Текст книги "В поисках истины. Ученый и его школа"

В поисках истины: ученый и его школа
Коллективная монография

Редакционная коллегия серии «Научные школы: история и современность»:

Матросов В.Л. (председатель), академик РАН, академик РАО, профессор, доктор физико-математических наук,

Ващенко И.М., Нижников А.И., Мельников Д.А., Чертов В.Ф., Маландин В.В., Матросов С.В.

Коллективная монография

Авторы:

Матросов В.Л., Королев А.С., Артамонов Г.А., Введенский Р.М., Колесникова Е.А., Маландин В.В., Сергеев С.М., Фомин В.В.

Редакционная коллегия:

Матросов В.Л. (ответственный редактор), Введенский Р.М., Дворецкая И.А., Маландин В.В., Артамонов Г.А.

Рецензенты:

Рогожин Н.М., доктор исторических наук, профессор, директор центра истории русского феодализма ИРИ РАН;

Борисов Н.С., доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России до начала XIX в. МГУ им. М.В. Ломоносова

Вступительная статья
Научные школы: сохранение традиций фундаментального образования

В.Л. Матросов

Появление понятия «научная школа» относится к рубежу XVIII–XIX вв., что хронологически совпадает с процессами формирования современной науки как особой, социально признанной профессиональной сферы человеческой деятельности, направленной на познание обществом самого себя и окружающего мира. Сегодня вопросы определения его сущности принадлежат к числу одних из самых обсуждаемых тем. Развернувшаяся дискуссия давно переросла границы академического сообщества и вылилась на страницы массовых изданий.

В условиях продолжающихся реформ образования и науки в этом факте проявляется не только стремление государства определить приоритеты, но и объективная потребность ученых осмыслить значение и роль сложившихся, иногда стихийно, форм профессиональной самоорганизации.

Особое значение этот вопрос приобретает в связи с появлением новых форм государственного финансирования российской науки и образования через адресную поддержку молодых кандидатов и докторов наук, а также ведущих научных школ, занимающихся фундаментальными и прикладными исследованиями по приоритетным направлениям развития науки, технологий и техники РФ, на конкурсной (грантовой) основе.

О пристальном государственном внимании к научным школам свидетельствуют Постановление Правительства РФ от 26.09.1995 г. № 957 «О государственной поддержке ведущих научных школ РФ», установившее порядок осуществления программы целевой поддержки научных школ, и Постановление Правительства РФ от 27.04.2005 г. № 260 «О мерах по государственной поддержке молодых российских ученых – кандидатов наук и их научных руководителей, докторов наук и ведущих школ РФ», утвердившее Совет по Грантам Президента РФ, который в том числе раз в 3 года проводит конкурс ведущих научных школ.

При этом в официальных документах сегодня можно встретить определения, по-разному структурирующие критерии научной школы. В одних под «ведущей научной школой» понимается сложившийся коллектив исследователей различных возрастных групп и научной квалификации, связанных проведением исследований по общему научному направлению и объединенных совместной деятельностью. Указанный коллектив должен осуществлять подготовку научных кадров, иметь в своем составе руководителя, а также молодых (до 35 лет) исследователей [1]. В других научная, научно-педагогическая школа понимается как «исторически сложившийся в процессе совместной работы, устойчивый и развивающийся на протяжении ряда лет коллектив, возглавляемый известным ученым, отличающийся родственностью научных интересов его членов, общностью методологических подходов к решению научных проблем, успешно сочетающий проводимые им научные исследования в актуальных направлениях науки с активным участием в подготовке высококвалифицированных профессиональных кадров. Всегда главной чертой научной школы являются учителя и ученики. Формирование научной школы не одномоментный акт, для ее становления необходимо как минимум два, а то и три поколения» [2, 3].

При всей близости и «родственности» приведенных критериев научной школы очевидно, что в одном случае упор делается на «совместной деятельности», во втором – обращается внимание на общность «методологических подходов», видимо, необязательных для первого определения.

