Текст книги "Осень прежнего мира"

Интересно, они так и будут слушать молча всё, что я ни скажу? – подумалось ему. Лица, обращённые к нему, выражали вежливую заинтересованность, некоторые делали записи. Боги, куда меня понесло, подумал юноша обречённо, глядя, как по лицам слушателей пробегают улыбки – после того, как он упомянул эпизод с ожившим грифоном. Кем я им кажусь, клоуном?

Он не успел заметить, как постепенно вокруг него вновь начал сгущаться туман и, заставляя его напрягать слух и говорить чуть громче, вновь полился поток чужих голосов, о чём-то шепчущих, ведущих друг с другом неторопливые беседы. Только этого не хватало, подумал Ользан мрачно, завершая своё повествование. Ноги его вновь стали ватными и он вцепился в кафедру обеими руками. Сейчас меня стошнит, подумал он бессвязно. Вот уж будет достойное завершение доклада.

Прямо перед ним стена, на которой висела доска, раскололась, и сквозь ровную вертикальную трещину внутрь хлынул ослепительный, жаркий свет.

Краем глаза Ользан заметил, что все в зале, мягко говоря, возбуждены. Все встали со своих мест и глядели на него, не отрываясь, – словно на пророка, закончившего вещать о будущем. Некоторые сжимали в руках блестящие прозрачные шарики (записывают выступление, подумал Ользан вяло), некоторые оживлённо жестикулировали, указывая в его сторону. На трещину никто не обращал ни малейшего внимания.

Смотрите, – хотел крикнуть Ользан, указывая на медленно расползающуюся щель в пространстве, но язык его присох к горлу и от непереносимого жара, что изливался из разлома. Перед глазами всё закружилось и мир полетел в пустоту.

История 4. Компромисс

XIV

Он пришёл в себя от полной тишины, сдавившей его уши. Стук сердца гулко отдавался во всём теле.

Открыв глаза, он понял, что лежит в постели.

Но не у себя дома. Совершенно непонятно, где всё это находилось. Ользан смутно ощущал сильный голод, ясность мышления и – самое неприятное – провал в памяти. Ну да, трещина в стене, тошнота и жар. Он прикоснулся пальцами к вискам, но ничего не произошло. Тогда он открыл глаза.

Комната была невероятно высокой – метров десяти в высоту. При всём этом она была невелика в других измерениях: почти всю её занимала кровать. Кровать была исполинской: Ользан мог поместиться на ней несколько раз в обоих направлениях. Ничего не понимаю, подумал он с недоумением, озираясь. По правую руку от него была дверь – массивная на вид, плотно закрытая. По левую на стене тускло светился жёлтым светом небольшой шарик на изящной подставке. Ночник, значит.

– Где я? – спросил он – прежде всего, чтобы разогнать давящую тишину. Гортань повиновалась не сразу. То, что удалось извлечь из неё поначалу, сделало бы честь карканью вороны. Правильно выговорить слова удалось только с третьей попытки.

Никто не отозвался, но зато Ользан услышал несомненное тиканье часов. Солидных, больших часов, что были в состоянии идти десятками лет, переживая своих владельцев. Он запрокинул голову и увидел часы у изголовья. Те действительно были солидными – с корпусом, украшенным росписью. Что за странная причуда, подумал юноша, извиваясь и стараясь посмотреть на часы как следует. Двигаться было крайне неудобно, – и перина, и одеяло были очень мягкими. Впрочем нет. Податливыми. Он тонул в них при попытках пошевелиться. Сесть ему удалось лишь с огромным трудом.

Едва он сел, как в висках у него загрохотал, ритмично нанося удары, тяжёлый молот. Ользан прижал ладони к ушам и ощущение быстро прошло. Сколько времени я здесь нахожусь? – гадал он. Ощущения времени не было (часы показывали три часа, но это ничего не значило). Сутки? Более? Он неожиданно вспотел. Одеяло было толстым, тёплым и, как и перина, абсолютно белым.

