Текст книги "Шесть степеней свободы"

– Здравия желаю, Николай Герасимович.

– Кому передаёте дивизию?

– Командиру дивизиона эскадренных миноносцев капитану II ранга Сею. Кап-два Сей, выйти из строя!

– Есть! – он стоял четвертым, – Товарищ адмирал флота! Капитан второго ранга Сей, представляюсь по поводу назначения исполняющим обязанности командира 1-й гвардейской дивизии ПЛО.

– Как зовут?

– Александр Борисович.

– За что получили? – нарком глазами показал на «звезду Героя».

– За потопление двух эсминцев типа «Z» в сентябре прошлого года.

– Припоминаю. Отличная кандидатура, товарищ вице-адмирал. Вы же «Артёмом» командовали? – спросил нарком у Сея.

– Так точно. Был его последним командиром.

– Сидоров вас тоже хвалил.

Начальнику штаба нарком просто пожал руку, Демидов, начПО, интереса у наркома не вызвал, а наших «крутых» орденоносцев нарком поздравлял довольно долго. Столбов, по простоте душевной, и слил информацию о том, что сегодня ресторан «Двина» будет местом базирования всего офицерского состава дивизии. И про поводы для этого.

– Ну, это если ваш командир меня пригласит на эти торжества. – уклончиво сказал Кузнецов.

– Почему нет? Милости прошу. – ответил я.

Нарком отказался ехать в штаб флотилии, известив нас всех, что в первую очередь хочет посетить Молотовск и ремонтирующиеся корабли. Сел в автомобиль и довольно быстро мы очутились в Двинском поселке, где шло строительство моста через Кузнечиху и туда мог пристать автомобильный паром флотилии. Нет, чтобы сесть в Васьково! На пароме Кузнецов выгнал из машины всех, и подозвал меня.

– Сергей Иванович, вы не могли бы мне объяснить: мы, вроде, никогда с вами не ссорились, чем вызвана ваша бурная реакция в Кремле? Испытываете ко мне личную неприязнь? Вы же понимаете, что наговорили такого, что хоть снимай погоны и сам иди в трибунал.

– Никакой личной неприязни, Николай Герасимович, не было и нет. Мы с вами прекрасно ладили и работали, но за секретность производства нового вооружения и его испытаний персонально отвечаю я. Да, это сильно интересует англо-американскую, и не только, разведки. Зимой прошлого года Фрейзер пытался попасть на «Иокангу», я ему этой возможности не предоставил, хотя командующий флотом и ГШФ почему-то разрешили этот визит. Выкручиваться пришлось мне одному. Англо-американцы на этом не успокоились, и кто-то дал нам команду прийти в Гамерфест, и туда же прислали «Кинг Джорджа», откуда прибыли вы, Головко и адмирал Фрейзер со своими «специалистами». Я что, должен был поперек трапа ложиться и открывать огонь на поражение? Мне пришлось вас пустить на корабль! Не было бы с вами Фрейзера, да заходите и смотрите, спрашивайте обо всем. У вас все допуски есть.

– Они наши союзники и делятся с нами всем. У меня приказ Верховного: не допускать недовольства нами командованием флота Метрополии и представителей Соединенных Штатов.

– Но вы же слышали, что сказал «сам» по этому поводу? Соединенные Штаты в тайне от нас, и даже англичан, изготавливают новое оружие огромной разрушительной силы. Такие же работы ведет Германия. И мы начали подготовку к этим работам. Поэтому я вынужден оставить все, что сделано здесь, и приступить к работе в Москве, в составе ГКО.

– И какие функции вы будете исполнять в составе ГКО?

– Я пока не знаю: имею ли я право кому-нибудь что-то говорить по этому поводу.

– Это будет иметь отношение к флоту?

– Да, конечно. Все мои работы, так или иначе, связаны с флотом. В данный момент меня просили подготовить свои предложения по развитию флота. Пока только это.

– Этим у нас занимается адмирал Галлер.

