Текст книги "Апейрогон. Мертвое море"

243

Посреди ночи раздался телефонный звонок. Четырнадцать лет после взрыва. Рами испугался. Продюсер документального фильма. Она общалась с семьями в деревне Ассира аль-Шамалия. Матери и отцы двух из трех смертников хотели с ним встретиться. В сердце Западного берега, сказала она. Такого еще не бывало. Они согласились, чтобы их сняла съемочная группа с Запада. В их деревне. В их домах. В их гостиных.

Она готова обеспечить транспорт и безопасность. Ему не нужно ни о чем беспокоиться. Она обо всем позаботится. Его незаметно окольными путями провезут на Западный берег, но он-то знал, что с этой задачей проблем не возникнет.

Они будут ждать его, родители детей, которые убили его дочь.

244

Рами представлял, как сидит в доме с высокой аркой на диванчике с узорчатыми подушками, перед ним стоит поднос с кофе с кардамоном и сладостями, цветы, керамические горшки, Купол Скалы в миниатюре белого перламутрового цвета рядом с аккуратно расставленными фотографиями на высокой деревянной полке.

245

Летом тысяча девятьсот тридцать второго года во время переписки с несколькими известными интеллектуалами Альберт Эйнштейн написал письмо Зигмунду Фрейду.

Эйнштейн хвалил Австрию за усилия, направленные на борьбу за внутреннее и внешнее освобождение человека от тягот войны. Оно было главной надеждой всех лидеров духовного и нравственного возрождения, от Христа до Гете и Канта, всемирно признанных лидеров, которые превзошли свое время и чье влияние распространилось за пределами собственных стран. И все же, спрашивал Эйнштейн, разве не знаменательно, что даже эти исключительные по своей природе личности не смогли, в сущности, изменить ход истории человечества? Что на протяжении стольких лет они не смогли остановить варварство? Что жестокость и ее модели поведения нельзя было смягчить даже пред лицом самых содержательных молитв?

Главный вопрос, который он хотел задать Фрейду, касался его мнения относительно возможности направить психологическое развитие человечества таким образом, чтобы оно приобрело устойчивость к психозам ненависти и разрушения и освободилось от нависшей над ним угрозы войны.

246

Рами согласился, но он был убежден, что встреча скорее всего никогда не состоится.

247

Той ночью он съездил к Бассаму в Анату. На мотоцикле. Перед тем как проехать через КПП, он остановился и сорвал наклейку с мотоцикла. Ничего не закончится, пока мы не поговорим.

Они разговаривали на диване в гостиной несколько часов. Сперва Бассама ошарашило это предложение, весьма вероятно, что оно принесет больше страданий, чем поможет разрешить существующие проблемы. Деревенские жители – простой народ. Они выращивают оливки. Вяжут снопы из срезанной серпом пшеницы. Понятия не имеют, как себя вести перед камерами и микрофонами. Они совсем растеряются. Что-то может пойти не так. Они могут не понять его, его прямолинейность, его откровенность. В конце концов, он израильтянин, у него громкий голос, напористая манера разговаривать, а что, если он перегнет палку, потеряет контроль над гневом. Может, они предложили это сделать на эмоциях. Напряжение слишком велико. Люди в деревне могут навлечь на себя ненужные проблемы. Их высказывания могут идти вразрез с текущим политическим курсом. Последствия. Резонанс. Их могут назвать коллаборационистами, обвинить в призывах к нормализации отношений. Откуда мы знаем, что произойдет. Это минное поле. И кто-то пострадает.

Они вышли из квартиры, спустились вниз по лестнице, вышли в ночь. На горизонте что-то горело рядом с лагерем Шуафат. Еще один протест. За ним, за Стеной, над кустарниками скучали звезды. Двое мужчин какое-то время стояли на наклонной мостовой в полной тишине.

– Друг, не делай этого, – сказал Бассам.

248

Одной из нескольких вещей, которые капрал Пол Хартингтон оставил в подмандатной Палестине, когда в тысяча девятьсот сорок восьмом году Британская армия поспешно ретировалась на родину, были призовые соколы.