Надо бы встать, подумал он. Видать, здорово меня скрутило… в лечебнице Оннда таких мест нет. Да и вообще он о таких комнатах (палатах, поправил его внутренний голос – несомненно, это лечебная палата) он в жизни не слыхал. «Причалив» к краю кровати, Ользан заглянул под неё. Пусто. Поглядел вокруг. Тоже пусто.

Это было уже нехорошо. Не было ни одежды, ни минимальных удобств для… в общем, понятно. Дверь не поддавалась. Прекрасно! Ользан представил, как он нагишом бегает по комнате, пытаясь отыскать уборную и рассмеялся. Смех звучал как-то безумно, но дело своё сделал: привёл его окончательно в чувства.

Под ногами оказался ковёр – тёмный, почти чёрный. Ноги в нём тонули по щиколотку, но казалось, что они ступают по тёплой и влажной земле. Ользан даже поднял ногу и пригляделся – нет, ничего к ней не пристало.

Да что же это за наваждение такое?

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил он громко, и слабое эхо откуда-то с потолка было ему ответом.

Затем из-за двери послышались тихие звуки приближающихся шагов, и Ользан поспешил юркнуть обратно в постель. Ощущение было странным: перина, одеяло и подушка казались живыми на ощупь.

Дверь бесшумно отворилась и в комнату вошла целительница – судя по нагрудному знаку. Правда, одежды у неё были не зелёные, а белые, но какая разница? Женщина взглянула на него удовлетворённо (так мог бы глядеть садовник на ухоженное и изящное дерево, что вырастил своими руками) и присела возле кровати.

По комнате распространился запах ландыша. Поздновато для них, подумал Ользан невпопад и молча посмотрел в глаза вновь пришедшей.

– Я Мелларно, – представилась целительница и чуть наклонила голову. – Приятно видеть, что вы поправляетесь. Что-нибудь болит?

Ользан молча похлопал себя ладонью по лбу. Отчего-то он почувствовал себя страшно уставшим.

– Понятно, – она без лишних слов откинула одеяло и принялась тщательно рассматривать его, время от времени прикасаясь прохладными пальцами. Ользан почувствовал себя неловко, но, в конце концов, это же только врач. – Вставали?

Отпираться было бессмысленно. Она явно знала ответ заранее.

– Да, – Ользан почувствовал себя намного лучше, когда его вновь укутали. – Минуты две назаж. Или три. – Он вновь запрокинул голову и попытался взглянуть на часы. Безуспешно.

– Сейчас вам принесут поесть, – Мелларно делала какие-то записи в небольшом блокноте, – а потом мы поговорим. До тех пор, пожалуйста, не вставайте.

И поднялась.

– Подождите, – запротестовал юноша. – Мне нужно…

– Не вставайте, – повторила целительница, уже закрывая за собой дверь. Ользан безмолвно выругался и покорно закрыл глаза.

Ему уже доводилось лежать в больнице – с жёлтой лихорадкой – и он успел возненавидеть это занятие на всю оставшуюся жизнь. Ощущение полной беспомощности, смешанное с ощущением того, что ты – экспонат в зверинце, в общей сложности было унизительным и выматывающим душу.

С другой стороны, был ли какой-нибудь выбор? Он закрыл глаза и почти немедленно дремота охватила его. Он очнулся от стука в дверь.

* * *

Бревин рвал и метал.

– Куда он делся? – спрашивал он, вышагивая по комнате взад и вперёд. Коллаис, побледневшая, но спокойная, сидела рядом в кресле и следила за тем, как брат мрачно расхаживал по комнате.

– Говорят, что забрали в больницу. С ним там стало нехорошо.

– Уж этот мне юг… – Бревин в сердцах хлопнул ладонями по столу. – Болезней больше, чем комаров на болотах. Как тут только все не перемёрли… Ты заходила в лечебницу?

– Да, – терпеливо ответила Коллаис. – Я тебе говорила это уже два раза. Он не в Оннде. Куда его забрали, толком никто не знает.

Вещи Ользана – кроме одежды – таинственным образом возникли у него в комнате, когда раздосадованные шантирцы вернулись со столь странно завершившегося выступления. Из-за дверей Малого зала вначале донёсся оживлённый гул голосов, какой-то треск и щелчки, а потом наружу повалили возбуждённые до крайности маги. Толку от них было немного: на вопросы они не отвечали. Ользана же в зале уже не было.

