Текст книги "Философия в систематическом изложении (сборник)"

Вслед за этим философия на протяжении длинного ряда столетий, по мере того как тяготение к неисследованным глубинам сущности вещей вело стареющийся мир к религии, потеряла, подпав в подчинение религии, свою истинную сущность. Положение, которое она отныне заняла к задаче всеобщего универсального познания, и понятия о ней, возникшие на этом пути, не лежат по линии чистого развития ее сущности; в теории о промежуточных звеньях между философией и религией мы будем иметь возможность коснуться этого подробно.

После эпохи Возрождения, когда над всей культурой господствовали светское искусство, литература и родственная ей свободная философия жизни; когда, наконец, определенно сконструировались науки естественные, а науки об обществе впервые приняли характер проникнутого единой идеей звена в общей естественной системе; когда, таким образом, опытные науки начали осуществлять познание вселенной по своим методам, – тогда, в XVII веке, намечается новое соотношение сил духовной культуры. Мужественная жажда общеобязательного знания и преобразования мира при его помощи проникает все передовые народы, она же объединяет и отдельные науки с философией: они выступают в самом резком антагонизме к религиозности и далеко опережают искусство, литературу и философию жизни; этим объясняется то, что стремление к объективному миропознаванию наряду с характером общеобязательности, которым отмечены были великие системы Древнего мира, проводится при новых условиях еще более сознательно и методично. Так изменились и характер, и понятие метафизики. Через горнило сомнения она развилась из наивного отношения к миру в сознательное отношение мышления к миру; отныне она отмежевывается от отдельных наук сознанием своего особого метода. И теперь, как и раньше, она усматривает предмет своих исследований в бытии – обстоятельство, с которым мы не встречаемся ни в одной из отдельных наук. Но методическое требование строгой общеобязательности и все развивающееся уразумение метафизического метода – таков отличительный момент ее нового развития. Требование строгой всеобщности роднит ее с математическими, естественными науками, между тем как методический характер универсальности и последнего обоснования отделяет ее от них. Нам следует поэтому установить соответствующий этому новому методическому сознанию прием.

а) Новое понятие метафизики. Немедленно после основания механики Декарт приступил к использованию своего нового конструктивного метода в целях определения сущности философии. Первый признак этого метода, в его противоположении отдельным наукам, заключался в самой общей формулировке проблемы и в возврате от первоначальных допущений последней к верховному принципу. В этом пункте он (метод) выразил лишь более совершенно, чем какая бы то ни было система до него, черты, заключающиеся в сущности философии. Но гениальная особенность метода заключалась в оперировании им. Математические, естественные науки содержат допущения, которые лежат по ту сторону отдельных областей математики, механики или астрономии. Изложив последние в ряде очевидных понятий и положений и поняв законное основание их объективной общеобязательности, мы можем построить на них конструктивный прием: и только это придает механическому исследованию уверенность и возможность дальнейшего распространения. Декарт опирался на это обстоятельство против Галилея, и в нем он усматривал момент превосходства философа над физиком. Тем же конструктивным приемом пользовались затем Гоббс и Спиноза. Именно из применения этого метода к действительности (данные свойства последней он, Спиноза, при этом, понятно, всюду предполагает) вытекает новая пантеистическая система тождества духа и природы у Спинозы: она – не что иное, как интерпретация данной в опыте действительности на основании простых очевидных истин; этой метафизикой тождества обосновывается и учение о причинной связи душевных состояний, ведущей через рабство страстей к свободе. В проведении этого нового философского метода Лейбниц пошел дальше, чем кто бы то ни было до него. До самой своей смерти он был занят своим гигантским трудом – выработкой новой общей логики как основания конструктивного метода. Отграничение философии по признаку метода удержалось в метафизических системах с XVII века до сих пор.

