменщики // Масонство и русская литература XVIII – начала XIX в. – М., 2000. – С. 145–150. То же в главе «Н.М. Карамзин и масоны» в кн.: Сахаров В.И. Иероглифы вольных каменщиков. Масонство и русская литература XVIII – начала XIX в. – М., 2000. – С. 118–124.


[Закрыть]. В первую очередь, это касается маршрута самого заграничного путешествия Карамзина. Следует заметить, что путевой маршрут в литературе путешествий является, естественно, определяющим фактором. Это своего рода сюжет путешествия (иногда и просто сюжет), развернутый в пространстве и времени и обусловливающий его конструкцию, композицию. Достоверность или не достоверность именно маршрута служит порой одним из главных критериев, по которому некоторые литературоведы склонны либо относить путешествия к собственно литературе (подразумевается так называемая «художественная литература», хотя зыбкость и изменчивость во времени этого понятия очевидны), либо выносить за ее пределы в область документалистики. Впрочем, с «Письмами русского путешественника» все как будто ясно: история их изучения (от классического труда В.В. Сиповского до работ Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского и других современных исследователей) «представляет собой постепенное осознание книги Карамзина как эстетического факта, постепенное вычленение ее из разряда биографически-реальных документов и вписывание в ряд собственно художественных произведений»106106
  Алпатова Т.А. Проза Н.М. Карамзина: Поэтика повествования. – М., 2012. – С. 116. Об условности понятий «художественность», «художественный вымысел» и т.п. применительно к литературе путешествий см. также: Гумин-ский В.М. Открытие мира, или Путешествия и странники. – М., 1987. – С. 124–151.


[Закрыть]. Поэтому так важен анализ достоверности маршрута (сюжета) «Писем русского путешественника».

Сохранились свидетельства (С.И. Гамалея, Ф.Н. Глинки), согласно которым Карамзин путешествовал по маршруту, согласованному с московскими масонами и на их средства107107
  Особенно убедительным выглядит свидетельство Ф.Н. Глинки («собственноручная запись»): «Я спросил у Карамзина: как он составил такую богатую библиотеку у себя? – “C'est le fruit de mes épargnes” (Это плод моих сбережений. – В. Г.) – ответил он и пояснил: “Общество, отправившее меня за границу, выдало путевые деньги из расчету на каждый день: на завтрак, обед и ужин. Я лишил себя ужина и на эти деньги (за границею книги дешевы) накупил множество книг. Таким образом, я чувствовал себя здоровее и возвратился домой с библиотекою”». Цит. по: Шторм Г.П. Новое о Пушкине и Карамзине // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1960. – Т. 19. – Вып. 2. – С. 150–151.


[Закрыть]. Однако следствие по делу московских масонов (допрос в 1792 г. их главы – князя Н.Н. Трубецкого) установило, что он ездил в Европу вольным «вояжиром на свои деньги»108108
  Там же. – С. 150. См. также: Кочеткова Н.Д. Карамзин Николай Михайлович // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2 (К–П). – СПб., 1999. – С. 34.


[Закрыть]. С мнением следствия согласилось большинство исследователей. Более того, Ю.М. Лотман считал, что именно перед отъездом «Карамзин принял смелое решение: он порвал с масонством и со всем новиковским кругом. Разрыв был корректным, но твердым». Да и сам отъезд Карамзина за границу исследователь ставил в прямую зависимость от разрыва: «Самый простой и безболезненный вид разрыва был отъезд»109109
  Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – М., 1987. – С. 45.


[Закрыть].

Однако «масонский маршрут» время от времени давал о себе знать и в «Письмах русского путешественника»110110
  Ср. с тем, что писал авторитетный историк: «В “Письмах русского путешественника” есть, однако, места, которые показывают, что Карамзину совсем не чужды были события мира масонского и что они интересовали его» (Лонги-нов М.Н. Новиков и московские мартинисты. – М., 1867. – С. 299).