Бревин только и успел уловить, что из зала тянет слабым запахом озона.

– Объясни мне вот это, – повернулся он к сестре и указал на «кошелёк» Ользана, что спокойно лежал на столе. Бревин попытался взять его, но без особого успеха. И так, и этак опускал на него пальцы, пытался использовать другие предметы – всё проходило насквозь. Под конец наклонил стол – но «кошелёк» словно примёрз к его поверхности.

– Ничего не пойму, – Бревин яростно чесал затылок. – Что он – пришёл, оставил вещи и испарился?

Ответа не последовало.

– Ну хорошо, – Бревин кончил мерить комнату шагами и остановился у двери. – Я пойду в магистрат, послушаю новости и вернусь. Никуда не уходи… – он повернулся уже на пороге. – Так ты говоришь, что вчера он был ещё в полном порядке?

– Насколько я могла судить, – Коллаис пожала плечами. – Больным не выглядел. Уставшим – да. Но не больным. – Она встала и поправила свой медальон. – Ну что, ты идёшь?

Захлопнулась дверь и Коллаис осталась одна. Походив по комнате в задумчивости, она положила ладони рядом с «кошельком» и побарабанила пальцами по столу.

– Как ты здесь оказался? – спросила она вполголоса.

Неожиданно обгоревший клочок бумаги лёг на стол между её ладонями. От неожиданности девушка вздрогнула. Пригляделась. Клочок был чуть меньше ладони, залит в прозрачную светло-жёлтую смолу. Для сохранности, подумала она. Как-то слышала, что старинные манускрипты иногда заливают смолой – поскольку прикосновение может обратить их в прах. Осторожно приподняла твёрдую пластинку, в которую превратилась бумага и поднесла к свету. Буквы были нанесены давно и текст подвергся атаке как огня, так и воды.

– «… чины…» – слова разбирались с трудом. Коллаис прищурилась, силясь рассмотреть буквы. Жаль, что нет увеличительного стекла. – «… тогда… только тот, кто не… магию, сможет увидеть все семь её цветов…» О боги!

Едва она прочла последнее слово, клочок вздрогнул у неё в руках. Коллаис уронила его на стол и поспешно отошла подальше. На миг ей почудилась толстая книга, лежащая на столе. Незримый ветер яростно перебирал её страницы, часть перелистывая, часть отрывая и унося прочь. Затем контуры тома стали неясными, расплылись и остался только клочок, залитый в смолу.

Коллаис пригляделась. Поверх едва различимого текста проступили другие буквы. Коллаис они были незнакомы, но она вышла из состояния оцепенения, когда увидала, что контуры нового текста постепенно меркнут. Схватив первое попавшееся перо и лист бумаги, она лихорадочно принялась перерисовывать текст. Времени хватило в обрез – девушка едва успела сличить последние нарисованные буквы, как последние белесые штрихи пропали с гладкой поверхности смолы.

В комнате стало сразу же как-то темнее.

– Что же всё это значит? – прошептала она, глядя на «кошелёк». Словно в ответ на её слова клочок испарился. Так же неожиданно, как и возник. Бесшумно.

* * *

После обеда (или как уж должна была называться эта трапеза) Ользан вновь впал в дремоту, стоило ему только опустить голову на подушку. Он не помнил, ни что он ел, ни кто это всё приносил. Два или три раза ему казалось, что в комнате разговаривают несколько людей, но открыть глаза не было никакой возможности.

Не считая сна, который длился неопределённо долго, Ользан запомнил три беседы с Мелларно. Было странно помнить только моменты бодрствования: всё остальное начисто испарялось из памяти.

– Вы помните, что с вами случилось? – спросила целительница, когда Ользан в следующий раз открыл глаза. Ользан попытался было сесть, но ему не позволили этого сделать.

– Примерно, – ответил он, вновь опуская голову. – Помню зал, трещину в стене, огонь… или нет, свет. Помню, что было жарко и очень светло.

– Правильно, – кивнула она. – Вы когда-нибудь обращались к псионикам?

