Текст книги "В поисках истины. Ученый и его школа"

Непрекращающаяся дискуссия этнологов и обществоведов о сущности понятия «этнос» в известной степени детерминирована реальной размытостью гражданского общества Запада и Востока ввиду их дифференцированной структуры. В этой связи попытки некоторых исследователей, в основном «славистов-советологов», сблизить российскую и азиатскую цивилизации [63] не могут расцениваться иначе как идеологически ангажированные. Исторически же представляется достаточно ясным, что социальной структуре азиатских обществ наиболее близка не российская, а именно западноевропейская модель. Общее между ними состоит в непрерывном воспроизводстве, с первобытности вплоть до наших дней, иерархичной общественной структуры на основе отношений господства – подчинения, пронизывающих сверху вниз все общество. Меняться при этом могут только основы формирования социальной пирамиды (Западная Европа): кровное родство – вассально-ленная система – частная собственность. Но принцип социального неравенства при этом остается неизменным.

В России же понятие «народ» всегда консолидировано. Это общинная Земля, в различные периоды истории объединяющая большинство населения страны. Из ее состава нет оснований исключать и территории, на которых община и присущие ей переделы вроде бы не прослеживаются, поскольку принципы социальной жизни и самоорганизации российского крестьянства и в этом случае не претерпевали существенных изменений. Хорошо известен факт отсутствия исторического опыта переделов в Сибири: земли было много, а «власти» мало. Не знала Сибирь и помещичьего землевладения и, соответственно, крепостного права. Однако в XIX в. в результате активного промышленного освоения Сибири, значительного притока нового населения проблема земельного «голода» стала актуальной и для этого региона. Крестьянство среагировало моментально. В Сибири оно восстановило общину со всеми ее атрибутами и переделами [64, 12]. Последнее обстоятельство настолько удивило крупнейшего исследователя проблем аграрного развития Сибири А.А. Кауфмана, что в опубликованной им монографии он просто отказался понимать и искать объяснение решению русских крестьян восстановить передельную общину. Ведь в Германии, писал А.А. Кауфман, подобную проблему крестьяне пытались бы решить через придание своим земельным наделам статуса неприкосновенной частной собственности [65, 44].

Действительно, на первый взгляд может показаться странным поведение человека, решившего пожертвовать собственным, передаваемым по наследству земельным участком в совместное владение. Но нельзя забывать, что за этим решением стоит тысячелетний опыт выживания русских крестьян в самых суровых климатических и политических условиях Европы. Именно община объективно являлась тем единственным социальным институтом, через который они могли не только отстаивать свои интересы на уровне местной и центральной власти, но и так организовывать хозяйственную деятельность, чтобы по ее результатам обеспечить воспроизводство материальных ресурсов и достойное содержание всем своим членам [35, 49].

Эта и некоторые другие специфические черты российского общества, особенно в сравнении с принципами общежития народов Западной Европы и Востока, осознавались многими исследователями и философами уже в XIX столетии (М.Н. Карамзин, славянофилы, поздний А.И. Герцен, М.А. Бакунин и др.) [1, 15, 17, 19; 35, 48; 62, 61]. Заслуга А.Г. Кузьмина состоит в том, что он перевел рассуждения о «загадках» России и национального русского характера из плоскости «ощущений» и наблюдений в предметное поле науки, зыбкие основы мистического восприятия явления поставил на материалистический, поддающиеся рациональному мышлению и научному анализу базис.

Сегодня концепт «общества и власти» А.Г. Кузьмина воспринимается настолько естественно, что даже сложно оценить его оригинальность. В этой связи отдельного разговора заслуживают вопросы о том, почему очевидный вывод о специфике самоорганизации и исторического развития российского общества, по существу, проигнорирован отечественной историографией. С другой стороны, не так уж и удивительно выглядит эта ситуация для страны, в которой даже в просвещенном XIX столетии умеющий читать класс господ узнавал о культуре и общине подвластного ему крепостного народа из книжек немецких этнографов.