[Закрыть]. Правда, он возникал в них неявно, подспудно. В некотором противоречии с собственным заявлением о категорическом разрыве Карамзина с московскими масонами Ю.М. Лотман, по сути дела, сосредоточил усилия на выявлении «следов» этого маршрута в тексте «Писем». Впрочем, исследователь нигде прямо об этом не говорил, хотя его «дешифровка» порой заставляла делать вывод о том, что Карамзин намеренно, в силу именно «масонских» причин, скрыл в «Письмах» реальные отклонения (в том числе во времени) от литературного маршрута своего произведения. Ведь в любом случае «планы путешествия Карамзин строил давно, и эти планы были известны в масонской среде и даже, видимо, одобрялись»111111
  Там же. – С. 46.


[Закрыть]. Вот только два примера.

Русский путешественник (в дальнейшем: Путешественник) «на одной станции за Дерптом» случайно встретил «г. З., едущего из Италии»: «Я с полчаса поговорил с ним и нашел в нем любезного человека. Он настращал меня песчаными прусскими дорогами и советовал лучше ехать через Польшу в Вену; однако ж мне не хочется переменить своего плана»112112
  Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. Т. 1. – Л., 1984. – С. 61. Далее сноски на страницы этого издания даны в тексте статьи.


[Закрыть]. Ю.М. Лотман полагал, что эта встреча не была случайной и произошла в действительности в другом месте: «В то время Зиновьев (Василий Николаевич – дипломат, масон) <…> возвращался в Россию после путешествия по Италии с Сен-Мартеном113113
  Сен-Мартен (Saint Martin) де Луи Клод (1743–1803) – масон, французский философ-мистик, «Неизвестный Философ», по имени которого новиковский кружок получил свое название – «мартинисты».


[Закрыть] <…> остановился недалеко от Риги <…> Зиновьев вряд ли беседовал с Карамзиным лишь о состоянии дорог в Пруссии. Совет Зиновьева Карамзину не ехать через Берлин, а отправляться в Вену, видимо, связан с его отрицательным отношением к односторонне-берлинской ориентации московских масонов»114114
  Там же. – С. 628–629 (комментарии Ю.М. Лотмана). См. также: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. С. 48–53. Ю.М. Лотман в комментариях к изд.: Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984 ничего не сообщает о месте встречи Н.М. Карамзина и В.Н. Зиновьева и о «масонском» подтексте рекомендации последнего изменить маршрут (Берлин на Вену). Хотя и здесь он утверждает: «В Италии Зиновьев путешествовал в обществе Сен-Мартена (С. 547, 614).


[Закрыть].

Подобное умозаключение кажется преувеличением: между двумя путешественниками существовала немалая разница в возрасте – более десяти лет и в социальном положении. С одной стороны, более чем обеспеченный, состоявший в родстве с первыми фамилиями России (Орловыми и др.), принадлежавший к высшему обществу, представленный в Берлине Фридриху Великому и близкий знакомый герцога Фердинанда Брауншвейгского, Великого мастера Соединенных лож, масон 3-й степени посвящения, друг и «осторожный поклонник Сен-Мартена» (Г.В. Вернадский) – камергер В.Н. Зиновьев. С другой стороны, совсем молодой (23 года), посредственного состояния и бесчиновный, из провинциальных дворян, только что в Москве оставивший «работы» по масонскому ордену (он вступил в ложу Златого венца в 1784 г. в Симбирске и значился там «товарищем»)115115
  По крайней мере, именно так он аттестован в известном ответном послании симбирских масонов в Москву: см.: Осмнадцатый век. Кн. 2. – М., 1869. – С. 369.


[Закрыть] – отставной поручик Н.М. Карамзин. Впрочем, Ю.М. Лотман считал, что «они были людьми одного круга и сходных интересов» и их «встреча была предусмотрена еще в Петербурге»116116
  Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – С. 49.