– К кому? – не понял он сначала. Потом до него дошло, что речь идёт о паранормальном – то, что некоторые считали магией, а некоторые – естественными способностями. – Нет. Никогда. Да и зачем мне это? У меня нет таких талантов. А их услуги мне как-то ни разу не были нужны.

– Один из наших псиоников недавно осматривал вас, – пояснила Мелларно. – Он сказал, что вас забрали очень вовремя. Ещё немного – и могла произойти вспышка, «озарение». Слышали о таком?

Ользан покачал головой.

– Если паранормальный талант до поры до времени скрыт, – терпеливо пояснила целительница, – он может не проявляться очень долго. Однако при некоторых обстоятельствах, нами до конца не понятых, паранормальная способность иногда просыпается – в течение нескольких дней, часов, минут, иногда мгновений. Это и называется «озарением». Теперь понимаете?

Ользан нахмурился.

– То есть у меня…

Мелларно кивнула.

– Когда вас принесли сюда, псионик был в ужасе. Вы излучали – в психическом смысле – настолько сильно, что он опасался за ваш мозг.

– И… что за таланты он у меня нашёл? – осторожно спросил Ользан. Интересное начало!

– Все, – коротко ответила целительница.

Ользан потерял дар речи.

– Как это… все? – выговорил он несколько секунд спустя. – Как это?

– Все, – повторила она. – Все нам известные. Обычно паранормальный талант только один. Очень редко – два. Тут он увидел все известные нам потенции сразу.

Ользан схватился руками за голову.

– Что теперь мне делать? – спросил он устало.

Целительница посмотрела на него и вздохнула.

– Ничего. Несколько часов назад он вновь осматривал вас и не нашёл ни одной потенции. Всё бесследно исчезло. Вот почему вы по-прежнему здесь.

Ользан недоверчиво посмотрел в её глаза.

– Вы серьёзно?

– Куда уж серьёзнее.

– А где я?

Мелларно снова вздохнула.

– Это не имеет значения. Вы как себя, нормально чувствуете?

– Да, – ответил Ользан, хорошенько подумав. – И долго мне ещё здесь лежать?

Целительница встала и подошла к двери.

– Подождите! – воскликнул Ользан, немного испуганный. – Я же не…

Она открыла дверь и встала на пороге.

– Посмотрите в мою сторону, – приказала она совершенно бесстрастно. Ользан посмотрел и вздрогнул. Контуры целительницы подёрнулись хорошо знакомым ему туманом, пошли волнами. Он увидел две, три, пары глаз на её лице – разного цвета, они занимали почти одно и то же место. За её спиной виднелся коридор – тоже плывущий, зыбкий, нестойкий. Ользан закрыл глаза ладонями и поглядел на стену. Всё совершенно нормально. На кровать – всё в порядке. На Мелларно – всё ещё в тумане.

Его взгляд, видимо, был достаточно красноречив.

– Вижу, – целительница откуда-то из воздуха достала небольшой стеклянный сосуд и откупорила его. Пахло травами.

– Пейте, – сухо приказала она, помогая Ользану сесть. Тот глотнул и скривился – рот наполнился ароматной горечью.

– Пейте, – повторила она и Ользан, сделав над собой чудовищное усилие, проглотил настой. В ушах слегка зазвенело и на всё окружающее лёг налёт нереальности. Он помахал рукой и контуры её пошли неожиданно волнами. Перестал двигать ею – всё прекратилось. Ользан рассмеялся, сам не зная почему. Смех казался чужим и неожиданно хриплым.

– Перестаньте, – тон целительницы был резким и эйфория растаяла бесследно. Ользан повернул к ней лицо. – Что это было?

– Это поможет вам не перенапрягать свой мозг, – ответила она и уселась рядом с кроватью. – А теперь рассказывайте.

Даже в слегка одурманенном состоянии юноша смог удивиться.

– Что рассказать?

– Всё, – ответила она и улыбнулась. Странно, подумал Ользан, всматриваясь в её лицо. Я думал, ей уже за пятьдесят, а она, видимо, едва ли старше меня.

– Что всё? – повторил он довольно глупым тоном.

