Текст книги "Лев Гумилев. Теория этногенеза. Великое открытие или мистификация? (сборник)"

Русь и степь

Итак, легенда первая.

Русь против Степи. Единая культурная Русь против столь же единой, но дикой Степи. Такова привычная концепция.

Что такое «лес» и «степь» с исторической и историко-географической точек зрения?

Каждый народ возникает и существует в определенных природных условиях, с которыми он связан своим хозяйством и повседневным бытом. При этом особенно важно сочетание ландшафтных условий (лес плюс горы, горы плюс море и т. д.), потому что эти сочетания наиболее благоприятствуют развитию любого вида хозяйственной деятельности. В те времена Восточная Европа была исключительно разнообразна. Лесные массивы перемежались опольями, в степи же было много рощ (и ныне коегде сохранившихся на Среднем Дону); в долинах великих рек существовала пышная лесная растительность, контрастировавшая с сухими степями водоразделов. И каждый из этих ландшафтов давал приют и пищу разнообразным племенам и народностям (этносам), находившимся между собой в весьма сложных, но не всегда враждебных отношениях. Так, славянские поселения достигали устья Дуная (тиверцы и уличи), а угорские и тюркские народы селились в «Гилее», в густых лесах по берегу Черного моря и в лесостепной полосе от Днепра до Волги.

Хазары, занимали в этом конгломерате народов особое и очень важное место. Это был народ кавказского происхождения, живший в очень обширной тогда дельте Волги и в долине Терека и практиковавший оседлый образ жизни, земледелие и рыболовство. Хазары до такой степени связали свою судьбу с древними тюрками в VII веке, что приняли к себе тюркского царевича, основавшего династию хазарских ханов.

Степные просторы Северного Причерноморья всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу и переселялись азиатские кочевники: печенеги, торки, половцы, монголы… Разумеется, эти миграции вызвали столкновения с местным населением – славянами, хозяйство которых было привязано к лесным массивам. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческим: обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому наряду с военными столкновениями мы наблюдаем постоянные примеры симбиоза. Печенеги осели в Добрудже, где стали союзниками Византии, а торки поселились в правобережье Днепра и поставляли пограничную стражу для киевских и волынских князей.

В XI веке в южнорусские степи пришел новый народ, называвшийся на востоке кыпчаки, на западе – куманы, или половцы. Предки половцев обитали с древних времен на Южном Алтае и в среднем течении Иртыша, в Барабинской степи; время от времени они входили в великие кочевые державы: Хуннскую в III–I веках до нашей эры и в Тюркский каганат – VI–VIII веках нашей эры. По антропологическому типу кыпчаки были европеоиды, принадлежавшие к динлинской группе – к древнейшим народам СаяноАлтая. С монголоидными тюрками их связывали политические интересы и культурный обмен. Когда же тюркский язык стал общим для всех народов Великой Степи, то кыпчаки в числе прочих степных народов стали тюркоязычными. Однако в отличие от Своих южных соседей – канглов (печенегов) и гузов (торков) кыпчаки базировали свое хозяйство не на чисто степном, а на лесостепном ландшафте (реликты которого до сих пор сохранились в Казахстане). Мира между этими племенами не было. Степная вендетта не давала возможности тюркоязычным кочевникам объединиться в единое государство, да и потребности в этом не возникло. Поэтому, когда засуха X века подорвала хозяйство кочевников в южных, более засушливых степях, кыпчаки оказались в более выгодном положении: окраины сибирской тайги и многоводные реки спасли их от засухи. Благодаря этим природным условиям, кыпчаки одержали в X веке победу над канглами и гузами и, преследуя врага, вступили в причерноморские степи.

Там они нашли злаковые степи, которые были привычны для них на их родине. И они завоевали и заселили степи вплоть до Карпат.

Русские князья смотрели на это довольно спокойно (половцы помогли им справиться с печенегами), и лишь в 1068 году произошло первое столкновение: половцы нанесли поражение дружинам трех южно-русских князей на реке Альте около Киева. Победа половцев была случайна: уже через месяц Святослав Ярославич Черниговский, имея всего 3 тысячи бойцов против 12 тысяч половцев, наголову разбил их и захватил в плен хана Шарукана. И последующие набеги половцев бывали удачными случайно, лишь вследствие постоянных междоусобных войн русских князей.