В настоящее время решить проблему формализации понятия научная школа пытается Министерство образования и науки РФ в связи с планами по модернизации системы послевузовского образования. Согласно проектам Министерства наличие научной школы должно стать важным аргументом при открытии аспирантуры и обязательным условием – докторантуры в подведомственных учреждениях. В соответствии с этим разрабатывается новая нормативно-правовая база, включающая как определение научной школы, так и ее критерии. К числу последних отнесены требования к кадровому составу (не менее 5 докторов наук), а также к уровню и источникам финансирования, проводимых научных исследований. При этом структура финансирования предполагает получение научной школы средств: за счет участия в конкурсах в рамках федеральных и отраслевых программ; российских и иностранных грантов, субъектов Российской Федерации и местных бюджетов, хозяйственных договоров на выполнение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

Принципиального согласия не наблюдается и среди специалистов. Обусловленное законами формально-логического, научного мышления стремление ученых выявить общие для всех «универсальные» непротиворечивые критерии не может реализоваться в силу специфики той или иной отрасли науки, в рамках которых функционируют исторически сложившиеся научные школы и коллективы. В частности, особые сложности возникают в отношении формализации понятия «научная школа» в гуманитарной сфере. К числу основных критериев исследователи относят наличие следующих моментов: 1) одного или нескольких лидеров в соответствующей области знания; 2) оригинальной научной парадигмы и методологии исследования; 3) механизмов воспроизводства, обеспечивающих преемственность научной традиции школы; 4) внешнее признание и высокая оценка деятельности представителей научного коллектива как Школы [3].

Однако одни научные школы отличаются наличием яркого научного лидера, являющегося внешним олицетворением данной школы, для других характерно несколько сильных лидеров. Одним свойственно единство научной парадигмы, специфической методологии, другие отличаются широтой и даже обязательностью для каждого члена коллектива поиском и выработкой самостоятельного «объяснительного механизма». Здесь в качестве объединяющего начала могут выступать общая проблематика или единый объект исследования и т. д.

Очевидно также, что на процесс формирования особенных черт тех или иных научных школ существенное влияние оказывал тип образовательных и научных учреждений, на базе которых они складывались. Так, в технических вузах возникновение научной школы обычно непосредственно связано с решением задач подготовки кадров по новым специальностям как результат развития науки, в том числе прикладного характера. В этом случае эволюция научной школы фактически совпадает с историей становления кафедры [4]. В то же время для классических и педагогических университетов подобное явление, скорее, исключение, чем правило. В основе российской традиции университетского образования лежит принцип фундаментальности, что оказывает решающее влияние на содержание образования. Как следствие этого, устоявшаяся структура научно-образовательной деятельности. В этом случае именно логика развития фундаментальной науки диктует условия и принципы структурирования научных школ и направлений.

Вместе с тем все участники дискуссии сегодня осознают, что в условиях, когда государство начинает рассматривать научную школу в качестве приоритетного объекта государственной, в том числе финансовой поддержки, задача формулирования общепризнанного определения понятия «научная школа», несмотря на существующие противоречия, равносильна решению задачи определения наиболее перспективных направлений развития, форм организации и механизмов финансирования современной науки России.

В этих условиях закономерно обращение к данной проблематике в ведущих вузах России.

Московский педагогический государственный университет известен всему миру не только в качестве родоначальника лучших отечественных традиций подготовки педагогических кадров, но и как крупный научный центр федерального и международного значения. Основателями ведущих научных школ МПГУ были выдающиеся деятели мировой науки, образования и культуры. В их числе В.И. Вернадский, П.С. Новиков, А.Ф. Лосев, В.В. Виноградов, И.Э. Тамм, М.С. Гиляров, Г.С. Ландсберг, В.В. Семенов, В.С. Эткин, Г.М. Бартенев, Н.Н. Баранский, С.А. Балезин и многие другие. Заложенные этими яркими учеными традиции и направления научных исследований сегодня реализуются в МПГУ их многочисленными учениками и последователями. Поэтому в университете вузовская наука является не только средой генерации знаний, но и фундаментом профессиональной подготовки и роста научно-педагогических кадров.