– Я знаю, но мне приказал Верховный, и уточнил, на что необходимо обратить особое внимание. Планы ГШФ его не слишком устраивают. Пока от меня хотят увидеть и услышать именно мою концепцию дальнейшего развития флота.

– Я надеюсь, что вы согласуете с отделом строительства новых кораблей свои предложения?

– Только в случае их утверждения. Кто будет утверждать – мне пока неизвестно. Возможно, что это будет отдел Главного штаба, но вполне может быть, что Иосиф Виссарионович подберет для этого других людей. Мне сказали, что есть какой-то комитет. Ни как он называется, ни: кто в нем состоит, мне неведомо.

– Трудный вы человек, Сергей Иванович.

– В данный момент времени это – самый большой секрет государства, Николай Герасимович, если даже вы, нарком, об этом ничего не знаете. Меня пригласили только потому, что я узнал кое-что об этом проекте, возможно для того, чтобы я раньше времени об этом никому не рассказал. Увы, мне известно только о том, что происходит на той стороне линии фронта и за океаном. Ну, а так как у меня получилось в кратчайшие сроки создать лучшую в мире систему противолодочной обороны, то и последовало предложение попробовать себя в новом качестве. Единственное «но», таким темпом я опоздаю на собственную свадьбу. До Молотовска мы будем добираться три часа, и три часа обратно. Плюс там стоят двадцать четыре корабля дивизии, еще двенадцать в разных местах Архангельска, может быть, начнем осмотр с этих кораблей?

– Хорошо, командуйте.

Я вышел из машины и поднялся в рубку. Паром изменил курс, и мы направились вниз по реке на Соломбальскую верфь. По всей видимости нарком приехал только за этим, но инспекционная команда еще долго находилась здесь, проверяя дивизию полностью. Сам нарком через двое суток улетел в Геленджик, где заканчивалась подготовка к очередному десанту.

Но на свадьбу он пришел. Встретили его офицеры овациями. Ему еще и сорока нет, официально он 1902 года, но на самом деле – 1904. Труса не празднует, вместе с Буденным прорывался в Крым по над самой водой в момент Крымской катастрофы 1942-го. Сумел организовать какую-никакую эвакуацию с Керченского полуострова остатков 44-й, 47-й и 51-й армий в количестве 140 тысяч человек, с четырьмя дивизионами «катюш» и шестью артиллерийскими батареями. Это, конечно, крохи. Тяжелое вооружение, в основном, было потеряно, во многом благодаря тому, что удержать небо над Керченским проливом ни флотская, ни армейская авиация не смогли. Флот понес просто неприличные потери. Снабжение трех армий, находящихся в Крыму, было сорвано. В общем, «потому, что в кузнице не было гвоздя!». А присвоить себе успехи на Севере не удалось. Да, именно он поддержал меня в моем «диалоге» с авиаторами. Но класс в Иоканге он ведь так и не посетил. Нет ни на одном из флотов таких классов. Флотская авиация получает пополнение из обычных летных училищ, а полков, где в большом количестве остался довоенный личный состав очень и очень немного. Вот и страдает взаимодействие. Требуется летать днем и ночью, создавать навигационные системы, приводы, и учить, учить и еще раз учить людей. На поток у них поставлена только взлет-посадка. С этим – проблем особых нет, а навигации и целенаведению там не учат. Флотские училища сейчас практически не работают. Освоен другой способ получения необходимых кадров: корабли поступают в основном по ленд-лизу. Учат на них в Колдбей, оттуда на ТОФ, а с ТОФа – по флотам. В Ахтубинске и в Баку готовят, в основном, командиров взводов в морскую пехоту. Только со второй половины следующего года об этом вспомнят, и создадут несколько училищ, в том числе, и мою «альма-матер»: Ленинградское военно-морское подготовительное. Мне же, с должности комдива, этот узелок не развязать, вот и пришлось рубить. И вообще, мне сейчас требуется сидеть не за праздничным столом, а у секретчиков стучать по клавишам «Ремингтона». Дома с этим работать нельзя. Не будем забывать о том, что Архангельск свободно посещают военнослужащие иностранных флотов и армий. И нарком привез с собой целую шоблу проверяющих. Вполне вероятен вариант, что кто-то из них и сливает все куда надо. В то, что Кузнецов – «агент ЦРУ», я не верю. Это, скорее всего, кто-то из его адъютантов. А «церберов» у меня в дивизии нет. Мы сейчас с Еленой отсутствуем, целуемся под хмельное «Горько», запросто могут нанести визит и прошерстить дом. Успехов! Там ничего нет.