Конструктивный метод этих мыслителей уступил затем место критике познания Локка, Юма и Канта, хотя многие из основных положений, выставленных Лейбницем в теории познания, были вполне поняты и оценены только в новейшее время. Заключение от очевидности простых понятий и положений к их объективной обязательности оказалось несостоятельным. Категории субстанции, причинности и цели были сведены к условиям воспринимающего сознания. Если уверенность математики гарантировала правильность этого конструктивного философского метода, то Кант в созерцании показал различительные основания математической очевидности. И в науках гуманитарных конструктивного метода, как он применялся в праве и в естественной теологии, оказалось недостаточно, чтобы охватить все многообразие исторического мира в мышлении и в политических актах. Оставалось если не совсем отказаться от всякого особого для метафизики метода, то заново его преобразовать. И вот Кант, который разрушил конструктивный метод в философии, открыл и средство такого преобразования. Своеобразие критического труда всей своей жизни он усматривал в методе, который он назвал трансцендентальным. В основание здания, которое он полагал соорудить этими средствами, должны были лечь найденные, таким путем, истины, и в этом смысле он сохранил название метафизики. Он проник также и в новый ее принцип содержания, на котором построили метафизику Шеллинг, Шлейермахер, Гегель, Шопенгауэр, Фехнер и Лотце.

Внешний мир, согласно великой мысли новой, построенной на теории познания философии Локка, Юма и Канта, существует для нас лишь как внешний феномен; реальность дана (по мнению английских мыслителей – непосредственно, по Канту – при известных условиях сознания) в фактах сознания; эта реальность – и это-то и составляет отличительно новое в точке зрения Канта – есть душевная связь, и к ней-το и сводится всякая связь во внешней действительности. Простые понятия и положения, положенные в основание конструктивной философией, являются, таким образом, изолированными рассудком и формулированными элементами этой связи. Новая немецкая метафизика исходила из этой концепции Канта, поэтому-то немецкие метафизики – от Шеллинга до Шопенгауэра – с ненавистью и презрением смотрят на рефлексии и разум, оперирующие этими абстрактными элементами живого: субстанциями, причинными отношениями, целями. При помощи своего нового метода, исходившего из душевной связи, они сумели вывести из тупика и гуманитарные науки, которые от оперирования теми отвлеченными понятиями стали водянисты и тривиальны. И это допущение душевной связи претворило понятие эволюции, подмеченной опытом во вселенной, в плодотворный взгляд о развитии вообще. Это была последняя и совершеннейшая попытка развить, собственно, философский метод. Попытка гигантских размеров, но и она должна была потерпеть крушение. Правда, в сознании дана возможность охватить связь мира. Формальные операции, при помощи которых сознание достигает этого, по крайней мере обладают характером необходимости. Но дело в том, что и этот метафизический метод не создает того моста, который ведет от необходимости как факта нашего сознания к объективной обязательности, и напрасны его попытки найти путь, ведущий от связи сознания к убеждению, что в сознании нам дана внутренняя связующая нить самой действительности.