Хартингтон, ранее служивший в Северной Африке во время Второй мировой войны, где получил несколько наград, купил и обучил в период пребывания в Палестине двух соколов-сапсанов, которых очень любил. Поддерживавший израильтян Хартингтон оставил записку местному лидеру повстанческого движения с просьбой позаботиться о птицах, которых он оставил на балконе большого известнякового дома в Иерусалиме. Призовым сапсанам оставили достаточно еды в серебряных клетках, чтобы они продержались несколько дней. Он оставил также заключения ветеринара, инструкции по уходу за птицами и даже немного денег, чтобы удостовериться, что за ними будет должный уход.

Пару дней спустя возле его дома произошла ожесточенная перестрелка. Арабские силы отбили нападение израильских солдат, и птицы попали в руки местного жителя Йафера Хассана, который стал ухаживать за ними и кормить их до тех пор, пока тоже несколько дней спустя не был вынужден уйти в отступление, унося с собой только птиц и ключи от запертого дома.

В конце концов Хассан, его семья и соколы оказались на грязных улицах Наблуса. Их дом оставлял желать лучшего. Тонкий ковролин на голом цементе. Стены из пенополистирола. Электричество воровали от свисающей проводки. Из сломанной канализационной трубы, булькая, выливалась на дорогу вода. Хассан писал заявления, чтобы вернуться в старый известняковый дом в Иерусалиме, но все запросы были отклонены. Обычно ключи делают так, чтобы они подходили к замкам, он же поступил наоборот. На клетки с сапсанами были надеты замки. За месяцем шел второй, за годом – следующий.

Хассан держал птиц на крыше [37]37
  На Востоке дома преимущественно с плоской каменной крышей.


[Закрыть]. Это единственное место, где можно было построить лагерь для этих беженцев. Дом становился все выше и выше, семья становилась все больше и больше, прибавляя за этажом этаж. Какое-то время Хассану нравилась такая тенденция: как будто соколы парили и поднимались на неких восходящих ветрах поколений. Под ними дети рожали детей.

Дом рос, шаткий, обшитый листами, обставленный подпорками, клетки рискованно стояли наверху.

В шестидесятых и семидесятых годах Хассан зарабатывал на жизнь разведением таких птиц, но несколько раз ему пришлось заплатить штрафы за клетки на крыше дома. У него не было на них разрешения. Но каждый раз, когда он подавал заявление на получение такого разрешения, ему отказывали. Штрафы все росли и росли, пока, наконец, ему не пришлось продать соколов на аукционе. С последним птенцом Хассан расстался в восьмидесятых годах, когда был уже стариком и понимал, что вернуться в свой дом в Иерусалиме ему не суждено. Замки и ключи он оставил у себя.

Он использовал вырученные деньги для покупки большого каменного дома в деревне Асира-эль-Шамалия возле верблюжатника, но вскоре после переезда скончался.

Птиц отправили на экспорт в Абу-Даби, где за их птенцов был назначен увесистый ценник, достигавший под час сотен тысяч долларов: не только за красоту, но и за уникальность их истории. Птенцов с больной осторожностью скрещивали с другими призерами. Клобучки [38]38
  Колпачок, который надевают на голову ловчим птицам.


[Закрыть] для них были сделаны из спрессованного золота и драгоценных камней.

249

Шейх из Абу-Даби, который владеет самыми известными птенцами соколов-сапсанов, называет их «птицами скорби». Их сфотографировали в две тысячи двенадцатом году для обложки каталога современного Соколиного госпиталя Абу-Даби на улице Свейхан.

250

Одна из наиболее сложных операций в Соколином госпитале – починка сломанных перьев. На первом этаже рядом с операционной находится кондиционируемая комната со стеллажами соколиных перьев любых форм и окраса.

Перья аккуратно сшиваются и приклеиваются к телу раненой птицы.

После операции их новая траектория полета фиксируется на камеру и переносится в компьютерную программу. Затем в новые перья вносятся дополнительные изменения, чтобы придать птице идеальную обтекаемость для полета.

251

Один из наиболее востребованных клобучечных мастеров в мире – Мона Аккилах Саккаф – работает в пыльной кладовке на окраине Лос-Анджелеса. Она использует кожу бизона на травяном откорме и нитку с иголкой, никакого клея. Орнамент клобучка в основе своей персидский, но, помимо этого, она включает и художественные элементы коренных американцев, особенно что касается работы над стяжками и подбора цветовой гаммы, – в основном рисунки команчей. Кроме клобучков в амуницию входят должики, опутенки, манжеты и перчатки.