Поставленная А.Г. Кузьминым исследовательская задача по изучению взаимодействия учреждений традиционного самоуправления и политической власти на всех этапах исторического развития имела еще один неожиданный эффект. Известно, что профессор сам себя относил к лагерю «антинорманистов», что признавалось и его оппонентами. В трудах же А.Г. Кузьмина убедительно доказывалось, что племя Русь не имеет не только германских, но и славянских корней [66]. И если иметь в виду возможность выводов «а ля Майн Капф» [34, 55], то так ли уж важно с позиций «Земли», какую власть «из-за моря» ей навяжут историки. В любом случае она не будет своей по происхождению. Получается, что более радикального и последовательного норманиста, чем А.Г. Кузьмин, сложно найти во всей историографии проблемы, поскольку по количеству привлеченных источников и снятию содержащихся в них противоречий его позиция объективно самая убедительная и репрезентативная.

Рассматривая проблемы исторических судеб народов, этническое происхождение правящего класса можно не принимать в расчет только при условии обладания обществом достаточных ресурсов и механизмов по ограничению потенциально корыстных устремлений власти, что и было реализовано в домонгольский период [34, 28].

В заключение следует отметить, что методологическое и общеисторическое значение концепции «Земли и Власти» А.Г. Кузьмина состоит в возможности ее использования для уверенного и обоснованного выявления источников и основного содержания традиций, веками служивших укреплению отечества, в том числе и в наиболее роковые моменты его истории. Научные подходы Аполлона Григорьевича, его выводы о причинах устойчивости и гибели цивилизаций могут быть востребованы и в современных обществоведческих исследованиях, посвященных определению ближайших перспектив развития человечества, которое в условиях углубляющегося экономического, экологического и энергетического кризиса планетарного масштаба будет вынуждено озаботиться поиском новых моделей социальной организации.

Примечания

1. Ср.: Кузьмин А.Г. Истоки русского национального характера // Мародеры на дорогах истории. – М., 2005.

2. Омельченко О. Всеобщая история государства и права: В 2 т. —М., 2000; Рыбаков В.А. Теория государства и права: Конспекты лекций (для студентов юридического факультета). – Омск, 2005; Клеандрова В.М., Мулукаев Р.С., Сенцов А.А. История государства и права в России. – М., 2006.

3. Ленин В.И. О государстве // Полное собрание сочинений. – 5-е изд. – Т. 39. – М., 1981.

4. Греков Б.Д. Киевская Русь. – М., 1953.

5. Сыромятников Б.И. О «смерде» древней Руси (к критике текстов Русской правды) // Московский государственный университет. Ученые записки. Вып. 116. Труды юридического факультета. Кн. 2. – 1946.

6. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. – М., 1959; Рыбаков Б.А. Древняя Русь. – М., 1948.

7. Пузанов В.В. Феномен И.Я. Фроянова и отечественная историческая наука // В кн.: Фроянов И.Я. Загадка крещения Руси. – М., 2009.

8. Греков Б.Д. Генезис феодализма в России в свете трудов И.В. Сталина по вопросам языкознания // Сессия Отделения наук АН СССР. Сборник материалов. – М., 1951.

9. Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. – Л., 1983; Он же. Домонгольская Русь. – СПб., 2003; Никонов С.А. Б.Д. Греков и новейшая историография общественного строя Древней Руси: Автореф. дис. на соискание ученой степени канд. ист. наук. – СПб., 2005.

10. Юшков С.В. Киевское государство (К вопросу о социальной структуре Киевской Руси) // Преподавание истории в школе. – 1946. – № 6; Он же. Общественно-политический строй и право Киевского государства. – М., 1949; Он же. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. – М.; Л., 1939; Он же. Учебное пособие по истории государства и права в СССР. Вып. 1–2. – М., 1944.

11. Черепнин Л.В. Основные этапы развития феодальной собственности на Руси (до конца XVII века) // ВИ. – 1953. – № 4.

12. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в Древней Руси. – М., 1990.

13. Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. – М., 1972.

14. Кузьмина А.Г. История России с древнейших времен до 1618 г. – М., 2003. – Т. 1.

15. Данилова Л.В. Дискуссионные проблемы теории докапиталистических обществ // Проблемы истории докапиталистических обществ. – М., 1968. – Кн. I.

16. Горемыкина В.И. К проблеме истории докапиталистических обществ (На материале Древней Руси). – Минск, 1970; Она же. Возникновение и развитие первой антагонистической формации в средневековой Европе (опыт историко-теоретического исследования на материале варварских королевств Западной Европы и Древней Руси). – Минск, 1982; Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма: Избр. тр. – М., 1974.