Так были в Германии один за другим испробованы всевозможные метафизические методы и все с тем же отрицательным результатом. Среди них боролись за свое господство в XIX столетии, собственно говоря, два метода. Шеллинг, Шлейермахер, Гегель, Шопенгауэр исходили из связи сознания, и каждый из них открывал по-своему принцип вселенной именно с этой точки зрения. Лотце и Фехнер, опираясь на основания, заложенные Гербартом, исходили из данного в сознании как воплощения опыта и пытались доказать, что свободное от противоречий познание этого данного возможно лишь при помощи сведения данного чувственного мира к духовным фактам и процессам. Первые исходили от Канта и Фихте, которые стремились поднять философию на уровень общеобязательной науки. Вторые вернулись к Лейбницу, для которого объяснение мира – только хорошо обоснованная гипотеза. Наиболее мощные мыслители первого течения, Шеллинг и Гегель, взяли своей исходной точкой положение Фихте, что проявляющаяся в эмпирическом «я» общеобязательная связь сознания порождает связь вселенной. Уже это положение было ложной интерпретацией данных сознания; своей же попыткой превратить ими допущенную связь в сознании, являющуюся условием отражения мира в сознании, в связь всей вселенной, а чистое «я» – в мировое начало они удалились за пределы опытного. В беспокойной диалектике, от интеллектуального созерцания Фихте и Шеллинга до диалектического метода Гегеля, они тщетно искали способ доказать тождество логической связи с природой вещей, тождество связи в сознании со связью во вселенной. И в особенности убийственно было противоречие между объективной мировой связью, найденной ими, и порядком явлений по законам, установленным науками опытными. Второе же направление, вождями которого были Лотце и Фехнер, стоявшие на точке зрения Гербарта, и которое стремилось при помощи гипотезы духовной связи плавно охватить данное познанием в понятиях, стало жертвой не менее разрушительной внутренней диалектики. По пути от многообразия данного в опыте к источникам всех вещей через понятия, не имеющие себе никакого подтверждения ни в каком созерцании, они пришли к мраку, в котором измышляющее глубокомыслие с одинаковым успехом могло находить как реальное, так и монады, как временное, так и не временное всеобщее сознание, как и бессознательное. Они нагромождали одну над другой гипотезы, не имевшие прочного основания в неисследуемом, не подлежащем опыту, но и не встречавшие никакого противоречия. Один комплекс гипотез был так же возможен, как и другой. Ясное дело, что подобная метафизика не была в состоянии влить ясность и бодрость ни в жизнь отдельной личности, ни в жизнь общества в эпоху великих кризисов того столетия.

Так потерпела крушение последняя и грандиознейшая попытка человеческого духа найти, в отличие от метода наук опытных, метод философский, на котором могла бы быть основана метафизика. Глубже охватить опытный мир, познание которого составляет задачу отдельных наук, невозможно при помощи метафизического метода, отличного от их методов.

б) Новые неметафизические определения сущности философии. Внутренняя диалектика задачи выработки такого понятия философии, в котором было бы подчеркнуто ее самостоятельное значение, в противовес к отдельным наукам, ведет и к другим возможностям. Если не может быть найден метод, обеспечивающий метафизике ее право на существование наряду с отдельными науками, то философии приходится искать новые пути для удовлетворения потребности духа в универсальности, в обоснованности, в постижении реальности. И в новой стадии исследования должна быть преодолена точка зрения скептицизма. Двигаясь ощупью, философия ищет такого отношения сознания к данному, которое удовлетворяло бы требованиям положения, созданного вновь возникшими опытными науками. И если не может быть найден метод, отводящий философии специально ей присущие предметы исследования вроде субстанции, Бога, души, из которых затем можно было бы выводить результаты отдельных наук, то остается возможность, исходя из предметного познания отдельных наук, искать их обоснования в теории познания.

Одна область неоспоримо принадлежит философии. Если отдельные науки распределили между собою царство данной действительности и каждая из них разрабатывает особую часть, то тем самым возникает новое царство: сами эти науки. Взор обращается от действительного к знанию о нем и встречается здесь с областью, лежащей по ту сторону отдельных наук. С тех пор, как это царство показалось на горизонте человеческого размышления, оно постоянно признавалось твердыней философии – это теория теорий, логика, теория познания. Если взять эту область во всем ее объеме, то философии должно быть отведено все учение об основании знания в области познания действительности, определения ценностей, установления и регулирования целей. Если, таким образом, ее предметом служит целокупность знания, то, естественно, в нее входят и отношения отдельных наук друг к другу, их внутренний порядок, по которому каждая новая наука вытекает из предыдущих и возводит здание входящих в ее область фактов. С такой гносеологической точки зрения, и в отдельных науках развивается принцип обоснования и связности. Его развитию способствует совместное занятие отдельными науками в университетах и академиях, и задача и значение философии в этих корпорациях сводятся к поддержанию этого духа. Классическим представителем этой гносеологической точки зрения в рамках опытных наук является Гельмгольц. Он обосновывал право философии на существование рядом с отдельными науками тем, что предмет ее – знание. Всегда философии останется нужное дело «исследования источников нашего знания и степени его обоснованности». «Великое значение философии в кругу наук состоит в том, что она является учением об источниках знания и его проявлениях в том смысле, какой этому придавали Кант и первоначально, поскольку я его понял, Фихте».