С утра я уже был в штабе, заперся в комнате «особого отдела», и 18 дней занимался только тем, что строчил на машинке, чертил схемы, рисовал общие виды и разрезы. Затем упаковывал все бумаги, уничтожал «копирки», в присутствии начальника отдела или его дежурных, опечатывал это личной печатью и запирал в несгораемый шкаф, который тоже опечатывал. Так серьезно я к этому делу никогда не относился, хотя работал и с более серьезными документами, но в другое время. Там с меня требовали соблюдать секретность. Через 18 дней, с тем, чтобы иметь хоть немного времени обустроиться в Москве, я воспользовался тем же самолетом, чтобы вывезти эти бумаги, личные вещи, и то, что захватила с собой супруга на первое время из Архангельска. В основном все осталось в доме, его опечатали и вычеркнули из списков под заселение. Это – «наша крепость», если все пойдет криво, а это запросто может быть, чтобы было куда вернуться, если жив останусь. Ну или Елене было бы куда вернуться. Кроме нас, дом могут вскрыть ее родители, тоже если будут живы. Скорее всего с ними ничего не случится: активность боевых действий в советском секторе Арктики нулевая. Немцев мы оттуда выбили и выжали.

Глава 3. Первые дни в новой должности

Сразу с квартирой ГКО помочь не мог, Москва просто забита, как военными, так и промышленниками. Получили ордер на комнату в коммуналке на Знаменке (улице Фрунзе), где помимо нас проживало еще 12 человек. А еще в этом доме жил один замечательный и знаменитый человек: генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, начальник управления геодезии, с которым мы познакомились и подружились. Ему я подсунул идею создания «Чайки», познакомив его с системой «Лоран» и аппаратурой для ее приема. А генерал занимался геодезией и аэрофотосъемкой с 1925 года. Он моментально уловил, какие это несет выгоды его ведомству. В отличие от меня, он в Москве чувствовал себя как рыба в воде. Был вхож в любые кабинеты, сам он готовил октябрьское восстание в Петрограде, а его брат был личным секретарем Ленина. Через него удалось протолкнуть идею создания сети станций по всему Северу, вдоль железнодорожных магистралей и, в дальнейшем, на Черном и Балтийском морях. Станции должны были использовать частоты отличные от ЛОРАН, но иметь возможность работать с ними, быть трехканальными. Кроме ЛОРАНа, в те же ворота был забит мяч «Альфы», сверхдлинноволновой РНС дальнего действия. Себе же я оставил создание подсетей «Микро-Альфы», «Микро-Марса» и «Микро-Чайки», так как все необходимое для этого сидело у меня в голове с 1978 года.