17. Виткин М.А. Проблема перехода от первичной формации ко вторичной // Проблемы истории докапиталистических обществ. – М., 1968.

18. Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. – Л., 1974; Он же. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. – Л., 1980; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. – Л., 1988.

19. Кузьмин А.Г. Об истоках древнерусского права // Советское государство и право. – 1985. – № 2.

20. Андреев И.Л. Маркс К. о закономерностях развития общины // ВИ. – 1979. – № 12. – С. 3–17; Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. – М., 1994. – С. 31.

21. Дворецкая И.А. Западная Европа в VI–IX вв. – М., 1990. —

С. 27; Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. – М., 1994. – С. 31–32.

22. Алаев Л.Б. Проблема сельской общины в классовых обществах // ВИ. – 1977. – № 2.

23. Данилова Г.М. Проблемы генезиса феодализма у славян и германцев. – Петрозаводск, 1974. – C. 60–62; Артамонов Г.А. Проблема типологизации восточнославянской общины VI–IX вв. в отечественной археологии // Проблемы новой и новейшей истории России: Сб. статей к 70-летию профессора В.Г. Тюкавкина. – М., 1999.

24. Рапов О.М. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией // СЭ. – 1969. – № 3. – C. 106–113; Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. – Л., 1974. – С. 19–20.

25. Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в «Киевской Руси». – М.; Л., 1939. – С. 8–12; Фроянов И.Я. Семья и вервь в «Киевской Руси» //СЭ. – 1972. – № 3. – С. 3–22.

26. Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. – М.; Л., 1946. – С. 59–84; Свердлов М.Б. Генезис феодальной земельной собственности в Древней Руси // ВИ. – 1978. – № 8. – С. 97–109; Он же. Семья и община в Древней Руси // ИСССР. – 1981. – № 3; Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества в XII – ХIII вв. – М., 1982. – C. 245–246; Рапов О.М. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией // СЭ. – 1969. – № 3. – С. 109–113.

27. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. – М., 1971; Косвен М.О. Семейная община и патронимия. – М., 1963.; Щапов Я.Н. Большая и малая семья на Руси в VIII–XIII вв. //Становление раннефеодальных славянских государств. – Киев, 1972; Горемыкина В.И. Об общине и индивидуальном хозяйстве в Древней Руси // ИСССР. – 1973. – № 3; Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. – М., 1994. – С. 31.

28. Тимощук Б.А. Восточнославянская община в VI–IX вв. – М., 1990.

29. Тимощук Б.А. Восточные славяне: от общины к городам. – М., 1995.

30. Кузьмин А.Г. Принятие христианства на Руси // Вопросы научного атеизма. – М., 1980; Он же. Одоакр и Теодорих // Дорогами тысячелетий. – М., 1987; Он же. Падение Перуна. – М., 1988; Он же. Введение // Златоструй. – М., 1990; Он же. Истоки русского национального характера // Русский народ: историческая судьба в XX веке. – М., 1993; Он же. Чем держалось единство России // Литературная Россия. – 1994. – 8 апреля.

31. Кузьмин А.Г. Чем держалось единство России // Мародеры на дорогах истории. – М., 2005.

32. Кузьмин А.Г. Что и как изучает история // К какому храму ищем мы дорогу. – М., 1989.

33. Кузьмин А.Г. Становление марксистской мысли // К какому храму ищем мы дорогу. – М., 1989.

34. Кузьмин А.Г. Начало Руси. – М., 2003.

35. Кузьмин А.Г. Почему в России не уважают законы // Мародеры на дорогах истории. – М., 2005.

36. Артамонов Г.А. Социально-типологические особенности русской общины // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Серия: социально-исторические науки. – М., 2005.

37. Графский В.Г., Ефремова Н.Н., Карпец В.И. Институты самоуправления: историкo-правовое исследование. – М., 1995.

38. Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. – М., 1994.

39. Александров В.А. Сельская община в России (XVII – начало XIX в.). – М., 1976.

40. Свердлов М.Б. Общественный строй славян в VI – начале VII в. // НСС. – 1977. – № 3.

41. Повесть временных лет (по Лаврентьевскому списку) // Летопись по Лаврентьевскому списку. – СПб., 1897.