От того, что центр тяжести философии был перенесен в теорию познания, она все же не потеряла своей связи с основной своей проблемой. Именно критика намерения объективно познать мировую связь и мировое основание, высшую ценность и последнюю цель и породила теорию познания. Из тщетных метафизических попыток родилось исследование границ человеческого знания. К тому же на протяжении своего развития теория познания постепенно проникла в универсальнейшее отношение сознания к данному ему, которое тем самым является совершеннейшим выражением нашего отношения к мировой и жизненной загадке. Это та позиция, которую занимал еще Платон. Философия – это размышление духа над всеми своими отношениями, вплоть до последних своих предпосылок. Кант отвел философии то же место, которое отводил ей Платон. Широта его взгляда сказывается в том, что его критика и обоснование знания равномерно распространяются как на познание действительности, так и на суждение об эстетических ценностях, разбор телеологического принципа миропонимания и на общеобязательное обоснование нравственных правил. И подобно тому как всякая философская точка зрения стремится перейти от понимания действительности к установлению правил поведения, так и эта гносеологическая точка зрения, в лице своих величайших представителей, все время развивалась в сторону практического, реформаторского влияния философии и ее совершенствующих личность сил. Уже Кант объявляет школьным то понятие философии, по которому философия имеет своей целью логическое совершенство познания: «… существует еще одно мировое понятие философии, по которому она – наука об отношении всякого познания к существенным целям человеческого разума». Важно, говоря словами Канта, вскрыть связь между школьным понятием философии и понятием мировым, и современная неокантианская школа пошла навстречу этому требованию в целом ряде замечательных трудов.

Другое неметафизическое философское течение возникло в среде специальных исследователей. Оно ограничивается описанием феноменального мира при помощи понятий и доказательством закономерного порядка его, как он представляется нам при производстве экспериментов или при наступлении следствий, заранее предусмотренных теорией. Если теория познания исходит из позитивности результатов отдельных наук, если она не в состоянии обогатить их никакими новыми предметными познаниями и в рамках их обоснований не может открыть новых обоснований, то, рассуждают они, остается только держаться позитивного характера их результатов; постоянной же точкой, которой так ищет новое философское мышление, может служить практически столь пригодное самодовольство при понимании мира, отклоняющее всякие размышления об общеобязательности как неплодотворные. Если еще проследить длинные ряды умозаключений гносеологов, трудности, возникающие при образовании понятий в их области, споры разных гносеологических воззрений, то и это, со своей стороны, окажется довольно важным моментом в пользу такого нового направления в философии. Так философия переносит свой центр тяжести в сознание о логической связи наук. В этом своем новом положении философия как будто достигает предметного понимания мира, независимо от метафизических и гносеологических исследований. Если опытные науки занимаются исследованием отдельных частей или сторон действительности, то философии остается задача изучить внутреннее взаимоотношение отдельных наук, по которому они познают действительность как целое.