Но дипломатические отношения между этими народами установились весьма оживленные. Хотя в самой Руси на этот, счет не было единства: киевские князья Изяслав и его сын Святополк держались западнической ориентации, Всеволод Переяславский и его сын Владимир Мономах – византийской, а Святослав Черниговский и его сын Олег искали друзей среди кочевников. Они их и обрели в лице половцев. Половцы пошли на это тем более охотно, что волынские и киевские князья привлекали для помощи их заклятых врагов, торков (гузов). Таким образом, в системе отношений Русь – Степь создались как бы три оси, и около каждой из них обращались и русичи, и степные кочевники, воюя то по разные, то по одну сторону «фронта». Так, «половцы помогли обиженному», лишенному наследства Олегу Святославичу в борьбе за Чернигов в 1078 году, в битве на Нежатиной Ниве сложил свою голову великий князь Изяслав, искавший помощи у немецких рыцарей.

Приход к власти Владимира Мономаха устранил западнические тенденции в Киевском княжестве и положил конец независимости половцев от Карпат до Дона. Половцы вошли в русскую землю, сохранив внутреннюю автономию, вошли фактически как одно из многих русских княжеств… Как правильно пишет в одной из своих работ С. Плетнева, Русь и Степь сближались по многим линиям, в том числе и по линии смешанных браков. Многие исследователи согласны в том, что «почти все влиятельные княжеские рода в Киевской Руси состояли в кровном родстве со Степью».

Половцы действительно участвовали в XII – начале XIII веков в междоусобицах на стороне Черниговских или Суздальских князей, но не потому, что не любили киевлян, а потому, что на стороне Киева были их заклятые враги – торки. Но, будучи друзьями и родственниками русских князей, половцы втянули их в такие войны, которые весьма сильно отразились на судьбе Русской земли. Ниже мы покажем, как.

А пока возьмем такое банальное, а потому весьма распространенное деление: «Запад» и «Восток». Стоит ли за ним какая-нибудь реальность? Родилось это противопоставление в суперэтнической целостности романо-германского мира, идеологически объединенного римской церковью в духе противопоставления себя всем прочим исповеданиям. Короче, это обывательский европоцентризм, имевший смысл в средние века, но бессмысленный, хоть и упорно бытующий поныне.

Давайте рассуждать логично. Если принять средневековый западный «христианский мир» за своеобразный эталон многонационального средневекового единства, то равноценным ему будет не «Восток», а чуть ли не десяток иных единств:

1) Левант, или «мир ислама», целостность отнюдь не религиозная, а этнокультурная, распространившаяся от Испании до Кашгара; 2) Индия, за исключением той ее части, где господствовали мусульмане; 3) Китай, считавший себя «Срединной империей» и боровшийся с «варварской» периферией; 4) Византия, восточно-христианская целостность, политические границы которой всегда были уже суперэтнических; 5) кельтский мир, до XIV века отстаивавший свои оригинальные традиции от английских феодалов; 6) балтийская славянолитовская языческая целостность, в XII веке превратившаяся в реликт; 7) восточно-евразийская целостность двух соперничавших этносов: чжурчжэней и монголов; 8) восточноевропейская суперэтническая целостность – Русская земля.

На ней и сосредоточено наше внимание, но надо рассматривать ее этническую судьбу на фоне переплетения конфликтов всех прочих перечисленных выше многонациональных единств, ибо изоляция на континенте Евразии была возможна лишь для одного (десятого уже) полиэтнического единства – циркумполярных народов Сибири и побережья Белого моря (самодийцы, ненцы и угры, пришедшие в эти районы в III–V веках из степей, подвергшихся засухе), да и то изоляция эта часто нарушалась то эвенками, то якутами.

Теперь о суперэтнической целостности, называемой «Русская земля». При своем появлении в Восточной Европе славяне делились на племена, которые уже в начале XII века сохранялись только в памяти авторов «Начальной летописи». Это естественно: этническая интеграция шла интенсивно вокруг больших городов, где прежние племенные различия быстро теряли значение.

А. Н. Насонов описывает Русь XI–XII веков как систему «полугосударств» ², стоящих на порядок ниже, нежели понятие «Русская земля»: Новгородская республика с пригородами; Полоцкое княжество; Смоленское княжество; Ростово-Суздальская земля; Рязанское княжество; Турово-Пинская земля; собственно Русская земля, включавшая три княжества: Киевское, Черниговское и Переяславское; Волынь и, наконец, Червонная Русь, или Галицкое княжество. К этому списку надо добавить завоеванную Владимиром Мономахом половецкую степь между Доном и Карпатами. Но это была малая часть Степи: Великий Булгар на Волге, задонские кочевья половцев, аланские земли на Северном Кавказе и Волжская Хазария с городом Саксином лежали по ту сторону русской границы XII–XIII веков.