Но, это случилось несколько позже. В день прилета меня принял первый заместитель председателя ГКО Вячеслав Михайлович Молотов. Именно он был первым заместителем председателя ГКО. Председателем был Сталин. У нас «история» всегда отличалась «неточностью». В ней Молотов числится автором-соавтором «Пакта Риббентроп-Молотов» и наркомом Иностранных Дел. Это не совсем верно. Да, Молотов занимал пост наркома Иностранных дел, по совместительству. Главной его должностью была эта. И до войны он с 19 декабря 30-го года возглавлял советское правительство до 6 мая 1941 года. Пост первого заместителя председателя ГКО он занял 30 июня 1941 года. В марте 1942 стал и первым заместителем председателя СНК. Вот ему я и вручил свои «верительные грамоты». Не могу сказать, что прием был очень теплый. Мне сразу сказали, что моя кандидатура еще не утверждена. Вакантное место только одно. Из состава ГКО выведена Розалия Землячка, по состоянию здоровья. На самом деле Госкомитет Обороны состоял из членов правительства СССР, заместителей его Председателя. В истории комитет описан несколько вскользь, несмотря на его выдающуюся роль в Победе. То есть, фактически, меня Сталин пытается сделать своим заместителем по флоту. И, возможно, по новому оружию. Такой подкомитет существовал, и им посменно руководило несколько наркомов: Ванников, Устинов и Шахурин. Состав подкомитетов и комиссий постоянно изменялся, в зависимости от ситуации в промышленности и на фронте. В общем, все зависело от той писанины, которой я занимался эти дни. Изменение моего семейного положения пришлось не совсем кстати, в Москве ориентировались на то, что я человек холостой, поэтому не запланировали выделение мне какого-либо жилья, кроме той холостяцкой комнаты. Судя по всему, Молотов надеялся, что я провалюсь со своим прожектом. Повторяю, что несколько таких уже рассматривалось правительством. Один из них был принят и началось строительство линкоров типа «Советский Союз», но один них находился в Николаеве в доке в готовности 7 %, второй в Молотовске, третий «готов» на 1 %, только киль. В максимальной, 19 %, готовности находился «Советский Союз», но даже возможности его спустить на воду не было, он находился в Ленинграде на Балтийском заводе. А Ленинград – в блокаде. Строительство дока на Дальнем Востоке заморожено, там строить такие монстры просто негде. Судопромышленности нанесены страшные удары! В наших руках два действующих завода. Так что, ГБЗМ надо покупать, Сергей Иванович, а не прожекты городить. Примерно в таком роде и было высказано мне на первом митинге в ГКО. Товарищ Берия меня к себе не приглашал, я его не слишком интересовал, впрочем, спецкомитет еще не создан, в настоящий момент работает Управление при Совнаркоме под общим руководством Михаила Первухина, который в Кремле не сидел, он находился на улице Карла Маркса в Наркомхиме, еще не успел перебраться на Большую Ордынку, 24, но записочку, с просьбой заглянуть, он мне оставил в секретариате ГКО. А Молотов послал меня… в Особый (или организационный) отдел ЦК. Их инициатива, пусть и отдуваются.

Там все было чуточку лучше организовано: мне поставили еще один штамп в удостоверение члена ГКО, теперь я отношусь к Первому Главному Управлению ГКО, мне выделена машина с водителем и охранником, выписаны дневной и ночной пропуска по всей Москве и окрестностям. О квартире я там и не заикался, так как уже получил ордер у Молотова. И у меня забрали мои тезисы к моему докладу. Посоветовали сократить объем самого доклада.

– Это технически достаточно сложно сделать, плюс меня просили подробно описать проблемы.

– Ну, если просили подробно, пусть будет так. – сказал Вячеслав Николаевич, один из помощников Поскребышева. – Где остановились? Телефон есть?

– Я еще не знаю, ордер мне выписали в секретариате первого заместителя. Там, правда, не знали о том, что я женился и приехал сюда с женой.

– С жильем сейчас очень сложно, я отмечу это в личном деле. Адрес? – я протянул ему выданную бумажку.

– Если есть телефон, то перезвоните вот по этому номеру, а это позывные, которые требуется сказать. Позывные меняются, так что не храните эту бумагу. Телефон запоминать тоже не обязательно. В ближайшее время вас внесут в справочник, и вы получите персональный позывной по ВЧ.

Эти, хотя бы, не сомневались в том, что я буду здесь служить. Заехав на Центральный, где находилась Лена, мы приехали на квартиру. В доме существовал домуправ, который молча взял ордер и выдал ключи.

– Второй этаж, квартира 2, комната 7. Пройдемте, я покажу вашу комнату, товарищ адмирал.