Созданные в 1872 г. Московские высшие женские курсы были преобразованы в 1918 г. во 2-й МГУ, а в 1930 г. – в Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина, получивший статус университета в 1990 г.

В 1912 г. ученым советом курсов было утверждено Положение об оставлении слушательниц при Московских высших женских курсах при кафедре «для усовершенствования в научных познаниях и для подготовки к преподавательской деятельности в высших учебных заведениях». Все технические вузы, подведомственные Министерству народного просвещения, оставили в 1913 г. всего 9 человек. В то же время только по историко-филологическому факультету Московских высших женских курсов за период с 1 сентября 1913 г. по 1 января 1918 г. были рекомендованы в аспирантуру 24 слушательницы по 7 специальностям: Всеобщая литература (7 чел.), Всеобщая история (6 чел.), Русская история (4 чел.), История искусств (3 чел.), Русская литература (2 чел.), Сравнительное языкознание (1 чел.), История философии (1 чел.).

После перерыва, вызванного революционными событиями и гражданской войной, в 1925 г. Народным комиссариатом просвещения было принято Положение о порядке подготовки научных работников, вводивших в вузах институт аспирантуры. Педагогический факультет 2-го МГУ становится крупным центром подготовки специалистов в области образования, здесь к концу 1928 г. обучалось 64 из 102 аспирантов по разделу педагогических наук при педагогических факультетах, в педагогических вузах и научно-исследовательских учреждениях всей страны. За 1930–1941 гг. аспирантуру МГПИ окончили 542 человека. В 1950/51 учебном году в системе послевузовского образования числилось 274 аспиранта, а в начале 1980-х уже более 2000 человек из различных вузов страны ежегодно вели работу по подготовке докторских и кандидатских диссертаций. От общего числа выпускников аспирантуры 82 % выезжали на работу в педагогические институты, в том числе Сибири и Дальнего Востока. За свою многолетнюю историю МПГУ подготовил более 12 тыс. специалистов высшей квалификации, которые трудятся в вузах России, ближнего и дальнего зарубежья [5, 14–16].

В настоящее время подготовка аспирантов в МПГУ ведется по 17 отраслям наук и 73 специальностям под руководством крупных ученых – докторов наук, профессоров, среди которых действительные члены и члены-корреспонденты РАН, РАО, заслуженные деятели науки, лауреаты государственных премий.

Эффективность системы послевузовского образования МПГУ подкреплена мощной сетью диссертационных советов университета. Сегодня 32 докторских диссертационных совета принимают к защите квалификационные исследования по 14 отраслям наук и 68 научным специальностям, что является одним из самых высоких показателей в системе высшего профессионального образования и государственных академий РФ. В среднем за последние годы в Советах защищается от 350 до 420 диссертаций.

Достижения ученых университета вносят существенный вклад в современную науку, теорию и практику, поднимают престиж отечественных научных школ.

Важная роль в развитии системы подготовки научно-педагогических кадров высшей квалификации в университете традиционно принадлежит ведущим научным школам, в рамках которых обеспечивается преемственность в развитии наиболее актуальных направлений фундаментальной науки.

Настоящее монографическое исследование посвящено изучению научного наследия известного историка, профессора Московского педагогического государственного университета, доктора исторических наук Аполлона Григорьевича Кузьмина. Отдельные главы книги, подготовленные учениками А.Г. Кузьмина, отражают широкий круг научных интересов ученого – от проблем методологии науки и этногенеза до актуальных вопросов современной общественно-политической, экономической и социальной жизни Российской Федерации. При всем многообразии изданий, посвященных тем или иным деятелям науки, особенность данного монографического исследования состоит в том, что ученики А.Г. Кузьмина пытаются не просто осмыслить научное наследие ученого, но и развить идеи своего учителя на основе современных научных данных.

По сути, данная монография позволяет сделать вывод о том, что в МПГУ сложилась и успешно развивается научная школа А.Г. Кузьмина как важный фактор сохранения традиций фундаментальной подготовки научно-педагогических кадров.