42. Косвен М.О. Семейная община и патронимия. – М., 1963.

43. Греков Б.Д. Киевская Русь. – М., 1953. – С. 313–317; Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в «Киевской Руси». – М.; Л., 1939. – C. 36–40, 219–223.

44. Пресняков А.С. Княжое право в Древней Руси. – СПб., 1909.

45. Грушевский М.С. Исторiя Украiни – Руси. – Львф., 1904.

46. Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. – М., 1994. – C. 159–162; Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. – Л., 1980. – C. 185–200.

47. Греков И.Б., Шахмагонов Ф.Ф. Русские земли в XIII–XV вв. – М., 1986.

48. Ефименко Т.К. К вопросу о русской сотне княжеского периода // ЖМНП. – 1910.

49. Александров В.А. Сельская община в России (XVII – начало XIX в.) // ИЗ. – 1972. – Т. 89.

50. Степняк-Кравчинский С.М. Русское крестьянство // В кн.: Степняк-Кравчинский С.М. В лондонской эмиграции. – М., 1968.

51. Румянцева М.Ф. Теория истории. – М., 2002.

52. Кузьмин А.Г. Рассуждения А.Г. Кузьмина по этому поводу содержатся в ряде публикаций методологического характера, объединенных в указанных выше сборниках.

53. Кузьмин А.Г. Предисловие // Откуда есть пошла Русская земля. – М., 1986. – Т. 2.

54. Наиболее подробно концепция изложена в двухтомном учебнике: История России с древнейших времен до 1618 г. – М., 2003.

55. Артамонов Г.А. Вече и его место в общественно-политической системе Киевской Руси: спорные вопросы историографии // Научные труды МПГУ им. В.И. Ленина. Серия: социально-исторические науки. – М., 1995.

56. Кузьмин А.Г. Вместо послесловия // Мародеры на дорогах истории. – М., 2005.

57. Греков Б.Д. Киевская Русь. – М., 1953; Янин В.Л. Новгородские посадники. – М., 1962.

58. Лукин П.В. Вече: социальный состав // В кн.: Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь. Очерки политического и социального строя. – М., 2008.

59. Янин В.Л. Проблемы организации Новгородской Республики // ИСССР. – 1970. – № 1. – С. 50; Он же. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологического исследования // Новгородский исторический сборник. – Л., 1982. – № 1. – С. 32–61.

60. Артамонов Г.А. Земля и Власть в Киевской Руси: Диссертация на соискание ученой степени канд. ист. наук. – М., 1996; Колесникова Е.А. Некоторые аспекты взаимоотношений «Земли» и «Власти» в России XVII веке // Историческая наука и образование (актуальные проблемы). Сборник статей памяти профессора А.Г. Кузьмина и профессора В.Г. Тюкавкина. – М., 2008. – Ч. 1. – С. 277–281.

61. Артамонов Г.А. Социальные противоречия в восточнославянском обществе на рубеже VIII–IX вв. // Научные труды МПГУ. Серия: социально-исторические науки. – М., 1999; Он же. Князь и дружина в структуре славянского общества VI–IX вв. н. э. // Судьба России в современной историографии. – М., 2006.

62. Кузьмин А.Г. Самоуправление в России // Мародеры на дорогах истории. – М., 2005.

63. Пайпс Р. Россия при старом режиме. – М., 2004; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200–1304 гг. – М., 1989.

64. Кауфман А.А. Крестьянская община в Сибири. – СПб., 1897.

65. Кауфман А.А. К вопросу о происхождении русской крестьянской общины. – М., 1907.

66. В законченном виде концепция представлена в цитируемом выше монографическом исследовании «Начало Руси».

Глава 4
«Земля» и «Власть» в Московском государстве

Е.А. Колесникова

Формирование концепции «Земля» и «Власть» А.Г. Кузьмина органично вытекало из методологических построений ученого при определении сущности «государства» и обусловлено его неизменными подходами к историческому процессу как сложнейшему переплетению постоянно меняющихся социально-экономических, политических, религиозных, идеологических и других факторов. Противоречивость, которая заложена в самой постановке проблемы, в свою очередь становится ключом к проникновению в сущность происходивших событий и явлений.