Целительница вздохнула в третий раз.

– Такого состояния можно было достигнуть только неправильными упражнениями, – пояснила она. – Поэтому рассказывайте, как именно вы упражнялись, какие формулы использовали, всё по порядку. Иначе вы здесь пробудете ещё очень долго.

– Где я? – спросил Ользан, глядя ей в лицо. Отвар мешал сосредоточиться. Ну вот, подумал он, сейчас она рассердится…

– В безопасности, – было ответом. – Давайте же, не тяните. Вы подвергаете себя и окружающих большой опасности.

Ользан закрыл глаза, сосредоточился и начал свой рассказ.

Его слушали, ни разу не перебивая.

* * *

Коллаис всё ещё сидела, погружённая в задумчивость, когда дверь позади тихонько скрипнула. Кто-то сделал несколько шагов внутрь комнаты и остановился.

– Риви? – окликнула она, стряхивая с себя сонливость, и потянулась. – А я тут…

Девушка осеклась. Кто бы ни был позади неё сейчас, это не был её брат. Она ощутила, как затылок её жжёт чей-то взгляд и осторожно упёрлась руками в край стола, готовая к прыжку. Оружие далеко, какая жалость…

– Не поворачивайтесь, – произнесли шёпотом за её спиной, и Коллаис вздрогнула. В руке у неё по-прежнему было перо. Что ж, пусть незнакомец подойдёт поближе.

– Вам не стоит видеть моего лица, – произнёс голос равнодушно. – Меня послали, чтобы я передал послание. Я оставлю его и удалюсь. Не двигайтесь.

Коллаис не утратила способности к восприятию окружающего и по-прежнему была готова в любой момент прыгнуть. Медальон на её груди тихонько щёлкнул. Она скосила глаза и увидела, что тот стал безжизненным.

Рука в чёрной перчатке осторожно опустила не край стола довольно толстый пакет и моментально убралась.

– Как вы вошли в дом? – спросила она, стараясь говорить равнодушным голосом.

– Через дверь, – послышался шёпот. – Прощайте.

И скрипнула дверь.

Медальон засиял прежним пламенем.

Коллаис кинулась к двери, но та оказалась заперта. Проклиная всё на свете, девушка повернула ключ в скважине (умудрившись не уронить его впопыхах) и вылетела наружу.

Высокая фигура, закутанная в плащ с головой, скользнула за внешнюю дверь. Коллаис вихрем метнулась к двери, открыла её и оказалась на улице.

Никого. День клонился к закату. Все прохожие двигались неторопливо. По лицам их нельзя было сказать, что мимо них только что кто-нибудь промчался сломя голову – кое-кто взглянул на разгорячённую, растрёпанную девушку, но не обратил на неё особого внимания. Мало ли что происходит!

– Будь ты неладен, – посулила Коллаис и вернулась домой. Заглянув к хозяйке, увидала ту замершей в странной, нелепой позе – с блюдом в одной руке и ножом в другой. От звука голоса Коллаис оцепенение её прошло.

– Боги! – воскликнула хозяйка, подхватывая выпавшее из рук блюдо. – Как вы меня напугали! Что-нибудь случилось?

– Вы никого не видели? – спросила девушка, не став вдаваться в подробности странного визита.

Хозяйка отрицательно покачала головой.

Для неё время не прекращало свой бег. Коллаис кивнула, извинилась за вторжение и поднялась наверх. Тут вдруг её осенило. Воры! Ну ещё бы! Отвлечь внимание хозяев, а пока те гоняются за призраками, спокойно стащить всё, что нужно.

Но увы! Всё оказалось на месте. Коллаис провела ревизию всего их имущества. Все ценные вещи были на месте. В том числе украшения, которые она, не особо церемонясь, оставляла всякий раз на столе. Всё цело.

Коллаис заглянула в комнату Ользана. Пакет по-прежнему лежал на столе. Она рассеянно вошла внутрь, повернула ключ в замке… Кстати! Как это дверь заперлась, когда ключ был вставлен с этой стороны? Так же, как перестал работать медальон, ответил ей голос, прежде почти не подававший жизни. Интересно, что в пакете?