[Закрыть]. В пользу этого, по мнению исследователя, говорит и тот факт, что «оба они приходились друзьями А.М. Кутузову». Относительно Карамзина это не вызывает сомнений. Что касается В.Н. Зиновьева, то он действительно учился с А.М. Кутузовым (а также А.Н. Радищевым и др.) в Лейпцигском университете с 1766 по 1773 г., но ему тогда было 11–18 лет (он был самым младшим из русских студентов). Cведениями о последующих контактах В.Н. Зиновьева и А.М. Кутузова мы не располагаем, так что считать их друзьями применительно к 1789 г. можно только с натяжкой. Зиновьев и Кутузов были, судя по всему, школьными товарищами, но не больше.

По нашему мнению, Зиновьев мог быть только «любезен» по отношению к Карамзину и в качестве опытного путешественника давать ему «дорожные» советы. К тому же в справедливости этой рекомендации Путешественник вскоре убедился на собственном опыте и, чтобы избежать «ужасных песков набережной дороги», вынужден был почти вдвое увеличить свой путь от Мемеля до Кенигсберга.

Представить себе, что два до той поры незнакомых человека (пусть масоны, пусть и имевшие общих знакомых) «на одной станции за Дерптом» сразу же бросились обсуждать многосложные на ту пору проблемы ордена, тем более смену «односторонней ориентации московских масонов», – по меньшей мере затруднительно. К тому же начиная с середины 1780-х годов стала все более обозначаться антимасонская политика русского правительства и им приходилось быть осторожными. В другом месте Ю.М. Лотман сформулировал свою мысль в более общей форме и с этим в принципе можно согласиться: «Круг <…> масонских и личных связей, видимо, составил тему беседы Карамзина с Зиновьевым»117117
  Лотман Ю.М. Комментарии // Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – С. 614.


[Закрыть]. Ведь любой «любезный» разговор прежде не встречавшихся людей, как правило, начинается с выяснения общих знакомых.

В своем журнале путешествия по Германии, Италии, Франции и Англии в 1786–1790 гг., опубликованном (с «сокращением всего того, что не имеет исторического интереса») в переводе с французского в «Русской старине» за 1878 г.118118
  Русская старина, 1878, октябрь (С. 207–240), ноябрь (С. 399–440), декабрь (С. 593–630).


[Закрыть], о знакомстве с Карамзиным В.Н. Зиновьев не сообщает. Впрочем, в этом журнале отсутствуют все материалы, касающиеся 1789 г. Он обрывается на записи от 7 ноября 1788 г. из Немура (далее в публикации следует отрывок дневника В.Н. Зиновьева за 1790 г., рассказывающий о жизни в Санкт-Петербурге).

Ничего не говорится о встрече с Карамзиным и в позднейших (1806) воспоминаниях В.Н. Зиновьева, где рассказывается о возвращении в Россию, но не из Италии (как указано в «Письмах русского путешественника», а вслед за ними и Ю.М. Лотманом), а из Франции и Швейцарии через Германию вместе с семейством Кошелевых. Кстати сказать, в Цюрихе русские путешественники посетили Лафатера, которого «застали заваленного бумагами в его кабинете и весьма занятого»119119
  Воспоминания В.Н. Зиновьева // Русская старина – 1878. – Декабрь. – С. 626.


[Закрыть]. 10 (?) августа 1789 г. в этот же кабинет вошел Путешественник и также не был сразу принят Лафатером, который, сославшись на занятость, оставил его на некоторое время одного «разбирать физиогномические рисунки». Затем Лафатер «повел» Путешественника в «собрание цюрихских ученых, к профессору Брейтингеру, где рекомендовал <…> хозяину и гостям как своего приятеля»120120
  Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984. – С. 106.