Примечания

1. Постановление Правительства РФ от 27.04.2005 г. № 260 «О мерах по государственной поддержке молодых российских ученых – кандидатов наук и их научных руководителей, докторов наук и ведущих школ РФ».

2. Указания Федеральной службы государственной статистики (Росстат) по заполнению формы единовременного федерального статистического наблюдения № 2 наука (ФТК). – М., 2008.

3. Аронов Д.В., Садков В.Г. Научная и научно-педагогическая школы – проблемы формализации и самоидентификации // Современные проблемы экономики, политики и права. – 2007. – № 1. – URL: http://www.sprepp.ru/1_2007/1.php; Бессонова О.Э., Шабанова М.А. Новосибирская экономико-социологическая школа // Социология науки. – 2000. – С. 79; Криворученко В.К. Научные школы – важнейший фактор развития современной науки. – URL: http://www.mosgu.ru/nauchnaya/scientificschools/about/ Krivoruchenko_factor/; Кудрин Б.И., Фураев В.В. Ценологическое определение научной школы // Общая и прикладная ценология. – 2007. – № 1. – С. 41–45; Левин А.С. Соображения к концепции развития программы. – URL: http://informika.ru/text/magaz/ newpaper/ messedu/cour0010/ 1800.html; Логинова Н.А. Феномен ученичества: приобщение к научной школе // Психологический журнал. – 2000. – № 5. – Т. 21. – С. 106–111.

4. Научные школы МВТУ им. Н.И. Баумана. – М., 2003; Наука в Московском педагогическом государственном университете. Основные направления и научные школы. – М., 2002. – С. 98–103.

5. Опыт, проблемы и перспективы подготовки кадров высшей квалификации // Аналитические обзоры по основным направлениям развития высшего образования. – М., 2007. – Вып. 5.

Глава 1
А.Г. Кузьмин: историк, общественный деятель, гражданин

Р.М. Введенский

Выдающийся ученый, историк-источниковед, публицист, член Союза писателей СССР Аполлон Григорьевич Кузьмин родился 8 сентября 1928 г. в селе Высокие Поляны Пителинского района Рязанской области в семье сельского фельдшера.

Говоря об обстоятельствах, которые могли влиять на формирование его личности, становление взглядов на окружающую действительность, следует учитывать, что рубеж 1930-х гг. для российской деревни был временем трагическим: повсеместно проводилась коллективизация. В полной мере это коснулось и рязаньщины.

Это было время и первых политических процессов, затронувших сельскую интеллигенцию и деятелей науки, в том числе исторической.

Но было и другое. Осуществлялись индустриализация, подлинная революция в области культуры. В Рязани открываются радиотехнический, медицинский и сельскохозяйственный институты, строятся заводы общероссийского значения. Рязань и прежде была одним из научно-просветительских центров России. Так, еще в 1860 г. здесь была открыта Рязанская публичная библиотека, одна из старейших в России. С конца ХIХ в. вплоть до 1918 г. функционировала Рязанская губернская ученая комиссия, занимавшаяся изучением истории Рязанского края и археологическими исследованиями. В 1918 г. учреждается Рязанский областной краеведческий музей, а несколько позднее Рязанский областной архив, насчитывающий сотни тысяч единиц хранения.

Таким образом, Рязань становится одним из центров высшего образования, здесь создаются возможности для дальнейшего изучения ее прошлого, бережно сохраняются богатые традиции в этой сфере.

В годы Великой Отечественной войны величайшие бедствия и разорения затронули районы Рязанской области. Но тяготы, жертвы и лишения военной поры стали и временем огромного патриотического подъема.

Таким был «фон эпохи», в том числе и применительно к Рязанской земле, без учета которого нельзя говорить о факторах, влияющих на становление личности А.Г. Кузьмина, реальные обстоятельства, формировавшие ее черты. Таким было время, когда складывались его взгляд на события, направленность научных и общественных интересов.