Булгары и хазары в это время относились к левантийскому, или мусульманскому, «суперэтносу» (назовем так эти многонациональные единства); аланы и крымские готы – к византийскому; литовцы, латыши и ятвяги – к балтийскому; поляки и венгры уже вошли в западноевропейский суперэтнос. Победа немецких крестоносцев над полабскими славянами превратила Западную Европу в культурно монолитную, хотя этнически и мозаичную целостность, которая в XII веке находилась на подъеме и неустанно, хотя и не всегда удачно, расширяла свой ареал (что в XIII веке привело к кризису).

Раздробленность восточных соседей Руси и отдаленность западных сводили внешние конфликты в XII веке к минимуму. Подлинным бичом страны были междоусобицы, которые мы теперь называем феодальными войнами. К несчастью, они были не только феодальными.

Война всегда дело дорогостоящее, а удельные князья собственных доходов имели мало. Для того чтобы содержать 50-тысячную армию, и в более позднее время требовались ресурсы большой страны. А ведь именно с таким войском Андрей Боголюбский шел на Киев в 1169 году и столько же выставил против него Мстислав Волынский. Эта большая война была немыслима без участия населения Суздальской земли и Волыни. Не случайно, что в историографии спор старшей и младшей линий Мономаховичей считается началом разделения Руси на Северо-сточную и Юго-Западную. Однако дело обстояло еще сложнее.

Обратим внимание на то, что во второй половине XII века традиционная вражда Мономаховичей и Ольговичей отступает на второй план, а обособленное Полоцкое княжество почти не принимает участия в «феодальных войнах», хотя там княжила линия потомков Рогнеды и ее сына Изяслава, не входившая в «ряд Ярославль». В то время еще не было деления на великороссов, украинцев и белоруссов. Это были столкновения внутри единого древнерусского этноса.

Спросим же себя, откуда брали средства; для походов изгои, то есть князья, лишенные не только власти, но и имущества? То, что они хотели получить свою долю наследства отцов, понятно, но ведь одного желания мало. Очевидно, они имели мощную поддержку. Но от кого? Вот тут-то и ключик разгадке.

Просмотрим, для примера, биографию Олега Святославича, исключенного из престолонаследной очереди («лествицы») на том основании, что его отец умер раньше старшего брата Изяслава, вследствие чего место Олега занял Владимир Мономах.

В 1076 году осиротевший, но еще не обиженный, Олег дружил с Владимиром Mономахом и даже крестил его сына Мстислава. В 1077 году он получил стол в Чернигове, но был вынужден уступить его дяде Всеволоду Ярославичу. Это не привело к ссоре, так как он жил у своего дяди и крестил другого сына Мономаха. И вдруг 10 апреля 1078 года Олег бежал от Всеволода в Тьмутаракань и 25 августа пришел с Борисом Вячеславичем и половцами отбивать Чернигов. Этот-то поход и кончился битвой на Нежатиной Ниве. Можно ли думать, что вся война была затеяна из-за Олегова каприза? И потом, откуда добыл он средства для столь большого похода?

После смерти великого князя Всеволода (13 апреля 1093 года) Олег должен был, согласно «лествице», занять черниговский стол, так как его старший брат Давыд уже сидел в Смоленске. И Олег занял Чернигов с боем, вытеснив оттуда Владимира Мономаха, который не посчитался с родовым старшинством. Черниговское население четко высказалось в пользу Олега. Отсюда и пошла вражда, обострившаяся, между прочим, из-за того, что Олег отказался выдать на смерть гостившего у него половецкого князя. Перед нами не просто феодальная война, но и соперничество двух княжеств: Киевско-Волынского и Чернигово-Северского, причем в основе того и другого лежат разные племенные комбинации.