[Закрыть]. Путешественник к этому времени уже был знаком с Лафатером по переписке (Карамзин вступил в переписку с Лафатером в 1786 г.) и по дороге в Лейпциг (письмо из Мейсена от 13 июля) цитировал своему спутнику – «прагскому студенту» одно из писем цюрихского мыслителя121121
  Там же. – С. 118–119. Переписка Карамзина с Лафатером (1786–1790) опубликована в дополнениях к этому изданию (С. 464–498). Посещение Лафатера русскими путешественниками к этому времени стало, судя по всему, достаточно традиционным. Так, в ноябре 1787 г. с ним виделись в Швейцарии П.А. и Г.А. Строгановы и А.Н. Воронихин. См.: Николай Михайлович, вел. князь. Граф Павел Александрович Строганов… Т. I. – С. 58.


[Закрыть].

Кроме того, В.Н. Зиновьев никак не мог «путешествовать по Италии с Сен-Мартеном». Второй раз (первый раз он был в Италии дипломатическим курьером в 1774 г.) он отправился, согласно журналу путешествия, в Венецию из Вены через Триест и прибыл туда 5 ноября 1784 г., а 19 (8) декабря того же года приехал в Лион, «чтобы просветить себя»: в письме упоминаются глава лионской ложи, «выдающийся масон»122122
  [А. Г.] Зиновьев Василий Николаевич // Русский биографический словарь. Жабокритский-Зяловский. – Пг., 1916. – С. 398.


[Закрыть] Ж.-Б. Виллермоз и др., но не Сен-Мартен123123
  Журнал путешествия В.Н. Зиновьева по Германии, Италии, Франции и Англии в 1784–1788 гг. // Русская старина. – 1878, октябрь. – С. 230.


[Закрыть]. Затем в письме из Парижа от 9 января 1786 г. В.Н. Зиновьев сообщал C.Р. Воронцову, что «благополучно пробыл в Лионе две недели». Сюда он приехал, вероятно, из Пармы, где был в сентябре 1785 г. (под датой 19 сентября он сообщал С.Р. Воронцову: «На сие отвечай мне в Париж»)124124
  Журнал путешествия В.Н. Зиновьева по Германии, Италии, Франции и Англии в 1784–1788 гг. // Русская старина. – 1878, ноябрь. – С. 421, 420.


[Закрыть]. Вероятно, именно в этот приезд в Лион и состоялось его знакомство с французским философом, «милым (charmant) Сен-Мартеном». По крайней мере, об этом знакомстве он говорит в своих воспоминаниях и добавляет: «И даже сделал с ним поездку в Париж». В 1787 г. они встречались в Лондоне125125
  Воспоминания В.Н. Зиновьева. – С. 616, 596.


[Закрыть].

Что касается места встречи Карамзина с В.Н. Зиновьевым, то Ю.М. Лотман его указывает по-разному – вначале «недалеко от Риги»126126
  Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. Т. 1. С. 628 (комментарии Ю.М. Лотмана). Ср.: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – С. 48.


[Закрыть], а в «Сотворении Карамзина» называет Нарву (что довольно-таки далеко от Риги, причем дорога из Риги в Петербург лежит через Дерпт)127127
  Там же. – С. 49.


[Закрыть]. При этом исследователь ссылается на воспоминания самого В.Н. Зиновьева, рассказавшего, что именно в Нарве он остановился вместе с Варварой Ивановной Кошелевой «пользоваться у одного местного доктора». Но В.Н. Зиновьев не указывает точного времени своего прибытия в Нарву и сроков пребывания там (в этой части воспоминаний вообще нет никаких дат), только отмечает, что «пробыл с г-жой Кошелевой пять или шесть недель». После этого он продолжил путь в Санкт-Петербург вместе с В.И. Кошелевой (она приехала в Санкт-Петербург 8 сентября 1789 г.)128128
  Там же.


[Закрыть]. Таким образом, в Нарве путешественники, скорее всего, останавливались в июле-августе 1789 г.

«31 мая Карамзин был уже в Риге, следовательно, встреча его с Зиновьевым произошла до этого числа», – справедливо пишет Ю.М. Лотман.