Медальон не отозвался на пакет – значит, если опасность, то не магическая. Тоже, конечно, мало приятного. Ладно. Коллаис отошла подальше от пакета и, сосредоточившись, прочла заклинание.

Пакет засветился золотистым свечением. Если там были ловушки, они должны были сработать. Золотистый свет означал, что ничего опасного для жизни нет. Нет ничего опасного, видимого для этого заклинания, поправил её прежний голос, и девушка вздрогнула. Что это ещё за советчик?

Голос молчал.

Решившись, Коллаис взяла крохотный ножик для разрезания писем и вскрыла толстый внешний слой. Невольно обратила на него внимание. Гербовый конверт, пропитанный парафином, герметично заклеенный. Такой переживёт и попадание в воду и много чего ещё. Дорогое удовольствие. Интересно, что там такого?..

Читаешь чужую почту, не унимался голос. Не стыдно?

– Ни капли, – услышала она свой собственный голос. Если Риви сейчас войдёт, подумалось ей, он решит, что я схожу с ума. Коллаис перевернула конверт и на стол выпали три конверта поменьше и сложенная вчетверо газета.

– Очень интересно, – прошептала она. Только Оннд, Киншиар и Лерей могли позволить себе печатать газеты. Печатный станок был сравнительно недавним изобретением и почти исключительное право на его использование имели те, кто хранил сокровища мысли – университеты, монастыри, музеи. Очень немногим правительствам было по карману приобрести станок и использовать его для своих нужд – специалисты и сырьё стоили баснословно дорого. Газеты, что выпускались с его помощью, расходились среди строго ограниченного круга людей и стоили в буквальном смысле слова на вес золота.

Коллаис поморщилась – запах типографской краски был ей неприятен. Местная газета, только для членов магистрата и высших степеней во Дворце Мысли. Называлась она коротко: «Новости».

Три конверта, помимо газеты. Надпись на каждом: «лично Ользану из Камней Меорна». Медальон зажёгся красноватым светом, когда она взяла один из них в руки. Предупреждение!

Ничего себе! Это что же, сквозь внешний пакет такое нельзя было почувствовать? Она вложила меньший конверт во внешнюю оболочку и поднесла к медальону. Тот не реагировал.

Осторожно и медленно, Коллаис сложила все три конверта во внешний влагостойкий и отложила подальше. Доведётся свидеться с Ользаном в ближайшее время – пусть сам и открывает. Не доведётся – что ж, не по её силам обезвредить такое послание. Красный оттенок мог значить всё, что угодно. Огонь с неба, мерзкие бородавки по всему телу, превращение в животное или отвратительное чудище. Всё, что угодно.

– О боги, кто ж тебе пишет такие письма? – спросила она дрожащим голосом. После слов Ользана о Магистре она немного беспокоилась за молодого художника. Он говорил, конечно, правду – в том смысле, что сам верил в то, что говорил, и всё же… Что это за таинственный гонец, что проникает в дома, парализуя хозяев и не позволяя магии действовать? Жрец? Маг? Ничего ей было не понятно.

Кроме одного: вокруг них собирались некие странные силы, и не все они были доброжелательны. Очень общий вывод, и не самый утешительный, к сожалению. Коллаис взяла в руки газету и принялась читать.

* * *

– Вот оно, – псионик, невысокий человечек с большими глазами и совершенно лысым черепом, поднял вверх тонкий палец, когда Ользан кончил декламировать очередную Мантру. Ради безопасности он читал её, вставляя в текст ничего не значащие слова.

Псионика звали странно – Хоффл. Откуда он родом? – думал Ользан, глядя на тщедушную фигурку. По выговору южанин. По цвету кожи – откуда-то с запада. Только на островах жили люди с желтоватым или бронзовым оттенком кожи. Не понять. Спросить же его об этом не позволяла робость.

– Вот она, – повторил псионик и прикрыл на миг глаза. – Откуда вы взяли эту Мантру?