Ей часто привозят соколов на частных самолетах из Ближнего Востока. На изготовление одного клобучка Саккаф может понадобиться до двух недель, в зависимости от того, какие драгоценные камни она собирается использовать и какую отделку: сусальное золото или серебряные нити.

В доме в Санта-Монике, где она проживает с мужем-чилийцем и сыном Камилем, Мона построила огромный ярко-синий открытый бассейн в форме арабского клобучка: его часто фотографируют для журналов по архитектуре.

В две тысячи четвертом году ее бизнес пошел на спад после того, как она снялась в бикини на фоне этого бассейна для одного модного журнала. Несколько известных шейхов отменили заказы, пока агент Саккаф не убедил их, что сами клобучки изготовляются в полном соответствии с традиционными обычаями.

В сеть была выложена фотография, как Саккаф, сидя на рабочем месте, в одеянии скромной ближневосточной женщины наносит последний слой лака.

252

Соколу надевается на голову клобучок по той же причине, по которой его не надевает сам охотник: зрение птицы очень острое, и подчас ее может отвлечь другая добыча, даже если та находится очень далеко.

Поэтому сокольничий закрывает птице глаза и ждет. Он хочет, чтобы сокол видел только то, что видит он сам.

253

В плавательном бассейне Саккаф в Лос-Анджелесе помещается сто двадцать тысяч литров воды.

254

В сентябре тысяча девятьсот тридцать второго года Эйнштейн получил письмо от Зигмунда Фрейда с извинениями психоаналитика за то, что он замешкался с ответом.

Искренний ответ на каверзный вопрос о том, как предотвратить войну, он даст в скором времени, но Фрейд должен был признаться, что испытал беспомощность от мысли о собственной некомпетентности. Его ответ скорее всего прозвучит не очень ободряюще. Он уже постарел, писал он, и всю жизнь рассказывал людям правду, которую трудно принять.

Неделю спустя Эйнштейн снова написал Фрейду со словами, что с нетерпением ждет, когда сможет увидеть содержание ответа.

В своем последнем письме, которое пришло через несколько недель после первоначального запроса, Фрейд написал, что польщен тем, что ему задали такой вопрос, и, по его мнению, вероятность того, что человек сможет подавлять самые агрессивные реакции довольно мала. В мире не так много людей, чья жизнь протекает тихо и мирно. Человечество легко заразить боевой лихорадкой, в каждом живет возбуждаемый инстинкт к ненависти и разрушению. И все же, считал Фрейд, надежда на то, что война когда-нибудь закончится, не напрасна. Для этого необходимо единогласно учредить центральный исполнительный орган, имеющий решающее слово в любом конфликте интересов.

Помимо этого, все, что создает эмоциональные связи между людьми, неизбежно приводит к войне. На самом деле нужно искать «чувство общности» и «мифологию инстинктов».

255

Когда переписка между Эйнштейном и Фрейдом была опубликована в тысяча девятьсот тридцать третьем году, Адольф Гитлер уже пришел к власти. Оригинальные версии писем на английском и немецком языках под заголовком «Неизбежна ли война?» вышли ограниченным тиражом в две тысячи копий.

Оба покинули родину и жили в изгнании – Фрейд в Англии, Эйнштейн в Америке, – избежав участи, которую еще ни они, ни кто-либо другой не могли представить.

256

Меня зовут Рами Элханан. Я отец Смадар. Я иерусалимлянин в седьмом поколении. А также тот, кого вы могли бы назвать «ветеран Холокоста».

257

Сразу же после освобождения из концентрационного лагеря в Освенциме, Ицхак Элханан Голд получил билет на пароход до Тель-Авива вместе с дюжиной венгров, несколькими румынами и двумя шведами. Ни у кого не было официальных бумаг.

По прибытии Ицхака встретили подпольные силы Израиля. Его замаскировали под британского солдата и посадили на автобус до Иерусалима. Ему нашли работу сотрудником полицейского участка в Древнем городе. Ицхаку дали кличку Чет Чет Гимель по номерам на его груди: сотрудник полиции Британского мандата № 883.