В любой исторической обстановке, по мнению ученого, государственная политика сводится к нахождению гармонии сословий, а также центра и отдельных земель [1, 237]. С этой точки зрения концепция «Земли» и «Власти» А.Г. Кузьмина тесно связана с проблемами центрального и местного управления и самоуправления, которые начинают разрабатываться в отечественной историографии уже с середины ХIХ в. как с исторических, так и с историко-правовых позиций. Земская и городская реформы, в ходе которых были созданы всесословные органы местного самоуправления в уездах и губерниях и всесословное городское общественное самоуправление, способствовали более глубокому научному обоснованию необходимости институтов самоуправления для дальнейшего развития общества и укрепления государства.

И хотя понятие «самоуправление» в историко-правовой литературе и общественно-политической мысли рассматривалось с буржуазных позиций как «вытекающее из жизни государства право всех общественных сил участвовать в управлении», их «политическое равенство», особое внимание исследователей уделялось историческому опыту «привлечения к управлению органов общественной самодеятельности», «самоуправству» допетровской Руси. А.А. Кизеветтер оценивал подобную практику как «бессознательный отказ власти от руководства местными делами» по причине «скудости государственного аппарата» [2]. А.Д. Градовский же видел органичную связь выборных органов управления с общинным самоуправлением [3, 198]. М.М. Богословский положил начало глубокому изучению механизмов общинного самоуправления на примере Русского Севера XVII в. [4]. Накапливался и историографический опыт по проблемам функционирования земских соборов и сопоставления их с сословно-представительными учреждениями Западной Европы [5].

В центре внимания западноевропейских ученых на рубеже ХIХ – ХХ вв. стоял вопрос о тесной связи местного самоуправления с политическим устройством страны. Все пришли к общему выводу о соответствии самоуправления конституционному режиму и несовместимости этой системы местного управления с самодержавным строем государства. Этот «щекотливый», по выражению С.Ю. Витте, вопрос приобретает особую остроту и принципиальный политический характер и в России. Не получив пока должной разработки в научной литературе, он составлял предмет дискуссии в самых высоких эшелонах государственной власти. Изучив историю институтов управления в России, министр финансов С.Ю. Витте в полемике с министром внутренних дел И.Л. Горемыкиным утверждал, что «принципы самоуправления были абсолютно чужды русскому народу <…> и строю русского государственного управления до второй половины XIX века», а институты сословного представительства представляют непосредственную угрозу абсолютной монархии в силу их природной несовместимости [6, 88–527]. Дискуссия показала, насколько были важны и принципиальны для власти вопросы самоуправления и в историческом, и в политико-правовом отношении.

В послереволюционное время вопрос о самоуправлении лежал в большей степени также в политической плоскости, когда предшествующий опыт в этой области отвергался как буржуазное явление. Все это отражалось на развитии и уровне разработки данных проблем в научно-исследовательском плане.

Однако в 1950–1990-е гг. вышло много работ по местному управлению XIV–XVII вв., в которых институты самоуправления изучались, как правило, в рамках проблем эволюции государственного строя от раннефеодальной монархии в абсолютную. От анализа и оценки места и роли выборных институтов в политической системе, степени развития представительства в структуре государственного управления зависел ответ на вопрос о наличии в России сословно-представительной монархии подобно западноевропейским государствам.

А.Г. Кузьмин, безусловно, относится к тому направлению в отечественной историографии, представители которого обоснованно отвечали на поставленный вопрос положительно (С.В. Юшков, Н.Е. Носов, М.Н. Тихомиров, А.А. Зимин, Л.В. Черепнин и др.). Но его концепция «Земли» и «Власти» позволила пойти дальше, расширить горизонты исследования проблемы как хронологические, так и содержательные.

Истоки формирования концепции А.Г. Кузьмина прослеживаются уже в его работах конца 60-х – начала 70-х гг. ХХ в. Так, в 1973 г., полемизируя с Л.В. Черепниным по вопросам древнерусского летописания, он отмечает, что в концептуальных построениях ученого присутствует «однозначность» как в понимании летописания, так и государства. По мнению Л.В. Черепнина, «составление свода 1072 года было делом коллективным <…> государственным, т. е. имело место княжеское единение, подчинение этому общегосударственному делу». А.Г. Кузьмин же утверждает, что «культ государства как высшей формы общественного устройства, стоящей над князьями, королями и царями получает реальное значение лишь в XVIII веке» [7, 214–215].