Конечно, приравнять киевлян XI–XII веков к полянам, а черниговцев – к северянам было бы нелепо, но нельзя не заметить, что на месте племен, то есть этносов, исчезнувших вследствие интеграции в единый древнерусский этнос, возникают области с территориальными наименованиями, но с аналогичной функциональной нагрузкой. Пусть суздальцы сложились из кривичей, мери и муромы, новгородцы – из словен, кривичей и веси (вепсов), рязанцы из вятичей и муромы, полочане из кривичей, ливов и леттов, но, даже утеряв традиции предков, эти новые области несли важную функциональную нагрузку: поддерживали целостность большой суперэтнической системы – Руси. Благодаря постоянному взаимодействию, по тем временам не мыслившемуся без борьбы, изолированные субэтнические группы поддерживали древнерусский этнос, а на базе его и суперэтнос, ибо в понятие «Русская земля» входили угорские, финские (меря, мурома), балтские (голядь) и тюркские племена (гузы, берендеи, куманы), являвшиеся компонентами суперэтнической целостности. При этом, как я уже сказал, в междоусобиях союз с торками был традицией киевских и волынских князей, а союз с половцами – князей черниговских.

Но если все это так, то инициаторами междоусобиц были, скорее всего, не сами князья Рюрикова дома, а окружающие их люди, кормящие их и требующие с них за это вполне определенной работы, то есть войны с соседями, с которыми они соперничали и боролись за власть. Так оно и было. И не только в Новгороде и Галиче, где подчиненное положение князей зафиксировано историей, но и во всех других полугосударствах Древней Руси. Бояре убили Андрея Боголюбского; толпа киевлян растерзала Игоря Ольговича; смоляне не дали киевлянам в обиду Ростиславичей и вместе с черниговцами расправились с «матерью городов русских», отдавшей предпочтение волынянам. По логике событий, союзники Рюрика Ростиславича, половцы, изрубили всех «старых, монахов, попов и монашек, а юных черниц, жен и дочерей киевлян увели в свои становища» 2 января 1203 года.

Конечно, это ужасно, но кто виноват? Половцы, которым вместо платы позволили грабить Киев? Князь Рюрик Ростиславич? Или его вдохновитель Всеволод Большое Гнездо? А ведь кроме половцев Киев брали черниговцы, приведенные Ольговичами, так что же, они, не грабили?

Вот вам и «Русь против Степи»… Самое любопытное тут то, что создание антикиевской коалиции, дипломатическую «подготовку войны, наем половцев на службу за обещание разрешить им разграбить Киев осуществил сам герой «Слова о полку Игореве» Игорь Святославич, ставший из Новгород-Северского князя князем Черниговским. Этот факт говорит, что древняя традиция межплеменной вражды полян и северян, переформировавшаяся в соперничество Киева и Чернигова, оказалась еще в XIII веке настолько живучей, что по сравнению с ней пограничные счеты между русичами и половцами меркли.

Ведь и Роман Мстиславич для защиты Киева привлек степняков – торков, которые мужественно отстаивали столицу Руси, сражаясь со своими заклятыми врагами – половцами. Это показывает, что Русь и завоеванная ею Степь составляли в XII веке единое, хотя и не централизованное государство, находящееся в XIII веке в состоянии глубокого кризиса, выражавшегося в ожесточении междоусобных войн.

Война между Правобережьем и Левобережьем Днепра продолжалась даже и после битвы на Калке! В 1235 году Черниговские князья Михаил и Изяслав взяли Киев у Даниила Галицкого и держали три года, после чего обескровленный и полуразрушенный город, снова доставшийся галицкому князю, стал в 1240 году добычей Батыя. Тогда Киев уже не был столицей Руси…

Однако не стоит чрезмерно драматизировать ситуацию: неравномерность развития и разнообразие элементов является, в принципе, условием устойчивости подобной системы. Следовательно, полиэтничность и разноукладность не разрушали, а по-своему скрепляли древнерусскую многонациональную целостность, так ярко и красочно описанную авторами XIII века в «Слове о погибели Русской земли». Лишь в середине XIII века все переменилось и пришла «погибель»!

В чем же она заключалась и почему пришла?