Телефон в квартире был, общий, висел на стене в коридоре. Слева кухня с газом, затем ванная, и двенадцать комнат под номерами. В конце коридора дверь в туалет. Когда-то это был огромный зал, который разделили тоненькими перегородками. Коридорная система. Слава богу, комната оказалась в середине. В ванной висят и сушатся гимнастерки, нижнее белье, петлицы ВВС, артиллеристов и связистов. Никого не видно и не слышно. Попрощавшись с домуправом, а охрана и водитель помогли занести вещи, я перезвонил по телефону и продиктовал номер. Предупредил, что выезжаю на Карла Маркса. Позывного Первухина я не знал, поэтому уточнять: куда я еду, не стал.

– Лена, карточек пока нет, пропуска у тебя тоже нет. Так что, посиди пока дома, продукты пока есть. Вопрос о пропуске будем решать, потому, что в ордер ты не вписана. Свидетельство о браке держи рядышком с паспортом. Без документов из дома не выходи. В случае чего, обратись к домуправу. Я постараюсь побыстрее вернуться домой.

Не думаю, что супруге понравился этот «арест», она весь полет до Москвы мечтала погулять по ее улицам, но в условиях войны туризм несколько не в почёте.

В Наркомхиме пришлось ждать, когда освободится товарищ Первухин. Говорили мы с ним не слишком долго в его кабинете.

– Честно говоря, меня нагрузили этим год назад осенью сорок второго. Это не совсем химическая задача, но поручили нам, в основном из-за того, что там требуется перевести соль одного из металлов в газообразное состояние.

– Можете говорить свободно, речь идет об уране.

– Вы – химик?

– Нет, я – вице-адмирал. Мои люди вывозили из-под Нарвика одного человека…

– Тронстада? Он же не дал своего согласия работать, требует, чтобы его передали американцам.

– Увидит меня – согласится.

– Понял. – слегка улыбнулся Первухин, – То есть, вы в курсе проблемы.

– Ну, насколько это так – я пока не знаю, но товарищ Сталин предложил мне заняться этим вопросом. И, заодно, отработать практическое использование этих процессов на флоте.

– До практического использования там еще очень далеко. В первую очередь, у нас практически нет урана, нет завода по производству тяжелой воды. Самолетами вывозим флюорит с Амдермы. Там просто скопище проблем, товарищ адмирал.

– Я догадываюсь, поэтому требуется познакомится с теми, кто ведет эти работы и постараться им помочь. Я в курсе, что финансирование идет по остаточному принципу, но есть надежда, что сейчас этот вопрос удастся разрешить. Это зависит от принятия еще одного постановления ГКО, в случае успеха, мы сможем объединить это направление с планами по развитию военно-морского флота. Там требуется менее обогащенный уран, и это даст возможность получать большое количество электроэнергии, не привязывая строительство электростанций к строительству высоких плотин.

Как я только сказал это, так в глазах Первухина загорелся свет. Он же, в первую очередь, инженер-электромеханик, бывший Народный комиссар электростанций и электропромышленности.

– Ну-ка, ну-ка! С этого момента поподробнее!

– Я допрашивал Тронстада, и то, что он рассказал о германском проекте, сразу натолкнуло меня на возможность использования установок, которые он называет «урановой машиной», для получения пара и электричества. Нам, флоту, это особенно важно, ведь процесс идет без потребления кислорода. А это – лодка, которой не требуется всплытие, ведь имея большое количество электроэнергии на борту, мы сможем получать кислород из воды, имея пар, получать опресненную воду. Сможем поглощать углекислый газ, бороться с конденсатом и тому подобным. Это лучший источник энергии для подводных лодок. Вы меня понимаете? Запуск такой «машины», назовем ее точнее: «реактором», атомным реактором, позволит наладить производство тяжелой и сверхтяжелой воды, ведь реактор – это источник нейтронов. Плюс, вскользь, Тронстад проговорился, что есть теоретическая возможность из неделящегося урана, которого 99,28 %, производить «эсперий», точно не помню, как его назвал Тронстад, «заураний», по-моему…

– Трансураний.