– В «Пособии по самосовершенствованию», – признался юноша неохотно. «Пособие» считалось книгой для толпы среди знающих людей – большей частью она была набита полной чепухой. Мантры, там напечатанные, годились только для детских игр в колдунов, а упражнения являли собой причудливую смесь множества существующих и позабытых методик. Специалисты в лучшем случае усмехались, когда слышали это название.

К большому удивлению Ользана, псионик немедленно достал экземпляр «Пособия» и протянул пациенту. – Покажите.

Ользан перелистнул несколько страниц и указал пальцем.

– Вот здесь. Только вместо «kunnai Ghobod Talo» я читаю «kullai Ghabol Tanlo». По-моему, получается то, что нужно.

– Откуда вы взяли эту… поправку? – спросил псионик резко и уставился ледяными глазами прямо на Ользана. Стоявшая рядом Мелларно нахмурилась.

– При… придумал, – ответил юноша, слегка заикаясь. Кто бы ни был этот Хоффл, дело своё он знал. Ользану казалось, что незримые щупальца скользят по поверхности его мозга, определяя ложь и правду и не позволяя покривить душой. – Мне показалось (это было лучшее слово), что так лучше.

– Действительно, – псионик взглянул на целительницу и кивнул. – Он говорит правду. Это просто поразительно. Рассказать ему?

Та кивнула.

– Эта Мантра похожа на ту, что употребляет наша школа, – начал псионик и открыл другую книгу – рукописный манускрипт, которому было несколько столетий. – Взгляните вот сюда.

Ользан прочёл текст, на всякий случай также разбавляя его пустыми словами. Мантра отличалась от той, что он читал по сотне раз в день всего тремя гласными.

– То, что читаем мы, настраивает мозг на благоприятное действие, – медленно протянул Хоффл. – Что делает то, что читаете вы, надо ещё выяснить. Я постараюсь сделать это как можно быстрее, а пока – никаких Мантр. Никаких упражнений. Покой и отдых. – Человечек поклонился целительнице и поспешно удалился.

– Почему, собственно, все эти заботы? – спросил Ользан немного раздражённо. По его счёту времени, прошли уже пятые сутки с того момента, как он очнулся в этой палате и оснований для оптимизма было мало. – Я думаю, что у специалистов вашего ранга есть немало иных забот.

– Что ж, объясню, – зелёное платье прошелестело рядом с его лицом и запах ландыша чуть усилился. – Как по-вашему, Ользан, много ли среди людей псиоников?

Юноша задумался. Он прочёл немало книг… но ответить вот так, сразу. Хотя погодите. Где-то говорилось… Он лихорадочно вспоминал.

– Трудно сказать, – ответил он наконец. – Скрытые возможности – у одного из сорока тысяч. Успешно реализуются – у каждого второго из них.

– Так говорят. А что вы скажете, если я скажу, что у каждого второго человека есть паранормальные потенции?

Ользан пожал плечами. Ему это представлялось в высшей степени сомнительным.

– Не верите, – кивнула целительница. – Правильно. Вся беда в том, что человек начинает прививать своему потомству способ мышления словами. У всех других рас имеются иные способы восприятия окружающего мира. У нас, людей – только слова.

– Что с того?

– То, что слова – это только один из способов восприятия. Человек, к нашему великому удивлению, обладает весьма странным сознанием. До определённого момента оно легко развивается… затем – хлоп! – изменению не поддаётся. Огромных трудов и страданий стоит людям изменить своё «Я». Заметьте, только Людям.

Ользан молчал. Ему пока не было понятно, к чему она клонит.

– Мы проводили исследования, Ользан, – продолжала целительница. – У половины Людей ещё при рождении в сознании скрыты огромные потенции. Зачастую выше, нежели у других рас, которым мы по традиции завидуем. Но слово, которому человека начинают обучать с малых ногтей, давит всё остальное, загоняет его на задний план, гасит.

Смутная догадка начала прорисовываться в сознании юноши. Мелларно прочла это на его лице и кивнула.

– Вижу, что догадываетесь. Многие из нас страдают – сами того не осознавая – от того, что подавленный талант направлен не в то русло. Как правило, это не мешает человеку жить – и это ещё одна из тайн сознания. Иногда «озарение» приходит вовремя и человек осознаёт своё место в мире. Иногда талант, просыпаясь, повреждает рассудок.