Как я старался показать, междоусобицы княжеств XI–XII веков надо рассматривать как «болезнь роста», как закономерную фазу этногенеза, мучительную, но не угрожающую жизни этноса или суперэтноса. Но столкновения с иными суперэтническими системами сулили куда более грозные последствия. Иные системы подступали с запада и с юго-востока. В начале XIII века вмешательство Запада в русские дела еще ограничивалось установлением военных союзов (поскольку Польша и Венгрия находились в гвельфском блоке, Волынь выступила за гибеллинов; волынский князь Роман пал в бою с поляками в 1205 году; его соперники, черниговцы н суздальцы, установили контакты с папой и поддержали Новгород в его борьбе с Ливонским орденом, стоявшим на стороне Гогенштауфенов; папа, воспользовавшись ситуацией, послал на Русь доминиканских миссионеров, но Юрий II выслал их из пределов своего княжества, так что от этих союзов большого вреда не возникло).

Гораздо более сильной была травма 1223 года – битва на Калке и падение Юрьева в 1224 году, когда ливонские рыцари пощадили пленных эстов, но не оставили в живых ни одного русского. С этих-то дат и начались столкновения на суперэтническом уровне, так как балтский барьер был сломан немцами, а половецкий амортизатор монголами.

Половцев в эту пору русичи считали «своими». В защиту половцев русские князья выступили против монголов и сложили свои головы на Калке. Злейших врагов не защищают ценой своей жизни.

Итак, 1223 год. На месте «своих поганых», не угрожавших самостоятельному существованию полиэтнической «Русской земли» и даже в нее входивших, появились народы чужие. Ситуация приобрела небывалую остроту, при которой междоусобицы превратились из явлений привычного порядка в явления губительные.

Поищем причину «погибели»?

Надо признать, что в XIII веке на Руси уже явно «чего-то не хватало», а не хватало уже с XII века. Автор «Слова о полку Игореве» говорит: «Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: „Се мое, а то мое же“. И начяше князи про малое „се великое“ млъвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании съ всех стран прихождаху с победами на землю Рускую». Только ослепление непомерным эгоизмом лишило князей Рюрикова дома воли к сопротивлению. Только их полная неспособность объединиться даже при изменившихся условиях позволила монголам взять поочередно Рязань и Владимир, Киев и Чернигов, литовцам занять Полоцк, а ливонским рыцарям разорить Псков.

Автор «Слова о полку Игореве» все время подчеркивает, что храбрых и сильных воинов на Руси достаточно, военная техника на уровне требований. Мы знаем, что и денег в торговых городах было в избытке. Не хватало лишь, как теперь бы сказали, творческой инициативы на широком общественном уровне. Того самого, что определило линию поведения наиболее активного народа XIII века – монголов.

Русь и монголы

Валентин Иванов обладает несомненным историческим чутьем. Он знает, что такие явления, как образование Темуджином монгольского улуса в 1206 году и последующие монгольские походы от Явы до Адриатики должны иметь предысторию, а поскольку он ее не находит у историков, он ее домышляет. Опять-таки виноваты мы, историки, потому что описать события XI–XII веков на основании источников возможно (я отчасти пытался сделать это в книге «Поиски вымышленного царства»). Когда за это берется неспециалист, то он, естественно, допускает расхождения с фактами. Ну, например В. Иванов описывает столкновение монголов и сунов (южных китайцев) в городе Сучжоу около Дуньхуана, чего вообще быть не могло, так как провинция Гань-су, где все это происходит, принадлежала не империи Сун, а Тангутскому царству Си-Ся, отнюдь китайскому. На самом деле в XI–XII веках монголы и близкие к ним племена – татары, кераиты, ойраты, а впоследствии найманы – жили раздробленно, племенным бытом и только защищались от нападений своих «цивилизованных» соседей: сначала киданей, потом чжурчжэней.

Последние организовывали походы в степь «для уменьшения людей и поимки рабов», то есть вели истребительную войну против кочевников (подобно тому, как в XVIII веке белые в Америке стреляли индейцев и получали плату за скальп).

В начале XIII века монголам удалось сплотиться и организовать сопротивление, от ветив чжурчжэням ударом на удар. При этом монголы заручились союзниками в лице Сунского (национального) Китая и выиграли войну, подчинив себе большую часть чжурчжэней. Необходимость поддерживать новую державу заставила монголов принять обычную тактику кочевых ханов: они взялись обеспечить безопасность транзитной караванной торговли из Китая в Европу, беря за это пошлины, что давало им необходимые средства. Когда один из караванов, находившийся под покровительством монголов, был вырезан компактом крепости Отрар с целью ограбления, монголы потребовали у хорезмшаха Мухаммеда объяснений. Тот ответил, что караванщики были разведчиками, часть послов приказал казнить, а часть раздетых донага выгнать в степь. С этого эпизода начинается кровавая лавина, которой монголы прошли по Средней Азии. Не простив убийства и унижения послов, хан двинулся на Хорезм. Он одержал неожиданно легкую победу: Мухаммед бежал, а большое количество подданных хорезмшаха, покинутых им, погибли от монгольских сабель. Монголы вторглись в богатую густонаселенную страну и жестоко подавляя малейшее сопротивление, разгромили цветущие города: Отрар, Самарканд, Бухару, Ходжент, Гургандж и Мерв. Последствия этого вторжения были самые трагические.