Но почему Карамзин не мог случайно встретиться с Зиновьевым до 31 мая «на одной станции за Дерптом» (т.е. между Дерптом и Ригой), когда тот еще и не предполагал останавливаться в Нарве? Конечно, мемуарист ничего не сообщает о других задержках в пути во время возвращения в Россию (например, неизвестно, где путешественники провели май и июнь), но это ни о чем не говорит. Сам же В.Н. Зиновьев указывает: «Это путешествие не представляет ничего замечательного и почти совершенно изгладилось из моей памяти»129129
  Воспоминания В.Н. Зиновьева. – С. 626.


[Закрыть].

Второй пример связан с действительно «масонским» путешествием друга Карамзина Алексея Михайловича Кутузова в Западную Европу (Берлин) по делам ордена розенкрейцеров в начале 1787 г.130130
  О дружбе Кутузова и Карамзина см.: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – С. 71–82.


[Закрыть] Ю.М. Лотман дает ему в спутники «особо приближенного к Новикову» М.И. Багрянского131131
  Там же. – С. 77.


[Закрыть], но хорошо известно, что в это время (с июня 1786 г. по сентябрь 1790 г.) тот изучал медицину в Берлине, Амстердаме и Лейдене, где получил в 1789 г. диплом доктора медицины, после чего отправился в Париж, откуда и вернулся в Россию132132
  См.: Кочеткова Н.Д. Багрянский Михаил Иванович // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1 (А–И). – Л., 1988. – С. 46. См. также: Багрянский Михаил Иванович // Серков А.И. Русское масонство. 1731–2000. Энциклопедический словарь. – М., 2001. – С. 77.


[Закрыть]. Действительным же спутником А.М. Кутузова в поездке в Берлин был его друг133133
  Так его уверенно называет авторитетный историк русского масонства А.И. Серков. См.: Кутузов Алексей Михайлович; фон Шредер (Шрейдер) Гейнрих-Леопольд, Генрих-Якоб Яковлевич, барон // Серков А.И. Русское масонство. – С. 451, 905.


[Закрыть] и начальник по ордену известный барон Г.-Я. фон Шредер, которого Ю.М. Лотман называл «темным авантюристом» и т.п.134134
  Там же. – С. 43.


[Закрыть] М.И. Багрянский в самом деле встречался с Шредером и Кутузовым «по масонским делам» в Берлине в 1789 г. в доме русского посла М. Алопеуса135135
  См.: Кочеткова Н.Д. Багрянский Михаил Иванович // Словарь русских писателей XVIII века. – С. 46.


[Закрыть].

Но Карамзину, несмотря на все его желание, встретиться за границей с А.М. Кутузовым так и не удалось. Ю.М. Лотман придерживался другого мнения и полагал, что из Страсбурга в августе 1789 г. Карамзин отправился не в Швейцарию, как об этом рассказывается в «Письмах русского путешественника», а именно в Париж, как раз для встречи с другом136136
  См.: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – С. 71–82 (глава «Рамзей и Велокс»).


[Закрыть]. Однако опубликованные С. Геллерманом в 1991 г. архивные документы, свидетельствующие о пребывании Карамзина в Женеве в октябре 1789 г. (как указано в «Письмах русского путешественника»), опровергли это предположение137137
  См.: Gellermann S. Karamzine à Genéve: Notes sur quelques documents ďarchives concernant les Lettres ďun Voyageur russe // Facten und Fabeln: Schweizerisch-slavische Reisebegegnung vom 18. bis zum 20, Jahrhundert / Hrsg. von M. Bakowski, P. Brang, C. Coehrke, R. Kemball. Basel; Frankfurt am Main, 1991. См. также: Кочеткова Н.Д. Карамзин Николай Михайлович // Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2 (К-П). – СПб., 1999. – С. 34.