В древнерусском раннефеодальном государстве, которое не могло быть централизованным и сословным, еще представлялась возможность для разных социальных групп бороться за улучшение своего положения, о чем и свидетельствовала разнохарактерная борьба язычества и христианства, княжеской власти и городского самоуправления и т. д. Таким образом, уже на этапе разработки проблем летописания А.Г. Кузьмин акцентировал внимание на различии интересов княжеской власти и общественных структур управления, их противопоставлении и именно этим обстоятельством объяснял противоречивый характер политических оценок, сохранившихся в летописях.

В середине 1980-х гг. концепция «Земли» и «Власти» получает глубокую теоретико-методологическую базу и обоснование в предисловии к роману В.Д. Иванова «Русь изначальная», посвященному истокам русской государственности. По словам А.Г. Кузьмина, в «суть романа писателем поставлена проблема соотношения Власти и Народа». «Народ» и «Земля» у историка понятия идентичные, подразумевающие силу, противостоящую «Власти» и сдерживающую ее в проявлении присущих ей негативных «потенций» [8, 31].

Закономерна актуализация концепции А.Г. Кузьмина в ряде научно-публицистических работ первой половины 90-х гг. ХХ в. Размышляя об истоках русского национального характера, основах единства России, причинах неуважения законов, автор подчеркивает отсутствие гармонии, «нестыковку» и даже противостояние «Земли» и «Власти» на Руси, пишет о «сохранении психологии славянской территориальной общины». Это, по его мнению, являлось «одной из наиболее характерных особенностей истории России, отличающей ее от Запада», «кардинальным фактом, влияние которого сохраняется до сих пор» [9, 58].

Труды А.Г. Кузьмина свидетельствуют о том, что по мере последовательного изучения различных периодов российской истории, обращения ко многим ее проблемам эволюционирует и само содержание ключевых понятий, а самое главное, открываются новые грани и возможности данной концепции в конкретно-исторических исследованиях.

Изначально противоречие между «Землей» и «Властью» звучало прежде всего как противоречие между славянским и неславянским этническим элементами [10, 133]. Сами эти понятия используются уже первыми русскими летописцами, и связаны они с «несомненной разноэтничностью славян и русов», которая, как писал А.Г. Кузьмин, является «стержнем его концепции» [11, 22]. Это противостояние объективно вытекало в условиях складывания древнерусской государственности и народности из разных форм организации и управления. С Х в. появляются летописные данные об организации управления у восточных славян. Это десятские, пятидесятские, сотские, тысяцкие, «лучшие люди». Главный признак славянской системы организации – делегирование снизу вверх. «Земля» была представлена в основном славянами и ассимилированными ею племенами, а «Власть» принадлежала «роду Русскому», где господствовали иные система ценностей и механизм выстраивания структуры управления – «сверху вниз». «Власть» – это князь и его дружина, взаимоотношения между которыми подразумевали соподчиненность и иерархичность.

Однако в концепции А.Г. Кузьмина представленная схема не была статичной, она получила развитие в силу того, что должна была учитывать происходившие социальные и политические процессы в обществе, изменявшиеся внешние факторы. Расслоение в среде славянских племен способствовало появлению славянского элемента в княжеских дружинах и, напротив, «русского» компонента в «Земле». Это обусловило расширение и усложнение содержания центральных понятий, но не привело к преодолению раздвоенности систем ценностей и слиянию «Земли» с «Властью». «И, забыв об исходных своих этнических различиях, они сохраняли свои разные обычаи, в том числе представления о правах и обязанностях управляющих» [12, 50]. А «после татаро-монгольского разорения» их разобщенность резко усугубляется.

Постепенно этнический аспект в концепции, действительно, отодвигается на второй план, но игнорировать его совсем невозможно. Понятие «Земля» предстает как емкое, многомерное явление, включающее весь спектр общественных отношений, интересов, общественного мнения, институтов самоуправления. При этом А.Г. Кузьмин подчеркивает неоднородность «Земли», выделяя исторически сложившиеся региональные особенности и разные типы городской самоорганизации.