Окончив среднюю школу (1950), А.Г. Кузьмин получил аттестат с отличием. Далее обстоятельства сложились так, что он в течение последующих двух лет был учителем школы сельской молодежи, продолжая совмещать теперь уже педагогическую деятельность с работой в колхозе, а затем в совхозе. Тесному неформальному общению, которое установилось между преподавателем и учащимися, способствовало то, что Аполлон Григорьевич поистине мастерски играл на гитаре, знал и любил русские песни и романсы. К тому же он серьезно увлекся и увлек других шахматами. И здесь он проявил незаурядное дарование. Свидетельство тому – почетное звание кандидата в мастера спорта СССР и чемпионский титул ДСО «Урожай».

Одновременно шла упорная подготовка к поступлению на исторический факультет Рязанского педагогического института.

В 1952 г. он студент исторического факультета Рязанского педагогического института, который окончил в 1956 г., получив квалификацию учителя истории. Это были годы, когда приобретались систематические знания по широкому кругу предметов. На факультете особое значение придавалось предметам методологического плана: историческому и диалектическому материализму, которые он усвоил досконально. Усвоение обязательных предметов у талантливого студента много времени не занимало. В этих условиях в его руки попал том сочинений немецкого философа Ф. Ницше. Уже факт того, что книги его были под запретом (в фашистской Германии Ницше считался выразителем «истинно немецкого духа»), вызывало повышенный интерес. В его сочинениях официальные постулаты, полагавшиеся незыблемыми, интерпретировались совсем по-иному. Так, у Ф. Ницше можно было прочесть, что определяющей силой в природе и обществе является воля, что «ход истории зависит от воли одиночек, стремящихся к власти». Эту точку зрения можно было не разделять, но написанное побуждало к размышлению уже потому, что в основных своих положениях оно резко противоречило марксистским догмам. Но помимо Ф. Ницше были Э. Кант, Г. Гегель, великие основатели философских систем. И А.Г. Кузьмин увлекся изучением классиков философской науки прошлого, предпочитая читать их труды не в интерпретациях, а в оригинале. На этом фоне он уже по-другому стал смотреть на учение марксизма-ленинизма. Пройдут годы, и А.Г. Кузьмина пригласят для работы на кафедру философии МГУ. Таким образом, как говорил Аполлон Григорьевич, уже студенческие годы стали для него временем глубокого переосмысления философских проблем истории, включая современность. Этому способствовало и так называемое «осуждение культа личности И.В. Сталина» на ХХ съезде КПСС. Рушились старые догмы, повергались стереотипы, казавшиеся незыблемыми, – и вместе с этим все это вызывало обостренное восприятие современной жизни. Критический взгляд на современную жизнь, на те вопросы и проблемы, которые под определенным углом зрения пропагандировала официальная пресса, оставался у него на все последующее время.

В то же время появляются в печати и фундаментальные труды по истории Киевской Руси, где главными были темы о восточных славянах как коренных жителей Восточной Европы, об обусловленности возникновения Древнерусского государства развитием социальных процессов, и с этих позиций велась критика так называемой «норманнской теории». Таким образом, интерес к изучению названного периода во многом был обусловлен временем.

Особая роль в становлении его научных интересов в области истории принадлежит Рязанскому областному краеведческому музею, где по окончании института он работал научным сотрудником, совмещая эту деятельность с преподаванием в школе рабочей молодежи.

Работа в краеведческом музее давала возможность совершенствовать свои научные знания, использовать для этого экспонаты материальной культуры и текстовой материал. В дальнейшем археологические, лингвистические, антропологические и этнографические изыскания будут широко представлены в работах А.Г. Кузьмина. В 1959 г. в Краеведческих записках музея была опубликована его первая статья «Некоторые данные по топологии Кремля Переяславля Рязанского», написанная на материалах, собранных в бытность его работы в Рязанском краеведческом музее. Но это были уже публикации аспиранта: годом ранее А.Г. Кузьмин поступает в аспирантуру на кафедру источниковедения исторического факультета МГУ. Его научным руководителем стал тогда еще член-корреспондент Академии наук СССР М.Н. Тихомиров (1893–1965). О нем следует сказать особо.