[Закрыть]. Другое предположение Ю.М. Лотмана – о встрече Карамзина в Париже весной 1790 г. с Жильбером Роммом и, возможно, П.А. Строгановым – кажется вполне убедительным138138
  См.: Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. – С. 104, 113–124. Ср.: Вацуро В.Э. Карамзин возвращается // Карамзин: pro et contra. – СПб., 2006. – С. 733 (рецензия на «Сотворение Карамзина» впервые опубл.: Литературное обозрение. 1989. № 11).


[Закрыть].

Остается добавить, что М.И. Багрянский и А.М. Кутузов стали самыми острыми критиками (с патриотических позиций) автора «Писем русского путешественника», причем в то время, когда его произведение еще только начинало печататься в «Московском журнале» (с № 1 за 1791 г.). Багрянский писал о Карамзине (лорде Рамсее) Кутузову 29 января 1791 г.: «Лорд Рамсей возвратился до меня, вы его не узнаете, он совсем изменился и телом и духом <…> Обо всем, что касается родины, он говорит с презрением и с поистине кричащей несправедливостью. Обо всем же, что касается чужих стран, говорит с восхищением»139139
  Цит. по: Барсков Я.Л. Переписка московских масонов XVIII века. – Пг., 1915. – С. 86 (оригинал на франц. языке).


[Закрыть].

Кутузов, в свою очередь, сообщал в мае 1791 г. А.И. Плещеевой: «…он не имел никогда уважения к своему отечеству, путешествие его, виданное им, слышанное им, свобода, сопряженная с каждым путешественником, – все сие совокупно неуважение его претворило в презрение, которого, может быть, и сам он не подозревает…»140140
  Русский исторический журнал. – 1917. – Кн. 1–2. – С. 137.


[Закрыть] Ср. с письмом ей же от 4 (15) марта 1791 г. (см. ниже). К ним присоединялся князь Н.Н. Трубецкой, писавший А.М. Кутузову: «Касательно до общего нашего приятеля Карамзина, то мне кажется, что <…> чужие краи, надув его гордостию, соделали, что он теперь никуды не годится»141141
  Цит. по: Барсков Я.Л. Переписка московских масонов… – С. 94.


[Закрыть].

Но оказывается, что подобное отношение к Карамзину стало складываться в масонской среде много раньше, еще до его отъезда в Европу. А.И. Плещеева свидетельствовала в письме А.М. Куту-зову от 21 апреля 1791 г.: «Прочие его друзья так называемые, как скоро он им сказал, что он едет, то явным образом его возненавидели <…> желают ему всякого зла»142142
  Там же. – С. 108–109.


[Закрыть]. Впрочем, так думали далеко не все масоны. В отличие от других И.В. Лопухин, например, восхищался «привлекательным, важным, живым, новым, прелестным слогом любезного путешественника русского…»143143
  Лопухин И.В. Благость и преимущество единоначалия. – М., 1795. – С. 21.


[Закрыть]

* * *

Итак, с течением времени сакральное пространство Иерусалима и Палестины древнерусских «хождений» сменяется европейским культурным пространством путешествий XVIII–XIX вв., Запад становится для образованной части русского общества «страной святых чудес», по позднейшей классической стихотворной формуле А.С. Хомякова («Мечта», 1835). Иногда «сакральная» жанровая память проявлялась как бы помимо воли автора, и П.А. Вяземский, рассказывая во «Введении к жизнеописанию Фон-Визина» о путешествиях русских аристократов XVIII в. в Европу, замечает, что они «за границею ездили», в том числе «на поклон к Фернейскому отшельнику, отшельнику нового рода…»144144
  Литературная газета. – 1830. – № 3, 11 января. – С. 22.


[Закрыть] Впрочем, не следует забывать, что сам П.А. Вяземский в 1850 г. совершил поездку в Константинополь и Иерусалим, впечатления от которой отразились в целом ряде его стихотворений, а также в книге очерков «Путешествие на Восток», изданной посмертно145145
  См.: Путешествие на Восток князя П.А. Вяземского. – СПб., 1883.