Влекомые по степи необходимостью закрепиться на каком-то рубеже – а это было непросто, – монголы дошли до самой Палестины, где только и были отбиты египетскими мамлюками. В Средней Азии, так же как и в Китае, события развивались уже не по воле правителей, а по логике событий, которую во времена Пушкина называли довольно точным термином «сила вещей».

Но почему монголы, имели успех?

В прошлом веке историки не сомневались, что монгольские завоевания были совершены многочисленными скопищами, которые двигались подобно саранче, уничтожая на своем пути культурные, просвещенные и почему-то бессильные оседлые государства. Но в наше время накоплены знания и о монголах, и об их соседях, позволяющие взглянуть на эти «скопища» по-новому.

Сделаем первый, крайне простой подсчет: по численности населения ³. В Монголии XIII века она не поднималась выше 1300 тысяч человек, тогда как в Китае было в то время 80 млн. (из них 20 млн. в Южном Китае – империя Сун), в Хорезмийском султанате – около 20 млн., а в Восточной Европе – 8– 10 млн., из которых 6 млн. в Древней Руси. Монголия в течение 80 лет вела войну на три фронта. Главным ее противником был Северный Китай, перед тем завоеванный чжурчжэнями. Победа над ними далась монголам лить в 1234 году, когда пала последняя чжурчжэньская крепость Кайфын, и тогда же началась воина с Южным Китаем (между прочим, тоже после того, как китайцы убили монгольских послов).

Вторым по значению был юго-западный фронт, где с 1219 года монголы вели войну с мусульманами. Там они держали постоянно действующий корпус численностью от 30 тыс. до 60 тыс. всадников.

Северо-западный (восточноевропейский) фронт стоял на третьем месте, причем основным объектом вражды монголов были вовсе не русские, а половцы.

Кроме того, монголы то и дело совершали отдельные походы: то в Тибет, то в Сибирь, то против камских болгар, то на мордву.

Вывод: монголы нигде не могли иметь численного перевеса, а равно и перевеса в технике, потому что своего производства железа у них не было. Однако они до 1260 года везде одерживали победы, а к 1279 году закончили завоевание Южного Китая.

Как это могло произойти?

Видимо, в военных успехах монголов «повинны» не только победители, но и побежденные. Только исключительно слабым сопротивлением китайцев можно объяснить победу монголов над чжурчжэньской империей. Но это можно понять: чжурчжэни в Северном Китае были такими же завоевателями, как и монголы, и куда более жестокими правителями. Китайцы не стремились защищать одного своего врага от другого; они искали спасения в горных лесах и были не воинами, а жертвами войны. Зато в Южном Китае они сопротивлялись отчаянно, война там затянулась, и только изменение общего соотношения сил решило ее в пользу монголов, привлекших на свою сторону племена мань, мяо, цзун и т. д.

Остается объяснить, как и почему монголы оказались в Восточной Европе. Распространенное мнение заключается в том, что они стремились «завоевать мир». В 30-е годы эта идея была настолько распространена, что даже известный романист В. Ян озаглавил финальную часть своей трилогии о монголах «К последнему морю», имея в виду Адриатику. Для наших современников, к счастью, этот вопрос не столь ясен, и они значительно менее категоричны. Д. Балашов показывает, с какой осторожностью и деликатностью маневрировал Мангу-Тимур, хан Золотой Орды, при усобицах русских князей, поддерживая то Дмитрия, то Андрея, и наконец добивался прекращения усобицы при посредничестве епископа Сарского и Задонского, для которого он учредил специальную кафедру в Сарае.