Заведующий кафедрой источниковедения исторического факультета МГУ, председатель Археографической комиссии, возродивший публикацию «Полного собрания русских летописей», М.Н. Тихомиров – автор фундаментальных исследований по истории феодализма. Среди его монографических исследований следует назвать работы: «Древняя Русь», «Русская культура X – ХVIII вв.», «Источниковедение истории СССР» (он являлся одним из авторов и главным редактором 1-го тома). М.Н. Тихомиров по праву считался главою научной школы в области источниковедения.

В те же годы на факультете вели преподавательскую деятельность крупнейшие ученые, работавшие в области истории Древней Руси, ученики академика Б.Д. Грекова – Б.А. Рыбаков, А.В. Арциховский, а в Институте истории – Л.В. Черепнин. По существу рядом был весь цвет советской исторической науки из числа тех, кто специализировался на изучении проблем феодализма в России на его ранних стадиях.

Вернемся к рассказу о А.Г. Кузьмине. В 1961 г. публикуется его работа уже в «Вестнике» МГУ. Она также касалась узкой, сугубо источниковедческой темы. Предметом рассмотрения стали «Заголовки и киноварные заметки на полях рукописи Симеоновской летописи». Но уже в это время его заинтересовало творчество В.Н. Татищева, его главный труд и именно в источниковедческом аспекте. Свидетельство тому публикация в одном из центральных исторических журналов статьи «Об источниковедческой основе «Истории российской В.Н. Татищева» (1963). Таким образом, в начале научной деятельности А.Г. Кузьмина главными становятся исследования в области источниковедения феодального периода: так, в том же году в изданиях Московского университета публикуются еще две работы: «Летописные известия о разорении Рязани Батыем» и «Муромо-Рязанские известия истории Российской В.Н. Татищева». Появляется в печати исследование и по более широкой тематике. Речь идет о статье «К вопросу о создании и редакциях Никоновской летописи». Все названные публикации – свидетельство того, что уже с начала 60-х гг. история русского летописания, рассматриваемая в источниковедческом плане, становится основным предметом научных изысканий А.Г. Кузьмина. К тому же его научный руководитель, М.Н. Тихомиров, привлек его к работе по изданию летописного наследия.

Но все эти работы источниковедческого плана были лишь «боковыми сюжетами» главной темы, которой он занимался, – темы его кандидатской диссертации.

Кандидатская диссертация «Рязанское летописание» была успешно защищена в 1963 г., что стало для автора этапным событием. Ее написание явилось результатом изучения громадного летописного материала. Опираясь на работы предшественников, А.Г. Кузьмин исходил из того, что начало летописания на Руси следует отнести уже к концу Х столетия, а также что было несколько центров летописания. При этом местные летописи не были бесстрастной констатацией событий современных летописцу, но выражали политические взгляды и пристрастия тех, кто здесь осуществлял власть. Был обоснован важный вывод: летописные своды были составлены из текстов, содержащих разноречивые оценки событий. Задача же исследователя, занимающегося историей местного летописания, должна заключаться в вычленении его из обобщающих сводов. Для обоснования этого потребовалось по крупицам собирать все то, что позволяло восстановить текст местной летописи, сконструировать его. И эта большая, сложная и кропотливая работа была успешно выполнена. Но научная ценность определялась не только этим. Важна была сама методика исследования сложных летописных текстов. Уже здесь отчетливо определились главные черты А.Г. Кузьмина как выдающегося источниковеда. Прежде всего, его отличало глубокое знание предмета, умение взглянуть на проблему шире, увидеть ее на фоне той эпохи, к которой источник принадлежал. Самое внимательное отношение, казалось бы, к малосущественным фактам. И, наконец, четкое понимание задач и целей исследования. Первоначально следует четко уяснить, какие результаты надлежит получить, считал он. И это не было утверждением парадоксальным, оно было одной из составных частей его метода научного исследования. Работа была издана в качестве монографии в 1965 г. и стала первым в отечественной историографии исследованием, посвященным выявлению и изучению следов рязанского летописания в составе древнерусских летописей. Она в известной степени явилась эталоном для тех, кто ставил перед собой аналогичную задачу применительно к иным очагам летописания. Поэтому закономерным было включение А.Г. Кузьмина в группу научных сотрудников Института истории Академии наук по изучению Полного собрания русских летописей (1961–1964). Быть может, именно это обстоятельство предопределило последующий этап его научной деятельности, отличительной чертой которого стало рассмотрение проблем уже в рамках всего Древнерусского летописания, и прежде всего «Повести временных лет». В последующие годы им будет сделан самостоятельный и единственный по настоящее время перевод на современный русский язык всей Лаврентьевской летописи с соответствующими комментариями.