Философия превращается в энциклопедию наук в высшем, философском смысле. В последний период Древнего мира, начиная с того момента, как отдельные науки стали занимать самостоятельное место, уже возникали энциклопедии; их требовало школьное дело, кроме того, существовала потребность в инвентаре великих трудов Древнего мира, и (это особенно важно нам в данном случае) с тех пор, как нахлынули северные народы и на обломках западноримской империи стали отстраиваться германские и романские государства на почве античной культуры и пользуясь ее средствами, – с тех пор такие энциклопедические труды, начиная с Мартиана Капеллы, поддерживали, хотя и довольно тускло, античную мысль об отражении мира в науках. В трех больших трудах Винцента из Бовэ такое понятие энциклопедии было представлено наиболее совершенно. Современная философская энциклопедия возникла из беспрерывно продолжавшейся в Средние века инвентаризации знания. Автором основного труда по энциклопедии является канцлер Бэкон, и с тех пор энциклопедия сознательно ищет принципа внутреннего отношения наук между собою. Гоббс первый открыл его в естественном порядке наук, как он определен отношением, по которому одна наука предполагает другую. В связи с французской энциклопедией Даламбер и Тюрго разработали затем это понятие философии как науки универсальной. Стоя на этой почве, Кант изложил свою позитивную философию как систему внутренних отношений между науками по признаку систематической и исторической зависимости одной от другой и завершения в социологии. С этой точки зрения, был произведен методический анализ отдельных наук. Была подвергнута исследованию структура каждой науки, установлены содержащиеся в каждой из них предпосылки, и на основании последних был выведен принцип взаимных отношений наук между собою; вместе с тем было доказано, как при этом следовании от науки к науке возникают новые методы; наконец, главным делом философии была выставлена и определена социология. Этим была завершена тенденция, наметившаяся при выделении позитивных наук, – создать их связь из них самих, не прибегая к всеобщему гносеологическому основанию, т. е. основать философию позитивную. Это была важная попытка конституировать философию как имманентную связь предметного познания. Так как это позитивистическое понимание философии исходит от развитого в математических, естественных науках строгого понятия общеобязательного знания, то его дальнейшее значение для философской мысли заключается в том, что оно поддерживает вытекающие отсюда требования и очищает науки от всяких не могущих быть доказанными придатков, получающихся от метафизических концепций. Уже этой своей внутренней противоположностью метафизике новое философское учение исторически обусловлено метафизикой. Но это ответвление философии связано со стволом метафизики еще и стремлением к универсальному общеобязательному пониманию мира.

Эта вторая неметафизическая позиция философского духа выходит, однако, далеко за пределы позитивизма. Подчинение в позитивизме духовных фактов познанию природы примешивает к нему элемент миросозерцания и делает его, таким образом, отдельной доктриной в рамках этого нового течения философского духа. Правда, мы встречаемся с этим течением и без этого прибавления, и занимают эту позицию многие весьма выдающиеся исследователи в области гуманитарных наук. В особенности сильно его влияние в науках государственных и правовых. Понимание императивов, которые ставятся законодательством членам государства, может ограничиваться интерпретацией воли, выражающейся в них, или логическим их анализом и историческим объяснением, не прибегая для обоснования позитивного права и для анализа его правильности к общим принципам вроде идеи справедливости. Подобный прием заключает в себе черты, родственные позитивизму.

Мощь этой второй антиметафизической позиции философии как позитивистического понимания действительности ограничивается, в частности, во Франции, хотя влияние ее еще довольно велико там тем, что содержащийся в ней феноменальный способ понимания не в состоянии объяснить реальности исторического сознания и коллективных жизненных ценностей; точно так же это философское направление в качестве позитивной интерпретации правовых институтов не в состоянии обосновать идеалов, которые могли бы стать руководящими в эпоху, тенденция которой направлена на преобразование общества.

Если гносеологическое направление искало отличительный момент философии в ее методической позиции и если методическое самоуразумение и стремление философии к последним предпосылкам нашло в нем свое дальнейшее развитие; если, с другой стороны, позитивное мышление искало характерные черты философии в ее функции в рамках системы наук и если стремление философии к универсальности продолжалось в позитивном мышлении, то оставалась еще одна возможность: искать специальный предмет философии так, чтоб было удовлетворено ее стремление к постижению реальности. Попытки проникнуть в реальность путем метафизическим потерпели крушение; реальность сознания, как факта, выступала тем сильнее во всем своем значении. Эта реальность сознания дана нам во внутреннем опыте и вместе с нею нам дана возможность более глубокого познания многообразия порождений человеческого духа, как они выражены в гуманитарных науках. Внутренний опыт является исходной точкой для логики, теории познания и всякого учения о создании единообразного мировоззрения, на нем покоятся психология, эстетика, этика и родственные дисциплины. Вся описанная область всегда обозначалась названием «философской». На этом зиждется тот взгляд на сущность философии, который рассматривает ее как науку о внутреннем опыте или как гуманитарную науку.