– Возможно, не существенно, но этот элемент имеет нечетный атомный вес и теоретически должен делиться с выделением дополнительных нейтронов. То есть, создавать цепную реакцию. Которая может быть, как управляемой, так и неуправляемой. Вот это – важнейшая часть того, что мне стало известно от этого фашиста. А имея много электричества, мы обеспечим разделение урана на циклотронах и, опять-таки, со слов Тронстада, существует пять способов обогащения урана, три из которых требуют большого количества электроэнергии. Но пар-то мы можем получать не только на кораблях, но и на земле, у воды.

– Вот именно. Вот что! Едем сейчас в одно место, я Вас познакомлю с теми людьми, которые непосредственно занимаются этой проблемой. Это все нужно рассказать им. Вы же кандидат в члены ГКО, как я слышал?

– Да, такое предложение поступило. – Я показал ему свое удостоверение.

– Можете рассчитывать на мою поддержку при голосовании. Я же буду настаивать, чтобы непосредственным руководителем этой группы стали вы. У меня же целый Наркомат. Нет, я даже не буду пытаться «открутиться» от этого поручения, но мне кажется, что вы будете отличным генератором идей в этой компании. То, что вы предлагаете – это революция в производстве электроэнергии, да и дело с оружием может серьезно сдвинуться с места. Требуется только уточнить: насколько это физически возможно. Ведь мы с вами не специалисты в этом вопросе.

– Немцы в прошлом феврале запустили эту «урановую машину» в Лейпциге.

– Даже так?

– Именно так. Товарищ Сталин настаивает на интенсификации этих работ.

– Тогда вперед! «Нет таких препятствий, которые не преодолели бы большевики!»

В общем, добрался я до дома уже за полночь, из трех комнат доносился богатырский храп, в одной кто-то усиленно скрипел койкой. Лена спала, не раздеваясь, укрывшись легким пледиком. А я ей привез пропуска по Москве, полный комплект, день и ночь. Она проснулась, попыталась меня накормить, но я ужинал в большой и очень интересной компании, собравшейся на Октябрьском Военном поле, бывшем полигоне ВАИ. Второе название чаще встречается в «истории»: Серебряный Бор. Деревья там высадили позже, чтобы скрыть от глаз посторонних строения, внутри которых начиналось строительство ракетно-ядерного щита нашей Родины. До сих пор он нас прикрывает от внешних врагов. Против внутренних он бесполезен и даже опасен. Мы пошли гулять по ночной Москве. Лена будет работать в столовой «Лаборатории № 2», отсюда и пропуск. Возвращаясь с прогулки, мы у дверей столкнулись с жильцом квартиры № 1 в нашем доме: пожилым генерал-майором, вылезшим из автомобиля, которому адъютант сказал:

– Михаил Дмитриевич! Вы опять забыли свой портфель!

– Да-да, спасибо, милейший. – он забрал свой портфель, а потом спросил меня, потому, что мы остановились возле дверей парадной, – Вы ко мне, товарищ вице-адмирал?

– Нет, Михаил Дмитриевич, мы живем в квартире номер два со вчерашнего дня. Супруга впервые в Москве, а я получил на нее пропуск, вот и пошли смотреть Москву.

– Чайку после прогулки не желаете? Генерал Бонч-Бруевич.

– Адмирал Станкявичус. Лен, ты как?

– Я не откажусь.

– Милости прошу!

Генерал открыл дверь, из которой сразу выглянула милая мордашка пойнтера, получившего от генерала кусочек сухарика. Генерал жил не один, с дочерью, жену похоронил весной этого года, дочь сильно болеет. Говорит, что приходят внучка Зоя и невестка Софья выгуливать собаку, так как Тамаре несколько трудновато стало с ней управляться.

– Богатый у Вас «иконостас», Сергей Иванович. Откуда Вы, и какими судьбами забрались так далеко от моря? Ведь просто так в Москве жилье не дают.