Ицхак был ранен в войне тысяча девятьсот сорок восьмого года и усыновлен в госпитале семьей, которая жила в городе на протяжении шести поколений. Он вскоре выучил язык и нашел свое место в обществе, но на протяжении десятилетий никогда не говорил о прошлом и о Холокосте со своими детьми, пока его не попросила это сделать Смадар для школьного проекта по реконструкции семейного древа.

258

В возрасте восемнадцати лет Ицхака направили работать курьером при раввине в Дьёре – провозить на рынок золото контрабандой. Деньги раввин тратил на еду и медикаменты.

Ицхак был проворен и схватывал на лету. Он не носил никаких знаков отличия на пиджаке. Никаких пилоток с кантами военной расцветки. Он знал назубок все закоулки и крыши домов. Знал, как добраться из одного конца города в другой незамеченным, иногда перепрыгивая с трубы на трубу или спускаясь по ним с крыши на мостовую.

Он бежал по району красных фонарей, чтобы добраться до рыночной площади. Все женщины были напомажены и выглядели вызывающе. Зимой они носили короткие курточки. Он пронесся мимо них на рыночную площадь. Вечерами слонялся возле кинотеатра, продавая билеты чуть дороже номинала.

Однажды вечером, когда в кармане остался один-единственный билет, он решил оставить его себе и посмотреть фильм с Царой Леандер.

Как только он сел на свое место и раздвинулся занавес перед началом «Великой любви», как рядом с ним сел офицер гестапо и закрыл путь к отступлению.

259

Одной из самых популярных немецких песен на тот момент была «Davon geht die Welt nicht unter» – «Это не конец света», которая была написана специально для этого фильма.

260

Двадцать третьего июня тысяча девятьсот сорок четвертого года нацисты дали разрешение Красному Кресту на посещение Терезиенштадта представителями международного комитета, чтобы опровергнуть слухи о лагерях смерти. Немецкие солдаты уверяли, что их не существует.

Среди посетителей лагеря в Чехии были главный врач Министерства здравоохранения Дании и высшие представители Министерства иностранных дел. Экскурсию проводили первый лейтенант Карл Рам и его заместители.

За несколько недель до экскурсии немцы отправили чешских и еврейских заключенных чистить улицы. Они принесли цветы, починили крыши, поставили парковые скамейки. Первые этажи общежитий были отремонтированы. Они нарисовали фальшивые витрины магазинов. Дали улицам названия. Повесили указатели, показывающие дорогу к несуществующим почтовым отделениям, плавательным бассейнам, ресторанам. Они открыли доступ к центральной пощади, сделали новую лужайку, посадили кустовые розы. Они вырезали вывески для ресторанов, пекарен и люксовых спа-отелей. Они напечатали праздничные постеры и повесили их на ветви лаймовых деревьев. Выдали пряжки для ремней, щетки для одежды, гребни для волос. Раздали новые желтые повязки для рук. Провели репетиции детской оперы, написанной Гансом Краса, заключенным лагеря. Организовали несколько мероприятий под руководством главного музыкального критика лагеря Виктора Ульмана.

После того как город был приведен в порядок, они депортировали тысячи евреев, в основном больных и пожилых, в Освенцим, чтобы освободить улицы от скопления людей.

В день экскурсии немцы велели оставшимся жителям лагеря игнорировать любые вопросы, которые им могут задать проходившие мимо гости из Дании. Обязательные приветствия были отменены, жители могли заговорить только если к ним напрямую обращались фиктивный мэр, или его подчиненные, или офицер в военной униформе. Артисты, актеры, поэты, профессоры, психологи, дети и несколько стариков подчинились приказу.

Делегация Красного Креста прошла по городу по специальной нарисованной на карте красной линии.

После того как делегация уехала из города, убедившись, что это действующий лагерь для интернированных, работающий в соответствии с принципами международного права, нацисты решили сделать про него агитационный ролик. Его снимал Курт Геррон, еврейский заключенный, который до этого работал в Германии актером в полнометражных фильмах и кабаре: его можно было увидеть в фильме «Мэк по прозвищу Нож» и эпизодической роли в одном фильме с Марлен Дитрих.

Под руководством немецких начальников Геррон снял фильм в течение одиннадцати дней. В его съемочной бригаде было двенадцать человек. Он использовал 16-миллиметровую лейку. Немецкие офицеры рассказали ему, что конкретно хотели видеть. Постановку «Брундибара». Снять музыкантов, настраивавших скрипки. Детей, играющих в классики рядом с качелями. Учителя в школе, пишущего что-то мелом на доске. Старика, расслабленно играющего в шахматы. Солнце, поднимающееся за крышами зданий.