Для решения поставленного вопроса о столкновении монголов с Русью мы должны сделать экскурс в южнорусские степи, где в то время обитали «куманы, иже рекомые половцы». В 1185 году, когда Игорь ходил походом на Кончака, монгольской державы еще не было. Большая часть монгольской родовой знати, опираясь на соседние племена, вела борьбу против Чингиса и его орды. Только в 1206 году возникло общемонгольское государство, но многие племена продолжали сопротивление. Наиболее неукротимы были меркиты. С 1183 года монголы воевали с меркитами и в 1208 году вытеснили их в долину Иргиза. Обитавшие там куманы (половцы) приняли беглецов, тем самым став врагами монголов. Здесь-то и начинается монголо-кыпчакская вражда. В 1216 году монголы истребили последних меркитов и вступили в войну с куманами, ради чего и появились в 1223 году в донских степях.

Разумеется, в основе миграций народов лежат причины более глубокие и основательные, чем погоня за беглецами, нарушение слова, убийство посла и так далее: переселение народов, войны и союзы зависят от факторов географических, социально-исторических, этнопсихологических и так далее, и все-таки движение человеческих масс – это не безличные потоки воды или воздуха; и здесь для уяснения конкретных форм вражды или союза человеческое «оформление сюжета» весьма важно. Вторжение монголов в русские степи не было, конечно, следствием той или иной «ссоры», но и оно имеет определенные человеческие оттенки, которые существенны.

Каков же был первый камешек этой «лавины»? Убийство послов русскими князьями, среди которых был Мстислав Козельский и Черниговский, монголы восприняли как предательство гостей, что, как известно, в Степи считалось худшим из преступлений. Нападение на свое отступавшее войско они сочли вызовом, на который ответили кровавым набегом в 1237–1241 годах, после чего отошли в Прикаспийские степи. Там внимание Батыя на десять лет поглотили, внутренние дела. Только в 1258 году по договоренности Александра Невского с ханом Берке на Руси появились баскаки и стали взимать дань. Но о смысле этой договоренности – ниже.

Теперь обратимся к половцам: их поведение столь же логично. Их братья на востоке приняли под свою защиту гонимых, пострадали и вынуждены были бежать в Причерноморье, ибо больше некуда. Когда монголы явились и туда, половцы обратились к своим соседям, русским князьям, под, стягами которых привыкли ходить в походы. И русские князья, ничуть не обманывавшиеся насчет «половецкого характера», пошли защищать донскую степь, ибо после Мономаха это была уже часть Русской земли! Точно так же они отстаивали от немцев Новгородскую землю, заселенную чудью и ижорой, то есть язычниками, и осуждали псковских германофилов как предателей.

Но вернемся к монголам. Итак, их положение было не просто. Камские булгары, половцы и аланы сопротивлялись воинам Батыя не менее отчаянно, чем русские города. В этом походе монголы были оторваны от своих баз и при поражении не могли надеяться на спасение. Наличие широкого фронта от верховий Волги до Кавказа вынудило их рассредоточить силы. Поэтому даже маленький Козельск, отчаянно дравшийся, стоил монголам таких потерь, что Батыю пришлось отойти в степь, дабы дать войскам передышку. Любопытно, что монголы не оставили на Руси ни одного гарнизона. Это показывает, что сами они мыслили свои поход не как стабильное завоевание, а скорее, как большой набег. Точно так же кровавым набегом опустошили они Польшу и Венгрию, одержали победы при Лигнице и Шайо, а затем отошли на левый берег Волги, где им не угрожали контрудары побежденных, но не покорившихся народов.

Короче: не так-то дешево обошелся Батыю разгром Руси; ответная героическая борьба русских была неизбежна, Батый это чувствовал, чувствовал и другое – эту землю ему не удержать.

В чем же причины удачи Батыева похода?!

Обычно считается: распри и неурядицы между удельными князьями. Отчасти это верно: политический развал на Руси в XII веке достиг кульминации, но ведь и в монгольском улусе было очень неблагополучно. Для проведения западного похода Батый получил кроме собственных 4000 воинов войска трех своих дядей: верховного хана Угедея, «хранителя ясы» (нечто вроде оберпрокурора) Чагадая и правителя собственно монгольских земель – Тулуя, младшего сына Чингиса. Сын Угедея Гуюк и сын Чагадая Бури во время похода поссорились с Батыем, так что ему пришлось выслать их на родину, где отцы подвергли их опале. Но после смерти Угедея в 1241 году Гуюк оказался претендентом на престол, что грозило Батыю смертью: когда войска Гуюка и Бури ушли домой, у него осталось всего 4000 воинов.