– Мы приехали из Архангельска, вчера. Моя дивизия дислоцируется на Кольском полуострове, в Иоканге, но имеет свой штаб и в Архангельске, мы из Беломорской флотилии. С Леной три недели назад поженились. А познакомились в сорок первом, я был капитаном парохода «Вента», она работала на нем коком. Правда, там мы не общались, почти. Встретились в Архангельске зимой этого года, познакомились еще раз.

– У нас большая часть экипажа были девушки, а Сережа был «первым после бога», он меня и не узнал, когда мы встретились на берегу. Мне пришлось напоминать ему, что мы знакомы. Он только из госпиталя вышел, прожил у меня полтора месяца, квартиру снимал, потом ушел в море в середине марта, а назад вернулся в августе.

– Нас отвели на ремонт и переоборудование. Мы занимались противолодочной обороной в Баренцевом и Норвежском морях.

– Слышал-слышал! А что там у вас за какая-то новая система навигации?

И тут мы зацепились крепенько! У нас же все «секретно», а чужие системы, американские, охраняем пуще Цербера.

– То есть, это «декка», но работающая в другом диапазоне, и поддерживающая одновременно два способа определения, я правильно понял?

– Абсолютно, Михаил Дмитриевич. Там есть еще возможность просчета дополнительных поправок, в зависимости от солнечной активности, которая влияет на скорость прохождения радиоволн, что невозможно учесть в «Декке», и, за счет этого, значительно повысить точность определения места.

– Вот это вот очень интересно! Видите-ли, милостивый государь, я – начальник управления геодезии РККА, да-да, я еще служу Отечеству. Нам для проведения изысканий и аэрофотосъемок просто необходимы такие приборы.

– Там вначале требуется построить сеть станций.

– А вот это у нас есть! Есть места, где это можно установить, ведь насколько я понимаю, станции работают в автоматическом режиме, и синхронизированы по времени.

– Пишите письмо в ГКО, и можете передать его мне, поставки американского оборудования идут, но нам требуется создать собственные станции на собственных частотах, так, чтобы не зависеть от поставок из Америки.

– Это я понимаю, и у меня на примете есть человек, который может это сделать. Кстати, тоже адмирал, только контр-адмирал, Берг его фамилия. Эх, сейчас уже не позвонить, но я его утром достану.

– Да-да, мы что-то засиделись в гостях.

– Ничего-ничего. Кстати, а что у вас с этим «проклятым вопросом»? Там же наверху была столовая и банкетный зал. Наделали какие-то перегородки, нас «уплотнили». Раньше весь этот дом занимала моя семья, правда, вот, она уменьшилась на пять человек: двое умерло, Костя с семьей квартиру получил, дочь вот-вот уйдет, сердце и инсулин требуется, а он в дефиците. Перебирайтесь-ка вы ко мне, адмирал. Не стесните. Две комнаты будут в вашем распоряжении. Вы в ГШФ работаете?

– Нет, в ГКО, первое главное управление.

– Ну, тем более! Они два дома для «своих» строят, так что долго здесь не пробудете. У них очень пробивной комендант, Сахновский его фамилия. Одессит, одно слово.

– Я через три дня смогу дать ответ на ваше замечательное предложение. Завтра или послезавтра у меня представление одного проекта, от которого зависит в каком качестве и в какой должности я буду продолжать службу. Одно предложение я сегодня уже принял, если оно окажется единственным, то мы переберемся ближе к месту службы, там квартиры почти готовы. Если проект пройдет и будет постановление ГКО, то мне удобнее будет находится здесь, основное место работы будет за красной стеной.

– Даже так?

– Да, заместителем Председателя.

– Тогда никаких разговоров, вы – мои гости. Я сейчас покажу вам вашу спальню. Ванных и санузлов у нас три, кухня, правда, одна…

– Зато я – повар 8-й категории! Готовку и прогулки с собакой могу взять на себя. – вставила Леночка. В общем, нам очень повезло с соседом! Официально мы числились в комнате № 7, а проживали этажом ниже. Окно спальни выходило во двор, а из моего кабинета был виден Кремль. Верхний этаж был когда-то «парадным», для балов и обедов, а нижний – жилым. Прекрасно обставленным и по-настоящему удобным. На работу в лаборатории № 2 Лена так и не вышла, взяв на себя заботу о больной дочери генерала и довольно большое хозяйство: шесть комнат плюс кухня, столовая, санузлы и собака.