На Севере Руси в целом и в северо-западных ее городах местное самоуправление держалось наиболее крепко, поскольку эти территории не подвергались тотальному татарскому разграблению и уничтожению. Данное положение А.Г. Кузьмина подкрепляется имеющимися в историографии научными исследованиями А.А. Спицына, М.М. Богословского, А.И. Копанева, Е.Н. Швейковской. Кроме этого, большинство городов, по мнению А.Г. Кузьмина, были основаны переселенцами с южного берега Балтики, где города сохраняли большую самостоятельность по отношению к княжеской власти. Однако переселенцы привнесли на северо-запад и своеобразную корпоративную иерархию, т. е. «город» (Новгород) и «пригороды» (Псков и др.) стали звеньями иерархической лестницы.

В центральных районах сказывались другие факторы, а именно различные формы феодальной собственности и зависимости, в связи с этим условий для сохранения самоуправления становилось меньше. Тем не менее, по замечанию ученого, бежавшее от татаро-монгольского разорения, а впоследствии от крепостного права, население восстанавливало на новых местах общинное самоуправление в исходных формах [13, 138].

«Власть» в концепции А.Г. Кузьмина все более ассоциируется исключительно с государственными, центральными институтами и их представителями на местах. А основа противостояния «Земли» и «Власти» уже видится не столько в этнических различиях и особенностях социальной организации, но прежде всего в принципиальных различиях интересов. И напротив, общность интересов создавала почву для взаимодействия.

Вместе с тем ученый не отождествляет понятия «государство» и «власть» или централизацию с самодержавием, иначе, по его мнению, «пропадает возможность уловить оттенки, оценить, в какой мере объективный общественный интерес («реальное государство») выражается властью («мнимым государством»), какие социальные слои или правящие круги предлагали наиболее нецелесообразные рецепты решения проблем» [13, 13]. Из вышесказанного следует, что «Власть» также не была однородна, поскольку «в «верхах» неотвратимо шла борьба «государственников» с прислужниками «личной власти», «и эта борьба давала дополнительные силы Земле».

Суть основных процессов и тенденций развития страны в XIV–XV вв. А.Г. Кузьмин раскрывает через анализ отношений «Земли» и «Власти» к самому факту монголо-татарского владычества. Этому трагическому периоду в истории России он уделяет большое внимание, прежде всего в русле полемики с «евразийцами», оправдывающими «спасительное» ордынское иго, в частности с Л.Н. Гумилевым. Татаро-монгольское завоевание А.Г. Кузьмин относит к тем примерам, «когда государственность для многих народов привносится извне, у других она существенно преобразуется или деформируется. Последнее, в частности, относится к русской истории» [14, 241–241]. «“Евразийский симбиоз” – самые страшные века в отечественной истории», деформировавшие психологию и «Земли», и «Власти». «Ограбление Руси воспринималось как Божье наказание за неспособность действовать согласно и сообща» [9, 57].

В этих условиях «Землю» представляли силы, которые организовывали антиордынские выступления, способствовали возрождению духа после монголо-татарского нашествия, поддерживали устремления «Власти» в борьбе с ордынским игом [10, 31]. Начало активизации таких сил А.Г. Кузьмин связывал с укреплением в середине XIV в. сельской и городской общин, вечевых институтов в разных городах. Именно этот фактор обеспечивал психологическую способность противостоять татарскому игу и любой внешней угрозе [15, 159]. На этой волне митрополит Алексий проводит монастырскую реформу, которой А.Г. Кузьмин уделяет большое внимание. Он рассматривает монастырское «общежитие» как выражение традиционного тяготения основной массы населения к решению всех проблем «миром», в рамках устоявшихся норм территориальной общины. В XIV в. это также способствовало подъему общественного сознания [15, 177–178]. На фоне усобиц в Золотой Орде Русь являла собой мир возрастающей духовности и чувства долга перед общими интересами.

В княжеской же среде, т. е. «Власти», ситуация была более сложной: сознание необходимости совместного противостояния Орде сочеталось с пониманием неравенства сил и преобладанием местнических интересов. Потребность в концентрации сил неизбежно приводила к столкновению княжеской власти и органов самоуправления [10, 31]. Перераспределение властных полномочий от «Земли» к «Власти» стало практически неизбежным: других путей освободиться от ига не было. Борьба за освобождение от ига укрепит авторитет великокняжеской власти и позволит ей встать над народом [16, 44].