Развитие этой точки зрения начинается с того времени, как психология (в XVIII веке) становится благодаря выработке учения об ассоциациях на прочную эмпирическую почву и пред ней открывается широкое поле для плодотворных применений этого учения в теории познания, эстетике и этике. Давид Юм доказывает в своем главном труде о природе человека, что изучение человека, опирающееся на опыт, и составляет истинную философию. Отвергая метафизику, обосновывая теорию познания исключительно на новой психологии, в которой он вместе с тем открывает и объяснительные принципы гуманитарных наук, он создает новую связь гуманитарных наук, основанную на внутреннем опыте. После создания естественных наук эта связь, в центре которой стоит учение о человеке, открывает вторую великую задачу пред человеческим духом. Адам Смит, Бентам, Джемс Милль, Джон Стюарт Милль и Бэн продолжали ее дальнейшую разработку. Джон Ст. Милль точно так же, как и Юм, понимает под философией «научное знание о человеке как об интеллектуальном, моральном и социальном существе». В Германии ту же точку зрения защищал Бенеке. Он заимствовал ее от английской и шотландской школы, и лишь в смысле ее проведения он стоит под влиянием Гербарта. В этом смысле ее он заявляет уже в своей книге «Основание к физике нравов»: «Если победит моя точка зрения, то вся философия превратится в естественную науку о человеческой душе». Им руководила та великая истина, что внутренний опыт открывает нам полную действительность в душевной жизни, между тем как данный нашим чувствам внешний мир нам дан лишь как феномен. В своей «Прагматической психологии» он показал потом, что «все, что является предметом нашего понятия как в логике, морали, эстетике, философии религии, так даже и в метафизике», лишь тогда может быть ясно и глубоко понято, «когда мы поймем его по основным законам развития человеческой души, как они изложены в (теоретической) психологии в самой общей их связи». Из позднейших мыслителей Теодор Липпс дал в своих «Основных фактах душевной жизни» категорическое определение философии как науки гуманитарной или науки о внутреннем опыте.

Великие заслуги этих мыслителей в деле разработки гуманитарных наук не подлежат никакому сомнению. Лишь с тех пор, как была понята возможность положения, которое занимает психология в этой области, и наши психологические познания стали применяться к отдельным гуманитарным наукам, последние начали все больше и больше удовлетворять требованиям общеобязательного знания. Но новая философская точка зрения на философию как науку о внутреннем опыте не могла разрешить вопроса об общеобязательности научного познания, и в своей ограниченности она не оказалась также в состоянии справиться и с задачей, которую себе с полным основанием поставил позитивизм. Поэтому Теодор Липпс впоследствии сам перешел к новой формулировке своей точки зрения.

В этом понимании философии замечается в высшей степени важное отношение этого третьего неметафизического течения человеческой мысли к метафизическим проблемам философии, что подтверждается названием и историческим процессом. Естественные науки извлекают из переживания лишь то частичное содержание, которое может быть полезно для определения изменений в независящем от нас физическом мире. Познание природы имеет, таким образом, дело лишь с явлениями сознания. Предметом же гуманитарных наук служит данная во внутреннем опыте реальность самих переживаний. Здесь мы имеем пред собою пережитую – правда, только пережитую – реальность, постижение которой составляет предмет бесконечной точки философии. Итак, мы видим, что и это ограничение при определении понятия философии сохраняет связь ее сущности с ее первоначальной основной проблемой.