Днем Михаил Дмитриевич организовал встречу с контр-адмиралом Бергом, заместителем комитета № 4, и передал мне письмо Управления геодезии РККА с просьбой организовать строительство подстанций будущей РНС «Чайка» для нужд Управления, ВМФ, ВВС, ГВФ и других организаций. Так что, мой план, еще не утвержденный правительством, начал реализовываться «снизу», и через два дня это реально помогло защитить проект. Моя кандидатура в члены ГКО была одобрена всеми заместителями Председателя, при одном воздержавшемся, нарком финансов товарищ Вознесенский высказал свое «особое мнение», типа «Денег нет, но вы держитесь!», впрочем, его можно было понять: требуемые суммы на его реализацию были астрономическими. Это и ядерный проект, и развитие систем РНС, и ракетостроение, и проектирование новых классов кораблей, не каботажного, а океанского плавания, и создание двух новых родов войск. Ответил Вознесенскому не я, в тот момент я еще не был утвержден, шли прения после моего доклада, ответил «сам».

– Я бы хотел возразить товарищу Вознесенскому, вы, конечно, «напомнили» нам, что идет война, мы об этом как-то не догадывались, третий год воюем, но не догадываемся. Сегодня наши войска форсировали Днепр в шести местах, захватив плацдармы на его правом берегу. Начались бои за удержание плацдармов. Именно поэтому мы сегодня обсуждаем этот проект развития нашего государства. Адмирал Станкявичус прекрасно подготовил свой доклад, сделав комплексный анализ ситуации не только развития ВМФ, но и системы обеспечения его будущих действий с учетом возможного изменения международной обстановки. Давайте не будем забывать об агрессивной сущности империализма. Исторически так сложилось, что Великобритания с момента окончания Первой Мировой войны начала терять былое влияние в капиталистическом мире. На первое место по всем параметрам начали выходить Соединенные Штаты Америки. Именно они подготовили условия для второй мировой войны, и, до декабря 1941 года, активно разрушали две великие державы: Францию и Великобританию. В декабре сорок первого они сами вступили в эту войну. Их цель – мировое господство. Не Гитлер, а Америка ведет против нас войну. Гитлер – только инструмент в руках американского капитала. Из бесед с адмиралом Станкявичусом, мне стало понятно, что адмирал хорошо разобрался с этим вопросом. Целый ряд победных операций, проведенных им, показывают, что он умеет не только говорить и предлагать какие-то действия, но и умеет их воплощать в реальность. Вот и сегодня, вот эти вот бумаги и письма шести ведомств и наркоматов показывают нам готовность и необходимость начать работы по этому проекту, и во всех этих письмах, товарищ Вознесенский, речь идет о существенном уменьшении расходов за счет внедрения новых способов, предлагаемых товарищем Станкявичусом. Возьмем ту же «Вторую лабораторию», эти бумаги у Вас есть. Есть?

– Есть, товарищ Сталин.

– Сравните их требования тогда и сейчас! Сколько мы выигрываем в новых условиях? А эти расходы нам все равно придется нести, товарищ Вознесенский! От этого зависит само существование нашего государства! Вам показать, что готовит нам Гитлер и Америка? Миллион тонн тротила в одной бомбе! Вдумайтесь. Миллион тонн.

– Я этого не представляю, это нереально.

– Товарищ Курчатов, ответьте товарищу Вознесенскому.

– К сожалению, Николай Алексеевич, в расчетах Тронстада мы ошибок не обнаружили. Это реальные цифры возможной мощности водородной бомбы.

– Но ведь адмирал – не специалист в этом вопросе, возможно, что это мнимое «удешевление проекта».