Когда Геррон завершил работу, его, жену и всю съемочную бригаду посадили на поезд и привезли в Освенцим, где посадили в газовую камеру и отравили.

261

Нацисты назвали эту операцию «Украшение».

262

Большая часть двадцатитрехминутного фильма позднее была уничтожена.

263

Первым названием было «Der Führer schenkt den Juden eine Stadt» – «Фюрер дарит евреям город».

264

Специальное бюро, известное под названием «Институт расовой гигиены», несло ответственность за доставку гранул «Циклона Б» солдатам СС в Освенциме. Они подвозили канистры к газовым камерам на каретах «скорой помощи».

Гранулы, срок годности которых составлял три месяца, сбрасывались через вентиляционные шахты в потолке.

265

Край сокращающегося легкого.

266

Больше всего Смадар удивилась, когда дедушка рассказал про хорошо одетого мужчину, который протянул Ицхаку кекс на вокзале Дьёра. Кекс был завернут в лист газеты.

В поезде он развернул ее и в уголке нашел объявление о показе «Великой любви».

Ицхак съел кекс в один присест – потом он часто рассказывал Смадар, что пожалел об этом, лучше бы растянул удовольствие, – а уголок газеты сохранил аккуратно сложенным в кармане и пронес через все дни пребывания в лагере.

267

В тюремной камере Бассама стоял черно-белый телевизор. Он показывал только «Первый канал» на иврите вперемешку с редкими программами на арабском языке. Бассам поставил его на деревянный столик у изголовья кровати, чтобы тот фоном работал, пока он засыпал.

Чтобы сигнал был лучше, приходилось одной рукой придерживать антенну. Было непривычно и странно слушать ежедневные новости на еврейском языке. Больше всего он хотел узнать прогноз погоды: так Бассам мог представить, как идут дела в Саире.

Накануне дня памяти жертв Холокоста он попал на документальный фильм. Ничего удивительного. Бассам часто смотрел пропагандистские передачи. Чем бы они ни заканчивались – все равно смотрел.

Он желал смерти евреям. Хотел видеть, как они умирают один за одним. Как падают. Издыхают от голода. Теряют сознание в канавах. Как газ проникает в комнату через отверстие в потолке. Это кара. Он хотел чувствовать, как их уничтожают.

Бассаму было двадцать, он лежал на кровати и ждал, когда можно будет зааплодировать.

268

На финальной стадии гипотермии человек, испытывающий воздействие экстремально низких температур, получает внезапный прилив крови в конечностях, когда сосуды периферического кровотока доходят до крайней степени истощения.

Жертвы могут даже снять с себя одежду – настолько жар становится невыносимым.

269

В обеденное время на следующий день Бассам шел по металлическим коридорам в столовую. Он едва мог смотреть вниз через железную решетку: равновесие Бассама полетело к чертям.

270

Тяжелая откидная кровать опустилась на пол. Он лег на нее. Заложил руки за голову. В коридорах раздавались крики. Камерная музыка. Колебания одной-единственной струны. Голоса из радио где-то далеко. Ему казалось, он нашел еще одну залежь пустоты под собой. Он подложил под голову зловонную подушку и взял в руку тонкую металлическую антенну. Сперва он хотел порадоваться падающим трупам. Смотреть, как их выкидывают вперед снова и снова, как они замирают в неестественных, чудовищных позах. Знай своего врага, держи его близко. Лучше всего под ногами. В могиле. Он повернулся к стене, натянул тонкое одеяло. Облегчить печаль опечаленного. Он повторял молитвы. Маленький таракан выполз из трещины в штукатурке. Подавал усиками какие-то сигналы. Бассам раздавил его ботинком. Он снова укутался в одеяло, снова потянулся к антенне. Их бездействие в ответ на атаки его удивляло. Одно за другим. Снова и снова туловища сваливали в яму. Голыми. На противоположной стороне камеры стояли туалет и металлическая раковина. Раздавались глухие удары по трубам. Звуки усиливались. Он чувствовал, как что-то взяло контроль над шестеренками в его голове, крутило механический привод бесконечного конвейера трупов.