Последующие годы после защиты кандидатской диссертации – время напряженной научной деятельности. Об этом свидетельствует большое число публикаций, помещенных во многих изданиях. Внимательное их прочтение убеждает: главная их направленность та же. Так, в «Вестнике» Московского университета (1968) публикуется статья «Хронология Начальной летописи», в сборнике «Славяне и Русь» (1968) – «Индикаты Начальной летописи». В журнале «Вопросы истории» (1968, 1969) – статьи «Две концепции начала Руси в “Повести временных лет”» и «“Слово о полку Игореве” о начале “Русской земли”», «Ипатьевская летопись и “Слово о полку Игореве”». Здесь следует отметить, в сферу научных интересов включается изучение, быть может, самого выдающегося памятника древнерусской литературы. Публикуются работы и, казалось бы, по боковым сюжетам: «Существует ли проблема Тмутараканского камня», «Мнимая загадка Святослава Всеволодовича». Отметим, последняя помещена в академическом журнале «Русская литература». Сотрудничество с литературно-публицистическими журналами потом станет постоянным. Но как первая, так и вторая из вышеназванных статей основываются опять-таки на толковании летописных текстов. Признанием научного авторитета исследователя стало его утверждение на должность заместителя главного редактора журнала «Вопросы истории» (1969–1977).

В 1967 г. и в последующие годы А.Г. Кузьмин обращается к одной из проблем тогда весьма злободневных – к варяжской. Подтверждение тому его статья «К вопросу о происхождении варяжской легенды». А затем уже в одном из центральных исторических журналов статья «Варяги и Русь на Балтийском море» (1970). Таким образом, изучение летописных сводов стимулировало изучение главных проблем истории Древнерусского государства, обозначенных в заглавных строках «Повести временных лет»: «Откуда есть пошла Земля Русская, кто на Руси стал первым княжити…»

Докторская диссертация А.Г. Кузьмина «Начальные этапы Древнерусского летописания» была успешно защищена на историческом факультете МГУ в ноябре 1971 г. И названная диссертация и упомянутые выше публикации свидетельствуют, что теперь главным предметом исследования становятся проблемы общерусского масштаба. Исследуя рязанское летописание, автор пытался извлечь из летописей лишь то, что относилось непосредственно к тематике, что призвано было обосновать вывод о наличии летописания на местах и методы его вычленения из состава центральных сводов. В докторской диссертации задача была поставлена значительно шире: выявление особенностей складывания и характера начальных этапов древнерусского летописания, и в частности «Повести временных лет», методом сравнительно-исторического и текстологического анализа как самих летописных сводов и их редакций, так и сопутствующих им памятников древнерусской, славянской и византийской письменности, комплексного изучения памятников эпохи Древней Руси.

Давая общую оценку работе, один из оппонентов (А.П. Пронштейн) так охарактеризовал ее научную значимость: «Многие выводы автора уже сейчас должны быть приняты научной общественностью. <…> Диссертация является научным исследованием, решающим многие важные проблемы начального этапа древнерусской литературы в целом». Другой оппонент (П.П. Епифанов), говоря о большом научном значении исследования, констатировал: «Автор сумел по-новому взглянуть на Начальную летопись, увидеть в ней те стороны, какие не были замечены его предшественниками». Работа была опубликована в качестве монографии в 1977 г.

Среди работ, выполненных в 1970-е гг., следует отметить статью, вышедшую в журнале «Вопросы истории», – «Духовная культура Древней Руси», написанную в соавторстве с Н.Н. Ворониным, автором замечательных исследований о культуре Древней Руси, прежде всего в области архитектуры.