– У вас – как сказал Хоффл – нет никаких зачатков паранормального. Вы – бездарь в этом смысле, Ользан, простите мне эти слова. Но когда вас подобрали из Малого зала, ещё в бреду, мы испугались того, что было готово выплеснуться из вас наружу.

Ользан молчал. Ему вдруг стало не по себе.

– Вы нашли способ разбудить паранормальное в мозге, не готовом для этого. Понимаете? Если удастся узнать, как это удалось, то многое станет понятным. Или наоборот. Но псионики – неважно, от природы или такие, как вы – очень редкое явление. Оно стоит того, чтобы ради него пожертвовать многим. Вы женаты? – спросила она неожиданно и посмотрела Ользану в глаза.

– Нет, – ответил он и неожиданно для самого себя смутился. – Нет ещё. Почему вы спрашиваете?

– Паранормальный дар часто передаётся по наследству, – было ответом. – Только и всего.

Целительница встала.

– Хоффл появится не раньше, чем через день, – добавила она и пошевелила в воздухе пальцами. Шар-ночник немедленно померк и стал рассеивать мягкое, тёплое освещение. – Отдыхайте, Ользан.

– Сколько я здесь уже? – спросил Ользан вялым голосом. Каждая такая беседа утомляла его.

– Сколько потребуется, – было ответом и дверь затворилась. У юноши не оставалось сил, чтобы удивиться внешней бессмысленности ответа.

* * *

– Вот это да, – ошарашено произнёс Бревин, откладывая газету в сторону. – Ты только посмотри!

– Что такое? – его сестра взяла лист и просмотрела все страницы. – Ничего особенного. Местные новости, к тому же очень частные. Мне это сразу показалось неинтересным. Что ты там увидел?

Её брат подошёл и молча ткнул ногтём в строчку.

«Посол Шантира передаёт, что получил трагические известия из дома. Предполагаемый наследник трона Бревин Шаальтар и его сестра Коллаис Шаальтар были найдены убитыми 70-го дня лета сего года в собственных покоях. Дядя покойного наследника объявил, что в произошедшем виновны лазутчики из соседней империи Лерей – известно, что Бревин был настроен против всякого сотрудничества с могущественным соседом…»

Она ошеломлённо отложила газету.

– Мы убиты и похоронены, – подвёл итоги его брат. – Это означает, что нас в лучшем случае объявят двойниками, появись мы там. Ты что-нибудь понимаешь?

Потрясённая Коллаис покачала головой.

– Мама, – севшим голосом произнёс Бревин, наморщив лоб. – Интересно, что ей сказал это негодяй? – Имелся в виду, конечно, его дядя.

Коллаис, внутри которой что-то прорвалось, кинулась к нему на шею и разрыдалась. Бревин молча прижал сестру к груди и недобро посмотрел в окошко. Его учили не плакать ни при каких обстоятельствах, но что-то тёмное всё же поднималось изнутри, и это нечто жаждало немедленного мщения.

– Всё образуется, сестрёнка, – говорил он, но мягким был только его голос. – Как всё свалилось, в один день.

Он посмотрел на стол, на котором лежала злосчастная газета, «кошелёк» и пакет с письмами.

– Интересно, куда ты делся? – спросил Бревин задумчиво. – Чую, что без надёжных людей нам не обойтись. Где бы только найти их…

– Кстати, – отсутствующим голосом спросил Бревин, когда Коллаис успокоилась, и вечер полностью вступил в свои права. – Кто у нас сейчас посол?

– Не помню, – ответила она. Глаза её вновь пробежали по заголовку газеты и две цифры, на которую она прежде не обратила внимания, бросились теперь в глаза. – Смотри! Какое сегодня число?

– Семьдесят третье, – ответил её брат и склонился над газетой, ожидая нового сюрприза.

Он не замедлил себя ждать. На титульном листе стояло: «выпуск от 75-го числа лета» текущего года.

Они долго смотрели в глаза друг другу.

– Я добуду эту газету, – пообещал Бревин сухо. – Посмотрим, шутка это или нет.