[Закрыть].

Но как бы то ни было процесс «замещения» разворачивался стремительно, и западноевропейская цивилизация стала приобретать в глазах своих русских поклонников («поклонниками» обычно называли себя и паломники на Святую Землю, Афон и др.)146146
  См.: Словарь русского языка XI–XVII вв. Т. 16. – М., 1990. – С. 160. Ср. с заглавием книги архм. Антонина (Капустина) – «Заметки поклонника Святой горы», печатавшейся в Трудах Киевской духовной академии в 1860–1863 гг. (отд. отт.: Киев, 1864). Переизд.: М., 2013.


[Закрыть] черты светского, секуляризированного «земного рая». Причем сразу же определилось, что в роли центра этого «рая» выступает «новый Вавилон» – Париж.

С подобной точки зрения особенно интересен памятник литературы путешествий петровского времени – «Архив, или Статейный список, московского посольства, бывшего во Франции из Голландии инкогнито в прошлом, 1705 году, сентября в 5 день». Этот «архив», или «книга», как иногда называл свое произведение сам автор, принадлежит Андрею Матвееву. Он был сыном боярина-западника Артамона Сергеевича Матвеева и Евдокии Григорьевны Гамильтон, дочери шотландца, переселившегося в Россию в начале XVII в. А.А. Матвеев – один из самых образованных русских людей своего времени в 30 с небольшим лет стал постоянным представителем России в Голландии, а в 1705 г. был послан Петром ко двору Людовика XIV для ведения неофициальных (поскольку он был русским послом в Голландии, с которой Франция в то время находилась в состоянии войны) переговоров. В Париже А.А. Матвеев пробыл более года, был принят при дворе, побывал в Версале, Фонтенбло, Сорбонне и т.д.

Здесь уместно напомнить жанровую историю «статейных списков», или повестей русских послов. «Первым посольским списком, имеющим характер заключительного отчета», обычно называют список Владимира Племянникова, побывавшего в 1518 г. у германского императора – «цесаря Максимьяна» (Максимилиана I). До этого (и некоторое время после) русские послы практиковали присылку из-за границы грамот, «отписок» с «вестями», посылавшихся с гонцами до возвращения посла на родину (например, «отписки» Афанасия Нагого из Крыма в 1563–1573 гг.). «Список» Племянникова, в отличие от более поздних списков, формально даже напоминает первые древнерусские хождения на Святую Землю (например, «Хожение» игумена Даниила): в нем отсутствует описание дороги посла за границу и возвращения на родину. Постепенно, начиная с XVII в., «статейные списки» все более становятся похожи на путевые записки. Так, по мнению исследователей, «статейный список посольства Г.И. Микулина и И. Зиновьева в Англию в 1600–1601 гг. уже относительно более богат непосредственными жизненными впечатлениями от всего виденного и слышанного в незнакомой стране». В еще большей степени это можно отнести к статейным спискам второй половины XVII в., в которых отразилось особое внимание авторов к тем сторонам жизни иноземных государств, которые вызывали интерес при дворе Алексея Михайловича (органная музыка, театральные представления, мощение мостовых, городское освещение и т.п.)147147
  См. подр.: Лихачёв Д.С. Повести русских послов как памятники литературы // Путешествия русских послов XVI–XVII вв. Статейные списки. – СПб., 2008 (репринт издания 1954 г.). – С. 320–346 (цит. раздел написан Я.С. Лурье). К повестям послов Д.С. Лихачёв «отчасти» относит три сказания о Ферраро-Флорентийском соборе, однако признает, что они «все же близки по своей форме и кругу интересов к “хождениям” паломников в “святую землю”» (там же. – С. 324).


[Закрыть]. Именно к этой традиции и примыкает «Архив» А.А. Матвеева.